Текст книги "Сердце пополам"

Натан же, твердо выговаривая каждое слово, произнес, обращаясь к ним:

– Значит так! Этого пацана зовут Гриша! Он живет на одиннадцатом! – он затянул скатерть потуже. Парень, которого душили, покраснел и с хрипом кашлял, а Натан продолжал: – Если где-то кто-то тронет Гришу, нашего кента, я к вам приду уже не один! И тогда вы увидите небо в алмазах! Черти! Вы поняли, с кем имеете дело? – Натан в этот момент был похож на сумасшедшего маньяка.

Сидевшие на кровати двое парней закивали в знак согласия, не отводя глаз от друга, которого Натан душил.

Выпустив скатерть из рук и пнув ногой сидевшего на стуле с окровавленной головой парня, дагестанец повернулся к двери и, бросив на ходу:

– Гриня, пойдем! – спокойно вышел из комнаты.

Они молча дошли до своего этажа и вместе зашли в комнату 1105. Там на кровати, поджав под себя ноги, сидел Мурик и что-то читал в тетради.

– Салам, Мурик! – поздоровался Натан.

– Уаллейкум Салам! – ответил Мурик. – Гриня, как ты, вацако?

– Нормально.

– Че с лицом? – Мурик вскочил с кровати. – С кем кипиш?

– Да все хорошо, уже наказали мы их, – успокоил его Натан и вкратце рассказал, что произошло.

Мурик стал возмущаться:

– Почему меня не взял? Я им всем башку разбил бы!! Вот ты внатуре, Натан! – он даже обиделся.

– Вот поэтому тебя и не взял! – улыбнулся Натан. – Чай замути нам лучше, Мурик. Садись, Гриня.

Гриша только теперь начал осознавать, что произошло. Натан, который физически был слабее него и каждого из тех пятерых, за пару минут просто уничтожил морально всю их компашку, а физически – троих из них.

Гриша думал об этом, а Натан, как обычно, прочитав его мысли, улыбнулся и спросил:

– Гриня, о чем думаешь? О тех лохах?

– Да, я просто в шоке! Ты их уничтожил. Один.

– Я тебе сейчас одну притчу расскажу, и ты все поймешь, – Натан взял чашку чая и устроился на кровати. – Стая волков пошла на охоту, в лагере остались только старый волк и щенки. Вернулись они с хорошей добычей и без потерь, только пара царапин была у кого-то. Старый волк спросил: «Кого задрали?» Молодой вожак ответил: «Нам попались десять охотников, мы их окружили, напали и задрали». Прошло время, и опять они отправились на охоту, старый же остался в лагере. Но вернулось их очень мало. Большая часть погибла на охоте, а те, кто вернулись, были ранены и все в крови. Добычи не было. Старый волк спросил: «Что случилось? На кого вы напали?» Молодой вожак ответил: «Мы подкараулили трех друзей на пикнике, как обычно, окружили их и напали. Но они так дрались, что мы с трудом спаслись. Я не пойму, почему десятерых охотников мы задрали с легкостью, а троих друзей не смогли?» Старый волк ему ответил просто: «Потому что это были охотники, просто знакомые, каждый думал только о себе, а те трое были друзья, готовые друг за друга отдать жизнь».

Натан замолчал. Мурик с задумчивым лицом сказал:

– Порвали волков, внатуре!

Гриша и Натан громко засмеялись, а Мурик не мог понять, над чем они смеются.

Успокоившись, Натан сказал:

– Я понимал сразу, что эти лошки максимум одногруппники. Даже если они и считают себя друзьями, таковыми не являются. У русских вообще понятие дружбы отличается от кавказского. У нас это братство, у вас же одно только название, и то за бутылкой. Это первое, а второе то, что толпой побить одного могут только трусы. Ясно было, что это пять трусливых лохов, имевших смелость побить только одинокого прохожего. Вот и все, – Натан хитро улыбнулся и спросил: – Я ответил на все интересующие тебя вопросы?

– Не на все! – смело сказал Гриша.

Натан удивленно вскинул брови:

– А что еще тебе интересно?

– Зачем тебе за меня идти с кем-то на разборки? Мы едва знакомы. Может, я тебе для чего-то нужен? – глядя прямо в глаза Натану, спросил Гриша.

