Текст книги "Что кричит женщина, когда летит в подвал?"

Ганна Шевченко
Что кричит женщина, когда летит в подвал?

© Шевченко Г., 2020

Что кричит женщина, когда летит в подвал?

Коптильня

Это случилось дней десять тому назад. Очередь в кассу двигалась быстро. Передо мной стояла женщина, в ее тележке лежала коричневая коробка с надписью «Коптильня». Она расплатилась и пошла к выходу.

Покупок у меня было немного: батон и бутылка кефира, поэтому через несколько минут я догнала женщину с коптильней и снизила скорость, чтобы двигаться с ней синхронно. Шла, рассматривая ее широкую спину, вздрагивающие бедра и большую коробку в желтом пакете. Так мы дошли до моего дома, и я с удивлением заметила, что женщина с коптильней входит в мой подъезд: раньше здесь ее не встречала.

Когда женщина поднялась на мой этаж, подумала, что она знакомая кого-то из соседей, но, когда остановилась возле моей двери и, не дав опомниться, проникла в мое жилище сквозь запертую дверь, мне ничего не оставалось, как открыть ключом, войти и спросить, что она делает в моей квартире.

– Я поссорилась с мужем, – ответила она, оглядываясь по сторонам и что-то выискивая глазами.

– Что вы ищете? – спросила я.

– Куда мне поставить пакет?

Я указала на угол возле двери. Она поставила.

– Я часто ссорюсь с мужем, – сказала она, – понимаете?

– Да, понимаю, – ответила я.

– Я сама провоцирую скандалы.

– Зачем?

– Когда не ссоримся, мы ложимся вечером в постель, и он вынуждает меня делать это. Вы понимаете?

– Да.

– Я не знаю, зачем ему это нужно. Понимаете?

– Не совсем.

– Когда мы в ссоре, я ложусь, поворачиваюсь к стене и спокойно сплю. Ведь, когда муж и жена в ссоре, они обычно это не делают. Так ведь?

– Наверное.

– На днях мы сильно поссорились, а я вот купила коптильню. Боюсь, что он будет недоволен. Пусть она постоит у вас недолго, мы помиримся, я подготовлю его, расскажу о коптильне, а потом приду, заберу. Хорошо?

– Да, конечно, пусть постоит, – ответила я, и она вышла так же, как и вошла, сквозь запертую дверь.

Не знаю, помирилась ли та женщина с мужем, но за последние десять дней рядом с коптильней появились фритюрница, миксер и складной мангал для шашлыка.

А еще я несколько раз пыталась пройти сквозь закрытую дверь, но у меня не получилось.

Пакет

– Во мне – сто двадцать четыре килограмма, – сказала она и села рядом.

Я подвинулась, а она немного поелозила по сиденью, чтобы устроиться удобней, и замерла, положив руки на колени. Я оказалась зажатой между стеной и ее большим телом, на ладони моей блестела упаковка от съеденного мороженого, которую некуда было выбросить.

– В соседний вагон зашел контролер, – сказала она, – сейчас побегут зайцы.

И действительно, внезапно через вагон хлынул поток зайцев. Они застыли, как чиновники в финальной сцене «Ревизора» и проплывали в однообразных позах, словно манекены на конвейерной ленте.

Вагон опустел, и, наконец, появился Контролер. Он, как школьный учитель, с указкой в руке, подходил к оставшимся пассажирам, показывал на лицо, что-то говорил в пустоту, словно проводил экскурсию себе самому.

Вскоре он подошел к нам и указал на мою соседку:

– Посмотрите на этот экспонат, весит она сто двадцать килограммов.

– Сто двадцать четыре, – поправила женщина.

– Посмотрите на угол расположения ее морщин. Вот эти свидетельствуют о сварливости, а вот эти о полной беспомощности… А ее рот! Это же находка! Края обвисли, как ветви ивы, и вросли корнями в подбородок. Но, несмотря на то, что рот по форме напоминает подкову, эта женщина никогда не была счастлива…

– Еще бы, – сказала она, – тридцать лет с неудачником.

Контролер собрался уходить, но я окликнула его:

– А я? Почему не тыкаете указкой, не указываете направление морщин?

– Вам нужно избавиться от мусора, – сказал Контролер, – вот, познакомьтесь – это Пакет.

