Текст книги "Пуммель. Психология развития на примере детства одного бегемотика"

Опасные стороны дорожного багажа: переходные объекты

Подобно тому как любая пища, которую мы едим у себя дома или в ресторане, «родственна» по своим взаимосвязям материнскому молоку и питанию в материнской утробе, это родство проявляет себя также и в иных, на первый взгляд далёких формах. Например, в развлечениях, которые скорее являются способом общения, таких, как музыка или речь, и без которых не может жить ни один человек. Некоторые из наших предков, живших во времена неандертальцев, вымерли лишь потому, что недостаточно выстраивали коммуникацию между собой, обделяя себя «социальным питанием», которое они имели, находясь ещё в материнской утробе, и так и не сумев приспособиться к живо меняющимся социальным нормам общения.

И если плеер (в его функции, связанной с воздействием на нас) можно рассматривать в качестве очень отдалённого «родственника» материнской утробы, то нельзя ли рассматривать карандаш, который кто-либо длительно грызёт, в качестве «потомка» большого пальца на руке, а тем самым, и материнской груди? Уточню лишь – в качестве очень далёкого потомка. А, впрочем, в ещё более причудливой форме речь может идти не о карандаше, а о сигарете или ногтях на пальцах. Или о чём-то таком, что мы пожираем, складывая в себя в качестве замены тому питанию и поддержке, которые мы получали вместе с молоком и любовью матери. И делаем это чаще всего без чувства меры. Как это бывает, к примеру, с деликатесами, которые, начинаясь с кофе, чая и сладостей, выходят, в общем и целом, за рамки собственно наслаждения (позволительного каждому), что может вести к привыканию, а от него – к зависимости, и далее – к болезненному пристрастию.

Отсюда современное толкование наркотической зависимости, по существу, сводится к следующему: некто, страдающий болезненным пристрастием, страстно ищет то, что ему недодали или недодают, а именно насыщающие его участие, заботу, внимание.

Здесь можно говорить о других путешествиях, существенно отличающихся от тех первых, сопровождающихся ощущением дружеской поддержки и близости матери перемещений.

Неудачные путешествия: багаж, приводящий к болезни

Переходные объекты позволяют нам совершить переход от старого к новому. Возможность получить что-либо от того, с кем разлучаешься, всегда помогает выдержать разлуку. Прекраснее всего получить подарок. Некоторые Пуммели, не получавшие в детстве подарков в качестве переходных объектов, воруют впоследствии некоторые из них и продолжают воровать постоянно, что является отрицательным качеством и требует изменений, однако объяснимо с точки зрения выявленных причин.

Однако в большинстве случаев, отправляясь в свои путешествия, мы получаем такие подарки, и всё проходит хорошо.

И лишь когда мы, став взрослыми, приносим наших мишек Тедди в офис, чтобы иметь силы для работы или берём их с собой в другие путешествия, потому что без них мы вообще не можем отправиться в путь, это означает, что в нашем детстве что-то не получило развития, остановилось на определённом этапе.

Переходные объекты – это тот багаж, с которым нам легче продержаться в наших путешествиях. Существуют ведь и неудачные путешествия, и трагические.

Большинство Пуммелей, путешествия которых впоследствии связаны с проблемами, были несчастливы в период своих самых ранних путешествий либо потерпели неудачу на одном из переходов. Такие Пуммели пытаются впоследствии наверстать упущенное за счёт бесконечного числа всё новых и новых путей, для того чтобы научиться правильно путешествовать. Но им это не удаётся, потому что они берут с собой не тот багаж. Это могут быть путешествия, связанные с внутренним миром, осуществлённые, к примеру, посредством наркотиков и алкоголя. Или путешествия в мире внешнем, направленные на разрушение враждебного окружения, вражеских окрестностей. В газетах это будет именоваться бунтом, массовыми беспорядками, вандализмом.

