Текст книги "Когда талант смеется"

3 глава. Начало и объяснение

Ты, наверное, меня уже совсем ненавидишь, потому что тебе ни фига не понятно. Впрочем, это можно исправить. Слушай. Я все объясню.

Мой процесс восхождения к фальшивому Олимпу был очень долгим. Меня в первый раз вызвали к директору.

Главнокомандующий ада под названием «школа» имел хитрые узкие глаза. Единственные разы, когда люди могли различить цвет зрачков его глаз – это моменты его злобного предвкушения чего-то, по его мнению, чудесного. Директора мы прозвали «марсианцем» из-за формы головы, которая была очень схожа с чудовищем из космической фантастики. Говорят, мать его, неблагодарная инопланетянка, напутала что-то со своим и его здоровьем во время беременности, поэтому вырос он такой чудной. Словно не с этой планеты.

Еще у директора была странная привычка собирать шлемы. Обыкновенные шлемы для езды на мотоцикле, велосипеде, даже для аттракционов.

Поэтому он мне никогда не нравился. Не понимаете, почему? А причина проста. Он показывал всем, что ему не безразлична форма его головы. Он даже не понимал, что его уже прочитали. Все уже поняли, насколько он был жалок и слаб.

Когда я зашел в его кабинет, здесь пахло рыбой и солью. Директор сидит на кресле и задумчиво качает головой. Стук двери привлек его внимание, и он оглядывается на меня.

– Итак… прошу, садитесь.

Я прохожу по красному ковру и сажусь в кресло времен императоров. Моя пятая точка утопает в нем, как в перине. Внезапно мне хочется поплавать в море.

– У меня есть замечательные новости.

Последний раз подобной замечательной новостью назывался мой возможный перевод в академию Святого Сирая, где училось большинство талантов – таких же болванов, как и я, как говорил директор. Перевод был отклонен из-за дальнего расположения, а когда академия предложила моим родителям машину, которая бы отвозила меня, они отказались. Видите ли, машина будет «жрать» слишком много денег и мне совсем не нужна. А каждодневные покупки наборов для гольфа, женской одежды и пива мне особо ценны.

– Пришли твои результаты тестов на пригодность.

Внутри меня все холодеет, и я со злостью смотрю на собственного директора, который ненавидит меня больше жизни. Отбросы общества, имеющие ценность лишь на войне, где часть талантов считаются непригодными. Вот какими он считает нас.

– Твое последнее бегство из дома сильно повлияло на мнение правоохранительных органов о тебе. Хочу заметить, что твое поведение влияет и на имидж академии.

Ой, как она мне дорога-то…

Я понимающе улыбаюсь. У меня уже отработана собственная модель поведения.

– Я понимаю, директор. В следующий раз буду осторожен.

Его улыбка растягивается до ушей, а глаза превращаются в маленькие щели.

– Я эту фразу слышу в какой уже раз? Пятый? Нет, шестой, ты же только что ее снова сказал. Или я ошибаюсь?

Я снова улыбаюсь.

– В одиннадцатый, но разве это имеет значение?

Гадкая улыбка директора искривляется в ровную линию. Я усаживаюсь в кресло поудобнее. Кажется, скоро грянет гром. Директор садится за свой стол и складывает руки вместе.

– Не имеет. И давайте вернемся к вашим результатам по тесту. Они оказались высоки. Впрочем, – хищно взглянул он на меня, – вы вряд ли удивлены подобным.

На моем лице, действительно, ничего не проскальзывает. Как я сидел с вежливой улыбкой, так и сижу.

– Вы знали об этом?

Я знаю об этом с одиннадцати лет.

– Нет. Откуда бы мне это знать?

– Да. У вас сильно развит талант.

Я сижу и молча жду. Мой поход в кабинет директора можно сравнить с путешествием через Тихий океан. В пути ты обязательно должен попасть в какой-нибудь шторм, бурю, грозу.

– И в связи с вашим невероятно высоким баллом через неделю вы досрочно закончите обучение в нашей академии и перейдете в Сандарн! – торжественно объявляет главнокомандующий ада.

Вот он. Шторм. Буря. Гроза.

Сандарн.

Они посылают меня на верную смерть.

На время я теряю контроль над собой. Я не замечаю, как директор наблюдает за желваками, которые ходуном ходят по моему лицу, за моим кулаком, который тесно стиснут до боли. Но я держу лицо. Увидеть мою слабость я никогда бы ему не позволил.

