Текст книги "Вечерний силуэт"

Вечерний силуэт
Гаспар Софенский

Корректор Ксения Белокроликова

© Гаспар Софенский, 2023

ISBN 978-5-0051-0513-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Армения. 2020 год

Макс проснулся не сразу. Некоторое время он пребывал в каких-то странных сумерках, сплетенных из сна и действительности. Сон, туманный и обрывочный, прятался в мозгу. Снова эти строки, клином вбитые в мозг. «Дорогой мой Макс, если бы ты знал, как трудно было писать это письмо и видеть тебя рядом, спящего мирным сном».

Макс сел на кровати, протер глаза. Изможденный мозг просил покоя, перемешав реальность с туманными силуэтами воображения. Эти слова, неугасающие искры в эхе минувших дней, не померкнут никогда. Они продолжат обжигать, источать разрушительное тление, принимая форму безжалостного лика мучений, перед чем бессильно даже пронизавшее его пьянство. Стоит ему прикоснуться к тому, что едва ли можно назвать сном, как он становится беззащитен перед собой. Приползают тени, вскрывающие все новые пласты памяти, вытягивающие новые обломки воспоминаний, и эта гремящая работа в мозгу не заканчивается никогда. И все же три дня горестного бражничанья достигли цели – пламя пятничного звонка и субботних безумств чуть остыло, а вчерашнее видение стало кульминацией его болезни. Сегодня, в первый день новой недели, он твердо решил изгнать обжившийся в нем за двенадцать лет легион бесов.

Из кухни донеслись звуки неловко раскладываемой посуды. Маленькая Диана не дождалась его пробуждения и уже вовсю орудовала на кухне.

– Диана? – хрипло позвал Макс и поморщился – малейшее напряжение отдавалось в голове колющей болью. Вдобавок дико хотелось пить.

– Да, папа! Иду! – ответил торопливый звонкий голосок. Диана вошла в спальню, шаркая ножками и поправляя беспорядочно падавшие на плечи волосы. Одета была она в шорты и просторную белую майку. – Как спалось?

– Превосходно, – буркнул Макс и, сделав невероятное усилие, встал-таки с кровати. – Почему ты не хочешь дождаться, пока я проснусь и помогу тебе приготовить завтрак?

– Я боялась, что ты вообще сегодня не проснешься, – Диана ехидно улыбнулась.

Макс попытался возмутиться, но вместо этого лишь неопределенно крякнул.

– Ты бы сперва умылась, привела себя в порядок, а потом занялась ублажением желудка.

– Но я очень голодная! – запротестовала девочка. – И я уже поставила мясо в духовку.

– Мясо в духовку?! – Макс негодующе помотал головой, натягивая брюки. – Тебе всего десять лет, а аппетит, как у взрослой волчицы.

Диана подбежала к нему с ангельской улыбкой на прелестном личике, явно довольная сравнением, и прыгнула на руки Максу.

– Останься сегодня дома! – с надеждой пропела она. – Ведь сегодня такой важный день!

Чмокнув девочку в щеку, Макс опустил ее на пол и с сожалением ответил:

– У меня важные дела. Я вернусь после обеда, и мы пойдем с тобой туда, где ты увидишь самое прекрасное зрелище в городе.

– И увижу, где ходила моя сестра, – добавила Диана.

– Непременно.

Прошло не меньше часа, прежде чем Макс обрел способность трезво мыслить и выйти на работу. Оставив дочь в школе, он еще раз пообещал забрать ее после обеда и отвезти в обещанное место. Итак, сегодня, кажется, важная встреча. Точно. Сегодня в половину десятого у него назначена встреча с Кариной Марьян – принцессой американского шоу-бизнеса, навестившей историческую родину и решившей дать несколько концертов в сети его клубов. В ближайшие две недели клиенты «Каллиоп» почувствуют себя частью мировой музыкальной культуры. Но не это дело занимало его. Его пугало исчезновение настроя на очищение. Прошел всего час, и он снова боится. Приглушаемые на время выпивкой бесы вновь задвигались. Проклятый, порочный, дьявольский круг, достойный потеснить один из девяти кругов ада у Данте.

