Текст книги "Вой-3: Эхо"

Глава 9

Зверь бесшумно двигался по темному лесу. Маленькие ночные существа убегали с его дороги или застывали на месте. При его приближении они прекращали шум и движение, но зверь молча пробирался вперед.

В этот вечер маленькие существа могли не бояться зверя. Его интересовало другое. Через каждые несколько ярдов он останавливался и, как человек, вставал на задние ноги, задирая морду к небу. Он принюхивался – проверяя, изучая – и затем, обнаружив среди многих запахов один, опускался снова на все четыре ноги и продолжал двигаться дальше.

На вершине последнего холма зверь остановился. Грубая шерсть встала дыбом. Внизу светились огни города Пиньона. Прямо у основания холма было расположено большое прямоугольное здание, освещенное множеством огней. От здания шло изобилие запахов. Одни были связаны с лекарствами, другие – со смертью. И все же среди этих запахов зверь снова уловил один.

Украдкой ступая большими мягкими лапами, он спустился вниз и подкрался к больнице.

Гевин Ремси подошел к зеркалу в ванной и стал критично рассматривать свое лицо. Оставшись недовольным, он в третий раз провел электробритвой по подбородку. Элиза всегда говорила, что у него очень привлекательный подбородок, но на нем быстро вырастала щетина, которую трудно было полностью сбрить. Он провел пальцами по коже, проверяя, все ли в порядке, и решил, что она более гладкая, чем когда-либо была. Выключив электробритву, он вернулся в свою комнату, которая одновременно служила и спальней и кухней.

У Гевина была только одна комната, в которой имелись кухонные принадлежности. Он редко топил печь, а холодильником пользовался только для того, чтобы охладить пиво. Ел он обычно в кафе или брал домой готовые продукты. Однако наличие кухни, хоть и такой, делало комнату более жилой и уютной.

До развода он и Элиза жили в просторном ранчо в Дерни, штата Калифорнии. Дом, как и машина, остались у Элизы. Гевин поразился, обнаружив, какой холодной и расчетливой вдруг стала его любимая жена, когда поняла, что их брак не дает ей того, чего хотелось бы.

Но какого черта вспоминать то, что прошло. Последнее, что он слышал об Элизе, это то, что она жила в Нью-Йорке и работала политическим обозревателем в газете «Таймс». Это было как раз для нее. И для ее отца. Гевин сильно разочаровался в них обоих.

Он открыл шкаф и осмотрел свой бедный гардероб. Две униформы цвета хаки из департамента шерифа округа Ла Рейн. Один голубой костюм. Две спортивные куртки, серый костюм из твида и верблюжьей шерсти. Три пары слаксов: серые, голубые и коричневые. Два галстука: один в полоску, другой в крапинку. И несколько пар обуви.

Он редко что-либо одевал, кроме формы. Обычно Гевин носил джинсы, мягкие рубашки из хлопка и свитера.

Во время его женитьбы Элиза одела его как молодого преуспевающего политика, кем он и должен был стать по ее мнению. Он имел два шкафа, битком набитых костюмами, пиджаками и брюками из лучших магазинов Южной Калифорнии. Теперь ничего не осталось. Нет, Элиза не забрала его одежду, Гевин сам ничего не взял, когда уезжал. Это было единственное из его женитьбы, в чем он явно дал маху.

Джинсы и свитер явно не годятся для сегодняшнего вечера. Холли Лэнг могла не захотеть еще одного свидания. А у него их было всего несколько после развода. А как правило, они сводились к небольшой выпивке в тихом баре, иногда к обеду и затем к постели. И это его устраивало. Ни он, ни женщины после вечеринки не претендовали на какие-либо отношения. Но Холли была другой.

Гевин выбрал пиджак из верблюжьей шерсти и серые слаксы. Он подумал было о галстуке, но решил, что это уже слишком, и достал голубую спортивную рубашку.

– Ты выглядишь ужасно, – сказал он своему отражению в зеркале. – Но к прогулке готов.

Спустившись вниз, он влез в старый фургон и нахмурился при виде слоя пыли, пожалев, что не вымыл машину раньше. Не забыть бы остановиться в тени под деревьями.

