Текст книги "Когда талант смеется"

6 глава. Дирхам

Город Дирхам встречает меня печальным пасмурным небом, предсказывающим небольшой дождь. Сказать, что этот город сильно отличается от столицы Намры, будет неправильно. Просто он другой. Здесь больше деревьев. Представляете, в городе на каждой улице стоит по несколько десятков деревьев и все вокруг пахнет зеленью. В нашем городке одни цветные клумбы с искусственными цветами и те, мне кажется, умирают. У нас каждый кусок земли на вес золота, каждый хотел бы иметь свой участок. Тут не до деревьев.

Но здесь нет широкой грязной реки, длинных мостов и запаха тухлой рыбы. Здесь есть степь – просторная, широкая, большая. Она хорошо просматривается из окна поезда. Несколько часов назад кончились зоны городских поселений, и я впервые вижу эти места. Кажется, мне понравится этот город.

Предполагаемый дождь ничуть не портит мне настроение, а даже больше воодушевляет пройтись по Дирхаму.

Город не маленький. За столько лет он успел разрастись, но, по сравнению с мегаполисами Намры, остается маленьким провинциальным городком, из года в год выпускающий преуспевающих врачей. Конечно, по школьной программе мы иногда выезжали из города, но таких широких пространств я никогда не видел. Моя жизнь находилась там, где от одного горизонта до другого была лишь вереница домов.

Возле железнодорожной станции стоят ларьки с едой. Так что, купив неплохого размера сэндвич и газировку (чего Нифилия Дмитриевна мне бы точно не простила), отправляюсь к дороге ловить такси. Адрес бабули оказался со старым названием улицы, и если бы таксист не прожил в этом городе пятьдесят с лишним лет, я его не скоро нашел бы.

Пока я методично жую сэндвич (газировку открыть не решился, боялся пролить), этот таксист успевает рассказать о своей жизни, последние новости города, да и свои личные. Жена, дети, домашний быт, работа водителя – выслушиваю это всю дорогу. Я начинаю прислушиваться к его словам, когда таксист переходит к городским новостям.

Впрочем, ничего нового я тоже не слышу. Вчера ограбили какой-то продуктовый магазин, цены на гречку повысились, зарплата маленькая и прочее, и прочее.

Через час мы подъехали к старенькому перекошенному дому на старой улице. Удивившись, спрашиваю таксиста:

– Где это мы?

– По адресу, который вы мне дали. Ей-богу, давно я здесь не бывал-то, – почесал нос таксист.

– Что с этим домом?

– Ааа, этот. Здесь раньше жили одни фармацевты. Ну, там… баловались с химией, и как-то на тебе! Дом взорвался. Ну как взорвался – целый-то стоит, но внутри, говорят, вдохнешь – все, болеть будешь долго, если сразу не уйдешь. Вот и боится правительство убирать этот дом. Да он, поди, сам развалится, пока эти чиновники что-то придумают.

– Вот как. А в дом зайти-то никак нельзя?

– Никак. На карантине он. Двери, окна – все заколочено. Столько лет прошло, никто не заходит. Да и страшно. Говорят, кто-то пытался, на входе и повалился в обморок. Долго лечился, а там и до смерти недалеко.

Долго сижу и думаю над своей ситуацией. И что мне теперь делать? Нужный дом давно стал ненужным для жильцов, и где мне теперь их искать? Сразу представился старый колдун в черной мантии, который по ночам варит зелье в этом доме.

– Что ты сидишь? – спрашивает у меня таксист.

Я смотрю на него как на сумасшедшего.

– Смерти моей хотите?

– А тебе-то что? Тебе вообще в тот дом, – таксист показывает на соседнюю многоэтажку. Высокое здание с огромными позолоченными колоннами, путь к которому выстелен бархатным красным ковром; львы, вырезанные мастером из дерева, ожидают у входа, а через резные двери заходят и выходят люди в дорогих одеждах.

– Эмммм… – ошарашенно протягиваю я.

– Смерти хотите… Что за молодежь неблагодарная пошла… – недовольно бурчит таксист. – Выходить будешь?

Взяв деньги, тот оставляет ошеломленного меня перед входом в здание и укатывает куда подальше.

Я не сразу иду туда. В голове быстро меняются представления, где мог жить простой учитель на пенсии.

Я едва захожу внутрь, как прыткий швейцар в черном костюме возникает рядом.