В глубоких раздумьях Макс доехал до студии, припарковался в привычном месте и поднялся в офис. Секретарша Анна встретила его неизменной приветливой улыбкой.

– Доброе утро! – весело поздоровалась она. Макс отсалютовал в ответ, изо всех сил стараясь держаться естественно. Ее улыбка не проста: каждый раз она словно подтверждает преданность Анны своему директору, готовность всячески его поддержать.

– Звонила секретарь Карины Марьян, подтвердила встречу, – и добавила, посмотрев на настенные часы, – через пять минут.

– Видишь, как я пунктуален? – скривил Макс губы в шутливой улыбке и прошел в кабинет.

Его резиденция олицетворяла современную роскошь с элементами традиционного искусства в виде пышного ковра с армянским орнаментом, устланного под рабочим местом. Два массивных стола из темного дерева, образующих букву «Т»; вдоль стены тянется стеклянный шкаф с различной выпивкой, книгами, грампластинками середины прошлого века; шесть мягких кожаных кресел, расставленных у стола для посетителей. Узкое вертикальное окно позади директорского стола обнажало полоску улицы Мовсеса Хоренаци.

Макс уселся в широкое кожаное кресло, включил компьютер и стал рассеянно просматривать график встреч и дел на неделю. Каждая строка читалась с великой тоской. Тяга работать померкла, как хрупкий солнечный свет в пасмурную погоду. Не успел Макс докурить сигарету, как раздался стук в дверь.

– Марьян пришла, – доложила Анна.

– Приглашай.

На пороге явилась Карина Марьян, сверкающая горделивой красотой, держащаяся с достоинством царицы Савской, пришедшей испытать Соломона. Только Соломону не хотелось слушать то, что у нее на сердце, и объяснять слова ее, и особенно принимать от нее таланты и благовония. Прежде они виделись один раз, и этого хватило Максу, чтобы понять, что эта молодая, чертовски притягательная женщина способна сразить любого наповал. Грешным делом он разок подумывал о том, чтоб завести с ней роман, но сегодня подобным мыслям не было места в его голове.

– Приветствую тебя, клубный король, – мелодично произнесла Карина и проплыла к креслу напротив Макса. Что за фамильярная девчонка, отметил Макс. А эти американские манеры вовсе не к месту.

– Привет, – сдержанно ответил он. – Я-то думал, звезда вроде тебя опоздает часов так на пять.

– Зачем сразу же кусаться? – холодно ответила Карина, впившись в Макса чуть ли не злобным взглядом. – Между прочим, мы встретились, чтобы обсудить мой концерт в твоем клубе, и твой тон совсем не способствует установлению рабочей атмосферы.

Нет, эта чародейка крайне опасна, решил Манукян.

– Карина, я тут думал по поводу твоих выступлений и решил, что моим клубам они не нужны.

Марьян старалась не подать виду, но голова ее слегка наклонилась, а в голосе сквозило ошарашенное изумление.

– Это что значит? Ты отказываешься от моих концертов?

– Да, – просто ответил Макс, встречая надвигавшуюся бурю с каменным лицом. – Очень жаль, что пришлось так поступить, – твою неустойку я выплачу в полном объеме.

– О какой неустойке речь, ты, болван! – Задетая до глубины души, Карина вскочила с кресла и нависла, словно гроза, над равнодушным Максом. – У нас никакого договора; я прилетела сюда не для того, чтобы денег сгрести! Мои выступления – уже благотворительность для тебя. Ты хоть знаешь, сколько Эдди уговаривал меня выступить у тебя?

– Только не надо сцен, – примирительно отвечал Макс. – Я ничего не хочу объяснять. Любые твои требования я готов исполнить.

– Подвесь дьяволу за яйца свою готовность! – отрезала Карина и устремилась к двери, яростно стуча каблуками. – Я даже не стану требовать с тебя чего-либо, ты просто не достоин моего времени! – ядовито бросила она у порога и хлопнула дверью.

Некоторое время звон ее каблуков о гранитный пол болезненно капал на уши, и, когда окончательно стих, Макс откинулся на спинку и принялся бесцельно вертеться в кресле. Чертова гордячка. Дать бы ей хоть чайную ложку его трагической доли.