Часть 2

В V—VII веках на Северный Кавказ, а если быть точнее, в Южный Дагестан, из Персии переселились евреи, которые еще в Иране переняли язык небольшого племени татов. Язык был схож с фарси, а племя татов растворилось среди азербайджанцев и иранцев. Евреи же, живя среди горцев Дагестана, переняли очень много их традиций, национальные костюмы, кухню, танцы, тем не менее остались верны своей вере, предпочитая браки исключительно внутри своей общины. С приходом советской власти этих евреев стали называть «горские евреи», но в документах они были записаны как «таты». Они являлись одной из восьми основных национальностей Дагестана, хотя исповедовали иудаизм. Сформировалось несколько крупных общин, самые большие в Дербенте и Нальчике, меньше – в Махачкале, Хасавюрте, Грозном. Там было много цеховиков, виноделов и заготовителей. Также горских евреев много жило в Азербайджане, они в основном занимались торговлей. Диалект и образ жизни у них немного отличался от северокавказских общин, но все равно это была одна нация.

После распада СССР многих зажиточных евреев начали донимать рэкетиры из числа дагестанцев и балкарцев. В 1992—1995 годах большая часть горских евреев уехали в Израиль, США и Германию. Из тех, кто остался в России, почти все покинули Кавказ и переехали в Москву. Со временем они заняли в столице сильные позиции в бизнесе и торговле, за счет своей сплоченности, присущей как евреям, так и кавказцам. Конечно же, сыграло роль и наличие еврейской хитрости и живого ума, что возводило эту нацию во все времена на вершины в любой области. Представители горских евреев были известны также в самых верхних эшелонах власти преступного мира. Это были выходцы из Баку, Дербента и Махачкалы, среди которых были и воры в законе, и просто авторитеты.

Адам Евдаев родился в Дербенте, в семье горских евреев – обычного рабочего и телефонистки. С детства он был очень несдержанный и дерзкий хулиган. Имея хорошие физические данные, Адам постоянно влезал в драки. Женившись в двадцать пять лет на девушке своей нации из приличной семьи, он устроился работать на коньячный комбинат экспедитором. Через пять лет, в 1981 году, имея двух детей, четырехлетнюю дочь Анжелику и двухлетнего сына Натана, он решил попытать счастья в Москве. Молодая семья скиталась по съемным квартирам почти семь лет, пока отец перебивался с одной работы на другую, таксуя и разгружая грузовые машины.

С началом перестройки в Москве появилось множество кооперативов и много желающих их ободрать рэкетиров. Адам долго не думал, встретив случайно на Рижском рынке своего армейского друга, махачкалинского аварца, занимающегося сбором податей с торговцев, и примкнул к нему. Через пару лет он привез молодых дерзких дагестанцев с родины и сколотил свою бригаду. Бригада занималась рэкетом, выбиванием долгов, крышеванием мелких коммерсантов. В 1991 году у него уже была первая этническая ОПГ, состоящая из дагестанцев, и дела пошли покрупнее.

Имея также тесные связи со своими единоверцами европейского происхождения, Адам нашел через них очень прибыльный в то время способ финансовых махинаций по воровству бюджетных денег, называлось это тогда «авизо» и было очень популярно среди чеченских группировок. Его коллеги-евреи были представителями одной из исконно московских группировок и кавказцев на дух не переносили. Но еврейство сыграло свою роль, и, объединив силы, они все-таки провернули дело. В феврале 1991 года Адам получил долю наличными около пяти миллионов рублей, что тогда было просто сумасшедшей суммой. В Москве к тому времени он уже являлся крупным авторитетом, и его слово имело вес в криминальном мире. Несмотря на все это, дагестанцы, имевшие крутой нрав, все же крепко поругались с московскими бандитами. А скандал в таких кругах в те времена сопровождался рядом убийств.

Натану тогда было четырнадцать лет. Он был тихий, спокойный ребенок из богатой семьи крутого бандита. Но ему всегда была присуща скромность, сдержанность и фантастическая память. В школе учиться ему было просто не интересно, он запоминал целые параграфы наизусть. А вот художественная литература была ему по душе. Он читал все, что попадалось под руку.

