Текст книги "Что кричит женщина, когда летит в подвал?"

Ангел мой, лети за мной

С тех пор, как она решила заняться шитьем, прошло несколько месяцев, но ей все никак не удавалось сесть за работу. Первый раз она пошла в магазин и купила нужные принадлежности, но, вернувшись, обнаружила, что купила не все. Тогда решила снова пойти, купить недостающие. Она подошла к зеркалу, поправила прическу, произнесла «Ангел мой, лети за мной» и вышла из квартиры. Купив то, что требовалось, вернулась, разделась, разложила перед собой все приобретения и снова обнаружила, что нескольких недостает. Тогда снова отправилась покупать то, что забыла.

Вот уже несколько месяцев она непрерывно ходила в магазин. Покупала швейные принадлежности, возвращалась домой, обнаруживала недостающие – и снова шла. Магазин стоял на окраине города, на пустыре, среди котлованов и обломков замороженного строительства. Работал он круглосуточно, и она могла идти за покупками в любое время. Часто она шла на рассвете, когда улицы были пустынны. Из утренних сумерек навстречу ей выныривали редкие прохожие в длинной одежде, с плоскими лицами без черт. Они проплывали мимо, размеренно двигая крупными, как весла, руками.

Ночами она подолгу стояла на обочинах возле переходов и щурилась оттого, что непрерывный стальной поток мял пешеходную зебру и слепил ей глаза бросками фар. Она заглядывала в салоны, видела там сгустки, похожие на черные шахматные фигуры, и играла с собой в проницательность, угадывая, кто едет, пешка или ферзь.

Ей нравилось медленно приближаться к магазину, наблюдая, как величественная фигура проступает из густого пространства. Обычно это был прямой параллелепипед с резкими ребрами, но когда дул сильный ветер, сооружение смещалось от резких воздушных потоков и становилось наклонным. Иногда магазин не проявлялся, и тогда ей приходилось ждать минут пятнадцать-двадцать, пока желанный каркас не вынырнет из воздуха.

Те редкие минуты, когда она не шла в магазин, она проводила в своей комнате, сидя на стуле с коробкой на коленях. Она открывала крышку и перебирала свои приобретения: белые нити, вспарыватели, наперстки, клеевые ткани, гобеленовые иглы, технические ленты, пробойники, держатели этикеток, мелки, колодки для утюжки, канву без рисунка. Но потом вздрагивала, обнаруживая, что снова чего-то недостает, подходила к зеркалу, шептала «Ангел мой, лети за мной» – и снова направлялась в магазин.

Жук

Однажды я обнаружила у себя в спальне, в дальнем углу, большого коричневого жука с твердым панцирем и выпуклым, разделенным дугообразными чешуйками, животом. Находиться с ним в одной комнате мне не хотелось. Подталкивая тряпкой, я аккуратно посадила его на мусорный совок и вынесла на лестничный пролет. Через пару часов я снова обнаружила жука в своей спальне, в том же углу. Из квартиры я не выходила, и входная дверь была заперта. Я опять вынесла его в подъезд. Через час жук сидел на том же месте.

Я увидела в этом знак. Если жук так настойчиво возвращается в мою комнату, значит, так нужно. Я решила обустроить его быт, взяла с полки первую попавшуюся книгу и открыла ее так, чтобы она образовала прямой угол.

К жуку я не заглядывала, лишь иногда слышала звук, похожий на шуршание страниц. На обложке книги, которая служила перегородкой, была изображена фата. А на страницах, открытых перед жуком, находился рассказ о молодом таксисте, который впервые едет по вызову и знакомится с будущей невестой.

Вскоре я привыкла к шуршанию и уже спокойно засыпала по вечерам. Но проснувшись как-то утром, я услышала тихий стон, исходивший из угла, где сидел жук. Я осторожно заглянула к нему. Все было спокойно, но мне показалось, что он увеличился в размерах. А на брюшке появились небольшие, как бусинки, пуговицы. Жук зашевелился и снова издал стон. Я наклонилась к нему, и вдруг он произнес:

– Грета…

– Я – Анна, – ответила я.

– Мама, – простонал он.

– Я не мама, – ответила я.

– Это я, Грегор, – с трудом выговорил он.

– Ах, боже мой, – воскликнула я.

Отбросив книгу, которая стояла перед ним, я побежала к полке, нашла «Избранное» Кафки, открыла нужную страницу и положила перед жуком.

