Текст книги "Подвиньтесь! Подвиньтесь!"

Глава 6

– Ты надолго, Чарли?

– Это мое дело… Ты будешь здесь до тех пор, пока я не вернусь, – пробурчал швейцар и с головы до ног окинул охранника в форме взглядом, как ему хотелось думать, профессионального военного. – В мое время золотые пуговицы выглядели получше.

– Бог с тобой, Чарли, ты же знаешь, что это всего лишь пластмасса. Вся позолота слезет, если их потереть.

В довольно свободной иерархии персонала Челсипарка Чарли являлся бесспорным лидером. Суть была не в размере жалованья – это, вероятно, была самая маленькая часть его дохода, – а в месте работы и ее характере. Он видел жильцов чаще всех, и это преимущество использовал как мог. Его связи вне этих зданий были огромны, и он мог достать все, в чем нуждались жильцы, – за определенную плату. Все жильцы его любили и ласково называли Чарли. Весь персонал его ненавидел, и он никогда не слышал, как его называли.

Квартира в подвале досталась Чарли вместе с работой. Жилуправление было бы слегка удивлено, узнав о усовершенствованиях, сделанных там. Допотопные кондиционеры визжали, стучали, но понижали температуру по крайней мере градусов на десять. Там же находилась выкинутая два десятилетия тому назад на свалку и отреставрированная мебель, покрашенная во всевозможные цвета, а вдоль стен стояло множество запертых шкафчиков. В них хранилось значительное количество продуктов в пакетиках и напитков в бутылочках, до которых сам Чарли не дотрагивался, а перепродавал жильцам. К улучшениям относилось и отсутствие водомера и электрического счетчика. Жилуправление, не подозревая ни о чем, финансировало эти основные расходы Чарли.

Для того чтобы открыть дверь, нужны были два ключа, и они оба висели у Чарли на цепочке у пояса. Он вошел и аккуратно повесил форменную куртку в шкаф, затем надел чистую, но латаную-перелатаную спортивную рубашку. На двуспальной кровати спал новый мальчишка-лифтер, и швейцар стукнул по ножке кровати ботинком сорок пятого размера.

– Вставай. Тебе через час работать.

Неохотно, еще полусонный, парень вылез из-под простыни, голый и тощий, почесывая ребра. Чарли улыбнулся приятным воспоминаниям о минувшей ночи и слегка шлепнул мальчишку по плоской ягодице.

– У тебя все будет в порядке, малыш, – сказал он. – Только заботься о старом Чарли, а Чарли позаботится о тебе.

– Конечно, мистер Чарли, конечно, – сказал мальчишка, стараясь, чтобы его голос звучал искренне.

Все это было для него в новинку и не очень ему нравилось, но это давало работу. Он робко улыбнулся.

– Ладно, – сказал Чарли и вновь шлепнул мальчишку, на этот раз достаточно сильно: на белой коже остался красный след. – Только, уходя, всегда проверяй, закрыта ли дверь, и на работе держи язык за зубами.

И Чарли вышел.

На улице было намного жарче, чем он думал, и он, свистнув, остановил велотакси. Утреннего заработка хватило бы на дюжину такси. Два пустых велотакси подъехали к нему одновременно, и он отпустил одного из них, потому что тот был слишком низкорослый и худощавый. Чарли торопился, а весил он целый центнер.

– Эмпайр Стейт Билдинг, вход с Тридцать четвертой улицы! И поторопись!

– В такую-то погоду? – проворчал водитель, нажимая на педали и приводя скрипящий экипаж в движение. – Вы хотите моей смерти, генерал?

– Умирай, если хочешь. Это меня не волнует. Я заплачу тебе доллар.

– Может, вы хотите, чтобы я умер голодной смертью? За доллар можно доехать не дальше Пятой авеню.

Большую часть дороги они торговались о цене, петляя по запруженным людьми улицам и пытаясь перекричать непрестанный шум города – звуки, к которым оба настолько привыкли, что даже их не замечали.

Из-за нехватки электроэнергии и запчастей в Эмпайр Стейт Билдинг работал только один лифт, да и тот поднимался только до двадцать пятого этажа. Дальше пришлось идти пешком. Чарли прошел два марша и кивнул телохранителю, сидевшему рядом с лестницей. Он бывал здесь раньше, и этот человек его знал, как и три других охранника, этажом выше. Один из них отпер перед ним дверь.