И тогда я заметила у его ног зеленый целлофановый пакет. Он шевельнулся и, неуклюже переваливаясь, направился ко мне, используя нижние углы как лапы.

– Приятно познакомиться, – сказала я и бросила в него упаковку от мороженого.

Контролер направился к следующему пассажиру, а Пакет остался со мной. Теперь он сопровождает меня, куда бы я ни ехала.

Зонт

– Когда я замужем, я увядаю, – говорила она, сидя в глубоком кресле-ракушке, – черты мои стираются, взгляд меркнет, кожа тускнеет. А стоит развестись – расцветаю, как роза, излучаю мерцание сквозь поры лица.

Она протянула руку, взяла с тумбочки пилочку и стала подпиливать ноготок на мизинце.

– Зачем же ты столько раз выходила замуж? – спросила я.

– Не знаю, – ответила она, – получалось как-то само собой…

Мне нужно было уходить, и я сказала, что пойду, что сама захлопну дверь, пусть не встает, не беспокоится, подпиливает дальше свой мраморный ноготок.

Вышла в прихожую, набросила на плечо сумочку и почему-то прихватила ее зонт. Маленький аккуратный зонт янтарного цвета с чуть заметными горчичными вкраплениями. Я не понимала, зачем взяла его. Вышла, захлопнула дверь и, спускаясь по ступенькам, все думала, зачем же я его взяла?

Вдруг щелкнул замок. Она показалась в дверях и крикнула:

– Ты случайно не видела мой зонт?

В это мгновение я подумала, что, если я скажу ей, что зонт у меня в руке, она спросит, зачем я его взяла, а я не найду что ответить. Что могу на это ответить, если сама не знаю, зачем взяла его. Я крикнула: – нет! – и стала неуклюже прятать зонт под полу пиджака. Сейчас унесу его, а потом вернусь и незаметно положу куда-нибудь, например, под кресло-ракушку. А потом буду вместе с ней удивляться тому, как он оказался под креслом и почему раньше она его не заметила. И мне не нужно будет придумывать нелепые объяснения, зачем я взяла этот зонт, а она не будет при этом смотреть на меня взглядом, от которого захочется умереть.

Но у меня не получилось как следует его спрятать, у меня дрогнула рука, из-под пиджака показалась ручка.

Она заметила, посмотрела на меня тем самым, невыносимым взглядом и заговорила:

– Почему ты взяла мой зонт?! Зачем ты держишь его под пиджаком?! Для чего он тебе нужен?! Как ты объяснишь свое нелепое поведение?! Отчего ты молчишь? Что за вздор! В чем логика?!

И вдруг что-то жившее во мне и долгое время не находившее выхода выстрелило, как пробка от шампанского, исторглось, как пена, как брызги:

– А как ты мне объяснишь то, что ты отбила у меня первого мужа? Скажи мне, почему ты сразу после венчания соблазнила второго? Отчего я застала тебя в постели с третьим?! Почему ты тайно встречаешься с четвертым? Что за вздор?! В чем логика?! Отчего ты молчишь?!

Мои слова звенели и рассыпались по лестничным пролетам, а она стояла и смотрела на меня взглядом, от которого хотелось умереть.

Один час из жизни Жэ

Жэ вышла из подъезда и направилась к детской площадке. Не успела сделать и десять шагов, как перед ней появилась женщина с прозрачной сумкой, в ней лежали ботинки. Женщина щурилась, смотрела по сторонам, делала ладонь козырьком, пряча глаза от солнца. Когда она заметила перед собой Жэ, спросила:

– Вы не знаете, где ремонт обуви? Я давно живу в этом районе, но ни разу не приходилось обращаться к мастеру. А сейчас такое… Время чинить обувь.

– Да, конечно, я знаю, – ответила Жэ, – не раз к нему обращалась. Он хороший мастер, знает свою работу. Пройдите вон туда, за тот дом. А там еще один. Пройдете вдоль него и увидите тот, который стоит рядом. Обойдете слева. Там в торце дверь с вывеской: «Ремонт обуви».

– Куда, покажите еще раз? – сказала женщина, сощурившись. – У меня плохое зрение.

Жэ подошла к ней ближе и указала направление рукой:

– Вон туда, видите? Смотрите вон туда. Видите?

– Плохо. – ответила женщина, – но я думаю, что найду. Спасибо.

Женщина пошла в указанном направлении, а Жэ продолжила свой путь к детской площадке.