Гевин проехал десять миль по темной дороге к Дарни, слушая по радио рок, передаваемый из Лос-Анджелеса. Он не разбирался в песнях, которые звучали, но это его и не волновало. Музыку было приятно слушать, и этого было достаточно.

Подъезжая к Дерни, Гевин остановил машину у винной лавки и приобрел бутылку «Каберне». Он без труда нашел дом Холли Лэнг. Небольшое бунгало, выкрашенное в желтый цвет, с белыми ставнями. Аккуратно подстриженный газон. Цветы перед домом, глядя на которые сразу можно было сказать, что за ними тщательно ухаживают. На веранде, как и обещала Холли, горел свет.

Она встретила его у двери, одетая в цветную шелковую блузку и мягкую темную юбку, подчеркивающую плавные линии ее бедер. Гевин сообразил, что впервые видит ее не в строгой форме врача, которую она носила на работе. Он подумал, что она очень хорошенькая и сказал ей об этом.

– Спасибо, – поблагодарила Холли. – Вам идет этот пиджак.

Он показал бутылку вина.

– Это подойдет?

– Прекрасно. Если вы хотите ее открыть, мы можем снять пробу до обеда.

Они вошли в маленькую комнату, которая была обставлена в коричневых и золотых тонах. Обеденный стол, накрытый белой льняной скатертью, был сервирован на двоих, включая свечи и высокие бокалы для вина.

Он последовал за ней в чистенькую кухню и открыл бутылку, пока Холли суетилась, поправляя то, что в этом не нуждалось.

– Я точно не знаю, почему деловые люди предпочитают сначала «снять пробу», – сказала она. – Но, наверное, это часть традиции.

– Все равно, как повертеть пробку в пальцах и понюхать ее, – добавил он.

– А какая разница между ароматом и букетом?

– Не знаю, есть ли?

Они замолчали и посмотрели друг на друга.

– Какую ерунду мы говорим, – сказала она.

– Хм…

– Мы взрослые люди, бывали в разных обществах и вполне можем обойтись без светской болтовни, не имеющей смысла, не так ли?

– Ну не совсем.

– Вот те на! Тогда продолжим, не хотите ли выпить перед тем, как я приготовлю мясо?

– С удовольствием.

– У меня есть водка, скотч, бурбон и джин. Можно приготовить замечательный мартини.

– Лучше скотч.

– Что-нибудь добавить?

– Лед.

Она налила ему скотч, а для себя смешала водку с тоником. Они прошли в комнату и с бокалами в руках сели на диван. Звучал легкий джаз. Гевин не мог понять, пластинка это или радио.

– Вам жена пишет? – внезапно спросила она.

Гевин растерянно помолчал, затем рассмеялся и поправил:

– Бывшая жена. Вы определенно знаете, как растопить лед.

– Если мы собираемся встречаться, то должны знать друг о друге, не так ли?

– А мы собираемся встречаться?

– Я думаю, да, а вы?

– Несомненно.

Он пил скотч маленькими глотками. Хороший, крепкий напиток, не то, что в этих дешевых бутылках с яркими этикетками.

– Нет, я не получаю писем от Элизы. Наш развод был не таким легким, как вы, наверное, слышали. То, что я знаю о ней сейчас, исходит от наших общих друзей. Они делают это из лучших побуждений, но мне порядком надоели.

– Вы говорите с горечью.

Гевин задумался.

– Если так, то значит, надо что-то изменить. И так кругом полно озлобленных людей, и я не хочу войти в их число. Они портят воздух, как протухшее мясо. Я вовсе не сердит ни на все человечество, ни на женщин в частности, ни даже на заключение браков. Я много потерял при разводе, но, полагаю, гордость моей жены не пострадала. Элиза никогда в жизни ничего не теряла, и когда я собрался уйти, она была уверена, что многого я с собой не возьму.

– Я видела ее несколько раз, когда вы оба жили в Дарни. Она красивая женщина.

– Этого никто не отрицает, – проговорил он. – К тому же она умна, остроумна и честолюбива. Интересно, кто пригласил ее сегодня вечером?