– Добро пожаловать в дом La bella Italia. Чем могу служить?

– А разве это не жилой комплекс? – решаюсь-таки спросить. Ну не в каждом доме меня будут ждать швейцары, пусть это и «Красивая Италия».

– Да, но с высокоразвитым сервисом! – гордо произносит мужчина, – Вы в гости?

– Да. Мне нужно эммм… в квартиру 127.

– Ааа, господин Кирес. Давно к нему никто не заходил. Прошу.

Я отправляюсь вслед, по пути озираясь вокруг. На стенах висят маленькие портреты с огромными рамами. Все они однотипны, несмотря на умелую руку мастера. Богатая обстановка наталкивает на подозрительные мысли.

Лифт со звоном останавливается на двенадцатом этаже. Впереди стоят таблички, указывающие вправо и влево. Та, что ведет вправо, указывает на номера «120—124», и, уже поворачивая налево, я вижу указатель с номерами «125—129». Швейцар услужливо дает мне дорогу, желает хорошего пути и отправляется назад к лифту. 127-ой номер находится в конце коридора. Ходить немного неудобно, так как мои ноги просто утопают в мягком ковре. Маленький звонок стоит на уровне моих глаз, а красная дверь открывается не сразу. В квартире звучит звонкая трель, но с первого раза мне никто дверь не открывает. И со второго. И с третьего. Когда я в шестой раз снова нажимаю на звонок, внутри что-то падает, кто-то ругается и раздается шепот: «Твою ж дивизию, попался».

Хорошее выражение, надо запомнить.

Дверь открывается.

Перед собой я вижу мужчину маленького роста с прямоугольными очками, залысинами на голове и недоверчивым взглядом. Мне он ничего не говорит, так что разговор приходится начинать самому.

– Добрый день. Мистер Кирес, если не ошибаюсь?

– Верно, молодой человек, – низким голосом произносит Кирес, – А вы кем будете?

– Ахилл Гульран. Я к вам по одному поводу от Нифилии Дмитриевны, вашей бывшей одногруппницы.

– Нифилия? Рыбкина что ли? Она какими судьбами? – ворчливо спрашивает мужчина.

– У нее есть просьба насчет меня.

– Мы с Нифилией хорошо не дружили, так что брысь отсюда, – хмуро произносит Кирес, собравшись закрыть дверь.

Таааак… А это уже плохо. Ногу я успеваю занести внутрь, а рукой держу дверь.

– А имя Атлахт Церизи ни о чем не говорит? – с вызовом спрашиваю я.

Рука, закрывающая дверь, останавливается. Его лицо наполовину скрыто, поэтому один глаз подозрительно уставляется на меня.

– Церизи? Знаешь, кто он?

– Преподаватель «истории талантов» в академии Инзениум, – выпаливаю сразу.

Дверь открывается нараспашку.

– Проходи, – пропускает Кирес.

Старичок, не волнуясь об открытой двери, сам проходит вглубь квартиры. Она абсолютно темная, только вдалеке в комнате горит свет. Пробираясь через длинный коридор (дверь я, конечно, закрываю), я отправляюсь за Киресом. После я вхожу в комнату, занимающую так много места: на стенах я вижу двери, которые якобы являются входом в другие квартиры, а на самом деле служат лишь прикрытием этой оооооогромной комнаты. Квартира Киреса, вероятно, занимает два этажа – двенадцатый и тринадцатый. И встает один вопрос – кто он?

– Не удивляйтесь, молодой человек, всего этого я достиг честным трудом, – не оборачиваясь, произносит хозяин владений.

– Работой обыкновенного учителя? – все-таки спрашиваю я.

– Почему обыкновенного? – удивляется Кирес, – Академия Инзениум обыкновенных учителей не принимает. Как и учеников.

И идет дальше.

Фраза немного… пугает.

В этой комнате нет обоев, вся и сплошь она покрыта зелеными досками, а пол весь белый из-за мела. Мы лавируем между небольшими горами из книг, то и дело спотыкаясь обо что-нибудь. В конце стоит огромный шкаф на всю стену. Я, наверное, плохо объясняю слово «огромный», так как стена была примерно шесть метров в высоту и где-то пятнадцать в ширину. Справа стояла лестница, а над полками висели записки, что-то вроде «Одежда», «2201 год», «2202 год» и так далее.

