Текст книги "Сто причин поверить"

– Оказывается, при всей ее коммуникабельности, Светлана оставалась очень скрытным человеком! – воскликнул напоследок тот самый пожилой актер, который предоставил свою гримерку для разговоров с коллективом.

Настя отпустила уборщицу, все еще охраняющую дверь гримерки Нины Аверкиной. Зашла в нее, заперев дверь изнутри. Внимательно все осмотрела.

Нет, не так.

Она буквально исползала все углы, исследовала все щели в стенах и шкафу. Ощупала складки ее повседневной одежды, проверила все карманы и кармашки в сумочке. Посмотрела на телефон. Там не было пропущенных вызовов. Муж не беспокоил ее во время репетиции. Войти в сообщения или телефонную книгу не было возможности. Телефон оказался запаролен.

– Что у тебя? – позвонила она Грибову сразу, как села в свою машину.

– Ничего.

– И у меня ничего. И адрес Светланы Лопачевой не могу найти. Мишин видел ее сегодня утром в театре. Но больше никто не видел. Зачем приходила, он не знает. Перекинулись парой слов на ходу, и все. Вроде шла к Тараканову. Но тот ее не видел.

– Получается, не дошла. Значит, свернула. Но куда? – задался вопросом Грибов, тяжело вздохнув.

– Не к гримерке Нины, случайно?

– Вряд ли. Там ей было делать нечего.

– Почему так решил?

Он не решил, поняла она сразу, Грибов уже что-то знал. Какое-то предварительное заключение.

– Говори! – потребовала Настя.

– Короче, никто не применял к Аверкиной никаких аэрозольных психотропных веществ. Синяков лично приезжал и осматривал тело. Не нашел никакой идентичности.

– А если он ошибся? – взвилась Настя.

– Не психуй, они взяли биоматериал на экспертизу, – попытался ее успокоить Грибов. – Но Синяков уверяет, что отек носовых пазух не тот же, что у Инги Мишиной. Походу, капитан, сама она шарахнулась в оркестровую яму.

– Блин… – Настя выехала с парковки, влилась в плотный поток машин на проезжей части. – Не верю я в такие совпадения!

– Я тоже, – смиренно отозвался Валера.

– Все вокруг этой Светланы Лопачевой вертится. Сначала она пшикает какой-то дрянью в лицо Инги Мишиной…

– Гипотетически, – перебил ее осторожно Грибов.

– Допустим. Но никого больше в доме не было. Только Светлана и Инга.

– Мы не знаем, как быстро действует это средство. Его мог распылить ей в лицо и ее муженек.

Настя помолчала и согласилась.

– Мог. Но вряд ли он это делал.

– У него был мотив. У Светланы его не имелось.

– Они сто процентов любовники, Гриб! – снова на повышенных тонах опротестовала Настя. – Светлана устала ждать, когда Инга отпустит Мишина. И…

– Хорошо. Тут версия еще более-менее складывается. Но Аверкина в эту схему не укладывается никак.

– Еще как укладывается, Гриб! Еще как укладывается! Если в первом случае ревность к мужчине, то во втором – ревность и жгучая обида из-за утраченной роли.

– Подумаешь, роль. Другая будет. Это всего лишь районный театр.

– На премьере должен был присутствовать некто знаменитый.

Настя быстро пересказала то, что узнала от Мишина.

– Это для тебя мотив?

– Мотив. Но… – снова засомневался Грибов. – Но как-то мне сомнительно, что Светлана Лопачева – вполне себе нормальный человек – в одно мгновение превращается в убийцу таких масштабов. Недели не прошло, а у нас два трупа.

– И везде она рядом. – Настя уже готова была орать. – И кто тебе сказал, что она нормальная?! Мы ее с тобой даже ни разу не видели!

Глава 8

– Хотела увидеть – любуйся!

Грибов обхватил рот ладонью и выскочил из ванной комнаты. Настя осталась, хотя ее тоже мутило от вони, от вида сильно раздувшегося тела Светланы Лопачевой, с трудом помещавшегося в ванне.

Синяков в марлевой повязке, пропитанной специальным составом, уже суетился вокруг тела.

