Текст книги "Интервью со смертью"

Потом пришел приказ: «Пришли мне сына. Он уже достаточно взрослый для того, чтобы вести войну за меня, если мне придется пасть». И тогда я наконец сказала: нет! Довольно! Но было уже слишком поздно. Ты взял оружие и сел на корабль. Я побежала вслед за тобой. Я звала тебя с берега. Но ты не оглядывался, ты уселся на носу корабля и смотрел в ту сторону, где шла война. Ты не пел. И ни разу не оглянулся. Все перевернулось во мне, когда корабль со скрежетом отвалил от пирса.

Я пошла домой. Я не плакала, у меня не было слез. У ворот дворца стоял сводный брат и смотрел на меня. Когда я поравнялась с ним, он сказал: «Ну, теперь довольно».

«Идем», – сказала я, и он последовал за мной.

Я заметила, что старею, и поэтому взяла его к себе. Мне уже не было дела до двух других моих дочерей, мне было все равно. Они росли где-то во дворце. Одна из них меня возненавидела. Ненависть иссушила, изуродовала ее. Но вторая оставалась прелестным нежным цветком. Ах, как она была хороша!

Сводный брат оказался сильным человеком. Но было заметно, что он сын служанки. Затылок его был круглым и гладким, как бревно; у него не было бороздки на затылке, как у вас. Также его происхождение сказывалось на походке; он ходил, ступая на большие пальцы ног. Однако я закрывала на это глаза.

Он был очень сильно мне предан, но втайне думал: «В один прекрасный день я стану королем». Я делала вид, что не понимаю этого.

Он говорил мне: «На той стороне знают, что они в своих шатрах путаются с чужими женщинами». Я отвечала: «Пусть их! Это неважно».

Пусть бы они развлекались с чужими женщинами, коли им это доставляло удовольствие. Но на самом деле этого не было. Слухи о нас, однако, шли за море, возвращались обратно и множились. Мне это было безразлично. Я не делала из этого тайны. Да и вы об этом прекрасно знали.

Мать вздохнула и на некоторое время умолкла. Я тихо сказал ей: «Однажды ночью я узнал об этом. Они сидели вокруг костра в поле. Я лежал в стороне, и они думали, что я сплю. Они принялись шептаться об этом. Сначала мне захотелось вскочить и поубивать их. Но я устыдился этой мысли и продолжал притворяться, что сплю. С тех пор я уже не мог оставаться просто одним из них и стал только сыном короля. На следующее утро я должен был прибыть в шатер короля, чтобы получить очередной приказ. Король испытующе посмотрел на меня. «Только бы он ничего не заметил», – подумалось мне. Потом он отвернулся и, как обычно, заговорил о войне. Я внимательно смотрел на него, стараясь понять, знает ли он. Но я так и не смог это понять».

– Он знал, – сказала мать и снова вздохнула. Потом она продолжила свой рассказ.

– Через много лет война все же окончилась. Вы разрушили тот город и убили всех его жителей. На востоке целую неделю висело доходившее до неба облако черного дыма.

«Что мы будем делать?» – спросил меня сводный брат.

«Жди», – ответила я.

Потом вернулись корабли. Сначала они выглядели как пылинки, летевшие в глаза. Потом они стали похожи на стаю комаров на горизонте. Они продолжали увеличиваться, как туча, и наконец стало видно, что это корабли.

«Надо что-то решать», – сказал сводный брат.

«Жди», – снова ответила я.

Я видела, что он боится. Он хотел бежать, но мне доставляло большое удовольствие удерживать его.

«Их слишком много, – скулил он. – Когда они высадятся на берег, будет поздно».

«Жди», – в который раз повторила я. Ибо я знала, что они побегут к своим женам и рассеются. Таковы все люди.

Корабли подходили все ближе. На них уже начали спускать паруса. Было слышно, как скрипели блоки. Потом корабли бесшумно вошли в гавань и пристали к берегу.

«Прячься в подвале», – приказала я сводному брату.

«Что ты задумала?» – нерешительно спросил он.

«Это мое дело, и тебя оно не касается», – сказала я ему. Он продолжал медлить. Он мне не верил. Он думал, что я собираюсь его выдать.

«Прячься в подвале! – прикрикнула я на него. – Я позову тебя, когда придет время». Он был вынужден послушаться и скрылся в подвале. Бежать все равно было уже поздно.

