Текст книги "Никогда не покидай меня"

Глава 6

Около восьми часов, когда мы допивали кофе, к столику подошел швейцар.

– Ваш автомобиль у входа, мистер Ровен, – сообщил он.

– Спасибо, – отозвался я.

Перед уходом из офиса я позвонил в гараж и попросил пригнать машину сюда к восьми часам.

– Вы готовы? – спросил я, обведя взглядом своих соседей по столику.

– Да, – ответил Пол.

Эдит, достав пудреницу, занялась своим лицом; я повернулся к Элейн.

– Не хотите прокатиться с нами до аэропорта?

Она покачала головой.

– Я пойду спать. Устала. Спасибо за приглашение, мистер Ровен.

– Элейн, едем с нами, – вмешалась Эдит. – К десяти часам Бред доставит тебя в гостиницу. Немного свежего воздуха тебе не повредит.

Элейн неуверенно посмотрела на меня.

Я кивнул.

– Мы вернемся к десяти.

– Хорошо. – Она улыбнулась. – Поеду с вами.

Выйдя на улицу, женщины сели на заднее сиденье, а Пол устроился возле меня. Я периодически поглядывал в зеркало, встречаясь глазами с Элейн. Она тотчас отводила их в сторону. Спустя некоторое время я снова смотрел в зеркало и ловил ее взгляд.

Я рассказал Полу о трудностях, связанных с заказом сталелитейной ассоциации, а он мне – последние вашингтонские новости. Дорога пролетела незаметно. Мы прибыли в аэропорт за десять минут до отлета. Я припарковал машину, и мы подошли к регистрационной стойке. На прощание я обещал Эдит, что Мардж завтра ей позвонит. Затем Пол и Эдит направились к самолету, а мы с Элейн – к машине.

Мы не разговаривали. Я открыл дверь автомобиля, придержал ее, пока Элейн садилась, – потом, обойдя машину, сел за руль. Потянулся к замку зажигания, но рука Элейн остановила меня.

– Подождите минуту, – сказала она. – Пусть самолет взлетит.

Я откинулся на спинку сиденья и посмотрел на Элейн. Она наблюдала через лобовое стекло за самолетом. Элейн казалась грустной, одинокой.

– Что-нибудь не так? – быстро спросил я.

Она покачала головой.

– Нет, все в порядке. Просто я хотела увидеть, что они благополучно взлетели.

– Вы часто думаете о них? – сказал я; моя фраза прозвучала скорее как утверждение, чем как вопрос.

Она кивнула.

– Я их люблю, – просто ответила она. – Не знаю, как бы я пережила случившееся без поддержки Пола и Эдит.

Рев реактивного двигателя нарушил вечернюю тишину. Мы помолчали, пока самолет не растаял в темноте. Затем Элейн повернулась ко мне.

На ее губах появилась улыбка.

– Теперь все в порядке.

Я не шевельнулся. Я следил за ее лицом, освещенным тлеющим кончиком сигареты. Кожа Элейн отливала золотом; где-то в глубине глаз вспыхивали искорки.

Она тоже посмотрела на меня. Улыбка исчезла с ее губ.

– Я не думала, что снова увижу вас, – промолвила Элейн.

– Я – тоже, – отозвался я. – Сожалеете?

Она на мгновение задумалась.

– На самом деле точного ответа не существует, Бред. Я не знаю, что я чувствую.

– А я знаю, что я чувствую, – уверенно произнес я.

– Это другое, – без задержки сказала она. – Вы – мужчина. Вы иначе относитесь ко многому. Некоторые вещи не имеют для мужчины такого большого значения, как для женщины.

– Вы так считаете?

Я выбросил сигарету в окно, взял Элейн за плечи и притянул к себе. Потом поцеловал.

Ее губы не двигались, и все же они не были абсолютно застывшими; они не казались ни холодными, ни горячими; они не целовали меня, но все же отвечали на мой поцелуй.

Потом я посмотрел на лицо Элейн. Ее широко раскрытые глаза глядели на меня.

– Я хотел поцеловать тебя с первой минуты нашего знакомства.