– Вечно забываю, что и где лежит, – пробурчал Кирес. Покряхтывая, он неожиданно ловко залезает на лестницу и принимается вспоминать.

– Так-с, Атлахт Церизи, где-то его подарочек у меня лежал, вот только бы год вспомнить… Когда там я ушел-то с академии? – обращается ко мне бывший учитель.

– Эммм… эммм… – нет, ну мне-то откуда знать.

– Ага, спасибо, 2209-ый, – он удовлетворенно открывает шкаф с нужной датой.

– Пожалуйста, – я пожимаю плечами.

Все абсолютно нормально.

Кирес прыгает вниз и ищет стол, где груды книг, учебников, тетрадей и листков меньше всего. Но после безуспешного поиска до него начинает доходить понимание бесполезности этого дела, и он одним взмахом отправляет одну гору со стола на пол. Раздается шум, за которым следует книжная лавина и соседние «горы» валятся тоже.

Не обратив внимания на маленькие катаклизмы, Кирес открывает коробку, вытащенную из-за шкафа, и достает мини-пистолетик со шприцом. Не видев прежде такого чуда, я все же спрашиваю:

– А что это?

Щелкнув по нему пальцами, Кирес внимательно разглядывает и только потом отвечает:

– Выделитель. Единственное, что позволит вынуть чип из твоей руки.

– Тогда почему не «выниматель» или как-то еще?

Кирес молчит. Еще пару раз прищелкнув и проверив состояние предмета, он отвечает:

– Он внедряет жидкость, позволяющую беспрепятственно удалить инородное тело из организма. Как раз то, что тебе нужно, не так ли?

Недоверчиво оглядев новое «чудо» технологий, я уточняю:

– Вы уже вынимали чип до этого?

– Ни разу, – улыбается Кирес.

Спасибо, успокоил.

– Но навыки и теория есть, – утвердительно кивает головой.

Уже лучше.

– Сколько времени это займет?

– Сам процесс? Пару минут. Только дай мне подготовить стол… Да и стул бы найти.

Мы окидываем взглядом картину искусственных катаклизмов. Походу я тут надолго задержусь.

– Ладно, ты пока устраивайся, – машет рукой бывший учитель и скрывается посреди джунглей.

Пользуюсь возможностью снова осмотреть эту странную комнату. О размерах уже сказал, но теперь стало видно, что в ней давно никто не убирался. Бывшие ярко-зеленые обои оказываются болотного цвета. Где-то отваливается штукатурка, где-то слезает краска. Горы книг повсюду на столах, да даже на полу. Проходить нужно с величайшей аккуратностью – есть шанс оказаться погребенным под этой лавиной. И никогда не вернуться. Ведь тут только один старикашка с ужасным слухом.

– Я здесь, – возвращается Кирес, таща за собой стул.

Бросаюсь помогать Киресу, так как бабуля терпеть не могла невоспитанности. Хоть ее рядом со мной уже нет, но уроки-то в голове.

– Поближе к стулу и присаживайся, – не поворачивая головы, говорит бывший учитель.

На столе он воспроизводит странный шум со склянками, бумагами и тем самым шприцом. Врачей с детства недолюбливаю, а нелегальных с непонятными методами лечения – тем более. Но выбора у меня, как всегда, нет.

Через пятнадцать минут сплошного перемешивания склянок, шуршаний бумаг и глубоких вздохов Кирес высоко поднимает шприц с жидкостью и произносит:

– Готов?

Я смотрю на этого человека со страшным шприцом, сглатываю слюну и желаю снова оказаться в кабинете стоматолога. Они хотя бы добрые. Но почему-то все равно говорю:

– Готов.

Медленно подойдя ко мне, Кирес заставляет меня повернуться спиной. Остается лишь снять футболку. Шершавая рука на ощупь отыскивает чип под кожей. Кажется, Кирес мне что-то говорит, но я лишь чувствую, как он вытирает нужное место спиртом. Я беру себя в руки, удивляясь, какие старинные и ненадежные методы он использует. В больницах все давно перешли на машины, да и время прививок занимает пару секунд на человека.

