Текст книги "Львы Аль-Рассана"

– Все прошло на удивление хорошо, – сказал Рамиро, поворачиваясь на бок и подпирая голову одной рукой. Он смотрел на нее с таким откровенным восхищением, что на ее щеках снова вспыхнул яркий румянец. – Между прочим спасибо. Мне больше всего нравится, когда ты оставляешь волосы распущенными.

Она сделала это ненамеренно. По недосмотру. Она совершала грех, гордясь своими волосами, и в качестве наказания почти всегда носила их стянутыми в тугой узел на затылке. Инес смущенно отвела от глаз прядь. Она понимала, что если начнет убирать волосы сейчас, то он над ней посмеется.

– Сегодняшнее утро, – твердо произнесла она. – Мы говорили о сегодняшнем утре.

Он усмехнулся. Отпил из своего кубка. Шум за окнами и под лестницей не утихал. Кроме всего прочего, Рамиро расширял дворцовые бани, по образцу Аль-Рассана строил холодный и горячий бассейны и массажную комнату. Это было возмутительно.

– Они оба приняли мое решение, – сказал он. – Поднялся небольшой шум, когда я заявил, что сам казнил бы Гарсию, но никто не высказался против. Граф Гонзалес теперь связан клятвой защищать семью Бельмонте в течение двух лет. Никакой кровной мести. Он поклялся при всех.

– Ты объявил, что он умрет, если они погибнут? – Рамиро обсуждал с нею этот момент несколько дней назад. По справедливости, она должна была признать, что он всегда охотно откровенничал с ней. Они даже обсуждали много лет назад его переезд в Вальедо из Халоньи. Он довольно много времени проводил в ее комнатах, делясь с ней своими мыслями. Несомненно, гораздо чаще, чем отец Инес делился с ее матерью.

«Собственно говоря, – внезапно поняла Инес, глядя на мужчину на кушетке, – если бы он не был таким безбожником в самых важных вопросах, я могла бы считать своего мужа образцом среди мужчин».

Должно быть, выражение ее лица смягчилось. Он снова насмешливо взглянул на нее.

– Я хотел сказать тебе раньше. Мне нравится смотреть на твои груди снизу, – заявил он. – Они выглядят уже не как груши, а как дыни, ты это знаешь?

– Я не обращала внимания, – запальчиво ответила она. – Разве нужно это обсуждать? Должен ли министр умереть, если умрет кто-нибудь из Бельмонте?

Рамиро покачал головой.

– Я заявил об этом, и, думаю, граф бы согласился, но тут Родриго попросил меня отменить эту меру. Сказал, что если Гонзалес поклянется защищать их, то ему этого достаточно. Интересно… не могла ли ему надоесть жена, как тебе кажется? Они уже давно женаты.

– Не так давно, как мы, – ответила Инес. – И если ты думаешь, что она ему надоела, то ты большой глупец. Просто дело в том, что сэр Родриго Бельмонте – человек набожный, он верит в могущество бога и готов довериться воле Джада и публичной клятве Гонзалеса. Меня это совсем не удивляет.

Рамиро несколько секунд не отвечал.

– На самом деле он сказал, что не хочет, чтобы наши враги могли заставить меня казнить министра, причинив вред семье Родриго. Я об этом не подумал.

Инес тоже не подумала. Но она уже много лет вела такие разговоры.

– Он сказал это просто потому, что ты не стал бы его слушать, если бы он выдвинул причину, связанную с верой.

– Возможно, – согласился Рамиро слишком уж миролюбиво. Он весело посмотрел на нее: – Я все же думаю, что ему могла надоесть жена. Он попросил нас молиться за него, потому что ему придется поехать домой.

– Видишь? – быстро сказала Инес. – Он верит в силу молитвы.

Король расхохотался, чем испортил ей торжество.

Снаружи продолжали доноситься грохот и стук работ. Замок Эстерена превращали в настоящий дворец, слишком явно подражающий дворцам юга. В каком-то смысле это наносило оскорбление богу. Но королеве нравились планы по расширению ее комнат.

– Еще разок, госпожа моя? – спросил жену король Вальедо.

Она прикусила губу.

– Если ты после пойдешь со мной в часовню.

– Договорились, – ответил он и встал с кушетки.

