Текст книги "Коллекция недоразумений. Угол отражения"

Вилли закатил глаза, еще раз махнул рукой и вышел из комнаты, поманив за собой Бруно.

– А что это значит? – полюбопытствовал Шванцигер. – Вот это? – и он вполне профессионально повторил незнакомый жест.

Все трое переглянулись и дружно захохотали.

– Фридрих, это непереводимо. У нас это означает что-то вроде «совсем клянусь», – туманно объяснил Савва.

…Еще через полчаса они вышли на белый свет, сердечно распрощавшись с немцами. Когда официальная часть переговоров была закончена, Вилли, отчаявшийся сориентироваться в извивах загадочной русской души, заметно потеплел и при помощи Шванцигера даже обсудил с ребятами причуды современной европейской политики. Бруно казался несколько смущенным: видимо, в приватной беседе Вилли сообщил ему, что именно он думает насчет причины своего приезда в Буркау. Шванцигер же был в явном восторге от возможности продемонстрировать свои лингвистические познания – а заодно и от расширения своих представлений о русском менталитете.

Процедура передачи документов и прочего содержимого окровавленного свертка заняла ровно тридцать секунд, и друзья благоразумно проглотили вертевшийся на языке вопрос: а почему, собственно говоря, нельзя было проделать все то же самое вчера вечером?

И вот теперь они сидели на лавочке у самого входа в полицейский участок и перебирали свои возвращенные сокровища. С документами все было в порядке, с мобильниками – тоже, хотя зарядка у всех подходила к концу. Навигатор тоже был на месте. Хуже обстояло дело с кредитными карточками – настолько хуже, что Игорь даже вернулся в участок, чтобы уточнить, не завалялось ли у Бруно в сейфе пары-тройки карт. Бруно тщательно проверил содержимое сейфа и вынес окончательный вердикт: все находившееся в свертке имущество передано из рук в руки.

После ревизии потерь выяснилось, что и у Саввы, и у Артема пропало по одной карточке, а Игорь не может обнаружить ту карту, которую он предположительно по недосмотру увел у собственной жены.

– Интересно, почему Влад спер именно эти карты? – задумчиво бросил в пространство Игорь, и Савва с Артемом уставились на него.

– Думаешь, это он?.. – сердито сказал Артем.

– Пока он ничего не делал просто так. Значит, и в этом есть какой-то смысл.

Тут, словно в ответ на высокую оценку иезуитских способностей Владислава, промурлыкал, получив сообщение, телефон Артема. На экране красовалась надпись «Влад».

– Ого, тут целое послание, – пробормотал Артем, открывая сообщение.

Послание гласило: «Деньги будут ждать вас на заправке ESSO после съезда на Мюнхберг с трассы Е51 на Мюнхен. Подойдешь на кассу и предъявишь свой паспорт. Жду вас в том кемпинге, который мы бронировали. Вы же рветесь набить мне морду, правда?»

– Какие деньги? – растерянно спросил Савва.

Игорь выругался сквозь зубы и зашагал в сторону «кэмпера», мирно отдыхавшего неподалеку.

Когда Артем с Саввой тоже забрались в автомобиль, Игорь стоял в салоне и мрачно смотрел на большой бумажный сверток на диванчике.

– О, сколько нам открытий чудных… – продекламировал Артем и начал разворачивать бумагу.

– Я надеюсь, на этой бумаге нет следов чьего-нибудь мозгового вещества? – съязвил Игорь, не двигаясь с места.

– Ура, тут жратва! – радостно завопил Артем, обнаружив внутри несколько вакуумных упаковок колбасы, два багета и что-то еще, по виду вполне съедобное.

– С барского стола, – уточнил Игорь, не делая никаких попыток причаститься к содержимому нового свертка. Савва молча смотрел на происходящее и криво усмехался.

Артем наконец уловил недовольство друзей и виновато отодвинулся от свертка.