Несколько раз помянув известную дивизию, я чувствую, как шприц проникает под кожу. Через некоторое время неприятного дискомфорта Кирес вытаскивает шприц. Боль жуткая, но не ужасная. Ужасную, мне казалось, я уже испытывал. Это и придает сил. Но постепенно мне становится все хуже и хуже. Спина нестерпимо болит, словно внутри вены и кровь перемещаются с места на место. Все-таки я не сдерживаю стона и сползаю на пол. Что-то жидкое и противное медленно течет на пол по моей спине. Когда я открываю глаза и вижу пятнышки крови, мне кажется, что они вот-вот прожгут пол.

Кирес реагирует сразу. Он выливает всю жидкость с какой-то склянки мне на спину. Боль утихает, кровь перестает идти – все становится таким, как в самом начале. Словно ничего и не было. Вот только пятна крови говорят о пережитом шоке.

– Тихо, все в порядке, – бросает мне Кирес, поднимая окровавленный чип, – его осталось уничтожить, и ты свободен.

Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Что за старомодные приемчики? Зачем я сюда пришел? Мне срочно захотелось увидеть спину. Что ты там наделал?

– Все уже прошло, – ласково произносит Кирес, – ты жив. И это главное.

Боль прошла – вот, что главное. Но мои безумные глаза наверняка пугают моего спасителя.

– Цена за свободу всегда высока, – замечает Кирес, – цени, что отделался лишь кровью.

Тяжелый вздох становится последним знаком моей слабости.

Ха!

Ты сам пришел!

Так прими это.

Ты решил, что я испугался?

– Спасибо, – отвечаю и встаю с пола. Пытаюсь стереть кровь с одежды. Не помогает. И вряд ли поможет. Мне нужна новая одежда.

Неподалеку лежит рюкзак. В нем находится новая футболка и штаны, а вот с обувью дело плохо. Придется окрасить в красный цвет.

С этой мыслью я начинаю топтаться в собственной крови.

– Впервые вижу настолько жестокого человека, – замечает Кирес. – Кровь – хороший краситель, но его не используют в покраске обуви.

У меня есть свобода и это главное. Ради нее можно использовать что угодно, даже собственную кровь. Да даже этого человека.

Кирес смотрит на меня с некоторой осторожностью.

– Извините, я просто… еще не пришел в себя.

– Вот как.

Он не поверит.

– Я работал с разными людьми. С некоторыми у вас похожий взгляд.

– Странный?

– Безумный.

Безумный здесь вы.

На минуту мне внезапно приходит мысль убить его. Старик живет один, без родных, явно не выходит из комнаты, если убрать мои следы, все пройдет гладко. Да и найдут его не сразу.

Но мне в голову внезапно приходят совсем другие слова совсем другого человека.

«Ты хороший и никого не будешь убивать. Ты – добрый, я это точно знаю».

Я просто не могу уничтожить то, что скрывал столько лет. Я просто не могу разочаровать своих родных.

– Извините, – тихо произношу я.

– Интересный вы молодой человек. Сейчас вы выглядите вполне нормальным.

По крайней мере, стараюсь.

– Что же с вами делать? – спрашивает Кирес так, словно это не я хотел его убить. Если он это понял по взгляду.

– Расскажите, как попасть в академию.

– В академию?

– В Инзениум, – раздраженно отвечаю я.

Тишина.

– Расскажу… еще как расскажу, – кивает головой учитель. – Да, ты просто обязан там учиться.

А вот это мне совсем не нравится.

Что это значит?

– Ты совсем не умеешь контролировать себя, – поясняет тот, – чтобы выжить, иногда приходится склонять голову и жевать грязь под чужой ногой, но ты не можешь унять свою гордость. Пойми, когда-нибудь она тебя убьет.

Но не успеваю я ответить, как Кирес продолжает:

– Попасть в академию Инзениум просто. Но для этого нужно знать принцип. Идем, я тебе покажу.

И с этими словами он ведет меня в другую комнату.

Да, помимо этой у него еще одна. Не чист этот старикашка, совсем не чист.

Следующая комната оказывается совсем маленькой. Она так же завалена вещами, но не в меньшем количестве. Мы подходим к двум зеркалам, стоящим напротив друг друга возле противоположной стены и останавливаемся. Сзади зеркал стояли ширмы. Потайной двери здесь нигде не наблюдалось.

– Мы пришли? Что это? – не понимаю я.

– Зеркала, молодой человек. Гениальное изобретение человечества.

– А точнее?

– Что точнее? Расписать формулу получения зеркала?

