Текст книги "Исповедь обманутой жены"

Галина Романова
Исповедь обманутой жены

© Романова Г.В., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

Глава 1

Все лгут! Почти все! Кто по мелочам дома, кто по-крупному с высоких трибун. Кто редко, кто каждый день. Но все, буквально все лгут. Ими считалось, что постоянное искажение действительности делает жизнь проще, оно раскрашивает ежедневные будни яркими красками, оно позволяет удерживаться на плаву. Делает соломинку, не позволяющую утонуть, размером с бревно. Но…

Но это же иллюзия! Это ведь тоже обман. Добровольный, ежедневный, скверный. И когда обман устанет играть им в помощь, наступит непременное отрезвление. За этим последует пустота, боль, одиночество.

Так она думала, разбирая на фрагменты свою семейную жизнь с Игорем. И даже жалела его – несчастного. Что-то с ним станет, когда она от него уйдет после того, как его ложь перестала быть ложью? Выкарабкается ли? Оправится ли от потрясения? Сможет ли существовать без нее, выдержит ли испытание одиночеством?

Господи! Какая же она дура! Дура, не желающая принимать условия жизни такими, какие она диктует. А если не приняла, будь смята – конец цитаты.

Это Игорек высказался на прощание. И, сволочь такая, так оказался прав. Ее и в самом деле так подмяло! Так распластало, а потом скомкало! Что лучше бы она была гадиной, лживой, подлой, двуличной, продажной, чем той, какой она была.

– Овца, – прошептала Лера и трижды стукнулась лбом о стену, возле которой застыла. – Ты овца!

Это тоже было частью цитаты. Игорек много разных слов наговорил в ее адрес, когда она съезжала.

– Жила бы себе и жила рядышком с мужем, – поучал он, безучастно наблюдая за ее сборами. – Какая-никакая, а защита.

Утверждение было весьма спорным. Защищенной рядом с ним Валерия никогда себя не чувствовала. Но сочла за благо промолчать. Хотя и могла возразить.

Она часто оставалась одна в выходные и праздники. Игорек утверждал, что работает. Вечерами ее никто и никогда не забирал с работы. И пока у нее не было машины, приходилось торчать на остановках общественного транспорта. Мерзнуть, мокнуть под дождем, изнывать от летнего зноя. С покупкой личного автомобиля, на которую, к слову, Игорек не добавил ни рубля, все эти неудобства отступили. Осталось главное – одиночество. И какая же тут защищенность?

– У тебя был статус замужней дамы. А сейчас ты кто? Разведенка! Очень неприличное слово. Очень! Хорошо еще, что не с ребенком на руках.

От ребенка Игорек ее заставил избавиться еще на первом году их совместной жизни. Говорил, что они еще успеют.

Не успели…

Его чудовищный уродливый обман вскрылся неожиданно – ей пришлось заехать домой за забытыми служебными документами, а в ее кровати другая женщина. Впрочем, как уверяла ее подруга, так всегда и происходит с обманутыми верными женами. Все происходит для них внезапно, неожиданно, как гром среди ясного неба. Они же, со слов подруги, никакой симптоматики замечать не желают. Они – верные жены – думают, что у них все замечательно. И верят любому вранью. Их убаюкивают изысканной ложью день за днем. Им ласково дуют в уши, усыпляя бдительность. Оттого пробуждение и бывает таким болезненным.

– Ты знаешь, дорогая моя, врут тем, кто жаждет быть обманутым, – морщила лицо, как от зубной боли, ее любимая подруга Саша. – Тем, кто не желает знать правду.

– А другим, можно подумать, не врут, – пыталась Валерия возразить.

– Тоже врут, – вздыхала Саша, соглашаясь. – Но делать это бывает сложнее. Велик риск попасться. Это нервирует. И сам факт обмана, запрета, перестает быть сладостным. Я знаю, что говорю. Я через это прошла.

Саша, да, она знала, что говорит. Она едва не потеряла своего мужа из-за его новой молодой коллеги, вознамерившейся нацелиться на симпатичного начальника отдела. Битва была не на жизнь, а на смерть. Саша едва отстояла Алекса.