Пусть превращается в человека. Пусть.

Эфирное время

Программа идет не первый год, сюжеты повторяются, и нам, команде сценаристов, нужно искать необычные истории.

Руководителей телепроекта интересовали рейтинги, и мы писала сюжеты о том, как пьяный муж, маленького роста, не смог доползти до кровати и заснул на коврике, а его крупная жена утром решила сделать уборку, не заметила спящего мужа и вытрусила его вместе с мусором с балкона второго этажа. Муж упал на соседку, шедшую к невестке с банкой солений, к счастью, никто не пострадал, но банка с огурцами разбилась, и теперь соседка подала в суд иск о компенсации материального ущерба.

Или о том, как врач-офтальмолог сделал операцию по удалению катаракты своему полуслепому пациенту, а когда тот прозрел, узнал в своем лечащем враче давнего соперника, который увел в молодости его первую жену, набросился на него и нанес ему тяжкие телесные повреждения. Врач-офтальмолог обратился в суд с иском о возмещении вреда, причиненного здоровью.

Или о том, как одна женщина поссорилась с соседом по коммуналке, дипломированным экстрасенсом. Во время конфликта он направил энергетический луч в сторону комнаты, где был включен телевизор «Шарп» – LC-42DH77RU, недавно приобретенный женщиной. Вся задняя панель телевизора расплавилась, и женщина подала в суд иск о принудительном выселении соседа из коммунальной квартиры.

Но вершиной творчества я считаю дело о том, как муж подал в суд иск о расторжении брака, потому что, вернувшись из командировки раньше обещанного, обнаружил свою жену в постели с бурым медведем.

Подготовка сюжета к эфиру – это написание синопсиса и утверждение его юристом – все должно быть грамотно с профессиональной точки зрения. Затем синопсис расписывается по ролям и начинается поиск актеров для съемок. Этим занимается редактор. Еще есть специалист, занимающийся подготовкой реквизита для каждого отдельного сюжета, он собирает доказательства, которые будут представлены на суде – коврик, из которого вытрусили мужа, разбитую банку огурцов, расплавленную панель телевизора. К делу о буром медведе решили приложить несколько фотографий, сделанных в фотошопе, где женщина лежит в постели со зверем. Эти снимки должен предъявить муж-истец как доказательство своих обвинений.

На роль жены нашли женщину средних лет, маленькую и высохшую, как брошенный цветок. Ее мужа играл грузный мужчина, с грубым голосом и близко посаженными глазами. Внешне он напоминал медведя. По сценарию, он должен махать перед судьей фотографиями и кричать, что жена ему изменяет с животным. Жена должна оправдываться и обвинять мужа в пьянстве.

Но главная интрига началась, когда мой редактор шепнула мне перед эфиром:

– Меняем ход дела, теперь у нас есть свидетель ответчика.

Я не обратила внимания, такое часто случается – шеф-редактор внес изменения, или судья сделал замечание. Сначала сюжет шел по сценарию. Но после нескольких выкриков разъяренного мужа и невнятных оправданий жены, судья произнес:

– А теперь выслушаем свидетеля ответчика.

После этих слов пристав завел в зал суда настоящего бурого медведя и поставил его рядом с ответчицей.

– Представьтесь, – попросил его судья.

Медведь зарычал.

– Истец утверждает, что застал вас в постели со своей женой.

Молчание.

Внезапно истец, который сначала пребывал в смятении, вспомнил, что он играет униженного мужа, и крикнул:

– Тварь!

Жена, ощутив рядом с собой защиту, выглянула из-за медвежьего плеча и бросила мужу:

– Алкаш!

Судья застучал молотком по столу и приказал:

– Уймитесь, иначе вас выведут из зала суда!

Судья снова хотел о чем-то спросить медведя, но тот поднес правую лапу к пасти, гулко прокашлялся и заговорил:

 
– Цап-царап
сказал мыш —
ке, вот, та —
кие делиш —
ки, мы пой —
дем с то —
бой в суд,
я тебя
засужу.
И не смей
отпираться,
мы должны
расквитаться
потому что
все утро
я без де —
ла сижу.
И на это
нахалу
мышка так
отвечала:
Без суда
и без след —
ствия,
сударь, дел
не ведут.
Я и суд,
я и след —
ствие —
Цап-царап
ей ответ —
ствует. —
Присужу
тебя к
смер —
ти я.
Тут
тебе
и ка —
пу —
т.
 