Этот старик издевается?

– Мне их разбить? – спрашиваю я.

Мой характер тоже не сахар.

– Ладно, – признает мою победу Кирес, – это проход в академию.

– Не вижу двери, – сухо замечаю.

– Если бы все было так легко, – вздыхает тот. – Знаешь про теорию параллельных миров?

Что-то подобное слышал.

– Перемещение во времени?

– Нет, это совсем другое. Есть теория, что параллельно с нашим миром есть тысячи других, в которых проживаем также мы.

– Альтернативные ходы будущего?

– Да, верно. Такие же миры, как и наш, только судьбы совсем разные. То есть это мы, но проживающие одновременно в разных мирах.

– Но где связь?

– Связи, как раз, и нет. На то миры и называются параллельными, что никогда не пересекаются. Но есть способы перемещения.

– Это как менять будущее или судьбу? – уточнил я.

– Почти. Но мировой закон гласит, что не может существовать два одинаковых человека в одном мире. Это привело бы к хаосу.

– Тогда что?

– Способ перемещения возможен только в одном мире, но через другие реальности.

Я запутался.

– Объясните точнее.

– Все просто. Ты пытаешься переместиться в другую реальность. Но проблема в том, что в той реальности уже есть ты. Вселенная это чувствует и выкидывает тебя обратно. Ты можешь лишь контролировать, куда тебя выкинет. Вот так.

– Перемещение с места на место? Вам Вселенную не жалко?

– Нет, – улыбается Кирес, – люди добились совершенства в обмане друг друга, почему бы не попытаться обмануть Вселенную? Человек всегда ищет выгоду во всем.

Мне нечего сказать.

– Параллельные миры находятся везде, рядом с нами, мы ими дышим, но совсем не замечаем, – продолжает Кирес, – чтобы переместиться, надо их видеть.

– Но как?

– Вот тут-то нам и понадобятся зеркала. Встань между ними.

Я прохожу к тому месту, куда мне указали. Встаю между зеркалами и в обоих вижу свое отражение в разных ракурсах.

– Ничего не замечаешь?

– Нет, – честно отвечаю я.

– Все просто. Смотри, – он подходит и показывает на зеркало, – вот они. Параллельные миры.

И я их вижу. Казалось бы, все так просто. В таких зеркалах я отражался несколько раз, мое отражение было и позади переднего отражения, я там был в нескольких тысяч отражениях!

Озарение приходит внезапно.

Это точка соприкосновения. Продолжай смотреть туда.

И я вижу. Один из тысячи меня самих выглядывает из очереди и машет рукой.

Я не могу в это поверить.

Я не могу поверить своим глазам.

Но это вижу я, это говорят мои глаза – и я верю. Я стою и там, и машу рукой самому себе здесь.

– Скажи про себя «академия Инзениум». В будущем ты можешь и не говорить, а лишь представить себе это место. А сейчас оно зовет тебя, иди.

Я чувствую, как постепенно погружаюсь в зеркала и выпадаю из этого мира. Сзади все так же слышен голос Киреса:

– Ничего не бойся, позволь Вселенной направить тебя. Она подскажет лишь правильный путь. И вот мой последний совет тебе.

Я оборачиваюсь, чувствуя как постепенно исчезаю. Но все равно слышу последнюю фразу.

– Контролируй себя.

7 глава. Первый день в академии Инзениум

Я не хотел быть космонавтом и вообще свою жизнь как-то с космосом не связывал. Но то ощущение невесомости, когда мурашки бегут по коже, потому что ты не ощущаешь веса тела…

Невероятно…

Это лучше, чем полет.

Это пустота.

Это то, что тебе неподвластно.

Это космос…

Я вижу Солнце. Оно раскаленное, горячее, желтое, красное, кровавое.

Я вижу Землю. Она маленькая, цветная, синяя, зеленая, белая.

А вокруг все черное… и нет у этой вселенной дна.

А потом я перестаю летать в космосе. Просто висну на грани и вишу в пустоте. А это мне уже совсем не нравится… Невесомость пропадает.

Кто-то хватает меня за ногу и с нечеловеческой скоростью тянет на Землю. Пролетев несколько миллиардов лет за несколько секунд, я все ожидаю удара. Но удара нет. Я просто вылетаю через что-то вязкое и густое.

Дыщ!