Я, однако, стояла на ступенях дворца с обеими дочерьми и ждала, когда они подойдут.

И они пришли. Тот, который был моим мужем, шел впереди. Волосы его поседели, а в углах рта обозначились усталые складки.

– Он спал на корабле, – перебил я мать. – «Разбудите меня, когда мы будем у берега», – сказал он нам. Я бы с радостью разбудил его раньше; мне хотелось поговорить с ним. Меня тревожило то, как мы поведем себя после выхода на берег. Но я не осмелился его разбудить. Он так устал.

– Да, он сильно устал, – сказала мать, помолчала и продолжила: – От имени всего народа я поблагодарила его за победу – как велит обычай. Он же поблагодарил меня от всего народа за то, что я сохранила отечество – как велит обычай.

«Это все, кто уцелел?» – спросила я, указывая на войско.

«Многие пали в боях», – ответил он. Он заговорил о том, что их нельзя забывать и что павшие должны всегда незримо сидеть за нашими столами.

«Почему я не вижу моего сводного брата?» – спросил он затем.

«Он отправился в город, чтобы позаботиться о том, чтобы не было беспорядков», – ответила я.

«Каких беспорядков?» – удивился он.

«Когда солдаты возвращаются домой, они с трудом привыкают к мирной жизни», – ответила я.

«Ну хорошо, – сказал он. – Спешить некуда. Но я должен арестовать моего сводного брата. Он присылал нам недостаточно солдат и оружия, меньше, чем мы требовали. Из-за этого мы оказались в трудном положении и война продлилась дольше. Мой долг перед павшими – предать его суду. Если он невиновен, то тем лучше».

«Делай то, что считаешь нужным», – сказала я.

«Это будет нашим последним военным действием, – обратился он к войску. – Идите по домам и не забывайте, что наступил мир». С этими словами он отпустил их, и они разошлись.

Мы все еще стояли на ступенях дворца.

«Кто это стоит рядом с тобой, как сторожевой пес?» – спросила я его.

«Это наш сын», – ответил он.

«Если это мой сын, то почему он не приветствует меня?»

«Поздоровайся с матерью», – велел он.

«Ты должен ему сначала это приказать?» – спросила я.

«Так принято на войне».

Ты холодно протянул мне руку. Я хотела тебя обнять, но ты уклонился от объятия.

«Я послала тебе другого сына, – сказала я мужу. – Это не тот сын. Что ты с ним сделал?»

«Когда мы отложим в сторону оружие, ты снова получишь своего прежнего сына, он вернется к тебе. Наберись терпения», – сказал он.

Обеих девочек он отправил в дом. Тебя он тоже отослал прочь. Но ты ушел не сразу – некоторое время ты стоял и смотрел на него. Он спросил, чего еще ты хочешь, но ты не смог сказать ни слова.

– Ах, мама, я так боялся за него! – воскликнул я.

– Я знаю, знаю, – сказала она и погладила мою руку. Потом она стала рассказывать дальше:

– Ты должен был отправиться в город, и, если бы пьяная солдатня устроила беспорядки, ты должен был призвать их к порядку. Таково было его желание. Так как ты не пошевелился, он, смеясь, сказал: «Приказывать я тебе больше не могу, но я могу попросить тебя как своего сына». И тогда ты пошел. Несколько раз ты оглянулся, но он крикнул, чтобы ты не возвращался.

Теперь мы остались одни. Я спросила, не хочет ли он войти в дом и помыться.

«Пока нет, – ответил он. – Нам сначала надо серьезно поговорить. Стоит ли нам изменить нашу судьбу».

«Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать», – ответила я.

Он потребовал вина, и слуга принес.

«Мы сядем здесь, чтобы нас видел весь город и чтобы мы являли собой пример для всех. Скоро наступит вечер. Мы будем сидеть здесь, как двое пожилых людей, у которых был тяжелый день, и теперь они имеют право отдохнуть», – сказал он.

«Что же нас состарило?» – закричала я.

В дверях вдруг появилась дочь, которая ненавидела меня. Он понял, что она хочет ему что-то сказать. Но он не хотел ее слушать, а только потрепал ее по щеке и сказал: «То, что могло ждать десять лет, может подождать до утра. Нам некуда спешить», – сказал он, и ей пришлось уйти.