Но едва не считается. Не потеряла же. Семья цела. И квартиру никто не делил. И дачу. И сбережения. Все не так, как вышло у нее – у Валерии. У нее как раз все и поделилось. В результате из совместно нажитой двухкомнатной квартиры она съехала в коммуналку. Дача досталась Игорю, потому что каким-то образом оказалась оформленной на его тетку. А выделенной ей части сбережений хватило лишь на переезд.

Все было нечестно. Но биться за метры и рубли, барахтаясь еще в одной зловонной луже из вранья и подлости, она не пожелала.

– Дура ты, Лера. Ох и дура, – вздыхала Саша, помогая расставлять по полкам ее библиотеку. – Хорошо еще, что комната тебе досталась замечательная. Просторная. Окно большое, балкон огромный, вид на набережную. А если бы клоповник какой-нибудь, что тогда?

Клоповник ей не достался. Это было уже хорошо.

Каким-то чудом ее Игорю удалось оформить странный двойной обмен, результатом которого он так и остался жить в их двухкомнатной квартире, а она переехала в «сталинку» на проспекте. Квартира состояла из двух комнат. Одна была пока заперта. Лера не знала, кто там живет. Вторая комната почти в тридцать квадратов досталась ей. Еще имелась огромная прихожая. Большущая кухня. Туалет и ванная. Все содержалось в относительном порядке. И никакой переделки общественные точки не требовали. А в ее комнате они с Сашкой тут же затеяли ремонт. Активно помогал Сашин муж. Он все еще чувствовал себя виноватым, что едва не оступился, едва не изменил своей жене. И поэтому готов был служить верой и правдой.

Так вот, в три пары рук, они из ее тридцатиметровой комнаты соорудили и гостиную, и спальню, разместив ее под потолком, благо до него от пола было почти четыре метра.

Вышло бюджетно, но стильно, чисто, уютно.

– Обживайся теперь, Лерусик, – целовала ее на новоселье Сашка. – И будь уже, наконец, счастлива!

– Да… Знать бы еще, что для этого нужно, – вздыхала она в ответ.

– Для этого просто не надо быть дурой. И все!

– А как? – таращила Лера на подругу хмельные глаза.

– Не позволяй себя обманывать, – учила Саша. – Не верь людям.

– И тебе тоже?

– И мне… Может быть, и мне…

Не верить Сашке Лера не могла. Она ее любила. И даже думать не хотела, что та ее способна обмануть.

А она оказалась способна! И как! И еще как!

– Саша, ты?! Это ты?!

Встреча была случайной. Они не должны были встретиться именно в этом месте именно в это время. Валерия совсем не собиралась за город в выходные. Коллеги соблазнили выступлением ее любимого певца, смешными ценами за проживание и питание. И еще очень не хотелось в выходные торчать в комнате в одиночестве. И она, выкупив путевку, поехала.

И тем же вечером в ресторане, где выступал ее любимый певец, она встретила любимую подругу Сашу.

С любовником!

– Как же так, Саша?

Лере было так обидно, так горько от Сашкиного обмана, что она даже расплакалась.

– Ну, ты чего, дуреха? – попыталась та ее утешить. – Так расстраиваешься, будто я тебе изменила.

– Почти, – всхлипывала Лера. – Как же так можно, Саша?! Ты шпионила за Алексом. Ты превратила его жизнь в кошмар, отслеживая его звонки, сообщения. Ты растоптала девушку, с которой он даже не переспал. Которая просто на него глаз положила. А сама…

– Ох, Лерка, ну какая же ты все-таки дурочка, – неуверенно улыбнулась подруга и погладила Леру по щеке. – Ты что, правда поверила, что он с ней не спал?

– А разве?..

– Да, милая. Да. Сто раз да. И еще как да. Я выследила их на съемной квартире. Устроила сцену. Алекс в ногах валялся. Просил не рушить все. Тебя в пример приводил.

– А я что?

– Вот, мол, твоя подруга пошла до конца, и что получилось.

– А что получилось?

У Леры гудело в голове от громкой музыки оркестра. От потока грязной информации. От противных Сашкиных откровений.

– Получилось то, что ты кругом проиграла, Лерка. – Саша обняла ее, погладила по голове. – Учит тебя жизнь, учит.

– Погоди. Погоди, Шурочка. Ты его простила? Алекса?

