Текст книги "Цвет мести – алый"

Вот и зашла…

Он вкатил удобный столик на мягких резиновых колесиках с угощением в комнату, отметил, как вытянулось лицо у его Машеньки при виде всего этого. И столику она удивилась, и дорогой посуде, и печенье с конфетами – непривычны, и кофе пах неподражаемо.

– Угощайся, Машуня. – Вениамин подкатил столик к самым ее коленкам. – Сахар, пожалуйста, если вдруг тебе захочется.

Маша уселась в кресло у самого балкона, она и прежде там всегда садилась. Но прежде тут стояли жесткие разномастные стулья, теперь же – пухлое мягкое кресло, нежное, велюровое. И странное дело, на жестких стульях ей бывало удобнее сидеть, привычнее как-то… роднее.

Все тут стало чужим. Все! И даже Веник, как бы он ни пытался разыгрывать гостеприимство, был чрезвычайно, непривычно как-то насторожен.

– Почему ты не пришел хоронить Маринку? – поджав губы, спросила Маша, взяла чашку с кофе, отпила глоточек. Похвалила: – Кофе замечательный… Так почему, Веник? Маринка всегда тебя любила. И меня до конца дней своих не могла простить, что я бросила тебя. Почему ты так с ней?!

Этот строгий допрос вдруг пронял его до самых печенок. Он аж зажмурился, боясь снова открыть глаза. А вдруг он их откроет, и все станет как прежде? Старые жесткие стулья, продавленный диван в углу, колченогий стол, Машка в ситцевом халате, с щербатой кружкой чая в руке – на диване, злится на него, отчитывает привычно…

Вдруг все будет так? Говорит-то с ним она, как и прежде, тем же самым голосом, тем же самым тоном: обвиняя, не понимая, не принимая его объяснений.

Он мотнул головой, со вздохом открыл глаза.

– Просто не захотел. – Вениамин пожал плечами. – Зачем я вам там, на вашем празднике жизни?

– Это были похороны! Дурак! – Губы у нее задрожали.

– Ну и что? Для меня что похороны, что свадьбы – все едино. Мне там нет места, и все!

Он не должен был так говорить, это вышло у него зло и невежливо. Но он не знал, как говорить с ней по-другому, чтобы не раскваситься и не превратиться в прежнего Веника: безвольного, мягкого и податливого.

– Господи, какой же ты дурак, Веник! – Маша вернула чашку на столик, успев сделать всего лишь глоток. – Зря я все же пришла к тебе…

– А зачем ты пришла? – прозвучала еще одна непривычная для нее фраза.

– Мне… Я хотела поговорить с тобой. – Она вызывающе вздернула подбородок. Губы у нее продолжали подрагивать. – Нельзя?

– Можно.

– А почему ты тогда выпендриваешься?!

– Я? И не думал даже. Ты задала вопрос, я ответил.

– Ты как-то не так ответил! – заупрямилась Маша и стукнула кулачком о ладошку. – Ты стал другим!

– Все мы изменились, Маша. Прошло четыре года. Глупо было бы думать, что все осталось, как прежде.

Да все и было, как прежде, господи ты боже мой! Все! Для него, во всяком случае, ничего не изменилось! И богу одному известно, скольких сил ему стоило корчить из себя человека независимого и безучастного. Да помани она сейчас его одним лишь взглядом – он уже валялся бы у ее ног, хоть и думал минут пять назад, что не до шекспировщины ему, что он стал взрослым и сильным.

Нет, нет, нет!!! Он все так же слаб перед ней. Так же безволен и…

– Веник, ты меня разлюбил, да?! – ахнула вдруг Маша и уставила на него немигающие глаза. – Да! Теперь я понимаю! У тебя кто-то есть?!

– О господи! – простонал он, закрывая лицо ладонями.

Только бы не сорваться, только бы не упасть в своих собственных глазах. Только бы не наделать глупостей. Ему нельзя, он не должен, это непозволительная роскошь – снова позволить ей растоптать себя! Сколько он работал над собой? Даже выдумал собственную стратегию. И все – прахом! Стоило ей вот так на него взглянуть, как все пошло прахом.

– Машенька, что ты хочешь от меня услышать?! – Это был последний вопрос, который он еще был способен произнести, контролируя свою волю. Добавь она еще хоть что-то, и он пропал бы.

