Текст книги "Ничего личного, кроме боли"

Глава 5

– Бессонова! – крикнул Кошкин ей в спину. – Срочно вернись!

Она вышла на минуту за кипятком. Всего на минуту. Полдня просидела за столом не вставая. Проделала колоссальную работу, а никто как будто не видел. С композиционным портретом предполагаемого отравителя уже работают, разослан по отделам. Благодаря кому? Ей, само собой. Дама в черном платье оказалась весьма полезным свидетелем. Мало того что приехала в отдел для дачи показаний, так еще и сообщила много нового. Даже приметы подозреваемого сумела вспомнить. И что?

А ничего. Ни слова похвалы. А этот гадкий красавчик Денис Рыжков ее вообще, кажется, возненавидел. За что? Непонятно. Кошкин ни так ни сяк, просто ее терпел. Саша Стешин проявил понимание. Но тоже не мог идти против всего отдела.

Снова Маша осталась одна. Одна за столом в своем отделе. Одна дома. Одна во всем городе.

– Товарищ майор, можно я кипяток налью? – Маша умоляюще посмотрела на Кошкина, потрясла пустой чашкой. – Я без обеда.

– Ладно, давай, только пулей. Там у нас человек дожидается. Займешься его заявлением.

Десять баллов, Денис.

Человеком, о котором говорил Кошкин, занимался сначала Рыжков. Маша не прислушивалась, но поняла по обрывкам, что мужик не может смириться со смертью матери и пытается обвинить весь свет. Рыжкову хватило десяти минут, чтобы понять, что дело безнадежное, и по-быстрому слиться. Теперь, понятно, шеф спихнет все на Машу.

А у нее нет выбора, придется разбираться. Не разберется, значит, мало опыта. Разберется? Так точно.

Но в этом деле, кажется, без вариантов. Кое-что она все же слышала краем уха.

Налила кипяток, подергала за ниточку чайный пакетик. Пока дойдет обратно, чай заварится.

В отделе, кроме посетителя, уже никого не было. У всех нашлись неотложные дела. А ее неотложное дело – вот оно. Напротив стола на стульчике, сгорбившись, сидит.

– Извините, что заставила вас ждать. – Маша кивнула на чашку. – Проголодалась немного.

– И это весь ваш обед? – Он недоуменно поднял брови.

– К счастью, нет. Есть еще салат и творожная запеканка, – улыбнулась она.

Зачем ему об этом знать? Ему интересно, что ли, что она в следующие десять минут проглотит?

– Сами делали?

– Что, простите? – Маша выудила пакетик из чашки, швырнула в корзину для бумаг.

– Запеканку творожную сами делали?

– Да.

– И салат тоже? Не покупали?

– Да. – Она растерялась.

Чудак, оказывается, еще тот. Рыжков его раскусил за десять минут.

– Это хорошо. – Посетитель вздохнул. – Это правильно. Магазинные салаты есть нельзя, так мама говорила. Она великолепно готовила.

Маша промолчала, присмотрелась внимательнее.

А он хорош собой. Респектабельный, успешный, судя по одежде и парфюму. Модная стрижка. Щетина, правда, запущенная, но здесь все ясно: у него горе. Глаза печальные, умные. Не похож на истерика, слетевшего с катушек из-за ухода матери, неожиданного и несправедливого.

– Да, я не сумасшедший. Вы правильно подумали, – ответил он ее мыслям.

Игорь Новиков, успешный хирург. Заведует хирургическим отделением – в свои-то тридцать лет.

– Поэтому сочинять небылицы, как вы понимаете, не могу.

– Вы о чем?

Ей жутко хотелось есть. Перед походом за кипятком она успела открыть контейнер с салатом. Пахло вкусно.

– Ваш коллега решил, что мое заявление – следствие истерики. Запоздалое раскаяние сына, который мало внимания уделял матери. Это не так. Послушайте, Мария Ивановна, – он вытянул руку и указательным пальцем постучал по столешнице, – у вас там салат. Так дивно пахнет. Почему вы не едите?