Она чуть отодвинулась к двери и взяла сигарету. Я протянул ей зажженную спичку. Элейн сделала глубокую затяжку и откинула голову на подголовник. Она не смотрела на меня.

– При жизни Дэвида я ни разу не взглянула на другого мужчину. А он – на другую женщину.

Ее глаза были печальными, задумчивыми. Я молча наблюдал за Элейн.

– Во время войны, – продолжала она, – мы надолго расставались. Ты помнишь Вашингтон тех лет. Все помешались на сексе. Меня от этого тошнило.

Я по-прежнему молча смотрел на нее.

– И сейчас тошнит, – медленно произнесла Элейн.

Она посмотрела мне прямо в глаза. Лицо ее было подчеркнуто бесстрастным. Я выдержал ее взгляд.

– Ты по-прежнему любишь своего мужа? – спросил я.

Она опустила ресницы, спрятав глаза. Ее голое был полон страданий.

– Это нечестный вопрос. Дэвид умер.

– Но ты-то жива, – безжалостно заявил я. – Ты уже не ребенок, а взрослая женщина. У тебя есть потребность…

– В мужчинах? – перебила меня Элейн. – В сексе? – Она тихо засмеялась. – Думаешь, это важно?

– Важна любовь, – ответил я. – Любить и быть любимым – это потребность каждого человека.

Ее глаза снова встретились с моими.

– Ты хочешь сказать, что влюблен в меня? – недоверчиво спросила она.

Я задумался на мгновение.

– Не знаю, – медленно ответил я. – Возможно. Точно не знаю.

– Тогда что ты хочешь сказать, Бред? Почему тебе не сказать честно мне и себе, чего ты хочешь на самом деле?

Я смотрел на свои руки, избегая ее взгляда.

– Сейчас я знаю лишь одно – я хочу тебя.

Она молчала. Я поглядел на Элейн; забытая сигарета тлела в ее пальцах.

– Я захотел тебя тотчас, как увидел в первый раз.

Не знаю, что это такое, почему это произошло. Но я никого в жизни не желал так сильно, как тебя.

Ее лицо застыло.

– Бред, – тихо произнесла она.

Я повернул голову и поцеловал Элейн. Теперь ее губы ожили, они не казались холодными. Они были мягкими, нежными и немного дрожали. Я обнял ее. Наш поцелуй длился так долго, насколько у нас хватило дыхания.

Она положила голову на мою руку. Ее глаза ласково поглядели на меня. Они были бездонными, живыми, добрыми.

– Бред, – прошептала Элейн.

Я снова поцеловал ее.

– Да, Элейн?

Ее губы зашевелились.

– Давай не будем такими, как все. Не делай ничего такого, о чем ты пожалеешь.

– До сих пор, – торопливо заметил я, – мы говорили только обо мне. А как насчет тебя? Чего хочешь ты?

– Мои желания не столь важны, как твои, Бред, – вполголоса ответила она. – Ты можешь потерять нечто большее, чем я.

Я промолчал. Мне было нечего возразить Элейн.

Она снова заглянула мне в глаза.

– Как ты относишься к своей жене, Бред? Ты ее любишь?

– Конечно, люблю, – быстро ответил я и, почувствовав неловкость, добавил:

– Столь долгий брак, как наш, невозможен без любви.

– Тогда зачем тебе я, Бред? – тихо, без враждебности в голосе спросила она. – Тебе стало немного скучно?

Ищешь приключения? Новой победы?

Я в упор посмотрел на нее.

– Это нечестно. Я уже сказал – не знаю. Я не знаю, что за искра проскакивает между мужчиной и женщиной. Я никогда прежде никем не увлекался. Был слишком поглощен работой.

Я знаю, что хочу тебя, что мы можем дать друг другу нечто такое, чего еще не было ни в твоей, ни в моей жизни. Не спрашивай меня, откуда мне это известно – я не сумею объяснить. Не стану говорить, что не могу жить без тебя. Я могу жить без многого, что я не в силах получить. Это я тоже знаю.

