Текст книги "Заповедник потерянных душ"

– Она так разнервничалась, что у нее поднялось давление, и ей пришлось вызывать неотложку, – бубнила Аня, с обидой поглядывая на заскучавшего Бодрякова. – И именно с того момента она принялась его всячески опекать.

Мария Сергеевна регулярно зазывала его в гости, кормила. Заставляла переодеваться в чистую одежду, оставшуюся от покойного мужа. Стирала то, что сбрасывал с себя в ее ванной Супрунов. А с начала весны и вовсе несколько раз оставляла его у себя ночевать.

– Что случилось с ним, почему он вдруг так опустился, лишившись собственного жилья, Вера не знает. Но совершенно точно знает, что этих двух пожилых людей связывало нечто большее, чем просто дружба.

– Даже так? – высоко поднял брови Бодряков. – Она свечку, что ли, держала?

– Свечку она не держала, – легонько огрызнулась Аня. – Просто как-то видела, что они целовались, выходя из лифта на первом этаже. Но сейчас не об этом, Александр Александрович.

– А о чем?

– Откуда ты узнал об этом? Обо всем об этом? – Она неопределенно поводила руками. – Ты же не выходил из кабинета.

– Не выходил.

– И как ты узнал про Супрунова?

– А мне позвонил Геннадий Иванович Никулин и все рассказал.

– Сын Марии Сергеевны?! – ахнула Аня. И возмутилась: – Он же слова не мог произнести, пока я была у него! Ежился, корчился, плакал.

– А стоило тебе выйти из его квартиры и пойти по соседям, так он тут же набрал меня. Тут же, Малахова! Сначала позвонила мне ты с лестничной клетки, и тут же он. Минуты не прошло. И говорил вполне нормально. Без истерик. С чувством, как говорится, с толком, с расстановкой.

Он сцепил пальцы на затылке, сделал губы трубочкой, несколько долгих, томительно долгих минут молчал. А потом спросил:

– Это о чем нам говорит, Малахова?

– О чем?

Она ощущала себя кроликом, глядя в его глаза. Глупым, завороженным кроликом. Бодряков это умел. Он на многих так действовал, она не была исключением.

– О чем? – повторила она странно охрипшим голосом.

– Это говорит нам о том, что Геннадий Иванович Никулин – притворщик, Малахова.

– И у него был мотив, – подхватила она.

– И у него был мотив, – отозвался он эхом. – Но пойти на убийство сразу трех человек это слишком даже для такого притворщика, как он. И доказать его причастность, если он причастен, будет крайне сложно. Поэтому что, Малахова?

– Поэтому, товарищ капитан, о выходных нам придется забыть.

– Совершенно верно, Малахова. – Он хлопнул в ладоши, поднимаясь. – Работаем, Малахова. Работаем, не сидим.

Глава 9

Офис клуба любителей пейнтбола располагался за городом. В сорока километрах. Двухэтажное кирпичное строение с узкими зарешеченными окнами и стандартной железной дверью. Над входом два странных флага со странной символикой. Даже сами учредители затруднялись ответить, что они означают. Перемудрили дизайнеры.

Дом стоял в самом центре огромной территории, занимающей несколько гектаров, которые были разбиты на несколько игровых площадок для спортивного и тактического пейнтбола. Вся территория была огорожена и отлично охранялась. Постороннему проникнуть за ограждение было практически невозможно. На его памяти не было ни одного случая. Ни одной попытки. А память его насчитывала уже семь лет. Семь лет, как они с друзьями создали этот клуб.

Их на тот момент было трое – состоявшихся сорокапятилетних мужиков. Он, Серега Ширин и Виктор Игнатьев. Все ровесники, однокурсники, друзья. Их на тот момент осталось трое.

Стас Мишин несколько раз провел ладонью по лицу, словно умывался. Так он пытался избавиться от наваждения, посещающего его всякий раз, когда он смотрел сквозь стекло на лесной массив, едва угадывающийся в густом тумане. От того места, где он сейчас стоял, до леса было чуть больше трех километров. Три километра и двести семнадцать метров, если быть точным. И, конечно, из окна с такого расстояния он не мог увидеть ничего такого. Но почему-то видел. И даже слышал голоса. И когда его посещало это, он снова и снова жалел, что затеял свой спортивный бизнес рядом с этим местом. Поддался на уговоры своих друзей, как всегда. И пожалел. Такое уже случалось. Из них троих он был самым слабым. Самым ведомым.