С седыми волосами до плеч судья Сантини сильно напоминал ветхозаветного пророка. Но, когда он открывал рот, сходство пропадало.

– Чушь собачья, вот что это такое, чушь! Я отдаю целое состояние за муку, чтобы получилась нормальная кастрюля макарон, и во что ты это, черт подери, превращаешь?

Он с отвращением оттолкнул от себя тарелку со спагетти и большой салфеткой, заткнутой за воротничок рубашки, вытер губы.

– Извини, лучше не смогла! – заорала в ответ жена. Она была маленькая, смуглая, к тому же лет на двадцать моложе его. – Если тебе нужен человек, чтобы вручную делать для тебя спагетти, тебе нужно было жениться на какой-нибудь «контадине» из Италии с кривыми ногами и усами. Я же родилась здесь, в этом городе, на Малбери-стрит, как и ты, и про спагетти знаю только то, что ты покупаешь их в бакалейной лавке…

Резкий звонок телефона вклинился в ее слова и заставил замолчать. Оба разом посмотрели на аппарат на столе, потом женщина повернулась и поспешно вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. В эти дни телефонных звонков было немного, но, когда звонили, это всегда было очень важно и касалось дел, о которых она и слышать не желала. Роза Сантини получала наслаждение от всей той роскоши, которую предоставляла ей жизнь, а то, что она ничего не знала о работе мужа, ее абсолютно не тревожило.

Судья Сантини встал, еще раз вытер рот и положил салфетку на стол. Он не торопился: не то чтобы ему не позволял возраст, а просто он не любил суетиться. Он сел за письменный стол, вынул блокнот и ручку и только тогда взял трубку. Это был старинный аппарат с треснувшей трубкой, обвязанной изолентой, его провод протерся и разлохматился.

– Сантини слушает. – Пока он слушал, глаза у него расширялись все больше и больше. – Майк… Большой Майк… Боже!

После этого он сказал немного: какие-то «да» и «нет», а когда повесил трубку, руки у него тряслись.

– Большой Майк, – сказал лейтенант Грассиоли, улыбаясь; даже очередное обострение язвы не угнетало его, как обычно. – Кто-то хорошо поработал. – На столе перед ним лежала запачканная кровью фомка, и он с восхищением смотрел на нее, как на произведение искусства. – Кто это сделал?

– Похоже, что это была кража со взломом, которая плохо закончилась, – ответил Энди.

Он читал записи в блокноте, быстро суммируя все относящиеся к делу подробности. Когда он закончил, Грассиоли хмыкнул и указал на покрытые специальным порошком отпечатки пальцев на конце ломика.

– Как насчет этого? Отпечатки хорошие?

– Очень отчетливые, лейтенант. Большой и еще три пальца правой руки.

– Есть шансы, что телохранитель или девушка убрали старого ублюдка?

– Я бы сказал: один из тысячи, сэр. Вообще никаких мотивов – он их обоих кормил. И они, похоже, действительно удручены – не его смертью, а тем, что потеряли продуктовые карточки.

Грассиоли положил фомку обратно в мешок и передал через стол Энди.

– Хорошо. На следующей неделе мы отправляем посыльного в бюро криминалистики, так что пошлем туда и эти отпечатки, а с ними коротенький рапорт. Умести отчет на обороте перфокарты – еще только десятое число, а у нас уже почти кончился весь запас бумаги на месяц. Надо бы взять отпечатки у этой пташки и у телохранителя… да черт с ними, нет времени. Заведи дело и забудь о нем, возвращайся к своей работе.

Когда Энди делал отметки у себя в блокноте, зазвонил телефон. Трубку взял лейтенант. Энди не прислушивался к разговору и уже пошел к двери, когда Грассиоли прикрыл трубку ладонью и рявкнул:

– Раш, назад!

Затем он опять переключился на разговор по телефону:

– Да, сэр, все в порядке. Нет никаких сомнений, что это кража со взломом. Убийца пользовался фомкой. Заостренный металлический пруток. – Он напряженно слушал, и его лицо медленно покрывалось краской. – Нет, сэр, мы не могли. Что еще мы могли сделать? Да, все выполнено в соответствии с инструкциями. Нет, сэр. Прямо сейчас, сэр. У меня есть кому этим заняться, сэр.

