Текст книги "Ричард Длинные Руки – граф"

– Что это за чудовище?

– Огр, – ответил я.

– Я вижу, что огр, – сказала она, ошеломленная настолько, что даже не рассердилась. – Почему он… так себя вел?

Я очень удивился:

– Ваша милость, а как же иначе?.. Я сразу же вежливо поздоровался, попросил у него разрешения побыть немного в его лесу, он же хозяин! Сказал ему, какие у него широкие плечи и какой рост, это все мы, мужчины, любим слушать… а потом поговорили о том о сем. Ну, это вам неинтересно, ваша милость.

– Про баб, – вспомнила она, – ну, конечно, это не совсем интересно, хотя, конечно, о женщинах с огром?.. Все-таки не пойму, почему он нас оставил в живых!

– Дык я ж поздоровался, – объяснил я снова с бесконечным терпением, как нужно, когда разговариваешь с женщиной, даже очень знатной, все равно дура, – а еще и спросил разрешения!.. Мы ж, как я понимаю, вторглись без разрешения?

Кони прошли по кромке берега до моста, копыта застучали по дощатому настилу. Леди Элинор ответила с раздражением и одновременно – смятением:

– У кого разрешения?.. В этом лесу отродясь никаких огров не было!.. Неужели и он как-то сумел пройти из вашего свернутого феода?

Я покачал головой:

– Нет. У нас вообще нет огров.

– Тогда как ты сумел с ним так… мирно?

Я спросил с удивлением:

– А как же иначе? Я ж человек мирный. У нас там все мирные. Я со всеми дружу, никого не обидю. А как ты к людям, так и они к тебе. Добрый я, ваша милость!

Она взглянула на меня как-то странно, вздохнула. Кони миновали мост и уже медленно побрели к замку. Мне показалось, что еще вздрагивают от пережитого страха.

– Ты странный человек, – произнесла она. – Теперь видно, насколько жизнь в твоем королевстве отличается от нашей. Иди в людскую, пусть тебя покормят, если сам не догадаешься, а потом поднимись в мои покои. Я хочу порасспросить тебя кое о чем.

Я пробормотал:

– Все, что угодно. Только я так мало знаю…

– Это тебе так кажется, – заверила она. – Для тебя привычны ваши шестилапые курдли, ишь, портят вам огороды, а нам они в диковинку. Потому расскажешь все, что буду спрашивать. Иди!

Ее голос хлестнул, как хлыстом. Мои ноги сами задвигались, я почти побежал через двор, на пороге в людскую подумал смятенно, что эта зараза воспользовалась магией, ну не мог же я послушаться вот так, потом сообразил со стыдом, что в последнее время я красовался на белом коне, даже король не мог заставить дрожать мои поджилки, а здесь я настолько настроился кланяться и гнуть спину, что мой седалищный нерв тут же включил рабскую струнку! Вон так раба выдавливаешь из себя по капле, а как обратно – так сразу и много!

В людской в камине полыхают долгоиграющие поленья, пахнет чесноком и луком, у очага только Марманда, помешивает длинной поварешкой в котле. Под противоположной от входа стеной кресло с высокой спинкой, вчера я еще не заметил. Человек в синем остроконечном колпаке с расширяющимися полями, в такой же синей мантии сидит неподвижно, опустив на широкие подлокотники высохшие руки, больше похожие на птичьи лапы. Жидкие седые волосы переходят в усы и бороду, все это роскошным покрывалом, как толстый слой снега, ниспадает на грудь и плечи, закрывая их так, что уж и не знаю, есть ли у него плечи или это все роскошная борода.

Брови тоже снежно-белые, кустистые, даже глаза старчески выцветшие, блеклые, а о высоком положении этого человека говорит разве что резной посох в правой руке: дерево вроде бы как дерево, разве что покрыто хорошим лаком, зато в навершии такой огромный рубин, что я не знаю, есть ли короли, имеющие такие в сокровищнице.

Я застыл на пороге, а он величественно кивнул мне с высоты кресла.

– Ты и есть человек… из свернутого королевства?

– Глупости, – ответил я вежливо. – Ничего оно не свернутое. Это здесь все какие-то свернутые, завернутые и перевернутые. Да еще и гэпнутые.