Жизнь состоит из множества разочарований, но человек мирится с ними, как бы велики они не были. Скажу лишь одно – сейчас мне бы не хотелось заставить себя отказаться от тебя.

На ее губах появилась слабая улыбка.

– Ты честен, Бред. Другие мужчины пообещали бы нечто большее.

– Честность – единственная роскошь, сохранившаяся в нашем обществе, и подчас она обходится чрезвычайно дорого.

Она достала из золотого портсигара новую сигарету и зажгла ее; в глазах Элейн заплясали огоньки.

– Отвези меня в гостиницу, Бред, – попросила она.

Я медленно повернул ключ в замке зажигания. Когда мотор заурчал, я вырулил со стоянки и направился в город. По дороге мы не обменялись ни единым словом.

Остановив автомобиль возле отеля, я повернулся к Элейн.

– Я увижу тебя снова, Элейн?

– Не знаю. Бред. Не знаю, следует ли нам встречаться.

– Ты боишься меня? – спросил я.

Она покачала головой.

– Ты странный человек. Бред. Нет, я тебя не боюсь.

– Ты боишься, что влюбишься в меня?

– Нет. Этого я не боюсь, – твердо ответила Элейн. – Мне нечего бояться.

Открыв дверь, она вышла из машины. Снова посмотрела на меня.

– Но тебе, Бред, следует подумать. Ты не свободен и можешь осложнить себе жизнь.

– Это мои проблемы, – быстро отозвался я. – Мы еще увидимся?

– Прислушайся к моему совету, Бред, – мягко Сказала она. – Подумай обо всем.

– А если, сделав это, я все же захочу тебя увидеть? – настаивал я.

Она пожала плечами.

– Не знаю. Посмотрим. Спокойной ночи, Бред.

Элейн медленно направилась к гостинице.

– Спокойной ночи, Элейн.

Я проводил ее взглядом. Она вошла в гостиницу и скрылась в холле. Я включил скорость.

Глава 7

Когда я запер ворота гаража и направился к дому, было уже почти одиннадцать часов. Я увидел светящиеся окна нашей спальни, и меня охватила странная неловкость. Впервые я пожалел о том, что Мардж ждет меня.

Наверно, во мне зарождалось чувство вины. Мардж не ждет меня, просто она не может заснуть так рано, сказал я себе. Остановившись перед дверью, я закурил сигарету.

Элейн была права. Мне следовало подумать и разобраться в себе. Чего я хочу? Если у меня есть все, что мне нужно, зачем напрашиваться на неприятности? Женщины есть женщины.

Я сел на ступеньку крыльца и уставился на темное небо. Поблагодари Господа за все, что он подарил тебе, Бред. У тебя есть дом стоимостью в тридцать тысяч, свой стотысячный бизнес, замечательные сын и дочь, чуткая, добрая, понимающая жена, к которой ты привязан. У тебя есть все, о чем ты мечтал в годы бедности; зачем испытывать судьбу? Зачем менять свою жизнь?

Но что-то уже ело меня изнутри. Элейн. Ее лицо. Я видел его когда-то во сне. Оно было воплощением той красоты, которую я искал в женщине, не веря, что найду ее.

Я слышал эхо ее голоса – нежного и ласкового. Она была одинока так, как был одинок в молодости я, а мир – страшное место для одинокого человека. Она испытывала тот же страх, что когда-то мучил меня. Страх перед тем, что может преподнести тебе жизнь, страх, порожденный воспоминаниями об уже пережитом тобой.

Я видел, что нравлюсь ей. Знал это точно. Люди либо сразу испытывали ко мне чувство симпатии, либо этого не случалось вовсе. Я нравился Элейн. Мне показалось это еще в кабинете, когда я не дал ей уйти. Я снова почувствовал это сегодня, когда она зашла ко мне днем. А окончательно понял, когда поцеловал ее.

Не в первый раз. Во второй. Она ответила на мой поцелуй. Она хотела меня так же, как я хотел ее. В поцелуе Элейн была жадность, которая грозила высосать из меня все мои силы. Во мне пробудилась страсть, на которую я уже не считал себя способным. Пораженный ее силой, я слегка испугался. Вдруг понял, что ничем не отличаюсь от других мужчин. Не знаю, радоваться этому открытию или нет.

