Текст книги "Мудрость"

Что за день сегодня?

 
День знамен победоносных,
Собиратель силы нашей,
Зачинатель битвы нашей —
Светлый праздник всей страны.
 
 
В ночь, когда ты к нам приходишь,
Распускаются деревья, —
Их сиянием весенним
Улицы озарены.
 
 
И давно ль дожди шумели
На дорогах наших горных
И хлестали в берег волны,
Белой ярости полны?
 
 
Точно призраки былого,
Здесь развалины лишь были.
А теперь дворцы повсюду —
Ярче солнца и луны.
 
 
Для врагов ты – кубок яда,
Кровопийц могильщик грозный.
Здравствуй, день победы нашей,
День Свободы и Весны!
 

Памяти Сулеймана Стальского

1

 
Как будто гром над нами прогремел
И у меня открылась в сердце рана, —
Нет, не Ашага-Сталь осиротел,
Осиротели все аулы Дагестана.
 
 
Когда падет боец, другой боец
Встает на место павшего героя, —
Но кто заменит нам тебя, певец?
Кто голосом твоим заговорит со мною?
 

2

 
Каким бы ясным ни был мысли ход,
Какие б ни возникли в сердце звуки,
Поэт берет перо, бумагу в руки,
И песнь из-под пера его течет.
 
 
А Сулейман к бумаге не привык,
В сердцах людей свою черпал он силу.
Ему пером был собственный язык,
И кровь ему чернилами служила.
 
 
Неграмотен он был, старик седой
(Что делать, бедняки учились мало!),
Неграмотность была его бедой,
Но и она его бессмертьем стала.
 

О друге Сулеймане

 
Хоть и познал он почести и славу,
До солнца нашей властью вознесен, —
Не изменил крестьянскому он нраву,
На туфли не сменил чарыков он.
 

Ответ молодому поэту

 
Я размышлял о жизни вечно новой,
Текли, как волны, думы в тишине,
Когда от стихотворца молодого
Письмо со штемпелем вручили мне.
 
 
Я стал читать. Походный – не парадный
Передо мною строй стихов возник.
И запах одаренности отрадной
Мой старый нюх почуял в тот же миг.
 
 
И в сердце мне вошли без проволочки,
На доступ пропусков не предъявив,
Чеканные отточенные строчки,
В себе печать и радость воплотив.
 
 
О юноша, сумевший вызвать смело
К стихам своим живейший интерес,
Мое перо состарилось, как тело,
Его ты зря возносишь до небес.
 
 
Не воздавай почета мне, не надо,
Я о былом, о прошлом вел рассказ.
И нынче дар мой гаснет, как лампада,
В которой масла кончился запас.
 
 
Хозяин оскудевшего амбара,
Я на хромом уже плетусь коне,
А твой – горяч, он моему – не пара,
Скачи вперед и не завидуй мне.94
 
 
Дерзай, покуда над порогом сакли
Гнездиться голубь получил права,
Спеши, покуда силы не иссякли
И не сидит на темени сова.
 
 
Не относись ко времени беспечно
И не ленись работать до утра.
Знай, мыслей острота недолговечна,
Как острота и самого пера.
 
 
Я проложил в горах свою дорожку
И дорогую кладь по ней готов
Еще тянуть, хоть ставят мне подножку
Все шесть десятков прожитых годов.
 
 
Водой студеной горного колодца
Лечил свои недуги я досель.
Чем жизнь вперед стремительней несется,
Тем мне страшней становится постель.
 

Письмо из Талгов

 
Нам бесплатные путевки
Дали нынешней весною.
Я в Талги на отдых прибыл
С Хандулай – моей женою.
 
 
Принимаю ванны, грязи —
Нет свободной ни минутки.
И притом обильно кормят
Нас четыре раза в сутки.
 
 
Отдаленное имел я
Представление о спорте, —
А теперь волейболистом
Стал заядлым на курорте.
 
 
Москвичи сюда частенько
Приезжают на леченье,
Наш курорт Талги имеет
Всесоюзное значенье.
 