В этот миг мой нос решает обняться с полом. Как нормальный человек, охаю много, ругаюсь долго, раздаю проклятья направо-налево, трогаю нос, кручу в разные стороны и только потом оглядываюсь. Я лежу на теплом красном ковре в комнате, играющую роль чайной. Здесь стоит диванчик, стол, неподалеку плита, шкафчики. И никого.

А сзади зеркало. Одно.

Вот откуда я вылетел.

Подхожу к столику. На нем – кружки, цельный хлеб, блюдца, но чай не налит. Кажется, кто-то хотел попить чайку, но что-то помешало.

Раздается мяуканье. На стуле лежит черная кошка и зелеными глазами глядит на меня. Мы смотрим друг на друга почти минуту. Та лениво осматривает меня с головы до ног.

Не люблю кошек, собаки лучше.

– И что? Даже не поздороваешься? – раздраженно спрашивает кошка.

Действительно, что же я так? А та, облизнув лапу, снова спрашивает:

– Я даже не феникс, вы же обычным кошкам не удивляетесь, а я-то в чем виновата?

Не отвечаю.

– Первый раз с кошками говоришь?

Что вы, каждый день по нескольку раз.

– Первый, – киваю.

– Вот оно как, – кошка с интересом наклоняет голову, – а теперь?

– Что теперь? – не понимаю.

– Привык?

– Ээээ…

– А сейчас?

– …

Вряд ли мы с ней подружимся.

– Есть немного. Но необычно.

– Ну, давай знакомиться, – и спрыгивает со стула, – я Мирьяма, тотем учителя видений, Зарины. Весточку уже послала, сейчас к тебе придут. Ну и нашел же ты где выйти. Как звать-то?

Тотем?

В памяти всплыл говорящий ворон и слова Атлахта: «Это мой тотем, ворон Сиг».

– Ахилл.

– Фамилия?

– Гульран.

– Странная она какая-то, – протягивает кошка, – на женское имя похоже.

– Есть такое.

«Есть такое» – передразнивает кошка со смешно-серьезным лицом.

– Военный, что ли? Гей? Фетиш на женские фамилии?

Говорят, кухня самое опасное место в доме. Там как раз ножик на столе лежит…

– Раньше старшинство рода по матери передавалось. Вот и фамилия от прапрабабушки, – поясняю я.

– Ааа… Матриархат, – кошка прохаживается еще немного и снова обращается: – Что-то ты поздно, набор вроде давно закончился. Да и обычно не сюда учеников выкидывает. Хотя кто ее, эту судьбу, блин, знает.

– За мной скоро подойдут?

– Скоро, скоро. Зарина уже рядом, я чувствую.

Дверь открывается.

– Он здесь? – спрашивает молодая девушка в очках и белом халате. Ее волосы стянуты в высокий хвост. У нее серьезное лицо, немного кривоватый нос и большие глаза.

Врач?

– Здеся, здеся, – зевает Мирьяма, – забирай его и поменьше слушай Церизи.

– Он сам сказал, что появится из комнаты истории, – недовольно отвечает Зарина.

– Мало ли, что он говорил. Чутью, говорю, доверяй. А ты, эх, – махнула лапой Мирьяма, – даром тебе этот Церизи нужен. Но нет, любовь, любовь, ах…

– Мирьяма, – грозно предупреждает Зарина.

– Да, да, я уже как пятую жизнь Мирьяма.

– Оставшиеся четыре не жалко?

– Люблю приключения, – отвечает кошка и грациозно выходит с комнаты.

Девушка в халате улыбается и протягивает руку.

– Зарина Роти, учитель видений. Добро пожаловать в академию Инзениум. Ахилл Гульран, верно?

– Ага, – жму руку в ответ.

– Идем, нас уже ждут.

За дверью стоит Мирьяма, которая, несмотря на свой вес, с легкостью запрыгивает Зарине на руки. Закрываем дверь и идем по темному коридору. Кошка Мирьяма лежит на плече Зарины Роти и немигающим взглядом смотрит на меня.

– А ты часто с учениками препираешься? – интересуюсь я.

– Есть такое, – мурчит Мирьяма и сворачивается калачиком на плече Зарины, явно намекая на окончание разговора.

Ладно, этот раунд за тобой.

Мы следуем по белым коридорам без окон, и над нами горит искусственный свет. Идем довольно долго, в какой-то момент я забываю, сколько поворотов и дверей мы успели пройти.