Это далёкий мир, чуждый тому, что царит в жёлтой бухте у полноводной реки, где Пуммель проводит своё счастливое детство.

Избыток путешествий

Бывает и такое – слишком много путешествий. В семье моего друга дети появились раньше, чем у нас с женой. И он предостерегал меня, часто совершающего поездки и медленнее входящего в отцовскую роль, от слишком большого количества путешествий.

«Пока детям не исполнится шесть лет, допустимы выезды на короткие расстояния. А уж если необходимо совершить более длительное путешествие, нужно отправляться в одно и то же место, к одним и тем же деревьям, домам и людям». Сам он, действительно, редко выезжал со своей семьёй, а если уж и предпринимал путешествие, то выбирал для отдыха всегда один и тот же коттедж.

Тема чрезмерно большого количества путешествий сводится для меня в данном случае к одному. К вреду, который причиняется сну многих младенцев и маленьких детей. Молодые, современно мыслящие родители везут, несут, тащат их с собой, отправляясь в людное место, на собрания по вопросам гражданских инициатив или на различные вечеринки и встречи с многочисленными приятелями и друзьями. Кто смотрит в эти маленькие личики спящих младенцев и думает, что ребёнок спит, тот ошибается. Для сна ребёнку необходимы четыре стены в своей колыбели и свой угол в детской комнате, дополненный акустическим спектром знакомых звуков, вместо этой непрекращающейся смены раздражителей, избыток которых связан со слишком большим количеством помещений, углов, голосов, запахов и шумов. А они, в свою очередь, как нам сегодня известно из результатов исследований в области сна, мешают спящему младенцу, снижая качество его сна так же, как звук капающей воды из протекающего водопроводного крана, который несколько часов спустя будет нарушать сон его родителей.

Однако в этих исследованиях достаточно данных и о том, с какими раздражителями, в дополнение к уже привычным, способен справиться такой маленький Пуммель. Поскольку новые раздражители обеспечивают формирование и развитие здорового сознания.

Путешествия по отношениям

Вызывает интерес и другая форма перенасыщения путешествиями, ведь каждая новая встреча с другим человеком – тоже своего рода путешествие. Погружение в новые отношения – это зачастую самая волнующая форма путешествий. И именно такие путешествия по отношениям могут выйти из-под контроля, особенно в детстве.

Родители некоторых Пуммелей из мира людей живут раздельно, разводятся, более не женятся и не выходят замуж или создают семью, в которой помимо Пуммеля появляются новые маленькие бегемотики.

Тогда жизнь таких Пуммелей становится более сложной, нежели жизнь нашего Пуммеля на первой иллюстрации. Тогда сад их детства заполняется семьёй ещё более гигантских масштабов, состоящей из собственных родителей с их новыми партнёрами, из прежних и новых бабушек и дедушек, из прежних и возможно новых братьев и сестёр.

Между тем в таких гигантских семьях живёт сейчас настолько много Пуммелей, что психология дала им специальное наименование – «надсемья».

Проблема для Пуммелей заключается в следующем. Они осваивают, выстраивают и закрепляют первые отношенческие путешествия («направляясь» сначала к матери, затем и в следующее по увлекательности и важности путешествие – к отцу) и намереваются, опираясь на связанные с этим ощущения устойчивости и надёжности, дальше познавать мир и самих себя.

Но в этот момент родители расходятся, возникает «надсемья», и, учитывая первые брачные отношения своих родителей, Пуммели вынуждены предпринимать несметное количество новых путешествий в отношениях, связанных с расставанием, интенсивной работой над горестными переживаниями из-за утраты прежнего семейного уклада, проработкой страхов в связи с появлением новых людей (отца или матери, сестёр, братьев). Иногда такое напряжение может трансформироваться в перенапряжение и стать причиной болезни.