Холли покраснела и улыбнулась ему.

– Я задаю слишком много вопросов, да? Но ведь просто здорово, что все так повернулось. А обо мне вы хотите что-нибудь знать?

– Многое, но пусть это будет постепенно, по ходу событий.

– Я никогда не была замужем, – призналась она. – Это не позор для женщины, когда ей нет еще и тридцати, как почему-то многие думают. Но вот уже целых три года я постепенно об этом думаю.

– Не больше?

– Раньше не было оснований. У меня был друг. Доктор. Сейчас он психоаналитик. Красивый, умный, волевой. Он был единственным мужчиной, которого я видела в течение этих трех лет.

– Но замуж не вышли?

– Существовало небольшое препятствие. У Боба уже была жена. Он собирался оставить ее, как только наступит подходящий момент. И был в этом уверен. Я же не была настолько наивна, чтобы верить, но мне так хотелось, чтобы это оказалось правдой, я ждала три года, а затем прекратила все отношения.

– Ну и как?

– Сначала было очень тяжело не видеть его. Затем стало легче. Он же после этого не пытался больше встретиться со мной. А сейчас, я знаю, женщина из Сан-Франциско так же ждет, когда он оставит свою жену.

– Боб много потерял.

– Благодарю за комплимент.

Гевин сделал большой глоток и отставил свой бокал.

– Думаю, на этом терапию можно закончить и перейти к другим занятиям.

– Да, конечно. Не хотите ли выпить еще или заняться приготовлением обеда?

Гевин взглянул на кубики льда в бокале.

– Надеюсь, моя помощь не понадобится. Все мои кухонные способности ограничиваются вытаскиванием пробок и открыванием банок.

– Мистер, – заявила она, – я лучше предложу вам передвинуть мебель.

– Хотите проверить мои бицепсы?

– Может быть, но попозже. А сейчас, если хотите, можете пойти со мной на кухню.

– С удовольствием. Я ведь должен хоть чему-то научиться.

Гевин нашел местечко, где он не мешал бы, и с искренним восхищением наблюдал, как проворно двигается Холли, занимаясь приготовлением. Она приготовила свежие овощи и включила плиту. Сделав приправу, достала два больших куска мяса.

– Вы как любите?

– С кровью.

– Прекрасно. Я тоже. Удивительно, у нас все оказалось на столе в одно и то же время.

Гевин налил вино, и они сели. Салат из свежей зелени, великолепно приготовленное мясо, овощи в светлом соусе – все было очень вкусно. Разговор шел о любимых и нелюбимых блюдах, популярных телепередачах, погоде, местных новостях, и наконец коснулся мальчика, находившегося в сто восьмой палате больницы округа Ла Рейн.

– Он со странностями, – заметила Холли. – Думаю, он даже сам не знает все о себе.

– Вы говорили с ним о том, что произошло в Драго?

– Частично. А вы не верите в то, что рассказывают о Драго?

– Про оборотней? Но это же сплошные выдумки.

– Вы могли бы быть более откровенны.

– Что ж, попытаюсь. Когда наступает полнолуние, у них вырастают волосы и клыки, и они нападают на людей. – Он старался сосредоточиться. – Но это же чепуха. Мне легче поверить в Маленького Красного Колпачка.

Холли вздохнула.

– Все американцы скептики. А откуда, вы думаете, пришла история о Маленьком Красном Колпачке?

– От Братьев Гримм?

– Она появилась из старинных легенд. Из разных сказок. Вы когда-нибудь слышали о Питере Стампе? О Клоде Дженпросте? О Джеке Боквите?

– Нет, нет и нет.

– Было доказано, что в XVI веке они были оборотнями.

– Доказано? Кем, Уолтом Диснеем?

В глазах Холли загорелся злой огонек.

– Если вы ничего не имеете против, позвольте мне не считать эти истории выдумками.

– Простите, я не хотел вас обидеть.

– Я не люблю дешевых шуток.

Гевин поднял руки.

– Хорошо. Больше никаких острот. Если это для вас так важно, я постараюсь говорить об этом деликатно.

– Вот и хорошо, – смягчилась Холли и допила вино.