 
Привезет больных автобус,
И, поверь, свершится чудо —
Он увозит через месяц
Их здоровыми отсюда.
 
 
Вот возьми Али, к примеру:
Он приехал с костылями,
А теперь обгонит ветер,
Что проскачет над полями.
 
 
Привезли Бику, я помню,
В санмашине, дышит еле, —
Ревматизм водой талгинской
Смыли ей за три недели.
 
 
Здесь врачей немало; каждый
Ходит с трубочкою черной,
Вежлив, ласков он с больными,
Как с гостями житель горный.
 
 
Нас обслуживает стая
Медсестер простых и милых,
Что всегда напоминают
Мне голубок белокрылых.
 
 
А товарищей здесь сколько!
Юны те, другие – седы,
И пускай в Талгах на разных
Языках звучат беседы, —
 
 
Мы одной семьею дружной
Каждый день проводим вместе,
И поем одни и те же
О стране любимой песни.
 

Волчье ущелье

Когда Гамзату пришлось

провести ночь под открытом небом

в ожидании машины

 
Часы идут. Я жду рассвета молча.
Часы ползут, не сделав ночь короче.
Так приняло меня ущелье Волчье,
Такой служил я бесконечной ночи!..
 
 
Был чабаном при звездах, как при стаде,
Стерег миры, за ними в оба глядя.
 

Письмо семье из Москвы

 
Хоть я, как вы знаете, здесь не впервые, —
Такой изобильной не видел Москвы я:
Какие хлеба, сколько мяса и жира,
И рыбы, и масла, и меду, и сыра!
 
 
И красным товаром полны все прилавки, —
Смотри, выбирай – без толкучки, без
давки:
Хоть ситца, хоть шерсти, хоть шелка, хоть
плюша —
Отмерят, отрежут за милую душу.
 
 
Мужского и женского платья как много!
Сапог и ботинок на всякую ногу,
Калоши и валенки, бурки и кеньги…
Чего тут не купишь – лишь были бы
деньги!..
 
 
В роскошной гостинице номер мне дали, —
Картины, фигуры, ковры и так дале.
Не знаю порой – на земле я, на небе ль:
Какие удобства, какая тут мебель!
 
 
Есть письменный столик с чернильницей,
с ручкой,
И стопка бумаги, и разные штучки.
Кровать – вы поверите ль? – целая
площадь:
С трудом сам себя нахожу в ней на ощупь.
 
 
А рядом есть кнопка: нажми только
пальцем —
И чай подадут и обед постояльцам.
Холодной водой и горячей – не шутки! —
Могу я тут мыться хоть круглые сутки.
 
 
Из бронзы, на каменной плитке богатой, —
Олень на столе предо мною рогатый.
От нечего делать с большим оживленьем
Часами беседую с этим оленем…
 
 
Стихи мои очень тут ценятся. Кстати,
Выходит мой сборник на днях из печати,
А двадцать седьмого мой творческий вечер.
Как видите, быть недовольным мне нечем.
 
 
Но все же, мои дорогие, не скрою,
По вас я скучаю вечерней порою:
Все чаще мне снятся ручьи, перевалы,
Все чаще мне снятся цадинские скалы.
 
 
У той бы мне печки погреться немножко,
В духовке которой печется картошка!
Подняться б на крышу, любимые дети,
Родной наш аул наблюдать на рассвете!
 
 
Но что же влечет меня прочь из столицы,
В которую каждый сердечно стремится?
Мне ярче ль в Цаде, чем из окон
московских,
Сиять будут звезды на башнях
кремлевских?
 
 
О мать нашей родины! Ты дорога мне
От звезд на Кремле до последнего камня!
Словами любовь не измеришь такую, —
Влюбленный в Москву, о Цаде я тоскую.
 

Водопровод в ауле Цада

 
Горную воду наука в аул привела!
Радуйтесь, женщины – жены, и сестры,
и дочки!
Прочь уберите веревки с кувшинов своих.
Можете выбросить даже запасные бочки!
 