– Привет, – услышал я за спиной голос Мардж. – Что ты тут делаешь?

Я почувствовал, что она сжала мое плечо. Не поворачиваясь назад, коснулся ее руки.

– Думаю.

Я услышал шуршание ткани.

– Какая-то проблема, Бред? – сочувственно произнесла она, садясь на ступеньку возле меня. – Расскажи Маме. Вдруг она сможет помочь.

Я посмотрел на жену. Мне нравилось в ней умение и готовность выслушать. Но сейчас я не мог поделиться с Мардж моими мыслями. Я должен был разобраться в них сам.

– Никаких проблем, милая, – медленно произнес я. – Просто сижу тут и думаю о том, как приятно вырваться из города.

Она улыбнулась, и в уголках глаз собрались морщинки. Мардж встала, потянув меня за собой.

– В этом случае, любитель природы, – засмеялась она, – не забывай, что лето кончилось, и ты, сидя здесь, можешь простудиться. Лучше зайди в дом. Пока я сварю тебе кофе, ты расскажешь мне о том, как обедал с Полом и Эдит.

Я прошел вслед за ней через гостиную.

– С нами была миссис Шайлер. Я отвез их в аэропорт, а потом подбросил ее до отеля.

Мардж лукаво поглядела на меня.

– Берегись этих вашингтонских вдов, мой мальчик, – подразнила она меня. – Они заживо съедают молодых людей вроде тебя.

– Мне ее жаль, – сказал я, оправдываясь неизвестно за что.

Игривое настроение не покидало Мардж.

– Не перестарайся, жалея миссис Шайлер.

Она повернула ручку электроплиты.

– Помни, что у тебя есть жена и двое детей, о которых ты должен заботиться.

– Я об этом не забываю, – серьезно отозвался я.

Что-то в моем голосе заставило ее поднять голову и посмотреть на меня. Лицо ее стало серьезным. Подойдя ко Мне, она заглянула в мои глаза.

– Знаю, что не забываешь, – тихо произнесла она.

Ее губы коснулись моей щеки.

– Поэтому и люблю тебя.

* * *

Меня разбудило яркое утреннее солнце. Я удивленно уставился на потолок. Спальня как бы сместилась в сторону. Затем я все понял. Я лежал на кровати Мардж.

Я медленно повернул голову. Увидел возле себя лицо жены. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Мардж улыбнулась.

Я ответил ей улыбкой.

Она что-то прошептала.

Я не расслышал ее слов.

– Что? – спросил я, нарушив утреннюю тишину спальни.

– Молодой любовник, – прошептала она. – Я уже почти забыла…

Я начал вспоминать ночь.

Она обхватила меня рукой за шею и притянула к себе.

– Ты – потрясающий мужчина, Бред, – зашептала мне на ухо Мардж. – Тебе это известно.

Спазм сдавил мне горло. Я не мог говорить. Как часто страсть к другой женщине толкает мужчин в объятья жен? Какая измена серьезней? Реальная или мысленная? Меня ласкала рука Элейн, в моих ушах звучал ее голос.

* * *

Я сел в автомобиль рядом с Джини. Мардж смотрела на нас, стоя у открытой двери.

– Постарайся вернуться домой пораньше, Бред, – сказала она. – Сегодня твой папа обедает у нас.

– Хорошо, – пообещал я.

Отец навещал нас по вторникам.

Джини включила скорость, и мы поехали по участку.

Счастливо избежав столкновения с фонарным столбом, выбрались на улицу. Я вздохнул с облегчением.

– Когда-нибудь ты его свалишь, – заметил я.

Она бросила на меня взгляд и улыбнулась.

– Не бойся, папа.

Джини нажала педаль тормоза и остановилась Перед светофором. Повернула голову в мою сторону.

– Ты подумал о том, о чем я тебе говорила?

– О чем? – Я разыграл недоумение.