Он мотнул головой и отошел от окна. Кофе, нужно выпить кофе, срочно. Крепкий, как он любит. Такой крепкий, что начинало шуметь в ушах и гулко бухало сердце. Это отвлекало.

Он зарядил капсулу в кофеварку. Подставил маленькую стеклянную чашку. Нажал кнопку. Через минуту уселся с чашкой крепкого и черного, как ночь, кофе в дальнем углу длинного кожаного дивана, стоявшего вдоль стены напротив двери в кабинет.

Через десять минут приедет Сергей. Виктор через десять минут после него, загадал Стас Мишин. Если произойдет именно так, то все будет хорошо. Не случится ничего из того, чего он особенно сильно опасался.

А опасался он осложнений. В любом деле, в любом проявлении. Чаще всего так бывало, если все инициировал Виктор. Сейчас был именно такой случай. Виктор организовал их встречу, сказав, что дело очень важное и просрочки не терпит. И голос у него при этом был такой…

Такой противный, вибрирующий. При этом Виктор отвратительно затягивал гласные, и это было еще одним скверным признаком.

С улицы раздался тяжелый гул мотора подъехавшего внедорожника. Стас скорбно сморщился. Виктор приехал первым. Хлопнула дверь, потом вторая. Друзья на одной машине? С чего вдруг? Он с сожалением глянул на дно опустевшей чашки. Доза кофе для подобной встречи оказалась мизерной.

Сергей мог приехать с Виктором, не сев за руль своей машины, только по одной-естественной причине – он был пьян. А если он пьян, то единомышленника в нем не найти. Виктор, что бы там он ни задумал, быстро сломит его сопротивление и склонит на свою сторону. Стас останется в меньшинстве.

Дощатый пол длинного коридора перед кабинетом загудел от тяжелых шагов. Стас безошибочно угадал энергичную походку Виктора и заплетающуюся поступь Сергея. Все верно – друг пьян.

Он поставил опустевшую стеклянную чашку на подлокотник дивана, уставился на дверь. Через мгновение она распахнулась.

– Ты так смотришь на меня, словно заранее готовишься к концу света, – скривил тонкие губы Виктор, протягивая ему руку. – Здорово, дружище.

– Привет.

Стас вяло пожал протянутую ладонь. Перевел взгляд на Сергея.

Высоченный, под дверную притолоку, спортивный, загорелый, с длинными светлыми волосами, убранными в хвост. Он всегда напоминал Стасу викинга. И характер был соответствующим. Сергей был безрассуден, жесток, сначала нападал, потом думал, о последствиях не размышлял, даже когда они случались. Беспечно отшучивался и платил.

Женщинам он очень нравился. И это безнадежно погубило два его брака. И еще его любовь к спиртным напиткам. Серега четыре дня в неделю бывал пьян. Как он при этом ухитрялся управлять солидным бизнесом, оставленным ему отцом в наследство, Стас недоумевал до сих пор. У него вот лично так не выходило. Он все свои силы отдавал делу, а оно порой пошатывалось.

– Это, дружище, по причине твоей природной нерешительности и чрезмерной осторожности, – часто хохотал Сергей, одалживая ему денег в трудные моменты. – Смотри на нас с Витькой и учись, дружище.

Сейчас он смотрел на них и понимал, что научить они его в данный конкретный момент вряд ли чему смогут.

Виктор был в ярости, это угадывалось по нервному дерганью тонких губ, по острому, как хорошо наточенный нож, взгляду. Ярость была невыраженной, глубоко скрытой, почти себя не обнаруживающей, и это было даже опаснее. Стас однажды наблюдал, как, стиснув челюсти от еле сдерживаемой злости, работает охотничьим ножом Виктор, разделывая тушу кабана, которого они замучились загонять. Эта ярость пригнала его сегодня сюда, заставила их всех собрать, и наверняка у него имеется какая-то скверная новость, от которой у Стаса застынет в жилах кровь.