 
Новый тебе открывается мир, Жавгарат!
Кран поверни – наливай себе сколько
потребно!
Шумный источник поет под окном из
трубы, —
Спишь – и во сне этот шум тебе снится
волшебный.
 
 
Видите, что может сделать простая кирка,
Если и воля и руки народа – едины.
Всем уж ясно теперь: перед силой такой
Скалы развалятся, горные рухнут вершины.
 
 
Вот: шесть десятков хозяйств – мы прорыли
канал,
И ведь на пять километров его протянули!
Дикий родник, растекавшийся зря по камням,
Взятый за шиворот, служит нам верно
в ауле.
 
 
Сколько невзгод приходилось терпеть без
воды:
Снег собирай да вытапливай воду в морозы;
Тучка надвинулась – бочку под желоб
скорей!
То вся надежда на снег, то на краткие грозы.
 
 
Девушек сколько калеками стало у нас:
Воду за два километра таскали в кувшинах.
Женщины наши, пожалуй, полжизни своей
Жили, согнувшись под грузом кувшинов на
спинах.
 
 
В старое время кто думал о нашей нужде?
Мало ль о чем там овечка худая заблеет!
Чести и долга начальство не знало тогда:
Волк – это волк и овец никогда не жалеет.
 
 
Но когда Ленина имя прошло по земле,
Новая жизнь распахнула ворота народу.
Много чудес мы творить научились – и вот:
В горы по трубам в аул притянули мы воду.
 

Из выступления на вечере, посвященном пятидесятилетию творчества Гамзата
В гор. Махачкале в 1944 г.

 
Конь ударом копыта матерого волка убил,
Но крестьянин быку
благодарность за это принес:
«Это – подвиг овса,
что коня богатырски вскормил.
Ну, а кто, как не бык,
наше поле вспахал под овес?»
 
 
Если б мудрость народная
не накормила певца,
То Гамзат в этом кресле не встретил бы
свой юбилей.
Мало слов у меня, чтобы
выразить всю до конца
Благодарность сердечную
власти советской моей!
 

Очки

Н о с

 
Они и тяжелы и велики.
От них совсем я обессилю скоро.
Большим мостом мне кажутся очки,
А я под ними – слабая опора.
 

У ш и

 
Нет, дорогой, напрасно ропщешь ты,
Помучился бы ты, как мы, бедняжки.
Смотри: нас обхватили хомуты,
Сдавили нас, как лошадей в упряжке.
 

Н о с

 
Зачем же вам терпеть подобный гнет?
Вас двое, и очки не сладят с вами.
Чтоб волка напугать, осел – и тот
Копытом бьет и хлопает ушами.
 

У ш и

 
Брат, на тебе сидят верхом они,
Тебе и надо с ними рассчитаться.
Ты с силой соберись да как чихни —
Они слетят и в брызги разлетятся.
 

Н о с

 
Хитрите вы, друзья, чтоб не пришлось
Участвовать самим вам в этой драке.
А я торчу, как ломкая та кость,
В которую вцепились две собаки.
 

У ш и

 
Тогда давайте вместе, все втроем,
Как только наш старик закроет веки,
Возьмем очки и в порошок сотрем,
От них – врагов – избавимся навеки.
 

Слово овцы к двуногому волку

 
Я с тобой, Али, поговорить хотела, —
Ты овцу-старуху выслушай, Али.
Я от горьких дум – ну просто очумела.
Сядь сюда… минутки две мне удели.
 
 
Чей в твоей папахе смушек серебрится?
Кто твою жену обрадовал платком?
На руках своих чьи носишь рукавицы?
Салом чьим поставил ты усы торчком?
 
 
Саклю кто ковром украсил и паласом,
Из чего костюм ты сшил на новый год?
Кто тебя, Али, снабжает сыром, мясом,
Шерстью теплой? Разве не овца, не скот?
 