– Думаю, это не все, – сказал Игорь и потянулся через спинки передних сидений на водительское место.

– Предполагаю, что там конверт с деньгами, – негромко проронил Савва, наблюдая за его движениями.

– Правильно предполагаешь, – Игорь швырнул конверт на диванчик со снедью. – Видимо, в нем деньги на то, чтобы доехать до этой самой заправки.

– Тогда я могу точно сказать, какие карты пропали, – внес свою лепту Артем. – Те, которые можно было бы разблокировать по телефону. Логично?

– Вот можешь же, когда захочешь, – констатировал Савва. – Надо понимать, ты уже не злишься и не волнуешься, раз начал соображать здраво?

– А-а, надоело, – отмахнулся Артем. – Это называется запредельное торможение. Если он козел, что ж тут поделаешь?

– Обижаешь, – покачал головой Савва.

– Его?! – несказанно удивился Артем.

– Нас. Сколько лет мы с козлом дружили, давай посчитаем? А сколько лет мы ему радостно подчинялись? И кто мы в таком разе?

– Думаю, Тёмыч прав. На карты мы можем не рассчитывать. Вот черт! Я ведь вчера так и подумал, что он в машине где-нибудь рядом сидит. Наверняка посчитал, сколько денег нам надо, чтобы до той заправки добраться, – вернулся к обсуждению практических вопросов Игорь.

– Слушайте, а зачем ему надо, чтобы мы до Мюнхена добрались? Он же не просто так насчет своей морды вспомнил. Там нас еще какая-нибудь гадость ждет? – вдруг спохватился Савва.

– Куда ты спешишь, дружок? Ты молись, чтобы на заправке все прошло спокойно, – ободрил его Артем. – Может, до Мюнхена мы и вообще не доберемся.

– Так, мужики, давайте определяться. Поговорить можно и по пути, – окончательно взял руководство в свои руки Игорь.

– А поесть? – жалобно спросил Савва. – Что там было того завтрака?

– Тоже по дороге, – безжалостно сказал Игорь. – Я сяду за руль, а вы с Саввой будете сидеть сзади и жрать.

– А ты? – удивился сердобольный Артем, но ответа не удостоился.

– Ума не приложу, чего он столько лет молчал, – пробурчал Савва, опасливо оглядываясь на Игоря и устраиваясь поближе к еде. – Тихий был такой, послушный… А тут раскомандовался, смотри ты!

Игорь, перебираясь на водительское сидение, тут же отреагировал:

– Кто-то же должен управлять вялыми массами. С вас толку-то… Один в нирване, другой в истерике. Тёмка, гони сюда свой телефон: мне же надо адрес этой заправки в навигатор вбить…

Сзади облегченно переглянулись: с таким Игорем взаимодействовать было много приятнее, чем с тем, который в состоянии надежно взнузданного бешенства пребывал с ними последние сутки. Артем с готовностью протянул телефон, вернулся на свое место и начал кровожадно раздирать упаковку с колбасой.

Игорь приладил к стеклу заряженный новым адресом навигатор, и «кэмпер» осторожно двинулся по уютным улочкам Буркау в сторону автобана.

19 сентября 2014 г., Москва

…Егор очень любил работать во вторую и третью недели месяца. Первая неделя на его собственном внутреннем слэнге именовалась предпродажной. Для последней он не сумел найти подходящий русскоязычный аналог и воспользовался красивым словом, свалившимся в современный обиход из киношного быта, – «постпродакшн». Все это означало, что первая и последняя недели были наполнены всякими административными заботами, и оперировать Егору доводилось много реже, чем хотелось бы. Зато в середине месяца он отводил душу, с утра до вечера исполняя роль обычного оперирующего хирурга. Конечно, его начальственный функционал в течение всего месяца тоже никуда не девался – тем более, что и в первую, и в последнюю неделю он имел обыкновение периодически отлынивать от бумажной волокиты. Но сегодня заканчивалась третья неделя сентября, впереди маячили выходные – последние перед поездкой к Машке, – и он планировал провести вечер пятницы со вкусом и смаком.