Это случилось 21 апреля 1992 года, часа в три ночи. Натан спал в детской комнате, сестра была у бабушки в Дербенте, мать отдыхала в своей спальне (отец обычно приходил поздно либо вообще утром). Внезапно раздался звонок в дверь. Натан проснулся и услышал страшные слова.

– Софа, быстрей, воду возьми, Адама подстрелили, он лежит у подъезда, – скороговоркой проговорил сосед-осетин.

Натан в панике вскочил с кровати и выбежал в холл, с разбегу обняв мать. Бедная женщина, плача, налила бутылку воды и побежала к лифту. За ней несся Натан.

– Он в сознании? – спросила она.

– Да, – ответил сосед. – Его киллер под сердце подстрелил… Я увидел случайно, сам только приехал, смотрю, он лежит… В чувство его привел…

Они выбежали на улицу, там уже стояли милиционеры, и собралась толпа зевак, несмотря на ночное время. Отец Натана лежал возле своего дорогущего «феррари 348», дверь которого была распахнута. Натан с матерью подбежали к Адаму и, плача, стали обнимать его. В области сердца на кремовой рубашке виднелось пятно крови.

Адам тяжело дышал. Он посмотрел на них, и в его глазах блеснули слезы.

– Сыночек… – тихо сказал он.

– Папочка, мой родной… – Натан прижался к отцу и стал рыдать. – Ты не умрешь, папочка! Ты не можешь нас оставить!

– Адик… – плакала мать, тоже обнимая его. – Кто это сделал? Чу сохум, гу?1818
  Что мне делать, скажи? (перевод с татского языка)


[Закрыть]

– Прости меня, Софа… – его глаза были полны слез. – Я не знаю! Из кустов стреляли… Я запутался… Ничего не успел… – он уже терял сознание.

Натан увидел это и завопил:

– Нееет! Папочка… Ты не умрешь! Мой папочка… Нет, нет!!

Подъехала скорая помощь. Софа подбежала к машине.

– Я вас прошу, быстрее! Я заплачу много денег, только спасите его! – она держалась очень мужественно.

Врачи молча подняли Адама на каталку и завезли ее в машину.

Софа села на корточки, обняла Натана и сказала:

– Зайди домой, закрой все двери. Слушай меня внимательно! Соберись, сынок! Не переживай, папа жив! Позвони сразу же… Ой, Худо!1919
  О, Боже! (перевод с татского языка)


[Закрыть] Кому же звонить… Звони дяде Володе! Он его брат, точно не предатель! И тете Бэлле набери сразу же. Я из больницы тоже позвоню ей, они с Тимуром рядом живут, сразу придут к тебе! Максимум двадцать минут ты один будешь. В глазок посмотришь, им откроешь! Больше никому! Понял?

– Да.

Софа села в скорую. Натан побежал домой. Поднявшись в квартиру, он закрыл двери на все замки. Собрался с мыслями, взял себя в руки. Натан думал о том, что могут прийти добить и его. Это было обычной практикой у бандитов с Кавказа. Чтоб потом не отомстил.

Он не включал свет. Достал из отцовского тайника в туалете большой тесак, как в фильме «Рэмбо». Потом взял радиотелефон «Панасоник» и залез под стол на кухне. Напротив висели часы, они показывали 3:27. Натан набрал номер маминой близкой подруги детства, Бэллы, муж которой, простой строитель, был двоюродным братом отца. Они жили через два дома от них, в семи минутах ходьбы.

После долгих гудков на том конце провода ответил сонный голос тети Беллы:

– Алло.

– Тетя Бэлла! Это Натан.

– Натанчик!? Что случилось, сынок?

– Папу подстрелили возле дома, мама в больнице… – слезы наворачивались на глаза, но он проглотил их и твердо продолжил: – Мама сказала вам позвонить, чтоб вы пришли.

– Да ты что?! А где Софа?

– В больницу со скорой поехала, я же говорю, я один.

– Один? А вдруг… О Господи… Никому не открывай, понял?

– Да, конечно. Вы придете?

– Придем, сынок! Не бойся ничего. Тихо сиди, главное! Вове позвонил?

– Сейчас позвоню.