 
На тебе, Али, пальто из хрома. Щеголь!
Чей тот хром – неважно, было бы к лицу!
В мягких сапожках шагаешь – гордый
гоголь!
А хоть добрым словом помянул овцу?
 
 
Осушив на свадьбе рог вина иль чачи,
Что там на закуску ты себе припас?
В зимний вечер кто на противень горячий
С перчиком, с луком кладет кольцо колбас?
 
 
Скот тебе не люб, а мясо очень любо, —
Справедливо это? Поразмысли сам:
Презирать овец, рядясь в овечью шубу!
А ведь должен быть ты верным другом нам!106
 
 
Почему ж с тех пор, как выскочил ты
в «шишки»,
Шею так твою раздуло? Вот вопрос!
Дефицит в колхозе, у тебя – излишки:
Потому, Али, ты салом так оброс!
 
 
Эй, Али! Ведь ты – доверенный народа,
Как же ты народ обманываешь так?
Руки, что тебя избрали, подло продал:
Те – за пятачок, а те – за четвертак!
 
 
У Зухры безрукой дети есть – сироты, —
Ты крадешь ее копейки и рубли!
Без ноги пришел с войны Курбан, – его ты
Тоже обираешь. Сдох бы ты, Али!
 
 
«Губят вас болезни…» Знаем эти толки!
Как же! Все на хворь, на хищников вали.
Нас двуногие уничтожают волки!
Не за наш ли счет пируешь ты, Али?
 

Новому году

 
Новый год, протяни мне по-дружески руку;
Ты не гость, сам себе из кувшина налей!
Долгожданный приход твой да будет порукой
В том, что жизнь наша станет еще веселей!
 
 
Пусть все беды уйдут из-под нашего крова,
Мы с победой дождемся с войны сыновей,
Пусть отелятся благополучно коровы,
Ожеребятся матки высоких кровей!
 
 
Пусть приплод жеребят будет рослым
и сильным.
Пусть пестреют луга от бесчисленных стад,
Пусть растет урожай полновесным,
обильным,
Пусть не тронут посевов ни ливень, ни град!
 
 
Пусть пшеницею будут богаты колхозы,
Пусть под фруктами гнутся деревья в саду,
От тяжелых кистей виноградные лозы
До земли наклоняются в этом году!
 
 
От больших бурдюков пусть сгибаются
гвозди,
Пусть бараньего мяса навялим мы впрок!
Пусть на праздниках наших обедают гости
Так, чтоб жир покрывал ножевой черенок!
 
 
Пусть медлительным буйволам будет
знакомо,
Как с токов до амбаров возить свою кладь!
Пусть в углу каждой комнаты каждого дома
Будет брага в пузатых бочонках играть!
 
 
Пусть в духовках печей будет жариться мясо,
Пусть стоят на столах пироги и колбасы!
Пусть все фабрики выполнят план
повсеместно,
Чтоб товары все полки заполнили тесно!
 
 
Пусть течет половодье веселья и счастья,
Пусть к народу народ проявляет участье!
Пусть наследников наших рождается втрое,
Пусть герои растут, побеждая и строя!
 
 
Пусть сурово звучит приговор прокурора,
Пусть настигнет закон грязнолапого вора!
Пусть презренный предатель вовек
не воскреснет,
Пусть бездонный живот расхитителя треснет!
 
 
Пусть все крысы, народ обиравшие ловко,
Твердо помнят, что есть и на них
крысоловка!
Да живет наша армия славно и гордо!
Да погибнут фашистов кровавые орды!..
 

Шамиль

 
В храбреца, чей подвиг смелый
Карлом Марксом оценен,
С бранным визгом мечет стрелы
Тот, кто разума лишен.
 
 
На борца, что соколиной
Был отвагой знаменит,
Замахнулся вдруг дубиной
Потерявший честь и стыд.
 
 
Кто осудит ратоборца,
Чья прославилась борьба
Потому, что сердце горца
Сердцем не было раба?
 