Но Машенька его выручила. Она понимающе кивнула. Причем понимание ее было исключительно основано на ее собственных соображениях, а не на доводах логики и выводов из наблюдений.

– Конечно… Я все понимаю… – пробормотала она смущенно. – Времени прошло много. Глупо было бы требовать от тебя что-то… И все же я пришла к тебе, Вениамин, с просьбой. Выручишь меня?

Все, момент упущен!

Нет, неправильно! Момент, который способен был снова вывернуть ему душу наизнанку, изгадить ее кровоточащими болячками, а потом оставить его мучиться и исчезнуть, утонуть в потоке ее воли, – этот момент благополучно миновал. Маша взяла незнакомый ему доселе тон, сделавшись чужой и неузнаваемой. Перешла сразу к делу. Его будто по макушке палкой огрели – так отрезвляюще подействовало.

– Чего ты хотела?

Теперь он смотрел на нее не как на свою бывшую жену, с чувствами к которой боролся все эти долгие четыре года. А как на…

Да хотя бы как на подругу его погибшей подруги. Как он завернул, а?!

– Веня, они не хотят искать убийцу Марины!!! – Ее руки крепко сцепились в замок, попка поехала по сиденью кресла, того и гляди Маша сползет на пол.

– Почему?

Он не рванулся к ней, не обхватил за талию, не похлопал участливо по плечу. До нее нельзя дотрагиваться! Это губительно! Это снова провал!

– Они… – Губы ее взбухли, глаза поплыли, на них набежали слезы.

– Ну, Маша! – прикрикнул на нее Вениамин, чтобы не утонуть в губительной жалости к ней.

– Они считают, что уже нашли его!

– Кого?!

– Убийцу! Вернее, заказчика!

– И кто же он?! – Это уже новости.

Вчера Горелов что-то намекал ему об Алексе Захарове. Что, мол, у Вениамина появится повод для мстительной радости и все такое. Что соперник его по уши в дерьме. Потому-то Вениамин и ждал Машиного появления у своих дверей, но при чем тут Маринка?!

– Они считают, что Алекс заказал Маринку, – пискнула Маша и разревелась в голос. – Считают, что это он виноват в ее смерти! Вернее, не в ее, а будто кто-то что-то, то есть кого-то, перепутал там, у кафе. Потом – добил… Такая гадость!!! Он же не виноват, Веник!!! Алекс, он… Он не мог!!!

Вениамин вновь усидел на своем месте. Утешать ее, тем временем в душе предрекая ее мужу справедливое возмездие и все муки адовы, было бы мерзко и подло. Вениамин остался на месте.

– Маша, пей кофе. Успокойся и говори по порядку.

Она, как послушная девочка, допила остывший кофе, съела одно печенье, конфетку. Он принес вторую чашку кофе, она выпила и ее. Потом судорожно выдохнула:

– Ты же знаешь, он не виноват!

– В чем? – на всякий случай уточнил Вениамин, и, как оказалось, не зря.

– Он не виноват в том, что мы с тобой расстались, Веник! Наш с тобою брак изначально был обречен. Тебе следовало бы жениться на Маринке. Она… Она всегда к тебе тянулась…

– А ты, значит, спала со мной просто так?! – Он оглянулся на нее от двери – собирался пойти вымыть чашку из-под кофе, и у него просто ноги приросли к полу. – Ты… Ты не любила меня никогда, так?!

– Выходит, так, – равнодушно дернула плечом Маша.

И вот тут он понял, что готов ударить ее. Впервые за долгие годы обожания вдруг возникло в нем это желание.

Какова дрянь, а?! Выскочила за него замуж, пожила какое-то время, потом шагнула ступенькой выше. Пожила там. Там тоже теперь не все благополучно, она и спустилась…

Нет – она снизошла до того, чтобы опуститься на прежнюю ступень, но и то лишь затем, чтобы попросить о помощи. Может, выгнать ее, а? Взять за воротничок ее белоснежной шубки, которую она так и не сняла. Довести до входной двери – и вышвырнуть за порог? Просто взять и отомстить ей подобным образом за такое бездушие.

Нельзя!

Во-первых, он должен узнать всю историю об Алексе, от начала до конца. Ну, хотя бы для того, чтобы испытать при этом пусть мимолетное, а все же торжество.