– Можно еще один вопрос? – спросил он.

– Спрашивайте.

– А этот мальчик, Малколм, он тоже оборотень?

Она нахмурилась.

– Еще не знаю. Думаю, он пережил начало. Я хочу побольше узнать о нем.

– Если не возражаете, я могу помочь, – предложил Гевин.

В знак согласия она подняла бокал с вином, и они выпили за партнерство.

Было уже после полуночи, когда Гевин осторожно поставил кофейную чашку на стол. Он откашлялся и потер руки.

– Пожалуй, мне пора, – произнес он. – Завтра рабочий день.

– Да, – согласилась она. – И у меня тоже.

Он встал.

И она встала.

– Обед был замечательный.

– Я рада.

– В следующий раз угощаю я.

– Договорились.

Они долго смотрели друг на друга, переминаясь с ноги на ногу, как будто один был зеркальным отражением другого.

– Мне лучше вам это сказать, – решился он. – Мне бы очень хотелось отправиться с вами в постель. Это желание возникло сразу, как только я сюда вошел. И даже раньше, когда я надел свою лучшую спортивную рубашку, чтобы понравиться вам.

Она смотрела на него, слегка склонив голову набок.

– И если мы когда-нибудь еще будем вместе обедать, а в этом я почти уверен, я это сделаю.

Она хотела что-то сказать, но он продолжал дальше.

– Сейчас, мне кажется, ни один из нас к такому шагу еще не готов.

Холли перевела дыхание.

– Знаете, шериф, вы более проницательны, чем иногда кажетесь.

– Я только не хочу, чтобы вы подумали, будто я непорядочный человек.

– Я это поняла. Но у вас хорошие порывы.

– Вы говорите как маленькая кокетка.

– А я такая и есть.

Их губы слились в долгом и многообещающем поцелуе.

Гевин возвращался в Пиньон с глупой улыбкой на лице. Он напомнил себе, что еще многого не знает о докторе Холли Лэнг. Его беспокоила ее странная отчужденность. Он перестал улыбаться, когда подумал о мальчике из сто восьмой палаты. Гевин думал о нем, о рассказах про Драго и был в недоумении…

Малколм открыл глаза и внезапно сел в кровати. Он принюхался и повернулся к окну, вглядываясь в темноту.

Там кто-то был. Кто-то или что-то. И звал его. Худое тело мальчика напряглось. Он заволновался, испытывая сумасшедшее желание выбежать и при соединиться к тому, что ждало его в ночи. На лбу выступили капли пота.

Он должен быть там, в ночи, а не здесь, в удобной кровати. Там его место… Однако… уже что-то изменилось. Теперь у него есть друг. Он больше не один и никуда не бежит. Он подумал о Холли. Вспомнил ее лицо. И это удержало его, хотя тихий голос снаружи звал его.

Еще один звук послышался в коридоре. Чуть слышные шаги ночной сиделки. Малколм быстро лег обратно и закрыл глаза, притворившись спящим. Открылась дверь, в палату заглянула сиделка, послушала его ровное дыхание и снова ушла.

Малколм больше не поднялся. Ночной зов все еще звучал, но стал слабее. И он мог его не слышать, если хотел. Он погрузился в поверхностный беспокойный сон.

На другой стороне холма в окна больницы пристально всматривались желто-зеленые глаза. Зверь зарычал. Тот, кого он искал, был внутри, это зверь хорошо знал, но среди многих противоречивых запахов трудно было определить, из какого именно окна шел тот самый, один.

Зверь обошел здание, останавливаясь в тени и быстро перебегая открытые пространства. Инстинкт подсказывал ему, что надо разбить стеклянные двери входа и уничтожить всякого, кто встретится на пути, пока он не найдет мальчика. Разум же говорил, что так делать нельзя. Нужно действовать хитростью. А убивать можно и потом.

Зверь легко поднялся на холм за больницей и спустился в долину. Там, под кустом, он нашел аккуратно сложенную одежду. Зверь принюхался, убедился в безопасности, лег рядом с одеждой и вернул свое сильное тело в ту форму, которую он имел до на чала мучительных изменений.