– Сукин сын, – сказал лейтенант, положив трубку. – Ты паршиво сделал это дело, Раш. Возвращайся к нему и посмотри, можно ли это как-нибудь исправить. Выясни, как убийца выбрался из здания, – если это действительно кража со взломом. Возьми отпечатки пальцев у двоих подозреваемых. Отправь посыльного с отпечатками в бюро криминалистики, пусть проверят. Мне нужно досье на убийцу, если он у них зарегистрирован. Шевелись.

– Я и не знал, что у Большого Майка были друзья.

– Друзья или враги – один черт. Но кое-кто давит на нас, требуя результатов. Поэтому обернись как можно скорее.

– В одиночку, лейтенант?

Грассиоли жевал кончик ручки.

– Нет, рапорт мне нужен как можно быстрее. Возьми Кулозика.

Он рыгнул, болезненно поморщился и полез в стол за таблетками.

Пальцы у детектива Кулозика были короткие и толстые, с виду неловкие, но на самом деле очень проворные. Он схватил большой палец правой руки Ширли и крепко прижал его к глянцевой белой пластинке, оставив отчетливый, несмазанный отпечаток в квадратике с пометкой «П 1». Затем один за другим он прижимал ее пальцы к пропитанной чернилами подушечке, а потом к пластинке, пока все квадратики не заполнились.

– Могу ли я узнать ваше имя, мисс?

– Ширли Грин. – Она тупо уставилась на испачканные чернилами кончики пальцев. – Теперь я преступница, на меня заведут досье?

– Ничего подобного, мисс Грин. – Кулозик аккуратно печатными буквами написал ее имя толстым жировым карандашом в нижней части пластинки. – Эти отпечатки будут использованы лишь для сопоставления. Могу ли я узнать дату вашего рождения?

– 12 октября 1977 года.

– Думаю, это все, что нам сейчас нужно. – Он положил пластинку в пластмассовую коробочку вместе с подушечкой.

Ширли пошла мыть руки, а Стив складывал свои принадлежности, когда раздался сигнал у входной двери.

– Взял у нее отпечатки? – спросил, входя, Энди.

– Все уже сделано.

– Замечательно. Тогда осталось заполучить отпечатки пальцев телохранителя. Он ждет внизу, в вестибюле. А я нашел окно в подвале, которое, по-видимому, взломали. Его тоже надо проверить на предмет отпечатков. Лифтер тебе покажет, где оно находится.

– Уже иду, – сказал Стив, закидывая сумку на плечо.

Когда Стив удалился, в комнату вошла Ширли.

– У нас есть зацепка, мисс Грин, – сказал ей Энди. – Я нашел окно в подвале, которое было взломано. Если найдутся отпечатки пальцев на стекле или раме и они совпадут с отпечатками на фомке, то станет ясно, как убийца попал в здание. И мы сравним отпечатки на фомке с отпечатками на двери. Вы не будете возражать, если я сяду?

– Что вы, – сказала она. – Конечно, садитесь.

Кресло было мягкое, а бормотание кондиционера делало комнату островком уюта в потоке жары. Он откинулся на спинку, и часть напряжения и усталости улетучилась. Раздался сигнал у входной двери.

– Извините, – сказала Ширли и пошла открывать.

В коридоре послышались приглушенные голоса, но он не обращал на них внимания, листая странички своего блокнота. Пластиковое покрытие на одной из них покоробилось, и буквы потускнели, он еще раз обвел их ручкой, нажимая как можно сильнее.

– Выметайся отсюда, грязная шлюха!

Слова были выкрикнуты хриплым, визгливым голосом, словно ногтем провели по стеклу. Энди встал с кресла и засунул блокнот в карман.

– Что там происходит? – спросил он.

В комнату вошли Ширли, раскрасневшаяся и злая, а за ней худая седая женщина. Увидев Энди, женщина остановилась и указала на него трясущимся пальцем.

– Мой брат умер и еще не похоронен, а эта тварь уже связалась с другим мужиком…

– Я офицер полиции, – сказал Энди, показывая свою бляху. – А вы кто такая?