Сергей покачивался с каблука на носок легких летних туфель, сунув руки в карманы сильно измятых льняных штанов. Тело, почти неприкрытое короткой майкой без рукавов, напружинено, мышцы активно перекатываются под загорелой кожей. Взгляд мутный, опасно равнодушный, ноздри хищно раздуваются. Он уже готов к тому, что приготовил для них Виктор. Он безоговорочно согласен.

Стас встал, подошел к двери, протянул руку Сергею, поморщился, когда тот неосторожно сильно ее сжал. Как делал всегда, когда бывал пьян. Это было демонстрацией силы, демонстрацией его над Стасом преимущества.

– Выпить есть? – разлепил ссохшиеся губы Сергей, проследовал шаткой походкой к дивану, рухнул на него, сразу вытягиваясь в полный рост. – Стас, сделай что-нибудь.

И он помотал в воздухе кистью, сложив ее трубочкой, будто взбивал в шейкере коктейль.

Стас не стал спорить, не стал убеждать, что другу будто бы уже и достаточно. Прошел к большому посудному шкафу, выполненному на заказ из натурального дуба. Открыл дверцы бара. Достал сразу несколько бутылок, бокал, начал смешивать в нем коктейль.

– Мне тоже сделай, дружище, – попросил Виктор, чем удивил Стаса, и натянуто улыбнулся. – Я сегодня обратно не собираюсь. У меня здесь дела. Ночью.

Стас покосился через плечо на Виктора, но спрашивать ни о чем не стал.

Сам. Пускай тот сам выговаривается без наводящих вопросов.

Раздав друзьям бокалы с коктейлем, где воды было ровно наполовину, Стас встал спиной к окну, чтобы не видеть леса. Пару раз глянул на большие напольные часы, меланхолично размахивающие маятником, и уставился на Виктора.

– Понял. Ты торопишься, дружище. – Виктор пару раз хлебнул из стакана, поморщился, пробормотал что-то про воду. Но тут же сделал еще несколько глотков. – Но дело важное. И придется задержаться.

– Как надолго?

Стас занервничал. Завтра у них с женой намечался поход в театр. Она ждала премьеры два месяца. Вынесла ему весь мозг своими рассказами. И еще больше предупреждениями, что не потерпит никаких его личных дел в этот день. В день премьеры.

– Я замужем, дорогой. И в театр должна пойти в сопровождении мужа, а не сестры или подруг! Это дурной тон!

Даже если у него и имелось на этот счет свое собственное мнение, оно никак в их семье не учитывалось.

– Это, дружище, по причине твоей природной нерешительности и чрезмерной осторожности, – вспомнились ему тут же Серегины слова.

И он бы не стал спорить. И даже не сделал бы ни единой попытки что-то изменить. В расстановке сил в их семье его все устраивало. Всегда! В семье он мог позволить себе быть слабым и безвольным, каким и был на самом деле. Мог поныть, пожаловаться. При друзьях он был лишен подобной привилегии. Здесь слабость была непозволительна. Здесь он должен быть охотником, самцом, зверем. Приходилось притворяться, да.

– Как надолго? – переспросил Виктор и устремил взгляд за окно, которое не прикрывал спиной его друг Стас. – Сегодня на пару часов, не больше. А на выходные вы мне понадобитесь. Оба.

Стас подавил вздох облегчения. До выходных еще четыре дня. Успеет и жену в театр сводить, и кое-что в бизнесе отладить. Финансовый консультант, которого он нанял за приличные деньги, советовал произвести оптимизацию рабочих мест. И, проработав в его офисе всего неделю, даже составил ему список некоторых должностей, которые являлись балластом. Стас, конечно, не собирался поступать опрометчиво. И прямо с ходу не собирался выбрасывать людей на улицу. Многие из списка работали на него уже почти десять лет. Ему надо будет самому разобраться, а на это нужно время.

Спасибо Вите, что предоставляет ему это время, подумал он ядовито.

– Так в выходные мы и так все тут, – напомнил Стас и снова зашагал к кофеварке. – У нас в субботу и воскресенье турниры. Грядущие выходные – спортивный пейнтбол. Ты забыл?