– И будешь произносить вслух молитвы вместе со мной, – быстро прибавила она.

– Договорились. – Он подошел и встал над ее скамьей, но потом опустился перед ней на колени, протянул руку и прикоснулся к ее волосам.

– И не будешь отпускать шуточек по поводу литургии.

– Договорились. Договорились, Инес.

Для летнего дня эта сделка казалась выгодной. Она отложила свое шитье. И даже подарила мужу улыбку. Труд на благо Джада здесь, в Эсперанье, оказался долгим и неожиданно тяжелым. Он вел ее по таким путям, которых она никак не могла предвидеть у себя дома, в Фериересе, двадцать лет назад, когда девочкой мечтала по ночам не о мужчине, а о боге. Она соскользнула со скамьи к своему мужу, на покрытый новым ковром пол. Этот ковер ей тоже нравился. Он прибыл из Серии, с самого севера Аль-Рассана.

Учитывая все обстоятельства, решение Родриго Бельмонте выехать накануне вечером, чтобы попасть домой на рассвете, опередив свой отряд, который прибыл вместе с ним из Эстерена, было несколько опрометчивым.

Он был одним из величайших воинов полуострова. Здешние места представляли не бо́льшую опасность, чем любая другая открытая местность в редко населенном Вальедо, то есть в действительности были весьма опасными.

Обе блуждающие луны, которые народ киндатов называл сестрами бога, висели в небе, и обе были почти полными. Вдалеке, за немногочисленными ранчо и предгорьями, виднелись смутные очертания гор Халоньи. При ярком лунном свете и сверкающем ясном небе Родриго можно было легко заметить издалека, пока он ехал в одиночестве по лугам, где еще носились дикие стада вальедских коней.

Конечно, это означало, что он тоже мог издали заметить приближение опасности, а его черный жеребец был способен уйти от любого другого коня на этой равнине. Если бы кто-нибудь имел глупость напасть на него после того, как понял бы, кто он такой.

Следовательно, такой нападающий должен был отличаться дерзостью, граничащей с безумием, а Капитан должен был глубоко погрузиться в ночные размышления, чтобы попасть в засаду так близко от дома.

Нападавшие выждали, пока его конь не оказался посередине речки, образующей западную границу ранчо Бельмонте. Он уже фактически находился на собственной земле.

В конце лета река обмелела и в самом глубоком месте не доставала черному коню даже до холки. Он шагал по дну, а не плыл. Но когда лучники поднялись из осоки у кромки воды, словно призраки мертвых, Родриго понял, что кто-то это учел. Каким бы быстрым ни был его конь, вода замедлит его движения в течение нескольких первых секунд. Стрелкам этого будет достаточно.

Первые же слова нападавших подтвердили его догадку.

– Мы выстрелим в коня, сэр Родриго. Не пытайтесь сбежать.

Он не хотел, чтобы они убили коня.

Родриго огляделся. Десяток мужчин, все с платками, скрывающими лица, и в низко надвинутых шляпах. Их лошадей он не видел. Вероятно, они были спрятаны ниже по течению.

– Слезайте с коня. В воду. – Тот же человек заговорил снова, голос его заглушал платок.

– Если вам известно мое имя, то вам также известно, что вы обречены, если продолжите это безумие, – тихо сказал Родриго. Он еще не слез с коня, но и не позволял ему двигаться.

– Ваш конь погибнет, если вы останетесь в седле. Слезайте.

Он повиновался, нарочно спрыгнув вперед, на более мелкое место. Вода доходила ему до талии.

– Бросьте свой меч на берег.

Он заколебался.

– Мы не станем стрелять в вас, сэр Родриго. Мы убьем вашего коня. Бросайте меч.

– За мной следуют около ста пятидесяти человек, – ровным голосом предупредил Родриго, но снял перевязь с мечом.

– Они отстали от вас на полночи.

Кажется, говоривший был очень хорошо осведомлен. Родриго бросил меч и пояс на траву, подальше от реки. Он заметил то место, куда упал меч, но кто-то уже поднял его, так что это не имело значения.

– Теперь идите к нам. Оставьте коня там, где он стоит. Кто-нибудь его заберет.

– Он неохотно подчиняется чужим рукам, – предупредил Родриго.

