Текст книги "Око за око"

Глава 5

Инженер из соседнего помещения через разделяющее комнаты большое стекло подал ему сигнал: «Вы в эфире». Мойше Русецки начал читать свой текст на идиш:

– Добрый день. Говорит Мойше Русецки из службы вещания для зарубежных стран Би-би-си. Еще одна столица одной из крупнейших мировых держав пала жертвой ящеров.

Он вздохнул. Его вздох был частью сценария, но шел от чистого сердца.

– Когда в прошлом году ящеры уничтожили Берлин, признаюсь, я не слишком сильно горевал. Немцы творили страшные вещи с евреями, попавшими к ним в плен. И я думал, что ящеры, которые помогли польским евреям сбросить нацистское ярмо, стали нашими благодетелями.

Я ошибался. Ящеры нас использовали. Да, они не собирались нас убивать, но сделали своими рабами. Такую же судьбу они уготовили всему человечеству. Когда ящеры уничтожили Вашингтон, стало ясно, что нам всем необходимо сражаться за свою свободу.

А теперь пришел черед Токио. Ящеры перестали прикидываться миротворцами. Они атаковали столицу Японии, сбросив на нее свои адские бомбы, только из-за того, что японцы пытались создать оружие, которое позволило бы им сражаться с захватчиками. Для ящеров не имеет никакого значения, что погибли сотни тысяч людей, большая часть которых были гражданскими лицами.

Человечество сбросило такую же бомбу на военные подразделения врага. Ящеры уничтожают крупнейшие города, рассчитывая, что люди испугаются и капитулируют. Я веду передачу из Лондона, который подвергался бомбардировкам со стороны Гитлера и ящеров, однако город продолжает бороться. И даже если обезумевшие ящеры обойдутся с ним также, как с Токио, Британская империя будет сопротивляться. Мы надеемся и рассчитываем, что те, кто имел несчастье оказаться на территории, захваченной инопланетянами, все же слышат мой голос и не сдадутся врагу. И тогда, рано или поздно, мы победим.

Он закончил читать текст, как раз когда инженер провел пальцем по горлу. Радуясь тому, что Мойше закончил вовремя, в эфир вышел Натан Якоби, который заговорил по-английски:

– Я переведу речь Мойше Русецки. Но прежде я бы хотел отметить, что никто не может лучше мистера Русецки судить о вероломстве ящеров, ведь он стал свидетелем того, как освобождение превратилось в попытку порабощения всего мира людей. Как он сказал…

Мойше не слишком внимательно слушал Натана. С каждым днем он все лучше понимал английский, но до свободного владения языком ему было далеко: пока до него доходил смысл одного предложения, Натан успевал произнести еще два.

Якоби повторил английскую версию речи Мойше для восточноевропейских слушателей, не владевших идиш. Поскольку Мойше знал ее содержание, ему было гораздо легче понимать английскую речь. Когда инженер показал, что передача закончена, Мойше откинулся на спинку стула и облегченно вздохнул.

Перейдя с английского на идиш, Натан сказал:

– Иногда я спрашиваю себя: есть ли хоть какая-то польза от наших передач?

– Конечно, – заверил его Мойше. – Когда ящеры посадили меня под арест в Лодзи, мне помогли спастись не только мой английский кузен, но и множество бойцов еврейского Сопротивления в Польше. Им необходима поддержка, они должны знать, что .и другие люди сражаются с ящерами.

– Да, наверное, ты прав, – сказал Якоби. – Ты ведь там был. Просто последние четыре года я веду передачи, рассчитывая вселить надежду в жителей оккупированной Европы – сначала стонавшей под игом нацистов, а теперь вот появились ящеры, – и не вижу никаких результатов своей работы. Мне бы хотелось знать, что я внес свою лепту в дело борьбы со злом.

– Ящерам правда нравится не больше, чем немцам, – ответил Русецки. – По сравнению с тем, что нацисты творили в Польше, инопланетяне выглядели получше, но ящеры хотят покорить всю Землю, и чем больше людей будет это понимать, тем отчаяннее они станут сражаться.