– Еще чего! – фыркнула со злостью Саша. – Разве такое прощают? Нет, конечно. Я просто приспособилась. Я приняла его условия. И мы зажили каждый своей жизнью. Одной семьей, но каждый своей жизнью.

– Но это же… – Лера потерла щеки, зажмурилась. Произнесла шепотом: – Но это же фальшь, Саша! Фальшь и притворство.

– Это просто жизнь, Лера. Такая, какая она есть. И не фиг тут мне лекции читать, моралистка! У нас с Алексом двое детей. Предлагаешь мне им каждые пару лет папу менять?

– Почему? Почему так часто? – задала она идиотский вопрос.

И Сашка даже рассмеялась.

– Потому что больше не выдержу. Чужого человека при моих детях не выдержу дольше двух лет. И одна быть не хочу. Поняла? Поняла прозу жизни, Лера?

И ушла, оставив ее в одиночестве. Ушла с любовником, отношения с которым благословил ее супруг.

Тьфу! Гадость какая!

На Сашку она потом дулась пару месяцев. На звонки, конечно, отвечала, но от встреч и совместного отдыха на их семейной даче отказывалась. Жить стало совсем скучно, и временами делалось так горько, что она тихонько плакала, утыкаясь носом в подушку на своей кровати под потолком.

И вдруг однажды, под самый конец осени, к ней в гости пожаловал Игорек. Без звонка, без договоренностей. Просто позвонил в дверь. И вошел в просторную прихожую.

– Привет, – поздоровался он, заходя. – Как дела?

– Ты явился, чтобы спросить?

Смотреть на него ей было очень неприятно. Игорек, в отличие от нее, выглядел превосходно, дорого, молодо. Она, в своем домашнем трикотажном костюме, который следовало выбросить еще год назад, рядом с ним казалась самой себе просто пастушкой. К тому же волосы не стала мыть, потому что не собиралась никуда выходить. Сцепила их заколкой на макушке. Глаза не накрашены. А ресницы у нее, хоть и длинные и пушистые, были русыми. Под трикотажной кофтой не было лифчика, и грудь едва угадывалась.

Странные мысли, да? Зачем они ее посетили? Она с Игорем в разводе почти год. Живут отдельно более полугода. Почти столько же не виделись. А она о ненакрашенных ресницах парится. Дура и есть!

– Неважно выглядишь, – произнес он со скверной ухмылкой.

Игорек снял с себя модную спортивную куртку. Стащил с ног туфли, заметив ее красноречивый взгляд. Она час назад только пол вымыла. И пошел гулять по квартире.

– А ты неплохо устроилась, дорогая Лера, – констатировал он, осмотрев все, кроме запертой комнаты. – Когда я устраивал этот обмен, я даже представить себе не мог, что квартира так хороша. Даже много лучше той, которую ты покинула. Может, махнемся, а?

– Нет.

Лера сцепила руки перед грудью. Ей очень хотелось немедленно переодеться. Вымыть или хотя бы расчесать волосы. Пройтись щеточкой туши по ресницам. Усадить этого павлина за обеденный стол и угостить тыквенным пирогом. Она его только что достала из духовки. Он вышел потрясающим.

Очень хотелось удивить Игорька. Зачем? Не очень было понятно даже ей самой.

– Значит, меняться не хочешь?

Он сам, без приглашения, полез за ее обеденный стол, странно, угадав безошибочно, который из двух столов в этой кухне именно ее.

– Нет.

– А и ладно. Я и сам не стал бы. Сюда денег надо вложить много, чтобы до ума эту квартиру довести. Это я так… Пошутил. Ладно, давай уже чай подавай. Что-то испекла, чую. Пахнет даже на лестничной клетке.

Ее тыквенный пирог Игорю очень понравился. Нахваливал не уставая. И даже снизошел до комплимента в ее адрес.

– Неплохо выглядишь, Лера. Даже в таком вот домашнем виде. Совсем неплохо. Свежо, естественно. Молодец.

И она покраснела. Ужас! Будто его комплимент ей понравился. А ей плевать было на его комплименты. Почти плевать.

Игорек ее неожиданный румянец понял как надо. И даже попытался затащить ее в постель. За что получил по физиономии.

– Кошка, – потер он щеку с недовольной гримасой. – Для кого себя бережешь? Для соседа?