Когда Жэ добралась, солнце было в зените. Недалеко от горки стояли трое качелей параллельно друг другу. Жэ села на крайние и стала качаться. Прошло несколько минут, и на площадку пришли две женщины с короткими стрижками. У одной волосы были светлые, у другой – коричневые. Они сели на другие качели и тоже стали качаться. Они сидели лицом друг к другу и разговаривали. Коричневая сидела спиной к Жэ.

– Они стали по ночам выключать свет, – сказала коричневая.

– Вчера тоже, – согласилась светлая.

– А если у кого-то маленькие дети, – продолжила коричневая, – встанут ночью покормить ребенка, а света нет.

– Я проснулась сегодня в час, а вокруг темнота, – сказала светлая.

– Нужно позвонить в службу, – сказала коричневая, – у тебя нет городского телефона?

– Нет, – ответила светлая.

– А у вас нет городского телефона, – спросила коричневая у Жэ, слегка повернув лицо.

– Здесь нет, – ответила Жэ.

На площадке появилась женщина с ботинками. Она щурилась и смотрела по сторонам. Жэ встала с качелей, сделала шаг навстречу женщине.

– Не нашли? – спросила Жэ.

– Я пошла, куда вы указали, и оказалась здесь.

– Вы сбились с пути, – сказала Жэ.

– Все так сложно, – сказала женщина, прижимая сумку к себе, – я давно живу в этом районе, но ни разу не приходилось чинить обувь.

– Смотрите, вам нужно дойти до того кирпичного дома. Его угол виден за деревьями? Там еще один. Пройдете вдоль него и увидите дом, который стоит рядом. Обойдете слева и в торце увидите дверь с вывеской: «Ремонт обуви».

– Да, я поняла, я почти поняла, спасибо, – сказала женщина и пошла.

Жэ решила вернуться домой, но когда она приблизилась к подъезду, увидела на скамейке женщину с ботинками.

– У вас снова не получилось? – спросила Жэ.

– У меня плохое зрение, – ответила женщина.

– Он хороший мастер, он вам поможет. Подождите меня здесь, я поднимусь на минутку, потом отведу вас.

Войдя к себе, Жэ услышала телефонный звонок.

Она подняла трубку.

– У вас есть свет? – спросил голос.

– Есть, – ответила Жэ, положила трубку и спустилась по ступенькам вниз.

Твои прекрасные глаза

Мой муж рассеян, он часто теряет части тела. В основном это пальцы. Подобрать им замену не так просто. Биологи выращивают, как правило, органы стандартной формы, и человеку с индивидуальными особенностями трудно подобрать подходящий. Когда муж потерял указательный палец правой руки, я долго бегала по магазинам биоматериалов и разыскивала длинный, как у пианистов, палец с продолговатым ногтем. Когда же я, наконец, нашла то, что искала, и принесла домой, этот указательный палец оказался настолько длинным, что средний теперь был короче на полсантиметра. Но муж сказал, бог с ним, и мы прекратили поиски.

Этим летом в Ялте на пляже он потерял большой палец левой ноги. Вышел из моря – а пальца нет. В такое время в курортных городах в магазинах биоматериалов – пустые прилавки. Отдыхающие напиваются, теряют контроль над собой и вдвое чаще теряют фрагменты. Мы даже отчаялись вначале и решили, что он поедет в Москву без пальца, но случайно, в маленьком магазине на окраине, нашли большой палец левой ноги. На удивление, он оказался продолговатым и крупным, очень похожим на природный.

Но сегодня утром произошел случай из ряда вон. Я мылась в душе, а когда вышла, муж сидел на корточках посреди гостиной, не поднимая головы, и нервно шарил ладонями по полу.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Случилось… – сухо ответил он.

– Опять что-то потерял?

– Потерял…

– Что?!

– Что.

– Посмотри на меня! Ты как-то странно разговариваешь!

– Странно разговариваешь.

– Посмотри на меня!

Он поднял голову, и я увидела, что у него нет глаз! Только розовые впадины с красными прожилками.

– Боже мой! Что случилось?

– Случилось. – ответил он.

– Где ты мог их потерять? Ведь десять минут назад они были на месте!

– На месте.

Я принялась искать его глаза по всей квартире. Заглядывала под столы и тумбочки, передвигала стулья, шарила веником за шкафами. Глаз нигде не было.