Конечно, многие Пуммели чувствуют себя в своих новых «надсемьях» с новыми партнёрами счастливее и лучше, чем в первой семье с её атмосферой несчастья и отсутствия любви. Однако им приходится прикладывать много усилий, и это напряжение должно быть компенсировано, уравновешено. А это требует времени, много времени. И может быть упущено из вида взрослыми в ситуации нового недавно обретённого ими счастья во вновь созданной макросемье.

Недостаток путешествий

Противоположностью к ситуации слишком многочисленных путешествий является их недостающее количество. Это тоже таит в себе опасность для Пуммелей. Слишком мало отношенческих путешествий может, к примеру, совершать Пуммель, живущий в неполной семье с отцом или с матерью, которые больше не хотят связывать себя узами партнёрских отношений. По несомненно важным и разумным причинам. Число таких родителей-одиночек стремительно растёт, а вместе с ним растёт и число Пуммелей, воспитывающихся одним из родителей.

При этом озабоченность вызывает не само число таких семей, сколько тот факт, что мыслящие люди (которых отнюдь нельзя назвать просто «старомодными») определяют жизненные условия таких воспитывающихся в неполных семьях Пуммелей как катастрофу, равносильную гибели и разрушению.

Воспитанный одним из родителей Пуммель лишается возможности естественного освоения опыта отношений, доступного членам семьи, состоящей из трёх и более человек, и связанного со способностью перехода от диадных отношений к взаимодействию в триаде. Опыт, полученный в триаде «ребёнок – мать – отец», вообще является важнейшим среди всех отношенческих путешествий. В этом триединстве (с лат. – трио) происходит то, что в психоанализе называется триангулированием и включает в себя необходимый опыт обращения с тем напряжением, которое способно возникнуть и найти выход лишь в отношениях между тремя участниками процесса. В таком триединстве Пуммель учится взаимодействовать с представителями различных полов, познаёт собственную половую роль, осознавая себя Пуммелиной или Пуммелем. Он учится напряжению и различным формам его снятия, расслаблению, ощутить которое возможно лишь при условии предшествующего ему напряжения, даже если таковое требовало определённых усилий, что чаще всего и бывает.

Отношенческие путешествия в «число три» хотя и являются собственно самыми трудными, оставаясь таковыми на протяжении всей жизни, однако именно благодаря им мы учимся взаимодействовать с наибольшим количеством проблем и упражняемся в их решении.

Пуммелям из неполных семей необходимо в связи с этим пожелать, чтобы их одинокие матери и отцы по возможности объединялись в небольшие группы, моделируя тем или иным способом ситуации трёх и более участников и формируя тем самым необходимый опыт подобного общения. Главное, чтобы вырастающий в такой семье Пуммель не оставался на длительное время один на один с воспитывающим его родителем, но постоянно имел возможность общения в «референтной группе».

Даже если такая предложенная в качестве решения проблемы референтная группа в настоящее время всё ещё воспринимается эрзацем той семьи, в которой растёт наш бегемот Пуммель, никто не знает, какими будут формы воспитания будущего общества. И, может быть, наши родители-одиночки и их дети забегают вперёд, путешествуя в миры новых обществ и семей, которые смогут предложить новые формы, облегчающие нам процесс воспитания по сравнению с традиционными формами семьи.

Мы должны относиться к этому с уважением, возможно, даже с благодарностью. Кто знает, что предложит нам однажды воспитанный в неполной семье Пуммель, сумевший проработать свою ситуацию и найти из неё выход? Возможно, это будут такие семейные формы, которые предложат ещё больше надёжности и облегчения, чем та старомодная семья, в которой растёт наш бегемот Пуммель. И которой я всё ещё доверяю, этой старой форме, состоящей из матери и отца либо матери, отца и ребёнка либо матери-отца и детей. Поскольку слово «форма» родственно латинскому «formare» (обеспечивать безопасность, защищать).

И эта безопасность, которую ощущал до настоящего момента бегемотик Пуммель, это испытываемое им чувство защищённости лежит в основе той силы, которая позволяет ему совершать свои первые «вылазки» к новым местам из родного дома.