– Это наши трудности, – ответил говоривший с ним. – Мы привыкли иметь дело с лошадьми. Идите сюда.

Родриго выбрался на берег сквозь речные водоросли. Его повели дальше на восток, по его собственной земле, что было особенно оскорбительно. Однако здесь, на самой границе ранчо и среди ночи, никого не было. Его заставили пройти несколько сотен шагов, постоянно держа под прицелом, правда, не его, а коня. Кто-то здесь действовал мудро.

Они подошли к какой-то пастушьей хижине. Как все такие хижины, она была маленькой и пустой – всего лишь примитивное укрытие от дождя или снега, который иногда выпадал зимой.

Кто-то зажег факел. Его втолкнули внутрь. Шестеро вошли вслед за ним, пряча лица, не произнося ни слова. Говорил только предводитель. Они забрали оба его ножа: тот, что за поясом, и тот, что в сапоге. Связали ему руки спереди, а потом вбили колышек в утоптанный земляной пол хижины; заставили его лечь на землю, завели связанные руки за голову и привязали их к колышку. Стянули с него сапоги и таким же образом связали его щиколотки. Вбили еще один колышек и обмотали веревку, стягивающую ноги, вокруг него. Он не мог двигаться с высоко поднятыми над головой руками и связанными ногами, пригвожденный к земле.

– Как вы думаете, что произойдет, – спросил Родриго, нарушив молчание, – когда мой отряд завтра прибудет на ранчо и узнает, что я не появился?

Вожак, который стоял в дверях и смотрел на действия своих подчиненных, лишь покачал головой. Потом сделал знак остальным. Длинный факел воткнули в землю, и они ушли, оставив его в хижине связанным, словно жертвенное животное.

Он услышал удаляющиеся шаги, потом приближающийся топот коней, потом удаляющийся стук копыт. Беспомощно пришпиленный к собственной земле, Родриго Бельмонте несколько мгновений лежал молча, прислушиваясь к удаляющемуся топоту лошадей. А потом, столь же беспомощно, но уже по другой причине, он не смог удержаться и начал смеяться. Переводить дыхание с так высоко поднятыми руками было трудно; он кашлял и задыхался, из его глаз лились слезы.

– Да сожжет тебя бог, Родриго! – воскликнула его жена, врываясь в хижину. – Как ты узнал?

Он продолжал хохотать. Не мог остановиться. Как ни удивительно, Миранда держала в одной руке стрелу. Она была одета, как обычно на ранчо, в черную, похожую на мужскую одежду. Пока он заливался смехом, она в ярости смотрела на него. Потом подошла ближе и уколола его стрелой в бедро.

– Ай! – воскликнул Капитан Вальедо. Он опустил взгляд и увидел кровь, льющуюся сквозь дыру в штанах.

– Ненавижу, когда ты надо мной смеешься, – сказала она. – Так как ты узнал? Скажи мне, или я еще раз пущу тебе кровь.

– Не сомневаюсь, – ответил Родриго, пытаясь взять себя в руки. Он не виделся с ней почти полгода. Она выглядела до обидного прекрасно. И еще было очевидно, что она в большой ярости. Ради собственной безопасности он сосредоточился на ее вопросе.

– На самом деле мальчики неплохо справились. Всего несколько промахов. Коррадо услышал других лошадей, когда мы подъехали к реке. Я не услышал, они спешились достаточно далеко, но боевого коня можно научить предупреждать всадника.

– Что еще?

– Два человека позволили своим теням упасть на воду. При свете двух лун нужно быть осторожным.

– Что-нибудь еще? – Ее голос звучал все холоднее.

Он поразмыслил и решил, что двух замечаний достаточно. Он все еще был связан, а она все еще держала в руках стрелу. Остальное могло подождать.

– Больше ничего, Миранда. Я же сказал, они очень неплохо справились.

Она снова вонзила в него стрелу, глубоко, во вторую ногу.

– Свет Джада! – ахнул он. – Миранда, пожалуйста…

– Говори правду. Что еще?

Он вздохнул.