«Мы совершили ошибку, – сказал он, снова повернувшись ко мне, – но мы можем ее исправить, если не допустим, чтобы наша ошибка тяжким бременем пала на наших детей».

«Где моя старшая дочь?» – крикнула я.

«Ее судьба меня не беспокоит. Когда я ее увидел, я понял, что везде, где она находится, становится светлее», – ответил он.

«Ты променял ее на солдата. Он осквернит ее своими окровавленными руками!» – воскликнула я.

«Я тоже солдат, – сказал он, – но люди не вечно остаются солдатами. Смотри! – и я увидела, как он сыплет в вино какой-то порошок. – Если мы оба выпьем этот напиток, нам уже никогда не будет нужды ссориться и спорить. Народ скажет: они терпеливо ждали до конца, а когда снова встретились, то умерли от радости. Нас похоронят в одной могиле. Люди будут водить туда детей и внуков и наставлять их: вы должны быть такими же, как они. Править будет наш сын, и все здесь будет в полном порядке».

Так говорил он, и я верно его поняла. А потом закричала: «Ты продал мою дочь и развратил ее! Ты отнял у меня сына, ибо никогда он не отложит в сторону оружие и никогда не станет снова моим сыном. Оружие срослось с ним. Страна обеднела юношами и молодыми мужчинами, она истощена твоей войной. Я была обманута и лишилась своего счастья. Иди с миром, если ты устал от своих деяний. Но я хочу жить и видеть, что мне осталось». – «Это хорошо, – согласился он. – Для детей будет лучше, если мы будем вести себя тихо. Сейчас я, как ты хочешь, пойду в дом и приму ванну».

Я подала знак сводному брату, и мы убили его, когда он лежал в ванне.

Мать надолго умолкла, да и мне не хотелось ничего говорить. Мы смотрели на пустошь, на которую опускался вечер. Нам обоим было очень грустно. Потом я снова услышал ее голос:

– Отравленное вино до сих пор здесь.

– Да, я его вижу, – сказал я. – Надо его вылить. Кто-нибудь может случайно выпить его. Дети или кто-то еще.

– Пусть стоит, – ответила она. – Я прослежу.

Мы снова на некоторое время замолчали. Кошка уселась немного в стороне и пристально смотрела на что-то в болоте, но я не видел на что. Мне было бы спокойнее, если бы мы вылили вино. И было неприятно, что оно осталось нетронутым.

– Тебе следовало его выпить, как он того хотел, – сказал я матери.

– Ты думаешь?

– Да, это была единственная возможность.

– Это мы теперь так говорим, – со вздохом произнесла она. – Но тогда это было решительно невозможно. Иначе я бы это сделала.

– Он мог бы подать мне знак, просто пошевелить пальцем! – зло воскликнул я. – В конце концов, я был его сыном.

– Поэтому он безусловно полагался на тебя.

– Он возложил это на меня, – громко простонал я. – Ах, почему я не понял этого раньше?

– Потому что ты мужчина, – сказала она.

– Что из этого? Значит, женщина поняла бы это?

– Да.

– Они знают это от тебя?

– Они просто знают, и все, – сказала она. – Как одна, так и другие. Это естественно, как смена фаз луны.

– Ни одна женщина никогда мне этого не говорила.

– Потому что ты мужчина, – смеясь, сказала мать. – И те мужчины, которые заботились о тебе и пытались переустроить мир, знали отнюдь не все. Они были хороши, не могу сказать ничего против этого, и они хотели сделать, как лучше. Но они были всего лишь мужчинами. Теперь ты видишь это сам, все, что они сделали, оказалось недолговечным.

Мне стало совсем грустно, я был безутешен.

– Ах, мама, и что же мне теперь делать? – спросил я ее. – Ты так прекрасна, что я не могу оторвать от тебя взгляд. Но теперь я должен причинить тебе боль. Ах, лучше бы мне выпить это вино.

– Нет, этого не будет, – сказала мать и положила руку на чашу. – Пока не стемнело и ты окончательно не устал, позволь мне довести рассказ до конца.

– Сводный брат сказал людям: «Теперь я ваш господин!» Были, разумеется, и такие, кто держал его сторону, недовольные и прочие, которые готовы подчиниться всякому, кто отдает приказы. Он приказал им: «Оповестите горожан, что война кончилась, потому что я убил того, кто ее начал. Тот, кто воспротивится, тот враг мира».