Во-вторых…

Во-вторых, вдруг это и правда – и Алекс не имеет никакого отношения к смерти Марины? Что тогда получится? Получится, что, списав на него убийство, они не станут искать настоящего преступника. И тот, лишив хорошего человечка жизни, продолжит и дальше жить, смеяться, а быть может, и убивать!

– Вениамин, извини. – Маша покраснела.

Но вряд ли от стыда, сообразил он. Просто зажарилась в шубе, у него же тепло.

– Я что-то не то сказала, кажется.

– Проехали.

Он ушел в кухню и слишком долго мыл там кофейную чашку. Следовало взять себя в руки, а у него от обиды они тряслись. Залез в холодильник, достал бутылку минералки. Газированная вода ершистыми шариками скатывалась в желудок, покалывала в носу, выбивая слезы. Немного помогло. Дышать стало легче, и желание ударить бывшую жену пропало. Надо пойти и послушать, что она ему расскажет.

Говорила Маша долго и сумбурно, перескакивая с одного на другое. Он устал и запутался в ненужных подробностях. Какие-то странные имена звучали. И не имена даже, а клички скорее. Какие-то школьные друзья Алекса. Они-то какое отношение имели к смерти Марины?

– Ну как ты не поймешь, Вениамин?! – всплеснула Маша руками и выпростала вдруг их из рукавов своей шубы. – Ну и жара у тебя!.. В числе этих друзей была и Марго!

– Кто это?

– Это, между прочим, бывшая жена того самого оперативника, который прибыл на место преступления, когда убили Марину.

– Горелова?! – ахнул он, хватаясь за голову. – Эта Марго – бывшая жена Горелова Иннокентия Ивановича?!

– Она самая!

– Ничего себе! Какой расклад! То-то, я смотрю, он так суетится… Н-да… Ну, ну, и что же с этой Марго?

– А эта Марго, оказывается, выходила вместе с Маринкой из кафе. В один и тот же момент! Маринка закурила, а та дама с кем-то говорила по телефону. Потом и Маринке кто-то будто позвонил. И тут – бац-бац, выстрелы! Ведь когда я выбежала потом и на землю рухнула рядом с Маринкой, я видела эту блондиночку.

– Что, она тоже блондинка?

– Ну да! А что здесь такого? Моден такой цвет в этом сезоне, и что?

– Нет, нет, ничего, продолжай. – Он хмыкнул, тут же вспомнив с десяток анекдотов про блондинок, а они-то не боятся, красятся по-прежнему.

– И Горелову потом принесли фотографии, где Маринка и эта дама, его бывшая жена, рядом стоят.

– Кто принес фотографии, почему принес? Юные друзья милиции, что ли? Странно как-то!

– Да нет. – Маша печально вздохнула. – В доме напротив кафе у жильца одного камера наружного наблюдения имеется. «Простреливает» как раз до кафе, где он машину на ночь оставляет. Они и распечатали с записи то, что в камеру попало, и принесли в милицию, желая помочь.

– За награду?

– Почему сразу за награду? Просто принесли. Там вроде снимков немного, все время машины по проезжей части носились, автобусы, видно было плохо. А вот как раз сам момент выстрела…

– Ну да, ну да, это же логично. Если учесть, что стреляли из дома напротив, то это логично.

– Почему? – не поняла Маша.

– Потому что стрелявшему тоже помехи в прицеле оптики были не нужны.

– Ну да, верно…

– Итак, когда стреляли в Марину, бывшая жена Горелова отиралась где-то неподалеку от нее. Правильно я понимаю?

– Ты-то – правильно, а вот Горелову вдруг втемяшилось в голову, что стреляли не в Марину, а в его жену, просто перепутали или промахнулись.

– А можно было перепутать?

– Наверное… Обе высокие, блондинки, курточки у них норковые одинаковые по цвету. Сначала ведь вообще подумали, что меня хотели убить, представляешь!

– Нет. – Он побелел. – Не представляю! А почему они так подумали?

– Потому что Маринка перепутала номерки гардеробной. Они на нашем столике лежали. Она и схватила мой по ошибке и выбежала покурить. Знаешь ведь, как она любила смолить эту дрянь!