– Скажи ему, пусть охрану пришлет к тебе.

– Хорошо, – сказал Натан и повесил трубку.

Что-то не понравился ему голос тети, но времени анализировать ситуацию не было. Натан начал набирать номер дяди Вовы. Благо ему достаточно было пару раз сказать номер, чтобы он его запомнил.

Дядя Вова по кличке Хищник, двоюродный брат отца, был довольно авторитетным преступником, Он был тесно связан с Адамом, но держался в стороне от группировок и рэкета. Хищник имел большие связи и авторитет, а жил за счёт «взгревов» от бизнесменов, за то что «разруливал» сложные ситуации и решал проблемы с рекетирами. Причем «разрулить» он мог в любую сторону, в зависимости от того, кто больше заплатит. Он был старше Адама на десять лет.

– Алло, – услышал Натан голос дяди Вовы. Он явно не спал, были слышны другие голоса.

– Дядь Вова, здравствуйте! Это Натан. У нас беда…

– Что случилось? – спокойно спросил он.

– Папу подстрелили… Он в больнице. Мы не знаем, кому звонить… – в трубке была тишина. Натан продолжал: – Мама сказала вам позвонить и…

Разъединилось. Натан набрал снова. Трубку не снимали. Он отключил телефон, подождал три минуты и позвонил опять, не понимая, что там произошло. Может, рядом кто-то, при ком нельзя говорить?..

На этот раз он услышал в трубке другой голос, а на фоне была тишина.

– Алло.

– А дядю Володю… будьте добры.

– Кто это?

– Это Натан, Адика Дербентского сын! – гордо сказал Натан, назвав отца, как его называли в блатных кругах.

– Ааа, сынок! Как поживаешь? Это дядя Мераб, помнишь меня?

– Не помню, – сказал Натан, хотя прекрасно помнил, дважды видел его. Худой, весь в наколках, некто Мераб Гудаутский был явным наркоманом и вечно крутился рядом с дядей Володей.

– Как не помнишь, слушай? А что случилось, сынок? Что так поздно звонишь?

– Мне дядя Вова нужен! – стоял на своем Натан.

– Он в туалет вышел, скажу ему, перезвонит тебе, родной. Так что стало? Папа как?

Натан решил, что ничего ему не скажет, и бросил трубку. Мысли в голове мальчика проносились одна за другой. Что значит «вышел в туалет»?.. Это же бред! Зачем он выспрашивает все? Очень подозрительно! Скорей бы тетя Бэлла пришла…

Но никто не приходил. И не перезванивал. Натан сидел под столом, нож лежал рядом. Ему казалось, что все это сон. Сжимая руки у подбородка, мальчик молил бога, чтоб можно было быстрее проснуться. Но время шло, а он не просыпался… Каждая минута тянулась вечность. Это был не сон…

В 5:17 завибрировал телефон, Натан сразу ответил:

– Да!

– Сынок… – он услышал слабый голос матери, и из его глаз снова хлынули слезы.

– Мамочка… Что с папой? Как ты там? Я с ума сошел тут уже…

– Бэлла где?

– Не пришла еще… Да черт с ней! Что с папой?

– Сынуля… Все плохо. Он жив… еще. Ты должен держаться и помочь мне. Родной мой… – мать зарыдала. – Ты сильный мальчик…

– Конечно, мамочка… Что сделать? Говори. Я в порядке!

Мать собралась с силами и слабым голосом сказала:

– Звони в Дербент своей бабке. Скажи, что Адик в больнице, но не говори, что стреляли… Скажи, почки! Пусть первым рейсом летит сюда! Потом набери в Махачкалу. На тумбочке у меня записная книжка, там есть номер «Сабина Махачкала». Звони туда, попроси Заура, ты его знаешь, друг близкий папин, все ему расскажи. Понял?

– Конечно, мамуль! Я все сделаю сейчас.

– Я через час приеду, сынок… Главное, держись, мой родной! Дверь – ни единой душе!

– Да, мамочка. Ты не переживай за меня, я справлюсь…

Натан все сделал, как сказала мама, в течение пятнадцати минут.

В 6:39 дверь открылась, и зашла мама.

Натан стал ее обнимать:

– Мамочка!