– Я узнал ржание коня Фернана, когда его привели сюда. Они слишком хорошо знали, где в моем сапоге находится нож. Они были слишком деликатны, когда связывали меня. И вся эта засада слишком точно устроена вдоль реки, чтобы быть импровизацией. Вероятно, Диего увидел меня и знал, какой дорогой я поеду. Может быть, хватит, Миранда? Можно мне теперь встать? Можно поцеловать тебя?

– Да, нет и возможно, потом, – ответила его жена. – Ты хоть отдаленно представляешь, как я сердита, Родриго?

Связанный, истекающий кровью на земле, Родриго Бельмонте смог ответить вполне честно:

– Да, отдаленно представляю.

Наверное, выражение его лица ее позабавило, потому что губы его жены впервые сложились в некое подобие улыбки. Но она быстро ее стерла.

– К нам нагрянули вооруженные люди, беспечный ты негодяй. Ты оставил меня с детьми и работниками, от которых уже тридцать лет назад не было никакой пользы.

– Это несправедливо, – возразил он. – Мне очень жаль, что ты испугалась. Ты это знаешь. Я даже от Гарсии де Рады не ожидал такой глупости, как нападение на ранчо, и я действительно считал тебя и мальчиков способными справиться с любой ситуацией. Я тебе об этом говорил.

– «Я тебе об этом говорил», – передразнила она его. – Какой ты заботливый.

– Если мальчики собираются пойти по моим стопам, – ровным голосом произнес он, – им придется научиться справляться с подобными делами, Миранда. Ты это знаешь. Они будут заклеймены как мои сыновья с той минуты, как поступят в отряд – мой или другой. На них будут давить, им будут ставить трудные задачи. Я ничего не могу с этим поделать, могу лишь помочь им научиться достойно такие задачи решать. Если только ты не хочешь, чтобы они оба дали обеты и пошли в священники.

– На нас напали двадцать четыре всадника, Родриго. Что если бы Диего их не заметил?

Капитан ничего не ответил. Правда заключалась в том, что ему снились кошмары с тех самых пор, как до него в Эстерен дошли слухи об этом налете. Он не хотел этого говорить, но, наверное, на его лице отразилось больше, чем он предполагал, потому что Миранда внезапно отбросила стрелу и опустилась на колени рядом с ним.

– Вижу, – тихо произнесла она. – Ты тоже испугался. Хорошо. Наполовину ошибка, наполовину испытание для мальчиков. С этим я могу жить.

– Не уверен, что я могу, – помедлив, сказал он. – Если бы что-нибудь случилось…

– Поэтому я его и убила. Я знаю, ты бы так не поступил. Знаю, что это было не слишком благородно, но человек, который мог сделать то, что сделал он… Он бы не остановился, Родриго. Он бы вернулся снова. Лучше, чтобы я убила его, чем чтобы тебе пришлось его убить, но уже после того как он что-нибудь сотворил бы с нами.

Капитан кивнул. Это нелегко было сделать, оставаясь связанным. Она не собиралась его освобождать.

– Мне жаль, что тебе пришлось убить человека.

Миранда пожала плечами.

– Учитывая, кем он был, это оказалось легче, чем я себе представляла. Мальчикам тоже пришлось убивать людей.

– В том мире, в котором им предстоит жить, когда они вырастут, это должно было случиться.

– Я бы предпочла, чтобы это произошло не так рано, Родриго.

Он ничего не ответил. Она немного отодвинулась, глядя на него, но все еще не делала никаких попыток развязать его путы.

– Король назвал тебя хрупкой женщиной.

Она улыбнулась в ответ.

– Ты не стал его разубеждать?

– Попытался. Я попросил их помолиться за меня, потому что мне придется заехать домой и рассказать тебе, что произошло.

– Мы слышали. Ты прислал гонца – наверное, для того, чтобы у меня было время остыть.

Он скривил губы.

– Кажется, это не сработало. Развяжи меня, Миранда. У меня все затекло, а из ног идет кровь.

Она не шевельнулась.

– Двухлетняя ссылка? Могло быть и хуже, полагаю. Куда ты отправишься?

– Разве так обсуждают подобные вопросы?

– Сойдет и так. Куда ты поедешь, Родриго?

Он вздохнул.

– Точно не в Халонью, и в Руанде мне пока не найти радушного приема. Я мог бы увести свой отряд с полуострова в Фериерес или Батиару, но не стану этого делать. Здесь могут начаться события, и я не хочу уезжать слишком далеко. Значит, на юг. Снова в Аль-Рассан.