 
Кто осудит человека,
Кто в горах гремел, как гром,
Что сражался четверть века
С притеснителем царем?
 
 
Значит, царь в года былые
Прав был, а Шамиль не прав?
Почему ж народ России
Сверг царя, престол поправ?
 
 
Выдумки пустые эти
Отвергает вся земля:
В наших саклях даже дети
Знают имя Шамиля!
 
 
Мчался он ущельем узким
Иль заоблачной тропой, —
Знайте: не с народом русским,
А с царем вступил он в бой.
 
 
Горцев доблестных возглавив,
Он в сраженье их повел.
Крылья мощные расправив,
Воевал он, как орел.
 

О врагах мира

 
Кто, собой торгуя, палку вставил
В колесо борьбы за мирный труд,
Тот себя навеки обесславил,
И его из памяти сотрут.
 
 
Поджигателей весь мир осудит.
Их, мешающих святой борьбе,
На себе земля держать не будет,
А скорей упрячет их в себе.
 
 
Пусть умрут продажные злодеи,
Те, кто чувств священных лишены,
Для которых прибыль их важнее
Жизни, чести собственной страны.
 
 
Кто народ свой в бездну горя бросит.
Глядя на беду издалека, —
Пусть такого изверга уносит
Гнева справедливого река.
 
 
Пусть сойдут с лица земли владыки,
Что стоят у мира на пути,
Что готовы труд людей великий
Уничтожить, чтоб себя спасти.
 
 
Пусть могилы зарастут крапивой
Тех богов руин и смерти злой,
Что укрытья ищут торопливо
Перед наступающей грозой!
 

В день моего семидесятилетия

 
Что за люди, ты взгляни!
Иль за жен им страшновато,
Что стараются они
Сделать стариком Гамзата?
 
 
Всех созвали на обед.
Тост сказали (он был краток):
«Мол, ура! Соседу лет
Миновал… седьмой десяток».
 
 
Так считают люди зря —
Неверны подсчеты эти:
Только после Октября
Стал я жить на белом свете.
 
 
При царе не жил я, нет,
И для верного итога
Вычтем эти сорок лет, —
Вышло тридцать. Разве много?
 
 
Тот, кто хочет стариком
Сделать юного Гамзата,
Тот пришел напрасно в дом —
Времени пустая трата.
 

Старость – молодость

 
Я старости не покорюсь
И не склонюсь пред нею.
И чем я старше становлюсь,
Тем жить хочу сильнее.
 
 
Друзья, я много перенес,
Глаза мои слабеют,
И островок седых волос
Средь лысины белеет.
 
 
Пусть бьется сердце у меня
Не в такт шагам тяжелым —
Немало в нем еще огня,
Немало струн веселых.
 
 
И пусть проходят годы, пусть, —
Я жизнь недаром прожил.
И чем я старше становлюсь,
Тем становлюсь моложе.
 
 
Меня не одолеет грусть
И не смутит тревога…
Я злюсь, тружусь, я веселюсь,
И молод я, ей-богу.
 
 
Вы не смотрите, что я сед.
Совсем не в этом дело:
Ягненку, может, года нет,
А он бывает белым.
 

О самоубийстве

 
Приходит вечер, день уходит вдаль,
А там и ночь, и все в теченье суток.
За радостью порой спешит печаль,
И между ними малый промежуток.
 
 
Идут за днями дни, за годом год.
Сойдет зима, весна летит беспечно.
И нет таких забот, таких невзгод,
Которые б существовали вечно.
 
 
В одном краю и дождь идет и снег,
Заходит солнце и восходит вскоре.
И перед тем, чье имя Человек,
Жизнь чередует радости и горе.
 
 
Порою нас одолевает грусть.
Но не мужское дело страх и слезы.
Да будет сильным дух, а тело пусть
Болит и ноет от любой занозы.
 
 
И мы не можем дать себя сломать,
Кто б ни был наших горестей виновник,
Нелепо самого себя карать,
Как будто сам себе ты враг и кровник.
 