– Мне кажется, я смыл их в унитазе, – сказал муж, – когда я вышел из туалета, вокруг потемнело.

– В таком случае, нужно бежать в магазин за новыми.

– Купи мне, пожалуйста, голубые.

– Но ведь у тебя были карие!

– Пожалуйста.

Я побежала в магазин. К счастью, недавно был завоз, и я выбрала самые голубые и глубокие. Продавец сказал, что глаза приживаются сложнее, чем другие органы, и могут быть побочные эффекты. Нужно первые несколько дней бережно обращаться с тем, кому эти глаза будут вживлены, не волновать его.

Муж долго крутился перед зеркалом, рассматривая себя:

– Как я тебе?

– Хорошо, – ответила я, – только непривычно…

– Мне нравится, – сказал он.

Все улеглось, я стала готовить обед, а муж, как обычно по выходным, взял пульт, лег на диван и включил телевизор.

Вдруг я услышала, что он кричит. Я испугалась и направилась в гостиную. Он сидел на диване, щелкал пультом и возмущался:

– Черт! Что это за мерзость! Как я раньше мог это смотреть! На всех каналах – одно дерьмо! Черт! Ведь я раньше смотрел это!

– Включи кинотеатр, – предложила я.

Он подошел к полке, на которой стояли диски, и стал перебирать их. Потом яростно смел:

– Новые комедии… голливудские мелодрамы… блокбастеры… триллеры. Какая мерзость! Нечего смотреть! Нечего смотреть!

– Успокойся, пожалуйста, – сказала я, – приляг на диван. Сейчас я тебе сделаю чай с мятой. Возьми книжку, почитай… успокойся.

Он поднял глаза, просмотрел книги, которые стояли на верхней полке.

– О, Боже! Да здесь же одна макулатура! У нас в доме ни одной приличной книги!

– Пожалуйста, успокойся, – утешала я его, – сейчас я сбегаю в магазин и куплю все, что ты захочешь.

Я побежала на кухню, налила в стакан немного воды и добавили двадцать капель корвалола. Вернулась, протянула стакан мужу, но он оттолкнул мою руку, и лекарство выплеснулось на пол.

Спешно одевшись, я вышла. Он выбежал за мной на лестничную площадку и повторял:

– Блие! Феллини! Гринуэй! Антониони!

А когда я вышла из подъезда, он выскочил на балкон и кричал мне вслед:

– Борхес! Кафка! Пруст! Гессе! И Джойса! Джойса не забудь!

Мой мир и все, что в нем

Я почти не помню своего детства. Семья у нас была большая и бедная, замуж я вышла рано, и все осознанные воспоминания начинаются с того момента, как муж привез меня в наш уединенный дом. Супруг мой был философом и сторонником нового трансцендентализма. Он проповедовал возврат к природе и критиковал современную цивилизацию. Из книг в нашем доме был томик Генри Торо «Уолден, или Жизнь в лесу», собрание сочинений Жан-Жака Руссо и потрепанная подшивка напечатанного на тонких листах труда Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов».

В молодые годы мой муж вел распутный, богемный образ жизни, но, пережив ряд потрясений и разочарований, решил навсегда уединиться в тихом доме на окраине леса. Прежде, чем стать отшельником, он приехал к родителям и попросил моей руки. Отец, опасаясь, что молоденькая девочка из бедной семьи может не найти приличной партии, дал согласие на брак.

Так я совсем еще неопытной девчонкой оказалась под одной крышей с незнакомым мужчиной намного старше, в небольшой избе на берегу тихого озера.

Жили мы скромно и тихо. Мой муж разбил возле дома большой огород и построил несколько сараев. К тому моменту, как я вошла в дом, он закупил цыплят и рябую телочку. А вскоре у нас появились два поросенка.

Посреди кухни стояла большая русская печь. Дрова муж готовил все лето. Приносил из леса спиленные деревья, делил их на поленья, сушил, рубил и складывал под навес. Также все лето мы готовили запасы на зиму. Растили овощи на грядках, собирали в лесу грибы, ягоды, лечебные травы.

Порой он ходил в лес на охоту, иногда с удочкой сидел на берегу озера.

Свободного времени у нас почти не оставалось. С раннего утра мы занимались хозяйством, а поздно вечером, уставшие, ужинали и ложились спать. Разговаривали мало. На всякий мой вопрос он коротко отвечал словами Кратета: «Жевать бобы и не знавать забот». Когда я заводила разговор об одиночестве, он говорил, что одинок тот, кто окружен льстецами.