Вслед за мамой зашли друзья отца, дагестанцы. Их было трое, Натан их всех знал. Они уважительно отошли назад, убедившись, что в квартире все нормально.

Один из них сказал маме:

– Софа! Мы внизу будем стоять, возле подъезда, а Хабиб на этаже у лифта, на всякий случай.

– Да, спасибо, ребята, – устало сказала мать.

Потом все происходило как в фильме «Крестный отец». В больнице и дома уже стояли молодые дагестанцы – охраняли семью Адама. Возле дома стояло пять машин с людьми, все иномарки. Бабушка прилетела вместе с другом детства отца, Зауром, у которого была одна из самых сильных ОПГ в Махачкале. С ними были еще четверо мордоворотов.

Судьба Адама уже была решена. Сколько он проживет – это был вопрос нескольких часов. Киллер выстрелил под сердце. Всего одна пуля со смещенным центром разорвала почти все органы и ушла в позвонок. Не задето было только сердце, поэтому Адам еще был жив, но жизнь его поддерживали аппараты. Весь день приходили и уходили люди, в основном криминальные авторитеты.

Больше всех Натану запомнился один красивый высокий парень лет тридцати трех. Он был одет в замшевый пиджак и держал себя с большим достоинством.

Этот парень зашел в комнату, где сидели Натан с мамой, и очень вежливо стал задавать вопросы Софе:

– Вы меня извините, а вы не в курсе, откуда он ехал ночью?

– Да он мне разве говорил что-то? – устало ответила женщина.

– Вы знаете, это очень важно узнать на самом деле. Последние два-три дня где он бывал? – парень говорил грамотно и без акцента, хотя видно было, что он не русский, но кто именно, определить было сложно.

Софа печально посмотрела на него и спросила сквозь выступившие слезы:

– Какое это теперь имеет значение? Он умирает уже…

Мужчина, видно от души жалея их, сел на корточки перед женщиной, взял Натана за руку и, глядя Софе прямо в глаза, сказал:

– Меня зовут Даник, я родом из Махачкалы, но сейчас в Пятигорске живу. Освободился год назад… – потом, к удивлению Софы и Натана перейдя на горско-еврейский язык, продолжил: – Я приехал пригласить Адама и вас на свою свадьбу… А тут… – он достал из кармана бумажку с номером телефона и дал Софе в руки. – Я знаю, что сейчас не время, но возьмите мой телефон. В любое время дня и ночи звоните, я всегда помогу! Вам нужна будет помощь, поверьте мне! Извините еще раз, что докучаю вам в такой момент, – и он ушел.

Софа, естественно, не обратила внимания на этого человека, да и Натан вспомнил о нем лишь спустя пять лет.

В одиннадцать вечера зазвонил телефон. Софа взяла трубку. Через две секунды она выронила ее из рук и сказала то, что перевернуло жизнь многих людей:

– Умер…

Натан закричал:

– Нееет! Папочка… – он подбежал к маме. Софа же без сил села на диван. Натан обнял ее. – Мамочка… пожалуйста, только держись! Мамочка…

Она плакала и тоже его обнимала:

– Что же мы будем делать, сынок? Одни…

– Не переживай, мамочка, я вас с Анжелой не дам в обиду! Я пойду работать!

В квартире стоял плач. Бабушка, ее звали Эстер, уже вовсю кричала, била себя по лицу и рвала на себе волосы. Натан сильно переживал за мать. Бабушка постоянно давила на нее, к тому же прилетели две старшие сестры отца, которые тоже не жаловали невестку. Натан понимал, что от матери отходить нельзя, если вдруг что, он в обиду ее не даст.

Ночь была просто адская, никто не спал. Все куда-то уезжали, приезжали, звонили. Брат отца, дядя Володя, так и не появился, причем Натан его больше никогда не видел. Он боялся, что и его постигнет та же участь, что и Адама, поэтому уехал в Израиль. Тетя Бэлла с мужем, который тоже был двоюродным братом отца, только с другой стороны, тоже не появились. В следующий раз Натан их увидел лишь через два года. Они просто испугались прийти ночью к Натану. Когда мальчик понял это, ему стало тошно и противно от трусости и низости людей.