 
Послушайте, вам говорит старик,
Видавший радости и горе тоже:
«Как можно жизнь отдать, чей
краткий миг
Любых богатств и золота дороже!»
 
 
Безумие спешить в туманный путь,
Отдав непрожитые дни и ночи,
Которых никогда уж не вернуть,
Хоть весь народ, прося, проплачет очи.
 
 
От горя ты сбежишь туда, где тишь,
А горе может мнимым быть и хрупким;
А сколько горя сам ты причинишь
Отцу и матери своим поступком.
 
 
Тот бой, где нет врага, – нелепый бой.
В нем не нужны ни доблесть, ни уменье.
Самоубийство – бой с самим собой,
Бой, где исход известен, – пораженье.
 
 
Уйти с пути легко. Такой уход
Ни для кого не чудо и не новость.
Но жизнь народу посвящает тот,
В ком честь жива, в ком не уснула совесть.
 

Разговор между колхозником Хочбаром и предсельсовета Али

Х о ч б а р

 
Эй, Али, ты нелюдим,
Целый день ты бродишь где-то!
Погоди, поговорим,
Председатель сельсовета!
Вот о школе. Ты, Али,
Расскажи, хочу узнать я,
Как ремонт произвели,
Начались ли там занятья?
 

А л и

 
Друг Хочбар, да речь твоя
Вызывает удивленье.
Я не школьник, к школе я
Не имею отношенья.
 

Х о ч б а р

 
Ну, скажи мне про колхоз, —
Как отары и кутаны?
Много ль зла принес мороз?
Выполняются ли планы?
 

А л и

 
Я, Хочбар, не скотовод, —
Ты оставь меня в покое.
Бережет кувшин лишь тот,
Кто с ним ходит за водою.
 

Х о ч б а р

 
Ну, тогда ты дай ответ:
В нашей бане можно ль мыться?
Расскажи, как сельсовет
Нашей помогал больнице.
 

А л и

 
Есть ли в нашей бане пар,
Как больница, как аптека, —
Ты других спроси, Хочбар,
Я не банщик и не лекарь.
 

Х о ч б а р

 
Много ли у вас, Али,
В сельсовете депутатов,
Сколько сессий провели,
Каковы их результаты?
 

А л и

 
Я, Хочбар, не счетовод,
Цифры назову едва ли,
Но за подотчетный год
Много раз мы заседали.
 

Х о ч б а р

 
Ну а правда или нет, —
Слух идет, – скажи по чести:
Кто ни входит в сельсовет,
Не найдет тебя на месте?
 

А л и

 
Людям нечего сказать,
Кто все выдумал, не знаю,
Каждый день, ну, раз по пять
В сельсовет я забегаю.
 

………………………………………

Г а м з а т

 
Я не стану говорить,
Долго ль шла беседа эта,
Но Али недолго быть
В должности предсельсовета.
 

Сплетня

 
Вай, бедняга, друг любезный,
Знай, в Москве твоя жена
Рвется к жизни интересной,
Загуляла там она.
 
 
Грех с женой всегда возможен,
Если вдалеке супруг.
Сабля, вырвавшись из ножен,
Ко всему готова, друг.
 
 
Как-то раз в ряду Охотном,
Весела не без причин,
Шла твоя супруга в плотном
Окружении мужчин.
 
 
Стал следить я. К остановке
Подошел троллейбус здесь.
Долго было ли плутовке
В толстую машину сесть.
 
 
Проводив троллейбус взглядом,
Я заметить лишь успел,
Что с твоей женою рядом
Пассажир нестарый сел.
 
 
А сегодня – видно, сладки
Дни веселости такой —
Шла походкой куропатки
Бывшей улицей Тверской,
 
 
Рядом с нею шел мужчина,
Чемодан держа в руке.
Вот дошли до магазина
От угла невдалеке.
 
 
В дверь – она, за ней туда же
Устремился этот лис.
Кто такой – не знаю даже,
Лишь заметил я: он лыс».
 