– Но… почему? – едва выдавливаю я из себя.

С жалостливой улыбкой директор отвечает:

– Хотите знать мое мнение? – хищно улыбается этот марсианин. – Вы – ничтожество, хоть и с большим талантом. В Сандарне вы станете первым погибшим. И я с удовольствием буду читать повестку о смерти моего лучшего ученика.

В душе холодная змея скручивается вокруг моего сердца, но я в упор гляжу в его лицо.

Форма головы директора, если брать обычную окружность определенного диаметра, могла бы стать отличным примером эллипсовидных траекторий путей планет по законам Кеплера.

– Ты меня слушаешь?!

Да, конечно.

Интересно, какая форма его мозга? Я не учился на хирурга, но, возможно, со скальпелем, хирургическим ножом и прочими штуками, я мог бы провести экспериментальную операцию…

– Дурень! Слушай меня! – кричит директор мне в лицо, брызжа слюнями.

Да, непременно не буду использовать наркоз.

– Ты меня понял? – продолжает орать марсианин.

Хотя нет, все равно я его, в конце концов, просто убью. Я же не учился на хирурга.

– Я понял, – медленно произношу я. – Позвольте мне уйти.

Раскрасневшийся директор усаживается за свой стол и, немного отдышавшись, продолжает:

– Через неделю за тобой приедут домой, чтобы забрать в Сандарн. Собери с собой все свои вещи. Сегодня твой последний день в школе. Завтра можешь прийти и забрать аттестат. Отныне ты здесь больше не учишься.

Я выхожу из кабинета, и за мной плавно закрывается тяжелая дверь. Даже несмотря на силу, что я приложил ногой, чтобы ее закрыть, дверь остается хладнокровной и спокойной. Со злости на дверь и на весь мир я ударяю ногой об стену. Секретарь и несколько учителей, которые стоят возле стойки, испуганно оглядываются на меня. Какая уже разница. Это мой последний мирный день в этой затхлости. Единственное, что радует.

– Ахилл Гульран, с вами все в порядке? Может, вам чем-нибудь помочь? – раздается голос секретаря за стойкой.

Снова этот елейный вежливый тон. Хоть бы кто, кроме директора, наорал на меня.

– Ничего, ничего… – отвечаю я.

Они смотрят на меня так понимающе… шли бы куда подальше. Эта фальшивая забота бесит меня куда больше, чем елейный тон.

Я еду в Сандарн! Место, где таланты доживают остаток своих дней и прогнивают, якобы «защищая» Родину.

О войне с соседней Литиссией известно всем, поэтому талантов используют для борьбы с ней. Их уходило много, с одного нашего городка ушло порядка пятисот талантов, годных для войны. Но пока еще ни один не вернулся назад.

Я помню Танаку, одноклассника с талантом. Блестящие результаты в спорте – не способность, а именно талант. Это можно было понять и без всякого теста. Танака ушел на войну, а ведь ему было всего четырнадцать лет. Прошло три года. Он до сих пор не вернулся.

Моя ситуация была совсем другой. Да, я знал, что им нужен, но надеялся, что это будет не скоро. Я не буду воевать и биться на поле. У меня совсем другие дела.

Я зол. Невероятно зол. Мне необходимо время, чтобы успокоиться. Я выхожу с академии, и за мной плетутся несколько охранников. Действительно, теперь я просто не имею права сбегать с войны, которая меня ждет.

Я вздыхаю и сажусь на скамейку возле академии. Мне нужно вам все объяснить.

Сандарн – знаменитый город, где талантливые люди составляли большую часть населения. Таланты переезжали сюда со всех уголков страны, чтобы здесь найти себя. Пышный город или город-мечта. Так его называли. Но, видимо, даже такую мечту можно было уничтожить.

Двадцать девять лет назад началась война между соседними странами: Литиссией и нашей Намрой. Тогда Сандарн превратился в поле битвы. Люди бросили свои таланты на убийства других людей. Если раньше они приезжали сюда по собственному желанию, то теперь талантов стали насильно привозить в Сандарн и бросать в гущу битвы.

Если взглянуть на карту, то можно увидеть, что Сандарн находился близко к Литиссии и ее столице Лотос. Это автоматически делало его главным центром войны.

И меня отправляли в место, откуда таланты не возвращаются. Дали ли мне шанс выбрать?