Я хотела помешать этому, поняв, что он имел в виду тебя. «Будет лучше, если мы сначала захватим корабли!» – крикнула я ему в лицо. Я хотела выиграть время, чтобы ты успел сбежать.

«Нет, сначала мы овладеем городом», – заупрямился он.

«У кого корабли, у того власть».

«Мы недалеко уплывем на кораблях».

Я не могла его переубедить. Не таким уж он был глупцом. Мы спорили долго, громко и до хрипоты. Понятно, что наш крик слышала дворцовая стража. Это разозлило его. «Ты ничего в этом не понимаешь! – кричал он. – Ты всего лишь женщина. Иди в дом». Так как я не двинулась с места, он заорал: «Теперь я здесь хозяин!»

Думаю, если бы мы были одни, он бы меня ударил. Пока мы спорили, на город опустилась ночь. Мы стояли в полной темноте. Я посмотрела в сторону моря, но его уже не было видно. Мы стояли на ступенях дворца.

«Принесите факелы!» – закричал он, но голос его осекся.

«Зачем тебе еще свет?» – сказала я. Принесли факелы, двор озарился пляшущими красными отсветами. Возбужденный сводный брат носился по двору взад и вперед. Он ждал новостей из города. Я отошла в тень и прислонилась к стене. В доме, за нашими спинами, лежал мертвец.

Внезапно издали донесся крик: «Внимание!» Голос звучал все ближе, потом этот призыв подхватила стража у ворот: «Внимание!» Это пришел ты. Совсем один.

«Заприте ворота! – закричал сводный брат. Ворота были заперты. – Хватайте его!» – приказал он, но никто не отважился.

«Не бойтесь! – сказал ты и отбросил в сторону меч. – Вы же видите, что я безоружен».

«Чего ты хочешь?» – спросил сводный брат.

«Ты теперь господин?» – задал ты встречный вопрос.

«Да, я – властитель».

«Я в это не верю».

«Тебе придется поверить».

«Пока я богаче тебя, я – властитель. Но ты, если захочешь, сможешь овладеть моим сокровищем. Я сыт враждой. Властвуй, коли есть охота».

«Скажи ясно, чего ты хочешь», – спросил сводный брат.

«Отдай мне тело прежнего властителя, – сказал ты. – Я уеду с ним и похороню его там, где мы сражались».

«Я не отдам тебе его тело», – сказал сводный брат. Он боялся, что ты покажешь труп народу, чтобы побудить его к бунту.

«Хорошо, – сказал ты. – Тогда убей меня. Но тогда ты не получишь мои сокровища».

Сводный брат пришел в смятение. Это было заметно по его голосу. «Ты лжешь, – сказал он, – у тебя ничего нет».

«Неужели ты воображаешь, что мы вернулись из похода с пустыми руками, и это после десяти лет войны и после покорения великого города? Мы захватили больше богатств, чем когда-либо имели. На эти деньги можно купить целую страну и оснастить армию для мести, если будет желание мстить. Кто владеет богатством, тот и властитель. Это так».

«Ты все равно лжешь! – закричал сводный брат. – Где все те вещи, которыми ты бахвалишься?»

«Ну где они могут быть? – насмешливо произнес ты. – В трюме корабля, конечно. Ты мог бы заранее об этом позаботиться, до того как покончить с этим делом. Но не думай, что ты сможешь что-нибудь добыть без меня. Мы не настолько глупы. На корабле осталась пара верных людей. При нападении на корабль они его потопят. Рано утром они в любом случае отправят его на дно. Так приказал убитый. Если с рассветом от меня не поступит никаких распоряжений, приказал он, то ждать больше не следует. Люди на корабле выполнят этот приказ. Так было принято на войне – выполнять приказы. Так что тебе придется нырять за сокровищами на дно морское».

Я поняла, что это хитрость, и обрадовалась. Но молчала. Я слышала, как сводный брат скрежетал зубами. Золото всегда ослепляло его. Он никак не мог принять решение.

«У нас есть время до утра, – сказал ты. – Я пока побуду здесь. Спешить некуда, впереди у нас вся ночь, – произнес ты и, помолчав, продолжил: – Ты, говорят, задумал жениться на младшей сестре. Я слышал, что ты чмокаешь ее в щечки на лестнице, как и подобает доброму дядюшке!»