– Всю Землю, – повторил Якоби. – Тут есть о чем подумать. Мы назвали войну мировой еще до того, как ящеры на нас напали, но Америка, Африка, Индия, большая часть Ближнего Востока практически не участвовали в войне. Теперь же война охватила все страны. Трудно представить себе ее масштабы.

Мойше кивнул. Ему было труднее, чем британскому еврею. Якоби вырос в Лондоне, который являлся столицей одной из величайших мировых империй, к тому же тесно связанной с Соединенными Штатами. Он всегда думал о мире как о едином целом. Интересы Мойше прежде не выходили за пределы Польши – точнее, Варшавы – ровно до того дня, когда фон Риббентроп и Молотов подписали пакт о нацистско-советской дружбе, который гарантировал не только неизбежность войны, но и ее крайнюю жестокость.

Сквозь стекло инженер предложил Русецкому и Якоби выйти из студии. Они быстро повиновались; до начала следующей передачи оставалось совсем мало времени.

Как и следовало ожидать, в коридоре уже ждал высокий тощий мужчина с резкими чертами лица, его густые темные волосы тронула седина. Он посматривал на часы, держа в руках листы бумаги с напечатанным на машинке текстом, вроде тех, что нес Якоби.

– Доброе утро, мистер Блэр, – сказал Мойше на своем неуверенном английском.

– Доброе утро, Русецки, – ответил Эрик Блэр, снимая свой темный «в елочку» пиджак. – В этом закрытом гробу становится все жарче – пожалуй, лучше остаться в одной рубашке.

– Да, тепло, – ответил Мойше, отвечая на ту часть реплики, которую понял.

Блэр занимался вещанием на Индию. Он несколько лет прожил в Бирме, а также успел получить тяжелое ранение во время гражданской войны в Испании, где сражался на стороне республиканцев. Во время скитаний он умудрился подхватить тяжелый кашель, скорее всего туберкулез.

Он на всякий случай вытащил носовой платок.

– Прошу меня простить, джентльмены, мне нужно выпить стакан чая, чтобы прочистить трубы.

– Поразительный человек, – пробормотал Якоби на идиш, когда Блэр вышел. – Я видел, как после передачи он кашлял кровью, но никто из слушателей никогда бы не догадался, что он болен.

Вскоре вернулся Блэр с толстой чашкой из белого фарфора. Он сделал несколько глотков напитка, отдаленно напоминающего чай, скорчил рожу и быстро прошел в студию. И тут же завыла сирена воздушной тревоги. Русецки удивленно заморгал; он не слышал воя двигателей самолетов ящеров.

– Может быть, спустимся в подвал? – спросил он.

К его удивлению, Якоби возразил:

– Нет, подождем. Послушай.

Мойше послушно принялся слушать. Вместе с воем сирен до него донесся и другой звук – резкий металлический звон, который он далеко не сразу сумел распознать.

– Почему звонят церковные колокола? – спросил он. – Раньше во время налетов они молчали.

– В сороковом году их голоса должны были послужить сигналом, – ответил Якоби. – Благодарение Богу, тогда он так и не прозвучал.

– Я не понимаю, каким сигналом?

– Когда люфтваффе начали нас бомбить, все колокола молчали. Но все знали, что, если колокола зазвонят, значит, началось вторжение.

Церковные колокола продолжали звонить, и внутри у Мойше все похолодело.

– Немцы не станут вторгаться в Англию, – сказал он. Хотя это и не вызвало у него особого восторга, после высадки ящеров отношения между Великобританией и оккупированной немцами северной Францией стали почти дружескими. Ящеры… – Ой!

– Ой – это правильное слово, – согласился Якоби и склонил голову набок, прислушиваясь к сиренам и звону колоколов. – Однако я не слышу истребителей ящеров и выстрелов наших зениток. Если вторжение и началось, то не в Лондоне,

– Тогда где же? – спросил Мойше, словно Якоби имел доступ к тайной информации.

– Откуда я знаю? – нетерпеливо отозвался Якоби и тут же ответил на собственный вопрос. – Мы на радиостудии Би-би-си. Если мы ничего не выясним, находясь здесь, значит, ответа на твой вопрос не существует.