– Выйди вон, капитан, – попросил он нервно. – Меня мутит не от трупа, а от твоего позеленевшего лица. Не делай над собой столько усилий, Настюша. Поди вон, поди вон…

Вызов в дежурную часть от хозяйки квартиры, которую у нее снимала Светлана Лопачева, поступил полчаса назад. Выезжая на вызов, Настя с Грибовым ни сном ни духом не предполагали, что жертвой самоубийства окажется человек, на поиски которого они потратили четыре последних дня.

Хозяйка встретила их у двери квартиры, обессиленно привалившись спиной к стене лестничной клетки. Лицо ее было перекошено страхом и брезгливостью.

– Как, скажите, я теперь сдам эту квартиру?! – задала она первый вопрос, когда Настя с Грибовым представились. – Кто ее захочет снять?

– Сделаете шикарную скидку – снимут, – вспомнила Настя о своих условиях аренды. – Итак, мы хотели бы взглянуть на ваш договор с арендатором.

– Ох, господи! Да нет никакого договора! Кто его теперь составляет? – возмутилась дама средних лет, одетая как-то наспех – в домашние тапки, бархатный халат и джинсовую куртку. – Копию паспорта сняла и предоплату взяла за два месяца. Вот и весь наш с ней договор. Адекватная с виду девушка, и вдруг вены себе вскрывает! Что же это такое-то с людьми делается!

Настя попросила предъявить копию паспорта. Женщина сунула руку в карман халата, достала вчетверо сложенные листы, протянула Насте. Бумага в ее руках тряслась.

Развернув листы бумаги и прочитав данные, Настя остолбенела.

– Взгляни, старлей, – протянула она ему стопку листов, которые так же в ее руке подрагивали. – Это просто…

Грибов, просмотрев копии, тоже остолбенел. Велев хозяйке никуда не отлучаться, они вошли в квартиру, где уже хлопотал Синяков. Увиденное вызвало шок. Валера выскочил из ванной сам. Настю погнал Синяков. Встретились на лестничной клетке, где их терпеливо поджидала хозяйка квартиры.

– Что теперь будет-то? – поинтересовалась она тревожно. – Скоро ее заберут отсюда?

– Вы сами-то где живете? – спросил Валера, отойдя от двери квартиры подальше.

– В этом же подъезде. Тремя этажами выше.

Вот откуда непонятный наряд.

– Соседи пожаловались на дурной запах из квартиры. Я ей звоню, квартирантке. Телефон выключен. Звоню в дверь – не открывает. Я даже помыслить не могла. Мало ли, думаю, может, мусор какой оставила у двери, решила войти. Хотя это у меня не в правилах.

Настя с понимаем покивала. Ее квартирная хозяйка вообще забыла дорогу к своей квартире, которую сдавала. Даже, кажется, успела переехать в другой город следом за своим мужем.

– Вхожу в квартиру, а там вонь, глаза режет. Я сначала по комнатам прошлась. Смотрю, на столе записка. Читаю, а там… Не взыщите, типа, сама я. После того, что сотворила, жить не могу. И не нужна никому, и так далее.

– Записка где?

Тот, кто осматривал квартиру, никакой предсмертной записки не видел. И не доложил о ней.

– Вот она, – вытащила хозяйка из другого кармана листок из тетрадки в клетку. – Побоялась, что потеряется, и прибрала.

– Вот вы молодец, а! – выпалил Грибов. – Могли уничтожить следы.

– Какие следы-то, если она сама!

– А если нет?..

– …Самоубийство стопроцентное, – подтвердил Синяков днем позже.

Он сидел в своем кабинете в белоснежном халате и писал отчет, заполняя стандартные формы.

– Никаких повреждений, дополнительных синяков, ничего. Она просто вскрыла себе вены. При этом, умница такая, успела написать предсмертную записку. Делать вам, господа мои, хорошие знакомые, вовсе нечего, – поднял на них глаза от отчета Олег Иванович Синяков. – Все было совершено как по нотам.

– Почерк ее?