– Дальше…

У него вдруг что-то случилось с голосом и с телом, все ослабло, лишилось силы и стержня. Стройная система его рассуждений летела в тартарары. Как он мог подумать, что хочет ударить Машу?! Как он мог подумать, что ему с какой-то блажи приспичило вдруг сделать ей больно?! Кретин, скотина, ублюдок бесславный!!!

Она же… Она же такая милая, нежная – и чистая, да! И чистая, как бы там Горелов ни острил по этому поводу.

Ее могли убить, она сказала?! Да, кажется, так. Если бы не Маринка – а Маша вышла на крыльцо в тот момент, когда там отиралась бывшая жена Горелова, – выстрелить могли в нее!!!

– Господи! – охнул Вениамин и начал заваливаться на диван, закатив глаза.

– Веник! Веник, что с тобой?! – взвизгнула Маша, вскочила с кресла и заметалась по квартире.

Он слышал, как сквозь ватную толщу, как шлепают задники ее тапочек по полу. Как хлопают дверцы шкафов в кухне, льется вода. Очнулся он, когда эта вода полилась ему на лицо и за шиворот.

– Машка, ну что ты делаешь? – слабым голосом заныл Вениамин. – Что ты со мной делаешь, а?

– Привожу тебя в чувство, – ответила она учительским тоном и уселась рядом. – Давай вместе подумаем, что все это значит.

Значить это могло все что угодно. Тот мерзкий человек мог прицелиться и не попасть в бывшую жену Горелова, как бишь там ее? Марго? Мог прицелиться – и попасть в Марину, потому что убить желал именно ее. Мог перепутать Маринку с Машей, поскольку та вырядилась в ее шубку.

Господи!!! Что же это такое?! Как со всем этим справиться?!

– А при чем тут твой Алекс? – вдруг вспомнил он.

– Так вот, что было дальше… – Маша села с поджатыми коленками в угол дивана, как бывало прежде. – Время от времени те самые друзья, странно себя именующие, собираются винца попить. И неделю назад они тоже собрались.

– И? – поторопил Вениамин притихшую Машу.

– Алекс приехал к Анастасии раньше всех. Напился, понятное дело…

Вениамин перебил ее злобным фырканьем.

Ему вот лично непонятно, как при такой красавице жене можно напиваться с чужими бабами? Что это за блажь такая?!

– Ладно тебе, Веник, – посопела Маша сердито. – Он с ними всю жизнь общается, а со мной – всего четыре года. Не изменять же традициям. Мне-то он не изменял.

– Что было дальше? – снова перебил он ее, слушать о добродетелях Алекса он не желал.

– Потом приехала Марго. Они снова пили. Потом Алексу кто-то позвонил, он не помнил точно кто, а номер телефона не определился. И вызвал его на встречу. Он поехал.

– Пьяный? За рулем?! Ужас какой!

– Ужас начался позже, Веня. Алекс уехал. По дороге он не справился с рулевым управлением и съехал в кювет, там и уснул. И проспал до утра. Телефон его разрядился.

– Понятно! – снова зло фыркнул Вениамин. – А в это время?

– А в это время, то есть сразу после его отъезда, кто-то вломился в квартиру, накачал девок наркотой, уложил их голышом в постель рядышком и…

– И теперь все хотят свалить на твоего Алекса?!

– Не хотят, а уже свалили. И тут еще эти фотографии! – Машин кулачок стукнул по диванной подушке. – Горелов как с цепи сорвался. Носится с идеей, что Алекс готовил покушение на Марго заранее. Но киллер-недоумок, мол, перепутал жертвы. Но Алекс не оставил эту затею и все равно убил Марго вот таким изощренным способом.

– Бред какой!

Нет, он, конечно же, не собирался защищать этого смазливого Алекса, в миру обычного Алешку, он просто за справедливость.

Каким же надо быть идиотом, чтобы совершить подобное?! Явиться в гости с тем, чтобы совершить убийство двух женщин, потом смыться, и причем так, что никакого алиби у него нет аж до самого утра. Спал в кювете! Хорошенькое объяснение!

– Ты должен мне помочь, Веня! – вдруг заплакала Маша, подползла на коленках к нему по дивану и уткнулась лицом в его плечо. – Пожалуйста, помоги! Он уже под подпиской о невыезде, а это очень плохо! Даже адвокат говорит, что это очень плохо!