– Не твое дело! – фыркнула она.

А про себя подумала, что ее соседом вполне может оказаться женщина. Милая, тихая, пожилая, без родственников. Она сейчас где-то на даче. С наступлением холодов вернется. И они станут нормально сосуществовать на общей кухне, угощая друг друга выпечкой и мудреными рецептами салатов. Будут жить без конфликтов. Без ругани. Тихо, мирно, славно.

– Ну-ну… Бывай, дорогая. – Игорек оделся, обулся, повертелся перед зеркалом. – Если что, звони.

– Забудь, Игорь. – Лера сердито свела брови. – Забудь меня. Звонить я тебе не буду. Ни – если что, ни без этого. Уходи.

– Ой! – Он скроил противную физиономию. – Только вот давай не зарекайся. Еще, может, прибежишь ко мне.

– Зачем?

– Помощи просить.

– Помощи? – ахнула Лера. – Ты будешь последним человеком на земле, кого я попрошу о помощи.

– А может, я им для тебя и буду, Лера, – и он забыто щелкнул ее по носу. – Самым последним человеком на земле, готовым тебе помочь…

И снова эта сволочь оказалась права на сто процентов. Будто у него где-то имелся тайный колодец, заглядывая в который он видел все про всех. И про нее там все увидел. Или угадал. Снова угадал.

Конечно, она не просила пока у него помощи. И все еще держала в душе оборону, но позиции сдавала день ото дня. Нервы, силы, терпение, все было на исходе. Она понимала, что еще немного, вот-вот, и она сдастся. Она не выдержит. И попросит у Игоря помощи. И примет все его условия. И согласится переехать.

Потому что две недели назад у нее появился сосед. И соседом не была тихая, одинокая, пожилая женщина, мастерски готовившая салаты. Им оказалось мерзкое, постоянно пьяное создание, без конца оравшее песни и водившее в гости толпы собутыльников. Это создание гадило в местах общего пользования, превратило общую кухню в свалку. Оно принялось воровать продукты из ее холодильника, и Лера спешно перетащила холодильник в комнату. Потом место там заняла и ее кухонная мебель с посудой, потому что сосед счел, что все, что стоит в кухне, принадлежит и ему тоже.

– Если сегодня вечером вы снова будете пить и орать, я вызову полицию, – пригрозила Лера, стоя у порога в прихожей.

Она как раз собиралась уйти на работу. А чудовище медленно выползло из своей комнаты и, оскверняя воздух парами перегара, пошло мимо в кухню.

– Вы меня слышали? Я заявлю в полицию.

И она на всякий случай приоткрыла дверь. Мало ли. Вдруг он бросится на нее с кулаками.

– Я тебя трогал, овца? – проскрипело в ответ из кухни. – Нет. На твою частную собственность посягал? Нет. Оскорблял?

– Да! Только что вы назвали меня овцой, – крикнула Лера в сторону кухонной двери.

– Это не считается.

– Я вас предупредила. Еще один такой вопиющий случай, и я напишу на вас заявление в полицию.

– Хоть в Европейский суд, – заявил наглец, оглушительно рыгая. – Я ничего не делал плохого. Я просто такой, какой есть. Если тебя что-то не устраивает, вали!

И выбегая из подъезда с трясущимися от гнева губами, Лера как нельзя кстати вспомнила о предложении бывшего супруга Игоря.

– Твое предложение еще в силе? – выпалила она, набрав его номер.

– Какое предложение? – отозвался Игорек сонно.

– Господи, ты спишь еще, что ли?! – возмутилась Лера.

– И что? Сплю.

– А работа? Ты не работаешь?

– Я в отпуске, – ответил тот с небольшой заминкой. – Так что за предложение, Валерия? Говори. Не затягивай вступление.

– Ты говорил, что готов поменяться со мной квартирами.

– Так у тебя же не квартира, а комната, – напомнил он вкрадчиво. – Или ты все выкупила?

– Нет. Там… Там сосед.

– Ах, сосед! – протянул Игорек насмешливо. – Не поладили? И ты хочешь, чтобы я не поладил с ним тоже? Ох, дорогая… Ты…

– Ладно, проехали.