– Кто же знает-то? В квартире не обнаружено ее дневников или любовных посланий, написанных от руки. И открыток, и квитанций, заполненных ее рукой, не было. Их сейчас и нет. Все в электронном виде. А бывало… – Олег Иванович задрал голову к потолку, мечтательно улыбнулся. – К Новому году присылали гору поздравлений. Полный почтовый ящик. Красивые, глянцевые, иногда в конвертах. Пожелания от руки и сердца написаны.

– А тетрадка в клетку была? – перебила его Настя.

– Я не видел, – поспешил доложить Грибов.

Он снова увязался за ней, решив, что Насте так будет веселее.

– Я тоже не видел. И никто, кто работал по квартире, не видел. Но это ни о чем не говорит, Настена. – Синяков почесал шею под белоснежным воротником больничной куртки. – Этот листок мог просто валяться у нее в сумочке. В которой, замечу, был полный бардак.

– Телефон?

– Выключен. Батарея разряжена вдрызг. Отдал ребятам-айтишникам. У них узнавайте.

– Отпечатки на телефоне?

– Только ее. С запиской пока работаю. А, ну да. В квартире самой Светланы будто и не жил никто. Нет ее пальцев нигде. Видимо, прибралась и в ванну сиганула.

– Никаких психотропных в крови?

– Ничего! Алкоголь – да. Но ничего того, о чем ты думаешь, Настюша.

Синяков скорбно поджал губы, оглядел ее с Грибовым, все время норовившим вырваться из дверей на улицу.

– Много алкоголя? – не хотела она сдаваться просто так.

– Соответствует пустой бутылке водки, обнаруженной в кухне. Все, Настюша, ступайте восвояси. А я займусь рутиной. И да… – Он скупо улыбнулся ей. – Не ищи черную кошку в темной комнате. Ее там может и не быть. В данном конкретном случае как раз так…

Остаток дня прошел в их кабинете в полном молчании. Смотров потребовал от них полного отчета по происшествиям. Причем срочно! И куда-то исчез. Но перед тем, как выйти из кабинета, бросил на Настю очень неприятный взгляд и погрозил пальцем.

– Смотри у меня, не затей ничего!

– Так точно, товарищ майор, – уставилась она на него честными глазами. – А что затевать-то?

– Зная тебя, капитан, не удивлюсь, если ты кинешься сейчас на поквартирный опрос подъезда, где арендовала жилье Лопачева. Запрещаю! Уловила?

– Так точно. – Она глянула еще честнее, хотя подобные мысли блуждали в ее голове.

– Все, я уехал.

Куда, зачем – не сказал. А отчета потребовал. И, как они с Грибовым поняли, отчет должен был содержать информацию, подтверждающую гибель Инги Мишиной от руки Светланы Лопачевой. Смерть Лопачевой – подтвержденное самоубийство. Гибель Аверкиной – доказанный несчастный случай.

Все это надлежало описать, логически обосновать, подкрепить заключениями экспертов и словами очевидцев и отправить на почту Смотрову. Грибов готовил отчет с вдохновением, время от времени проговаривая, что напечатал. Настя тупила, уставившись в четвертую строку сверху, не зная, как с нее сползти.

– Блин, Гриб, у меня не выходит, – пожаловалась она через полчаса, бездумно глазея в пустую почти форму отчета.

– Что не выходит? – рассеянно отозвался тот, отправляя свой документ в печать и на почту майору.

– Время не совпадает.

– Какое время, Настя? – Он все еще не понимал, что она говорит.

– Время смерти Светланы Лопачевой со всеми натяжками, перестраховками и прочим названо какое? – Грибов наконец посмотрел в ее сторону с интересом – и Настя продолжила: – Ночь того дня, когда ее сняли с роли. Так?

– Со всеми натяжками, да. Так. Плюс-минус. Жара. Лето. Вода, – активно кивал Грибов, изо всех сил стараясь поддержать ее мысль.

– Тогда как, скажи, ее мог видеть Мишин утром следующего дня в фойе первого этажа их Дома культуры, а?

– Упс-с!

Грибов вытаращился, приоткрыв рот.

– Врет?

– Врет.