– О подарке для мамы к юбилею, – терпеливо напомнила она.

– Ну разумеется, – небрежно обронил я.

Она тотчас оживилась.

– Правда, папа? Не шутишь? Что ты ей подаришь?

– Зеленый зажегся, – сказал я, делая вид, что не слышу ее вопроса.

– Черт с ним, со светофором. – Джини тронулась с места. – Что ты ей купил?

– Увидишь, когда она получит подарок. Это тайна и я не хочу, чтобы ты ее выболтала.

– Я умею хранить секреты, папа. Честное слово, – почти шепотом, тоном заговорщицы заверила она.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Норковую шубу.

– Потрясающе, папа! Просто чудесно!

– Сбрось газ, иначе никто из нас не сможет подарить ее маме, – торопливо произнес я.

Она резко затормозила. Мы уже подъехали к школе.

Джини открыла дверь машины, потом, передумав, потянулась ко мне через сиденье и поцеловала в щеку.

– Папа, ты лучше всех!

Она перебежала через дорогу. Я сел за руль. На полу автомобиля что-то блеснуло. Я наклонился.

Плоский золотой портсигар сверкнул в солнечных лучах. Я медленно повернул его. В уголке было выгравировано одно слово: Элейн.

Глава 8

Мэтт Брэйди был маленького роста; я никогда не видел его улыбающимся. Немигающим взглядом своих бледно-голубых глаз он пронзал собеседника насквозь. Я не любил Мэтта. Не знаю, почему, но он не понравился мне с первой минуты нашего знакомства.

Может быть, причина моей неприязни таилась в ощущении власти, которое исходило от него. Или в том, как относились к нему другие члены комитета. Каждый из них был солидной фигурой в деловом мире. Каждый возглавлял компанию, стоившую миллионы долларов. И все же они расшаркивались перед ним и называли его сэром, точно он был самим Господом. А он обращался с ними, как с жалкими рабами.

Я бросил взгляд на Криса, пытаясь прочитать в его глазах оценку моего выступления. Лицо Криса оставалось бесстрастным. Я мысленно обругал его за такую невозмутимость и повернулся к Мэтту Брэйди.

Его голос был таким же холодным, как он сам.

– Молодой человек, – произнес Брэйди, – у меня нет времени на пустые разговоры. Я человек прямой и сразу перейду к делу. Ваша речь не убедила меня в том, что предложенная вами кампания позволит донести до общественности нужную информацию. Что люди воспримут и усвоят ее.

Я в упор посмотрел на Мэтта. И как Элейн могла назвать его добрым?

– Мистер Брэйди, я – консультант по связям с общественностью. Вам известно, что это такое. Я – человек, который появляется в городе до прибытия цирка, чтобы расклеить афиши. Только я не уговариваю никого сходить на представление. Я объясняю людям, какую радость дарит цирк.

Старику невозможно было заморочить голову. Мои слова были для него пустым звуком. Его мозг работал, как машина. Я начинал понимать, почему он добрался до вершины.

– Я не ставлю под сомнение ваши способности, молодой человек, – сказал Брэйди. – Я лишь сомневаюсь в эффективности кампании. Она показалась мне схематичной и недостаточно проработанной. Похоже, что вы в большей степени озабочены получением прибыли, нежели интересами заказчика.

Теперь следовало отбросить дипломатию и пустить в ход тяжелую артиллерию.

– Мистер Брэйди, – я улыбнулся, – если бы я мог позволить себе вашу прямоту, я бы сказал, что вы ничего не поняли в моем докладе. Потому что думали исключительно об эгоистических интересах Мэтта Брэйди, но не обо всей отрасли.

Я почувствовал, что мои слова повергли присутствующих в состояние легкого шока. Крис неодобрительно посмотрел на меня.

Голос Брэйди зазвучал обманчиво мягко.

– Продолжайте, молодой человек.

Я посмотрел ему в глаза. Может, я сошел с ума, но мне показалось, что в них затаилась усмешка.