Догадайтесь сами.

Я не хотел возвращаться домой. Единственное, что там ждет – очередной футбольный матч, пиво и рассказы об изменах мужей подруг этой женщины. Но эти вещи для меня стали столь омерзительными, что вряд ли я когда-нибудь смогу полюбить подобное.

Дальше рассказ перетекает в знакомую вам линию повествования. Я гулял до самой ночи по ночному городу. Позже я получил смс от администрации книжного магазина: «Знаменитый писатель Аделина раздаст автографы всем желающим! Только у нас и только сегодня! Книжная лавка „Бердуль“! Не опоздайте!».

А дальше…

Впрочем, вы сами знаете, куда ведет это «дальше».

4 глава. Дом и приглашение

Инспектор Шамид приводит меня домой, как говорится, «в целости и сохранности».

Он заходит в квартиру вместе со мной, надеясь на серьезный разговор с моими родителями. В голове мелькает мысль, что скандалы у инспектора были только с моим отцом. С этой женщиной он еще не разговаривал.

Мы будем помнить тебя, инспектор Шамид.

Как только мы переступаем порог дома, законник Намры, то есть сей инспектор, требует моих родителей.

– Почему родители не встречают своего ребенка? Второй час ночи, а ты шляешься непонятно где!

Я даже не хочу объяснять, что шляюсь я в этих «непонятно где» местах довольно часто и что родители не имеют ничего против, пока мой талант дает им деньги, как опекунам.

Из противоположной комнаты выглядывает женщина средних лет, худая, как анорексичка, со впалыми глазами, полученными ею от одного уродливого родственничка, кудрявыми волосами, под цвет грязи осенью. И, самое противное – я на нее похож.

– Зачем же так орать, инспектор? – брезгливо начинает разговор эта женщина. От нее жутко воняет алкоголем.

Учитывая, что никто в этом коридоре, помимо меня, не обладает тактичной речью, да и хорошим воспитанием тоже, я принимаю решение сбежать к себе. Это нетрудно. Главное – использовать момент, когда эти два чудака будут заняты друг другом настолько, чтобы не заметить сбегающего меня. Найти этот момент тоже не сложно. Тогда, когда их голоса достигают своей наибольшей громкости – самый случай, чтобы дать деру.

Наверное, в прошлой жизни я был хорошим аферистом. Ну, или шпионом.

Моя комната находится в конце коридора, в самой тихой части дома. Провожу я в ней всего девять часов в день. Из них семь я сплю. По официальной версии.

У левой стены стоит маленькая кровать из дуба. Всегда считал, что мне купили эту кровать, чтобы потом её было легче сжечь вместе со мной. На противоположной стороне находится вместительный шкаф, в котором находится одежда, учебники, тетради и прочая фигня. И да, все это в одном шкафу.

Какая экономия.

На полу лежат вырванные страницы из тетради, пустые банки из-под газировки и старые газеты. Я толкаю ногой газету, которую читал утром. Заголовок первой полосы огромным шрифтом гласил: «350 талантов погибло в ходе военной операции в Сандарне».

Блеск!

Я не умру просто так.

Идите куда подальше. Я буду жить.

До меня доносятся крики с другой части дома и куча оскорблений. На время наступает тишина, видимо, Шамид оказался удивлен словарному запасу этой женщины.

– Вы – мать этого ребенка! Вы несете за него ответственность! Почему он шляется среди ночи?

– Слушай, ты, мерзкий инспекторчик, будь любезен, иди в ад.

– Что?

– В аду не нравится? Щас найдем другое место.

– Думайте, о чем говорите!

– Послать можно куда угодно, сейчас найдем…

Я готов похлопать этой женщине в этот раз, но уж слишком занят. Судя по разговору, мне остается мало времени, а сбегать надо быстро.

Внизу шкафа лежит мой рюкзак серого цвета. Он довольно сильно потрепан, но что поделать – наши жизни шли бок о бок, и не могу сказать, кому повезло больше – мне или этому рюкзаку. О его содержании много слов не нужно: пара чистых футболок, носки, несколько тетрадей с ручкой. Да, на несколько дней мне пока достаточно.

Я открываю окно. В глаза ослепительно светит луна, и как в театре, она озаряет мой побег. Квартира располагается на шестом этаже, но, к счастью, рядом есть пожарная лестница. Опасность заключается лишь в том, чтобы пересечь расстояние от моего окна до этой лестницы. Расстояние нехилое – около тридцати метров. Жить хочется, конечно, да к тому же я всегда уверен, что лепешка из меня – не лучшее блюдо.