– Мы пришли. Волнуешься? – спрашивает Зарина.

Я удивился.

– Из-за чего? Я что-то должен сделать?

– Ну как же? – заламывает руки Зарина, – первый побег из дома, переход в академию, новое место, неизвестность будущего…

– Это мой пятьдесят шестой побег, – я решаю огорошить ее, – академию менял пять раз, в новых местах бывал каждый день, а вот будущее никогда предсказать не мог.

– Эм…

– Но в чем-то вы правы, – призадумываюсь я, – это мой первый удачный побег.

Какое-то время Зарина стоит в оцепенении, явно борясь с собой, но потом просто машет рукой и тянется к ручке.

– Ты уж извини. Зарина никак к ученикам привыкнуть не может, – произносит лежащая на плече учителя Мирьяма, широко зевая и прикрываясь лапой. – Работали раньше обыкновенным учителем, а как талант наш прознали, пригласили сюда работать. Кто бы знал, что тут одни сумасшедшие уча…

– Мирьяма! – грозится Зарина.

– Я уже пять жизней как Мирьяма, помидор ты зариночный. Живей давай, я спать хочу.

И с этими словами кошка толкает дверь и в гордом одиночестве заходит внутрь. Но, перед тем как последовать за ней, я все же интересуюсь у Зарины:

– Как вы ее терпите?

– Себя-то я терпеть могу, – усмехается та и, заметив мой взгляд, принимается пояснять: – Понимаешь, Мирьяма – мой тотем, а значит, все, что говорит она – это и есть плохая я.

– Плохая вы? – не понимаю я.

– Каждый человек двуличен, Ахилл, – улыбается Зарина, – это доказано. У каждого есть хорошая и плохая сторона. Поведение человека зависит от того, какую сторону он больше принимает за свою. Но у учителей Инзениума этого выбора нет. Свою плохую сторону мы вкладываем в тотемы, и они становятся частью нас, но как бы в другом теле.

– То есть, – уточняю я, – все, что она говорила – это…

– Да, это мои мысли. Мысли моей плохой стороны.

– И у каждого учителя есть тотем?

– Почти. Некоторым удалось этого избежать.

– Эй, Зарина, заходи быстрее, а то тут дует! – раздается из кабинета. Та лишь улыбается и жестом приглашает меня. Поборов желание продолжить наш разговор дальше, я захожу внутрь.

Это кабинет. Да, учительская. Но не совсем обычная. Комната огромная, по бокам стоят стеллажи с книгами от пола до самого потолка. Посреди комнаты столы, нагруженные бумагами, книгами, папками и всевозможными документами. Тонкие деревянные стенки делят пространство на несколько частей, выделяя каждому учителю маленький участок со своим столом. Но стола всем не хватает, поэтому бумаги собираются на полу, превращаясь в маленькие крепости. И сомневаюсь, что они когда-нибудь уменьшаются. В общем, учительская доля не самая легкая. И чуть ли не самая бюрократическая.

– Ваши фамилия и имя? – интересуется толстый учитель в сером костюме, стол которого находится отдельно возле двери.

Зарина вручает меня ему, а сама уходит к своему рабочему месту.

– Ахилл Гульран.

– Опаздываете, – недовольно сообщает дяденька.

Вы еще скажите, что это моя вина.

– Торопился, как мог, – «успокаиваю» учителя.

– Говорят, ты с чайной вышел?

– Кажется, да, – припомнил ту комнату.

– Хехе, забавно, – улыбается дяденька, – ты хоть в чайной вышел, а был один – он из зеркала в туалете вышел.

– Испачкался? – не понял я.

– Да напротив открытый унитаз стоял…

Да, жалко паренька. Я просто вспоминаю, как со скоростью вылетел из зеркала. У меня-то хоть теплый шерстяной ковер, а кому-то…

– А от чего зависит, откуда вылетишь?

– Как выкинет. Обычно людей выкидывает из зеркала в главном холле, там как раз для таких случаев батут лежит. Но бывают исключения. В этом году их что-то много стало, я даже свое зеркало подальше положил, вдруг еще один ученик выйдет.

– Ахаха, – представляю картину. Весело бы было.

– Ну, ну, молодой человек, – успокаивает меня учитель, – вот ваш ключ, держите.