Русецки стукнул ладонью по лбу, чувствуя себя очень глупо.

– В следующий раз – знаешь, что я сделаю? Спрошу у библиотекаря, где найти нужную книгу.

И Мойше снова колебался, он не слишком хорошо знал планировку здания, поскольку обычно направлялся сразу в эту студию.

Якоби заметил его сомнения.

– Пойдем, я покажу тебе, где находится отдел новостей. Они в курсе всех событий.

На нескольких столах стояли ряды радиоприемников. Свист и скрежет помех, разноязыкий говор легко могли свести случайного человека с ума. Большинство операторов – в основном женщины – сидели в наушниках, каждая из них слушала только одну станцию.

Одна фраза повторялась снова и снова:

– Они здесь.

Одна из женщин сняла наушники и положила на стол. Вероятно, она собралась выйти в туалет. Женщина кивнула Якоби – кажется, они были знакомы.

– Понимаю, почему ты к нам зашел, дорогуша, – сказала она. – Мерзавцы наконец это сделали. Парашютисты – и один только бог знает, что еще – высадились на юге, а также в центральных графствах. Больше никто ничего не может сказать.

– Спасибо, Норма, – сказал Якоби и перевел ее слова Мойше, который сначала понял не все.

– На юге и в центральных графствах? – переспросил Русецки, пытаясь представить себе карту. – Звучит не слишком хорошо. Я бы даже сказал…

– Они наступают на Лондон с севера и юга, – перебил его Якоби и серьезно посмотрел на Мойше. – Не думаю, что мы еще долго будем вести отсюда передачи: Один только бог знает, как организовать снабжение всем необходимым города с населением в семь миллионов – ведь захватчики наступают с двух сторон сразу.

– Мне приходилось голодать и раньше, – пожал плечами Мойше. – У немцев не было никаких проблем с доставкой продовольствия в варшавское гетто; они попросту не занимались этой проблемой.

– Я знаю, – ответил Якоби. – Но есть и другие вопросы. Мы бы все встали на борьбу с немцами. Не сомневаюсь, что Черчилль будет сражаться с ящерами до конца. Очень скоро они будут здесь, нам раздадут оружие, и мы окажемся на передовых рубежах обороны.

В словах Якоби Мойше почувствовал правду. Во всяком случае, Мойше поступил бы именно так, если бы управлял страной. Тем не менее он покачал головой.

– Тебе они дадут винтовку. А мне предложат медицину скую сумку с чистыми тряпками вместо бинтов. – И он неожиданно для себя самого рассмеялся.

– Что тут смешного? – удивился Якоби.

– Уж не знаю, смешно это или не слишком, – ответил Мойше, – но здесь я буду евреем, который отправится на войну с красным крестом на рукаве.

– Не знаю, не знаю… – покачал головой Якоби. – Но ты не отправился на войну. Война сама пришла за тобой.

* * * Уссмак был напуган. Неуклюжий транспортный корабль, большой и достаточно мощный, мог взять на борт сразу два тяжелых танка, но летал лишь немногим быстрее, чем истребители Больших Уродов. Как правило, истребители Расы прикрывали транспортные корабли, чтобы тосевитская авиация не могла к ним подобраться. Уссмак уже достаточно долго участвовал в войне на Тосев-3, чтобы знать, как превращаются в хаос даже тщательно разработанные планы, когда приходится сражаться с вероломными Большими Уродами.

Неужели его план постигнет такая же участь? Еще до встречи с Большими Уродами? Он сказал по системе внутренней связи:

– Я не понимаю, почему нам приказали отступить и прекратить сражение с дойчевитами как раз в тот момент, когда мы начали успешно продвигаться вперед.

– Мы самцы Расы, – ответил Неджас. – Долг нашего начальства – готовить планы операций. Наш долг состоит в том, чтобы их выполнять. Так и будет исполнено.

Уссмаку нравился Неджас. Более того, он знал, что Неджас – хороший командир танка. Каким-то образом Неджасу удалось сохранить веру в мудрость начальства. Даже в те моменты, когда Уссмак погружался в море удовольствия и почти терял разум после приема трех хороших порций имбиря, он не чувствовал такой неистребимой уверенности в том, что все закончится хорошо. А Неджас к имбирю даже не прикасался.

