Текст книги "Когда талант смеется"

9 глава. Старый мир

Ночь. Глухая, темная, тихая. Почему же все тайны рождаются ночью? Просто человек боится совершённых поступков и пытается их скрыть за тьмой.

Я вспоминаю, как первый раз попал в академию. Забавный сон, мой побег, случай с чипом и таинственные зеркала – а ведь это было всего год назад. А если бы я не решился? Бился бы в Сандарне? Умер, и мою плоть поедали бы черви? От этой мысли совсем мерзко.

Ужасно. Просто отвратительно. На что похожа моя жизнь? Это не жизнь, а сплошное выживание. Огромный ком подкатывает к горлу, и мне становится трудно дышать. Я такой идиот. Господи, если ты меня слышишь, какой я идиот! Как я жил?!

Я помню то адское чувство жажды… выжить. Не жить, а выжить.

Но если бы этого не случилось. Если бы я до сих пор сидел в родном городке, убегал от родителей, до сих пор… ДО СИХ ПОР плевал на жизнь, кем бы я стал?

Какой-то у меня слишком тернистый путь вышел.

В моем кармане лежит единственная машина Дэуса. Один угол кубика упирается в мое тело через ткань, как бы напоминая, что последняя адская машина еще в моих руках. Иронично. Ведь остальные разбил я. Весь черный рынок отправляю коту под хвост. Работа почти целого года. Она тоже канет в бездну.

– Время, – сообщает мне Танака, когда мы с Атлахтом возвращаемся в мой кабинет. Я достаю свои два зеркала и отдаю Атлахту.

– Сейчас ты не найдешь зеркал в академии. Дара все изолировала, – повторяю я и улыбаюсь про себя. Ее приказ обернется против нее же. Дара не сбежит. Как и остальные.

– Когда ты придешь к нам? – спрашивает Атлахт, принимая подарок.

– Скоро.

– Береги себя. И будь аккуратнее. Это очень опасно, поэтому…

– Поэтому, не поэтому – ты слишком волнуешься.

– Я – твой учитель!

– А еще друг. Прекрати. Все будет отлично. Ты же знаешь, я и не из таких заварушек выходил, – напоминаю я. – Где Верна?

– Я уже отдал ей зеркала. Должно быть, уже в горах.

И молчит.

– Как разберешься с делами, я жду тебя. Ты должен появиться завтра утром.

– Завтра? Ну да. Сейчас уже ночь, – и с чего-то решаю сказать: – В горах холодно.

– Конечно, уже конец ноября. Скоро зима. Может, у вас сегодня пойдет снег.

– Ты сможешь пережить там зиму?

– Надеюсь, – пожимает плечами Атлахт. – Сложно, но мы и не из таких заварушек выходили.

Вот все время крадет мои фразы.

Время идет, а учитель все стоит на месте и не двигается. Как долго ты собираешься тут стоять?

– Слушай, Атлахт, давай уже…

Взрыв! Волна доходит до нас, мы присаживаемся, с потолка начинает обваливаться штукатурка, приходится прикрывать руками ценные головы. На миг все стихает, а затем начинаются крики. Вся академия гудит.

– Что ты делаешь? – кричу я Атлахту, пробирающемуся ползком к двери. – Уходи быстрее!

– Надо узнать, что случилось!

– Армия здесь! Это взрыв с поверхности! – говорю я и отпрыгиваю назад. И вовремя – стенной шкаф решил повалиться именно в этот момент. – Будет еще взрыв! Пригнись!

Я оказываюсь прав. Раздается взрыв пуще прежнего и ближе к нам. Они что, тут все разрушить решили?

Мы присели возле двери, надеясь на толстые стены и крепкий фундамент. Атлахт вытаскивает зеркала.

– Я жду. До рассвета, – говорит он и раздвигает руки. Два взгляда, и он исчезает. Я остался один.

А ведь сейчас меня ждет самое тяжелое. Сам решил остаться один. Сам виноват.

Но разве это проблема? Нет ни волнения, ни отчаянья – я иду по своему пути. И это правильно.

Я отправляюсь в кабину с камерами. Девятый корпус стоит пустой – все сбежали. Я смотрю камеры и немею: крыши второго и третьего корпусов обвалились, несколько человек валяются бездыханными на полу, лестнице и в других местах. А сверху на веревке спускаются люди в серых костюмах и масках, только у одного из них – рожа суровой справедливости безо всяких масок. Нравится мне эта власть. Обожаю просто.

– Начать операцию! – кричит главный, оказавшись на мраморном полу. Серые костюмы бросаются врассыпную и угрожающе размахивают пистолетами вслед напуганным ученикам. Хотя, казалось бы, что они сделали.