В вопросе прозвучал упрек. Виктор, являющийся учредителем, стал все реже появляться здесь. Все у него какие-то дела и дела. Можно подумать, у Стаса их не было! Он бы с радостью, к примеру, в постели до обеда повалялся. Забыл уже, как это – млеть от лени под одеялом и никуда не спешить. Да и Серега тоже без лишней нужды не заезжает. Так, если только размяться захочет. Вот и получается, что он здесь один почти каждые выходные рулит. Ну и еще попутно призраков от себя гонит, которые таращатся на него из лесного массива. Бр-рр…

– Придется все отменить, Стасик, – произнес Виктор тоном, не терпящим возражений. – Запас времени есть. Дай объявление. Суббота, воскресение будут заняты.

– Чем? – вытянул он шею. – Вернее, кем?

– Мной. Нами.

– Нами?

Стас промахнулся и уронил кофейную капсулу на пол. Поморщившись, поднял ее и отправил в мусорную корзину.

– Что за игра? – спросил он, повторяя попытку сделать себе кофе.

– Дуэль, – опасно скрипучим голосом обронил Виктор.

– Дуэль? – Стас округлил глаза. Поводил недоуменно руками. – Но это же только ты и… И кто-то. Не хочешь же ты сказать, что дуэлянтами будем мы?!

Вот! Этого-то он и боялся, собираясь на встречу! Он так и знал, что Витя затеял какую-то гадость. Что, на хрен, за дуэль?! Собирается у проигравшего акции клуба отжать? А вот черта с два! Хрен тебе, Витенька! А Серега-то, Серега чего помалкивает? Опьянел настолько, что не въезжает в проблему, или в курсе давно? Пока ехали в машине, Витька ему все рассказал, выходит? И его все устраивает. Неспроста так мускулами играл, войдя в являющийся их общим кабинет.

– Дуэлянтом буду я. И еще один человек. Мой соперник, – пояснил Виктор.

Подошел к дубовому буфету и налил себе коньяка на четверть бокала. «Много, – подумал Стас. – Много для такого времени суток».

– И кто твой соперник? – подал голос Сергей.

Ага, значит, не в теме. А молчал, потому что ждал продолжения. Имеет выдержку, не паникует. Потому и складывается у него все удачно всегда.

– Мой соперник – муж Лары, – повысил голос Виктор. Отпил почти половину налитого, не поморщившись. – О моих чувствах к ней вы знаете. Поэтому, думаю, вопросов не возникнет. То есть вопросов нет?

– Почему же, Витя, – вяло протянул Серега, приподнимаясь на локтях с дивана. – Вопросы есть. Если дуэль, то при чем тут мы?

Стас его чуть в лоб не расцеловал. Этот вопрос вот-вот готов был сорваться с его языка.

– Все просто, друзья мои. – Виктор театрально развел руки в стороны, неискренне улыбнулся. – Вы будете моей группой поддержки.

– В дуэли не нужна группа поддержки, – вставил Стас, хватая кофейную чашку с подставки кофеварки. – Нам известны правила.

– Но в дуэли непременно должны быть секунданты, – хищно улыбнулся Виктор, допивая алкоголь. Оглядел их с обидой. – Разве нет?

– Секунданты обычно наблюдают за тем, чтобы не нарушались правила, – вставил Серега и сел на диване ровно, поигрывая бокалом с наполовину состоящим из воды коктейлем. Догадливо хмыкнул. – Я так полагаю, что твоя дуэль пойдет не по правилам? И мы со Стасиком нужны как раз для того, чтобы этих правил не было вовсе. Так?

– Ты удивительно трезво мыслишь, Серый, – похвалил Виктор и добавил: – Для пьяного человека.

– Алкоголь – мой энергетик. – Серега допил коктейль и поморщился, глянул с обидой на Стаса. – Что ты мне подсунул, не пойму? Одна вода!

Стас молча потягивал кофе. Кривая настроения, поднявшаяся было из-за неожиданной Серегиной поддержки, вновь поползла вниз.

– Сделай сам себе, что хочешь, – пробормотал он неуверенно. Глянул на Виктора и покачал головой. – Я пас.