Утром через депутатский зал в аэропорту «Внуково» повезли тело отца. Специальным чартерным рейсом летели еще человек тридцать, включая Натана, его маму, бабушку и приближенных Адама. У иудеев, как и у мусульман хоронить принято сразу, до захода солнца. Но если необходимо перевезти тело, можно задержаться максимум на три дня.

От аэропорта в Махачкале сто километров до Дербента ехали кортежем. Когда подъехали к дому, у Натана потемнело в глазах от увиденного. Ворота их частного дома были распахнуты, большой двор весь был застелен коврами, на которых сидели женщины всех возрастов в платках. Их там было не меньше сотни, и почти все они плакали, причитали на горско-еврейском и выли, а сестры отца, его тетки, и некоторые другие близкие орали диким криком и рвали на себе волосы. Это было кошмарное зрелище. Натан рос в Москве и никогда не видел такого. Он искал глазами сестру, но не мог найти ее. Вдоль всей улицы стояли лавки, на них тихо сидели мужчины. Головы у них тоже были покрыты. Кто в плоской широкой кепке, кто в папахе, кто просто положил платок на голову.

Дальше все происходило как в страшном сне. Плач, крики, похороны. Народу было столько, что улицы перекрыли, и машины не могли проехать. Дербентская еврейская община лишилась на тот момент самого сильного криминального авторитета, благодаря которому многих еврейских цеховиков не трогали группировки из соседних городов.

Жизнь Натана поменялась в один миг. Он как будто проснулся от какого-то сна, стал обращать внимание на то, кто из взрослых как себя ведет, постоянно думать, как жить дальше, что теперь будет с ними? Но твердо он знал одно: надо возвращаться в Москву! Сразу, как представится возможность. Родственники отца всячески унижали и постоянно оскорбляли мать Натана. Будто она была виновата в смерти Адама. Заступиться за нее было некому. В ее семье все были скромные и тихие, избегали конфликтов и боялись собственной тени. Натан старался быть рядом с мамой. При нем ее никто не обижал. Хоть он и был еще ребенком, но, когда его глаза вспыхивали гневом, даже взрослые не хотели с ним связываться. Адама все боялись за его крутой нрав, а Натан внешне был очень похож на отца, и люди понимали, что мальчик скоро вырастет, а кем он станет, неизвестно.

Натан пошел учиться в дербентскую школу и сразу попал в круг самых уважаемых хулиганов. Он научился кавказским понятиям и традициям. Конечно, воспитание мальчиков на Кавказе сильно отличалось от русского, но Натан воспитывал себя сам. Он много читал и аналитически разбирал каждую ситуацию по деталям, находя правильное решение.

Прошло одиннадцать месяцев, ему было уже пятнадцать лет, но если по возрасту Натан повзрослел на год, то по уму – на все десять лет. Его рассуждения о жизни часто повергали взрослых в шок.

После годовщины смерти, точнее одиннадцати месяцев, у иудеев отмечали так, Натан вечером зашел к маме в комнату поговорить.

– Мама, мы теперь можем вернуться домой!

– Да, сынок. Но что мы там будем делать? – мать обняла его и печально улыбнулась.

– Мы придумаем что-нибудь, но тут нельзя оставаться, бабушка с тетками тебя скоро съедят! Поедем в Москву!

– Сынок, все деньги у бабушки Эстер. Она, чтобы они не пропали, купила три дома и кучу бриллиантов. Неужели ты думаешь, что она нам что-то отдаст?

– А у нас что, ничего нет совсем? У нас есть две машины в Москве! Продадим их…

– Адик за неделю до смерти принес двадцать тысяч долларов, они дома спрятаны. Но про это молчок! Даже Анжеле не говори пока. Это все, что осталось у нас.

– Вот! Уже что-то! Мамуль, надо бежать отсюда. Анжела, если хочет, пусть остается пока тут, она теток любит, но нам надо уехать! – Натан говорил очень решительно, по-взрослому.

– Хорошо, сынок, я поговорю с папой, он поможет! Спасибо тебе, мой родной, – Софа крепко обняла сына.