– Мы спасаем вас! – орет все тот же со справедливой рожей. Посмотри на людей, которых ты спасаешь! Если они хотят спасения, то только от тебя. А все вокруг жмутся к стенам и углам, пытаясь не попасться под дуло пистолета.

Какое разочарование.

– Вы свободны!

Ага, конечно. Можно ли назвать страх свободой?

Я отворачиваюсь от мониторов. Достаточно. Я уже натворил делов по самое не хочу. Это конец.

А ведь сейчас наступит самое тяжелое. Как же это забавно – наступать на горло собственной гордости!

Бойцы уже подходят к девятому корпусу, когда я выхожу оттуда. Несколько движений – и мое тело, скрученное сильными руками, глухо валится на землю. Человек в сером достает рацию и быстро сообщает:

– Мы его нашли.

Несите. Это конец.

Рядом истошно вопит женский голос.

– Отпустите меня! Я – ваш союзник! Это я – Дара! Дара Валин! Я вам помогла! Отпустите меня сейчас же!

Дара, Дара, Дара. Это не только мой, это и твой конец. Ты рыла могилу, но упала туда со мной. Правда, это не тот человек, с которым я бы хотел умереть.

Тащат нас долго. По пути мы видим обугленные стены, открытые бомбами двери, разбитые окна и раненых людей. Никто не останавливается, чтобы помочь им.

Доводят нас аж до второго корпуса. Сад Тишины потерял свое название. Повсюду лежат камни, куски мокрой земли и обломки непонятного содержания. Грустно смотреть на покореженную статую Халари Гаас. Красивая девушка лишилась руки и папки, которую держала. На памятнике уже трудно различить надпись «Я продолжаю ЕГО дело».

ЕГО дело?

Какое дело людям до Бога?

И чье дело действительно продолжала Халари Гаас, сестра Тадеуша Дэуса?

Я глубоко вздыхаю.

Я тоже хочу сестру. Сестру, которая помогла бы мне искупить все страдания, что я причинил другим людям. Разве это не так? Разве не поэтому, Тадеуш, ты помог ей создать академию, защищающую таланты? Поэтому пытался уничтожить остальные машины?

На скамейке сидит Эмиль, бывший зачинщик восстаний, а теперь первый президент Республики. Какая честь. Меня приехало судить первое лицо государства. За ним стоит пять человек в сером и один обыкновенный служащий. По черной мантии я быстро определяю судью с папкой в руке. Кажется, мне даже успели вынести приговор.

– Ахилл Гульран? Значит, ты тот самый негодяй?

Можно бы ответить, что слово «негодяй» сегодня вышло из частого употребления. Дескать, будущее за молодыми – давно пора наблюдать за модными тенденциями и вообще, следи за речью. Но я молчу. Я не в тех условиях.

– Вы проверили? – спрашивает президент.

– Да, – пробасил один из служащих. – Все верно. Это он.

Трудно быть знаменитым: всюду тебя узнают. Ничего не поделаешь, жизнь такая.

– Нет! Это ошибка! Я не работаю, я не делец!!! – истошные крики Дары заполоняют огромный сад Тишины. Бойцы тащат упирающуюся Дару за руки, а та пытается сопротивляться. Истеричные люди ужасны.

– Дара Валин? – спрашивает президент тем же тоном, только не добавляет «негодяйка». Камни под надвигающимися ногами Дары отбиваются в стороны, а один больно ударяет ее ногу. Та взвывает, но остановиться ей не дают.

– А остальные? – хмуро интересуется судья. Его очки сползают на переносице, из-за чего тот постоянно поправляет их.

– Радим Тангре найден без сознания в одной из комнат.

– Уж тут целый муравейник! Привести сюда! – приказывает Эмиль. – А где этот последний? Сид, вроде?

– Сид Орлеоне не найден.

– Ищите!

Спасибо, Танака.

Надеюсь, я смогу отплатить тебе в следующей жизни.

– С предателями долго играть не стоит. Займемся ими сейчас же! Господин судья, прошу, – говорит президент.

В целом, это хорошо. Я не буду жить в этом гнилом государстве. Здесь нет присяжных, мне не дадут слова защиты, мнимых преступников слушать не будут. Так и получается.