– То есть?! Не понял?! Ты отказываешься мне помочь?!

Его голос зазвенел такой жгучей обидой, что Стасу на какой-то момент даже сделалось стыдно. Но момент был слишком краток, секунды три не более. Почти тут же накрыло волной слабости, от которой обычно у него подгибались колени.

– Я не стану принимать участия в твоей игре, Виктор, – повторил он невнятно, прикрываясь кофейной чашкой. – И тебе не советую.

– А ты?! – Виктор подскочил к дивану, на котором сидел Сергей. – Ты тоже отказываешься мне помочь?! Помочь мне выиграть эту чертову дуэль!

Серега был очень высоким, Витька низкорослым. И сейчас их глаза были почти на одном уровне. По каким правилам велась эта перестрелка взглядами, Стасу не было видно с того места, где он стоял. Но неожиданно оба рассмеялись и бросились пожимать друг другу руки.

Твою мать! Серега – за!

– Спасибо, брат. Спасибо, – захлебывался от благодарности Виктор, танцуя перед диваном. – Я знал, что ты меня не кинешь! Знал!

И тут Серега с силой дернул Виктора за руку, усаживая его рядом с собой. Обнял за плечи и уставился на Стаса. Взгляд был нехорошим. Стас сразу обо всем догадался. Он догадался об этом, едва они вошли. Эти двое единомышленники. Они – большинство. И если он не с ними, он по другую сторону баррикады. Он не в лодке. Он за бортом. Допустить этого он не мог. Поэтому, скорбно вздохнув, спросил:

– Каким должен быть результат? Тебе не просто надо победить, как я понял. Тебе надо публично растоптать этого малого. Унизить в Лариных глазах. Каким должен быть результат, Витя?

Витя мотнул головой и прошептал:

– Результат, братишки, должен быть летальным…

Глава 10

Небо, смотревшее на нее голубым оком в прореху густой макушки дерева, наверное, было не хуже того, что наблюдал известный литературный герой в Чехии. Оно было даже лучше, чище, безоблачнее. В романе, насколько она помнит, по небу ползли серые облака. Здесь же оно было совершенно незапятнанным. Ярким, бездонным. И если бы не косматые ветки старой березы, нервно дергающиеся под порывами сильного ветра, она бы, наверное, испытывала некую безмятежность. Она бы могла, уставившись в этот удивительной чистоты небесный глаз, подготовиться к встрече с Богом. Могла бы покаяться в грехах и попросить о прощении. Она же умирает и понимает это. А умирая, надо каяться. Следовало пролистать всю свою жизнь до последней страницы. Найти в ней ошибки, фальшь, радость. И за последнее сердечно поблагодарить Всевышнего. Надо быть очень чистой, балансируя на грани между жизнью и смертью. Чистой, обновленной.

Все это она понимала и пыталась сосредоточиться, подготовиться. Но ничего не выходило. Она была раздражена. Она отвлекалась. В спину, со стороны левой почки что-то упиралось и больно давило. Не так, чтобы невыносимо было терпеть, но собраться мешало. К тому же чесался правый локоть и правая ступня. Так чесалось, что, на мгновение прервав репетицию отхода в мир иной, она резко села, дотянулась до ступни и принялась с силой ее чесать, сколупывая коросту из зловонной грязи. Потом пришел черед локтя. Затем она обернулась и посмотрела на то, что больно упиралось в ее левый бок. Корень. Это был просто высохший корень какого-то старого пня. Она на нем лежала. Она на него упала, когда смогла выбраться из зловонной жижи болота. Упала и отключилась. Потому что силы оставили ее. Она потратила их на то, чтобы выбраться. На то, чтобы выжить.

А Маша? Что стало с Машей? Помнится, она так кричала! Так громко кричала и звала на помощь. Крики раздавались откуда-то слева от нее. Они становились все тише и тише, а потом вовсе прекратились. Маша погибла? Утонула? Или ей удалось спастись? Смогла или нет? Вряд ли. Надежды мало. Она же не такая сильная. И у нее гипертония. К тому же она жуткая трусиха. Когда они поняли, что заблудились и забрели на болото, Маша так горько расплакалась, что ей пришлось ее утешать. И еще делать командный голос и даже напевать какие-то бравурные песни.