Он глянул на часы: минут через сорок можно было начинать выдвигаться по направлению к родительскому дому. Раньше выезжать не было смысла: передвигаться по Москве на машине до девяти часов вечера – удовольствие весьма и весьма небольшое. Следовало распорядиться оставшимся временем как-нибудь разумно. И он сунул под мышку шахматную доску и вышел в коридор.

Прооперированный вчера Григорий Вадимович уже вполне оклемался, в чем Егор успел убедиться: еще в обед тот умудрился собрать вокруг себя в столовой целую толпу ходячих больных. Проносясь по коридору, Егор смог заметить только, что говорил, как и следовало ожидать, Григорий, а остальные завороженно ему внимали. Поэтому предложить ему сейчас партию в шахматы, видимо, не возбранялось.

Неожиданно Григорий не слишком обрадовался возможности разнообразить скудный больничный режим: настроение у него, судя по всему, было вовсе не радужным.

– Что-то беспокоит? – озаботился Егор.

Григорий тонко поиграл лицом и промолвил:

– Ничего по вашей части, не волнуйтесь.

– Играть-то будете?

Тот вздохнул и осторожно встал с постели, избегая резких движений.

– Не смею отказаться. Куда идем?

Егор оглядел палату: большинство больных уже выбрались на вечерний променад по коридору, а особо резвые из них – даже на улицу. Только в углу молодой парень в наушниках читал книгу, покачивая головой в такт чему-то, что было слышно только ему.

– Можем и здесь, – предложил Егор. – Или здесь недостаточно аристократично?

– Причем здесь аристократизм? – несколько оскорбленно ответил вопросом на вопрос Григорий Вадимович. – Шахматы – это разновидность сексуального общения, приватности требуют.

– Да вы что?! – поразился Егор. – А почему вы так думаете?

– Как? Что сексом не стоит заниматься на Красной площади? – с легким высокомерием бросил Григорий, направляясь в коридор.

Заинтригованный Егор двинулся следом.

– Что шахматы – это разновидность секса?

Ответ последовал только тогда, когда они уже расположились в пустой по причине позднего времени столовой.

– Что такое секс? – меланхолично вопросил Григорий, расставляя фигуры.

– Боюсь, биологическая потребность. Инстинкт продолжения рода, знаете ли… Или вы думаете как-то иначе?

Егору доставляло истинное удовольствие подыгрывать бородатому философу, поддерживая столь церемонную и витиеватую беседу.

– Конечно, – с видимым удовольствием согласился тот. – Секс – это борьба. Вы в курсе, что на театральном языке любое человеческое взаимодействие называется борьбой?

– Но тогда шахматы – разновидность человеческого взаимодействия вообще, а не именно секса, – возразил Егор, зажимая в кулаках две фигуры.

– Вы не дослушали, – укоризненно наклонил голову Григорий. – Секс – это, как вы справедливо изволили заметить, не просто борьба, а борьба за выживание. Шахматы – тоже.

Егор тут же заметил очевидную логическую ошибку и сделал выпад:

– Но в сексе один партнер не пытается обеспечить свое выживание за счет другого. Они оба обеспечивают свое выживание. Причем, насколько я понимаю, даже не свое выживание, а целого рода. А в шахматах…

Григорий с грустной улыбкой посмотрел на Егора и легко прикоснулся к одному из его кулаков. В кулаке был зажат черный конь, и доска была аккуратно развернута черными фигурами к витийствующему философу.

– В сексе один партнер борется с другим за то, чей род выживет в дальнейшем. Чей набор генов будет унаследован будущим ребенком? Это и определит, чей род выживет.