– Дара Валин, ваш звонок послужил отправной точкой в расследовании дела тайной академии черных дельцов под землей, – судья начинает заученную речь. – В ходе расследования выявлены следующие факты: при ложном политическом строе Нары бывший директор академии Инзениум позволил себе кражу талантов, отправленных на войну, и обучение их в качестве черных дельцов, пробуждая зло и вражду по отношению к властям. По неизвестным причинам во главе академии встали четыре дельца: Ахилл Гульран, Дара Валин, Радим Тангре и Сид Орлеоне. Они посеяли раздор в делах академии; по словам учеников, они жили в страхе и смятении перед этими людьми.

По словам учеников? Я оглядываюсь на лежащие трупы. Это в какую минуту они успели спросить их? Перед убийством?

– Согласно вышеназванным доказательствам, Ахилл Гульран, Дара Валин, Радим Тангре и Сид Орлеоне обвиняются в измене Родине, убийстве талантов и управлении незаконным учебным заведением. Вы приговариваетесь к смерти путем сожжения на костре.

Речь судьи закончена. Честно, я бы поаплодировал, если руки были бы свободны. Очень жестокая, эпичная и замечательная смерть.

– Нееет! Вы же обещали, что я буду жить! Вы мне обещали! – визжит Дара, снова пытаясь освободиться из стальной хватки.

– Я не доверяю предателям, любезная Дара Валин, – говорит ей Золя и встает со скамейки. – Вы ведь тоже причастны к этому делу и понесете наказание вместе с вашими товарищами.

Дара рухнула на землю. В ее глазах отражается неверие, отчаяние и пробившиеся слезы.

– Так не должно быть…

Мне становится ее жаль. Но уже ничего не изменить. Таков Путь. Этот мир ужасен.

– Ваше сожжение станет всеобщим достоянием. Надеюсь, вы понимаете, что это необходимо?

Козлы отпущения всегда нужны. Особенно, когда в государстве насильно утвержден новый строй. Вот знаешь об этом, а в какой-то миг козлом отпущения становишься ты. Все происходит слишком быстро.

Для нас нашли комнату в третьем корпусе. Маленькая комнатка, где живет один человек. В подобной жил и я. Через минуту, как нас двоих закинули сюда, внутрь затаскивают бессознательное тело Радима. Я смотрю на него и гадаю – неужели его убьют, даже не дождавшись пробуждения?

Мое сердце сжимается чьей-то стальной рукой. Внутренняя дрожь переходит на руки, и все перестает быть таким забавным и разочаровывающим. Конец слишком близко.

Дара, в отличие от меня, не скрывает своего страха и дрожи. Она скорчилась так, что голова касается коленей и блестящие слезы срываются на пол. Сквозь стон и завывания я слышу:

– Господи, что я сделала? Я хотела лишь спасти себя. Господи, прости меня. Спаси, Господи, спаси… Прошу. Прошу, прости меня…

Это хорошее дело. Надо тоже помолиться. Извини, что я так долго в Тебя не верил.

Выслушай меня, небесное божество. В Твое существование мне было не легко поверить. Куда Ты меня завел? Чего я натерпелся по Твоей вине? И что я до сих пор терплю. Блин, это какой-то бред. Разве мог ли я раньше считать, что буду молиться. Глупость такая. Что самое обидное – Ты ведь знаешь. Я не мог уйти и спастись, как делал это раньше. Известный черный делец станет символом гибели. Никто больше не украдет талант. Подобный дар – это проклятье. И пусть без всяких черных дельцов каждый талант несет этот крест на себе. Счастлив тот, кто обычен. Поэтому прошу Тебя, дай силы, мужества и воли нести эту ношу трудолюбивым талантам. Только они создадут новый мир.

На какой-то миг становится легче. Я делаю глубокий вдох и выдох.

Если все пойдет по плану… то я буду жить.

Хотя как я жил до этого? Никому не доверял. Ходил по головам и не боялся кровавых методов. И эта кровь не оттирается. И не уйдет.

Живите правильно

Живите правильно

Живите так, чтобы ни о чем не жалеть

Держите себя в руках

И будьте добры

Не повторяйте мою судьбу

Живите правильно

Рядом продолжает плакать Дара, ее всхлипы вот-вот перерастут в настоящую истерику. Радим не просыпается. Но это безоблачное состояние скоро пройдет.

Казалось бы, прошла вечность. Я хотел бы стать тем мальчиком, в чье сердце попал осколок дьявольского зеркала. Без чувств, без эмоций, без страха и любви. Спокойствие холодное, леденящее и останавливающее сердце. Я хочу быть спокойным! Я хочу встретить конец достойно.

Какая у меня жизнь? Я мог бы жить достойно и быть добрым. Я мог быть добрым! Я мог быть счастливым!

Почему я иду на это?

Это мое испытание.