Как и Скуб, стрелок. Они с Неджасом служили вместе с того самого момента, как флот вторжения высадился на Тосев-3, и Скуб до сих пор полностью разделял взгляды своего командира. Однако сейчас он сказал:

– Недосягаемый господин, я считаю, что водитель говорит разумные вещи. Рассредоточение сил увеличивает вероятность неудачи. Пока мы перебрасываем технику для атаки на британцев, дойчевиты получат время для передышки, а потом и для контратаки.

– Дойчевиты попали в тяжелое положение, они уже готовы упасть на обрубки своих хвостов, которых у них нет, – настаивал на своем Неджас. – А британцы еще не участвовали в войне. Их жалкий маленький остров служил базой для множества коварных вылазок против нас. Мы можем полностью покорить их, покончить с угрозой, которую он собой представляет, и возобновить кампанию против дойчевитов, не опасаясь ударов с тыла, со стороны британцев.

Он говорил, как щеголеватые штабные офицеры, которые проводили опрос экипажей танков, когда их отвели с позиций после сражения с дойчевитами. Их тоже переполняла уверенность – такая безоговорочная, что Уссмак был убежден: они никогда не вели самцов в бой против Больших Уродов.

– Не думаю, что дело тут в конкретных военных задачах, – заявил он.

– Мне кажется, дело в политике.

– Что ты хочешь сказать, водитель? – спросил Неджас. Вопросительное покашливание, которым он подчеркнул свои слова, прозвучало так громко и сердито, что Уссмак понял: его доводы не кажутся командиру разумными.

Да, Неджас – хороший командир, но наивный, как только что вылупившийся птенец.

– Недосягаемый господин, после того как Страха сбежал к Большим Уродам, один Император знает, что он им рассказал о наших планах. Вероятно, им известно все, что мы намерены сделать в ближайшие два года. Чтобы обмануть Больших Уродов, нам пришлось внести решительные изменения в ход военный действий.

– Будь проклят Страха. Пусть Император навеки отвратит от него свои глазные бугорки, – с яростью выкрикнул Неджас, но после небольшой паузы добавил: – Да, некоторая правда может проклюнуться сквозь скорлупу. Мы…

Прежде чем он успел закончить фразу, корабль без предупреждения начал падать вниз. Цепи, которыми танк крепился к фюзеляжу, заскрипели, но выдержали. К облегчению Уссмака, выдержал и его ремень безопасности, поэтому он умудрился усидеть в водительском кресле.

В качестве командира танка Неджас поддерживал прямую связь с пилотом корабля.

– Нам пришлось сделать неожиданный маневр, чтобы уклониться от тосевитского истребителя. Его пулеметы нас слегка задели, но корабль не получил серьезных повреждений. Мы сможем совершить нормальную посадку, – передал Неджас содержание разговора с пилотом.

– Да, в нашей ситуации хотелось бы надеяться на удачную посадку, недосягаемый господин, – согласился Уссмак, добавив утверждающее покашливание.

– А что произошло с истребителем Больших Уродов? – осведомился Скуб.

Как и положено стрелку, он хотел быть уверен, что враг уничтожен.

К несчастью, истребитель противника не пострадал.

– Мне сообщили, что самец тосевитов сбежал, – ответил Неджас. – Оказалось, что у британцев больше авиации, чем мы предполагали, и они бросили в бой все свои силы. Поэтому из-за перевеса в численности им в ряде случаев удалось прорваться.

– Нам приходилось и раньше сталкиваться с таким поворотом событий, недосягаемый господин, – сказал Уссмак.

Один танк или истребитель расы мог справиться с большим числом машин, которые производили Большие Уроды. Но тосевиты, потеряв свои машины, продолжали производить новые. А для Расы потеря техники и самцов являлась невосполнимой.

Наверное, Неджас понял, о чем думает Уссмак.

– Если нам повезет, покорение острова Британия, или как там его называют, нанесет тосевитам серьезный урон, во всяком случае в этой части Тосев-3, и они больше не смогут производить новое оружие.