После этих слов судья стукнул молотком и крикнул:

– Все оправдано!

– Снято! – сказал оператор.

Сказ о деревьях

Его стихи в редакцию прислал незнакомый человек, написал, что в городе Я-ске живет никому не известный поэт. К публикациям он, якобы, равнодушен, но многие считают, что стихи его достойны внимания, поэтому он, его друг, решил предложить их в редакцию. Он указал имя, адрес и контактный телефон автора. Я открыла файл.

Начинающие поэты пишут просто и плохо, затем начинаются мытарства в поисках голоса и мастерства, многие забираются в дебри избыточности, переусложнения, искусственного отстранения, и мало кому удается выйти на чистую воду. Неизвестный автор писал просто и хорошо.

Я проверила его имя в Google, заглянула в Журнальный зал, но такого поэта не нашла.

Для того чтобы оформить гонорар, публикуемый должен предоставить в бухгалтерию паспортные данные, ИНН и номер пенсионного свидетельства. Всего этого в письме не было, поэтому я набрала указанный номер телефона. Потом набрала еще раз. Потом еще. Я набирала этот номер в течение трех дней и в ответ слышала одно и то же: абонент временно недоступен. Написала несколько писем человеку, который прислал мне стихи. Ответа не последовало. Осталось одно – адрес.

В интернете я нашла расписание электричек на Я-ск и в первый свой выходной, в 06.57 села в электричку «Москва – Тула». Судя по расписанию, дорога занимала около трех часов, и я решила выехать пораньше, чтобы у меня было достаточно времени на поиски и общение, в случае, если я найду этого человека. Ни один редактор не поедет разыскивать неизвестного автора и мне трудно объяснить мотив этого поступка, но я попробую.

Представьте, что вы любите кристаллы пирита и всегда готовы приобрести их в свою коллекцию. Многие знают об этом и идут к вам со своими предложениями. Но при внимательном изучении оказывается, что вам несут кристаллы, искусственно выращенные людьми, знакомыми с технологией. Они вызревали в теплых лабораториях, и никогда не были включены в древние хребты на высоте восемьсот метров над уровнем моря. В Я-ск я ехала в надежде, что увижу натуральный пирит.

Улицу и дом я нашла довольно быстро. Поднявшись на третий этаж, я позвонила в нужную дверь. Мне открыла пожилая женщина лет восьмидесяти, с узкими щелочками глаз и дряблыми, нависающими веками. Седые волосы туго стянуты на затылке в небольшой пучок. Одета она была в шерстяной коричневый халат, подол которого украшал орнамент из бурятского национального фольклора. Обута в глубокие войлочные тапки и гетры до колен. Я сказала, что мне нужно видеть поэта, и назвала имя.

– Зачем он вам? – спросила женщина.

– У него талант, – ответила я.

– Толку-то… – сказала она.

– Можно его увидеть?

– Я не знаю, где он.

– Он уехал?

– Не знаю.

– Как его найти?

– Не знаю, – повторила она.

– Он ваш сын? – спросила я.

– Сын, – ответила она таким тоном, словно это родство вызывает у нее чувство досады.

Я развернулась и пошла по ступенькам вниз. Вдруг она окликнула меня:

– А вы кто?

– Читатель.

– Попробуйте спросить на автостанции. Там в забегаловке иногда околачиваются его друзья. Они всегда втроем. Святая троица…

Она мне объяснила, как туда пройти, и я отправилась на вокзал.

Мне повезло. К зданию автостанции примыкала дешевая чебуречная. Двери были открыты. Рядом с входом, прижавшись спинами к пластиковой стене, сидели на корточках три алкоголика. Они держали друг друга под руки, видимо, как шли, поддерживая друг друга, так и сели под чебуречной. Они дремали. Тела их были плотно прижаты друг к другу, а головы клонились в стороны. Глядя на это трехголовое существо, я вспомнила о Цербере, охраняющем выход из царства мертвых.