– А сам-то он где теперь, Машунь?

Он сидел, словно деревянный, боясь шевельнуться. Ее волосы скользили по его лицу. Он слышал, как бьется ее сердце, будто птичка. Слышал ее запах, такой родной, такой знакомый – его никаким дорогим ароматам не перебить. И знал, что он сделает для нее все и даже больше.

– Он пьет! Пьет, как извозчик, Венечка! Выгнал мать и сестру из дома и велел больше к нему в дом не соваться, когда они посмели что-то сказать. Адвоката тоже погнал! Орал на него, обзывал бездарем! Тот обиделся, я еле уговорила его не бросать нас. Он ломался просто жутко, пришлось ему денег добавить. Но Алекс не желает с ним говорить. И опять гонит и гонит его прочь!

– А тебя он не гонит? – с надеждой спросил Вениамин.

– Меня пока нет, не гонит, но и не особенно-то замечает, – пожаловалась она, схватилась за его руку, прильнула к нему. – Мне так страшно, Веня! А вдруг… Вдруг это он?

Она разрыдалась. Наконец-то она разрыдалась. В слезах ее он увидел не столько горечь, сколько облегчение.

Она сказала это, как ни боялась! Сказала ему, поделилась с ним своими страшными сомнениями. Как же тяжело ей, однако, все это – мучиться из-за мысли, что убийцей или заказчиком мог быть ее Алекс. Будь Маринка жива – дело другое. Та где с руганью, где с хохмами, но растормошила бы ее, вытащила из кровати, уволокла бы в город. Там, сидя за чашкой кофе, она и пожалела бы Машу, и, подумав, выдала бы какой-нибудь вердикт: виновен типа или нет.

Маринки нет. Алекс в запое. Остался Веня. А примет ли он Мари, поймет ли ее…

Принял и понял.

– Не плачь, Маша.

Он осторожно высвободился из кольца ее рук, боясь, что у него сердце не выдержит и попросту остановится от ее близости. Слез с дивана, прошелся по комнате. Посмотрел на нее, съежившуюся на его диване, с зареванным лицом и несчастными глазами.

– Это не он, Маша.

– Что?! – Она не расслышала, потому что он произнес это почти шепотом.

– Это не он, Маша.

– Точно?! Ты уверен, Веня?! Господи, счастье-то какое! Венечка, счастье-то какое!

Она врала, когда сказала ему, что никогда не любила его, вдруг понял он. Она любила его, но не так, как хотелось бы ему, не так, как любила теперь Алекса. Но – любила.

Как быстро она поверила ему, а! Она бы во все что угодно поверила, что бы он ни сказал ей теперь. А почему? Потому что любила! Пусть как друга, но все же.

– Он же не дурак, твой Алекс, чтобы так подставляться.

– А Горелов говорит… – всхлипнула она, задирая коленки к подбородку и обхватывая их руками.

– А вот Горелов этот – дурак! Ему же все равно, кого на костре спалить! Соперника своего, овдовевшего недавно, или твоего мужа. Ухватился, зацепился и… А подумал бы своей башкой: справился бы пьяный вдрызг Алекс одновременно с двумя женщинами? Их же требовалось не только наркотой накачать, но и раздеть и в койку уложить!

– Ага, ага! – закивала она, опуская подбородок к коленям. – И Алекс ему то же самое сказал, и адвокат. А он и слушать ничего не хочет, Венечка!

– А попробовать уточнить, с какого номера поступил звонок на мобильный твоего мужа, у Горелова ума хватило?

– Не знаю.

– Это для них слишком хлопотно, думаю, он даже и не пробовал. Куда проще приобщить к числу подозреваемых людей, не имеющих на момент убийства никакого алиби. И все, дело сделано!

Он припомнил, как Горелов и под него копал и каким противным он ему в тот момент показался. И ничего-то для него не значили честные слова честного человека. Все буравил и буравил его глазами. Все-то он вынюхивал, намекал на что-то.

Нехорошим он Вениамину человеком показался, очень нехорошим. И о женщинах он думал и говорил очень скверные вещи. И ловил Веню на каждом слове. Это он потом уже немного оттаял, когда Алекса к стенке припер.

– Я тебе помогу, Маша.