Ветра сильного нет, а это и лучше для меня. Спускаясь по карнизу, ногтями вцепляюсь в твердый камень. Строители дома по головке не погладили бы. Пожарная лестница находится справа от меня, поэтому, держась за выступы стены, я спускаюсь по водосточной трубе. Я чувствую, как труба опасливо скрипит подо мной. Четыре года назад она легко сдерживала мой вес, но, видимо, всегда есть какой-то лимит. Смотрю вниз и даю себе зарок больше не есть шоколада. Хотя я вряд ли сдержу это обещание.

Опасный путь пройден, остается лишь спуститься по лестнице. Пройдя и это испытание, я удовлетворительно отправляюсь в путь.

Место, куда я направляюсь, находится в пяти кварталах отсюда. Расстояние далекое, но я прекрасно знаю, на чем доберусь. Автобусы ночью не ходят, метро не работает, на такси нет денег, а пешком ходить опасно – инспектор Шамид не единственный в этом городе. Чип давно выключен, это знаю, так как голова не болит. Хотя очень рад этому дефекту, иначе включенный чип доставал бы меня часто и приносил немало проблем.

Вспоминайте знаменитое кафе Lа bonne, в котором я пил чай с малиной. У частого посетителя есть свои привилегии, которые я и получил от хозяина заведения. При нем находится сарайчик, в котором хранится всякий хлам: деревяшки, коробки, гайки, приспособления для постройки качели, сломанный тренажер для бега и прочая рухлядь. Но в этом место есть кое-что, что принадлежит мне.

Держать открытым это место не боятся – вору будут только благодарны за то, что освободил место для хозяев. Я безбоязненно захожу в эту подсобку и благодаря свету телефона нахожу свой велосипед. Родители никогда не делали мне подарков – все я покупал сам. На тринадцатом дне рождения смог выкрасть у «отца» свои деньги и купить на них горный велосипед. Подобрать его помог бывший одноклассник, Танака, тот самый, которого забрали в Сандарн. Это единственная вещь, что осталась после нашей недолгой, но крепкой дружбы.

В свое время я тратил немало времени, усилий и денег, когда велосипед ломался – то шина лопалась, то колесо спускалось. Но в любом случае с удовольствием пользовался сим изобретением человечества, мысленно благодаря его изобретателей (их там было много, в общем, полная муть).

Дорогу я прекрасно знаю, так как часто ездил в то место как ночью, так и днем. И без фонарей прекрасно видно улицу, освещенную луной. Ехать приходится через дворы и по непонятным закоулкам – по тем местам, где точно не встретишь зорких блюстителей закона. Где-то тревожно лает собака – уж не знаю, кто победит в случае конфликта – мой велик или четвероногий друг человека. Вот только в себе я не так уверен.

Спустя полчаса я подъезжаю к четырехэтажному дому. Сам по себе дом диковинка, так как в городе давно уже нет малоэтажек. Девять этажей убирают, на их месте строят небоскребы. А этот стоит вдали от центра города, покинутый и забытый. Правда не всеми. Здесь еще живут люди.

У входа в дом висит старенький домофон, непонятно какого средневековья: то ли раннего, то ли позднего. Он издает странные звуки, что-то вроде трели на скрипке. Только играет человек, взявший ее в руки в первый раз. Я набираю нужный номер и жду, когда мне откроют дверь. Не проходит и минуты, как дверь отворяется. Хмурюсь, но ничего не говорю. Меня ждут четыре лестничных пролета. Только тянусь к ручке железной двери на четвертом этаже, как слышу тяжелые шаги, ритмичный стук палки и страшный мужицкий кашель. Дверь плавно открывается, и оттуда выходит грозного вида мужчина ростом в два метра, с татуировкой на плече. А еще он держит во рту сигарету, и один глаз его растекается сиреневым синяком. И этот самый мужик, глядя мне прямо в лицо, говорит:

– Ох, Ахилл. Чего ты пропал так надолго? Мама тебя так долго ждала, чего ты ж так поздно? А руки-то поди все исцарапал, да? Снова убегал? Говори, как мужчина с мужчиной, а не то…

– И тебе не хворать, Сырежа, – похлопываю я по плечу этого великана и без приглашения вхожу внутрь. – Тьфу блин, Се-ре-жа. Я правильно сказал? Боже, такое странное имя.