Давайте же посмотрим, какие новые впечатления ждут Пуммеля на его пути.

Но однажды утром по жёлтой бухте проплывала лодка. В ней сидели мужчина и девочка. Пуммелю стало любопытно. Он поплыл за лодкой вниз по течению до самого моря. Он старался прятаться в морской воде и думал, что его не видно. Но его было видно.

«Посмотри-ка на этого смешного толстяка», – услышал Пуммель голос мужчины, который показал веслом прямо на него, на Пуммеля. Пуммель услышал, как девочка засмеялась, и стал загребать своими ногами, повернув домой.

«Ты только посмотри, какие у него смешные короткие ноги!» – услышал он брошенный вслед ему возглас мужчины.

Продолжение на стр. 37

Итак, это произошло! Пуммель услышал слова, которые его ранили, обидели! Более того, это случилось в исключительно стрессовой ситуации. Стрессовой для психики Пуммеля, оказавшегося вдали от надёжной родной обители, от матери и сородичей, ограждающих его от всех тревог. Кроме того, он испытывает психостресс, поскольку охвачен по меньшей мере двумя противоположными чувствами – любопытством и страхом. Особенное напряжение заключается ещё и в том, что два этих чувства, будучи противоположными друг другу, возникают одновременно. По сути, любопытство и страх, проявляясь вместе, становятся очень полезными, побуждая к дальнейшему развитию. Любопытство открывает нам доступ к миру новых стимулов и раздражителей, а страх перед новым позволяет любому из Пуммелей, к примеру, в целости и сохранности перейти автомобильную дорогу с оживлённым движением (хотя нашему Пуммелю был бы ближе крутой водопад, подобный Ниагарскому). И потому страх необходим нам как существенный фактор выживания, сдерживающий нас в тех ситуациях, когда ничто другое сдержать не может.

Когда человеческие детёныши Пуммели попадают в такие «водопадные» ситуации, где их психика серьёзно поглощена работой с двумя одинаково сильными и существующими параллельно состояниями страха и любопытства, они прячутся. Пуммель, маленький бегемотик, делает это на свой лад, Пуммели, человеческие детёныши, – на свой. Они просто закрывают глаза и думают, что теперь их никто не видит. (Собственно говоря, это одна из самых милых проекций. В её основе – психический процесс, при котором человек совершает нечто и предполагает, что противоположная ему сторона делает то же самое. В данном случае – не имеет возможности увидеть. Более поздние проекции уже не столь милые, а, напротив, в высшей степени сложные и связанные с серьёзными затруднениями. И для самих Пуммелей, и для тех, с кем они в той или иной ситуации взаимодействуют. Например, в случаях, когда Пуммелю кто-то не нравится, а он этого не замечает и упрекает того, другого, в том, что тот не любит его, Пуммеля.)

Что делают в таких ситуациях Пуммели? Они «закрывают глаза» и воображают себя защищёнными. Подобно ребёнку в материнской утробе. Некоторые говорят об «Авраамовом лоне», подразумевая при этом то же самое, вне зависимости от пола.

То, что узнал о себе Пуммель в услышанной им критике, скверно. В первую очередь потому, что он несомненно занимался самообманом относительно самого себя. Впервые Пуммель познаёт, что это значит – иллюзия. Он придумывает себя, в действительности таковым не являясь. Такое заблуждение очень поучительно для Пуммеля. Однако сначала оно приносит лишь боль. И в этот раз обида ощущается совсем иначе, в сравнении с теми случаями, когда мама проявляла явное недовольство, говоря: «Ну хватит уже!» – в ответ на очередное «почему», которое Пуммель произносил в тридцать четвёртый раз за четверть часа. Почему он не может летать? Почему дядюшка Пуммеля толкается сильнее, чем его отец? Почему ночью темно и почему ему, Пуммелю, нельзя играть с маленькой кучкой, которая лежит в его горшке и так замечательно пахнет (хотя совершенно точно она принадлежит ему, ведь она же появилась из него, является его частью).