– Мистер Брэйди, – тихо произнес я. – Вы создаете сталь, а я создаю общественное мнение. Полагаю, вы знаете свое дело. Когда я покупаю товар, изготовленный из вашего материала – например, автомобиль или холодильник, – я верю в то, что вы поставили изготовителю металл нужного качества.

Я повернулся лицом к другим участникам встречи.

– Джентльмены, – продолжил я; – в числе активов каждой из ваших компаний есть такой пункт – доброе имя. Кто-то оценивает его в один доллар, кто-то – в миллионы. Я не знаю методики оценки этого неосязаемого капитала. Я не бухгалтер. Я даю то, что нельзя пощупать. Мой товар нельзя подержать в руках, взвесить на весах, включить в опись имущества.

Мне удалось пробудить в них интерес. Я понял это по лицам.

– Я продаю то, что называется добрым именем. Позвольте напомнить вам, что не так давно говорили о вашей отрасли. Эти воспоминания не из числа приятных, но, к сожалению, они – необходимая часть моей аргументации.

После нападения на Перл-Харбор обыватели считали, что против нас обернулось оружие, изготовленное из стали, которую мы продали японцам. То, что истина сильно отличалась от расхожего мнения, не имеет значения. Общественность долго была настроена против вас, сталелитейщиков.

Сначала вас это не волновало. Вы не продавали свою продукцию рядовым гражданам. Ваши усилия были сосредоточены на выполнении военных заказов правительства. Но вам пришлось бы туго, если бы в тот момент вы зависели от широких потребительских масс. Я это знаю точно. В сорок втором году меня вызвали в Вашингтон и поручили помочь проведению в масштабах страны кампании по сбору металлолома. Одна из причин, по которой она шла вяло, заключалась в недоверии к вам людей, не знавших, на что пойдет лом. Мы провели разъяснительную работу среди общественности. Результат: она снова повернулась к вам лицом, поняла, на какие нужды пойдет металл, и поступление вторичного сырья в ваши печи резко возросло.

Я замолчал, чтобы перевести дыхание и промочить горло водой из стоявшего передо мной бокала. Уголком глаза заметил, что мои слова заинтересовали даже Мэтта Брэйди.

– Доброе имя, – повторил я. – Это мой товар. Я пытаюсь создать благоприятное мнение о вас. Я не продаю десятицентовые ножи для открывания консервов.

Если я добьюсь успеха, люди будут относиться к вам лучше, нежели сейчас. И тогда вам станет легче продавать вашу продукцию. Не знаю, сознаете ли вы это, но симпатии публики важны для вас в той же мере, что и для хозяина кондитерской.

Нравится вам это или нет, джентльмены, для меня вы – всего лишь хозяева самых крупных в мире кондитерских.

Я убрал лежавшие передо мной листки в портфель.

Для меня совещание закончилось.

Мне не было нужды смотреть на Криса, чтобы подтвердить правильность моих ощущений. Эти полмиллиона долларов проплывут мимо нас…

Спускаясь вниз на лифте, Крис молчал. Воздух на улице, несмотря на яркое солнце, показался мне холодным. Я поднял воротник.

Крис остановил такси. Я уже собрался сесть в машину, но потом передумал.

– Возвращайся в офис, Крис, я немного пройдусь.

Кивнув, он взял мой портфель и сел в машину. Я проводил взглядом отъехавшее от тротуара такси и слился с толпой, заполнявшей Пятую авеню. Опустив голову и сунув руки в карманы пальто, зашагал в сторону центра.

Болван, сказал я себе. Ты мог предвидеть это заранее. И все же шанс был, если бы не Мэтт Брэйди с его холодными глазами и скептическими репликами. «Бойся низкорослых мужчин», – сказал однажды мой отец. Коротышке, чтобы пробиться, приходится быть умнее окружающих. Отец был прав. Мэтт Брэйди – умный коротышка. Он быстро расправился со мной. Во мне зарождалась ненависть к этому человеку. Он все знал, на все имел готовый ответ. По крайней мере так считал. Но он ошибался. Одному человеку не дано знать все.