– Ничего не странное, – возражает Се-ре-жа, – Сергеем меня вообще зовут. Старинное, хорошее имя.

– Но произносить сложно, – отвечаю я, кладя свой рюкзак на тумбочку возле входа, – Что с глазом-то?

– Сегодня на работе один дурак, когда кидал мешок с гвоздями, не подсчитал силы и мне как в глаз дал! Думал, все, с одним глазом останусь.

– Сейчас ничего же? Болит? – спрашиваю я, уже снимая ботинки.

– Да нее, уже ничего, – облокачивается Сергей на стену. – Маман сказала, скоро должен пройти.

– Отлично. Где маман?

– На кухне, ждет тебя. Вчера ночью тоже не спала, тебя ждала. Ты чего так долго?

– У меня плохие новости, – серьезно произношу я и иду в сторону кухни. – Идем, сейчас расскажу.

Мы проходим по коридору к небольшой кухне, где в углу на стуле сидит маленькая старушка. Она носит круглые очки, ее волосы собраны в пучок, и сама по себе она является эталоном эдаких натуральных добрых старушек, которых мы себе всегда представляем. Вот только она… несколько другая. Положив ногу на ногу, она элегантно теребит в руках ручку.

– Маман, Ахилл пришел, – объявляет Сережа, обойдя меня.

Старушка деловито приподнимает очки, выпрямляется и бросает на меня суровый взгляд.

– Мы договаривались вчера ночью.

– Возникли непредвиденные обстоятельства, – отвечаю я и сажусь на ближайший стул.

– Ты сказал, что решишь эту проблему! – стучит рукой по столу наша старушка и грозно смотрит на меня.

– Бабуль, ты же знаешь мою ситуацию, – начинаю я оправдываться. Но переспорить бывшую и успешную бизнесвумен нелегко.

– Я тебе не бабуль! Я еще в расцвете сил! – отвечает энергичная бабулька и в качестве подтверждения стучит по столу. – Семьдесят – еще не беспомощная старушка, я могу самостоятельно все делать!

– Хорошо, ба… то есть хорошо, Нифилия Дмитриевна, – вовремя исправляюсь я, а потом стону: – Есть хочу.

Преображение просто совершенное. Буквально через секунду со мной сидит добрая бабушка, которая гладит меня по головке и приговаривает:

– Ух ты, мой бедный, проголодался? Давай-ка я тебя покормлю, – встает бабулька и тут же кричит: – Сережа! Налей бедному Ахиллу фрикаделькового супа! И согрей в микроволновке!

– Бабуль, сама же говорила, семьдесят – еще не беспомощная, – ехидно отвечает Сергей.

– А ну-ка! Чей язычок прорезался? Я в твои годы уже свой бизнес открыла и работала на себя! А ты чего? Много чести, а? А ну-ка…

– Ма, ма, я же пошутил, – пытается отвертеться Сережа. Знал бы он, насколько настойчивые девушки рождались в начале двадцать первого века…

Пригрозив своему сыну подбить второй глаз, бабулька присаживается рядом со мной, когда я с удовольствием начинаю есть суп. Сережа садится с другой стороны. Когда тарелка пустеет, начинается серьезный разговор.

– Говори, сынок. Что случилось?

Я вытираю рот салфеткой и произношу:

– Меня отправляют в Сандарн.

Тишина. Понимая всю серьезность ситуации, Сергей убирает посуду со стола, закрывает дверь и все окна. Надо мной горит лишь одна лампа, которая освещает наши лица.

– Почему сразу не пришел? – спрашивает Нифилия Дмитриевна.

– Меня украли.

– Опять? – удивляется Сергей.

– Не опять, а снова, – с сарказмом отвечаю я, на что мне тут же шикают.

– Какие у тебя планы?

– Хочу на время остаться у вас. Дома за мной будут следить, – отвечаю я.

– Ты собираешься ехать в Сандарн?

– У меня есть выбор? – горько усмехаюсь, – Меня в любом случае туда отправят.

– Всегда есть выбор. А из ситуации – выход. Сколько времени остается? – спрашивает Нифилия.

– Неделя. То есть, уже шесть дней.

– Значит, время еще есть. Тотальный надзор начнется в последние три дня. Видимо, дела Намры идут далеко не так хорошо, если решили прибегнуть к твоему таланту.