Я тронула за плечо крайнего справа, он не отреагировал, я хотела тряхнуть следующего, но тут кто-то дернул меня за рукав. Я обернулась и увидела рядом с собой маленького человечка. Он был ниже моего плеча. Одной рукой он держал велосипед, другую, вытянув указательный палец, прижал к губам:

– Ц-с-с-с…

У него были розовые щеки, ясные глаза, маленькая бородка и седые, редеющие волосы. Этот человек походил на десятилетнего ребенка, которого гримеры искусственно состарили лет на сорок для того, чтобы играть сказочного героя. И синяя куртка-ветровка на нем была подросткового покроя. Он немного смутился оттого, что я рассматривала его, съежился и стал казаться еще меньше.

– Не будите их. Они держат стену. Если они встанут, все рухнет.

– Я ищу одного человека, может, вы знаете? – я назвала имя, и он заулыбался лукаво и искристо, как Ленин в советских учебниках.

– Знаю, – ответил он.

– Как мне его найти?

– Записывайте.

Я достала ручку и блокнот, он продиктовал адрес, я поблагодарила его. Он снова по-ленински улыбнулся, взобрался на велосипед и уехал. У него на куртке, между лопаток, был нашит кленовый лист бежевого цвета. Будь он ребенком, я бы подумала, что он порвал куртку в уличных сражениях, и мать придумала оригинальный способ замаскировать разорванное место.

Через двадцать минут я сидела в автобусе указанного номера и ехала в направлении дачного поселка. Располагался этот поселок рядом с городком, и минут через двадцать вышла на нужной остановке. Небо заволокли тучи. Я заглянула в сумку и поняла, что забыла дома зонт. Мне показалось это странным, я никогда не выкладывала зонт из сумки. Нужна была пятая линия справа от остановки. Остановкой назывался невысокий ржавый столб со стершейся табличкой и толстое бревно, которое дачники используют вместо скамейки. Я пошла вправо, искать пятую линию. Домики и дворы были похожи один на другой. На некоторых висели поржавевшие таблички с указанием номера линии. Вскоре нашлась пятая, и я свернула в узкий проулок в поисках самого крайнего дома.

Некрашеный, покосившийся забор. Ветхий домик едва виднелся в глубине двора. Открыла дряхлую калитку, вошла и увидела неухоженный двор, заросший травой по колено. Перед домом росли несколько деревьев: два тополя, два клена, яблоня и береза. К крыльцу вела тропинка, негусто выложенная островками плоских камней. Дом выглядел нежилым. Пару ступенек, ведущие на крыльцо, порог с облезлыми перилами и прохудившимся козырьком, и никаких следов живности. Ни будки для собаки, ни блюдца для кошки. Картину двора дополняло небо, к этому времени почерневшее от тяжелых туч.

Я ступила на крыльцо и постучала в дверь – тишина. Еще раз постучала – снова тишина. Несколько раз с силой ударила кулаком, но снова не услышала ничего, кроме шума приближающегося урагана. Резкий ветер набросился на деревья и стал трепать их кроны. Закапал дождь. Сначала редкими каплями, потом гуще и гуще. Вскоре небо прорвалось, и к земле потянулись звучные струны гигантского контрабаса. Пока небо исполняло ураган, деревья бились в истерике: то всхлипывали, вздымая к небу корявые лапы, то смиренно кланялись и затихали.

Я решила, что человек с велосипедом обманул меня, ради шутки назвал первый попавшийся адрес. Дождь стоял непроходимой стеной. Я присела на корточки возле порога, прислонившись спиной к двери, и стала ждать завершения. Вдруг показалось, что услышала скрип половицы за дверью и едва уловимый толчок в спину. Прислушалась, но больше ничего подозрительного не услышала. Сидела, смотрела, как небо поливает землю, и ждала.

– Раньше они жили на дне океана, – услышала я тихий голос. По коже побежали мурашки.

– Кто? – спросила я.

– Деревья, – ответил голос, – раньше они жили на дне океана. Но потом морской владыка изгнал их на землю.

– Почему?

– Сначала они были вялые, как водоросли. Но потом окрепли, разрослись и стали вырабатывать много хлорофилла. Владыка испугался, что под водой станет много кислорода и глубинные воды перестанут быть загадкой.

Я повернулась и заглянула в узкую щель между дверью и косяком. Увидела часть плеча, небольшой фрагмент затылка. Человек сидел на корточках, как и я, прислонившись к двери. Мы слушали дождь, прижавшись друг к другу спинами. Нас разделяла дверь.

– А люди в те времена жили на земле? – спросила я.