– Простите, но…

– Меня стесняетесь? А зря. Ешьте на здоровье. И знаете что? – Он как-то неожиданно странно улыбнулся. – Если бы вы были не против и угостили, я тоже отведал бы вашего салата.

Она опешила.

– И запеканки. За кипятком я схожу. Есть еще чашка?

Чашка нашлась в шкафу, и к ней пара тарелок и разномастные вилки. Пока он ходил за кипятком, Маша разделила салат на двоих. Ели почти не разговаривая. Потом пили чай с творожной запеканкой с вишней и шоколадом.

– Очень вкусно. Очень! – восхитился он, когда Маша убрала посуду со стола. – И салат, и запеканка. Если вы так превосходно ищете преступников, как готовите… Простите. Знаю, что звучит глупо.

– Итак, приступим, Игорь Валентинович. – Маша взяла в руки его заявление, пробежала глазами по строчкам. – Вы утверждаете, что вашу мать убили. Так?

– Совершенно верно.

– Откуда такое заключение? – Она кашлянула и поправилась: – Почему вы так решили?

– Это не я так решил. А наш патологоанатом. – Впервые с той минуты, как вошел сюда, он распрямил спину. Посмотрел на нее печальными глазами. – Я даже подумать не мог. Даже не мог представить! А он нашел след от инъекции. Спросил, лечилась ли мама от чего-то. Я сказал, что нет. Случались, конечно, возрастные недомогания, но в общем она была здорова.

Он замолчал, опустил голову. Дыхание сделалось тяжелым и прерывистым.

Борется со слезами, догадалась Маша.

– В тот день, – заговорил он через минуту, – она мне не позвонила. Ни разу до пяти вечера.

– А так не должно было быть?

– Мама хотя бы раз за смену звонила всегда. Ответил я, не ответил – не важно. Она не могла не позвонить. А тут я после операции, после всяких дел в отделении замотался. Беру телефон, а от нее ни звонка. Звоню ей – не отвечает. На домашний – не отвечает. Позвонил соседке, попросил зайти. Она сходила. Говорит, слышно, как звонит мобильный в прихожей. Вроде видела, как мать уходила, но еще до обеда. – Новиков снова замолчал, собираясь с мыслями. – Я сорвался и, не заезжая домой, помчался по всем местам, где она бывает. Магазины, рынок. Дошел до газетного киоска у нас во дворе, оттуда виден наш подъезд. Так вот, продавец сказал, что мама с покупками давно зашла в дом. Они еще перед этим поболтали, как обычно. Я домой. А она… – Снова пауза. – Сидит в кресле у балкона. Потом…

– Послушайте, Игорь Валентинович, – мягко перебила Маша, – предлагаю перейти к заключению вашего эксперта.

– Хорошо.

– Кто настоял на вскрытии?

Она точно знала, что, если пожилой человек умирает дома, не на улице, вскрытие необязательно.

– Я настоял. А как? Утром она была полна сил, и вдруг ее нет! – возмутился Новиков.

Он отказывался понимать, что старики могут вот так взять и оставить нас в любой момент. Просто потому, что их старое сердце больше не выдерживает. Без всяких причин. Просто от усталости, от пережитых сотен стрессов. Да, это принять сложно. Ей ли не знать.

– Хорошо. – Она кивнула. – И патологоанатом нашел след от инъекции?

– Именно. Спросил у меня. Я сказал, что ничего такого не было. Никаких уколов матери без меня никто не делал. Даже витамины ей не кололи, а уж такое…

– Что же?

– Инсулин, лошадиная доза. Она умирала два часа. Сначала впала в кому, потом умерла. А я все это время спасал чужих людей. Понимаете, что самое ужасное?

– Что?

Ей неловко было смотреть на него. Он уже не мог сдерживаться. По щекам текли слезы.

– Что я мог ее спасти, мог. Если бы не опоздал. – Новиков закрыл лицо руками, поставил локти на стол. – Это же я виноват. Я!

Маша выбралась из-за стола. Воды в графине на подоконнике оставалось на четверть. Да, теплая, наверняка противная. Но сегодняшняя, она сама утром наливала.