«Какое тебе до этого дело?» – закричал сводный брат. Да и мне стало по-настоящему тошно. Я ничего об этом не знала. Наверное, тебе рассказала об этом другая сестра – та, которая меня ненавидела.

«Мне есть до этого дело, – сказал ты. – Я бы хотел, чтобы моя сестра вышла замуж за состоятельного человека».

Сводный брат долго думал, а потом спросил: «Как мне убедиться, что ты не лжешь?»

«Пошли туда одного из своих людей, – сказал ты. – Но он должен взять с собой мой меч и показать его людям на корабле. Это оговоренное условие. Если твой человек увидит сокровище, он зажжет огонь на мачте, и ты сможешь принять решение. Потом они вернутся и доставят сокровища с собой. В обмен мы получим тело, и ты нас отпустишь. Если тебя это не устроит, ты сможешь меня убить. Вас много, а я безоружен». Сводный брат задумался: «Я получу сокровища, а его все равно убью, несмотря на это. Какой он глупец», – думал о тебе сводный брат. И он послал одного из своих людей вместе с твоим мечом на корабль.

«Но сначала вынесите во двор покойника! – воскликнул ты, чтобы еще больше запутать его. – Я должен доверять тебе больше, чем ты мне. Итак, вели его вынести. Еще я хочу, чтобы при нем было оружие, ибо он должен выглядеть достойно».

«Принесите его», – приказал сводный брат, в душе насмехаясь над тобой. Мы ждали. Наконец мы услышали, как солдаты тащат труп. Носилками они задели откосы двери. Тяжело им пришлось: покойник был рослым, мощным человеком. Они поставили носилки во дворе. Ты подошел и внимательно всмотрелся в покойного.

«Это хорошо, – сказал ты сводному брату. – Тебе будет хорошо, когда я похороню тебя, – сказал ты покойнику. – Будем ждать». И мы все стали ждать.

«И что ты станешь делать, когда похоронишь его?» – спросил сводный брат, не теряя надежды перехитрить тебя.

«Это мое дело, – ответил ты. – Может быть, я стану крестьянствовать и буду возделывать землю там, за морем. Мне больше ничего не остается».

«Ты не хочешь заодно взять с собой и свою мать, чтобы она тебе помогала?» – спросил сводный брат. Он был настолько уверен в себе, что заговорил об этом открыто. К тому же ему хотелось выглядеть важной персоной в глазах своих людей.

«У меня больше нет матери», – сказал ты.

«Как нет? Вот она стоит. Посмотри туда», – сказал он.

«Это ложный образ. Моя мать не пережила бы смерть такого человека. Если бы она после этого продолжала жить, мне пришлось бы ее убить. Но такого огорчения она мне не доставит».

«Ты слышала?» – спросил сводный брат, обращаясь ко мне.

«Да», – ответила я, но не ему; ты должен был слышать мой ответ. И мы стали ждать дальше. Как же долго нам пришлось ждать. Думаю, прошло полночи. Это было ужасно.

Сводный брат тоже стал волноваться. «Почему ты так нетерпелив? – спросил ты его. – Ты ждешь богатства и невесту, но я-то жду смерти».

Наконец я увидела свет огня. Я увидела его первой, потому что не отрываясь смотрела в направлении гавани. Как утренняя звезда, над морем вспыхнул свет.

«Вон он!» – крикнула я, и все посмотрели в ту сторону и радостно зазвенели оружием.

«Уже скоро», – сказал ты мертвецу. Я отчетливо слышала твои слова.

«Когда они придут, откройте ворота и впустите их, – приказал сводный брат. – Но наружу не выпускайте никого, пока я не разрешу».

Я внимательно вслушивалась в звуки, доносившиеся из гавани. Мы все прислушивались. Было ясно, что какие-то люди приближаются по дороге к воротам. Шли они очень медленно.

«Теперь ты видишь, что я не солгал?» – спросил ты сводного брата и подошел ближе к мертвецу.

«Пока нет, – ответил сводный брат. – Сначала я должен увидеть сокровища».

«Сейчас увидишь! – сказал ты. – Послушай только, как тяжела их ноша».

Все застыли в ожидании. Тем временем шум снаружи все нарастал, этот шум поглотил ночь.

«Они идут!» – закричали наконец стражники у ворот и открыли их.

Оглушительно заскрежетали петли.