Он усмехнулся.

– Но ведь ты вышел, как объяснил моей хозяйке, и потерялся? А теперь стал гостем в нашем мире?

– Все мы гости на этой планете, – пробормотал я. – Только одним наливают в банкетном зале, а другим – на кухне.

Испугался, что сказал слишком красиво или умно, но старик, видимо, не заметил, такие сами живут среди умностей, для них это привычно, смотрит с интересом.

– Меня зовут Уэстефорд, – сказал он. – Я помогаю нашей хозяйке в составлении различных ингредиентов. Для волшебства. Марманда, обед готов?

Она сказала с хмурым удивлением:

– Неужто отведаете моей стряпни?

Он отмахнулся:

– Мне моя жизнь еще нужна. Корми этого потеряльца, а то он на голодный желудок ничего сказать не сможет.

Я ждал, пока Марманда нальет мне похлебки из баранины, неспешно хлебал горячее, Уэстефорд посматривал на меня со снисходительным любопытством. Мне он не то чтобы не понравился, но уж слишком подчеркивает свое превосходство, как будто нужно подчеркивать и без того заметную разницу между простолюдином низшего ранга и приближенным к хозяйке.

Марманда налила мне в кружку пива, я отпил половину, поднялся.

– Да, я вспомнил!.. Хозяйка велела мне явиться к ней, как только поем.

Уэстефорд нахмурился:

– Что ж ты сразу не сказал?

– О чем? – спросил я с удивлением.

– Что тебе нужно идти к хозяйке!

– Дык вы не спрашивали, – ответил я с достоинством. – Откуда я знаю, о чем вам рассказывать? Может быть, вы просто пришли на меня посмотреть! Я же красивый, да?

Он хмыкнул, не зная, как реагировать на такую дурость.

Глава 10

Я торопливо взбежал на четвертый этаж, постарался немножко захэкаться, чтобы хозяйка видела мою прыть, уже без священного восторга пробежал через фонтанный зал и вбежал в покои верховной леди. Люстры дают оранжевый свет солнечного спектра, на каминной полке в золотых подсвечниках толстые свечи, от них не столько свет, сколько аромат, в камине полыхают крупные березовые поленья, выжигая в зале влажный воздух.

Спиной ко мне на изящном стуле женщина с зелеными волосами и предельно короткой стрижкой, что называется – под ноль, в белом платье, туго перепоясанная синим ремешком. Волосы даже не блестят, тонкая нежная шея открыта полностью, раковины ушей просвечивают от пламени свечей.

Она оглянулась, я с изумлением узнал леди Элинор. Она с удовольствием всматривалась в мое глупое лицо с вытаращенными глазами.

– Ну, что скажешь?

Я поклонился, развел руками.

– У меня нет слов…

– А все-таки?

Я пробормотал смущенно:

– Я же не знаю, над чем вы работаете, не могу сказать, насколько это важно…

Она повернулась вместе с креслом, на коленях волшебницы снова кошка, но на этот раз – с короткой шерстью, длинная, похожая на мелкую лису с головой рыси.

– Нет, как я выгляжу?

Я вздохнул, приподнял плечи и опустил.

– Ваша милость, нет на свете мужчины, что сказал бы женщине: обрежь волосы! Какие бы ни были длинные, каждый требует: отращивай ишшо! Ну такая у нас натура. Но вы, как волшебница, а не женщина, ориентируетесь не на вкусы всего лишь мужчин, а на… енто… искусство!

Она слегка поморщилась, не понравился заразе намек, что, с мужской точки зрения, она вступила ногой в коровью лепешку, поинтересовалась ядовито:

– Да, мужчины даже не стараются различать женщин. Потому такие важные для нас детали, как брошка справа или брошка слева, для вас вообще не существуют. Вот и приходится либо обрезать волосы, либо… уж не знаю, наверное, нужно попробовать вымазаться дегтем с ног до головы!

Я потоптался, спросил робко:

– Ваша милость, а не будет слишком большой наглостью с моей стороны… если это наглость, то вы простите, мы не местные, могу и ошибиться, что у вас наглость, у нас может оказаться совсем не наглостью, так и наоборот…

Она поморщилась сильнее, энергичная женщина, предпочитает короткие реплики.