Вошедшая в кабинет Анна непонимающе взглянула на него.

– Господин Манукян, что случилось?

Макс глубоко вздохнул, глядя перед собой слепым взором. Опять слезы, эти бесконечные, не приносящие утешения слезы. Проклятая обида сидела в нем, обжигая горло. Макс вытер влажные щеки. Анна поспешила к нему с тревогой в глазах.

– Боже, господин Манукян, чем я могу вам помочь?

– Все хорошо. Извини. Просто немного не по себе. Прошу: называй меня Макс.

– Позвольте принести вам холодного чая, Макс.

На ее предложение Макс ответил грустной ленивой улыбкой.

– Ты окажешь мне великую услугу, если согласишься выслушать.

Через двадцать минут они сидели на втором этаже пиццерии «Даймонд», напротив крупного белоснежного ока правительственных часов площади Республики. На улице начало моросить, небо облепили грязные облака. Взгляд Макса застыл на фонтане перед зданием музея истории Армении. Он обхватил руками чашку холодного кофе.

– Иногда прошлое наваливается на тебя, как огромный тяжелый камень. И ты ничего не можешь сделать.

Анна ужаснулась. Не словам, а их произнесением, будто на последнем издыхании.

– Это из-за того случая с Эдгаром? – растерянно пыталась прощупать почву Анна. Макс поднял глаза на нее, и помощница вновь увидела в них то, что проскальзывало время от времени, – боль. Невыносимую, угнетающую тоску.

– Я не говорил ни с кем об этом. Это было ужасно.

Анна робко улыбнулась.

– Макс, я с удовольствием вас выслушаю.

Манукян посмотрел на небо. Бесчисленные мелкие дождинки сплошной стеной сыпались на город.

– Ты знаешь, что я тоже приехал из Америки?

Анна, поджав губы, кивнула. Макс улыбнулся, все еще глядя на небо.

– Я жил там с девяти лет. В 2000 году я поступил в Калифорнийский филиал сети частных школ имени Генри Стенсфилда. Это сеть школ, совмещающих среднее и высшее образование. Всего их в Америке тринадцать или шестнадцать, не помню. Принимали туда после окончания начальной школы, с десяти-одиннадцати лет. Обучение длилось десять лет. Шесть лет – школьное образование, четыре года – бакалавриат. Стенсфилд располагался в глуши округа Санта-Барбара, среди подножия склонов на побережье Тихого океана, и состоял из шести институтов. Все не помню, я учился в институте экономики и бизнеса. С учетом уклона каждого института набор предметов в шесть лет школьного курса различался. После шестого курса студент мог выбрать – поступить в бакалавриат на своем институте или сдать экзамены для перевода в другой. Меня отдали в институт экономики и бизнеса. – Макс помолчал. – Вместе с ней. Наши семьи жили здесь на одной улице. В памяти остались фрагменты тех дней, совсем смутные. Она была моей ровесницей, я родился двадцатого июня, она – тридцать первого июля. В середине девяностых они с семьей уехали в Штаты. Я ужасно тосковал по Диане и ее старшему брату Эдди, известному тебе как Эдгар. В 98-м мы тоже переехали и поселились в Лос-Анджелесе, там же, где семья Дианы. Моя сестра Кристина поступила в Стенсфилд в 98-м вместе с Эдди. Они учились на одном курсе. А в 2000-м туда поступили мы с Дианой. Долгое время мы жили в неведении, удивляясь, почему нам кажется, будто мы знаем друг друга. Судьба словно насмехалась над нами. Они как будто пришли из какого-то далекого детского сна. В 2000 году нас с Дианой определили в одну группу. Эдди и Кристина к тому времени перешли на третий курс.