Я хмурюсь. Мне совсем не хочется на войну.

– Ма, а если сбежать ему? – вносит предложение Сергей.

– Не получится. Днем за ним следит академия, а ночью – инспекторы.

– Так некоторым частникам удается же перевозить талантов. Почему его нет?

– Чип, – коротко отвечает Нифилия Дмитриевна, а потом обращается ко мне: – Часто им пользуешься?

– В последнее время приходилось, – честно отвечаю я. – Уж часто ловили.

– Уедешь, они включат чип и найдут тебя. Чип надо вынуть.

– А это возможно? – удивленно спрашиваю я.

– Возможно, но не нам.

– Что будем делать? – возвращается к исходному вопросу Сергей.

Мы задумались. Тишина стоит до тех пор, пока Нифилия, хлопнув в ладоши, не говорит:

– Пора идти спать. Утро вечера мудренее.

– Чего, чего?

– Идите, балбесы, никаких пословиц не знаете!

В итоге нас отправляют спать. В этом доме у меня тоже есть своя комната. Хоть и в ней совсем нет места для огромного шкафа и кровати (я вообще спал на полу), но я считаю эту комнату – своей, а этот дом – родным. Здесь повсюду раскиданы мои старые игрушки, фантики от конфет, ручки, тетради, так что наступать приходилось с величайшей осторожностью.

Я ложусь в постель, а через десять минут в комнату заходит Нифилия Дмитриевна. Бабушка наклоняется и тихонько целует меня. Притворяться спящим в такие минуты – очень приятно. Она выходит, и через некоторое время я засыпаю. Наверное, к часу ночи (когда я вступил в более глубокую фазу сна) мне снится сон.

Сны снились мне редко, а если и снились, то наутро я забывал их.

В этот раз я сидел за партой в одной странной аудитории, нисколько не напоминавшей современные обычные кабинеты. Высокий потолок, а доска была частью стены и настолько огромной, что требовалась лестница, чтобы подняться и записать что-нибудь наверху. Парты стояли рядами, а я – единственный ученик, который здесь сидел. Возле огромной доски, стоял учитель, как я понял. Это долговязый мужчина лет тридцати с короткой прической и узкими глазами (что выдало в нем азиатские корни). Он стоял, облокотившись о свой стол, и внимательно смотрел на меня. Через несколько минут он произнес:

– В этом кабинете изучают историю талантов. Она, конечно, немного смешана с математикой, так как ученикам приходится вычислять здесь степень силы своего таланта, чтобы в будущем было удобнее его применять. Ну да, можешь подумать, здесь полная муть, но в принципе, мне нравится.

Говорят, сны – отражение наших потаенных и скрытых желаний из глубин сердца. Знаете, я впервые задумался о своем психическом состоянии.

– Ты чего? – с удивлением спросил учитель, – Ах да, черт, у тебя же первая ночь, не так ли? Извини, забыл представиться: Атлахт Церизи, учитель истории талантов. Буду твоим проводником на эти ночи.

В эту минуту с громким шумом влетел маленький… ворон.

– Атлахт, черт тебя подери! – возмущенно прокричал ворон, – Где ты был? Через полчаса у тебя собрание в учительской, тебя хотят повысить! Только что услышал от голубки Серганы. Теперь я покажу этому дурацкому Эсигу, кто кого!

– Так вы оба вороны, чего спорите? – спокойно отреагировал Атлахт.

– Нет, ты представляешь, этот Эсиг заявил, что якобы у него оперение лучше, черное, словно ночь! А у меня, как у черного болота – мутное и противное! Представляешь?!

– Да, да, у тебя великое горе, только сейчас ты мне мешаешь, – сказал Атлахт и кивком указал на меня. – У нас новый ученик.

– Оооо! – ворон обернулся и уселся на плече Атлахта. – Так я думал, набор давно закончился, он-то че, как белая ворона?

– Ситуация другая. Сейчас будем разбираться, – сказал Атлахт и подошел ко мне. Он сел рядом за соседнюю парту и спросил:

– Тебя-то как звать будем?

Тишина. Нет, честно, думал, что я ему это так сразу скажу?

– Еще один, – закатив глаза, ворон вспорхнул с плеча Атлахта на стол, – Почему в эту академию принимают одних идиотов?

– Будь добр, Сиг, – улыбнулся Атлахт, – Заткнись.

