Текст книги "Боги Третьего рейха"

Снова таблички Вилигута

Верил ли Гиммлер сам в то, чему учил других? Верил ли он в истинно религиозное происхождение обрядов и практик, которые наполовину сам же и сочинял? Склонен думать, что да. Полагаю, Гиммлер безоговорочно верил своему духовному наставнику Вилигуту, несмотря на то что тот был сильно дискредитирован своими завистниками.

Как известно, к концу карьеры в «Аненербе» у Вилигута развилась тяжелая форма никотиновой зависимости и алкоголизм. Этим не преминули воспользоваться его соперники в рядах СС. Многие сотрудники «Аненербе» ревновали Вилигута к Гиммлеру и втайне мечтали занять его место. Поиски компромата привели наконец к положительному результату: история с помещением старика в психиатрическую клинику, равно как и его старый диагноз – «мегаломания и шизофрения», всплыли на поверхность и были торжественно доложены Гиммлеру. Адъютант Гиммлера Карл Вольф разыскал в Зальцбурге Мальвину Вилигут и получил от нее документальные доказательства.

Для рейхсфюрера СС это был сильнейший удар: как же так, его близкий друг и учитель, человек, которому он так доверял, оказался банальным сумасшедшим!

В феврале 1939 года Вилигута уволили из СС. А дальше происходит нечто труднообъяснимое. Занимавший весьма высокие посты в «Аненербе» Вилигут знал очень многое и подлежал уничтожению. Но вместо этого его оставляют на свободе, более того, в качестве компаньонки к нему направляют Эльзу Балтруш, одну из приближенных Гиммлера. Она должна была ежедневно отчитываться перед рейхсфюрером СС о состоянии здоровья старика.

Почему Гиммлер повел себя так странно? Сентиментальность? Вряд ли, рейхсфюрер никогда не страдал ею. Создается впечатление, что жизнь старика была под надежной защитой и Гиммлер опасался тронуть его. Но почему? На этот счет имеется несколько версий.

Одна из них связана с прошлым самого Вилигута. Я говорил, что еще в Средние века его предки были преданы анафеме за хранение магических табличек с языческими ритуалами. По дошедшим до нас легендам, эти ритуалы позволяли обрести огромную власть над умами людей. Как я уже упоминал, по официальной версии, они погибли в огне во время пожара. Но сам Вилигут позже обмолвился, что хранит эти таблички в тайнике, о котором никто, кроме него, не знает. Получается, что Гиммлер сохранял старику жизнь, надеясь заполучить ценное имущество.

Однако, как стало мне известно несколько позже, таблички Вилигут отдал Гиммлеру еще в 1941 году. Видимо, старик, даже уйдя из «Аненербе», не переставал консультировать рейхсфюрера СС. Когда всплыла история с сумасшествием, рейхсфюрер СС поспешил внешне прервать связь, которая могла его сильно скомпрометировать. Но только внешне – на самом деле Гиммлер продолжал поддерживать тайное общение с «магом». И многие инициативы, предпринятые «Аненербе» после 1939 года, родились именно благодаря рекомендациям Вилигута.

Я уже было смирился с тем, что мне не удастся выяснить содержание этих загадочных табличек и их судьбу, как нежданно-негаданно они всплыли снова, хотя и в несколько неожиданном свете при не относящихся к ним на первый взгляд обстоятельствах.

Как известно, последнего руководителя «Аненербе» Сиверса наряду с высшими офицерами СС приговорили к смертной казни. Я приведу выдержки из воспоминаний одного из участников Нюрнбергского процесса со стороны англичан, имя которого я обязался не называть:

На всех допросах Сиверс отрицал свою причастность к опытам СС над заключенными концентрационных лагерей. На допросах он говорил о Шамбале, о ритуалах, о поисках Майтрейи… Наконец бывший штурмбаннфюрер заговорил об одном из основателей «Наследия предков», докторе Гилынере. Здесь допрос резко оборвали и приказали подсудимому молчать.