– Говори!

– Но ваша милость, – напомнил я, – должна помнить, что я не по наглости, у нас это в порядке вещей…

Она топнула ногой, кошка тревожно вскинула голову и осмотрелась. Завидев меня, сощурилась и показала взглядом, что будь я мышью…

– Говори! – потребовала волшебница.

– Осмелюсь ли спросить, – сказал я робко, – на кого вы стараетесь так… в смысле кого сразить под корень, чтобы и не копыхнулся?.. Нет мужчины, что устоял бы. Так что вы стараетесь вообще для кого-то… ну, нечеловека, наверное…

Она в самом деле побагровела в гневе, но в следующий момент несколько принужденно засмеялась.

– Странные простолюдины в скрытом королевстве!.. Каковы же там хозяева, если вы такие догадливые? Надо поискать к вам тропку… Ты прав, я в самом деле стараюсь войти в дружбу с одним могучим магом. Я не знаю, где он обитает, подозреваю, что далеко на Юге. Но те пейзажи, что у него за окном, ни на что не похожи… Если это Юг, то я его представляла несколько другим. Словом, я хочу ему понравиться, ты угадал. Не для каких-то утех, для этого мне достаточно и конюхов, но само общение с мудрым и могучим человеком наполняет меня восторгом.

Не сгоняя кошки, она дотянулась до стола. Я успел увидеть там шар размером с крупное яблоко, показалось, что мыльный пузырь, настолько легким и прозрачно-цветным выглядит, в глубине плавают снежинки в растворе дегтя.

На ее ладони он переливался нежными красками, волшебница вглядывалась в него с жадной тоской.

– Видишь, – произнесла она, – вот одна из вещиц, что попадается в древних городах. Не скажу, что часто, но уже известны около двадцати подобных. Все они одинаковы. Все показывают одно и то же… Хотя есть сведения, что иногда в этих шарах появляются совсем другие изображения. Страшные, жуткие, пророческие!

Я всматривался, но для меня ассоциации после снежинок в дегте сместились в сторону вида открытого космоса где-то в богатом звездном скоплении. Волшебница внимательно следила за моим лицом.

– Что скажешь?

– Можно мне подержать в руке? – спросил я. – Я не уроню.

Она усмехнулась:

– Его не разбить даже молотом. Иначе бы не уцелели, пролежав века под грудами развалин…

Я бережно взял шар, он казался невесомым и напомнил елочную игрушку, неразукрашенную, с сюрпризом внутри, только и сюрприз непонятен, и как открыть – забыто или потеряно. Всмотрелся, звезд в самом деле многовато, гравитация неминуемо стянула бы все в одну точку, а там бы… Вздрогнул, светящиеся звездочки сдвинулись и медленно устремились к некому центру. Именно медленно устремились, ибо при всей улиточной скорости, едва заметной глазу, я понимал, сколько тысяч километров проходят в каждую секунду и что скорость эта растет не то в арифметической, не то в геометрической, а то и вообще по экспоненте…

– Назад! – вырвалось у меня. – Все взад!

Звездочки остановились и так же медленно поползли обратно. Волшебница с силой вырвала у меня шар, откинулась с ним к спинке кресла. Испуганная кошка соскочила с колен и остановилась неподалеку, хвост трубой, в желтых глазах злоба. В глазах леди Элинор тоже огонь, верхняя губа приподнялась, обнажая острые зубы. Я уставился на нее удивленно, а она быстро переводила взгляд с шара на меня и обратно.

– У тебя… получилось!

– Что? – спросил я тупенько.

– Ты заставил это… слушаться!

Я пробормотал:

– Ну, разве что случайно. А что, это такое важное?

Она вскрикнула:

– Но… как? Как ты сумел? Что это такое?

Я сказал осторожно:

– Благодаря тому, что ваша милость освежили мне память, я припоминаю, что видел такие в замке нашего господина. Это все лишь детские игрушки, ваша милость!.. Дети по ним учатся движению небесных камней. По крайней мере так говорят благородные, хотя по мне это все дурь и сказки. В небе нет камней… вы хотите показать эту штуку тому чародею?