Не помогло. Маша плакала и все время тянула ее куда-то за руку. И она отвлеклась на ее слезы. И они угодили в трясину – вязкую, зловонную, тут же с силой потянувшую их на дно.

Сколько, интересно, они барахтались? Час, два или счет шел на минуты? В какой момент она, размахивая руками и пытаясь ухватиться в темноте за все, что ей попадалось, вдруг поймала что-то тонкое и крепкое? Что это было вообще? Сначала были трава, осока, сухие сучья. Все рвалось, ломалось, не помогало. Она безуспешно пыталась отталкиваться ногами, но глубже вязла, тонула и понимала это. И вдруг ее выпачканные грязью пальцы ухватились за что-то. Это было много тоньше веревки. И это было очень крепким. Может, леска?

Это скользило между пальцев, а она судорожно хваталась. И вдруг удалось зацепить, намотать это на ладонь и потянуть. Потом еще и еще. Спасительный тонкий трос впился в ладонь, но боли она не чувствовала. Она не чувствовала вообще ничего, кроме дикого желания выбраться.

Отяжелевшее тело медленно полезло из грязи. Она задыхалась, но тянула и тянула на себя спасительное лассо. В какой-то момент она почувствовала, что лежит на твердой земле, а еще через несколько минут поняла, что руки ее упираются в ствол дерева. Она перевернулась на спину, ощупала почву вокруг себя, для верности потыкала в нее пальцами. Трава. Сучки. Кажется, мох. Она на земле. И как только она это поняла, она уснула. Или потеряла сознание.

Очнулась, видимо, от жуткого зуда, сводившего судорогой ступню и локоть. Или оттого, что наступил день, и грело солнце. Или оттого, что жутко хотелось пить.

Она опустила глаза и осмотрела всю себя.

Боже! То, на что она была похожа, обычно показывали в фильмах ужасов. Она их не смотрела, случайно натыкалась на отрывки, перещелкивая каналы на громадном телевизоре в квартире ее дочери.

О господи! Дочка! Светка! Она же наверняка с ума сходит. Рыдает и проклинает себя за то, что отпустила сумасбродную мать одну в это дикое запущенное место. И ее муж – Артур – впервые с ней не спорит. А спорить со Светкой он любил. По любому поводу и без повода. Просто, может, затем, чтобы позлить ее. А может, потому, что не любил ее ни черта.

Прожив с ними под одной крышей полгода, Екатерина Семеновна пришла к неутешительному выводу: брак дочери не удался. Он рассыпался, трещал по швам. И не потому, что кто-то из этих двоих был плохим. Просто они были разными. Они попросту не подходили друг другу. Ситуация часто выходила из-под контроля, и дети принимались тихо ненавидеть друг друга, скандалить, рычать. И ей приходилось их сдерживать, приходилось держать ситуацию под контролем. И вовремя уводить кого-то из них двоих в сторону.

Интересно, как дела обстоят теперь? Сплотило их общее несчастье?

То, что Артур будет переживать за тещу, то есть за нее, она почти не сомневалась. Они ладили между собой.

Как Артур теперь со Светой? Нашел ли подход, сумел ли проявить сочувствие? Рядом ли он с ней или удрал в гараж, к своему железу?

Екатерина Семеновна тяжело задышала от страшной жалости к детям, к себе самой. Того и гляди расплачется. А плакать нельзя. Организм и без того обезвожен. Каждой каплей следовало дорожить.

Она принялась осматриваться. Слева и справа, впереди, сзади – повсюду болото. Повсюду грязная, странно колышущаяся вода с редкой порослью осоки и кочками, покрытыми мхом. Заросли кустов чуть в стороне. Казалось, нет конца и края этому водоему, похоронившему ее подругу Марию. Как они могли угодить в самое сердце страшной трясины?! Как пробрались так далеко в глубь болота, даже об этом не подозревая? Они же не чувствовали воды под ногами, когда шли. Они точно шли по суше. А потом по очереди оступились и сразу провалились по самое горло.