– Правда?! Господи, Веня! Ты… Ты такой хороший! Я…

– Все, стоп! – Он звонко шлепнул в ладони. – Я помогу. Но сделаю это не для твоего Алекса, а для тебя. И, конечно, в память о Маринке. Ведь, думаю, никто теперь не станет искать ее убийцу. Никто…

Глава 6

Горелов нервно сигналил толстой неповоротливой тетке, усевшейся в крохотный автомобиль, размером с коробку из-под телевизора. Сначала тетка еле двигалась с пакетами из магазина, все время вполне удачно всякий раз преграждая ему путь. Куда он ни ступит, впереди маячит широченная спина, затянутая в кожаную куртку ядовитого зеленого цвета. Теперь же, еле втиснувшись в свою автомобильную коробку, она никак не могла выбраться с парковочного места. Рыкала, рыкала, мотором «удобряя» воздух выхлопными газами, и ни туда, ни сюда.

– Да что же это такое-то, а?! – злился он, нажимая на клаксон. – Накупят себе водительских прав по объявлению, мать их!!! Угораздило же меня заехать в этот магазин!

Он и правда никогда сюда не ездил раньше. Магазин был далеко от его дома, совсем не по пути на работу и обратно. Но вот заехал. А все почему?

А потому, что сначала он собирался опросить соседей погибшей Анастасии, а потом вдруг резко передумал. Как только колеса его машины подпрыгнули на «полицейском», преграждавшем въезд в ее двор, у него вдруг отпало всякое желание туда ехать. Развернулся и драпанул оттуда.

Именно драпанул! Трусливо, дворами, прижимаясь к обочинам в узких местах, где сложно разъехаться со встречным транспортом.

Почему, спрашивается, он сбежал? Не хотел, чтобы его машину заметили и запомнили?

Стоп, на фиг это все! А ведь машину Алекса тоже должны были увидеть и запомнить. Вся парковка – как на ладони. Хвала строителям, позаботились, не устроили стоянку в каком-нибудь непросматривающемся аппендиксе. Нет, она под окошками, напротив подъездов.

Ну, и отчего же он удрал? Поболтал бы с соседями, может, кто-нибудь что-нибудь и вспомнил бы.

С другой стороны, а надо оно ему?! Марго мертва. Подруга ее – тоже. Эксперт говорит, что никаких следов насилия на трупах не обнаружено. Вообще никаких! Может, и в самом деле девки… того, сами себе дурь в вену вогнали?

И опять – корежит его от этого! А как же быть с убийством Марины Стефанько? С какого хрена там Марго маячила на заднем плане? И, опять же, в обоих случаях Алекс – человек не посторонний этим двум женщинам.

– Пуф-пуф-пуф… – фыркнул Горелов, дождался наконец, пока неповоротливая толстуха уехала, и вновь повернул машину в Стаськин двор.

Нечего малодушничать! Да, пора признать, что ему небезразлична смерть его бывшей жены-предательницы. На похороны ее он не пошел, и это – его право. Теща звонила, он снова трубку не взял. Сева фонтанировал, извергая праведный гнев, и даже позволил себе назвать брата нехорошим словом.

– Отстань, старик! – ответил Горелов ему спокойно и нажал отбой.

Даже Севке он не мог признаться в том, насколько больно для него было бы увидеть Маргариту мертвой. Прав тот увалень, как там его, Белов, кажется, сколько бы он ни жил с гневом и ненавистью в сердце, любить Ритку он не перестал. И – да, да, все равно он втайне надеялся, что она рано или поздно к нему вернется. Уж на каких условиях – о том разговор особый, но все равно он ждал ее возвращения через покаяние.

Теперь уже не ждал…

Горелов поставил машину у левого края и начал обход крайних подъездов, постепенно сужая кольцо, тем самым подбираясь все ближе и ближе к Стаськиному подъезду.

Почему он так поступил? Все просто. Он начал с самого безнадежного варианта, в душе надеясь, что уж там-то, в ее подъезде или близлежащих к нему, кто-то что-то да увидел. Начни он в обратном порядке и напорись сразу на неудачу, жильцы крайних подъездов так и остались бы неопрошенными. Он бы тогда точно бросил это гиблое дело. А так – надежда какая-то все же оставалась.

– Нет, что вы! Мы ничего не видели и не слышали! – в основной массе своей отвечали ему люди.