Она собиралась убрать телефон, когда вдруг услышала. И подумала в первую минуту, что ослышалась.

– Сколько, сколько?!

– Ты не ослышалась. – Он повторил сумму. – Именно за столько я готов уступить тебе наше гнездышко и переехать в твою комнатку.

– Но наше гнездышко без обмена таких денег не стоит. И… И у меня нет таких денег, Игорь! Ты забыл, что обобрал меня?!

– Ты предложила. Я ответил. И согласился. На таких вот условиях. Других не будет. Пока.

Глава 2

Геннадий Степанович всегда считал себя старшим по дому. С тех самых пор, как въехал в свою «трешку» много лет назад. С семьей въехал. Жена была у него на тот момент. Хорошая, трудолюбивая женщина. Не красавица, нет. Широкоплечая. Ширококостная. С полными руками и крупными ногами. На Ларису мало кто оборачивался из мужчин. Даже в молодости, когда она еще была свежа и улыбчива. В зрелые годы, обретя неулыбчивый, склочный характер, его Лариса и вовсе перестала интересовать мужчин. Его в том числе. Но он не роптал. Они прекрасно ладили на своих восьмидесяти квадратных метрах. Растили сыновей, а их у них было двое. Исправно ходили на работу. Ездили на дачу. И, что являлось для Геннадия Степановича особенно важным, следили за порядком во дворе. Всегда! С младых, как говорится, ногтей и до зрелости. До тех самых пор, пока его Лариса не померла, а сыновья не разлетелись из родительского гнезда.

И сразу все поменялось. У него как будто улетучился весь запал. Он растерял все хозяйские нотки. Он перестал быть авторитетным не только для жильцов своего дома. Но и для жильцов своего подъезда. Его мог послать куда подальше любой пятнадцатилетний щегол. Мог назвать его стариком, дедом, а то и козлом.

Было очень обидно! Вспоминалась Лариса, которая давно бы задавила обидчика. Силой голосовых связок, да. Как она визжала, так визжать не мог никто на его памяти.

Сыновья – нет. Они никогда не были для них заступниками. Жили своей жизнью. Какой-то важной, занятой, суетливой. Видимо, эта суета и забросила одного из них во Владивосток. А второго за границу. Они почти не виделись! А после смерти Ларисы и созванивались редко.

Кстати, присутствие хотя бы одного из них сейчас не помешало бы, да. Присутствие или Сереги, или Витька не позволило бы мерзкому малому с четвертого этажа вести себя так нагло, так вызывающе, так необходительно.

Он же ни разу не впустил его в лифт, если ехал там. Нагло выпихивал и говорил:

– Дед, следующим рейсом. Следующим рейсом.

И Геннадию Степановичу приходилось подолгу ждать, когда эта молодая сволочь доедет до четвертого, выгрузится, а потом отпустит лифт.

Нет, конечно, он мог бы дойти до своего третьего этажа и пешком. Не так уж высоко, да и силы пока были. Но дело, понимаешь, принципа! Кто, понимаешь, дал этому щеглу право распоряжаться имуществом, которое ему не принадлежит? На уборку во двор ни разу не вышел. В подъезде гадит. По почтовым ящикам кулаками стучит. Да, да, да, стучит! Геннадий Степанович сам видел, как этот упырь достал что-то из своего почтового ящика. Какой-то конверт. Надорвал его, швырнул себе под ноги надорванную часть. Прочел, что прислали. И рассвирепел. Да так, что принялся молотить кулаками по ящикам. По всем! По ящику, который принадлежит Геннадию Степановичу, в том числе.

А попробуй скажи! Пошлет, в лучшем случае. Или ударит. Он может. Он не был таким уж хорошим, каким его считала соседка Геннадия Степановича – глупая Любка.

Вот тоже не дал Бог ума бабе. Вроде посмотреть – ничего так. Приятная. Даже для своих шестидесяти восьми. Молодится. Одевается прилично, добротно. Всегда чистенькая. И пахнет от нее хорошо. Не щами и луком, как от Шуры с первого этажа, которая не давала ему прохода третий год. Приятная баба, одним словом. Если бы она была не против, Геннадий Степанович даже был готов тряхнуть стариной. Даже посмотрел бы сквозь пальцы на ее житейскую недальновидность.