– Вот, выпейте. – Она протянула Новикову стакан, потопталась рядом, не зная, что может сказать.

По собственному опыту знала, что все слова в такую минуту не имеют смысла. Иногда сочувствовать лучше молча.

Он послушно выпил все до дна, даже не поморщился, хотя вода была теплой и противной. Поставил стакан на стол. Пробормотал извинения.

– Ничего, Игорь Валентинович. – Маша вернулась на место. – Знаю, что вы сейчас чувствуете. Я тоже потеряла родителей – сначала отец, потом мама. И тоже считала себя виноватой в их смерти.

– Их убили? – ужаснулся он. – Тоже убили?

– Нет. Отца сразил инсульт. Маму – горе.

– Господи. – Он покачал головой. – А братья-сестры у вас есть?

– Нет. Я одна.

Маша поморщилась. Она не любила касаться этой темы. Терпеть не могла сочувственных оханий и жалостных взглядов. Такое сочувствие редко бывает искренним.

Но Новиков неожиданно улыбнулся:

– Я тоже. У меня никого, кроме матери, не было. Мы с ней были очень близки.

– Она не говорила ни о чем таком?

Прошло полчаса, а они все топчутся на одном месте. Скоро народ начнет с обеда возвращаться. А Новиков по-прежнему здесь.

– Что вы имеете в виду?

– Может, ей кто-то угрожал? Может, она с кем-то повздорила? Знаете, у пожилых людей все иначе. У них другие обиды и другой… – она поискала нужное слово, – масштаб событий. То, что нам кажется пустяком, для них важно. Как у детей. Понимаете, о чем я?

– Да, понимаю. – Он усмехнулся. – Но моя мать была воспитанным человеком. Она никогда не устроила бы скандал из-за очереди в магазине. Или из-за того, что кто-то проехал на машине и обдал ее грязью. Не было у нее недоброжелателей. И врагов тем более.

– Тогда это ваши враги, Игорь Валентинович. Придется вспомнить все нехорошее, что произошло у вас за последнее время.

Маша сделала пометку в блокноте.

– Не было ничего такого. – Он потер пальцами виски, будто пытался отмотать события вспять. – Нет, недовольные у врачей, конечно, всегда есть. Но ничего серьезного, точно.

– Никто не умирал у вас на столе?

– Тьфу-тьфу!

– Вы кому-то отказали в помощи?

– В каком это смысле?

– Скажем, кто-то хотел попасть к вам на операцию, а вы не взяли. Скажем, сочли пациента безнадежным. Или очередь у вас на месяц вперед. Или после операции что-то пошло не так.

– Что именно?

– Допустим, пациент через какое-то время не восстановился, а умер.

– Мария Ивановна, откуда мне знать? Я оперирую с двадцати четырех лет, сейчас мне тридцать. Через эти руки, – он помотал кистями, – прошли сотни людей. Не могу же я всех запомнить и отследить их судьбу! Шесть лет!

– И все же вам придется вспомнить, Игорь Валентинович. – Маша глянула сурово. – Если вы действительно хотите найти того, кто сделал смертельную инъекцию вашей матери.

– Конечно хочу! – возмутился он. – Зачем тогда я здесь?

Затем, что тебя измучило чувство вины – раз.

Затем, чтобы переложить эту вину на кого-то – два.

Затем, чтобы снять с себя подозрения, – три.

Последний пункт Маша держала на случай, если Новиков устал от старой матери и решил от нее отделаться таким изуверским способом. Не хотелось в это верить, но и исключать было нельзя.

– Этого человека ваша мать должна была знать.

– Почему? – удивился он.

– Она впустила его в дом.

– Вы считаете, это случилось дома? – Он сильно побледнел.

– А по-вашему, где?

– Не знаю. Может…

– Не может, Игорь Валентинович, – перебила она. – Вы сами установили, что она умирала в течение двух часов, так?

– Да.

– Когда вы приехали домой?

– В начале шестого.

– Сколько на тот момент она была уже мертва?

Он задумался, обхватил ладонью подбородок. Спина снова выгнулась дугой.