– Вы в своем уме?! Где жила эта наркоманка, а где мы?! – так отвечали грубияны.

– Даже если и видели мы что-то, теперь уж и не вспомнить! – И такой вариант ответа он тоже выслушал.

С этими неутешительными сведениями, так и не исписав ни одного листка в своем блокноте, Горелов добрался до подъезда, где жила Анастасия. Здесь он начал с первого этажа, подниматься сразу на верхний этаж и постепенно спускаться вниз, по его сегодняшней методике, ему что-то расхотелось.

Ему вообще выше третьего этажа подниматься не хотелось, но он все равно пошел.

Тот же результат. Вернее, никакого результата.

Кто-то в то самое время был на работе. Кто-то в окна не имеет привычки таращиться. Темно же на улице, зачем туда глазеть? Фонари горят? И что с них проку? В радиусе метра от них еще что-то видно, а дальше – темнота!

Он не то чтобы отчаялся, нет. В деле фигурирует вполне конкретный подозреваемый, начальству доложить есть о чем. Но…

Но не нравится Сизых эта версия, хоть убей.

– Ты что, Кеша, офонарел совсем, что ли, с горя?! – выкатил он вчера под вечер на Горелова глазищи. – Ладно, мужик этот тебе не нравится по вполне понятным причинам…

Хотел он спросить: это по каким же, но вовремя передумал.

– Но ведь он же не идиот конченый! – продолжал Валерий Иванович. – Убить двух девок и не обеспечить себе алиби? Так дела такие не делаются.

– А как такие дела делаются? – ядовито поинтересовался Горелов. – Он же в хлам был пьян, Валерий Иванович! Он вообще ничего не помнит!

– Вот именно! – подхватил радостно Сизых, словно одно это обстоятельство могло оправдать хренова Лесика.

– Вот именно, Валерий Иванович! Он натворил дел. Может, и вместе с кем-то натворил, кто его знает, а потом перепугался, смотался оттуда, укатил за город, съехал в кювет, уснул, проспался и…

– И ничего не помнит.

– Ага, а как звонил ему некто на мобильный, чей номер не определился, это он помнит? А как уезжал от Анастасии, не помнит? Причем сначала он излагал все ладно и складно, а теперь путается в показаниях.

– Да знаю я, – скуксился Сизых, подпер полную щеку кулачищем, вздохнул, а вторым кулаком ударил себя в грудь. – Но вот точит меня что-то, хоть убей! Не верю я, как бывалый театральный мэтр говаривать любил. Что делать-то, а? Поискать бы его, а, Кеша? Если уж совсем никого не откопаем, тогда будем работать Лесика этого самого. Придумают тоже кликуху, придурки!..

Вот и Горелова, в свою очередь, принялись точить сомнения. С одной стороны, все вроде сходится, а с другой…

Да, он нехотя сегодня утром послал запрос на распечатку всех разговоров и сообщений Лесика этого чертова, но почти не надеялся на результат. Соврал Лесик тот наверняка про тот звонок. В журнале входящих вызовов в телефоне не сохранилась информация об этом звонке. Либо он, боясь жены, стер его. Либо его не было, звонка этого.

Кстати, о жене!

Гражданка Белова Мария Николаевна в последнее время никаких чувств в Горелове, кроме восхищения, не вызывала. И ему даже не хотелось верить, что она, так же как и Марго, бросила своего мужа без всяких объяснений. Было в ней столько благородства, столько природного достоинства и в то же время великодушия, что ему всякий раз при встрече с ней хотелось ей руку поцеловать, честное слово. Герцогиня просто!

А как она за Алекса своего вступилась! Просто чуть в горло Горелову не впилась, когда следователь строго повелел ему никуда из города не отлучаться и обо всех своих перемещениях докладывать в отдел, тем самым давая понять Лесику-Алексу, что он в число подозреваемых попал.

– Как вы смеете?! – набросилась Маша на Горелова. – Эти две карги ему в уши с утра до ночи дуют и вы еще тоже!

Двумя каргами оказались мать и сестра Алекса. Они, со слов Марии Николаевны, явились к ним в дом через пару дней после этого страшного происшествия и начали наседать на Алекса, чтобы тот, перед тем как отправиться на нары, переписал весь свой бизнес на них.