Гильшер сам явился в Нюрнберг, чтобы свидетельствовать в пользу Сиверса. Он дал показания, а затем попросил разрешения проводить осужденного к виселице. Одной из моих обязанностей было наблюдать за ними, что я и делал. В камере Гильшер и Сиверс некоторое время шептались о чем-то, затем встали друг напротив друга и начали совершать ритмичные телодвижения, воздевая руки и произнося отдельные странные слова и звуки вроде «ар-эх-ис-ос-ур». (В книге Листа «Мистериальный язык индогерманцев» сказано, что эти слова не что иное, как древнее магическое заклятие мировых стихий, священная формула вечности.) После отправления этого ритуала оба успокоились, пожали друг другу руки, Гильшер обнял Сиверса и похлопал его по плечу. Тот, успокоенный, взошел на виселицу, не сказав больше ни слова. Лицо его было спокойным, и впервые за весь процесс я увидел на нем не безразличие, но безмятежность и, может, даже счастье. Когда Гильшер выходил из камеры, Сиверс сказал ему вслед: «А книга… Спроси о ней Редера. Не дай ей пропасть. Ради меня не дай и ради того, что мы сделали вместе. Редер знает, где она. Он даже мне это не доверил, да я и знать не хотел. А сейчас она вам понадобится. Вы сможете вернуть всех нас с ее помощью, если потребует рейх. Ну, прощай, Фридрих».

Долгое время я пытался выяснить, что это была за книга. Очевидно, она имела большое значение для Сиверса. Скорее всего, она была создана в недрах его института. Между тем в доступных мне документах «Аненербе» ответа не было. Там упоминалось множество книг, но ни одна из них не могла возвращать мертвых с того света. Наоборот, согласно отчетам «Наследия предков» подобные эксперименты доктора Рашера провалились.

Может, эта таинственная книга относилась не к научной, а к мистической стороне вопросов, которыми занимался институт Сиверса? Что это была за книга? Возможно, это была та самая неопубликованная, необнародованная библия будущей нацистской религии.

Среди писем Гиммлера есть только одно упоминание о неизвестной книге. Вот оно:

Я перечел ее несколько раз. Эта книга дает невероятные возможности. И если тот, кто владеет ею, сможет ей правильно распорядиться, он завладеет также и всем остальным миром. Тот, кто не знает, ничего не узнает. Но поверит. А вера – это главное. Это то, что дает нам силу жить и бороться, – наша священная вера. Тогда и смерть нам не страшна. Душа просто перейдет в другое тело. А что значит тело, какое это имеет значение для великой души?

После безуспешных попыток найти упоминания о загадочной книге в других источниках я решил зайти с другой стороны и собрать имеющиеся сведения о человеке, который якобы знал, где эта книга находится.

Наследники Редера

Эрих Йохан Альберт Редер был немецким гросс-адмиралом, главнокомандующим ВМС нацистского Третьего рейха. Он прошел путь от вахтенного лейтенанта до начальника штаба командующего крейсерскими силами Хиппера в Первую мировую войну, а затем и до гросс-адмирала в 1939 году.

В том же 1939 году Редер поссорился с Гитлером по поводу назначения военно-морского адъютанта фюрера, и этот конфликт сильно испортил их отношения: Гитлер больше не шел навстречу просьбам и пожеланиям Редера, даже во время Второй мировой войны.

В 1940 году Редер записал в дневнике: «Нашему флоту в эту войну не останется ничего другого, как демонстрировать, что он может доблестно умирать». В январе 1943 года Гитлер приказал Редеру расформировать немецкий надводный флот, после чего гросс-адмирал потребовал отставки. Он был заменен Карлом Деницем и получил формальную должность главного инспектора флота без каких-либо реальных прав и обязанностей.