– Забавно… – пробормотал Егор, делая первый ход. Потом поднял глаза на соперника и поспешно сказал: – Правда, очень необычная идея. Я никогда так не думал.

Григорий чуть снисходительно склонил голову – дескать, пользуйтесь, пока я жив – и тоже углубился в игру.

В миттельшпиле борьба шла на равных, и диалог у партнеров не складывался. Однако когда наметился очевидный перевес черных, Егор, заранее смирившийся с грядущим поражением и намеревавшийся получить хотя бы эстетическое удовольствие от беседы, снова заговорил:

– То есть мы с вами сейчас, надо понимать, занимаемся сексом?

– Ну, метафорически говоря, так, – невозмутимо согласился Григорий, выдвигая свою ладью поближе к белому королю.

– И за какое выживание вы со мной боретесь? Мне казалось, что я вчера сделал все как раз для вашего выживания. Вы полагаете, этого недостаточно?

Григорий вскинул задумчивые темные глаза на хирурга, помолчал и произнес, улыбаясь:

– Конечно, недостаточно. Более того, я не исключаю, что вчерашняя операция только помешала моему выживанию.

– Даже так? – усмехнулся Егор, снимая с доски черную пешку.

– Именно так. Нет, я не про телесное здоровье. Упаси Бог, я никоим образом не пытаюсь усомниться в вашей профессиональной компетентности. Но ведь человек – это не только тело, правда?

– И каким же образом вчерашняя операция помешала вашему духовному выживанию? – с невыносимо серьезным видом поинтересовался Егор.

Григорий скорбно покачал головой:

– Вы материалист, Егор Николаевич. Боюсь, именно это вас в конце концов и погубит. Но перед этим вы сами погубите огромное количество людей. И этого я боюсь еще больше.

Егор даже поперхнулся:

– Типун вам на язык, Григорий Вадимович! Куда вас занесло-то?!

– Пока что занесло мою пешку в ферзи, – любезно сообщил бородач. – Позвольте-ка…

Он извлек из кучки поверженных черных фигур ферзя и водворил его на доску.

– Как вы понимаете, следующим ходом будет шах, – предупредил он.

– Да уж вижу… – проворчал Егор. – А через ход мат. Поднимаю руки. Но разговор хотел бы предложить, ежели вы не возражаете.

– Отнюдь. Так о чем бишь я? – согласился Григорий, отодвигая доску и откидываясь на спинку стула.

– О том, что я гроблю своих пациентов, – с удовольствием подытожил Егор.

– А что вас удивляет? Вот например: вы отрезали мне желчный пузырь. Заметьте: отрезали не по жизненным показаниям. Ведь так? Вы сделали это только для того, чтобы облегчить мою жизнь – так сказать, превентивно, дабы я мог и дальше продолжать неправильно питаться, не боясь, что это плохо кончится.

– Ну, все не совсем так, – пробормотал Егор, – но допустим. Дальше?

– А что – дальше? Вот если бы вы просто предупредили меня, чего мне не следует делать, а что делать необходимо – у меня бы появился выбор. А ведь человека делает человеком именно выбор, – назидательно сообщил Григорий. – И я мог бы решить полностью изменить свою жизнь, начал бы следить за своим здоровьем, научился бы отвечать за свои поступки… Ну, или продолжал бы лопать все что ни попадя и когда ни попадя. Но это все равно было бы мое собственное решение. Так вы помогли мне или наоборот?

Егор несколько озадачился и промолчал.

– Во-о-т! – торжествующе протянул Григорий. – Или другой вариант. Представим себе, что до операции у меня… ну, или не у меня, это неважно. Так вот, у кого-то до некоей операции существовали какие-нибудь экстрасенсорные способности. Никто же не знает, откуда они берутся, правда? Значит, можно допустить, что, если вмешаться в естественный ход событий, эти способности просто возьмут и исчезнут? Можно. И тогда получится, что вы своим хирургическим вмешательством помешали человеку идти своим путем и исполнить свое предназначение.