– Да, недосягаемый господин, если нам повезет, – ответил Уссмак.

Он уже давно перестал рассчитывать на то, что Расе в борьбе с Большими Уродами будет сопутствовать удача. Возможно, вместе с самолетами и танками тосевиты на каком-то подземном заводе производят и удачу…

Неджас прервал его размышления.

– Мы идем на приземление, приготовьтесь.

Поскольку Уссмак сидел в танке, он не замечал обычных маневров транспортного корабля. Теперь он приготовился к удару, неизбежному во время посадки. Так оно и вышло, и зубы его жалобно заскрипели. Посадочная полоса, сделанная инженерами противника из страны, назвать которую «чуждой» было бы сильным преуменьшением, наверняка будет слишком короткой и неровной, не говоря уже о воронках от снарядов. Интересно, подумал он, всем ли транспортным кораблям – и самцам, которых они перевозили, – удалось благополучно сесть?

После того как корабль приземлился, события начали развиваться с головокружительной скоростью. От воя двигателей у Уссмака заболела голова, несмотря на то что он находился за стальными и керамическими стенами фюзеляжа корабля и корпуса танка. Его бросило вперед, и он повис на ремнях.

Как только корабль остановился, Неджас приказал:

– Водитель, заводи двигатели!

– Будет исполнено, недосягаемый господин, – ответил Уссмак и выполнил приказ.

Работающая на водороде турбина довольно заурчала. Уссмак высунул голову в люк для лучшего обзора. Тут же открылся передний отсек корабля, а пологий трап начал спускаться на землю.

Внутрь корабля хлынул воздух, который принес запахи пороха, пыли и чужих растений. И еще: воздух оказался таким холодным, что Уссмак содрогнулся. Сама мысль о том, что они попали на остров, со всех сторон окруженный водой, несла смятение; на Родине суша доминировала над водой, а острова на озерах встречались довольно редко.

К ним подбежал самец с горящим красным жезлом и показал, куда танку следует выехать из корабля.

– Вперед, самый медленный ход, – приказал Неджас.

Уссмак включил первую передачу, и танк с лязганьем пополз вниз по металлическому трапу. Самец с жезлом знаками показывал, что Уссмак должен ехать прямо – как будто он сам не знал, что ему следует делать! Однако Раса всегда предпочитала подстраховаться.

Судя по тому, как сражались Большие Уроды, они об )том правиле никогда не слышали.

Послышалось гудение, напоминающее шум крыльев насекомого, только во много раз сильнее… Уссмаку нечасто приходилось слышать этот звук, но водитель знал, что он означает. Он нырнул обратно в танк и захлопнул крышку люка.

Мимо промчался истребитель Больших Уродов, причем летел он практически на высоте хвоста транспортного корабля. Пулеметная очередь прошлась по скатам танка. Парочка пуль ударила в только что закрытый люк. Если бы Уссмак не спрятался, ему бы пришел конец.

Самец с жезлом, направлявший танк, покачнулся и упал, кровь брызнула сразу из нескольких ран.

– Вперед, полный ход! – закричал Неджас в переговорник, соединенный со слуховой диафрагмой Уссмака.

Нога Уссмака уже жала на педаль газа. Если тосевитский истребитель успел обстрелять переднюю часть корабля, то что он сделал с его задней частью?

– Недосягаемый господин, где второй танк? Он следует за нами? – спросил Уссмак.

На башне имелись призмы, обеспечивавшие командиру круговой обзор, в то время как Уссмак мог смотреть лишь вперед и немного по сторонам.

– Недостаточно быстро, – ответил Неджас. – Им необходимо поторопиться – одно крыло корабля уже охвачено пламенем, а теперь загорелся фюзеляж, и… – Взрыв у них за спиной заглушил его слова.

Задняя часть тяжелого танка оторвалась от земли. Несколько страшных мгновений Уссмаку казалось, что танк перевернется. Однако машина тяжело ударилась о землю – сотрясение было таким сильным, что все тело Уссмака взмолилось о пощаде.

Один за другим последовало еще несколько взрывов, пламя добралось до снарядов второго танка.