В свободные минуты, которые мне выдавались, я сидела на берегу, на деревянной кладке, сколоченной мужем, и смотрела на гладь озера. Иногда бросала камушки и считала круги, расходящиеся по воде. Когда хватало времени, плела венки из полевых цветов и пускала по глади озера. Зимой вязала или шила пледы из шерстяных лоскутов.

Муж в это время обычно забирался на чердак и занимался своими «вертушками». Он конструировал установку для превращения энергии ветра в электрическую. В темное время суток мы использовали свечи, но он мечтал соорудить собственную, миниатюрную электростанцию. Весь чердак был завален приборами, катушками проводов, коробками с инструментами. Мы жили в тихом месте, окруженном соснами, и сильный ветер случался нечасто. Но муж был настойчив и каждую свободную минутку сидел на чердаке и делал измерения.

От прошлой жизни у моего мужа осталась старая «Нива», которую он выгонял иногда из деревянного гаража и ехал в город. Я ни разу там не была, даже не знаю, как он назывался. Я несколько раз просила взять меня, но муж отказывал, говорил, что город агрессивен, что он подавляет и опустошает человека. Он загружал в багажник излишки нашего хозяйства и вез продавать на рынок. После покупал самое необходимое и к вечеру возвращался домой. Иногда он привозил мне какую-нибудь безделушку – зеркальце или бусы. Иногда нитки или пряжу для рукоделия.

Однажды, оставшись одна, я полезла на чердак. Уезжая, муж поручил мне оборвать липовый цвет и, чтобы его высушить, я решила освободить немного места под крышей. Перекладывая приборы, я старалась сохранить порядок, в котором они лежали на полу, чтобы муж не ворчал на меня. Расчищая место в углу, я обнаружила небольшую коробку, заваленную старыми тряпками. В ней оказался небольшой телевизор с выдвижной антенной. Мой муж никогда не говорил, что купил его. Напротив, несколько раз уверял, что телевидение – это самое страшное оружие цивилизации.

Еще до замужества, когда жила с отцом и матерью, я, конечно, иногда видела передачи. В основном мне позволяли смотреть новости. Порой краем глаза следила за сериалами, которые смотрела мать. Конечно, мне всегда хотелось остаться наедине с телевизором и насмотреться того, что душа пожелает. Я нажала на красную кнопку.

На чердаке я провела полдня. Чего я только не увидела за это время! Рекламу дорогих курортов на берегах лазурных морей, косметических средств, делающих кожу мягкой и бархатистой, современной бытовой техники, способной выполнять всю домашнюю работу и облегчить жизнь женщины. Узнала, что если брить ноги каким-то особенным лезвием, то шелковый платок, брошенный на гладкую поверхность ноги, юрко проскользнет по всей голени, нигде не зацепившись. Меня поразила передача, в которой дизайнеры интерьера приехали домой к зрителю и за считанные минуты преобразили жилье. Мне даже во сне не снилась такая красота! Гладкие стены, покрытые гипсокартоном, пол, застеленный ковролином, белые подвесные потолки с обилием встроенных лампочек!

Когда муж ближе к вечеру вернулся с рынка, сразу заметил во мне перемену.

– Что с твоим лицом? – спросил он.

– Ничего, – ответила я.

– Отвечай, – настаивал он.

Я молчала.

– Почему ты не хочешь со мной разговаривать?

– О чем нам разговаривать? – надменно спросила я.

– Ты нашла его! Я так и знал! Нужно было забрать его с собой!

Я повернулась и направилась к дому. Он догнал меня и схватил за руку.

– Ты хочешь увидеть мир? Ты злишься, что я прячу его от тебя?

– Да! Ты упрятал меня в эту тюрьму! Превратил в бесплатную рабыню! Держишь на привязи, как собачонку!

Он на минуту задумался, затем с силой потянул меня за руку и швырнул на переднее сиденье машины, которая все еще стояла возле дома:

– Сейчас ты все увидишь.

Около часа мы неслись по лесной дороге. Перед моими глазами раскинулась бескрайняя степь, выжженная солнцем. Дорога, по которой мы ехали, словно делила ее пополам, а вдали был виден только горизонт. Еще час пути мы провели в полном молчании. Муж напряженно держался за руль и смотрел перед собой. А я, вдоволь насмотревшись по сторонам, комкала подол платья.