– Куда? – Она сосредоточилась. Ему показалось, что у него под поясницей лежит камень.

– Думаю, в Рагозу. Королю Бадиру мы пригодимся. Он зажат в тисках между Картадой, Халоньей и бандитами, совершающими набеги с юга. Там можно заработать.

– Не в Рагозу ли отправилась эта женщина, твой лекарь?

Он заморгал.

– Умница. Она не мой лекарь, но – да, именно туда она и отправилась. Я все еще хочу попытаться заполучить ее лекарем в отряд.

– Не сомневаюсь. Она очень хорошенькая, так ты говорил?

– Я ничего похожего не говорил. Разве я полный идиот?

– Да. Так это правда?

– Что?

– Она хорошенькая?

Родриго еще раз осторожно вздохнул; в его положении это было нелегко.

– Миранда, я женат на самой красивой женщине из всех мне известных. И не могу беспристрастно судить о подобных качествах у остальных. Она достаточно привлекательна. Синие глаза – редкость у киндатов.

– Понятно. Ты их заметил?

– Миранда…

– Ты заметил. – Выражение ее лица было обманчиво мягким. Он научился не доверять этому выражению. Камень под его спиной, казалось, невероятным образом увеличился в размерах.

– Меня учили замечать все, Миранда. В мужчинах и в женщинах. Если бы я был лучше обучен пятнадцать лет назад, я бы заметил, что ты – жестокая и безжалостная женщина.

– Возможно, – миролюбиво согласилась она. – Теперь уже поздно. Скажи, что я всегда говорю, когда ты уезжаешь из дома?

– О, Джад! Не начинай все сначала. Я знаю, что ты всегда…

– Скажи это. Иначе я опять найду стрелу. Я дала себе слово всадить в тебя стрелу в тот день, когда убила Гарсию де Раду. Два булавочных укола не в счет.

– Нет, в счет, – возразил он. – И это не булавочные уколы. – Он замолчал, увидев выражение ее лица, потом тихо произнес: – Я знаю, что ты мне говоришь. Что, если я пересплю с другой женщиной, ты либо переспишь с другим мужчиной, либо убьешь меня.

Она улыбалась, словно поощряя ребенка, который хвалится своей памятью.

– Хорошо. И так как я не хочу спать с другим мужчиной…

Родриго вздохнул.

– Ты меня убьешь, Миранда, я знаю. Позволь мне встать, пожалуйста.

Казалось, она обдумывает его просьбу, что уже было шагом вперед.

– Нет, – в конце концов ответила она. – Пока нет. Ты мне нравишься в таком положении.

– Что это значит? – спросил он, встревожившись.

Она подползла на коленях со своего места поближе к нему. Окинула его сверху оценивающим взглядом, потом хладнокровно разорвала на нем рубашку. Он широко раскрыл глаза. Ее руки занялись застежками и завязками его штанов. Ему стало трудно дышать.

– Миранда, – сказал он, – у меня под спиной лежит камень.

– Этого мы не можем допустить, правда? – прошептала она с преувеличенным сочувствием. Но все же просунула руку под него и достала смехотворно маленький камешек.

– Развяжи меня, любовь моя. Нам будет лучше, если я буду свободен.

– Ничего подобного, – ответила его радость, его мука, его жена, жестокий яркий свет его дней. – Нам будет очень хорошо и так.

Она покончила с его одеждой и начала снимать свою.

– Видишь, что я имею в виду? – сказала она, с улыбкой глядя сверху на его восставшую плоть. Произнося эти слова, она стянула через голову свою черную тунику. Под ней ничего не было. Ее маленькие груди при свете факела выглядели гладкими и тугими.

– Видишь? – снова спросила она. Конечно, он видел.

В конце концов он закрыл глаза, но лишь после того, как она совершила множество движений, приведших его в такое состояние, когда он уже не мог следить за течением времени или за чем-либо еще.

К тому моменту факел уже догорел, это он запомнил. Смотреть было невозможно. Только чувствовать. Губы и пальцы. Зубы, в самых неожиданных местах. Тесное, совершенное убежище ее тела, после столь долгого перерыва.