– Пусть Император отведет на небо души погибших самцов, – сказал Скуб.

– Пусть он позаботится и о наших душах, – проворчал Неджас. – До тех пор пока обломки корабля не уберут с посадочной полосы, больше ни один корабль не сможет приземлиться – а нам необходима поддержка. Танки, солдаты, боеприпасы, водородное топливо для двигателей…

Уссмак об этом не подумал. Когда они мчались по равнинам СССР, он считал, что покорение Тосев-3 будет легким – на Родине до отбытия флота в этом были уверены абсолютно все. И хотя Большие Уроды имели танки и отнюдь не атаковали неприятеля – как ожидалось – конницей, вооруженной мечами, храбрым самцам долго удавалось расправляться с ними без особых трудностей.

Но с самого начала все пошло не так: снайпер убил первого командира Уссмака, первый танк был уничтожен во время налета – Уссмаку еще повезло, что он сам уцелел, хотя и пришлось прыгать в радиоактивную пыль. Попав на госпитальный корабль, он пристрастился к имбирю.

Во Франции ему пришлось труднее. Местность была пересеченной, у дойчевитов оказались танки более высокого качества, и они умели с ними управляться. Да и французы вели себя враждебно. Сначала Уссмак думал, что это не имеет значения, но он ошибался. Саботаж, неожиданные военные вылазки местного населения, бесконечные неприятности – все это приводило к потерям в живой силе и технике, вынуждало самцов Расы тратить силы на охрану тыловых частей.

А теперь новая проблема – они попали в ловушку на острове, их отрезали от снабжения, а вокруг полно Больших Уродов – Уссмак не сомневался, что даже гражданское население здесь опаснее, чем во Франции.

– Недосягаемый господин, – сказал Уссмак, – чем глубже мы ввязываемся в эту войну, тем чаще у меня возникает ощущение, что мы ее проиграем.

– Чепуха, – заявил Неджас. – Император отдал приказ принести в этот мир свет цивилизации, и мы выполним его волю.

Уссмак задумался об оптимизме, доходящем до идеализма, но даже возражать командиру считалось чем-то из ряда вон выходящим, а уж за споры с ним жестоко наказывали.

К танку, размахивая руками, подбежал самец с изысканной раскраской.

– Водитель, стоп, – приказал Неджас, и Уссмак остановил машину.

Самец взобрался на броню. Уссмак слышал, как Неджас открывает люк на башне. Самец возбужденно кричал.

– Да, сможем, – ответил Неджас, – если у вас есть специальное приспособление, которое надевается на переднюю часть танка.

Хотя Уссмак слышал только слова Неджаса, он сразу понял, о чем идет речь: самец хотел, чтобы танк помог столкнуть обломки корабля с посадочной полосы. Офицер убежал. Довольно скоро к танку подъехал грузовик с лебедкой. Военные инженеры принялись надевать на нос танка таран.

Неожиданно совсем рядом эффектным фонтаном в воздух взметнулась земля. Один из инженеров закричал так громко, что Уссмак услышал его вопль через переговорное устройство Неджаса:

– Да защитит нас Император, они вновь подобрались к нам с минометом!

Последовал новый взрыв, ближе. Куски обшивки сыпались на танк со всех сторон. Военный инженер упал на землю, из раны на боку хлынула кровь. К нему на помощь бросился медик, и вскоре двое самцов унесли инженера в укрытие. Остальные продолжали устанавливать таран.

Уссмак не мог не восхищаться их мужеством. Он бы ни за какие деньги не согласился выполнять эту работу – наверное, даже за большую порцию имбиря

– на Тосев-3.

Впрочем, и его собственная работа сейчас выглядела не слишком привлекательно.

* * * Мордехай Анелевич, сжавшись, сидел в глубоком окопчике, посреди густого кустарника и надеялся, что здесь ему ничего не грозит. Похоже, лесные партизаны не учли, как сильно их атаки разозлили ящеров, и теперь инопланетяне намеревались стереть их с лица земли.

Впереди, а также слева и справа послышалась стрельба. Он знал, что необходимо сменить позицию, но любое перемещение казалось самым коротким путем к гибели. Иногда лучше всего сидеть на месте и не шевелиться.