Нет, все прежние огорчения и обиды были совершенно другие.

На этот раз его обидел тот, кто был для него чужим, посторонним. Ощущения, связанные с восприятием другого, испытал Пуммель в тот момент, когда услышал, как о нём говорят мужчина и девочка. Восприятие другого повредило тот образ себя, который до этого времени существовал в сознании Пуммеля. Оно нарушило представление Пуммеля о самом себе. Существующее прежде восприятие себя и это новое восприятие другого были диаметрально противоположны, противоречили друг другу.

Случались, конечно, и прежде ситуации, когда не только мама, но папа, дядюшки и тётушки, взрослые братья и сёстры были настроены к нему недружелюбно. Например, если Пуммель подныривал под животы старшим родичам или булькал водой, пуская пузыри им в носы и уши, а его прогоняли, чтоб не мешал старшим дремать и зевать.

Однако все эти недовольства были частью постоянно существующей добродушно-любящей атмосферы внутри группы бегемотов. Ссылаясь на ключевое понятие исследований Ватцлавика (и в нашем случае применяя его неслыханным образом к семейству бегемотов), «качество взаимоотношений» в той группе, к которой принадлежал Пуммель, было настолько высоким, что это позволяло ему выдерживать ежедневно возникающие то тут то там мелкие неприятности и критику либо даже ругань родителей, враждебно настроенных братьев, сестёр или соседей.

«Пуммель, перестань!», «Пуммель, сделай!», «Пуммель, не делай этого!», «Пуммель, не реви!», «Пуммель, не шуми!», «Пуммель, поторопись!» … Нет, всё это можно было выдержать, поскольку Пуммеля и самого поддерживали, и эта поддержка проявлялась в любви и заботе тех, кто периодически сердился на него или даже обижал.

Подобно весам, одна чаша которых содержит множество переживаемых Пуммелем в семейных буднях мелких неприятностей, обид, моментов одиночества и отчуждения, но в полной мере уравновешивается другой чашей, на которой – безусловная любовь, принятие и осознание, что он, Пуммель, в основе своей, замечательный, хороший, красивый, исключительно привлекательный и достойный любви бегемотик.

Замечания, которые слышал Пуммель в свой адрес, исходили от тех Пуммелей, которых он знал, отношения с которыми несомненно базировались на любви. Любовь как фундаментальная эмоция тесно связана с понятиями основы, почвы, с принципами существования. И это обеспечивало душевное равновесие Пуммеля.

О положительной роли, казалось бы, плохих слов

С психологической точки зрения все эти мелкие неприятности, происходящие на фоне стабильного заботливого отношения, являются необходимыми для здорового развития Пуммеля. Лишь при условии существования подобных сопровождаемых собственным опытом любви мелких обид тот или иной Пуммель может прорабатывать свой первый опыт обращения с обидой как таковой. Пуммели, имеющие слишком мало возможностей тренировать своё отношение к обидным действиям того или иного рода, впоследствии будут не способны выдерживать часто необходимую критику.

В дальнейшем такие Пуммели воспринимают конструктивную критику, высказанную в их адрес с благими намерениями, как обидные, злые слова, как неприятие со стороны других, пугающе не способных справляться с критикой Пуммелей.

Не получившие должного предварительного опыта критики и обидных ситуаций Пуммели становятся впоследствии слишком «тонкокожими» бегемотами, не способными жить с критикой других в отношении себя, не говоря уже о её принятии. Поэтому они скорее будут избегать тех ситуаций, где может возникнуть критика. Либо бурно реагировать на мельчайшие критические высказывания.

Всё это возникает от страха, что прочные отношения с тем, кто критикует, «сгинут в водах жёлтой реки», выбросятся в помойку. С нашим Пуммелем такого произойти не может, поскольку у него уже имеется предварительный опыт проработки критики.