– Отпустить тебя? – выдохнула она ему в самое ухо.

– Никогда, – ответил Родриго, не открывая глаз.

Еще позже заходящая белая луна послала косой луч сквозь широкую щель в досках стены, и он осветил их. Родриго лежал под Мирандой, ее голова покоилась на его груди, темные волосы рассыпались, окутав их обоих. Он чувствовал ее мерное дыхание, впитывал ощущение ее кожи и ее запах, опьяняющий, как неразбавленное вино.

– Ладно, – пробормотала она, словно продолжая диалог. – Наверное, нам нужен хороший лекарь.

– Мне уж точно, – с чувством сказал он.

Это заставило ее рассмеяться. Но в какой-то момент, хотя трудно было заметить перемену, смех перешел в слезы. Он почувствовал, как они хлынули ему на грудь.

– Два года – большой срок, – сказала Миранда. – Родриго, я была к тебе несправедлива?

– Я не собираюсь проводить два года без тебя, – ответил он. – Так или иначе.

Она ничего не сказала. Слезы капали в молчании. Он поколебался, но в конце концов опустил руки – он освободил их от пут в первые же секунды после того, как его связали, – и обнял ее.

– О, чтоб ты сгорел, Родриго, – прошептала она, когда поняла, что он сделал, но на этот раз ее голос не был суров. Через мгновение она прошептала, говоря о самом грустном на свете – уходящем времени: – Они такие юные.

Он погладил ее по волосам, спускаясь по ним все ниже вдоль спины.

– Я знаю, – нежно прошептал он. – Знаю, любовь моя.

Он сам впервые убил человека в двенадцать лет. Но не сказал ей об этом. Не сейчас.

– Они все еще в хижине? – спросил Фернан.

– Угу, – ответил Диего.

– Что они там делают, как ты думаешь?

– Нет-нет, – поспешно вмешался священник Иберо. – Это нескромный вопрос!

– Я все равно не смог бы на него ответить, – со смехом сказал Диего. – Иберо, между прочим у тебя по-настоящему воинственный вид.

Несколько секунд лицо давно знакомого им священника отражало неуверенность, потом на нем появилось выражение сдержанного удовольствия. Он действительно сильно изменился: его лицо под черной шляпой было запачкано грязью, он был одет как разбойник, а в новые сапоги для верховой езды подложил стельки, чтобы казаться выше.

Фернан заставил Иберо несколько дней тренироваться говорить низким голосом и ходить в этих сапогах, чтобы привыкнуть к такой речи и к движениям. Их священник и наставник был, как ни удивительно, предводителем банды, которая захватила Родриго. Мальчики держались вне поля зрения, ниже по реке, вместе с лошадьми. Другими разбойниками были работники ранчо, переодетые, как и Иберо; им приказали не говорить ни слова. Они уже вернулись домой. А эти трое, два мальчика и священник, сидели на темной траве под двумя лунами и звездами летней ночи.

– Ты действительно думаешь, что мы его провели? – спросил священник.

– Кого? Папу? Не говори глупостей, – ответил Фернан, насмешливо взглянув на него.

– Он обо всем догадался на основании по крайней мере полудюжины разных мелочей, которые мы упустили, – радостно добавил Диего. Мальчики улыбнулись друг другу. У священника вытянулось лицо.

– Он узнал нас? Тогда какой смысл был в этом обмане?

– Он нам расскажет об этих мелочах. В следующий раз будем умнее, – объяснил Фернан.

– Кроме того, – сказал Диего, – мама очень хотела вонзить в него стрелу.

– А! – вспомнил священник. – Правильно. Я забыл. – Он уже давно жил в этой семье.

Они решили вернуться на ранчо. Невозможно было угадать, как долго Родриго и Миранда пробудут в этой хижине. По дороге домой Фернан, как и следовало ожидать, запел. У него был ужасный голос, и обычно его тут же останавливали, но в ту ночь никто не жаловался. Темные просторы выглядели более сносно и даже приветливо под двумя лунами. Они могли видеть горы вдали и широкие равнины на севере и на юге, и убегающие на запад у них за спиной, а потом, немного позже, они увидели свет факелов, оставленных на ограде вокруг ранчо, чтобы они все вернулись домой в этой ночи.