– Я сейчас задаю вопрос не сыну, а профессионалу, – жестко произнесла Маша. – Врачу. А врач по остыванию кожных покровов может установить время смерти.

– Около двух часов, от силы три. Да, три часа. – Его лицо задергалось, как при нервном тике.

– Итак. – Она застрочила в блокнотике. – Вы приехали в семнадцать двадцать, так?

– Приблизительно.

– К этому времени она была три часа мертва. Значит, смерть наступила между четырнадцатью и пятнадцатью часами. Инъекцию ей могли сделать в районе полудня.

– Сразу, как она зашла домой? – Новиков вдруг принялся отчаянно ерошить коротко стриженные волосы. – А вдруг кто-то сделал это в транспорте? Она же ездила на автобусе. Или в магазине?

– Игорь Валентинович, мы ведь с вами понимаем: такую дозу инсулина вколоть незаметно нельзя. Так?

– Да. Вряд ли.

– Ваша мама наверняка поделилась бы с кем-нибудь таким происшествием. Пожаловалась бы на боль. Да просто вскрикнула бы от укола, случись он в общественном транспорте. А она, по вашим собственным показаниям, остановилась во дворе перекинуться парой фраз с продавцом газет. И ни слова.

– Ни слова.

– Значит, это случилось уже после того, как она вошла в подъезд. И скорее всего, случилось в квартире. – Она говорила медленно, просто рассуждала вслух. – Если бы напали в подъезде или в лифте, ваша мама подняла бы тревогу. А здесь, надо полагать, все было добровольно. Что говорит ваш эксперт?

– О чем?

Кажется, он примерял сейчас эту роль, роль убийцы к каждому знакомому. Бегающий взгляд, рассеянное внимание. Она трижды задала один и тот же вопрос, и все без толку.

– Были у вашей матери на теле какие-нибудь синяки, подтверждающие, что она оказывала сопротивление?

– Что, простите? Синяки? Нет, синяков не было. – Кивнул с отсутствующим видом: – Да, вы правы, она сама кого-то впустила. Сама позволила сделать себе инъекцию. Она знала этого человека, здесь вы в точку.

Резко поднялся, одернул дорогой пиджак, надетый на футболку. Неожиданно протянул руку:

– Отдайте.

– Что?

– Отдайте заявление.

– Не поняла. – Маша тоже поднялась. – Сожалею, Игорь Валентинович. Но…

– Я отзываю свое заявление.

– А почему? – Она резво убрала за спину лист бумаги, исписанный его нервным почерком. – Вычислили убийцу и желаете с ним поквитаться самостоятельно?

Он промолчал. Только дышал тяжело и смотрел исподлобья, с невесть откуда взявшейся неприязнью.

– Сядьте, Новиков!

Странно, но он послушался. Упал на стул. Его трясло – подпрыгивали колени, дергались пальцы на лацкане пиджака, кривился рот.

– Вы не вернете мать к жизни, если устроите самосуд. Зато свою жизнь искалечите. Я уже не говорю о том, что вы можете ошибиться и пострадает невинный человек.

– Невинный? – заорал он вдруг каким-то грубым, отвратительным голосом. – А кому, кроме нее, мешала мама? Кому еще могла открыть дверь? Кому позволила бы сделать инъекцию, если не врачу? Кому, кроме Ольги, которой она так мешала?

Интересно. Есть, оказывается, Ольга. Врач, которой мешала будущая свекровь. Очень интересно. А как у Ольги с алиби – вот что сейчас интереснее всего.

Но вслух Маша сказала другое:

– Ваша мать могла открыть дверь любому медработнику или тому, кто представлялся врачом. Но координаты Ольги все же оставьте. Я вас больше не задерживаю, Игорь Валентинович.

Маша выразительно глянула на часы. Через пару минут вернется с обеда Кошкин. За ним притопает Саша. А может, и Денис почтит их собрание своим присутствием.

– Заявление я все же оставлю. – Новиков глянул на нее с болью: – Не знаю, как поступить.