– А если бы я не вмешался со своей противной природе хирургией, и ваш телепат, или кто он там, взял бы и умер? – язвительно спросил Егор.

– А вы уверены, – тихо спросил Григорий и прищурился, – вы уверены, что жизнь вопреки своей природе лучше смерти?

Егор даже глаза закрыл, чтобы уговорить себя не ввязываться в дальнейший спор. Посидел немного, потом неторопливо собрал фигуры и решительно поднялся:

– Ладно, Григорий Вадимович, будем считать, что вы меня победили дважды. Правда, я, вы уж меня извините, все-таки остался материалистом, увы… Но вашу мысль я буду думать.

– Э, нет, – усмехнулся бородач. – Думать вы будете вашу мысль. Про мою настоящую мысль на этот счет вам ничего не известно. Во всяком случае, пока не известно. Хорошего вам вечера!

И он проводил Егора насмешливым взглядом.

Егор в глубинной задумчивости наводил порядок в своем кабинете перед отбытием на законный вечерний отдых. Ему самому было неприятно, что он продолжает искать какие-нибудь несокрушимые аргументы против озвученной философичным пациентом точки зрения. Пока такие аргументы не находились, но процесс продолжался: и когда он запирал дверь кабинета, и пока шел по коридору, провожаемый прощаниями коллег и пациентов, и пока усаживался в свою машину и выруливал с институтской парковки…

Прервался процесс только тогда, когда на весь салон любимого Егорова «Ренджровера» раздался заливистый детский хохот: так телефон сообщал Егору, что звонит Машка.

– Привет, хирург! – весело сказала Машка, когда Егор нажал на заветную кнопочку на руле. – Уже дома, чай пьешь?

– Нет, кудряшка. Только еду. И то не домой, а к матери.

– Передавай ей привет. Скажи, что наказ исполнен, в Баутцен я съездила и тетушку твою очаровала.

– Радость моя, ты что – думаешь, я с позавчера с матушкой не общался? Я ей все еще после твоего предыдущего звонка доложил. Но она уже и сама знала. Моя тетка ей небось позвонила, когда ты еще только машину заводила, чтобы в Мюнхен ехать.

– И как, тетка меня одобрила?

– Не то слово! Она сказала, что удавит меня собственными руками, если у нас с тобой не сложится. Потому что, по ее мнению, не сложиться у нас может только в том случае, если я окажусь идиотом.

– А что, я с ней согласна, – невозмутимо заявила Машка. – Чего со мной-то может не сложиться? Я девушка простая, неприхотливая, мне много не надо… Пусть меня не трогают – и ладно.

– Ну уж нет! – возмутился Егор. – Ты вообще-то помнишь, неприхотливая моя, что ровно через неделю ты будешь встречать меня в аэропорту Мюнхена? И ты надеешься, что я тебя не буду трогать?! Или ты просто не собираешься меня встречать?

– Я-то встречу… Только тебе придется смириться с тем, что после этого всю ночь я буду сидеть над проектом.

– Не придется. Ты не будешь всю ночь сидеть над проектом, даже не надейся! Я вообще зачем к тебе лечу-то, а?

– Пиво пить на Октоберфесте. Разве не так? – удивилась Машка. – Ну ладно, ладно. Всю вторую половину ночи я буду сидеть над проектом. Так тебя больше устраивает?

– Ненамного. Только если ты разрешишь мне сидеть вместе с тобой.

– Да ни за что! – перепугалась Машка. – Я тогда вообще ничего не успею. Хотя чего я волнуюсь? Это ты сейчас такой лихой, а на месте заснешь через пятнадцать минут. Ладно, ты еще немножко поговори про то, как я понравилась твоей тетке, а? Очень уж слушать приятно…

– Вот еще, баловать тебя… – проворчал Егор, улыбаясь. – Матушка и раньше-то от тебя млела, а теперь она вообще со мной ни о чем другом говорить не может…

– Ну хватит уже! – томно протянула Машка. – Чего мы все обо мне да обо мне? Что у тебя-то там творится на операционном столе?