Приговором Нюрнбергского трибунала он был осужден на пожизненное заключение. Даже Дениц, которого Гитлер по своему завещанию оставил вместо себя, был приговорен только к десяти годам тюрьмы. Известно, что Редер был освобожден досрочно по причине возраста. До своей смерти через пять лет после освобождения Редер написал мемуары «Моя жизнь», которые были изданы, но не полностью. По заверениям издателей последняя часть книги, посвященная Нюрнбергскому процессу и заключению в тюрьму Шпандау, не была закончена автором.

После освобождения Редер не покинул Европу: немцы в Латинской Америке его почему-то особо не жаловали и к себе не приглашали. Последние годы Редер провел в Швейцарии, в уединении. Мемуары бывшего гросс-адмирала записывал под диктовку его личный помощник – младший офицер, который состоял в его штабе еще до войны. Помощника звали Герман Херш, он был со своим патроном до самой смерти последнего в 1960 году. Затем, передав издателям рукопись мемуаров Редера, собрал свои вещи и пропал для истории: улетел из Европы «в неизвестном направлении». Не знаю, разыскивал ли Херша тот, кто назвал направление «неизвестным». Лично мне оно было известно, точнее, я с самого начала предполагал его с почти стопроцентной вероятностью – Латинская Америка.

На поиски Германа Херша я потратил четыре дня. Поколение немцев, переживших войну, действительно оказалось очень выносливым: Херш был жив, хотя ему было уже за девяносто лет. Наполовину парализованный, но в полной ясности ума, он жил со своей сиделкой примерно в полутора сотнях миль от меня.

Что-то подсказывало мне, что единственный способ пообщаться с Хершем – это заявиться к нему лично. Мне казалось, что письма тут не помогут. Поэтому в ближайшую субботу я вооружился диктофоном, блокнотом, карандашом и несколькими своими книгами, заправил джип и ранним утром выехал по пыльной автостраде в направлении немецкого поселения, где обитал Херш. По дороге я продумывал версии своего появления. Однако они не потребовались.

Припарковавшись у небольшого и не очень нового дома, я увидел старика, сидящего в инвалидной коляске возле ворот. Прикрываясь рукой от яркого солнца, он внимательно наблюдал за мной. Я вышел из машины и направился к калитке.

– Герр Херш? – спросил я. – Здравствуйте, меня зовут Ульрих фон Кранц, и я…

– А, фон Кранц, – скрипучим голосом перебил меня старик. – Вот вы какой на самом деле. А я уж гадаю, почему это такой древний старикашка-нацист, как я, вас до сих пор не заинтересовал. Неужели, думаю, вы обо мне не слышали? Интересуетесь же военной историей, как я вижу по вашим книжкам. И про подлодки военные писали. И про Антарктиду даже. И про Тибет. Я-то, конечно, невелика шишка, но вот шефа моего вы наверняка знаете…

– Хорошие у вас книжки, – забормотал Херш дальше после небольшой паузы. – Но опасные. Не сносить вам головы когда-нибудь, Кранц. Уж послушайте старика – бросьте вы все это… Нет, я-то все ждал, когда вы меня спрашивать приедете. А вот и вы.

Я внимательно слушал, стоя возле калитки и пытаясь отыскать в словах старика подвох. Но не находил. Неужели ему действительно хотелось, чтобы я приехал его расспрашивать? Может быть, ему просто не хватало внимания? Наверное, он считал свою роль в истории не такой уж и маленькой, и ему было неприятно, что все его забыли. Но тут Херш спохватился:

– Входите, фон Кранц, – что это я?! Входите, лучше поговорим в саду, чем через ограду. Так-то уж совсем невежливо.

Он засуетился, разворачивая коляску к дому. У него были довольно сильные и ловкие руки, хотя темное лицо покрывали морщины, а голова, брови и усы совершенно поседели. Я зашел во двор и пошел вслед за стариком к дому. Похоже, он имел намерение всерьез со мной сотрудничать. Я опасался, что его придется даже утихомиривать. Когда мы наконец после обмена любезностями устроились в саду, а сиделка принесла нам чай и ушла, Херш повернулся ко мне:

– Что вы хотите знать, Кранц? Говорите прямо.