Глава 10

Малколм проснулся в поту.

Серый прямоугольник окна сказал ему, что было раннее утро. Впечатления последней ночи вернулись в его сознание. Он вспомнил страшную уверенность в том, что там, в лесу, кто-то звал его. И свое желание ответить на этот зов. Затем перед глазами снова встал образ Холли Лэнг, и появились тревожные мысли.

Его чувства обострились, и он опять ощутил чье-то присутствие снаружи. Теперь это было значительно слабее, но полностью не исчезло. Малколм был напуган, но вместе с тем чувствовал странное возбуждение в крови. Он решил обо всем рассказать Холли. Она поймет. И поможет ему.

Через несколько минут дверь отворилась, и вошла медсестра. У нее были рыжие волосы и некрасивый приплюснутый нос. Малколм никогда раньше ее не видел. В руках она несла маленький поднос, накрытый белой тканью. Когда она ставила поднос на стол, что-то звякнуло.

– Мы уже проснулись? – спросила сестра наигранно бодрым голосом, которым они обычно разговаривали с больными. – Как хорошо мы выглядим. Мы хорошо спали?

Малколм не ответил. Он знал, что сестра не обратила бы никакого внимания на его слова.

– Мы сегодня готовы к сюрпризу?

Малколм отвернулся.

– Малколм отправится в небольшое путешествие.

Он повернул голову и посмотрел на сестру. На ее шее он заметил родинку, из которой росла рыжая волосинка.

– Я думала, тебя это заинтересует, – продолжала она.

– Путешествие куда?

– А это и есть сюрприз. И я не хочу его испортить.

В палату вошел мужчина в белом халате врача. Малколм узнал его. Это был один из тех неприятных людей, которых мальчик видел в первые дни своего пребывания в больнице.

– Это доктор Пастори, – произнесла медсестра так, как будто делала ему подарок. – Теперь он будет твоим доктором.

– Мне не нужен новый доктор.

– Ты даже не представляешь, как тебе повезло, – продолжала медсестра. – У многих людей в твоем положении вообще нет доктора.

– Где Холли? – спросил Малколм.

Тут впервые заговорил Пастори.

– Доктор Лэнг ухаживает за другими больными. – Его голос был таким же маслянистым, как и его волосы.

– Я предпочитаю ее.

– Ты еще не раз убедишься, Малколм, что в жизни не всегда делаешь то, что хотелось бы. – Он повернулся к рыжеволосой сестре и тихо, так, чтобы не услышал Малколм, сказал: – Введите ему пять кубиков.

Сестра открыла поднос, который принесла с собой, и что-то взяла оттуда. Она низко держала руку, пряча ее за спину, чтобы не увидел Малколм. Но он знал, что у нее было.

– Ты не смог бы повернуться на бок, паренек? – спросила она.

– Зачем?

– Ты получишь немного лекарства, и все. Маленький укольчик в попку. Ты ведь знаешь, что это такое.

– Но что за лекарство?

– Оно улучшит твое самочувствие.

– Я чувствую себя хорошо.

Доктор Пастори подошел к кровати и недовольно посмотрел на Малколма. У него были маленькие светлые глаза, и что-то в них Малколму не понравилось.

– Делай то, что говорит сестра, Малколм. У нас здесь есть несколько молодых сильных парней, которые могут прийти и заставить тебя сделать то, что ты не хочешь. Мне позвать их?

Малколм перевел взгляд на сестру и понял, что она ему не поможет. Чувствуя, что попал в западню, он повернулся на бок, отвернув от них лицо. Сестра подняла одеяло и простыню и завернула его короткую больничную рубашку, обнажив ягодицу. Он почувствовал острое жало иглы и сжался, в то время как что-то вливалось в него. Затем он почувствовал, что иглу вынули, и ощутил резкий запах спирта, которым сестра потерла его. Она слегка шлепнула мальчика и поправила его рубашку. Малколм повернулся на спину и посмотрел на них обоих.

– Теперь ты не будешь таким вредным? – спросила сестра.

– Я хочу видеть Холли, – повторил Малколм. – Доктора Лэнг.