– От чего?

– Комнатка твоя, от чего же еще, – отворачивается от меня он, – Номер 24, четвертый этаж. Так. А теперь нажми-ка сюда, – показывает на овальную штуку на столе.

Послушно нажимаю.

– Еще раз, – требует секретарь.

Нажимаю еще раз.

– Еще.

Повторяю. На экране показываются мои отпечатки пальцев.

– Так. А теперь не пугайся, – он берет фотоаппарат и направляет камеру на меня.

Положение для фотографа какое-то… неудобное. Я стою, повернувшись сбоку, еще не разогнувшись после отпечатков, как раздается щелчок. Из фотоаппарата выходит луч, сканирует меня с головы до пояса и возвращается обратно.

– Готово. Держи свое удостоверение.

Хотя знаете, беру слова насчет бюрократизма обратно.

Мне протягивают красную карточку.

– Это чисто формальность. Удостоверение нужно как документ о том, что ты действительно теперь учишься здесь, – поясняет он. – Чтобы пройти куда-нибудь, тебе нужно будет приложить свой палец, сканер узнает тебя, и дверь откроется. Перемещение разрешено только со второго корпуса по пятый. Первый и шестой закрыты для учеников, так что даже не пытайся. Двери на твои отпечатки все равно не откроются.

Я киваю и смотрю на удостоверение. Я вижу самого себя, сфотографированного в профиль, хотя секретарь отсканировал меня сбоку. Удобный фотоаппарат. За фотографией следует:

Ученик: Ахилл Гульран

Курс: первый

Тип: первый

и сбоку моя неулыбающаяся морда. Чудно.

– Сейчас за тобой зайдут. И не забудь посмотреть расписание, а то учителя уже который день жалуются на то, что доска объявлений так далеко. Еще бы объяснить, что клей «Момент-плюс» не отклеивается так просто…

– А кто зайдет? – перебиваю я, понимая, что он не скоро закончит.

– Так твой классный руководитель, Атла…

ДЫЩ! БАБАБАБАБАХ! ТРАТАТАХ! ДЫДЫЩ!

Дверь с грохотом отворяется, крепости из бумаг падают, стулья с людьми откидываются, все синхронно поворачивают голову в одну сторону – в общем, я понимаю, что для людей этой академии подобные оказии в порядке вещей. Хотел было ринуться на помощь, как в дверях появляется знакомое лицо. Там стоит Атлахт Церизи собственной персоной.

– Церизи! Держите себя в руках! – гневно кричит дяденька.

– Сообщите это моему брату, секретарь Злоготин! – сверкая от злости глазами, произносит Атлахт, – я не буду терпеть это!

Только в этот момент я замечаю, что у Атлахта длинные волосы. Когда он успел их отрастить?

– Вы – братья, а не соперники! Попытайтесь понять друг друга!

– Черта с два! Значит, ему премию, а мне нет? Так, значит?

– Весь преподавательский состав согласился, что его достижения за месяц важнее, чем ваши. Согласитесь, «Влияние волн машины Дэуса на мозг» – действительно серьезная тема! И мы договорились, что премия одна! Верно, коллеги? – ищет поддержки у стоящих позади, испуганных учителей секретарь Злоготин.

– Я не согласен с вашим решением! Атлахт всего лишь жалкий…

– Что ты там говоришь про жалкого? – спрашивает тот же голос, и в комнату входит… Атлахт Церизи.

На время мне показалось, что в глазах двоится. Но со здоровьем у меня никогда особых проблем не было, да я вообще психически нормальный человек. Так что итогом есть только один вариант – у Атлахта есть брат-близнец.

– Родригес, что за ребяческие выходки, – начинает вошедший Церизи.

– Ребяческие? Ты явно меня недооцениваешь, – сказал… наглый Церизи.

– Мы живем в соседних комнатах, учителя по схожим предметам, у нас даже бюджет почти одинаковый! Какие проблемы?

– Большие! Из-за тебя я до сих пор одинок и холост! До сих пор нет девушки!

– Поэтому мы согласились участвовать в конкурсе за премию по отдельности, – раздраженно говорит Атлахт, – и ТЫ согласился!

– Да! Но кто мог подумать, что ТЫ получишь премию!

– Считаешь, что я этого недостоин?

– Считаю?! Я?! Да что ты. Кто тебе такое сказал?