– Я хочу знать об Эрихе Редере. – Несмотря на показное простодушие Херша, я вовсе не собирался сразу выкладывать ему все. Я незаметно включил диктофон. – Я хочу знать, за что его осудили пожизненно и почему освободили досрочно.

Херш помолчал немного, попивая чай, а затем медленно заговорил:

– Я был в числе людей, встречавших Карла Деница после его полных десяти лет, проведенных в Шпандау, Я был среди тех, кто встречал оттуда Функа спустя год. И среди тех, кто через девять лет приехал за Шпеером и Ширахом. Я был там и в 1955 году, когда из Шпандау досрочно освободили приговоренного пожизненно Редера. Поводом был возраст и плохое здоровье. Но я знаю, что дело было не в этом. Даже Гесса, который знал в десятки раз меньше Редера, и то не отпустили. Вы знаете, фон Кранц, что не только в самой крепости, но и на всех девяти бетонных башнях Шпандау круглые сутки находилась вооруженная охрана? Вход и выход всех без исключения – даже коменданта тюрьмы – был разрешен только через главные ворота. По всем, кто пытался войти или выйти из крепости другим путем, предписано было открывать огонь на поражение без предупреждения. Заключенным и охранникам не разрешалось говорить друг с другом. В 6 часов подъем, в 22 – отбой. Разрешались только некоторые книги, одно письмо в неделю и строго ограниченный круг посетителей, не чаще одного раза в месяц. Достаточно этого? Нет? Теперь скажу, как охраняли Редера. Так не охраняли ни Деница, ни Гесса. Спустя год после его заключения в тюрьму входную дверь в его камеру сделали металлической, и она постоянно находилась под высоким напряжением. К ней нельзя было прикасаться ни с какой стороны, не отключив ток. Иначе – мгновенная смерть. Система отключалась только из помещения коменданта и только для выхода заключенного из камеры и уборки ее. Еда подавалась в камеру на резиновом подносе. И каждые десять минут охрана нажимала кнопку проверки электросети в этой защитной системе. Каждые десять минут! Шесть раз в час, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, 365 дней в году, девять лет Редер слышал звонок, означавший, что если он притронется к двери, то будет мертв. Зная, что он обречен остаток жизни слышать его, Редер за все это время ни разу не попытался покончить с собой, а ведь смерть была такой близкой и легкой. Ради чего он жил, как вы думаете, Кранц? Молчите, не знаете.

Я действительно не знал. Херш продолжал:

– И я не знал, пока он сам не рассказал мне. В первый год сидения в Шпандау он шесть раз ходатайствовал о замене тюремного заключения на расстрел. Жизнь была для него мукой. А затем вдруг стала ценностью. И его тюремщики об этом узнали и очень опасались, что он сбежит. И охраняли, угрожая его жизни. А он изо всех сил жил и ждал чего-то, что в конце концов случилось. Тогда им пришлось отпустить его. Тогда он стал им неинтересен и смог дожить на свободе, хотя его последние годы и напоминали добровольную тюрьму.

Херш замолчал, ухмыляясь, довольный своим рассказом, а также тем, что заинтриговал и отчасти запутал меня. Я не хотел сбивать его вопросами – без них он мог рассказать гораздо больше. Внезапно старик пригнулся ко мне, схватил за рукав и притянул к себе. Почти шепотом он произнес:

– Редер знал, где находится истинное сокровище. То, что дороже всех на свете денег. Он знал, что те, из Новой Швабии, готовы гоняться за ним хоть по гроб жизни. Что оно может принести славу, богатство, власть. Столько, что и за всю жизнь не потратишь. Но он за этим не гнался. Он посмел быть чуть ли не на ножах с самим фюрером, потому что он знал… Он никого не боялся, потому что он единственный знал. И Гитлер не смел даже пальцем его тронуть! Редер единственный знал точно эти координаты – широту и долготу, и не только в градусах, но с минутами и секундами. Он знал, в каком отсеке их надо искать, как они запакованы. Он знал, что пролежи они там сто лет, ничего им не будет. И после войны все захотели узнать, где они лежат. Все – русские, американцы, англичане, французы. Они прознали про это в Нюрнберге и принялись охотиться за этим, воображая, что это будет работать и у них в руках. А Редер… он, хоть в чем-то и не одобрял Гитлера, верил во все эти расовые бредни. Даже для меня это кажется несколько… ну, как минимум ненаучным. Но еще шестьдесят пять лет назад он приказал мне молчать и не спорить. Он любил арийскую расу и был верен ей, а я был верен ему. И не жалел об этом ни одной секунды. Когда его арестовали, он все ждал поначалу, что его выпустят, что ему помогут те, бежавшие. Но ему никто не помог. Наоборот, его подставили, да еще и оговорили. Для него это был тяжелый удар. Он рассказывал мне после, как хотел наложить на себя руки, как умолял о виселице, о расстреле – о чем угодно. Ему отказывали под предлогом того, что дело закрыто, что приговор вынесен, а суд не может ужесточать наложенное наказание. Думаю, что они уже тогда догадывались, что он знал.

Терпению моему уже приходил конец. Тем не менее я собирался держаться до конца и не перебивать Херша, как бы тому ни хотелось, чтобы я засыпал его вопросами. Мое молчание только подстегивало его рассказ. Он пытался заинтриговать меня все больше и больше и выкладывал самые тайные факты один за другим. Иногда и вправду лучше молчать. Герман Херш продолжал:

– Спустя год после того, как шефа посадили в Шпандау, к нему пришел странный посетитель. К тому моменту Редер уже совсем потерял надежду на помощь. Посетителя привели врачи под предлогом расширенного медицинского осмотра. Он действительно осмотрел других заключенных, а напоследок пришел к Редеру. Они оставались в камере наедине некоторое время. За ними от двери наблюдали охранники. Потом, когда шеф уже вышел на свободу, когда диктовал мемуары – хотя мы в них так и не дошли до этого места, – он поведал мне, что сказал ему тот человек: он сказал, что его труд, верность и преданность оценит Четвертый рейх. Он сказал, что этот груз необходим им и что только он, Редер, знает, где он находится и как до него добраться. Я не знаю, что еще говорил ему тот незнакомец, но я тогда подумал, что Редер все ему выложил. Думаю, он купился на обещания и похвалы. Он верил в Четвертый рейх так же, как до этого верил в Третий. Он верил в идею, и когда ушли люди, которым он не верил, то надеялся, что придут или уже пришли те самые арийцы – честные, умные, смелые. А тот человек наверняка был из тех, бежавших в Антарктиду. Что вы, Кранц, вроде удивляетесь? Вы ведь сами знаете это лучше, чем я. Ха-ха-ха.

С того визита Редер захотел жить, вырваться из тюрьмы. А его тюремщики все еще думали, что он им расскажет что-то. Они даже пытали его – одиночеством, этим электричеством, звонками, молчанием. Он водил их за нос девять лет, а потом, смеясь, рассказал. Я так и вижу, как все они наперегонки побежали туда, перерыли все. Думаю, они в самом деле нашли лодку. А вот груза не нашли, клянусь собственной жизнью! Они его не нашли! И тогда они выпустили Редера, сочли его выжившим из ума стариканом. Не знаю, может, кто-то действительно за него вступился. Но они отпустили его. Как сейчас помню: они довели его до середины моста, затем повернулись и пошли обратно. Два огромных молодых бугая, родившихся на свет в той самой ненавистной им гитлеровской стране. А он остановился на мосту. И я побежал к нему – все мы побежали. Я не мог бежать быстро – уже тогда не так хорошо владел ногами из-за ранения. Но я все равно добежал первый и успел подхватить шефа, когда он падал. Он казался таким маленьким и совсем дряхлым. Потом мы донесли его до машины и уложили туда. А он вцепился в мою руку и повторял: «Герман, Герман! Они же никогда не заберут меня туда, к себе. Но я долг свой выполнил, Герман, долг куда священнее этого гиблого безумного нового государства. Это не мое государство, оно погибнет, как и предыдущее».