То место, которое спасло ее, было небольшим участком суши, приблизительно пять на пять метров. Ствол кривой березы, на который она сейчас опиралась, два полусгнивших пня, густая трава, мох, сухие сучья. Она подтянула повыше колени. Далось с трудом. Грязь, засохнув, превратилась в панцирь. Надо как-то от этого избавляться. Попыталась встать, опираясь спиной о ствол березы. Ноги тряслись, она задыхалась от слабости, перед глазами плыло, но встать получилось. Она повернулась лицом к шершавому стволу, обхватила его руками и затихла.

Надо было возвращать утраченные силы. Надо было научиться твердо стоять на ногах. Избавиться от головокружения и тошноты, без конца подкатывающей к горлу. Видимо, нахваталась болотной жижи, когда боролась за свою жизнь, и теперь желудок ее пытается вернуть. Этому тоже нельзя было позволить произойти, иначе обезвоживание наступит сто процентов.

Екатерина Семеновна выглянула из-за ствола березы. И сразу зажмурилась.

Ей почудилось?! Ей почудилось или нет?! Там точно тропа? Едва заметная, хорошо натоптанная, петляющая между кочек и зарослей осоки тропа. Видимо, по ней они и шли ночью с Машей. Шли друг за другом, пока тропа не оборвалась в метре от островка, который ее спас. Тропа оборвалась, и они провалились в болото. И Маша утонула. А ее спасло…

Кстати, а что ее спасло?

Екатерина Семеновна отстранилась от ствола березы и принялась его осматривать. Если что-то и было, то это должно было быть привязано к стволу. Но ничего не было! Ничего вообще, даже нитки! Тогда что?! Что ее спасло? Или кто?! Или тут был кто-то еще, и этот кто-то наблюдал за тем, как они барахтаются в болотной жиже, пытаясь спастись? Маша утонула, а ей был брошен тонкий трос, за который она ухватилась и благодаря которому выжила.

Но кто?! Кто это мог быть?!

Мысли роем закружились в голове, жаля, жаля, жаля.

Следовало начать с самого начала. Следовало вернуться к истокам этой беды.

С чего все началось? С чего начался их поход? С того, что Маша позвонила ей в четверг вечером и принялась сокрушаться о судьбе своего старого приятеля Ивана Митрофановича. Будто он неделю назад решил принять участие в каком-то сомнительном мероприятии, благодаря которому разбогатеет. Екатерина Семеновна слушала вполуха. В этот момент на кухне ее дочь и зять затеяли какой-то очередной нелепый спор, и ей надо было не упустить момент и вовремя вмешаться. Пока еще этот спор не перешел в серьезную перепалку. А Маша все ныла и ныла. А спор на кухне разгорался. И тогда она, чтобы отвязаться от нытья подруги, взяла и необдуманно пообещала:

– Что ты так переживаешь? Поедем и разыщем твоего Ивана.

– Правда, Катя! – ахнула Мария. – Правда, ты поможешь мне?

– Конечно, помогу. А куда надо ехать?

Ответ она почти прослушала. Ей вдруг почудилось, что на кухне что-то разбилось. И переполошившись, что ее зять и дочь принялись бить посуду, разговор с подругой она свернула. И поспешила к детям. И принялась шутить, рассказывать какие-то бородатые анекдоты. Они осторожно посмеивались. Света подбирала осколки стакана. Артур лущил кедровые орешки. Потом они сообща принялись хлопотать, готовя ужин.

Плохой мир, который лучше все же любой доброй ссоры, воцарился. И про Машу, вот что странно, она совершенно позабыла. А та в пятницу снова позвонила и снова пристала. И повела свой рассказ уже с подробностями. И рассказ этот, конечно же, не мог не заинтересовать Екатерину Семеновну.

И субботним утром она отправилась с ней в заказник, чтобы найти Ивана Митрофановича Супрунова, решившего разбогатеть на старости лет.

– Ты хоть понимаешь, Маша, насколько авантюрен этот человек? – ворчала Екатерина Семеновна воскресным утром.

Накануне они заблудились, и ночь провели в лесу.

– Он несчастный и одинокий человек, – вяло возражала подруга.

– Он авантюрист! – фыркала она, отмахиваясь веточкой от комаров. – Поэтому на старости лет остался без жилья, без заработка и приличной пенсии. Ну и без семьи.