– А может, дни перепутал, Настя? – быстро среагировал на проблему старший лейтенант. – Он сейчас в таком состоянии, что…

– Нет, не перепутал. Ни черта он ничего не перепутал, – нахмурила Настя брови. – Он помнил, что накануне Светлану сняли с роли. Сказал мне, что она, встретившись с ним в фойе, собиралась навестить Тараканова. Но почему-то не дошла до него. К слову, Тараканов подтвердил, что Лопачева собиралась его навестить утром. Собиралась утром пойти к главрежу, но потом напилась водки, написала предсмертную записку, вскрыла себе вены и…

– И утром встретилась с Мишиным в фойе Дома культуры. Блин! – Грибов провел по голове ладонью, уронил ее с грохотом на стол. Посмотрел с досадой и надеждой на Настю. – Может, Синяков ошибся с временем ее смерти? Лето. Жара. Вода.

– Синяков никогда не ошибается, – отмахнулась от него Настя и решительно поднялась со своего места. – В общем, так… Ты можешь выполнять приказание Смотрова и хлопотать тут с липовыми отчетами во все лопатки. А я пробегусь-таки по квартирам того подъезда, в котором снимала жилье Лопачева.

Глава 9

Гадкая баба – Маринка Воронова – наконец-то получила по заслугам! В ее квартире крякнулась квартирантка. И не просто крякнулась, а вскрылась! И пролежала там несколько дней. Соседи нехорошей квартиры чуть не чокнулись, затыкая носы. Хорошо, у нее лично квартира не в том крыле подъезда, и окна выходят на другую сторону, ей не досталось подобного зловонного «счастья».

Зато ей досталось другое. Счастье позлорадствовать в адрес гадкой Маринки Вороновой. Теперь-то она ни за что не сдаст квартиру. Никогда и ни за что! Во всяком случае, за достойные деньги.

Вообще-то, достойные деньги предлагала Маринке она, когда просила ее продать эту самую квартиру.

– У тебя же точно такая же, Тоня, – удивленно хлопала Маринка коровьими ресницами.

– Такая, да не такая! – возражала Антонина. – Твоя на три квадрата больше, окна на светлую сторону, на парк. А не во двор, где машины с утра до ночи паркуются. И сигнализация ночами орет без конца…

Маринка ей отказала. Решила квартиру сдавать. И первое время очертенела настолько, что сдавала ее посуточно.

– Прибыли больше, – объяснила она Антонине, – и мороки меньше.

Та девушка, которую Маринка представила как артистку, сняла у нее квартиру сначала на одни сутки, потом на вторые, потом исчезла на несколько месяцев. Было это еще по ранней весне. А потом вот вдруг объявилась три недели назад. Въехала со всем своим скарбом.

– На год сняла. За два месяца вперед заплатила. Хорошие деньги! – хвасталась Маринка Тоне, встретив ту во дворе. – Так что не соскочит, если что.

Ее квартирантка не соскочила, она покончила с собой! Маринку жильцы подъезда кто ругал, кто проклинал за причиненные неудобства, кто жалел. И только Антонина радовалась ее неприятностям.

А они у нее будут, это сто процентов. Потому что не все так гладко с этой девушкой, которая вены себе вскрыла. Полиции, понятно, побыстрее бы спихнуть это дело. Ну наложила на себя руки, нажравшись водки, и ладно. Только вот не знали сотрудники, что водку артистке принесли. Не сама она ее купила. И тот, кто ее купил для артистки, мог и на тот свет помочь ей отойти.

Но…

Говорить она об этом Маринке точно не станет. Не ее это дело. Ее дело в окошко смотреть, всякие мелочи примечать да помалкивать. Ну иногда и радоваться.

Антонина приготовила себе травяной чай – очень ароматный, полезный и недорогой. Покупала россыпью полезные травки у местных бабулек, которые выращивали их на дачах. Смешивала в нужной ей пропорции. И заваривала. А потом стояла возле кухонного окна, попивая мелкими глотками обжигающую ароматную водичку. Рассматривала улицу, машины, жильцов, рассуждала. Ну иногда и злорадствовала.