Они и в самом деле не взяли его туда – Редер имел в виду Швабию. Для них он был отыгранной картой, просто усталым больным старикашкой, который сказал им то, что было нужно. И, Кранц, я слово вам даю – он таким и был. Он никуда уже не рвался. – Херш ухмыльнулся и добавил: – Но он все еще оставался старым хитрым лисом. Его надули, да. Но и он надул. Причем и тех, и этих. Он сказал тому человеку, где лежит книжка, и его оставили в покое. Они поверили ему, что там была только книжка и что весь сыр-бор был только из-за нее. Но где лежал тот самый груз, он не сказал никому. Он унес это в могилу. Вот лис! Старый лис!

Херш хрипло издевательски захохотал. Я молчал. Херш закашлялся и посмотрел на меня удивленно:

– Он никому не сказал, где лежат скрижали. Древние священные тибетские таблицы. Карты земли и небес. Карты входа в Майтрейю. Карты той страны. Карты прошлого и будущего. Он верил в них, Кранц. Настолько, что готов был всю жизнь слушать эти проклятые звонки, лишь бы карты не попали не в те руки. Он стерпел, когда этот полоумный лжец Вилигут присвоил их себе и своей семье, шантажируя Редера. Он стерпел, когда они попали к Гиммлеру и Гитлеру. Я не знаю, как Редер сдержался, когда Гитлер сам отдал их ему и велел срочно и тайно переправить в Швабию как величайшую ценность. Но подлодка, на которой их везли, не вернулась ни в один порт мира. Люди, послушные одному его слову, затопили ее вместе с собой, вместе с документами и скрижалями точно в том месте, где Редер им приказал. И только он знал, где она покоится. Он сам рассказал мне это.

Херш замолчал. Мало сказать, что я был удивлен, – я был поражен. Я искал книгу, а нашел, похоже, те самые загадочные «таблички Вилигута». То есть я их, конечно, не нашел. Я по-прежнему не имел представления, где они находятся. И более того, шансы найти их ничуть не увеличились.

– А как же книга? – спросил я. – Что это была за книга?

Херш, казалось, оцепенел. Мне пришлось дважды повторить свой вопрос, пока он не услышал его.

– Книга? – встрепенулся он. – Господи, Кранц, на что вам сдалась эта книга? Просто рукопись. Документы по какому-то проекту из этого «Наследия предков». Кажется, по расовому вопросу. Может, там даже описывались способы выведения «высшей расы». Или какой-нибудь чудак ученый еще тогда открыл клонирование, и они собирались клонировать эсэсовцев. Шумят же сейчас о клонировании… Думаете, просто так? Шума без огня не бывает. А «Аненербе» мог вполне придумать это еще тогда. Ну что вы, в самом деле!.. Не знаю я точно, что это за книга. Конечно, она была важная. Наверняка на этой подлодке была еще куча важных документов, кроме того, золотишко, картины там, статуэтки старинные. Но главным для шефа, для Редера, были скрижали. В них все дело, Кранц, понимаете? Если бы не они, и половины бы всего того не произошло.

Я нашел подтверждение словам Херша среди тех документов, которые, оказывается, у меня к тому моменту уже несколько месяцев были в руках, просто я не знал, как правильно их интерпретировать.

Информация о том, что одна из субмарин, составлявших «личный конвой» фюрера и перевозивших ценности и документы из Германии в Новую Швабию, затоплена в непосредственной близости от берегов Аргентины, была известна мне давно. Официальные историки от участия в экспедиции на место, где лежит субмарина, отказывались, раз за разом повторяя одни и те же аргументы: экспедиция будет весьма затратна, никаких плодов не принесет, поскольку это просто военная подводная лодка Третьего рейха, никакой особенной ценности не представляющая. Я получал такие ответы и от специальных исследовательских институтов. Честно говоря, меня зачастую просто поражает косность нашей «официальной» науки и, главное, «официальных лиц», ее направляющих!