– Да, заявление пусть пока остается. Но хочу, чтобы вы знали: если подтвердится факт насильственной смерти, будет уже не важно, есть заявление или нет. Это перестает быть только вашим делом. Это уже убийство, Игорь Валентинович.

Глава 6

Денис Рыжков час сидел в машине, дожидаясь официантку из ресторана «Алия». На работе ее не было – взяла больничный после несчастного случая с клиентом.

– У нее, видите ли, стресс! – орал на Рыжкова старший смены. – А у меня, мать ее, народу не хватает! Уволю к чертовой матери. Увидите – так и передайте. Передайте, передайте. Может, это повлияет на ее постельный режим.

Постельного режима никакого не было. Официантки не было дома.

– Гуляет, – беспечно пожала плечами соседка по квартире.

– Где гуляет? – улыбнулся Рыжков.

По привычке оценил соседку по пятибалльной шкале. На троечку тянула соседка, никак не больше. Волосы не ухожены, кожа бледная, под глазами синяки. На подбородке следы от выдавленных прыщиков. Если бы не приятная улыбка и милые голубые глаза, поставил бы двойку.

– Где-то. – Она неопределенно повела руками.

– Когда будет?

– А какой сегодня день?

Рыжков назвал и день и час.

– Ага. Тогда вот-вот должна подойти.

– А позвонить ей никак нельзя?

Он звонил несколько раз – телефон был выключен.

– Можно, только не ответит.

– А тому, кто с ней сейчас, позвонить нельзя?

– Какой вы!.. Ладно, я сейчас.

Ушла в комнату, отсутствовала минут десять. Вернулась и с той же приятной улыбкой сообщила, что Верка скоро будет.

Денис вернулся в машину и прождал почти час. Он не нервничал, нет. В отдел возвращаться не хотелось. Все из-за Машки. Он ее уже потихоньку ненавидел.

Выскочка. Дрянь.

Как только он ее ни называл про себя. Как только ни унижал в мыслях, заставляя уважать себя и свой опыт. Он в органах уже больше десяти лет. У него сложных дел сколько было! Не все раскрыл, да. Но ведь не один такой.

А что делает она? Она смотрит на место преступления и с ходу, просто с ходу рисует картинку. Кажется, даже не задумывается. Кошкин поначалу недоверчиво хмыкал. Теперь уважительно помалкивает. Сашка Стешин просто в рот ей смотрит и никакой критики не желает слышать.

Сегодня утром, когда они встретились на парковке, прямо так и сказал:

– Ты, Дэн, ей просто завидуешь.

– С чего это вдруг?

– Потому что она умница.

– Может, и так, – осторожно согласился Денис. – Но меня она бесит.

Не в зависти здесь дело. Умная, слишком умная. Интуиция просто супер. Независимая. Красивая. По его пятибалльной шкале эта вздорная девчонка тянула на… десять с плюсом.

В ней не было изъянов, сколько Денис ни искал. Машку словно на 3D-принтере слепили по заказу. Фигура, рост, кожа, волосы, лицо – все было практически совершенным. Таким, как должно быть.

Рост чуть выше среднего. Узкая талия, приятные для мужского глаза округлости там, где надо. Длинные стройные ноги. Темные волосы подстрижены даже слишком коротко, но это ее не портило, наоборот шло. Серые глаза, аккуратный нос, пухлые губы.

Если бы эти губы только реже открывались. А то как начнет говорить, так в очередной раз думаешь о себе как о бездарности. Вроде никому персонально ее выводы не адресованы. Говорит ни на кого не глядя, бубнит даже. А все слушают, включая майора.

И ему, Денису, приходится слушать. И думать о себе нехорошие вещи.

– Вера! – Неверной походкой девица продвигалась по двору в сторону подъезда. – Вера, подождите!

Остановилась. Покачнулась. Поискала взглядом опору. Нашла скамейку, с разлета уселась. Широкая юбка вздулась колоколом. Вера прижала юбку, поправила узкие лямки нарядной кофточки в блестках. Игриво улыбнулась Рыжкову, который присел рядом.

– Гуляете?