Часть 1
Детство

Глава 1

2000 год. Частная школа имени

Генри Стенсфилда, Калифорнийский филиал

Взор Макса не успевал охватить всю потрясающую красоту, открывшуюся перед ним. Только они выехали из давящих зарослей лос-анджелесских домов и взяли курс вдоль побережья Тихого океана, как бескрайняя эспланада природы развернулась во всем своем великолепии. Взъерошенная зелень морщинистых холмов справа сопровождала чередующуюся полосу городков и деревушек, занявших всю береговую полосу. После Голеты городки исчезли, обнажив выжженного цвета землю, на которой редкими клочками расположились приземистые, словно вздутые рощицы. Неизменной оставалась кристальная гладь океана, то скрытая за складками земли, то простирающаяся до горизонта с переливчатыми, как блестки на коже, бликами. Кристина демонстрировала знание дороги:

– Скоро развернемся и проедем мимо пляжа. Сейчас отдалимся от берега и углубимся в холмы.

Вскоре Максу показалось, что кроме дороги, по которой они едут, человеческая рука не коснулась здесь ничего. Они виляли между каменистыми сероватыми и грязно-бордовыми наплывами холмов, отдалялись от берега и приближались, ехали вдоль железной дороги, тянущейся весь путь, будто тоже направляющейся в Стенсфилд.

Свернув с побережья, машина проехала около мили по узкой прямой дороге мимо отлогих пригорков, усеянных клочками приземистых деревьев и скрюченных кустов. Впереди выросли гигантские кованые ворота кромешного черного цвета, на верхней раме которых, украшенной волнистым орнаментом с позолоченными раскрывшимися листьями, сиял баннер: «Добро пожаловать домой!». У края правой створки приютилась маленькая кирпичная будка охраны. Здесь родители дали детям последние напутствия, расцеловали и попрощались до рождественских каникул.

– Слушайся сестру, – наставлял отец. – Будь внимательна к брату.

– Мы будем навещать вас по выходным, – сжав обоих в объятиях, пообещала мать.

– Не волнуйся, мама, я за ним пригляжу! – бодро ответила Кристина.

Только сейчас Макса, понявшего, что отлучился от родителей, объял настоящий ужас перед этой неизвестной, скрытой в призрачных холмах школой. От ворот вела дорожка, обложенная красно-белым выпуклым камнем с замысловатым узором, по обе стороны которой разместились скамейки, скрытые под тенью игольчатых деревьев. Прямо впереди, напротив портала главного входа шумел круглый фонтан с высоким каменным парапетом, сплошь обложенным чемоданами. Студенты встречались здесь, сбивались в кучки, звонко ворковали, приглушая шелест воды. Они остановились в стороне от толпы.

– Подождем здесь, – заявила Кристина, нетерпеливо поглядывая по сторонам.

– Кого мы ждем? – Макс чуть успокоился при виде такого количества учеников. Школа уже не казалась столь таинственно-страшным местом, спрятанным в недосягаемых холмистых складках.

– Друга. Мы с Эдди всегда встречаемся у фонтана.

Школа представляла собой два корпуса, соединенных каменным переходом в виде арочного моста, получившим от студентов прозвище «виадук». Главный корпус представлял собой внушительный дворец классической постройки, с громадным, увенчанным серым куполом порталом главного входа, величавость которого усиливала пышную выразительность не только самой школы, но и окрестностей. Пока ждали, Кристина сказала, что здесь располагаются зал приемов и зал развлечений, кабинеты преподавательского и руководительского состава, столовая, школьная библиотека, дополнительные кружки и обслуживающие помещения. Сероватые колонны по сторонам портала, тянущиеся по всей длине широкие окна, строгость и лаконичность дворца подчеркивались спокойным серо-коричневым цветом школьного камня. Учебный корпус раскинулся позади него размашистым полумесяцем. Такой же торжественно-чинный, он будто брал в объятия раскинутую позади него просторную лужайку, излюбленное место дискотек и отдыха на свежей мягкой траве.

– Нравится? – спросила Кристина с участливой улыбкой. Повсюду росли причудливые деревья и кустарники, в пурпурных газонах цветы сплетали неразборчивые формы, поодаль от школы блестел хрустальной гладью овал озера, заросший могучими деревьями и широкими листьями неизвестных ему растений. Слева от школы, у края небольшой полосы зарослей, выглядывали трибуны футбольного стадиона.

– Кажется, мы на краю света, – смущенно ответил Макс. Голос его утонул в полотне всеобщего гомона, на котором лоснящимися пятнами выделялись настойчивые призывы преподавателей идти внутрь. Пока его мысли метались в тысячах вопросов вроде «как здесь моют одежду» или, например, «есть ли парикмахерская», Кристина за спиной звонко воскликнула:

– Привет, разбойник!