Она выпрямилась, но это не прибавило ей роста: у нее были покатые плечи и впалая грудь. Костлявые руки торчали из рукавов заношенного, какого-то грязного цвета платья. Ее лицо, блестящее от пота, было серым – кожа типичного горожанина-фотофоба; единственный оттенок ему, похоже, придавала уличная пыль. Когда она говорила, губы ее превращались в узкую щель, выкидывавшую слова, словно детали из-под пресса, а затем плотно закрывались, чтобы, не дай бог, не выдать на одну деталь больше, чем нужно. Водянистые голубые глаза светились злобой.

– Я Мэри Хеггерти, сестра бедного Майка и единственная его родственница. Я пришла, чтобы заняться вещами Майка. Как сказал мне адвокат, по завещанию Майк все оставил мне, и я должна заняться наследством. Этой шлюхе нужно убраться отсюда, она и так с него достаточно поимела…

– Минутку, – прервал Энди поток ее слов, и рот у нее захлопнулся. Она тяжело и быстро дышала расширившимися ноздрями. – Ни до чего в этой квартире нельзя дотрагиваться и ничего нельзя брать без разрешения полиции, так что вам не стоит волноваться о вашем имуществе.

– Вы только при ней это не говорите! – взвизгнула она и повернулась к Ширли. – Она украдет и продаст все, что не приколочено. Мой добрый брат…

– Ваш добрый брат! – заорала Ширли. – Вы всеми своими кишками его ненавидели, и он ненавидел вас, и вы никогда и близко не подходили к этому дому, пока он был жив.

– Заткнитесь! – Энди встал между двумя женщинами и повернулся к Мэри Хеггерти. – Вы можете идти. Полиция даст вам знать, когда можно будет забрать вещи из этой квартиры.

Она была поражена.

– Но… вы не имеете права. Нельзя оставлять здесь эту шлюху одну.

Терпению Энди пришел конец:

– Следите за своим языком, миссис Хеггерти. Вы уже достаточно воспользовались этим словом. Не забывайте, чем ваш брат зарабатывал себе на жизнь.

Лицо у нее побелело, и она отступила на шаг назад.

– Мой брат занимался бизнесом, он бизнесмен, – тихо сказала она.

– Ваш брат занимался рэкетом и нелегальной индустрией развлечений. А это, кроме всего прочего, подразумевает и девочек.

Когда злоба оставила ее, она вновь сгорбилась, стала тощей и костлявой. Единственной округлой частью тела у нее был живот, раздувшийся от многолетнего плохого питания и вынашивания многочисленных детей.

– Уходите, – сказал Энди. – Мы свяжемся с вами.

Женщина повернулась и ушла, не сказав больше ни единого слова. Он пожалел о том, что сорвался и сказал больше чем нужно, но сказанного не вернешь.

– Вы что имели в виду, когда говорили про Майка? – спросила Ширли после того, как дверь захлопнулась.

В простом белом платье, с волосами, заколотыми сзади, она казалась очень юной, невинной, несмотря на ярлык, который прилепила к ней Мэри Хеггерти.

– Как давно вы знаете О’Брайена? – спросил Энди.

– Около года, но он никогда не говорил о своих делах. А я никогда не спрашивала и всегда думала, что они имеют какое-то отношение к политике. К нам вечно приходили судьи и политики.

Энди достал блокнот.

– Мне бы хотелось узнать имена гостей, людей, с которыми он встречался в течение последней недели.

– Вы задаете вопросы… но вы не ответили на мой. – Ширли улыбнулась, но он знал, что она вполне серьезна. Она села в кресло и положила руки на колени – ну прямо школьница.

– Я не могу ответить на него подробно, – сказал он. – Я многого не знаю о Большом Майке. В целом я могу сказать вам совершенно определенно, что он являлся своего рода посредником между синдикатом и политиками. Вы бы назвали это административным уровнем. И по крайней мере тридцать лет прошло с тех пор, как он в последний раз предстал перед судом или находился за решеткой.

– Вы имеете в виду… он сидел в тюрьме?

– Да, я проверял, на него имеется уголовное досье и пара обвинений. Но в последнее время – ничего. Ловят и сажают только всякую мелочь. Если вы вращаетесь в кругу Майка, полиция вас не трогает. По сути, они вам помогают… вот как с этим расследованием.