Егор не выдержал и смешливо фыркнул. Если верно говорят, что любовь – это всего-навсего интерес к любому проявлению любимого человека, то Машка в конкурсе на право быть любимой – определенно главная претендентка на победу. Ему никогда не удавалось предвидеть, что она скажет в следующий момент. Это про интерес или нет?

– К твоему сведению, я на операционном столе не живу. Я живу рядом.

– Да знаю я, знаю… Ты что-нибудь расскажешь или нет? Знаешь, ты вообще сегодня какой-то странный. Озадаченный, что ли…

– Ты хочешь сказать, что для меня думать – это странно? – парировал Егор, изумляясь про себя Машкиной проницательности (или Машкиной способности чувствовать его настроение?). Ведь сразу же нашла самое точное слово для него сейчас – озадаченный. Вот какой точкой мозга она это понимает?!

– Да меня тут пациент один… как раз озадачил. Даже не знаю, как тебе рассказать… По его логике, я своей работой мешаю людям становиться ответственными, быть самими собой и исполнять свое предназначение. Вот чувствую, что где-то тут лажа есть – а найти не могу.

– Приезжай, разберемся, – беззаботно пообещала Машка. – Ты не забыл, часом, что меня здесь как раз учат правильные вопросы задавать?

Они еще немного потрепались, перейдя к концу разговора на сугубо интимные темы – так, что Егору после прибытия во двор родительского дома пришлось еще минут десять сидеть в машине, чтобы не прерывать разговор на самом интересном месте…

19 сентября 2014 г., трасса Берлин-Мюнхен

…Владислав рассчитал верно – как, впрочем, рассчитывал все на протяжении всей этой фантасмагории. Денег в конверте хватило аккурат на топливо. Правда, пока еще было не ясно, хватит ли этого топлива до обозначенной в сообщении заправки, но тут уж точность расчета в полной мере зависеть от Владислава не могла: он неизбежно должен был заложиться на возможность пробок. На их счастье, особых пробок по дороге не случилось – а это значило, что можно было сэкономить на топливе и хотя бы кофе нормального выпить на заправке Буркау. Но деньги уже были в баке и возврату явно не подлежали.

С содержимым продовольственного набора было покончено быстро: даже Игорь в конце концов смирился с необходимостью есть то, что соизволил им выделить Владислав. Теперь до намеченной заправки оставалось чуть больше восьмидесяти километров, а есть было уже нечего. Савва внимательно перечитывал второе послание Владислава, а Артем соскучился и вознамерился поговорить:

– Сав, а ты что там надеешься вычитать? Ты чего-то не знаешь про ту его обиду? Или вообще про всю ту ситуацию?

– Я хочу понять, почему именно сейчас, – не отрываясь от письма, бесстрастно откликнулся Савва.

– Понял? – бросил Игорь с водительского сидения, не отрывая взгляда от дороги.

– Пока нет. Но у меня тут кое-какие соображения возникли…

– Какие конкретно? – продолжал по-петушиному наскакивать на Савву Артем. Воистину, на свой возраст он способен был выглядеть только в своей лаборатории. Там он всегда был бог и царь, никогда не терял ни присутствия духа, ни нити разговора. А поскольку прямо перед их отъездом он блистательно, как всегда, завершил очередное исследование и даже отписался – то есть отправил соответствующие статьи в нужные журналы, – то сейчас в его ушедшей на отдых голове еще не способна была родиться какая бы то ни было новая идея. Это означало, что в свое нормальное – то есть увлеченное очередным исследованием и безразличное ко всему прочему – состояние он войдет еще не скоро. А пока он туда не войдет, остальные путешественники успеют сначала зачесаться от раздражения, а потом поседеть от безнадежности. Поэтому приходилось терпеть, по возможности отвечая время от времени на его вопросы, чтобы он не обижался. А уж обижаться он умел замечательно: у него становилось такое несчастное детское лицо, что автор неожиданно обидевшего Артема вопроса чувствовал себя бессердечным извергом – и неизвестно было, кому в этот момент оказывалось хуже.