К ним подошел смуглолицый мальчик. Черные вихры волос густо вились вбок, под резкими, выдвинутыми вперед бровями блестели и щурились от солнца энергичные глаза. Он заключил Кристину в объятия и ласково сказал:

– Я искал тебя со стороны портала. Долго ждала?

– Несколько минут. Знакомься – Макс, мой брат. Поступил на первый курс. Макс, это Эдди Назарян, мой одногруппник и лучший друг.

Взгляд Назаряна оценивающе пробежал по Максу. Он протянул руку, глядя сверху вниз на брата Кристины. Ладонь у Эдди была широкой, под стать высокому росту и развитым плечам. Пальцы – короткими и толстыми, рукопожатие – крепким.

– Вижу, – кивнул Эдди Назарян. – По лицу студента всегда можно узнать, что он только поступил, – Назарян улыбался приятной, сближающей улыбкой. Максу невольно захотелось улыбнуться так же; вдруг показалось, что если ему не удастся вложить в улыбку то же дружелюбие, что Эдди в свою, то это его оскорбит. – Как тебе у нас?

– Очень далеко, – шутливо посетовал Макс.

– Все лучшее достигается с трудом.

– Где твоя сестра, Макиавелли?

Эдди обернулся, выискивая сестру где-то у дорожки.

– Я оставил ее на скамейке, не хотел заводить в сутолоку. Вон она. Идем.

Троица вышла из толпы, и тут же им навстречу вскочила со скамейки девочка с длинными прямыми волосами, спадавшими на плечи. Их золотисто-каштановый оттенок удивительно подходил к белоснежной коже, тонкой настолько, что под шеей Макс разглядел бледную ветку вены. На ее губах застыла ленивая, какая-то полулукавая улыбка. Улыбался только один уголок рта, слегка возвышаясь над вторым. И вновь возникло то же чувство, что от улыбки Эдди. На девочке была футболка в красно-синюю полоску, с круглым вырезом, и джинсовая юбка поверх белых чулок.

– Я их выудил! – похвалился Эдди. – Знакомьтесь – моя сестра Диана. Диана, это Кристина Манукян, моя одногруппница, и Макс, ее брат. Он будет учиться с тобой на экономическом.

Несколько секунд Диана внимательно и, казалось, с подозрением разглядывала обоих, и вновь улыбнулась. Той самой вальяжной улыбкой, чуть приподняв уголок рта.

– Какое счастье, что с нами есть еще армяне, – сказала Диана.

– Я рассказывал Диане о тебе, – сказал Эдди Кристине и, повернув взгляд на сестру, приятельски потряс ее по плечу. – Видишь, тут совсем не страшно. Моя трусиха-сестра боялась, что станет вроде тех пяти северян, которых унес воздушный шар.

– Не моя вина, что школа стоит на задворках штата, – бросила Диана и скорчила язвительную гримаску. – И да, ты невероятно начитанный, братец.

Макс поймал себя на мысли, что все это время неотрывно разглядывает каждую черточку на ее лице: плавный, горделивый изгиб бровей, длинные густые ресницы окаймляли большие темно-карие, почти черные глаза. Небольшие, но полные губы, под строгим правильным носом чуть вывернутая верхняя губа; закругленный подбородок выдавался, придавая особенной внешности Дианы неподражаемость. Такой подбородок может подойти только к ее лицу, думал Макс. Длинная шея двигалась легко, как все ее тоненькое тело. От острых плеч, скрытых наполовину тканью футболки, выдавались ключицы. Бурлящие интересом глаза довершали прекрасную картину. Он силился отвести от нее взгляд, чтобы не выдать смятения, не мог и еще сильнее волновался. В результате он стал бесцельно озираться и продолжал украдкой разглядывать ее, подобно мелкому воришке, которого не заметили за кражей жвачки и решившему продолжить испытывать удачу.