Пастори показал свои, тоже маленькие, зубы.

– Теперь я твой доктор, Малколм. Тебе лучше это усвоить.

Малколм почувствовал, как по телу пробежала дрожь. С помощью рук он попытался сесть, но голова его закружилась, и мальчик лег обратно.

– Отдохни, – сказал ему Пастори. – Не пытайся сопротивляться лекарству. Это бесполезно. – Слова, как эхо, отдавались в голове.

– Я не хочу отдыхать. Я не хочу, чтобы вы стали моим доктором, – попытался выговорить Малколм, но вместо слов получилось что-то невнятное. Его язык распух и казался чужим, как толстый кусок мяса.

– Чем больше ты будешь сопротивляться, тем будет хуже для всех. – Маленькое маслянистое лицо Пастори расплывалось перед глазами мальчика.

С большим трудом Малколм сел. Доктор приблизился к нему, и Малколм оттолкнул его.

– Вы не мой доктор, – пробормотал он.

Пастори оскалил зубы, и на мгновение Малколму показалось, что доктор хотел его ударить. Но он сдержался и обратился к сестре.

– Введите ему еще пять кубиков.

– Но, доктор, для мальчика его возраста это…

Маленькие глазки Пастори сделались злыми, хотя его голос оставался спокойным.

– Будьте добры, делайте то, что я прошу.

Покраснев, медсестра вернулась к подносу и что-то стала делать. Пастори стоял и бесстрастно смотрел на Малколма.

– Не нужно больше уколов, – Малколм с трудом шевелил языком, который его не слушался. – Дайте мне увидеть Холли.

– Нельзя ли побыстрее? – прикрикнул Пастори на сестру, которая все еще копошилась у подноса.

– Не нужно больше уколов, – слабо повторил Малколм.

Рыжеволосая сестра направилась к нему, не скрывая на этот раз шприц. Одной рукой она легко, как соломинку, повернула Малколма на бок. Его тело не отвечало на импульсы, которые посылал его мозг.

Он едва почувствовал второй укол иглы. Сестра так же легко перевернула его на спину, и он увидел, как она и доктор Пастори бок о бок поплыли в темноту. В комнате стало тепло, затем жарко. Малколм чувствовал, что его заливает пот, но не мог поднять руку, чтобы вытереть глаза. Он не мог говорить. Ему удалось только издать тихий хрипящий звук. Свет стал меркнуть и вскоре совсем погас.

– Готово, – долетел до него голос Пастори, как через длинный туннель, искаженный и едва различимый.

– Вы мне больше не нужны, сестра.

Темное пятно, которое было медсестрой, проплыло мимо него и исчезло. Доктор Пастори ушел тоже, но позже. Затем он вернулся с кем-то еще. С другим мужчиной. Черты его лица расплывались перед Малколмом, но он понял, что этот человек не был врачом или служащим больницы. От него шел другой запах. Не резкий запах хирургического раствора, лекарств или спирта, чем пропитался весь больничный персонал. А запах табака, пота и мочи.

Малколм почувствовал, как его грубо подняли с кровати и положили на что-то мягкое. Дверь палаты открылась, и его вынесли в коридор. Нет, не вынесли, а вывезли на мягких резиновых колесах. И покатили. Над его головой проплывали в дымке флуоресцирующие лампы, колыхающиеся изображения.

Вдруг в лицо попал холодный воздух. Легкий ветер с запахом сосен. Он был уже снаружи. В сознание вернулось слабое воспоминание о голосе, который звал его отсюда, но наркотик был слишком сильный.

Малколма снова подняли и положили внутрь чего-то, похожего на металлическую коробку. Это был фургон. За ним влез доктор Пастори. Он отдал приказ, завелся двигатель, и Малколм ощутил движение. Затем вернулась лихорадка, и он потерял сознание.