Отец Софы был уважаемый в городе, очень благородный и порядочный хозяин самого большого в Дербенте коммерческого магазина. Он зарабатывал неплохо и был в состоянии иногда помогать дочери деньгами. Через два дня Софа с Натаном вернулись в Москву. Анжела захотела до сентября остаться у бабушки.

Первая половина девяностых была очень суровая в России. Москва захлебывалась от разгула преступности, убийств и разборок. Софа отдала часть денег под проценты и потихоньку жила. Ей также финансово помогал ее отец, первое время помогали и некоторые друзья Адама. Но через год все друзья исчезли. Кого-то убили, кого-то посадили, а большинство – просто забыли про Софу и ее детей. Нет человека – нет и его семьи. На похоронах многие плакали и клялись, что никогда не оставят детей Адика… но, к сожалению, это были всего лишь слова. Да что там друзья, родная бабушка не отдала ни копейки внукам. Ее дочь, тетя Натана, тоже была вдова, и у нее было двое детей младше Натана на несколько лет. Вот к ней постепенно и утекли все деньги, за которые Адам положил свою жизнь. Наверняка он не думал, что его дети будут нуждаться, в то время как другие родственники будут тратить то, что не принадлежит им по праву.

Но жизнь пошла иначе, и Натан стал курить сначала сигареты, потом баловаться анашой. Он попал в криминальную компанию в районе, где они жили, увидел дно жизни. Тусовался в подвалах, дружил с наркоманами, но сам ограничивался только анашой. После возвращения в Москву Натан бросил школу и пошел с друзьями воровать дубленки и шубы на вещевом рынке, грабить магазины, мухлевать в карты и разводить богатых лохов на деньги. У него был очень хорошо подвешен язык. Богатый словарный запас и удивительная способность входить в доверие к людям не раз выручали его. Натану не сильно нравилась такая криминальная жизнь, но судьба почему-то постоянно толкала его именно на этот путь. В те годы честно заработать было очень тяжело, а мать не работала, и сбережения заканчивались. Дед помогал, но этого хватало только на еду.

В шестнадцать лет, когда бывшие одноклассники получали в школе аттестаты, Натан решил все-таки встать на другой путь. Он купил в Дербенте аттестат средней школы и, как истинный еврей, пошел учиться в вуз. Его одноклассник и друг, армянин Арман, который держался в стороне от криминала, но был, пожалуй, самым близким другом Натана, поступил в Московский институт экономики. Натан пошел с ним вместе. Деньги на обучение у него были, он оплатил первый курс, и его зачислили на специализацию «Мировая экономика».

Став студентом, Натан сразу с головой окунулся в учебу. Через неделю он зашел с Арманом в бар на балконе и там встретился с дагестанцем Шамилем. Их познакомил одногруппник Натана, абхаз Астамур, который за первые два дня узнал всех завсегдатаев бара. Шамиль прилетел в Москву на соревнования по вольной борьбе. В самолете он познакомился с одним земляком, который учился на пятом курсе, и приехал с ним в институт, чтобы просто убить время. А тут было столько девчонок, так весело, что он уже неделю тусовался в баре. У Шамиля в Москве жила старшая сестра с мужем, он остановился у них. Каждый день он говорил, что едет на тренировку в ЦСКА, а сам ехал в институт охмурять девушек. По возрасту Шамиль был на год старше Натана, ему было семнадцать.

Натан по первым трем минутам общения с Шамилем уже мог дать ему полную характеристику. По национальности аварец, он был типичный представитель этого горского народа. Физически сильный от природы, плюс еще и спортсмен, абсолютно бесстрашный, но просто до безумия впадающий в крайности. Он очень сильно любил своих близких, родных и друзей. Настолько, что готов был поставить свою жизнь на карту ради них. А к людям незнакомым, с которыми он часто просто ради развлечения влезал в драки, Шамиль был настолько жесток, что порой казалось, что он маньяк. К Натану он относился по-братски с первого же дня.

Будучи очень проницательным, умным и имея хорошее чувство юмора, Натан сумел расположить к себе и других земляков. У городских дагестанцев, преимущественно из Махачкалы, не было особой разницы, кто именно ты по нации, если ты земляк. В Дагестане жило тридцать шесть национальностей, восемь больших, остальные мелкие. И, как правило, рядом с другими народами они все считали друг друга братьями.