– Идем в зал, иначе не останется мест, – предложил Эдди. Оживленная река студентов вилась от фонтана до главного портала. Компания влилась в поток. Шли медленно, сжатые с обеих сторон учениками, от подобных им первокурсников до басящих статных мужчин и задорно щебечущих молодых женщин. Эдди и Диана впереди, Макс с Кристиной за ними. Манукян размышлял над тем, понял ли кто-то его смятение. Навострив ухо, он ловил каждое слово Дианы, а точнее голос. Высокий, резкий, режущий предложения подобно свисту звонкой сабли.

– Ты чего скис? – Кристина легонько ткнула его в бок, чем неприятно отвлекла. Диана о чем-то увлеченно говорила брату.

– Не знаю. Наверное, буду скучать по родителям.

– Я думала так же в первый год. Но ты вскоре найдешь столько занятий, что скучать будет некогда. Оглянись! Мы одни посреди гор! В заботливых руках школы. Свежий воздух, близкий океан, делай что вздумаешь. Например, дискотеки на лужайке учебного корпуса…

Голос Кристины уплывал мимо ушей. Максом завладели новые тревожные думы. Эта девочка, несомненно, станет первой красавицей курса. А что он? Впервые в жизни Макс решил оценить себя. Ростом не ниже большинства сверстников, не столь подчеркнуто спортивный, как Эдди, но весьма поджарый, довольно крупные нос и губы, толстая ровная линия бровей. Интересно, считаюсь ли я красивым? Было ли во взгляде Дианы что-то еще, кроме любезности? Конечно, нет. Заметил ли кто-то, как я смотрел на нее? Конечно, да. И в первую очередь она сама. Несколько раз Диана перехватывала его взгляд, отчего приходилось лихорадочно отводить глаза.

Наконец они прошли портал и оказались в светлом просторном вестибюле главного корпуса. Тут же отметилось отличие внутреннего убранства от наружного. Белые ровные стены, потолок испещряли плотные ряды больших круглых светильников, утопленных в светлое деревянное обрамление. Посредине вестибюля расположилась широкая лестница с блестящим ограждением и темными, с обрезиненным покрытием, ступенями. Макс поднял голову: толстая каменная балюстрада ограждала первый этаж, стоящий на белоснежных колоннах, у которых раздавали какие-то буклеты, журналы и старосты собирали свои группы. Чувство потерянности вновь обдало Макса. Вокруг незнакомцы – или такие же новые, как он, или ловкие старшекурсники, знающие школу наизусть. Он почувствовал себя, как забытый родителями в громадном музее мальчик. Успокаивала теплая рука Кристины, единственный огонек уюта в этом незнакомом, таинственном океане. Макс бессознательно сжал ее крепче. Он не сводил глаз с Дианы – она казалась совершенно спокойной, вместе с Эдди они словно были тут постояльцами.

– Справа библиотека, самое красивое место в школе, слева столовая, – наспех знакомила Кристина.

– Самое вкусное место в школе, – добавил, обернувшись, Назарян и засиял приветливой улыбкой. Диана тоже повернулась, не переставая осыпать брата градом вопросов:

– Как насчет больницы, прачечной? Можно ли здесь гладить одежду? Как быть, если мне вдруг захочется фруктов, конфет, почитать журнал? В конце концов, у нас есть телевизор?

– Да, моя нетерпеливая обезьянка, у нас есть все, – коротко отвечал Эдди. Они прошли лестницу, и перед взором открылись тяжелые деревянные двери в глубине вестибюля, распахнутые в ожидании зрителей. Под лестницей, занимая внушительное пространство, покоились сотни чемоданов. Компания оставила здесь свои пожитки и продолжила путь налегке.

– Мы подошли к залу развлечений, – пояснила Кристина. – Здесь проходят мероприятия вроде концертов, фильмов и представлений. Еще у нас есть зал приемов, где проходят студенческие балы. Он в правом крыле, дальше по коридору. С ним познакомишься позже, а пока насладись этим.