Она подумала, сказала с несвойственной ей нерешительностью:

– Пока не решила. Возможно, его нужно чем-то заинтересовать.

Я подумал, хотел смолчать, но тогда все насмарку, сказал осторожно:

– Ваша милость, я не знаю, как здесь…. но у нас мы ничего не скрывали от господ, ибо хозяева – они как родители. Больше знают, больше понимают, всегда помогут и подскажут. Они от нас тоже не скрывали, что хотят и что им нужно.

Она смотрела на меня с интересом, мне снова почудилось, что тщательно прощупывает мои мысли, я не напрягался, выстраивая защиту, напротив, расслабился и смотрю доверчивым бараньим взглядом, соглашаясь, что она умнее… ха-ха, женщина!.. и что я всерьез прислушиваюсь к ее прям святому для меня мнению.

Я услышал вздох, на лицо набежала тень. Глаза потускнели, она сказала усталым голосом:

– К сожалению, мои самые преданные слуги – Адальберт и Винченц, – хоть и умеют мои желания ловить на лету, а также выполнять, но не годятся для чего-то более сложного. Уэстефорд… усерден, но ограничен и глуповат.

Я увидел блеснувший шанс и сказал быстро:

– Ваша милость, у наших господ есть хороший способ наткнуться на умную мысль! Называется – постучать в дурака.

Она спросила вяло:

– Это как?

– А просто вызываете кого-то из слуг и спрашиваете, как поступить в каком-то случае. Если вам советует женщина – сразу поступаете наоборот, не ошибетесь! Что эти дуры понимают?.. Вот вы, ваша милость, вы ж не женщина, вы меня понимаете!.. А когда вам начнет советовать мужчина, то вы слушаете его дурости и видите, что хоть и чушь, но в этой чуши что-то есть, если погрести обеими лапами, но не как курица, что гребет от себя, а как умный зверь, что гребет к себе… Дурак, ваша милость, ничего умного не подскажет, зато может натолкнуть на умную мысль, ибо он прет совсем не в ту сторону, как умные люди, а истина обычно и лежит вдали от протоптанных дорог!

Она слушала со все большим интересом, долго молчала, я стоял, затаив дыхание. Свет, казалось, начал тускнеть во всем зале, но вспыхнули два светильника на столе. Обозначился прямоугольник двери, леди Элинор грациозно поднялась, под короткую зеленую стрижку ухитрилась скорректировать и фигуру, ставши еще более гибкой и опасно кошачьей.

– Иди за мной, – велела она отрывисто.

Я чувствовал, что она зла на меня за то, что приходится прибегать к моей помощи, пусть и как к дураку, перед коим не то бисер, не то для посыпания горохом, так что я прошел за нею, как чучундр, стараясь держать себя ее тенью, разве что без ярко выраженных вторичных признаков.

Дверь распахнулась сама, я сразу увидел в небольшой комнате скромный стол вплотную к стене, два кресла с высокими спинками, а когда переступили порог – в глаза бросилось большое зеркало в рост человека на боковой стене.

Дыхание мое сбилось, в зеркале отражаются напольные часы в деревянном корпусе, маятник мерно ходит вправо-влево, рядом невысокий стол с грудой невероятно крупных кристаллов: синих, зеленых, пурпурных, желтых – все размером с кастрюлю, явно не выкопанные, а выращенные, четырехугольная чернильница с роскошным гусиным пером и пара красных кувшинов с непривычно вычурным орнаментом из золота.

Все остальное на периферии зрения, у меня только впечатление некой античности, словно там в окна бьют лучи эллинского солнца, все светло, ярко, чисто и насыщено светом, а взгляд мой перебегал с часов на кристаллы и обратно.

Леди Элинор опустилась в кресло, лицо недовольно-брезгливое, все еще сердита на себя и даже чувствует униженной, что показывает один из секретов простолюдину. Я, как летучая мышь, что даже в темноте не заденет ни одну из протянутых нитей, скользнул к стене и встал слева от ее кресла. Если бы можно встать сзади, встал бы, а так только вытянулся и сделал вид, что я тоже мебель.