Сегодня, вырядившись в бархатный халат – точно такой же, как у Маринки, – Антонина привычно потягивала горячий чай и рассеянно смотрела со своего пятого этажа на улицу.

Машин было мало. Все на работе. Людей тоже негусто. Ребятишки прыгали и визжали на детской площадке. Стояла машина профессиональных уборщиков у подъезда. Точно Маринка пригласила. Она грозилась.

– Сама не смогу привести квартиру в божеский вид после такого-то! – восклицала она вчера вечером, встретившись с Тоней во дворе. – А без этого разве сдашь?

– Продай, – тонко намекнула Тоня. – Не всем по Москве известно, что в ней случилось.

Тем самым она давала понять, что на нее как на покупателя соседка рассчитывать не может.

– Может, и продам, – задумалась Маринка. – Вот вычистят ее мне до блеска…

Уборщики работали уже часа четыре. Тоня засекла их приезд. И еще работали, не уехали. Видимо, мороки-то много.

Внимание ее привлекла девушка, показавшаяся ей знакомой. Высокая, худая, с короткой стрижкой и стремительной походкой. Выйдя из машины и заперев ее, девушка пошла прямо к их подъезду.

Вспомнила! Вспомнила, где она ее видела!

Девушка эта приезжала с высоким симпатичным парнем на происшествие в Маринкину квартиру. Парень потом стоял у подъезда с бледным перекошенным лицом, жадно глотая воздух. Девчонка справилась лучше. Хоть и побледнела, но держалась молодцом.

Из полиции она. Точно из полиции. Не корреспондент какой-нибудь, не соцработник и не из налоговой.

Подумав о налоговой, Тоня затосковала. Сколько раз собиралась сдать им злостную неплательщицу налогов – Маринку Воронову. Рука тянулась к телефону сотни раз. Но так и не смогла. Это было бы уж вообще…

Антонина точно рассчитала время, когда девушка дойдет до ее квартиры. На пять минут ошиблась. А что такого? Тоня точно знала, кто сейчас дома сидит в разгар рабочего дня. Почти никто. Она да глухая бабка со второго этажа. Только она никак помочь не сможет высокой худощавой полицейской. Она мало того что глухая, еще и глупая.

Она встала у двери и стала ждать, считая про себя до ста. Звонок раздался на семидесяти восьми.

– Добрый день, – широко улыбнулась Антонина, распахивая дверь.

Девушка даже не успела еще руку опустить, как Тоня дверь открыла. Кажется, та даже вздрогнула от неожиданности. Но Тоне это могло лишь показаться. Чего бы вздрагивать полицейской при исполнении, так ведь?

– Чем могу быть полезной? – посерьезнела Антонина, перестав улыбаться.

– Капитан полиции Уварова, – показала та удостоверение. – Провожу поквартирный опрос жильцов на предмет происшествия…

– Вы по самоубийству Маринкиной квартирантки, – перебила ее Тоня, отступила в сторону, впуская Уварову. – Входите. Поговорим.

Девушка прошла, не стала разуваться с разрешения хозяйки, прошла прямо в гостиную. Уселась на край дивана.

– Сразу скажу вам, что девушка эта мне страшно не нравилась, – встав спиной к окну, проговорила Тоня.

– Почему?

– Непутевая, – пригвоздила Антонина и вспорола рукой воздух. – По весне пару раз посуточно снимала у Маринки эту квартиру. Спросите – зачем?

– Зачем? – послушно спросила капитан Уварова.

– С хахалем встречалась! Сначала с одним, потом со вторым. Да идет по этажу, лицо отворачивает. Скажите, пожалуйста, какая конспирация! Мы тут дураки все живем. Не узнаем ее!

– Мужчин не запомнили?

– Одного нет. Не рассмотрела. Быстро проскочил. А вот второй…

Тут Антонина поняла, что напряженность момента высосала из нее все силы. И ей требуется присесть. Она дошла до любимого кресла напротив телевизора. Развернула его в сторону дивана. Уселась удобнее. И продолжила:

– А вот второй появлялся тут и потом.

– Потом – это когда?