Выстроенный в форме полукруглого театра, зал развлечений утопал в темно-коричневых тонах. Между стрельчатых окон высились, теряясь у потолка, могучие колонны. Деревянный барельеф стен в виде стремительных линий и тяжелые потолочные своды гармонично уживались с такими деталями современности, как замшевые кресла, тянувшиеся по окружности зала, колонки по углам стен и обложенная аппаратурой сцена. Студенты рассаживались по местам, первокурсники в изумлении разглядывали убранство. Над зрительным залом висели флаги Стенсфилда – две вертикальные черные полосы по краям, в центре на оранжевом фоне был изображен герб школы – два орла, держащих щит по бокам. На стенах висели картины с изображением школы разных годов. Одна картина датировалась 1910 годом.

– Сколько лет Стенсфилду? – зачарованно спросил он.

– Без нескольких годов сто, – ответила она и продолжила с гордостью: – Макс, наша школа легендарна! Первая в сети школ Генри Стенсфилда. Он вложил в нее кучу денег, старался придать ей величие, не уступающее лучшим американским университетам. И нам есть чем гордиться – наша школа самая большая среди всех.

– Сколько всего школ в сети?

– Шестнадцать.

Макс отчетливо представил, как сто лет назад строители возводили эти стены, почти увидел, пусть и не зная в лицо, Генри Стенсфилда, энергично руководившего строительством.

Эдди прыгнул на свободное кресло и подозвал остальных. Макс сел с краю рядом с сестрой. Отсюда трудно прислушиваться, о чем говорит Диана, к тому же мешал монотонный гул.

– Не опасно бросить там наши чемоданы? – спросил Макс. Кристина посмотрела на него с мягким упреком.

– Твое барахлишко в безопасности. И вообще, ты слишком напряжен, братец. Слушайся меня, и тебе не о чем будет волноваться.

Несколько минут усиливавшегося по мере заполнения зала гула, и на сцену вышел пожилой мужчина и под жаркие аплодисменты зашагал мелкими шагами к установленной в центре сцены микрофонной стойке. Голоса разом стихли. Это был полный коренастый человек в огромных круглых очках, на макушке поблескивала лысина. Седые усы огибали бледные губы, опускаясь до подбородка. Шел он немного прихрамывая. Его толстый, в три складки, подбородок трясся при ходьбе.

– Эдвард Харрисон, директор, – шепотом пояснила Кристина.

– Руководит школой больше десяти лет, – послышался шепот Эдди.

Эдвард Харрисон остановился у микрофона и дождался, пока аплодисменты стихнут.

– Вот мы снова дома, друзья! – торжественно произнес он неожиданно сильным голосом. – Мы с большой радостью приветствуем первокурсников, присоединившихся в этом году к нашей большой семье, и поздравляем их с этим важным событием. Позвольте сказать несколько слов о нашей школе. Заранее прошу прощения у остальных, что отбираю ваше бесценное время, ведь вы, верно, уже рветесь на дискотеку. – Волна хохота прокатилась по залу. – Калифорнийский филиал Стенсфилдской школы является одной из шестнадцати школ с объединенным образованием в Соединенных Штатах, где учебная программа совмещает среднее и высшее образование. Шесть лет вы будете проходить школьную программу, после чего сдадите экзамены и поступите на бакалавриат. В эти шесть лет набор предметов различается в зависимости от выбранного вами института, поэтому наиболее простым решением будет поступление в ваш бакалавриат. Однако это вовсе не означает, что вы не сможете, сдав, разумеется, экзамены, получить степень бакалавра в другом институте по вашему желанию. Учеба сложна – недаром наши выпускники, пожелавшие продолжить обучение в магистратуре, поступают в лучшие университеты страны. К вашим услугам имеется все, что необходимо для удобного и комфортного проживания. Обслуживающий персонал всегда готов помочь вам сделать все, что вы попросите. Единственной заботой должна быть учеба. Все необходимое вы найдете здесь, в главном корпусе. Рекомендую больше времени проводить в библиотеке, она у нас располагает самым обширным фондом среди школ. Помимо обучения, Стенсфилд предлагает вам широкий выбор спортивных и дополнительных секций – футбол, единоборства, фигурное катание, художественные кружки рисования, танцев и рукоделия. В нашей медицинской части вы сможете получить первую помощь и лекарства, только не становитесь частыми посетителями. Ведь мы хотим, чтобы вы были здоровы, крепки телом и умом и всю энергию отдавали на свое развитие. Скоро познакомитесь с многочисленными сообществами, где приверженцы тех или иных интересов собираются, проводят время и организуют тематические вечеринки. Они проходят здесь же, в залах главного корпуса, коих у нас достаточно, чтобы никого не стеснить. – Директор взял паузу, прокашлялся. – Итак, друзья, первое, весьма приближенное представление о Стенсфилде вы получили, далее дело в ваших руках. Напоследок позвольте поделиться небольшим откровением. – Он вновь помолчал, обвел исподлобья публику медленным взглядом, тяжелые очки съехали к носу. – Каждый новый учебный год я провожу первую беседу с учениками. Каждый год вижу взросление, вижу обогащающиеся знаниями, сияющие все сильнее умом взгляды, наблюдаю за моими воспитанниками. Казалось бы, мог бы и привыкнуть, но нет. Каждый раз я испытываю волнение, сопоставляю впечатления от моих студентов прошлого года, замечаю их развитие, и это доставляет мне несказанную радость. Блаженны те, чья работа и добродетельна, и видна. И сегодня я вижу новое поколение, ступившее в наши стены. Прошу вас, друзья, не доставляйте горя больному старику – пусть не меркнет в ваших глазах светоч роста, чтобы каждый следующий год, что мне суждено проводить приветствия, я бы видел его в вас и радовался вашим успехам. – Зал погрузился в трепетное молчание, никто не смел разорвать благородную ткань его речи, пока сам директор не решил развеселить слушателей.