Ящеры чувствовали себя в лесу еще хуже, чем городской еврей вроде него. Анелевич, сжимавший в руках «маузер», слышал, как они пробежали мимо его укрытия. Если ящерам захочется заглянуть в кусты, он дорого продаст свою жизнь. Если нет – Мордехай не собирался докладывать им о своем местонахождении. Суть партизанской войны состояла в том, чтобы уцелеть и нанести удар на следующий день.

Время ползло на свинцовых ногах. Он вытащил немецкую флягу и осторожно сделал несколько глотков – воды осталось совсем немного, и кто знает, сколько еще придется здесь просидеть. А для поисков воды сейчас не самое лучшее время.

Затрещали кусты.

«Sh'та yisroayl, adonai elohaynu, adonai ekhod», – пронеслось у него в голове: первая молитва, которую узнает еврей, и последняя, слетающая с его уст перед смертью. Впрочем, Мордехай решил, что еще рано произносить ее вслух, лишь постарался осторожно повернуться в ту сторону, откуда доносился шум. Мордехай боялся, что ему придется выскочить из окопчика и открыть огонь; иначе ящеры могут просто забросать его гранатами.

– Шмуэль? – раздался едва слышный шепот; голос, вне всякого сомнения, принадлежал человеку.

– Да. Кто здесь? – Человек говорил слишком тихо, но Мордехай догадался. – Иржи?

В качестве ответа раздался тихий смех.

– Вы, проклятые евреи, слишком умные, – проворчал разведчик. – Пойдем. Не стоит здесь сидеть. Рано или поздно они тебя найдут. Я ведь сумел.

Если Иржи говорит, что здесь опасно, значит, так оно и есть. Анелевич вылез из своего укрытия.

– Интересно, как ты меня заметил? – спросил он. – Мне казалось, что это невозможно.

– А вот как, – ответил разведчик. – Я огляделся по сторонам и заметил превосходное местечко, где мог бы спрятаться сам. Тогда я спросил себя, у кого хватит ума воспользоваться таким отличным укрытием? Мне в голову сразу же пришло одно имя, поэтому…

– Наверное, я должен быть польщен, – прервал его Мордехай. – Вы, проклятые поляки, слишком умные.

Иржи взглянул на него и засмеялся так громко, что испугались оба.

– Пойдем отсюда, – сказал поляк, успокоившись. – Нам нужны двигаться на восток, в том направлении, откуда они пришли. Теперь, когда большая часть ящеров углубилась в лес, мы легко от них ускользнем. Полагаю, они хотят выгнать нас на другой отряд, который устроил засаду. Во всяком случае, именно так нацисты боролись с партизанами.

– И мы поймали немало польских ублюдков, – послышался голос у них за спиной; говорили на немецком.

Оба резко обернулись. На них с усмешкой смотрел Фридрих.

– Поляки и евреи слишком много болтают.

– Потому что мы обсуждаем немцев, – парировал Анелевич.

Он ненавидел то, как нахально держится Фридрих. Казалось, немец считает себя венцом творения, как .зимой 1941 года, когда ящеров не было и в помине, а нацисты оседлали Европу и стремительно продвигались к Москве.

Немец мрачно посмотрел на него.

– У тебя на все есть остроумный ответ, верно? – сказал он. Анелевич напрягся. Еще пара слов, и кто-нибудь здесь умрет; а он умирать не собирался. Однако нацист продолжал: – Типичный еврей. Но в одном вы оба правы – пора уносить отсюда ноги. Пошли.

И они зашагали на восток по звериной тропе, которую Мордехай никогда бы сам не заметил. Казалось, они собираются в очередной раз напасть на врага, а не спасаются от него бегством. Иржи шел первым, Фридрих последним, предоставив еврею место посередине. Мордехай так шумел, что этого хватило на небольшой отряд.

– Терпеть не могу партизан, – заявил Фридрих и негромко рассмеялся.

– Впрочем, охотиться за вами, ублюдками, тоже было не слишком приятно.