Я молчал, с подозрением осматривая этого человека. Только через несколько минут я сказал:

– Мое имя – Ахилл. Но кто вы?

– Я же уже сказал. Атлахт Церизи, учитель истории талантов академии Инзениум. А это мой тотем, ворон Сиг.

– Не смей путать с Эсиг! – пригрозил Сиг.

– Расположение академии Инзениум раньше было в Сандарне, но так как там давно уже неспокойно, мы расположились в другом месте. Мы помогаем скрываться талантам и обучаем их здесь. Здесь они могут защищаться благодаря своему таланту, перенося его в физическую форму.

– Как это? – удивленно спросил я.

– Поступишь – узнаешь, – отрывисто ответил Атлахт. – Времени у нас мало, сон, знаешь ли, недолговечен, особенно такой, чтобы ты утром его не забыл. Так что не перебивай. Так вот… мы хотим тебе предложить место в нашей академии.

Мне еще никогда не предлагали учиться во сне. Мне вообще во сне ничего не предлагали.

– Ээээ, – ответил я, намекая, что мне все так же нифига не понятно.

– Мы приглашаем тебя учиться здесь. Мы знаем твою ситуацию. Тебя отправляют в Сандарн, – на этих словах холод пробежался по коже. – Здесь ты будешь под защитой.

На секунду наступила тишина.

– Подождите, вы…

– Так, стоп, – Атлахт посмотрел на часы, – Время вышло. Но ты не переживай. В следующую ночь мы снова встретимся. И, пожалуйста, пораньше ложись, мне тоже спать хочется. До встречи!

И на этих словах учитель истории талантов развернулся и пошел прочь.

– Подождите, подождите, пожалуйста! – я не мог это так просто оставить. Нет, серьезно. Что за бред? – Вы издеваетесь? – единственное, что я вычерпнул из своей каши в голове.

– Нет.

– Это шутка?

– Нет, – то же самое.

– Розыгрыш?

– Нет.

– Да что тогда это? – терял терпение я.

– Самый безопасный способ пригласить тебя здесь учиться, – улыбнулся Атлахт, совершенно не раздраженный моими гневными вопросами.

– Вы понимаете, что в это сложно поверить?

– Ты не веришь самому себе?

– Я не сумасшедший.

– Сумасшедшие всегда верят только себе. В этом-то и заключается их нормальность.

– Сумасшедшие не нормальные!

– Ну как сказать… на самом деле тут очень прозрачная граница.

Кажется, я знал, кто тут сумасшедший.

– Почему я должен вам верить?

– А почему нет?

– У меня нет оснований верить вам.

– А у меня нет оснований лгать тебе.

– Ложь, – да, я не хотел сдаваться.

– Ложь? – удивился тот.

– Как я могу вам доверять, если не знаю, кто вы. Черный делец?

– Ммм, хорошая аргументация.

Он меня доканывал.

– Навееерное… – протянул Атлахт, – потому что у тебя нет выбора.

– То есть?

– В Сандарн отправляют на смерть. Ну, обычно.

Откуда он это знал?

– А дельцы мне смерть не предлагают?

– Я тебе ее не предлагаю. Наоборот, могу помочь ее избежать.

– Почему же мне так повезло?

– А ты против?

– Хватит отвечать вопросом на вопрос! – повысил я голос. Что обычно не в моей манере.

Нет, не так нужно было добавиться ответов. Вежливость, вежливость, Ахилл. Только так можно получить информацию.

– Все же вы должны меня понять. То, что сейчас происходит, не естественно. Это…

– Непонятно, – кивнул головой Атлахт. – Но тебе придется это принять.

– Чего вы хотите?

– Все, что хотел на сегодня, я уже сказал. Знаешь, слишком много информации давать тоже вредно.

– Но нельзя оставлять меня в таком состоянии!

– Тогда не оставайся в нем.

Блеск. Лучший совет, который я получал когда-либо. Атлахт повернулся и пошел к выходу.

– А если я не соглашусь? – крикнул вслед.

– Сомневаюсь. Ты хочешь в Сандарн?

А кто-то хорошо меня знал.

– Хорошо, а как я попаду в вашу академию? Это… это невозможно! Я под охраной! Как вы выведите меня из моего города?

Я увидел, как Атлахт открыл дверь и тут же развернулся.

– Очень просто, друг мой, – произнес он и улыбнулся. – Ты сам сбежишь оттуда.