– Довольно лирических словечек! Позвольте еще раз искренне поприветствовать вас, новых членов нашей большой семьи, и пожелать успехов в учебе, высоких результатов во всем, чем бы ни занялись, и твердо встать на путь реализации вашего призвания!

Под оглушительные аплодисменты внушительного зала Эдвард Харрисон покинул сцену, и тут же возобновилось гудение. Старшекурсники встали первыми, приглашая младших к выходу, и принялись сопровождать их к общежитиям. Макс и компания тоже стали медленно продвигаться.

– Ты говорила, что в Стенсфилде учится шесть тысяч человек, – задал Макс еще один из не дававших покоя вопросов.

– Верно, – кивнула Кристина, шагая вполоборота к нему.

– Как же зал был полон, а здесь явно не шесть тысяч?

– Не все идут на приветственную речь, – пояснила сестра. – В основном старосты, их друзья и младшекурсники с братьями и сестрами, как мы с тобой.

Поднялся невообразимый шум; старосты и появившиеся за дверьми взрослые, должно быть, преподаватели, организованно вели первокурсников к выходу. Бесконечная вереница из сотен студентов протянулась от зала до самого выхода. Макс с сестрой шли впереди Назарянов. Эдди время от времени что-то говорил Кристине, та оборачивалась, отвечала. Они о чем-то смеялись, перекрикивались, обсуждали кого-то, словом, неосознанно создали Максу хорошую возможность вновь украдкой поглядывать на новую знакомую, с появлением которой в нем засел непонятный, беспокойный скрежет. Они вышли к фонтану, свернули влево и направились по узкой дорожке в тянувшейся почти до самых общежитий змейке учеников. Слова директора возымели действие – младшекурсники шли под впечатлением, и общий фон голосистости остыл. Взгляд Макса скользнул по металлически-блестящей глади озера, на которой хаотичным вальсом двигались тени от листьев, создавая мелко бегущие отсветы. В паре сотен ярдов перед лужайкой учебного корпуса шесть одинаковых зданий, примыкая друг к другу с небольшим зазором, образовали прямоугольник с внушительным внутренним двором. На лужайке шли подготовительные работы – устанавливались исполинские, ростом с Макса, колонки, вырастал диджейский стол, сгущалась вереница проводов, черными змеями вьющихся в ослепительно зеленой траве. Из-за учебного корпуса показался во всю ширь, ставший вполоборота, стадион – два блока трибун, коротких и высоких, по контуру обнесенный черно-оранжевым ограждением. Прозрачная крыша стояла на сплетении черных металлоконструкций, обе трибуны были выкрашены в огненно-оранжевый цвет. Чуть в стороне, между стадионом и лесной чащей, располагался серый приземистый овал ледовой арены.