Моей бедной пьесе

 
Это просто наказанье:
Ты попала на расправу
К человеку, чьи деянья
Высмеяла ты по праву.
 
 
Рецензент наш ловкий малый,
Он кутила и повеса,
Вай, куда же ты попала,
Бедная моя пиеса?
 
 
Критикует он зловеще
Положительных героев.
Говорит такие вещи,
Что страшится сам порою.
 
 
Всю тебя загрыз бы, съел он.
Был аналогичный случай
С волком и ягненком белым
У ручья в лесу дремучем.
 

Старость и болезнь

 
Я от гостей не знал отбоя:
Придут – уйдут, и так всю жизнь.
Но у меня вот эти двое
Нахально долго зажились.
 
 
Я их не раз просил по чести
Освободить мой тесный дом, —
Они в ответ: «С тобою вместе,
И без тебя мы не уйдем».
 
 
«Но мне, – я говорю, – в дорогу
Нельзя отправиться, друзья:
Забот я здесь имею много, —
Ведь здесь мой дом, моя семья!..»
 
 
Но в безрукавную рубаху
Я обряжен – и ехать мне
Приходится, дрожа от страха,
На неоседланном коне.
 
 
А путь – далекий, незнакомый,
Грехов житейских груз тяжел…
Уже растаскивают дома
Все, что я в жизни приобрел.
 
 
Вот и привал. Признаться надо,
Ночлега хуже не найти:
Тому, кто въехал за ограду,
Обратно нет уже пути.
 
 
Семья, родня, все те, с кем прожит
Был весь мой век, – ах, боже мой! —
Зароют, камешек положат —
И заторопятся домой…
 

Разговор со старостью

 
Ты сгибаешь слишком смело
Спину мне. Скажи в глаза:
Может, хочешь обод сделать
Из нее для колеса?
 
 
Раньше мог я без печали
День-деньской бродить в горах,
А теперь не от тебя ли
Словно путы на ногах?
 
 
Ты в мой рот залезла грубо,
И, здоровью вопреки,
В нем качаться стали зубы,
Как на речке поплавки.
 
 
Для чего ты сушишь тело?
Не урюк я, не кизил.
Или хочешь струны сделать
Из моих воловьих жил?
 
 
Убери-ка с глаз скорее
Руки, дурья голова!
Просыпаясь, на заре я
Плохо вижу, как сова.
 
 
Что ты делаешь, старуха?
По твоей, карга, вине
Я почти лишился слуха:
Ты заткнула уши мне.
 
 
Заболел недавно вновь я:
Врач узрел твои черты.
Как напильником, здоровье
Подточить сумела ты.
 
 
У меня морщин на коже
Больше, чем в горах дорог.
Ты на гостью не похожа:
Та «прощай» – и за порог.
 
 
Как понять твое коварство,
Злобный нрав твой истребя?
О, когда бы мог лекарство
Раздобыть я от тебя, —
 
 
Не сидел бы пригорюнясь
Я, как беркут среди скал,
А свою былую юность
Крепко к сердцу бы прижал.
 
 
С нею, сильной и крылатой,
Не боялся б ничего…
Враг не мог сразить Гамзата.
Старость, ты страшней его.
 

За мир!

 
Над могилой братской шепчут травы,
Колос наливается опять.
Мы – живые – не имеем права
О друзьях погибших забывать…
 
 
Песни сложены о Шаумяне.
Наша память времени сильней.
Помним: расстреляли англичане
Шаумяна и его друзей.
 
 
В девятнадцатом, коней пришпорив,
Не дали мы отдыха клинкам,
Знаем, кто оружье из-за моря
Присылал заклятым белякам.
 
 
Обманулся враг в своих расчетах:
Нас навеки сокрушить нельзя;
И живут на всех земных широтах
Наши настоящие друзья.
 
 
Мы спокойны! Маяки свободы
Над Москвой пылают в синеве,
И борьбу за мир ведут народы
Всей планеты с нами во главе!