Если я это переживу, я смогу стать счастливым. Это моя судьба.

Я больше не повторю своих ошибок. Нет, не повторю.

Я хочу быть сильным.

Я хочу быть добрым.

В комнату заходит толпа бойцов и судья в черном. Он снова что-то говорит. Я ведь должен чувствовать вину. Где же ты, совесть? Неужели и ты исчезла в осколке дьявольского зеркала?

Нас ведут к выходу. Дорога тоже выходит долгой. Поднимаясь по лестнице, мы выходим на поверхность. В чудесный сад, где мы так любили гулять.

Так тихо. Это внизу там стоит ужас и громкие перешептывания. Сюда тоже упал осколок. Это место никогда не станет прежним.

Дара стоит рядом со мной. Она смирилась? Она приняла свою смерть? А люди в сером что-то говорят. Безудержная болтовня в приказном и угрожающем тоне. Что? Что? О чем вы?

Я прихожу в себя только тогда, когда внезапный порыв ветра доходит до меня с того места, где стояла бывшая напарница. В воздух, словно гейзер, выплескивается красная струя крови и касается рукава. Горячо.

– Вы ее не проверили, дебилы?! Откуда у нее нож?

Рядом упало тело. Рыжие волосы разметались по земле, а из шеи, как из источника ключевой воды, течет темная красная жидкость. Глаза покойницы открыты, рот застыл в беззвучном крике. В этом трупе нет ничего похожего на спокойную Дару Валин.

Дара Валин. Рассудительная и жестокая Дара. Ты выбрала свой путь смерти.

Покойся с миром.

– Уберите ее, – раздается твердый голос.

Наша процессия продолжает путь.

Куда дели ее тело? Куда меня снова ведут? В обитель грез, отчаянья и темной неприятной смерти? Как? Как вы можете быть так спокойны, когда рядом умер человек?!

Изо рта вышел пар. Я не заметил, как дыхание участилось. Страх? Нет. Осколок зеркала не выдаст моих эмоций.

Атлахт прав. Сегодня идет снег.

Земля ледяная, это ясно – ведь зима скоро. Кажется, тающий снег вопьется в босые ноги, я начну оставлять кровавые следы. Хотя эта кровь уже давно капает с меня…

Хладнокровный деревянный помост уже меня ожидает. В кучку свалены поленья и хворост. Все готово для представления. Дело остается за мной.

Атлахт говорил, что я и после смерти не расстанусь со своим сарказмом. И он прав. Надо ведь еще и над смертью поиздеваться. Увы, я иду к ней навстречу совсем не в той одежде. Не было возможности приодеться. Как жаль…

Вокруг стоят те люди в сером и злобно смотрят на меня. В их глазах я крал таланты, губил жизни и уничтожил свою. Мой прах должен быть уничтожен, а имя вырезано на камне со списком предателей, начинающимся с известного Иуды. Неужели холод, лед и Люцифер ждут меня в аду?

Мы снова выходим в сад, где я так любил гулять. Это хорошо. Это хорошее место.

Серые люди встречают меня с возмущениями и презрением.

«Радуйся, что тела не останется!»

«Быстрее! Быстрее!»

«Предатель!»

Люди всегда слишком много говорили. Ад меня не ждет.

Он здесь.

– Последнее слово? – раздается голос где-то рядом. Я так плохо вижу все вокруг.

Последнее издевательство над человеком, который скоро умрет. Чего они хотят от меня услышать?

Нет, не так.

Что я хочу, чтобы мир услышал?

Мои губы начинают шевелиться, и изнутри прокричало мое сердце:

– Я слишком поздно понял это… добро. Cовсем не важно, насколько… банально это звучит. Я хоть в этой смог сделать что-то… доброе. А ведь даже не пришлось… выживать и быть первым. Ха.

Прощай, ораторское мастерство. Но сейчас оно не важно.

Семь человек, стоящие вокруг меня с факелами, ничего не говорят. Злые глаза обо всем осведомляют.

Я читал, что люди, умирающие в огне, не возрождаются. Оно и хорошо. Я сюда больше не вернусь.

Меня привязывают к столбу посреди этой свалки. Но людям этого недостаточно, они добавляют грязи, кидая ее в меня. Глупые! На моей одежде ее и так достаточно. Их попытки ничего не принесут.

Холодный ветер раздувает огонь все больше и больше. Единственный разумный здесь – ветер. Только он приносит хоть какую-то пользу.

Огонь тоже. Меня согревает. Не хочу с ним расставаться. Я вижу в глазах людей пожар, разожженный ненавистью. Он кажется слабым отражением того огня, в котором горю я.