– Не понимаю…

– Послушайте. В Нью-Йорке ежедневно происходит пять, может, десять убийств, пара сотен преступных нападений, двадцать-тридцать изнасилований, по крайней мере сто краж со взломом. Полиции не хватает людей, она чересчур загружена. У нас нет времени заниматься каждым нераскрытым делом. Если кого-то убивают и есть свидетели – о’кей. Мы выезжаем и хватаем убийцу – дело закрыто. Но в подобном деле, честно говоря, мисс Грин, мы даже не пытаемся что-либо предпринять. Если у нас нет отпечатков пальцев и досье на убийцу… А скорее всего, их у нас нет. В этом городе миллионы подонков живут на пособие и хотят, чтобы у них была какая-никакая еда, телевизор и выпивка. Поэтому они делают попытку что-нибудь украсть, авось получится. Мы ловим некоторых из них и отправляем в рабочие бригады вырубать леса под пахотные земли. Но большая часть смывается. Порой происходит несчастный случай, когда кто-нибудь появляется там, где они обделывают свое дельце, обчищают квартиру или магазин. Если взломщик вооружен, возможно убийство. Понимаете, совершенно случайное; девяносто девять шансов из ста, что нечто подобное произошло с Майком О’Брайеном. Я снял свидетельские показания, написал рапорт – и дело должно было заглохнуть. Так бы и случилось, если бы не было еще кое-кого. Но, как я сказал, Большой Майк имел множество контактов в политической сфере, и кто-то из этих кругов оказывает давление на нас, чтобы было проведено более полное расследование. Вот почему я здесь. В общем, я рассказал вам больше чем нужно, и вы окажете мне большую любезность, если обо всем этом забудете.

– Нет, я никому не расскажу. А что будет дальше?

– Я задам вам еще несколько вопросов, уйду отсюда, напишу рапорт – и на этом все кончится. На меня навалена куча всякой работы, и управление уже и так уделило этому расследованию больше времени, чем могло себе позволить.

– Вы не собираетесь ловить человека, который это сделал? – изумилась Ширли.

– Если отпечатки пальцев есть в досье, мы могли бы это сделать. Если нет – у нас нет ни малейшего шанса. Мы не будем даже пытаться. Оставим в стороне вопрос нехватки времени. Кто бы ни пришил Майка, он сослужил добрую службу обществу.

– Это ужасно!

– Да? Возможно.

Он раскрыл блокнот и дальше продолжал вполне официально. С вопросами было покончено, когда вернулся Кулозик с отпечатками пальцев с подвального окна, и они вместе покинули здание. После прохладного помещения улица окатила их жаром, словно открытая топка печи.

Глава 7

Уже перевалило за полночь. Темное небо за широким окном не могло сравниться по насыщенности цвета с полированным деревом длинного трапезного стола. Стол этот когда-то, много веков тому назад, находился в монастыре, уже давно разрушенном, и был очень ценным, как и все остальное убранство комнаты: буфет, картины, люстра с хрустальными подвесками. У одного конца стола сидели шестеро мужчин. Их финансовые дела обстояли отлично. Двое из них курили сигары, а самая дешевая сигара, которую можно было купить, стоила по крайней мере десять долларов.

– Пожалуйста, покороче, судья, – сказал мужчина, сидевший во главе стола. – Время поджимает, и нам нужны только результаты.

Если кто-то и знал его настоящее имя, то старался его не упоминать. Сейчас его звали мистером Бригзом, и он являлся тут самым главным.

– Конечно, мистер Бригз, это будет достаточно просто сделать, – сказал судья Сантини и нервно откашлялся в кулак.

Ему всегда не нравились эти совещания в Эмпайр Стейт Билдинг. Будучи судьей, он не должен был слишком часто видеться с этими людьми. Кроме того, приходилось подниматься чересчур высоко, а ему следовало думать о своем «моторе». Особенно в такую погоду. Он отхлебнул воды из стакана и сдвинул очки на нос, чтобы удобнее было читать.

– Вот основные моменты. Большой Майк был убит мгновенно ударом в висок, произведенным заточенным металлическим прутом, который также использовался при взламывании двери. Отпечатки на взломанном подвальном окне совпадают с отпечатками на двери, и те и другие соответствуют отпечаткам на фомке. Пока они считаются отпечатками неизвестного человека и не совпадают ни с одними отпечатками из досье бюро криминалистики, а также с отпечатками подруги О’Брайена и его телохранителя, которые обнаружили тело.