Хорошо, что кроме официальных есть еще неофициальные лица. Таким был один мой старый знакомый, исследователь латиноамериканских джунглей, искатель золота инков, мечтавший найти древние индейские города. Назовем его Эмиль и не станем описывать его внешность, раз уж он лицо «неофициальное». В Средние века Эмиль точно был бы пиратом и авантюристом. Возможно, именно он открыл бы Америку – его таланта и энергии вполне на это хватило бы. Идеей отыскать субмарину и поднять все документы и ценности, которые она могла бы перевозить, он загорелся сразу, как я упомянул эту тему.

Из экспедиции на подводную лодку Эмиль привез мне сейф с бумагами. Восемнадцать пухлых папок, которыми он был набит, содержали документы, которые по большей части представляли собой перечни грузов, отправленных и полученных Новой Швабией в 1938–1942 годах. Эти свидетельства подтверждали факт существования в годы Второй мировой войны нацистской базы во льдах, а также многие мои прежние версии и предположения.

Вернувшись домой после встречи с Хершем, я немедленно принялся методично пересматривать материалы, собранные в этих папках. То, что я искал, находилось в самой последней папке на самом дне сейфа – так всегда и бывает, когда срочно ищешь что-то важное.

Внутри потрепанной большой папки оказалась папка поменьше из блестящего черного картона с белым уголком. На уголке стоял гриф «Совершенно секретно. Уровень доступа 1». В папке лежали документы, сообщавшие, что 11 декабря 1942 года из Германии в Новую Швабию в Антарктиде отбыла субмарина, имевшая на борту, среди прочих грузов, груз категории «совершенно секретно». Судя по описи, он был упакован в два герметичных оцинкованных ящика длиной в полметра каждый. Вскрывать ящики категорически запрещалось даже командиру подводной лодки. В случае эвакуации ящики предписывалось спасать в первую очередь. Если бы субмарина попала в плен, ящики необходимо было затопить или же уничтожить – взорвать и сжечь, но ни в коем случае не допустить, чтобы они попали в руки врагам. Ответственным по перевозке этого груза значился не кто иной, как сам гросс-адмирал Редер. В особых пометках значилось: в январе 1943 года субмарина погибла во время выполнения задания – была затоплена, предположительно в Атлантике, груз в этом случае предписано было уничтожить.

Помимо этого совершенно секретного груза в списках мне удалось отыскать и упоминаемую Хершем книгу – «Отчет № 3 по проекту „Лебенсборн“». Его в случае затопления или пленения подлодки также требовалось уничтожить. Похоже, та субмарина была набита тайнами под завязку.

Где именно была затоплена подводная лодка с «табличками Вилигута», Херш не знал или не пожелал рассказать. Также он не знал, откуда они были у Редера, и как получилось, что их у него «отобрал» Вилигут. Возможно, это было и неправдой. Возможно, старый морской волк Редер проникся верой в таинственные таблички уже после того, как Вилигут рассказал о них, и с этого момента думал, как бы завладеть ими в своих целях.

Что это были за цели? Знал ли Редер, как можно использовать эти таблички? Или он просто хотел обладать ими, как старинной реликвией, как произведением искусства? Действительно ли он никому не рассказал о том, где и в каком тайнике они спрятаны? Что такого узнали об этих табличках союзники во время Нюрнбергского процесса, что изъяли из материалов суда и засекретили все документы о них? Зачем они гонялись за табличками? Поверили ли они, что вся ценность того «груза» заключалась в рукописи с одним из отчетов «Аненербе»? Что это была за рукопись? Нашли ли ее нацисты, и если да, то как они ей воспользовались?

Я не знал ответов на все эти вопросы и не знаю, смогу ли найти их когда-нибудь. Тайна лежит на дне одного из океанов. Кому под силу обыскать их все?