«Ну, теперь-то достаточно?» – громко спросила я.

«Да», – ответил ты.

Тогда я выпила вина из чаши. Потом пошла к дверям дворца, но задержалась. Мне пришлось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть от боли. Но сводный брат ничего не заметил. Он алчно смотрел на ворота.

Я увидела, что во двор входят солдаты, множество солдат. Я видела, как ты взял меч мертвеца, который они положили на носилки, и бросился на сводного брата. Потом я ушла в свою комнату и легла на кровать.

Некоторое время мне пришлось напряженно прислушиваться. Началась суматоха, но продолжалась она недолго.

«Что теперь? – подумала я. – Если бы только знать». И я продолжала прислушиваться из последних сил. Я не хотела уходить до тех пор, пока не узнаю. Я отчаянно силилась.

Между тем рассвело и наступил день. Этого видеть я уже не могла. Вокруг дворца было много людей. Они кричали: «Да здравствует король!» И ты поднялся на ступени дворца и провозгласил: «Радуйтесь, война окончилась!» Мне стало невыносимо больно. Но мне надо было уйти, и я была изгнана.

– Я устал, мама, я страшно устал от всего этого, – сказал я.

– Теперь спи, дитя, – сказала она, – ведь завтра тебе рано вставать.

И я уснул.

Мне больше нечего рассказывать. Людям, лежащим вокруг меня, я скажу: «Выходите отсюда и ищите реку. Там хорошенько вымойтесь, чтобы стали узнаваемыми ваши лица, ибо, когда они снова явятся миру, вы сможете дать друг другу имена. Когда же зазвучат имена, земля проснется и подумает: ну вот теперь я могу взрастить цветы и деревья».

Я, пожалуй, скажу им еще вот что: «Надо возблагодарить женщин, ибо это они спасли нас, когда нам все опостылело и мы были близки к самоубийству». Но я не уверен в своем голосе. Он очень тихий, и мне надо бы откашляться, да и слова эти прозвучали бы фальшиво из моих уст. Не привык я так выражаться.

Так что я лучше постою здесь молча, спиной к городу, и послежу, чтобы никто не пошел туда. Это мой долг и моя задача. Если удастся мне продержаться так столько, сколько это необходимо, то в конце концов имя мое станет бессмертным. Люди назовут меня «пастырем», и каждый, произносящий это слово, будет точно знать, кого он имеет в виду.

За мужчиной с испугавшим меня лицом надо последить особо. Наступит день, когда он захочет устранить меня, чтобы все-таки вернуться в город. Я мог бы сказать: это его дело. Если же любопытство слишком рано погонит его, то на этом пути он найдет свою погибель. И сколько же новых напастей из-за этого возникнет, и все, что было, станет напрасным и тщетным.

Но, быть может, я не прав и зря страшусь этой опасности, столь боязливо ему не доверяя. Лучше верить в другие его возможности. И я уверен, что в один прекрасный день родится некое дитя. В то время как другие будут изумленно толпиться вокруг матери, не зная, что сказать, именно он вдруг упадет перед нею на колени и воскликнет: «Смотрите, ведь у нас есть прошлое!»

И тогда увидят все, как рассеивается туман, окутавший все вокруг. За моей спиной люди снова увидят город и воспоют хвалебную песнь, и услышат ее те, кто был до нас, и останутся с нами, если мы научимся ощущать их присутствие. Послышится голос пращура, отчетливый и безошибочный, услышат люди и мужественный голос учителя, и поймут они, что в своих высказываниях фальшивили на полтона. Младший брат будет из озорства добавлять к песне веселые громкие нотки, а отец будет лишь тихо и скромно подпевать. Кто сможет услышать это мурлыкание, если оно сольется с голосами других?

Но наставник начнет могучими взмахами рук направлять звучание хора. Его жизнерадостный бас перекроет все остальные голоса и задаст ритм. В такт песне вытянутся окружающие нас холмы и деревья начнут качать своими кронами. Только мать не будет петь со всеми. Она будет баюкать на руках свое дитя и говорить, как говорят все матери: «Теперь спи, дитя, ведь завтра тебе рано вставать».

Ах, долго еще придется нам бодрствовать настороже и молчать, пока мы заслужим все это…

У тебя же, у того, кто меня слушал, я искренне прошу прощения.

Кажется, кончился дождь.