– Люба, нельзя быть такой наивной. Годы не те, – отчитывал он ее на прошлой неделе.

– А что я такого сказала? – округляла Люба черные, по-молодому озорные глаза. – Я просто сделала Игорю комплимент. Ему и его даме.

– А зачем? – удивлялся Геннадий Степанович за ежедневным вечерним чаем, который стал традиционным для них. – Шли они – и пусть идут своей дорогой. Тем более что никакая она ему не дама. Я слышал их разговор тоже. Так с дамами не говорят.

– А как он говорил?

– Как, прости господи, со шлюхой.

– Ой, да с чего ты взял, Гена? Ну откуда у тебя такие картинки? – пыталась возмутиться Люба, но природная мягкость не позволяла.

– Да потому что разговоры их сплошь о каких-то деньгах. Какие-то суммы, имена. Долги. Авансы. Слышал. Я все, Люба, слышал. Я как раз скамейку от жевательной резинки возле подъезда очищал, а тут они. И разговоры такие.

– И ладно. Ну почему сразу шлюха, Гена? Еще чайку?

Он кивнул. А она тут же встала с места. И захлопотала. Сполоснула его чашку. Потому что знала, он аккуратист. И не любил добавки в грязную посуду. Долила кипятку, заварки. Поправила горку из печенья в вазочке. Обновила, одним словом, все.

– Может, это деловое партнерство, Гена? Может, они коллеги?

– Может, и коллеги, – кивнул он с ядовитой улыбкой. – Только очень уж он для бизнесмена с ней вольно себя ведет. То за зад схватит, то за грудь. Коллеги! Шлюха она.

– Ну не знаю, – смуглые щеки Любы покрыл густой румянец, она смутилась его словам. – В конце концов, он одинок. С женой развелся.

– Ну, да. Развелся.

Вспомнив жену противного малого, Геннадий Степанович тут же загрустил. Вот была девушка хорошая. Всем хорошая. И внешне красавица. И воспитание достойное. Несколько раз на субботники выходила. Никогда не ругалась ни с кем. И его из лифта не гоняла. Даже помогала как-то ему сумки донести до двери подъезда.

– Был бы хорошим человеком, никогда не развелся бы с такой умницей.

– Что мы знаем! Чужая жизнь, она за семью замками, – воскликнула Люба и примирительно вздохнула. – Давай лучше со стола уберем. Сейчас наше кино начнется.

Кино они всегда смотрели вместе. Их вкусовые пристрастия были идентичными. Им нравилось одно и то же. Вот с его Ларисой было не так. Ее всегда раздражало то, что он смотрел. Всегда старалась переключить на другой канал. А с Любой не так. С Любой их вкусы и мнения насчет главных героев всегда совпадали. Только вот насчет соседа с четвертого этажа их мнения расходились. А во всем остальном…

Вчера вечером он, как всегда, смотрел сериал у Любы. Показывали сразу две серии. И они припозднились. И к концу просмотра уже отчаянно зевали оба.

– Ой, иди, Гена, иди. Глаза просто слипаются, – аккуратно теснила его к двери Люба.

И, как всегда, сделала вид, что не понимает его многозначительных взглядов. А он намекал, уже второй год намекал, что не прочь бы остаться ночевать у нее. Выпроводила. Как всегда.

Он вышел на лестничную клетку. Нашарил свои ключи в кармане старых штанов, в которых ходил по дому и никогда на улицу не надевал. Вставил ключ в замочную скважину. Верхнюю. Когда он бывал у Любы, то на нижний ключ никогда двери не закрывал. Зачем? Он же рядом. Не за покупками же ушел.

Геннадий Степанович успел повернуть ключ в замочной скважине всего один раз, когда услышал это. Сначала, он точно помнил, послышалась какая-то возня. Драка, не драка. Не понять. Может, тискались влюбленные? Могло быть и такое. Потом женский голос тихо выругался. Матом, грязно. Женщину о чем-то попросил мужчина. И Геннадий Степанович тут же узнал голос противного малого. Только теперь он говорил жалобно, без наглого апломба. Он будто просил о чем-то женщину. Как будто даже умолял. И это было так удивительно, так на него не похоже, что Геннадий Степанович, повернув ключ в замке еще дважды, замешкался.