Наконец, впереди показалось какое-то сооружение. Издалека оно было похоже на высокий бисквитный торт, выложенный на блюдо степи.

– Что это? – спросила я мужа.

– Супермаркет, – ответил он.

Мне представлялось, что магазины являются частью города, и теперь это огромное сооружение, построенное посреди голого поля, казалось неестественным.

Муж остановил машину возле входа.

– Иди, – сказал он, – я буду в машине.

– Но у меня нет денег, – ответила я.

– Они тебе не понадобятся.

Я вышла, хлопнула дверью и пошла к магазину. Все его стены оказались стеклянными. Вверху, ближе к крыше, был вывешен ряд ярких рекламных щитов. Я остановилась на минуту, с нетерпением наблюдая движение, бурлящее за прозрачными витринами. Супермаркет был полон людей. Полки завалены товарами. Возле каждого отдела стояли продавцы в одинаковой одежде со значками на груди.

Я подошла к двери с надписью «вход» и дернула за ручку. Дверь не открылась. Я дернула еще раз. Снова то же. Я пошла вдоль прозрачной стены. В этом магазине было много-много дверей, и я дергала за ручку каждую из них. Я обошла по периметру все здание. Ни одна из дверей не открылась. Мне подумалось, что это какая-то ошибка и снова попробовала обойти все двери. Все входы были закрыты. Я в отчаянии прижалась к стеклу и стала бить кулаками. Никто меня не услышал, не повернулся в мою сторону.

И вдруг я увидела то, чего не замечала раньше. Все покупатели в магазине, все продавцы, все прилавки и тележки были сделаны из цветного картона. Они стояли недвижимые и комичные, как куклы на детской аппликации. Жизни в этом магазине было меньше, чем на старом деревенском кладбище.

Я отшатнулась от стекла и побежала к машине.

– Поехали домой… – попросила я.

– Нет, – ответил он, – я должен показать тебе город.

Начало смеркаться. Мы ехали по степи и все больше отдалялись от дома. Через час стемнело, и я боялась, что мы заблудимся. Наконец, впереди показались огни. Большой, величественный сгусток огней. Я почувствовала волнение и трепет внутри. У меня вспотели ладони, участилось биение сердца. Мне казалось, что сейчас свершится неожиданное чудо, как в детском, святочном рассказе.

Муж остановил машину и сказал мне:

– Выходи.

– Почему? – спросила я, – мы ведь еще не приехали.

– Приехали, – ответил он.

Я вышла из машины и оглянулась. Мы стояли на пустынной плоскости, ярко освещаемой откуда-то сверху.

– Это город? – спросила я.

– Это город, – ответил муж.

Вокруг нас высились мощные, высотные металлические конструкции, густо усеянные фонарями. Огромное, монолитное, стальное чудовище. Скелет пространства, украшенный огнями, как рождественская елка.

– Это город? – переспросила я. – Где же дома, больницы, школы? Где театры, галереи, гостиницы? Зачем ты меня обманываешь!

– Это и есть твой город, – ответил муж.

– Но ведь его нет! – закричала я.

– Все правильно. Его нет. Это иллюзия. И супермаркета нет. И продавцов нет. И школ нет. И больниц нет.

– Как нет? – не поверила я. – Я ведь все это видела по телевизору!

– Все это тотальный обман. Мощная, глобальная афера. Ловушка для таких дур, как ты. Смотри почаще телевизор. Они тебе еще не такое покажут.

– Но как же это… Я ведь знала людей, которые все это видели…

– Ложь. Все ложь.

Он развернулся и пошел к машине. Я пошла за ним, села рядом и взяла его за руку.

– А ты? Ты есть?

– Меня тоже нет, – ответил он. – Запомни, единственное, что у тебя есть, – это маленький деревянный дом на берегу тихого озера. Запомни это и возвращайся домой.

Это были последние слова, которые мне суждено было слышать. Я почувствовала, как исчезает из моей руки его ладонь, как проседает подо мной автомобильное кресло. Вскоре исчезла машина и сверкающие конструкции вокруг меня. Я лежала на спине посреди ночного, картонного поля. Подо мной был мягкий бархатистый ковролин, от которого пахло травой. А надо мной – бескрайний черный потолок с миллиардами миниатюрных встроенных лампочек.