Она обернулась, круто изогнутые брови взлетели.

– Что спрятался?

– Да я ничо, – пробормотал я.

– Подойди к зеркалу, – велела она.

Я торопливо пригладил волосы.

– Да что мне его пачкать своим видом, ваша милость… Зеркало – это для благородных! Я и в озере на себя посмотрю…

– Подойди! – велела она строже.

– Как скажете, – вздохнул я. – Только недостоин я такой чести – в зеркало смотреться. Да еще в такой раме…

Она насторожилась и не сводила с меня сузившихся глаз, пока я подходил к зеркалу. Сердце мое колотилось, как у трусливого зайца, ноги подгибались.

Огромное, выше моего роста, в овальной массивной раме из темного дерева, покрытого дорогим лаком. Резьба сложная, барельефы в виде схваток, сцен охоты, пиров, разъяренных драконов и вздыбленных львов, темная поверхность зеркала загадочно поблескивает.

Леди сказала нетерпеливо:

– Стой перед ним, не отходи!..

– Щас-щас, – заверил я. – Волосы приглажу… У меня вихры торчат, да? Водой бы смочить малость… Ладно-ладно, в другой раз. И воротник поправлю, так лучше?.. Штаны помятые… может быть, сбегать вниз, пусть Хризия быстренько погладит?

– К зеркалу! – велела она грозно.

– Иду-иду, – заверил я. – Можно только, я боком, а то у меня с этой стороны морды вроде бы прыщ намечается. Чешется, покраснело, даже вроде бы начало дуться…

Она выругалась зло и шагнула в мою сторону, занося руку для хлесткой пощечины. Я набрал в грудь воздуха, собрался и сделал последний шаг, остановился в шаге от блестящей поверхности. Там отразился крепкий высокий парень с немножко бледным вытянутым лицом, тревога в глазах, глуповато приоткрытый рот, одет в старенькую, но чистую одежду простолюдина.

Леди Элинор держалась в сторонке, чтобы видеть мое отражение, но самой не отразиться. Мне показалось, что она разочарована до крайности. Даже сделала шажок ближе, всмотрелась в отражение, потом в меня, стараясь найти какие-то отличия. Я оглядел себя, повернулся и посмотрел на свою спину, выворачивая плечо, словно придерживал подбородком скрипку.

– Да, рубашка прохудилась, – согласился я горестно. – Ничо, Марманда заштопает… Она добрая.

Волшебница покачала головой.

– Странно, очень странно.

– Что? – спросил я. – Да, вроде бы запылилось малость… Но ничо, я могу вытереть… А вот тут сбоку вроде бы слюни. Или не слюни? Нет, все-таки слюни…

– Не прикасайся, – сказала она резко. – Отойди. Ты не понимаешь, это непростое зеркало.

– Как не понимаю? – удивился я. – Как есть понимаю!.. Такое агромадное, оно каких денег стоит! А рама какая? Да одна рама стоит три таких зеркала!

Она поморщилась.

– Ничего не понимаешь. Ладно, отойди.

Я послушно встал на прежнее место. Несколько минут длилось молчание, леди Элинор наконец повернула ко мне голову, темно-фиолетовые глаза выглядят пугающе, как грозовое небо.

– Интересно все-таки, – произнесла она, – где твое свернутое королевство на самом деле. Понятно, выйти можно здесь… как и войти, наверное, но где оно на самом деле?

Мне показалось, что она все-таки ждет ответа, сказал несмело:

– Дык оно ж там, за мелкой речкой!.. Надо только перейти вброд, там влево от большого дуба, сейчас его там нет, а потом прямо по тропке, что тоже пропала…

Она рассматривала меня, красиво откинувшись, фигура отчетливо обрисовывается в этом несредневековом платье. В глазах появились мелкие искорки.

– Скорее всего, – произнесла она задумчиво, – ты варвар… из северных земель… Все слыхали, там очень крупные и сильные люди. Еще рассказывают про вас такие смешные вещи, что вы бываете верны… даже если вам это невыгодно?

Она замолчала, ожидая ответа.