В десять часов утра в больницу округа Ла Рейн вошел доктор Деннис Кьюлен. Он, как всегда, выглядел безупречно. Сегодня на нем был темно-голубой шерстяной костюм и бледно-желтый галстук. Кивая головой и слегка улыбаясь, он отвечал на приветствия медперсонала и служащих. Доктор Кьюлен не хотел быть излишне фамильярным с людьми, находящимися в его подчинении, тем более что он не собирался задерживаться в Ла Рейн дольше, чем это было необходимо. Его больше привлекали крупные институты в Сан-Франциско, Хьюстоне или Майами. Но так как он столкнулся здесь с финансовыми проблемами, то должен был предоставить отчет.

Он поднялся на эскалаторе на второй этаж и, проходя мимо мальчика в инвалидном кресле, ободряюще кивнул ему. Мальчик тупо посмотрел на него. Медсестра покатила кресло с мальчиком к ортопедической палате, затем вернулась и быстро прошла к стеклянным дверям административного отделения. Подойдя к этим дверям, доктор Кьюлен почувствовал облегчение. Они служили своеобразным барьером, защищающим от болезней и смерти.

Он едва заметил опрятно одетого, светловолосого молодого человека, сидящего на стуле в приемной. Представитель торговой фирмы, предположил доктор. Новые лекарства или какое-нибудь дорогое оборудование, без которого не может обойтись ни одна современная больница. В данный момент Ла Рейн не мог себе позволить ничего лишнего, и все-таки Кьюлен терпеливо сносил визиты продавцов, чтобы те не распространяли сплетни.

Проходя мимо миссис Тэйер, доктор дружелюбно улыбнулся. На свой вкус он предпочел бы более симпатичную и современную секретаршу. Однако он понимал, что благодаря миссис Тейер его офис приобрел представительный и деловой вид. И еще она прекрасно охраняла вход в его кабинет от пациентов и других нежеланных посетителей.

Не успел он опуститься в кожаное кресло за своим столом, как тут же заработала связь. Вздохнув, доктор потянулся и нажал на клавишу.

– Слушаю, миссис Тейер.

– Вас хочет видеть один джентльмен.

– Что он хочет предложить?

– Он не является представителем фирмы.

– Что же тогда ему нужно?

– Он говорит, что это касается мальчика, которого нашли в лесу. Мальчика из сто восьмой палаты.

Кьюлен нахмурился. Он быстро взглянул на бумаги о переводе Малколма, просмотрел их и убедился, что везде стоит имя доктора Пастори, что снимало с него часть ответственности.

– Вы не сказали ему, что дела пациентов меня не касаются? – спросил он.

– Этот джентльмен во что бы то ни стало желает вас видеть. Он уже был здесь, когда я пришла, как всегда, в восемь часов утра.

Черт. Кьюлен очень не любил, когда день начинался с мелких неурядиц.

– Он назвал свое имя?

– Да, доктор. Мистер Дерек.

Это имя ни о чем не говорило доктору Кьюлену Он вздохнул.

– Пригласите ко мне мистера Дерека.

Приняв деловой вид, доктор смотрел, как входит посетитель. Он был не настолько молод, как казался с первого взгляда. Трудно было определить его возраст. Глубокие зеленоватые тени вокруг глаз казались очень странными. И все-таки он производил неплохое впечатление. Светлые волосы, коротко подстриженные, были аккуратно причесаны. Пиджак и брюки хотя и не высшего качества, но добротные. У него была приятная улыбка. И еще в нем чувствовалась сила.

– Доброе утро, мистер Дерек, – произнес Кьюлен тоном, нечто средним между радушием и сдержанностью. – Чем могу быть полезен?

– У вас находится мальчик. Я знаю, что он заблудился в лесу. его нашли и привезли сюда помощники шерифа.

– Да, – согласился Кьюлен после небольшой паузы, показывающей, что он старается вспомнить, о ком идет речь.

– Я бы хотел его видеть.

– Мистер Дерек, вам следует обратиться в главное приемное отделение. Вы проходили мимо него, когда шли сюда.

– Я был там, говорил с дежурной сестрой и с администратором. Они ничего конкретно не сказали и посоветовали обратиться к вам. – В голосе Дерека появилась неприятная интонация.

Кьюлен решил при первой же возможности поговорить как следует и с этой дежурной сестрой и ее администратором. А пока он задал посетителю вопрос:

– Вы родственник… Малколма? – взглянув на бумаги, он уточнил имя мальчика.