– Охотятся за нами ублюдками, – поправил его Мордехай. – Не забывай, на чьей ты стороне.

Иногда полезно иметь бывшего врага в качестве союзника. Анелевич имел лишь теоретическое представление о том, как действовали охотники, а Фридрих сам участвовал в облавах. И если бы не Фридрих…

Иржи неожиданно зашипел:

– Стойте. Мы вышли к дороге.

Мордехай остановился. Он не слышал за спиной шагов Фридриха, значит, немец тоже застыл на месте.

– Все тихо. Будем перебираться на ту сторону по одному.

Анелевич старался двигаться как можно тише. Как и следовало ожидать, Фридрих не отставал. Иржи осторожно выглянул из-за куста, а затем быстро перебежал через грязную дорогу и спрятался в кустах на противоположной стороне. Мордехай подождал несколько секунд, чтобы убедиться, что все спокойно, а затем последовал за поляком. Иржи умудрился проделать все практически бесшумно, но когда в кустарник вломился Мордехай, ветви громко затрещали. Анелевич разозлился на себя еще больше, увидев, как Фридрих легко, словно тень, скользнул под соседний куст.

Иржи быстро нашел продолжение звериной тропы и вновь зашагал на восток. Обернувшись, он сказал:

– Необходимо подальше уйти от места боя. Я не знаю, но…

– Ты тоже почувствовал, да? – спросил Фридрих. – Словно кто-то прошел по твоей могиле? Уж не знаю, в чем тут дело, но мне это не понравилось. А что скажешь ты, Шмуэль?

– А я ничего не почувствовал, – признался Анелевич.

Здесь он не доверял своим инстинктам. В гетто он обладал обостренным чувством опасности. А в лесу ощущал себя совершенно чужим.

– Что-то… – пробормотал Иржи.

И тут началась стрельба.

Ящеры затаились впереди и чуть в стороне. После первого же выстрела Мордехай бросился на землю. Впереди послышался стон – Иржи был ранен.

Раздался многократно усиленный голос ящера, говорившего на польском с сильным акцентом.

– Мы видели, как вы пересекли дорогу. Вам не спастись. Сейчас мы прекратим огонь, чтобы вы могли сдаться. В противном случае вы умрете.

Стрельба прекратилась. Однако они слышали, что сзади приближаются ящеры. Сверху раздался шум вертолета, пару раз он даже промелькнул в просвете между листьями.

Анелевич прикинул их шансы. Ящеры не знают, кто он такой. Значит, им не известно, какой информацией он располагает. Он положил «маузер» на землю, встал на ноги и поднял руки над головой.

В пяти или десяти метрах у него за спиной Фридрих сделал то же самое. Немец криво улыбнулся.

– Может быть, удастся сбежать?

– Да, было бы неплохо, – согласился Анелевич.

Ему не раз удавалось организовать побеги для других людей (интересно, что сейчас делает Мойше Русецки), да и сам он умудрился сбежать из Варшавы из-под самого носа ящеров. Впрочем, удастся ли ему выбраться из тюремного лагеря, уже другой вопрос.

Несколько ящеров с автоматами в руках подошли к нему и Фридриху. Он стоял неподвижно, чтобы не спугнуть ящеров, которые могли случайно нажать на курок. Один из них сделал выразительное движение – сюда.

– Пошел! – сказал он на плохом польском.

Анелевич и Фридрих побрели прочь под дулами автоматов.

* * * Ранс Ауэрбах и его отряд въезжали в Ламар, штат Колорадо, после очередного рейда в захваченный ящерами Канзас. На спинах нескольких лошадей были привязаны тела погибших товарищей: когда воюешь с ящерами, ничто не дается даром. Но отряд выполнил поставленную задачу.

Ауэрбах повернулся к Биллу Магрудеру.

– Старина Джо Селиг больше не будет флиртовать с ящерами.

– Сэр, мы сделали хорошее дело, – ответил Магрудер. Его лицо почернело от сажи; он был в числе тех, кто поджигал конюшню Селига. Магрудер прищурился и сплюнул на середину дороги. – Проклятый коллаборационист. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу таких ублюдков в Соединенных Штатах.