– Его жена была шлюхой! – взвизгнула Маша. – Я же рассказывала тебе.

– А тебе рассказывал он, не так ли. – Екатерина Семеновна скептически ухмылялась. – Рассказывал свою версию. Но есть ведь и другая. И кто знает, какая из сторон в их семейной истории оказалась пострадавшей.

Теперь выходило, что семейная история семейства Супруновых коснулась и их с Машей. И стоила последней жизни. А ей самой как? Ей удастся спастись? Удастся выбраться?

Екатерина Семеновна сползла по стволу дерева на землю, опустилась на четвереньки и принялась исследовать крохотный островок. Ползла по самому краю, предварительно тщательно ощупывая почву. У нее ушло много сил и времени, чтобы обогнуть островок и вернуться к надежной опоре. Зато она нашла небольшую лужицу с почти прозрачной водой, мошки и сухая трава не в счет. И напилась вволю. Возле того места, откуда хорошо просматривалась тропа, вода в болоте была чуть светлее. Она зачерпнула ее в ладонь, сложенную ковшиком, понюхала. Пахло тиной и только. И лежа на животе, она умыла лицо и вымыла руки. Кожу чуть пощипывало, но уже не стягивало грязной коркой, и она не зудела так сильно.

Надо будет потом снять с себя всю одежду и прополоскать ее, решила она, укладываясь и обнимая березовый ствол. Иначе ей не выбраться. Иначе она не сможет перепрыгнуть с островка на тропу, по которой они с Машей забрели на болото. Одежда покрылась плотной коркой и сковывала движения, она превратилась в скафандр, она может погубить ее. Если не удастся ее отмыть, придется ее просто-напросто выбросить. Оставить тут. И дальше пробираться только в нижнем белье.

А еще ей надо будет заставить себя съесть те несколько кореньев, которые она вырвала из рыхлой почвы, когда ползла. Когда ей удалось проглотить кусочек, обнаружилось, что на вкус они пресные, и от них слегка вяжет во рту. Что это были за коренья, она не знала, поэтому решила пока не рисковать. Пока лишь попробовала чуть-чуть.

Спать, теперь спать, решила Екатерина Семеновна, подмигнув потемневшему от сумерек небесному оку, наблюдавшему за ней меж березовых листьев. Надо беречь силы. Надо их экономить.

Она уснула очень быстро. Ей снилось что-то темное и тревожное. Непонятно было, что это такое. Просто тревога и темнота, окружившие ее со всех сторон. А потом голоса. Много голосов – грубых, сердитых. Они выступали из темноты и… разбудили ее именно они.

Екатерина Семеновна вздрогнула и открыла глаза. Вокруг было темно. Вокруг была ночь. Странная ночь с судорожно метавшимся странным светом. И еще голоса. Мужские, сердитые, грубые голоса. Она заворочалась и едва не застонала от боли. Тело болело от жесткого ложа. Глубоко подышала, несколько раз открыла и закрыла глаза, пытаясь привыкнуть к окружающему ее мраку. Потом осторожно уселась и выглянула из-за ствола старой березы.

Ей не приснилось! Там и в самом деле были люди! Мужчины! И в руках у них были фонари. Их странно дергающийся свет испугал ее. Фонари были мощными, лучи света достаточно яркими. Мужчины матерились и без конца спорили.

Что это?! Господи, да это же спасатели! Это наверняка волонтеры, которые ищут их с Машей. Даже ночью ищут.

– Я здесь, – произнесла Екатерина Семеновна.

И тут же поняла, что голоса нет. Только сип вырывался из горла. Видимо, она посадила голос, когда звала на помощь, когда тонула в болоте. Она же тоже кричала, как и Маша.

Рука ее поднялась и тут же упала на колено. Как тряпочная. Она снова просипела:

– Я здесь! Люди!

Ее никто не услышал. Они уже развернулись, чтобы уйти. Надо, надо срочно выползать из убежища, которым служил толстый комель старой березы. Надо, чтобы ее заметили. Они же ищут ее, ее и Машу!

Екатерина Семеновна высунулась из-за ствола как раз в тот самый момент, когда один из мужчин громко и внятно произнес: