Текст книги "Когда талант смеется"

– Тадеуш Дэус, – представляет его Атлахт Церизи и немного отходит подальше, чтобы нам лучше видеть. – Здесь ему тридцать два года. Ну как вам?

Со стороны девушек послышались нотки одобрения.

– В этом возрасте он как раз собрал первую модель машины. Она была просто невероятных размеров, – на стене открывается изображение огромной махины. – 160 тысяч тонн.

Хотелось присвистнуть. Да это вес грузового корабля!

– А теперь посмотрите на это, – и Атлахт покрутил в руках кубик. – Как думаете, сколько лет понадобилась Тадеушу, чтобы сделать свое изобретение таким?

Вопрос, конечно, интересный. Такая большая работа занимает и добрую кучу времени. Навскидку лет десять.

– Два года, – улыбается Атлахт.

– Два года?! – ахнули мы. – Да неееет! Да как так?

– Вот так, – говорит Атлахт. – Редкий человек. Тадеуш был своего рода гением. Кропотливая работа – и он получил результат, о котором можно только мечтать.

– Офигеть! – это вопит Шамиль. – Как можно вместить все это, – он указывает на стену, – в маленький кубик?

– Это вопрос, которым мы задаемся до сих пор.

– То есть? – не понимаем мы.

– Никто не знает строение машины Дэуса. Тадеуш Дэус забрал с собой в могилу секрет сборки, и никто его так и не разгадал.

– Подождите! – поднимается из-за парты Дир. – Значит, после смерти Тадеуша никто больше не создавал машины?

– Никто, – подтверждает учитель. Этой информации достаточно, чтобы сползти со стула и осесть на пол. – В мире осталось всего девять машин. Остальные десять были сломаны или утеряны.

– Но как же? Столько талантов погибает каждый день, столько черных дельцов крадет… Да как так?

– Здесь у нас нет точной информации, – сообщает Атлахт. – Сама академия еле приобрела себе три машины. Ими мы и стараемся пользоваться на уроках. Но про остальные машины ничего не известно. И боюсь, это уже не наше дело.

Разочарованные стоны. Не наше дело? Боюсь, это как раз наше дело. Ведь это нас постоянно крадут.

С урока мы выходим чрезвычайно возбужденными. Нам дали много пищи для раздумий. Но помимо этих раздумий, я думал еще об одной вещи.

Откуда академия берет подобные знания?

Никто никогда не изучал машину Дэуса. В обычных школах таких предметов как «история талантов» и «навыки владения машиной Дэуса» вообще нет. Откуда у академии это?

Мне в голову стали приходить разные идеи и теории. И одна самая наиболее вероятная.

Я собрал свой рюкзак и посмотрел в сторону Атлахта Церизи. Он стоит возле доски и терпеливо объясняет что-то моим одноклассникам. У меня есть оправдание моему делу. Сумка-то стоила денег. И мне нужна всего лишь одна реакция. Нельзя отрывать взгляда от его глаз.

Я аккуратно достаю один тюбик из рюкзака, стискиваю его в руке и отправляюсь к классному руководителю. Один взгляд. Только один взгляд.

– Атлахт Церизи, – я подхожу последним.

– Да-да, Ахилл, у тебя какой вопрос? – как-то устало произносит учитель.

– Это вам, – я вкладываю тюбик в его руку и вскидываю голову.

Атлахт Церизи смотрит на тюбик, и его глаза пробегают по строчкам.

– Мазь от ожогов? Зачем она мне?

– Одна женщина с медчасти попросила передать это вам. Говорит, что видела, как вы обожглись.

– Но я не обжигался, – возражает учитель. – Откуда она вообще это взяла?

– Не знаю, – пожимаю я плечами. – Мое дело передать. Ну, я пойду.

И ухожу. Пока догнал одноклассников, меня стали мучить совесть и разочарование. Жуткое разочарование! Совсем никакой реакции. Значит, это был не он. Неужели моя интуиция на этот раз дала сбой?

А тема обсуждения в кругу класса не меняется целый день.

– Говорю тебе. Наверняка эти десять машин разделены между дельцами! По-любому, есть группировки, вот они и живут за счет талантов, – выдает свою версию Шамиль.

– Не факт, что их вообще десять, может быть и меньше, – вмешивается в обсуждение Лазия. – Три-то в академии, а что с остальными – мы без понятия.

– Ребята, да это же заговор! Вы понимаете, как сильно сплотился черный рынок?

– Да какой сплотился. Наверняка, была какая-то грызня из-за машин. Просто сейчас ничего с этим поделать нельзя. История молчит.

– О чем ты говоришь? Если бы и было, то как люди этого не заметили?

– А ты что, знаешь всю историю мафии? А? То-то. Какие дела у дельцов – тоже тайна.

– Ребята, – устало замечаю я. – Продвигайтесь давайте. Очередь же идет.

В процессе разговора мы успели дойти до столовой и уже стоим с подносами в очереди к горячему блюду. Недовольные старшеклассники сзади шикнули на нас.

– Идите, – повторяю я и подталкиваю их дальше. Дальнейшие обсуждения проходят довольно тихо.

Нельзя сказать, что урок меня не впечатлил. Но делиться своими соображениями не хочу. Слишком много белых пятен в этой истории.

Тадеуш Дэус и девятнадцать машин.

Забрал секрет с собой в могилу?

Я вспоминаю Нифилию Дмитриевну. Эта железная бизненсвумен пыталась все продукты в своей жизни превратить в товары. Товары – в деньги. Какой смысл забирать с собой то, что может принести огромное богатство тебе и твоему потомству? Да и вообще. С какой целью он создавал машину? Да, с самого начала красть таланты не пытались. Ботаники со слабым телом становились сильными, а качки с пустыми мозгами – умными. Но разве человечество этим довольствовалось? Стали красть таланты у других людей. Но разве это было конечной целью Тадеуша Дэуса?

Девятнадцать машин – и каким-то невероятным образом посреди войны нам известна точная цифра сохранившихся. Три машины у академии? И мы используем их, чтобы учиться и защищать себя.

Представь. Ты создал академию для защиты талантов. У тебя есть деньги, возможно, спонсоры, и ты неожиданно нашел три машины Дэуса. Как? Случайно? Подарили? Украл? Но они твои и в академии. Что ты будешь делать?

Я бы берег их как зеницу ока.

Но мы же работаем с ними. Неужели я настолько благороден?

Нет. Благородство – слишком большая роскошь. Но это качество всегда удобно мне, когда я…

Притворяюсь благородным.

Я с детства привык, что люди говорят ложь. Это нормально. Это привычная среда для человека. Но о каком доверии тогда может идти речь? И я пришел к выводу. Никто в этом мире не достоин доверия. Все лгут, но самое страшное – все желают себе выгоды. До ужаса.

Мои родители. О какой любви вы говорите? Они меня заметили только тогда, когда неизвестные люди сказали о моем таланте. Я взглянул в их глаза и не заметил в них гордости. Жажда, алчность и жуткое желание удовлетворять бездонную пропасть своих удовольствий. И с каждым разом я все больше в этом убеждаюсь.

Нельзя

Никому

Доверять.

А если это так? То что делать мне?

Разве ответ не очевиден?

Я буду выживать. Любыми способами.

И один из этих способов я вижу прямо сейчас.

– Атлахт Церизи! – кричу я, когда часы уроков уже закончились.

Долговязый учитель истории талантов… хмм… не то, что удивился. Он с интересом разглядывает меня.

– Можно с вами поговорить?

Снова интерес. Я вас уже заинтересовал?

А что мне говорить? Сказать, кто был в моей комнате и рыскал в сумке? Нет, слишком банально.

Я знаю, что надо сказать. В мире не так много людей, которые прекрасно разбираются в талантах. Мои подозрения бездоказательные и беспочвенные. Но меня так редко подводила интуиция, что я знаю. Надо попробовать.

Что такое риск?

По сути, это благословение с небес. Это – та преграда, на которую идут только смелые и избранные. Так и выделяются успешные.

Я это понял. Не так давно, но я понимаю, что без риска не обойтись. Именно это знание подвигло меня на побег во что-то чужое и неизвестное.

Но страх так велик. Он всеобъемлющ. И нужно другое чувство, что займет его место.

Азарт.

– Какова вероятность, что кто-то сможет пробраться в академию? – спрашиваю я.

– Очень мала, – сразу отвечает Атлахт. – Мы же находимся под землей, и попасть сюда очень сложно.

– А черным дельцам?

– Дельцам? Тем более. Мы же защищаем вас от них.

– Но земля – не самое лучшее место для укрытия.

– И что ты предлагаешь?

– Почему здесь нет охранников? Выходов не так много – кто-то должен за ними следить.

– У нас много камер по всей академии, за мониторами постоянно сидят люди. Так что можешь не беспокоиться.

– Тогда почему за все время создания академии Инзениум черные дельцы ни разу сюда не совались?

– Потому что мы защищаем вас… Ваша безопасность…

– На уровне, – заканчиваю я. Аккуратно переводить разговор очень сложно. Подбери слова, Ахилл. Представь, что ты на собеседовании. Я опускаю глаза. – Наша безопасность на уровне, ведь… нас защищают сами черные дельцы.

В общем, получилось как всегда. В лоб.

Не улыбайся. А то твоя улыбка превратится в оскал. Будь серьезен. Ведь черным дельцом работать будет сложно.

Выигрывает лишь тот, кто успеет. Тот, кто умеет меняться. И не доверять.

Я стану таким.

Я стану сильнее.

Серьезное лицо Атлахта Церизи не выглядит потрясенным.

– Не хочешь прогуляться в саду? Я скоро подойду, – глухо предлагает он.

Это должно меня испугать? Наверное.

У одиночества есть одно преимущество. Оно помогает становиться сильнее и дает некоторое удовольствие. Это скорее не моя прихоть, ведь с течением времени это становилось моей надобностью, нуждой – хоть где-то в какую-то минуту остаться одному. Это было необычной зависимостью, как для некоторых курить сигареты или ежедневно слушать музыку. Жизнь в академии Инзениум – как интернат для умалишенных. А мне слишком часто нужен был глоток одиночества, когда я казался бы себе вполне нормальным. Но я же талант. И другие таланты. Значит, мы ничем не отличаемся, да?

На западной стороне сада на поверхности Инзениума есть место, где кроны деревьев практически не показывают небо. Я, как мальчик с джунглей, залезаю на них и лежу там с книгой в руках. Как глупо казаться каким-то влюбленным романтиком, пытающимся сбежать от всех на дерево и зажавшим под мышкой книжку «Четырнадцать способов быстрой и красивой смерти». О да, я истинный романтик. Где-то глубоко-глубоко в гнилой душе. Удачи в поисках.

Оу, читатель, не завел ли ты себе мысли, что я несчастлив? Не тешь себя подобными мыслями, гони их взашей, не тебе определять мои чувства. Ты считаешь, что понимаешь в жизни все? Тогда закрывай книгу и вали прочь. Это история моей жизни.

Знаете, у детей в школах есть забавные игры. Их мозг не всегда функционирует на высоком уровне, и зачастую они не отдают себе отчета о правильности действий. Они просто повторяют за взрослыми. И играют как взрослые.

Но иногда попадались и такие, кто был уверен в своих способностях. Для них такой талант, как я, всегда был изгоем, всегда был плохим.

Сначала все начиналось с угроз и демонстрации своей силы.

Далее шли мелкие пакости. Вроде клея в сумке и мусора на парте.

Позже пакости ухудшались: доходило до того, что я неизменно терял вещи.

Затем начинались всеобщие побои за двором школы и тому подобное.

За мной постоянно следили взрослые.

Потому что я плохой.

Иногда мной пытались пользоваться чуть изворотливее.

Сначала пытались подружиться.

Эти люди даже не замечали, как фальшиво выглядит их улыбка. Разозленные моим отказом, они отступали, но круг повторялся заново. Угрозы, пакости, побои, слежка.

Почему?

Потому что я плохой.

Казалось бы, моя жизнь изменилась, мне не нужно прятаться от блюстителей порядка, я могу жить среди таких же талантов, как и я. Но круг повторяется заново.

Угрозы…

Опасность…

Слежка…

Я с затаенным чувством дожидаюсь, когда снова придет кто-то, кто захочет мной воспользоваться. Ведь за этим снова ждут побои…

Ветви на деревьях мирно покачиваются по велению ветра. Я слышу отдаленный хруст, откуда шли люди. Мои глаза закрыты, слух обострился. Время в темноте учит слышать только сердце. И оно говорило: «За тобой пришли».

– Ахилл… – раздается знакомый голос.

Я открываю глаза и поворачиваюсь на голос снизу. Думаю, моя взлохмаченная голова интересно смотрится среди зеленых листьев. Атлахт Церизи вместе с еще парой учителей задумчиво смотрят на меня. Ну, как задумчиво… Этот взгляд был обычен для черных дельцов. Много говорит та тряпочка в руках одного из учителей, которую он даже не пытается скрыть, специально держа подальше от дыхательных путей.

– Спускайся, – командуют мне.

Есть несколько вариантов того, что со мной сделают. Убивать людей не так уж и сложно, наверное. А придумать причину исчезновения одного ученика – тем более. Это самый надежный и самый верный способ для них.

Но есть и другой вариант, на который я надеюсь. Если и есть черные дельцы в этой академии, то как их много? Для меня это будет сложным этапом. Нужно будет показать им, что я способный. Особенный. И верный слову.

Есть еще один вариант.

За садом находилась пустыня Шала, которая кольцом окружала город Сандарн, ведь не зря его название переводится как оазис. Бег по деревьям, а затем по пустыне я вполне осилю. Эта мысль пришла ко мне давно. Но я не делаю этого. Покорно спустившись, я подхожу к Атлахту Церизи.

Постоянное бегство не принесет мне пользы. Есть надежда, что у черных дельцов хоть нормальная зарплата. Разве для нас имеет значение чужая жизнь? Совсем нет. Существует только своя.

За свою жизнь до меня дошло несколько истин. Не важно, кто перед тобой – близкий человек, друг или родители – они во всем ищут выгоду. Во всем. В подвохе, предательстве, смерти и убийстве. А почему я должен отличаться? Просто мне нужно быть сильнее, умнее и изворотливее.

Чтобы находить выгоду быстрее них.

Разделения на белое и черное, плохое и доброе, красивое и некрасивое – так типично для мышления среднестатистического человека. А знаете, что этого разделения не существует? Человек может быть для себя и Богом, и дьяволом, жить и в аду, и в рае. Проблема только в том, что он сам выбирает путь – и выбирает самый легкий. Поэтому ад никогда не будет пуст.

Тогда что определяет действия человека, если он и не плохой, и не хороший?

Если ты живешь по этим разделениям, то кто ты?

А скажите мне… кто я?

Плохой?

…или хороший?

Часть 2. Безумие

1 глава. Кража

– Не спать на моих уроках, Ахилл Гульран! Понимаю, вы много работаете в Общем совете, но спуститесь с небес на землю и почтите нас своим вниманием! – проговорил голос старой мадам Двузис и я понимаю, что уснул на уроке истории Намры. Повсюду раздаются смешки одноклассников, и я сонно поднимаю голову с парты, одаряя свою учительницу смущенной улыбкой.

– Доброе утро, Ахилл. Как вам спалось?

– Прекрасно, спасибо, Аделия Двузис.

– Мы тут рассматриваем период Оборотной революции. Не мешаем вам?

– Что вы, совсем нет, я…

– А ну живо, встал с места! – а ведь знаю, что человеческое терпение не безгранично. Но все равно играл.

Встаю с места даже чуть поспешно. Не удержав равновесие, рухнул на глазах у всего класса. Раздается общий смех, стало даже чуточку стыдно.

– Вон из класса! – Аделия Двузис отказывается сменить гнев на милость.

– Но…

– ВОН!

Уныло тащусь в сторону выхода.

– Ахилл!

– А? – оборачиваюсь я с надеждой.

– Вы забыли свой рюкзак!

Приходится возвращаться под непрекращающиеся смешки. Даже пытаюсь стать красным, но я так и не обрел совершенства владения своим телом. Мне не нравится этот образ. Совсем никакой репутации.

Когда я выхожу из класса, то прислоняюсь к стене и тяжело выдыхаю. Оно мне надо вообще?

– Надо, Федя, надо, – говорит Газнон, когда я захожу в отдел технической охраны. Тот упорно изучал карту, лежащую на столе.

– Я ничего не сказал, – кидаю рюкзак на пол.

– У тебя все на лице написано.

Даже не обернулся, сволочь.

– И как ты читаешь эмоции на его лице? Этот хладнокровный актер даже мускулом не повел, – раздается голос Тира, лежащего на диване в другой стороне комнаты. На животе лежит пакет с чипсами, которые тот с удовольствием запихивает себе в рот.

– Все очень просто, – сообщает Газнон, – у меня талант.

– Это мы и так знаем, – махнул рукой Тир. Затем он внезапно садится на диван, подается вперед и с любопытством начинает спрашивать, – но все же? Его малоэмоциональность не дает много информации, так по каким критериям ты судишь об эмоции?

– Все очень просто, – Газнон ни на минуту не отрывает взгляда от карты. – У него на лице написано.

– Сам вспомни, – не успокаивается Тир, – когда мы представились, Ахилл даже бровью не повел. Ларет, конечно, суровый мужик, но холод Ахилла с ним не сравнится. Так как же?

– Для таких любопытных есть специальное упражнение, – говорит Газнон, поправляя очки, – невероятно тяжелое для тебя – просто заткнуться.

Внезапно пустой пакет с чипсами летит в лицо тонкого психолога, и вмиг сверкающие очки знакомятся с запахом лука со сметаной. Не избежала той же участи и карта на столе.

– Твою мать! – заорал отличник с выдержкой удава. Через секунду Газнон перелезает через стол, хватает лампу на столе и с угрозой кидается на Тира. Не желая знакомиться с сием изобретением человечества, Тир бросается наутек.

Я бросаю взгляд на свои наручные часы на левой руке. Пять минут. Как раз успеют подраться и привести все в порядок.

Комната небольшая, но каким-то образом в ней умещаются четыре широких стола. Маленькие окна расположены высоко под потолком, и свет умудряется пробиваться через стекло, покрытое толстым слоем пыли. Урок по ведению домашнего хозяйства в Инзениуме не преподают.

Парень с кривой прической сидит прямо на своем столе и с упоением читает книжку. Рот раскрыт от восторга, а глаза блестят от неудержимого счастья. Его стул одиноко стоит рядом, совсем никому не нужный.

– Главного героя убили? – интересуюсь я.

– Нет, он оказался каннибалом и убил своего учителя, – сообщает Ларет.

Я поворачиваюсь к клубку из двух тел на полу и обращаюсь с вопросом:

– Давно он так сидит?

– Со вчерашнего дня, – в ответ Тир хрипит, потому что Газнон отчаянно душил коллегу.

Киваю головой и отхожу к своему столу. Он забит бумагами, ненужной мишурой, которую давно пора бы выкинуть. Прямо по центру сверху вороха бумаг лежит толстенная папка. В личности человека, положившего её, я не сомневался.

Мой стол находится возле окна. Какое-то время он долго пустовал до того, как я занял место командира четвертого отряда. Все бы ничего, но это второй главенствующий пост в группе. Первым же был начальник. Его-то как раз мы все и ждем.

Дверь с грохотом открывается, и в комнату заходит Атлахт Церизи. Он явно зол, так что резко останавливается, когда видит борьбу двух подчиненных. Те в свою очередь проделывают то же самое. Я лишь удивляюсь, как Газнону удается удерживать в одной руке тяжеленную лампу, а в другой – держать за шиворот Тира, причем держать в прямом смысле.

– Драка? – хрипло спрашивает Атлахт.

– Нет, – хором отвечаем мы.

– Жаль, – начальник проходит к моему столу. Тир валится на пол. Конфликт исчерпан. Увидев мою папку, Атлахт спрашивает:

– Читал?

Вместо ответа я беру её и принимаюсь читать. На первой странице оказалась фотография парня, не подозревавшего о тайном фотоаппарате. Он высок и худ, с короткой стрижкой и черными мешками под глазами.

Форол Гарпини: 14 лет.

Состояние здоровья: удовлетворительное

Уровень таланта: 97 процентов

В возрасте семи лет нашел путь нахождения синтеза горчичного газа.

Степень охраны объекта: Максимальный

– А мальчик-то не промах, – со свистом замечает Ларет, который уже спрыгнул со своего стола и теперь стоял за моей спиной. Я выдергиваю лист из папки и показываю подошедшим Тиру и Газнону.

– Жесть, да за ним охрана, человек десять, не меньше, – басит Ганзон.

– Департамент своих людей уж точно к нему отправил, – замечает Тир.

– Три года от нас нос воротил, – продолжает Газнон. – Но теперь, когда с нами Ахилл, думаю, мы быстро его схватим.

Я смотрю на фото парня, сделанное, когда он был в школе. У него тоже много царапин на лице и руках и взгляд настороженный. Вечно оборачивается в ожидании человека с мешком и тряпкой с хлороформом где-нибудь в подворотне. Вечный страх.

– Выдвигаемся сегодня же. На подготовку один час. Ахилл, отвечаешь за это.

Это я прекрасно знал и без него. По этой причине я самым последним иду к себе в комнату после обсуждений. Сейчас уже третий час, и должны начаться лекции по практике, но это уже ничего не значило.

Совсем и давно.

– Черт побери, холодно. Атлахт не мог предупредить, что мальчик живет в Гарнизоне? – возмущается Тир, попутно называя Атлахта неприличными словами.

– А что ты хотел? Что он нас в Ратушу отправит? – спрашивает Ларет, тоже дрожа от холода. – На пляже полежим, позагораем, а мальчик сам подойдет – и мы его схватим.

– Заткнитесь, – холодно командую я.

Наступает молчание. Мы находимся в северной части Намры, в области Гарнизон. Это место известно своими холодами и суровыми ветрами. На нас легкие плащи, и ветер и снег беспрепятственно гуляют по нашим телам, обещая тяжелый грипп. Стоим под мостом возле замерзшей реки. В Гарнизоне только наступает утро, и Форол Гарпини каждый день шел этой дорогой в школу. Вокруг стоит легкий туман, что одновременно затрудняет работу и нам, и людям, так же следящим за Форолом.

– Холодно, черт побери, – все чертыхается Тир. – И где наш начальник? Почему мы стоим битый час и ждем его?

– А чего ты хотел? Мы всего лишь рядовые дельцы, недавно пришедшие на эту работу. Думаешь, сразу тебе удобства все предоставят? – отвечает Ларет.

Господи, заткните этих придурков.

– Форол все равно еще не пришел. Будем действовать по плану. Но что делать, если Атлахт опоздает? – спрашивает у меня Газнон.

– По плану, – коротко отвечаю я.

– Но…

– Придет.

Больше вопросов не возникает.

Тишина стоит оглушительная. На севере раньше всех встают именно школьники и учителя. Рабочий день начинается в десять часов, в то время как уроки длятся с восьми утра до четырех часов вечера. Поэтому в раннее утро редко можно встретить простого рабочего. Только если это не утро воскресенья после бурной субботы.

По записям, полученных с камер городского слежения, Форол Гарпини имел привычку немного опаздывать на занятия. Его дом находится на холме, поэтому ему приходится спускаться чуть ли не бегом по наклонной. В прошлую ночь прошел дождь со снегом, дорожка с холма покрыта ледовым катком. Не удивлюсь, если парень возьмет поджопник дабы скатиться с ветерком.

Казалось бы, городок мирно спит и ничего не предвещало. Но мы отчетливо различаем шум вдалеке, где находится городская часовня.

– Ларет, – тихо подзываю я подчиненного. – Посмотри по карте, что там находится.

Тот послушно открывает маленький голтоп и сразу же сообщает:

– Городская администрация.

Администрация? Серьезно? И что там происходит в такую рань? – удивляется Тир.

Ответом мы не располагаем.

– Ларет, посмотри в интернете какие-либо городские новости Гарнизона. Газнон, бери рюкзак и отправляйся туда, – решаю я.

– Чегооо? А почему я? – разбунтовался парень.

– Ты единственный здесь в теплой куртке и больше всего похож на невинного школьника, – отвечает за меня Тир.

– Нет, стой, а че сразу я-то? Вот, Ларет у нас спокойный отличник, учителя его любят, пускай идет он, – сопротивлялся Газнон.

– Ларет смахивает на офисного работника с его-то физиономией, – не успокаивается Тир. – К тому же, посмотри, во что мы одеты?

Да, на нас троих кроме Газнона накинуты черные плащи с серебряными застежками для практики на улице. Нет, ничего странного. Черные дельцы на то и дельцы, чтобы скрываться среди обыкновенных людей. Форма академии вполне похожа на форму школьников севера, поэтому без всяких возражений мы, даже не договариваясь, надели удобную форму для практики. Газнон единственный среди нас оказался самым обыкновенным прохожим.

– К тому же, если кто-то пойдет с тобой, то это вызовет подозрение, – добил Тир.

– Ну… – тянет наш шпион.

– Быстрее, – это начинает мне надоедать.

Газнон хватает свой рюкзак и плетется вверх по лестнице, так как мы до сих пор стояли под мостом. Часовня недалеко от этого места.

– На официальном сайте городской администрации Гарнизона ничего нет, но есть некоторые новости из социальных сетей, – сообщает Ларет.

– Что там? – это меня сильно заинтересовало, потому что сезон не праздничный, а волнения под утро перед зданиями официальных властей всегда означают какие-то кардинальные изменения. На историю хоть взгляните.

– Некоторые активные жители Гарнизона подталкивают людей на проведение забастовки.

– Забастовки? Это-то в Намре? – удивляется Тир.

– Ну не удивительно, почти все заводы находятся на севере и западе, а для войны нужно много всякой всячины. Казна не безгранична, работники пашут без передышки, вот и результат.

– Но в прессе не говорится о подобном.

– Естественно, пресса ведь находится под контролем государства, – поясняет Ларет. – Это я взломал закрытые чаты. Наверное, в Гарнизоне пока только начались недовольства.

– Нет, – раздается голос за их спинами.

Ларет с Тиром в испуге отступают назад, а так как я стоял напротив них, то подошедшего Атлахта увидел преотлично.

– Подобные недовольства начались уже давно и не только из-за войны, – рассказывает наш начальник. – Запад, восток и теперь север – здесь начинаются массовые беспорядки. Нужно быстрее заканчивать задание. Где Газнон?

– Идет, – говорю я, когда услышал спускающиеся шаги. Газнон перепрыгивает последние ступеньки и в спешке чуть ли не подбегает к нам.

– Что случилось?

– Там… уф… люди стоят возле входа в администрацию, – Газнон еле дышит. – Они оккупировали почти все здание! Я… ах… фууу… ближе подойти не смог, там все друг с другом знакомы. Кажется, туда сейчас подтянут регулирующие войска. Народа прилично.

– Значит, времени мало. Действуем по плану, – говорит Атлахт.

– Эй, стой, стой, слушайте, а неужели школьники в такой момент пойдут в школу? – задумывается Ларет. – Нормальные дети сейчас будут сидеть дома!

– У него нет родителей, – произношу я. – Его никто не оставит дома. Он уже идет в школу.

– Откуда ты знаешь?

– Кто-то упал, – и указываю пальцем вверх.

Наша команда вмиг рассасывается по надлежащим местам. Благодаря физической подготовке мы неплохо перепрыгиваем через препятствия и тихо шагаем по кривой дороге. Я скрываюсь за бордового цвета крышей соседнего дома. Очень мало людей при ходьбе обращает внимание на крыши. Они смотрят вниз на дорогу. Испуганные таланты тем более.

Часы на левой руке еле заметно сверкнули. Я открываю верхнюю часть часов и вижу сообщение Газнона: «Я на земле. Эмоции спокойны без чужого вмешательства. Мне действовать?».

Газнон – второй тип, поэтому он может повлиять на парня эмоционально. Но я не могу отдать приказания, пока мне не даст знак Атлахт. Нужно лишь ждать.

Через тридцать секунд приходит сообщение от командира: «Жду за углом». Мне хватает доли секунды, и я отправляю Газнону заготовленное сообщение: «Сейчас».

Остальное происходит быстро. Парень спотыкается, падает на месте и едет дальше по склону. По дороге он отчаянно машет руками, но не может выдавить ни слова. Газнон всегда хорошо работает. От Форола звучат странные мычания, но я не обращаю на это внимания, пока тащу его в сторону Атлахта. Часы не вибрируют, значит, Ларет пока не видит никого поблизости. Я не медлю, бег всегда быстрый. За подворотней оказывается Атлахт с Тиром. Те подбегают к мальчику, Атлахт кладет кляп в рот, а Ларет зажимает в руке мальчика машину Дэуса. Форол затрясся, но Газнон уже контролирует его движения, тот не может пошевелить ни одним мускулом. Мальчик сопротивляется изо всех сил; глаза, полные страха, смотрят на нас так отчаянно. Его жалкие попытки спастись приводят к тому, что двигаются только пальцы. Минута – и дух покидает тело Форола Гарпини. На земле лежит труп бывшего таланта. Ни крови, ни пореза, ни яда – чистая работа черных дельцов. Никакой жалости.

Атлахт берет из безжизненной руки машину Дэуса, откручивает верхнюю часть кубика и вытаскивает из содержимого маленький хрустальный шарик. Внутри клубится холодный синий туман – олицетворение неподдельного чистого таланта.

– Уходим, и быстро.

Нам не нужно много времени. Толпа возле городской администрации все больше распаляется, шум становится громче, так что люди не скоро найдут труп школьника в подворотне. А мы скрываемся в этой суете, как обыкновенные с виду невинные люди. Покончившие с таким же человеком, как и мы, и отправившиеся со своей добычей обратно. В академию.

Как обычно.