– А че, нельзя? – Облизнула сухие губы. – Попить нет?

Денис вернулся в машину, принес бутылку минералки.

– Спасибо, командир. Не дал умереть от жажды. – Девица опорожнила бутылку наполовину. – Давно ждешь, командир?

– Давно. Вы же на больничном, Вера, – упрекнул он. – А в загуле.

– Я не в загуле. Я снимаю стресс.

– Какой?

– Такой! – Она покосилась на него хмельным глазом. – Не каждый день у тебя умирает постоянный клиент.

– А Ивлиев был постоянным клиентом?

– Ага. На неделе раза три-четыре захаживал.

– Что заказывал обычно?

– По-разному, зависит от того, когда заходил. Но вот что я тебе скажу, командир. – Вера уставилась на свои грязные босоножки. – Ваша эта девушка, которая всем душу вымотала вопросами, права на все сто!

– В чем же она права, наша девушка? – Он чуть зубами не заскрипел.

– Ивлиев почти всегда заказывал фрукты. Почти всегда! Даже когда не выпивал ничего. Очень он их любил, фрукты. Однажды признался, что рос в глухой сибирской деревне, апельсинов в детстве не видел никогда. Права ваша коллега: тот, кто подсунул ему отраву в эти фрукты, точно знал, что он их закажет. Но вот клянусь! – Вера приложила ладонь к груди. – Ничего не заметила. И этого не видела, которого мне на портрете показывали. Там же…

– Что, Вера?

– Там двор проходной – в том месте, куда нам заказы выставляют. Вы видели этот коридор?

Конечно, он видел. Узкий коридор начинался у запасного выхода и заканчивался перед кабинетом директора. Из него вели двери в кухню, в обеденный зал и в подсобные помещения. Вход в обеденный зал венчала широкая арка. Напротив, чуть правее, – широкий проем кухонного окна с подоконником, на который выставляли заказы клиентов. По коридору, вопреки всем правилам, постоянно ходили люди. Мимо той самой еды, выставленной на подоконник для официантов.

– Это не гигиенично, понимаете? Владельца уже штрафовали за эту ерунду. А толку? – Вера сонно моргнула. – Я вашей девушке уже это сказала: как два пальца об асфальт, можно было еду травануть.

– Поясните, – попросил он, хотя все уже понял.

– Надень белый халат, как у наших, бери в руки какую-нибудь коробку…

– Какую?

– Да хоть с бананами. И топай себе по коридору, на тебя и внимания никто не обратит. У нас же директор каждую неделю подсобников меняет.

– Зачем?

– А платить не хочет. Берет вроде как на испытательный срок. А потом неделя-другая – и выгнал. И работа сделана, и гроши целы. Может, кто из них отраву и подложил, отомстил так. – Вера с натугой улыбнулась. – Командир, спать хочу. Отпусти, а?

– Погоди, Вера. – Рыжков нахмурился. Насчет обиженных сотрудников он слышал впервые. – Хочешь сказать, что недовольных много?

– А то. За полгода человек двадцать сменилось. Только вы их не найдете ни за что.

– Почему?

– Потому что он устраивает всех без трудовой книжки.

– Но паспортные данные вы хотя бы переписывали?

Полчаса спустя Денис был в ресторане и стучал кулаком по директорскому столу.

– Переписывал. Конечно переписывал, – закивал перепуганный директор.

– Уже неплохо.

Денис оттолкнулся от стола, поискал глазами, куда бы присесть. В кабинете царил хаос. Вдоль стен ящики со спиртным, там же коробки с фруктами и упаковки с новой посудой. Стул нашелся под одной из них.

– Давайте же. Давайте ваши данные, – поторопил он, усевшись возле стола.

Директор встрепенулся. Метнулся к шкафу. Достал с полки толстую папку-атташе. Протянул.

– Вот. Здесь все.

– Что все? – Он не торопился раскрывать.

– Копии паспортов. Приказы о назначении и увольнении.

– Ага, выходит, вы их все же оформляли на работу?

– Конечно! – с пылом отозвался хозяин кабинета. – По трудовому договору, с испытательным сроком. Уж не знаю, что вам обо мне наговорили, но трудовое законодательство я не нарушаю. Все как положено.

– А что народу так много? Увольняются? – Он лениво листал файлы. – Надо же, какая текучка.

– Так не выдерживает народ нагрузок, товарищ капитан. Многие считают, что им должны платить только за то, что они на работу являются. Некоторые незаметно уходят – швырнул передник, и нет его. А есть такие, кто скандалит, орет, угрожает даже. Была здесь по весне одна особа – ох, крови мне выпила! Судом грозила. Только подкопаться не к чему, у меня все законно. Все задокументировано. Вы позволите?

Директор протянул подрагивающие руки к папке. Денис еще и до середины не дошел. Ладно, бесполезная трата времени. Отксерит и посмотрит потом у себя. Без лишних разговоров отдал папку директору, попросил только сделать копии.

– Ой, да я вам ее так отдам. Под расписку, конечно. Вы же не подставите меня, нет? Оформим выемку документов, и пожалуйста. Копии делать долго. – Директор нервно перелистывал файлы, кривил губы. – Где же эта скандалистка? Здесь должна быть, где-то конец марта… Ох, крови попила! Угрожала! Вот она запросто могла отравить клиента – только чтобы нам нагадить. Вот, пожалуйста, собственной персоной. Взгляните, товарищ капитан, на эту физиономию.

Денис уже собрался уходить. Искал что-нибудь, куда можно положить объемную папку с документами. Нашел какой-то пакет поверх упаковки с фруктами. Тряхнул, расправляя, протянул руку за папкой.

– Взгляните на эту физиономию, взгляните, – талдычил директор. Протянул папку, распахнутую посередине.

Денис глянул без особого интереса, хотел уже захлопнуть. И окаменел.

Из-под тонкого пластика на него смотрела Мария Ивановна Бессонова. Никакой ошибки, копия паспорта – ее. Имя, фамилия, отчество – все совпадает.

– Что за чушь. – Денис швырнул папку на стол, ткнул пальцем в фото: – Кто это?

– Подсобница. Работала в конце марта, недолго, правда. – Директор жалко улыбнулся и сделал попытку пошутить: – На этой фотографии похожа на вашу коллегу. Просто одно лицо.

– На фотографии? А в жизни?

– Нет, в жизни она поганка поганкой, – сморщился директор. – Вечно от нее воняло. Башка немытая, морда опухшая. Пришла устраиваться – под глазом синяк. Пила сильно, я и уволил. На рабочем месте ее постоянно не было. А что?

– Ничего.

Денис захлопнул папку, подписал бумагу о выемке документов и рванул на воздух.

Что за чертовщина? Мария Бессонова работала здесь в конце марта подсобницей и выглядела спившейся неряшливой особой? Это как понимать?

Если бы работала под прикрытием, тогда было бы другое имя, другие документы. Нет, это не версия. Кто-то воспользовался ее паспортом? Но как такое возможно? Она же сотрудник полиции и документы не разбрасывает где попало.

А может, эта особа, которую привели к ним в кабинет, не сотрудница полиции вовсе? Бывшая алкашка, подсобница из ресторана, каким-то невероятным образом заполучившая документы настоящей Бессоновой.

Бред, конечно. Такое только в кино увидишь. Даже теоретически невозможно.

А вдруг?

Пока добрался до отдела, без конца косясь на пакет с папкой на соседнем сиденье, успел передумать всякое.

Кто она? Откуда? Кто родители? Как попала в органы? С кем дружила? Кто был ее первым мужчиной?

Последний пункт вряд ли был так уж важен, но вычеркивать его из списка Денис не спешил. Из того списка, который мысленно набросал себе.

Он решил узнать о ней все. Выяснит в кадрах, откуда она к ним явилась, и отправится на поиски. Пока не узнает, будет молчать. А этот файл с копией паспорта из папки лучше пока вытащить.

Даже если что-то там не так, Машка все равно выкрутится. Быстро сочинит историю, которая всем понравится. У нее это ловко получается.