Конечно, горские евреи, или, как их называли, таты, всегда держались в стороне, учитывая их вероисповедание. А в девяностые годы мусульмане Кавказа стали более религиозны, чем прошлое поколение, выросшее в социалистической стране, и евреи, как правило, были врагами, если учесть политический конфликт Израиля и арабских стран. Но городские даги внимания на это не обращали. Находясь в Москве среди стольких народов, таты были такими же дагестанцами, как аварцы или даргинцы. А про религию с ними никто и не говорил особо. Для окружающих – чеченцев, осетин, армян и других кавказцев – тем более разницы не было. Они вообще не различали народы Дагестана, для них все были одинаковы. Так что Натан занял свою позицию в так называемой общине дагестанцев в институте, которых всего насчитывалось от семи до десяти человек учащихся одновременно.

Чеченцев с ингушами было раза в два больше, около двадцати человек. Они были братским народом с дагестанцами, тем не менее тусовались отдельно. Также было пятеро осетин, которые дружили вроде со всеми, но ближе всех держались с адыгами. Адыгов же, это кабардинцы, черкесы, абазины и абхазы, было человек восемь. Было еще несколько карачаевцев, но они растворились в чеченской тусовке.

Все это была одна большая компания молодежи, выходцев с Северного Кавказа. У них бывали между собой разборки и разногласия, но, если кто-то появлялся со стороны, они собирались вместе, в один кулак, без разговоров. А вот представители Закавказья, точнее армяне и грузины, были многочисленны, но не так дружны. Их было несколько компаний друзей по десять – пятнадцать человек, которым было глубоко наплевать на компании своих земляков.

Первый курс Натан проучился, посещая большую часть занятий. Он, конечно, уже знал почти всех кавказцев, но старался ограничивать свое общение с теми, кто предпочитал бездельничать. В основном это были сыновья или племянники зажиточных людей, которые жили в свое удовольствие, зная, что завтра у них все будет хорошо.

На втором курсе приключения все-таки нашли Натана.

В первую же неделю учебы к нему в баре подошел Шамиль:

– Натан, Салам Аллейкум! Дело есть, брат!

– Уаллейкум Салам! Да, конечно, – Натан встал из-за стола.

Отойдя в сторону, Шамиль тихо заговорил:

– Короче, есть тема капусту заработать!

Натан сразу понял, что криминал, тем не менее утвердительно кивнул, давая понять, что готов выслушать.

Шамиль заговорщицки улыбнулся и продолжил:

– Короче, я с Махачкалы ствол привез, Макаров, с глушаком… на автобусе…

– И? – Натан пока не понимал, чего он хочет.

– Давай пихнем его кому-нибудь!? Че скажешь?

– Не пойму, в чем тема? Продать ствол?

– Ну да! Я его там за двести баксов купил, у солдат из Чечни. А тут он баксов семьсот, говорят, стоит! Я просто не знаю, как лучше замутить? Ты в Москве многих знаешь. Че там и как… Ну, короче, придумаешь… Бабло запилим пополам.

Натан задумался. Предложение, в принципе, было интересное. Но надо было все обмозговать.

Он ответил:

– Шама, дай мне время до завтра. Я подумаю, завтра решим. Хорошо?

– Да, базара нет!

– Только по-братски, ни единой душе ничего не говори. Что со мной про это общался и вообще…

– Да не, братан, ты че! Я тебе первому сказал.

Натан ушел на пару. Он не слушал лекцию, а прикидывал возможные варианты. Деньги ему сейчас были очень нужны. Пора было платить за обучение. Конечно, двести-триста долларов его бы не спасли, но все же это нормальная сумма. С Шамилем дело иметь можно, он парень при понятиях, к Натану относился от души. Не жадный. В общем, нормальный партнер. Продать ствол можно было попробовать по старым каналам, хотя так не хотелось к ним возвращаться. Натан отошел от всех и не хотел больше лезть в криминал. Но продать ствол, разок заработать… почему бы и нет? У него внезапно родилась идея: надо предложить его пацанам в общагах РУДН. Там рассадник кавказцев, негров, индусов, и все просто кишит бандитами, наркотой и другими грязными делами.