Здесь горю не я! Горите вы! И этот ад – для вас!

Горит этот мир!

Ему тоже не восстать из пепла.

Пока люди убивают друг друга в пламени своего сердца, этот мир обречен на смерть. Когда сердца не выдержат, все уйдет во мрак. Но потом придут те, кто создаст новый мир. И тогда я вернусь.

Обещаю.

Нет, клянусь.

Клянусь, я вернусь в новый мир…

открою сердце…

доверюсь людям…

и снова буду искать счастье.

Я буду добрым.

А пока…

Ухожу.

Эпилог

На горизонте почти исчезла струйка дыма. Время приближалось к ночи. Солнце опускалось к горизонту, чтобы уснуть на время.

Время мертвых.

Верна тоже не любила это время. Именно тогда чаще всего ей хотелось спать. Но любой сон для нее мог окончиться смертью.

Эту неделю мы прятались в горах. Чистку дельцов в городах уже закончили, а новые документы готовились не так быстро.

Три месяца. Верна дольше не протянула бы.

В стране были уничтожены все машины Дэуса. Создать их теперь было невозможно. Черный рынок терпел крах.

В горах было прохладно, поэтому на улицу выходил только я. Здесь было тихо. И не было людей.

Он тоже любил тишину.

Прохладный воздух здорово бодрил и успокаивал мое отчаянье.

Все кончено.

Ахилл не вернулся.

Верна должна была скоро умереть.

Когда я упал на колени, ссадинам стало легче от прикосновения к холодному. Хотелось выть, крушить, разрушать от собственного бессилия. Но из горла ничего не вышло. Пришла усталость.

А чего я, собственно, ждал? Чуда?

Благословения с небес?

Я замер.

Чудо?

О каком чуде идет речь?

Глупо.

Горячий пар вышел изо рта и растворился в воздухе. Горы жестоки. Страдая от голода и холода, на коленях, я произнес лишь одно слово.

Прошу…

В моей жизни дорогие люди никогда не могли жить долго. Ведь ты так любил отбирать их у меня. Что мне было делать, когда их не стало? Как мне жить?

Никто не отозвался. Снег собирался и вовсе закопать меня под сугробом. Я уткнулся в него, и на лице с болью отозвалась рана. Когда я успел ее заработать? Наверное, при колке дров. Мне бы сарказм Ахилла. Но его не было.

Меня очень сильно волновала наша последняя встреча. Я изо всех сил пытался донести до него свои мысли. Все, что делает человек, все, что он может и будет делать, человек всегда должен делать ради себя. Я верил, что Ахилл сможет стать счастливым, когда обретет собственный идеал. Начнет жить для одного человека. И каждый его поступок будет мотивироваться лишь одним желанием: «Я этого хочу».

Завыл ветер. Здесь ему было просторно и удобно. Лети, куда хочешь и не завись ни от кого! У тебя не было любимых, дорогих и важных! Ты одинокий, потрясающий, легкий ветер.

Я еще валялся в сугробе, как услышал шаги. Откуда они могли быть? Галлюцинации? Неужели я так ослабел? Я поднял голову и открыл глаза. Из темноты ко мне шла фигура, одетая в теплый пуховик, мех которого был виден в силуэте. Немного погодя я узнал в ней своего ученика, Танаку.

– Ты жив… – только смог произнести я.

– Ахилл отдал мне серебряные ножи, которые хорошо отражают, и объяснил систему перемещений. Так что я тоже почти делец, – с улыбкой протянул мне руку Танака. Я ухватился за нее и поднялся с земли.

Такая усталость. Апатия. Появление Танаки придало мне какую-то надежду.

– Где Ахилл? – я задал драгоценный вопрос.

Еще больше я жаждал услышать незамедлительный ответ. Танака молчал. Как ты мог испытывать мое терпение?

Ответа не было. И я его не услышал. Мой ученик достал из внутреннего кармана маленькую коробку и протянул мне. Сердце замерло. В таких коробках обычно лежали машины Дэуса. Вопросы, вопросы, вопросы… столько вопросов.

Дрожащая рука аккуратно взяла коробочку. Одно движение – и я увидел хрустальный шар. В нем плескался невероятно насыщенный голубой туман. Этот цвет казался прекраснее всего, что я видел раньше. Клочки дыма клубились внутри бесконечности – я впервые заметил, насколько прекрасен может быть талант. Он действовал гипнотически, его завораживающий цвет надолго приковал мой взгляд. Я не скоро заметил записку внутри. На маленьком белом клочке бумаги я распознал знакомый почерк.

«Ради себя».