Наш Пуммель учится (в том числе и на примере своей критики в адрес других) тому, что критические замечания, даже самые резкие и болезненные, можно выдержать, если они компенсируются достаточной долей заботы и внимания. Повзрослев, Пуммель будет в той или иной степени часто подвергаться критике, которая уже не будет подстрахована атмосферой любви и заботы. Тогда он справится, благодаря многолетней тренировке восприятия критики от Пуммелей, относящихся к нему благожелательно.

В будущем он также встретит людей, которые могут спутать его позицию относительно критики без разрушения отношений с лозунгом «сначала пряник, затем кнут». И это будет их заблуждение относительно Пуммеля, вольное или невольное.

Но сегодня, когда Пуммель плывёт против течения в жёлтой бухте у большой реки, нужно быть очень осторожным и внимательным, ведь у него ещё мало опыта. Он освоил правила общения лишь с теми Пуммелями, в отношениях с которыми Пуммель действительно чувствует себя любимым. У него ещё не было опыта общения с настоящими чужаками.

Давайте же посмотрим, как Пуммель реагирует на обиду, причинённую ему извне.

Расстроенный, он вернулся назад в жёлтую бухту. Никто ему не нравился и ничто его не радовало. А больше всего ему не нравился он сам. Он больше не хотел играть с Пуммелиной. На своих толстых и коротких ножках он побрёл под водой вверх по течению к розовому острову. Пуммель был несчастен. Он плакал.

Продолжение на стр. 47

Изображенный на картинке Пуммель объят разными чувствами, и его гиппопотамские слёзы – лишь видимая, лежащая на поверхности часть его переживаний. Приносящее боль чужое восприятие, поводом для которого стали мужчина и девочка, вызывает у него подавленность и уныние. И не только потому, что они обнаружили Пуммеля в его, казалось бы, надёжном укрытии, а мужчина ещё и оскорбительно отозвался о его внешности, что стало контрастом к прежнему представлению Пуммеля о самом себе как о красивом бегемотике. Нет, не только поэтому. Его боль и обиду усилила девочка, сделав то, что для Пуммеля, пожалуй, было самым худшим: она рассмеялась. Девочка высмеяла его, Пуммеля! Возможно, теперь перспектива стать посмешищем для других будет для Пуммеля на протяжении всей его жизни куда страшнее, чем резкая критика и полное ненависти отторжение.

За каждым оскорблением стоит скорбь.

Пуммеля высмеяли за его толстые короткие ножки и толстую, в морщинистых складках, кожу. Других Пуммелей высмеивают за их тонкие ноги или толстую попу. Третьих – за то, как они разговаривают, или, наоборот, смеются над теми, кто, родившись немым, не может разговаривать и использует иные способы общения. Для любого Пуммеля из человеческого общества существует бесчисленное количество поводов для того, чтобы быть осмеянным или самому высмеивать других.

Теперь и наш Пуммель знает, как это бывает. В его реакции проявляются все признаки подавленности, которая в латинском обозначается понятием «deprimere», являющимся исходным для нынешнего термина «депрессия».

Пуммель имеет все основания чувствовать себя глубоко подавленным, что является следствием нанесённой ему обиды. Для некоторых Пуммелей это становится причиной сопровождающего их на протяжении всей жизни уныния и предпосылкой к депрессивности. И порой в течение того или иного заболевания проявляется глубинная взаимосвязь между причиняющим боль оскорблением и болезнью. Пуммель не знает, что делать дальше, он кажется абсолютно растерянным и беспомощным. «Никто ему не нравился, и ничто его не радовало!» Никто и ничто? Пациенты, длительное время страдающие депрессией, а также их родственники и лечащие их врачи знают, насколько верным является это описание, когда ничто не вызывает более отклика у пациента и никому не удаётся получить доступ к его внутреннему миру.