– Кто, по мнению детектива, это сделал? – раздался голос из облачка сигарного дыма.

– Официальная точка зрения, э… скажем, смерть вследствие несчастного случая. Они думают, что кто-то влез в квартиру с целью грабежа, случайно наткнулся на Майка, и в результате тот был убит.

Два человека начали было задавать вопросы, но мгновенно умолкли, когда заговорил Бригз. У него были тоскливые, серьезные глаза гончей, а сходство увеличивали припухшие нижние веки и отвислые щеки. Когда он говорил, массивный подбородок двигался из стороны в сторону.

– Что вынесли из квартиры?

Сантини пожал плечами.

– Насколько они могут определить, ничего. Девушка заявляет, что ничего не пропало, а она-то уж наверняка знает. Комната перевернута вверх дном, но, очевидно, взломщика вспугнули до того, как он закончил свое дело, и он в панике бежал. Такое бывает.

Бригз обдумал эту информацию, но больше вопросов задавать не стал. Другие о чем-то спросили, и Сантини рассказал им то, что было известно. Бригз поразмышлял немного и, подняв палец, заставил всех замолчать.

– Похоже, что это случайное убийство, для нас оно не имеет никакого значения. Нам нужен кто-то, способный принять на себя всю работу Майка… Что такое, судья? – спросил он, недовольный тем, что его перебили.

Сантини обливался потом. Ему хотелось, чтобы все быстрее кончилось и он смог пойти домой. Был уже час ночи, и он устал. В такое время он обычно уже спал. Но был один факт, о котором он должен был упомянуть. Факт мог быть важным, и, если он выплывет позднее, получится, что он знал о нем и ничего не сказал… Лучше расправиться с этим сейчас.

– Мне следует рассказать вам еще об одной вещи. Возможно, это что-нибудь значит, возможно, нет. Но я чувствую, что у нас должна быть вся информация, прежде чем мы…

– Давайте, судья, – холодно сказал Бригз.

– Да, конечно. Это знак, обнаруженный на окне. Надо сказать, что все окна в подвале покрыты изнутри толстым слоем пыли и до других окон никто не дотрагивался. Но на взломанном окне, через которое предполагаемый убийца попал в здание, нарисован рисунок. Сердце.

– Что это, черт возьми, должно означать? – проворчал один из присутствующих.

– Для вас, Шлактер, ничего, поскольку вы американец немецкого происхождения. Я не могу дать гарантии, что это что-нибудь означает; не исключено, что это просто совпадение, полная бессмыслица. Но следует отметить, что по-итальянски «сердце» – «слоге».

Атмосфера в комнате мгновенно изменилась. Мужчины отлепились от спинок кресел и подались вперед. Бригз не пошевелился, но глаза у него сузились.

– Куоре, – медленно произнес он. – Не думал, что у него хватит духу появиться в городе.

– У него и так в Ньюарке все есть. Он раз попробовал сунуться сюда и здорово погорел, больше он этого не сделает.

– Может быть. Но я слышал, он совершенно выжил из ума. Сидит на ЛСД. Он мог сделать все, что угодно…

Бригз кашлянул, и все притихли.

– Нам придется это выяснить, – сказал он. – Либо Куоре пытается внедриться на нашу территорию, либо кто-то пытается устроить заварушку, чтобы подозрение пало на него, – в любом случае нам нужно в этом разобраться. Судья, проследите, чтобы полиция продолжала расследование.

Сантини улыбнулся и крепко сцепил пальцы под столом.

– Я не говорю «нет», что вы, не говорю, что этого нельзя сделать. Я сказал, что это будет крайне трудно. У полиции чересчур короткие руки, у них нет людей для проведения полномасштабного расследования. Если я попытаюсь нажать на них, они захотят узнать почему. У меня должно быть несколько подходящих ответов. Я могу сделать так, чтобы этим занимались несколько человек, могу сделать несколько звонков, но не думаю, что нашего давления будет достаточно, чтобы их раскачать.

– Вашего влияния недостаточно, судья, – сказал Бригз очень тихо. Руки у Сантини начали трястись. – Но я никогда никого не прошу совершать невозможное. Я позабочусь обо всем сам. Есть пара людей, которых я могу лично попросить о помощи. Я хочу знать, что происходит.