– Да, но совсем немного, только по берегам рек и морей. Земля была пустынной. Но когда владыка изгнал деревья, они посадили на плечи детей, взяли в руки котомки и пошли заселять сушу, превращать пустыни в непроходимые леса.

– Люди взяли котомки? – переспросила я.

– Деревья! – ответил он.

Не знаю, что на меня нашло, но я ни с того ни с сего, сказала ужасную глупость:

– Я из редакции. Мне прислали ваши стихи. Для получения гонорара нужны ваши паспортные данные, индивидуальный налоговый номер и номер пенсионного страхового свидетельства…

Внезапно он разразился звонким, безудержным смехом. Он хохотал так, что звенели стекла в веранде. Он выделывал голосом такие импровизации, что мне стало не по себе. Он визжал во всю глотку: «Йии-хи-хи!!! Йаа-ха-ха!!! Йуу-ху-ху!!! Йоо-хо-хо!!!» Когда, наконец, замолчал, то встал на ноги, и удалился от двери. Я снова посмотрела в щель и увидела спину невысокого человека в синей куртке с нашитым на нее кленовым листом.

Дождь лил еще минут пятнадцать. Все это время я стояла на крыльце и прислушивалась к каждому шороху за дверью, но больше не услышала ни звука.

Вода залила тропинку, ведущую к калитке. Не было видно даже плоских камней, выложенных на случай мокрой погоды. Когда на краю неба показалось солнце, я сняла сандалии, закатила джинсы до колен и отправилась прочь. Добравшись до остановки, я села на бревно и стала ждать автобус. А надо мной было небо. И тучи. И небо. И тучи. И небо.

Иванов

Иванов хотел слыть пророком, поэтому иногда предсказывал события. Мы делали вид, что относимся к этому серьезно, потому что не хотели обидеть Иванова. Многие из его предсказаний были беспроигрышными, такие мог сделать любой из нас. Совсем недавно, в декабре, он пришел к нам и сообщил, что на следующий день температура воздуха поднимется на три градуса. Мы восхитились его прозорливостью, несмотря на то, что подобными знаниями мог владеть любой пользователь «Яндекса». Иванов интернетом не пользовался, но мог услышать о повышении температуры в аптеке или троллейбусе.

В самом конце года он пришел и сделал еще одно пророчество, он предрек, что в магазине германской одежды «Ми-стер-твистер» будет новогодняя распродажа пиджаков, и цены снизятся на пятнадцать процентов. Мы зашли и проверили. Действительно, цены снизились, но не на пятнадцать процентов, а на десять. Но мы и это ему простили, потому что любой оракул имеет право на погрешности.

Неделю назад Иванов рассказал нам, что силой энергии разума совершил акт телепортации. Якобы с помощью силы мысленного желания он перенес цветочную палатку, расположенную на пересечении улиц Третьякова и Гоголя на двадцать сантиметров вправо, и она теперь немного приблизилась к автобусной остановке. Мы и тут не стали спорить, потому что проверить это невозможно, замеров мы не делали, и первоначальное положение палатки нами не зафиксировано. Мы только спросили Иванова, почему он заставил совершить гиперскачок именно цветочную палатку. Иванов ответил, что ему нравится орхидея. Причем не сам цветок, а слово, его обозначающее.

А вчера Иванов сообщил нам страшную новость – сегодня произойдет конец света. И после того, как это случится, к нам в дом придет человек в балахоне и маске и станет вершить суд.

Мы подумали, что сначала Иванов сделает нужные приготовления. Соберет на небе тучи, несколько раз сверкнет молниями, устроит небольшой ураган. Если уж он действительно способен силой мысли передвинуть цветочную палатку, то воздействовать на природные явления для него не составит труда. После этого он наденет на себя маскарадный костюм и войдет к нам во всей своей красе и величии. И вот в этот торжественный миг мы сдернем с него балахон, сорвем маску и сообщим ему, что не позволим какому-то Иванову вершить над нами суд.

Но случилось следующее. Не было туч, не было грома, молний и урагана. Но около двенадцати часов дня к нам действительно вошел человек в белом балахоне и черной маске. Мы, как и задумали, сорвали с него покров, но под ними не оказалось Иванова, все эти атрибуты были наброшены на пустое место. Мы так и сели в свои кресла. И вот сидим второй час, любуемся пустотой.

Вам, наверное, интересно, кто это – мы?

Мы – это Сидоров и Петров.