Поэтому Савва вздохнул, легонько треснул Артема по затылку и утешил его:

– Как только до конца додумаю, тебе первому скажу.

Еще через пару километров Савва пихнул Игоря в плечо:

– Шеф, останови, а?

– Остановка «где-нибудь здесь» будет где-нибудь там, ты же знаешь, – пробурчал Игорь. – Ты чего хочешь-то? Дай конкретные указания – остановлю.

– Поговорить надо.

Игорь поймал в зеркале заднего вида серьезный Саввин взгляд и послушно начал искать место, где можно было бы, не нарушая никаких местных правил, безопасно притулить внушительный «кэмпер».

Такое место нашлось быстро: о водителях в Европе заботились лучше, чем в России – о врачах. Указатель приглашал к месту отдыха, оборудованному душем, туалетом и даже снабженному свободным доступом к интернету.

Большая уютная площадка, отделенная от автобана густой полосой деревьев, была не очень обильно населена. Игорь заехал в дальний ее угол и заглушил двигатель.

– Разомнемся, что ли? – предложил он и, не дожидаясь ответа, первым вылез наружу.

Они облюбовали освещенный предзакатным оранжевым солнцем кусок соседней лужайки и сладко вытянулись: все-таки ночь на узковатых диванчиках давала себя знать.

Артем со всей своей ребячьей жизнерадостностью азартно включился в процесс наслаждения солнечными лучами и, похоже, вообще забыл о причине неожиданной остановки. Поэтому, как ни странно, первым не выдержал Игорь:

– Давай уже, не томи, мыслитель.

– А, действительно! Чего ты там надумал? – вспомнил Артем и живо повернулся на бок, изготовившись внимательно слушать.

– Да вы особо-то губы не раскатывайте, – предупредил Савва. – Я вам не Ниро Вульф, ничего особо великого не надумал.

Игорь лениво швырнул в Савву комком земли. Тот увернулся и продолжил:

– Я понял одно: это не в первый раз.

– Глубокая мысль, – согласился Игорь. – Теперь бы еще понять, про что она…

– Я имею в виду, что это не первая его ответка, – смущенно разъяснил Савва.

– Да? А какая была первая? Почему мы ее не заметили?

– Какая была первая, я не знаю. Но именно потому, что мы ее не заметили… ну, или сейчас не помним, какая разница… Именно поэтому случилось все это… В общем, то, что случилось, – туманно завершил свою тираду Савва.

– Слушай, ты, раздолбай! Мы вообще зачем остановились? – разозлился Игорь. – Это сейчас была такая великая мысль, что для ее осмысления мы обязательно должны были стоять?

Савва еще немного помялся и внезапно признался:

– Я хотел… про другое. Давно хотел. Еще вчера.

– Хорошо, давай про другое, – терпеливо проговорил Игорь.

– Понимаете, я… Мне вчера ночью вдруг стало так хреново… Я понял, что мы виноваты…

– А раньше ты этого не знал? – жестко сказал Игорь. – Или ты думал, когда деньги забирал, что человечество спасаешь?

– Не знаю… Может, и думал, – пожал плечами Савва. – Мы молодые были, дурные. Но я все-таки про другое. Я ведь ходил тогда к Софье Витальевне, знаете?

– Нет, не знаем, – процедил Игорь и сел. – И какого черта ты к ней поперся? Ты ей что – все рассказал?

– Я ж не идиот.

– Да?! А так не скажешь, – сквозь зубы проворчал Игорь. – Ты долго еще будешь мычать и телиться?