Не помню, как долго я бродил и где именно, но когда я остановился, передо мной был ее отель. Я поднял голову. Золотой портсигар, с утра лежавший в моем кармане, холодил мне пальцы.

Когда я вышел из лифта, она уже стояла у двери.

Увидев лицо Элейн, я понял, что она ждала меня.

Я прошел вслед за ней в номер, держа портсигар в руке.

– Ты нарочно оставила его в машине, – сказал я.

Элейн молча взяла вещицу, не опровергая и не подтверждая мою догадку. Она избегала моего взгляда.

– Спасибо, Бред, – сказала Элейн.

– Почему?

Она медленно подняла глаза и посмотрела на меня. Я снова увидел в них одиночество. Ее губы разомкнулись, она собралась что-то сказать, но тут глаза Элейн наполнились слезами.

Я протянул к ней руки, и она оказалась в моих объятиях. Я почувствовал на губах ее соленые слезы.

Мы стояли так долго, пока Элейн не перестала плакать.

– Извини, Бред, – прозвучал ее тихий голос, – сейчас со мной все будет в порядке.

Она прошлась по комнате. Исчезла в спальне. Спустя несколько секунд я услышал шум льющейся воды. Бросил пальто на кресло и снял трубку с телефона.

Сервис в отеле был отменным. Когда Элейн вернулась, я наливал виски в бокалы.

На ее лице уже не было слез, лишь вокруг глаз осталась краснота. Я протянул Элейн бокал.

– Тебе надо выпить.

– Извини, Бред, – повторила она. – Мне не следовало плакать.

– Забудь, – быстро произнес я.

Она с горячностью тряхнула головой.

– Ненавижу слезы. Это нечестно по отношению к тебе.

Я сел в кресло рядом с пальто.

– В настоящей любви все честно, и… – начал я, но выражение ее лица остановило меня.

Я медленно отпил виски. Спиртное приятно разлилось по телу, и нервы начали успокаиваться. Элейн опустилась в кресло напротив меня.

Не знаю, сколько времени мы просидели так. Потом я снова наполнил мой бокал. Мир и покой вливались в мою душу. Дела отступили куда-то далеко, даже пережитое недавно разочарование забылось.

За окном смеркалось. Я поднял бокал и посмотрел на него. Слова сорвались с моих уст неожиданно для меня самого.

– Я люблю тебя, Элейн.

Опустив бокал, я поглядел на нее.

Она кивнула.

– И я люблю тебя, – отозвалась Элейн.

Теперь я понял, почему она кивнула. Мы словно знали это давно. Я не поднялся с кресла.

– Не знаю, как это случилось и почему.

– Неважно, – перебила она меня. – В тот момент, когда я увидела тебя, я вернулась к жизни. Я была одинока.

– Теперь ты не одинока, – сказал я.

– Правда? – чуть слышно спросила она.

Мы встретились в центре комнаты; внутри меня бушевал огонь.

Я почувствовал, как все мое тело охватило давно забытое напряжение. Руки сами прижали Элейн ко мне.

Она обняла меня за шею. Я заглянул ей в глаза.

Невидящие, затуманенные, они смотрели на меня; губы Элейн зашевелились.

– Нет, Бред, нет. Пожалуйста.

Я поднял ее на руки.

– Этому нет названия. Такого еще на свете не случалось, – глухо произнес я и прижал свои губы к ее губам. – Мы – первые.

Губы Элейн были теплыми, дрожащими; постепенно дрожь стихла, осталась лишь теплота. Элейн казалась статуэткой из слоновой кости; оранжевые лучи заходящего солнца придавали ее коже золотистый оттенок.

Ее тело, похоже, очень долго ждало искры, способной его воспламенить. Мы тотчас оказались в нашем собственном мире, на далеком облаке, мчащемся к Луне с космической скоростью.

Я отыскал губами ее рот, и тут в меня врезалась комета. Взорвалась внутри моего тела. Затем наступила поразительная тишина. Кувыркаясь, я летел в пустоте.

Безумная мысль мелькнула в мозгу.

Неплохой способ сквитаться с Мэттом Брэйди за уплывшие от меня пятьсот тысяч!