– Вроде того.

Доктор посмотрел на него, ожидая дальнейших объяснений, но их не последовало. Дерек молчал и в упор смотрел на Кьюлена.

– Дело в том, – сказал доктор, – что этого больного перевели.

– Перевели?

Дерек шагнул к столу.

– Но он был здесь прошлой ночью.

– Верно. А рано утром его увезли.

Мужчина занервничал. Одной рукой он ослабил узел галстука.

– Куда его увезли?

Теперь его голос звучал по-другому. Более грубо.

– Этого я вам сказать не могу. Но если вы оставите свой адрес…

– Вы скажете мне сейчас, – заявил Дерек. Его голос перешел в рычание.

Доктор Кьюлен с изумлением уставился на него. Дерек скинул пиджак и разорвал рубашку. Его лицо, о Боже, стало превращаться в что-то просто нечеловеческое.

Доктор потянулся к клавише связи. Но Дерек схватил его за запястье, сжав с такой силой, что затрещали кости. Кьюлен расширившимися от ужаса глазами смотрел на его руку. Она тоже изменилась, превращаясь в звериную лапу с густой шерстью. Ногти удлинились и стали когтями.

Доктор Кьюлен знал, что даже если он закричит, его все равно не услышат. Стены его кабинета были сделаны так, чтобы не пропускать звуков.

С силой, появившейся от ужаса, Кьюлен выдернул свою руку. Он обежал вокруг стола, пытаясь добраться до двери. Однако Дерек или то существо, в которое он превратился, оказалось проворнее. Он бросился на доктора, преградив ему дорогу, и уродливой лохматой лапой отбросил его назад.

Оставался еще один путь – окно с утолщенными стеклами, под которым в двадцати футах находилась бетонная площадка. Кьюлен отскочил назад, с отвращением наблюдая за продолжающимися превращениями.

Тело человека извивалось, расширялось и удлинялось, так что вскоре он уже на шесть футов возвышался над доктором. Слышался жуткий треск костей. Лицо – теперь уже морда, в глазах которой горел зеленый дьявольский огонь.

Мгновенное движение, настолько быстрое, что его трудно было уловить, и Кьюлен почувствовал, что его схватили под мышки и подняли над полом. Его пронзительный крик не смог пробить стены. Когда открылась огромная пасть, он ощутил жаркое дыхание чудовища и зловоние. Зубы сомкнулись на горле, и началась агония. Хлынула горячая кровь. Кьюлен последний раз услышал рев. Затем наступила тишина и забвение.

Из кабинета доктора Кьюлена послышался слабый, но различимый звон разбитого стекла, что встревожило миссис Тейер. С таким грохотом могло разбиться только окно. Она включила связь, но ответа не последовало. С возрастающим беспокойством миссис Тейер поднялась со стула, подошла к двери кабинета доктора Кьюлена и попыталась открыть ее. Заперто. Она тихо постучала, затем еще раз, уже громче. Никакого ответа. Что-то случилось. Что-то ужасное.

Миссис Тейер схватила телефон и набрала код внутренней тревоги. Меньше чем через минуту из коридора вбежали двое парней.

– Что-то случилось с мистером Кьюленом, – закричала она. – Дверь заперта, и он не отвечает.

Только мгновение парни колебались, затем навалились на дверь. Дверь распахнулась, она влетели в кабинет и остановились как вкопанные, увидев кровавое месиво на столе шефа. Миссис Тейер, вошедшая следом за ними, вскрикнула и выбежала из кабинета, зажимая рот рукой.

Парни повернулись к разбитому окну. Подойдя к нему, они выглянули и осмотрели бетонную площадку внизу. Ничего.

Один из низ вдруг указал на склон горы.

– Смотри!

Другой проследил за его пальцем.

– Что там? Я ничего не вижу.

– Мне показалось… минуту назад, что там что-то было. Что-то бежало.

– Человек? Что?

– Не знаю. Сейчас его не видно. Как будто огромная собака. Или… не знаю.

Позже, после всех этих жутких событий, они вспомнят звук, который слышали откуда-то из леса. Они вспомнят вой.