– Не вздумай на Мари оформить бизнес! – верещала его сестра.

– Почему бы и нет? – пьяно скалился Алекс, разгуливая по дому в одних трусах и носках. – Машке все оставлю!

– Идиот!!! – подключалась мамаша. – Ее завтра убьют, а кто все унаследует?!

– Я! – кривлялся Алекс.

– Так тебе еще сидеть и сидеть, а дело погибнет!

– Так, стоп, а с какой это стати Мари убить-то должны? – пытался он встрепенуться, но голова его все время падала на грудь или запрокидывалась назад.

Доза выпиваемого им алкоголя день ото дня все росла. И завязывать он явно не собирался.

– Так в нее ведь уже стреляли, – резонно подмечала сестра свистящим шепотом, должным, по сути, звучать зловеще, но больше напоминавшим радостный. – Один раз не попали, перепутали. Так ведь добьют, непременно…

В таких вот условиях приходилось бороться за себя, за семью, за мужа своего гражданке Беловой Марии Николаевне.

Горелову сделалось жалко ее. Да и кто знает, в кого в тот день целился киллер, а попал в ее подругу?

– Здрассьте вам!

На пороге квартиры, располагавшейся на втором этаже и на одном стояке с Анастасией, стояла пьяная баба. Лет где-то под полтинник, одета в мужской тельник до колен, мужские тапки размеров на пять больше, чем надо, с почти лысым уже черепом и двумя живописными синяками под заплывшими мутными глазами.

– Мент? – ткнула она грязным пальцем в гореловский стильный плащик, и его аж передернуло. – Вижу, что мент, хоть и нарядный! Чего приперся? Соседи снова жаловались? Так пускай не подслушивают! У нас с Васькой любовь! Потому мы и орем по ночам. И не ор это вовсе, а стоны любви, во!

– И от стона этого у тебя все лицо так посинело? – хмыкнул Горелов, вознамерившись уйти.

Ловить в этих стенах нечего. Яснее ясного: эти люди либо все время спят, либо ищут то, от чего уснуть можно. Им-то уж точно не до машин, которые без конца паркуются на стоянке под окнами.

– Мое лицо – не твоя забота, – абсолютно не обидевшись, парировала баба и шмыгнула носом. – Я чё спросить-то хотела… Тут, когда Настюху выволакивали, ваши приходили, какую-то пургу гнали про наркотики, что будто лесбиянки там были какие-то… Чё, правда, что ли, Настюха голая с бабой в койке померла от передоза?

– Пытаюсь узнать как раз. – Он шагнул в сторону от ее двери.

– Брехня это, малый! Сто процентов брехня! – крикнула она ему в спину, заставив Горелова обернуться.

– Сто два процента – брехня! – откуда-то из-за ее спины раздался сиплый мужской баритон, и на Горелова глянули два точно таких же мутных глаза, в точно таком же синюшном ореоле. – Настя мужиков всегда любила. И они ее тоже. Баба была правильная. Никакой наркотой никогда не баловалась. Все это… херня какая-то, малый! Ты, может, войдешь? Че ты, дура, его на пороге-то держишь?

Обшарпанная дверь гостеприимно распахнулась. Парочка попятилась, впуская Горелова.

Честно сказать? Входить туда ему жуть как не хотелось! Воняло страшно и от жильцов, и из недр жилища «ихонного». Но что-то такое они молотят языками… То ли развести его на сотню-другую хотят, то ли в самом деле помочь пытаются.

– У нас не прибрано, уж извини, гостей мы не ждали, – развела руками баба в тельнике. – Можешь присесть, если найдешь куда. Можешь постоять.

– С вашего позволения, я постою, – предупредительно поднял руки Горелов, поскольку мужик принялся обтирать тряпицей страшную липкую табуретку. – Давайте мы с вами поговорим конкретно, без лишней лирики, правдиво и…

– Сотню дашь? – оправдал его предположения о мзде мужик.

– Даже две, если вы мне поможете, – пообещал Горелов и достал блокнот. – Итак…

Со слов этих соседей, проживающих на одном стояке с Анастасией, лучшей бабы, чем она, в их подъезде и не было. Настя была очень порядочной, честной, справедливой и… всегда помогала им с опохмелкой. Наркоманам же не то чтобы помочь рублем – она в их сторону даже и не смотрела.