– Когда квартирантка обосновалась тут надолго. Маринка хвасталась, что девушке так тут понравилось, что она сняла квартиру на год. И за два месяца вперед заплатила. Так вот, как только она сюда перебралась на постоянку, этот мужчина сразу к ней начал приезжать. Машину оставлял где-то. Во дворе ее не ставил никогда. Я еще подумала тогда, что машины у него нет вовсе. Но нет. Есть, есть у него машина. Он ее просто у супермаркета на стоянке оставлял. Может, не хотел во дворе светиться. Может, там ему было удобнее. То вы у него сами спросите, когда найдете.

– А зачем нам его искать? – вскинула девушка симпатичную головку.

– Затем, что он, может, помог этой девушке на тот свет отойти. Не напилась бы она, может, и не сотворила бы беды.

– Напилась она, а он виноват? – снова скептически отреагировала на ее слова капитан Уварова.

– Не принес бы он водки – не напилась бы, – сказала как отрезала Антонина.

– Он – что, простите? Водки ей принес?

– Да.

– Откуда такая информация? – Она все еще сомневалась.

– Из магазина. Вместе мы туда попали. В одно время. Смотрю, личность мне знакомая. В винный отдел пошел. Ну, думаю, квартирантке Маринкиной романтик готовит. Шампанское или что-то еще. А он водку купил. И не очень дорогую, скажу я вам. Я свои товары пробила первой, вышла из магазина. Стою, жду. Мало ли, думаю, может, себе купил. Сейчас в машину сядет и поедет. Может, думаю, он не к девушке собрался, а уже от нее. И водку себе купил.

– Я поняла, – нетерпеливо дернула ногой капитан Уварова. – Что было дальше?

– А дальше он мимо своей машины прямиком к нам во двор и сразу в наш подъезд. Я в лифт с ним вместе вошла. Вместе с ним и вышла. На этом вот пятом этаже. Только мне в мое крыло надо, а ему в квартиру Вороновой. Он туда и пошел.

– Он вошел в квартиру? Вы это видели?

– А то! И видела, и слышала, как она захихикала. Ой, спасибо, ой, как здорово! Еле сдержалась, честно, – приложила покаянно руку к груди Антонина и осуждающе покачала головой, – чтобы не выскочить и не заругать дуреху. Чему радуется-то? Бутылке дешевой водки? Ох, молодежь… И ведь красивая девчонка была, Маринка рассказывала, что артисткой работала.

– Он вошел? – перебила ее капитан. – Точно вошел в квартиру?

– Да, – недовольно поджала губы Антонина: она не любила, когда ей не давали выговориться. – Я сама видела и слышала, как он вошел и дверь закрылась.

– Во сколько примерно это было?

– А чего же примерно-то? Я точно помню, что половина десятого вечера была. И не по сериалам сверялась, как в кино обычно показывают. Не смотрю я их. Пришла домой и сразу чек начала проверять. На чеке моем было девять двадцать. Минут пять-семь мы шли до дома, поднимались в лифте. Потом он в дверь звонил. Вот почти половина десятого и вышла. По моим подсчетам.

– Как он выглядел, опишете? – вытянула шею симпатичная девушка-полицейская.

– А чего это мне его описывать? Я его сфотографировала. И его, и машину. Сейчас…

Антонина встала и пошла на кухню, где на подоконнике оставила свой телефон. Чай пила, телефон положила перед собой, там и оставила. Чего его с собой таскать? Ей никто не звонит. Одинокая она потому что женщина. Хорошо, если раз в неделю племянник звякнет, чтобы узнать, жива она или нет.

– Вот его машина, – поднесла телефон к ее лицу Тоня, вернувшись.

– Перешлите мне фото, пожалуйста, – нахмурилась капитан Уварова.

– А это вот он сам – красавчик. – Словно не слыша ее, Тоня пролистала до нужной фотографии и показала ее девушке. – Породистый кобель, сказать нечего! И придраться не к чему, да.

– Не может быть! – вырвалось у полицейской. – Твою же… Ну не может же быть!

И по тому, как побледнела капитан Уварова, как тут же бросилась кому-то звонить, Тоня поняла, что проблем у Маринки Вороновой, кажется, прибавилось.