Очень ему стало интересно, кто же так сумел укротить противный норов соседа сверху? И чего это они на лестничной клетке возятся? Чего в квартиру не заходят? Так приспичило, что ли?

Геннадий Степанович вспомнил о двух сериях, которые только что просмотрел с Любой. Был, был там такой эпизод, где главный герой начинает целовать и раздевать свою девушку прямо на лестничной клетке. Сумка куда-то отлетает, шарфик под ноги, перчатки тоже. Люба еще поморщилась и заметила, что они явно переигрывают. Он согласно кивнул, хотя накал страстей ему был немного понятен. У него так никогда не было с Ларисой, нет. Но вот с Любой он с радостью бы этот эпизод повторил. Даже в свои шестьдесят девять.

Повторил не он. Повторял весь эпизод теперь противный малый с четвертого этажа, умоляя какую-то девушку срывающимся на шепот голосом. Они возились, шаркали ногами, шептались. И не спешили, странно, за дверь.

Молодо, хоть и не зелено уже, но молодо, да! Почувствовав в сердце острый укол зависти, Геннадий Степанович вытащил ключ из замка, тихо распахнул дверь своей «трешки», шагнул внутрь темной прихожей и… прирос к полу с растопыренными в разные стороны руками.

Он отчетливо услышал, как Игорь с четвертого этажа воскликнул:

– Но, Лера! Погоди!

И тут же раздались сразу два характерных хлопка.

Выстрелы! Это точно были выстрелы. Он не мог ошибиться. Он в этом знал толк. Как-то довелось проработать три года в милицейском тире. К тому же он четко расслышал, как шлепнулись с металлическим стуком обе гильзы о бетонный пол лестничной клетки.

Сейчас она или он их подберет. И, наверное, не воспользуется лифтом, чтобы не рисковать, а начнет спускаться по лестнице. И увидит его – старого идиота, который подслушивает.

Он отмер за секунду. Резким движением, но тихо закрыл дверь. Бесшумно повернул головку внутреннего замка. Не включая света, прилип к дверному глазку. И замер.

Кто кого убил?! Кто кого?! Если это Игорь убил девушку, то он, скорее всего, втащит тело в квартиру, чтобы потом попытаться от него избавиться. Станет выносить частями, в сумках! От этой мысли Геннадия Степановича тут же затошнило. И ему пришлось часто дышать и часто сглатывать, чтобы не вырвало прямо у двери на кусок старого паласа.

Если девушка убила Игоря, то она сейчас должна будет спускаться вниз. По лестнице или лифтом? По лестнице или лифтом? Лера? Он назвал ее Лерой? Но так звали его бывшую жену. Что получается? Это она?! Она убила своего бывшего мужа? Или не она, а та девка с дикой внешностью, которую Игорь без конца хватал за задницу и с которой постоянно обсуждал какие-то финансовые проблемы?

Но Игорь четко сказал:

«Но, Лера! Погоди!»

Что это могло значить? Он обратился к ней по имени или все же говорил о ней с кем-то?

Ох, ох, ох! Как же страшно! Как жутко было стоять сейчас возле своей двери и ждать, прижавшись веком к дверному глазку. Чего он ждал? Развязки?

Геннадий Степанович так и не дождался. Никто не прошел мимо его двери. И непонятно было, уехал кто-то лифтом или нет. Потому что лифт вдруг принялся ездить туда-сюда. Геннадий Степанович простоял у двери, таращась в дверной глазок, целых двадцать минут. Ничего не происходило. У него разболелась шея, заслезились глаза. И он рискнул покинуть свой пост.

Не его это дело, решил он, укладываясь спать. И на удивление спокойно и долго проспал. А проснувшись в девять утра, обнаружил у себя зверский аппетит. И кроме овсяной каши на завтрак позволил себе яичницу из трех яиц и целых две сосиски.

Из дома выходить почему-то боялся. Сам не знал, почему! Окна выходили во двор, и там, странно, ничего не происходило. Ни карет «Скорой помощи». Ни машин полиции с включенными мигалками.

Может, ему все привиделось? Может, после просмотра сериала у него разыгралось воображение?

Но нет же, нет! Он не идиот и совсем еще не старый, чтобы не распознать в странных хлопках выстрелы из пистолета с глушителем. И звук падающих на бетон гильз он ни с чем другим не спутает. Он три года проработал в милицейском тире. Ушел, потому что платить стали меньше. Да и реформы начались, а у него возраст неподходящий.

Он не мог спутать. Нет!

Надо подождать, решил Геннадий Степанович, отправляясь на послеобеденную прогулку. Надо подождать, что будет дальше.

А дальше ничего, странно, не происходило. Прошла неделя, другая. Никаких трупов. Никакой возни. Игорь, правда, не появлялся во дворе. Ни один, ни с подругой своей. А во всем остальном все как и раньше.

И вдруг в конце октября ему в подъезде встретились новые люди. Молодая пара. Мужчина и женщина, лет по тридцать с небольшим. С большими сумками. Они остановились вместе с ним возле лифта. Сдержанно поздоровались. Подошел лифт. Они вошли все вместе. Вежливо поинтересовались, на какой ему этаж. Он сказал, что на третий. Они нажали четвертый.

– А вы в гости в кому-то? – не выдержал Геннадий Степанович. – На четвертом я всех знаю. Все на работе сейчас.

– Мы не в гости. Мы к себе, – отозвалась женщина, не улыбнувшись.

– К себе? – удивленно вскинул он брови. – А как… Я вас…

– Понимаем. Вы нас не знаете, – кивнул мужчина. – Мы квартиру купили неделю назад. Вот готовимся к ремонту.

И он назвал номер квартиры, в которой проживал Игорь. Сначала со своей женой Лерой. А когда развелся с ней, то проживал один. Время от времени он таскал к себе в гости девицу странного поведения, которую начинал лапать еще на улице перед подъездом.

Он проживал в той квартире. Он! При чем тут эти люди вообще?!

– Мы не знаем, где теперь хозяин. Мы купили квартиру в риелторской конторе, – неохотно отозвался мужчина и кивнул на раскрывшиеся двери лифта. – Ваш этаж. Третий.

Геннадий Степанович вышел. Подержал в руках ключи. Постоял возле своей двери. И решительно вдавил кнопку звонка Любиной квартиры. Да, да, он знал, что она сейчас отдыхает. С трех до пяти ежедневно она спала. И тревожить себя в это время не разрешала. Уверяла, что потом будет весь день разбитая. И ей уж будет не до чаепития и не до сериалов вечером.

Но он не мог больше молчать! Он должен был с кем-то срочно поделиться. Своими сведениями. Своими подозрениями. Люба, конечно, тем еще была советчиком. Наивна была и доверчива. Но не глупа же! Что-то же да посоветует.

– Ох, Гена! Вот любишь ты на ровном месте найти проблему.

Люба в сотый раз недовольно поджала губы. И демонстративно тронула повязку на голове. Она повязалась сразу, как он ввалился к ней в неурочное время.

– Какой выстрел? Какая девушка? Что ты выдумываешь?

– Я не выжил из ума, Люба. Я все это слышал своими, эти вот ушами, – и он трогал свои уши.

Геннадий Степанович был сильно бледен и встревожен. Одно дело было рассуждать наедине с собой. Другое – озвучить все это. Ведь стоило ему открыть рот и поделиться подозрениями с соседкой, как все стало много хуже. Все стало выглядеть еще зловещее, чем казалось ему ранее.

– Игорь пропал? Пропал. Ты когда видела его в последний раз?

– Игоря? – Аккуратные брови Любы уползли под повязку на голове. Она задумалась. – Не помню.

– Вот! А я тебе скажу. Точную дату скажу, – и он назвал ей точную дату. – Как раз шли двадцатая и двадцать первая серии нашего с тобой кино. – Я вышел. А на лестничной клетке такое!

– Но ты же не видел ничего. Тебе могло показаться.

– И мне показалось, что Игорь исчез. И что в его квартиру вселились посторонние.

– Он продал квартиру. Тебе же сказали, Гена.

– Не он, а риелторы, – поправил Геннадий Степанович. Он подумал, беззвучно шевельнул губами и вдруг изрек: – Надо идти в полицию.

– Но зачем? Что ты им скажешь? Что тебе что-то такое привиделось? Или послышалось? Гена… Это неразумно. И опять же, придется подставить под подозрение хорошего человека.