– Что значит невыгодно? – пробормотал я. – Верность… она и есть верность. Нет такого понятия, как выгодно или невыгодно, когда дело касается верности… Это как любовь! Никто же не выходит замуж за другого только потому, что так выгодно?

В ее глазах появилось изумление. Я сообразил, что брякнул совсем уж дикую вещь. Мне почудилось, что сейчас прыснет со смеху, но она лишь сказала с ленивой насмешкой:

– Да, ты совсем дикарь… Но какой наивный, очаровательно глупый!..

Я развел руками.

– Как скажете, ваша милость. Но нам родители говорили, что лучше быть честным и глупым, чем умным и нечестным.

Она призадумалась, сказала медленно:

– Это кому как. И смотря в каком случае. Вот если…

В зеркале коротко блеснуло красным, леди Элинор мгновенно оборвала себя на полуслове. Блеснуло еще раз, затем полыхнуло багровым, словно разверзлась земля до самого ада. Зловещий отсвет пал на стены, леди Элинор напряглась и поспешно отодвинулась в сторону. Уже не зеркало, а почти вход в извергающий лаву вулкан: красные клубы дыма выстреливаются из бездны с безумной скоростью. Я всматривался до рези в глазах, из красного тумана вышел могучего сложения старик с длинной седой бородой, в плаще, будто там дождь, на голове широкополая шляпа такого же багрового цвета, как и бездна, откуда вышел.

Он потер ладони, явно чем-то довольный, коротко взглянул в нашу сторону. Мне показалось, что заметил жадный интерес на моем лице, коротко подмигнул, дружески и подбадривающе, и тут же сдвинулся в сторону, исчез, а зеркало продолжало клубиться красным, багровым, пурпурным.

Я принюхался, вздохнул. Леди Элинор спросила напряженно:

– Что? Что почуял?

– Ничего, – ответил я. – Должно бы пахнуть горелым… Да и температура там, как на пожаре. Но через зеркало ничего не проходит.

Она огрызнулась:

– Это я знаю. Чародея рассмотрел?

– В какой-то мере, – ответил я осторожно. – Я ж не колдун, чтобы зреть сквозь одежду… всякие анатомические подробности.

Сказал и поежился, только сейчас сообразив, что если колдуны могут видеть через одежду, то и для леди Элинор нет секрета, есть у меня пирсинг на интимных местах или все еще нет. Леди Элинор чему-то улыбнулась, но ничего не сказала, мужчин всегда лучше оставлять в неведении, что о них известно, прошла и величественно села в кресло, царственно откинулась на спинку и посмотрела на меня уже серьезно и со строгостью, как на провинившегося холопа.

– Теперь говори, – потребовала она.

– Что, ваша милость?

– Как его заинтересовать настолько, чтобы он общался?

Я подумал, предположил:

– А может… ему неинтересно? Нет-нет, не надо меня в жабу, я имел в виду, что у него борода вон какая!.. В смысле длинная, да еще и седая. А когда такая борода, то таким женщины уже не совсем… интересны. По возрасту, если говорить доступно.

Она смотрела исподлобья.

– Ты в самом деле такой дурак?

Я сказал искренне:

– Да, ваша милость.

– Вижу, – произнесла она сухо и с отвращением. – Какие же бывают тупые! Даже не знаю, что у вас за дыра это ваше скрытое королевство. Или скрытый феод, что точнее. Каждому дураку понятно, что даже слабый колдун в состоянии продлять молодость, средний колдун может остановить возраст и не стареть вовсе…

Я предположил с осторожностью:

– А если этот чародей только под старость стал… могучим? До этого полз-полз со ступеньки на ступеньку, а потом вдруг как взлетел! Такое бывает. Вот, помню, как-то раз…

Она поморщилась.

– Да, ты в самом деле дурак. У меня намного меньше мощи, но я никогда не постарею, если не захочу… а кто захочет? Если бы я овладела магией в старости, я бы за неделю вернула себя к юности! Ты это понимаешь?

Я сокрушенно вздохнул, взглянул на нее, развел руками и опустил голову. В комнату влетела летучая мышь, я растерянно повертел головой, не понимая откуда, ведь окон нет, а такое простое и все объясняющее объяснение, что, мол, магия, и все тут, меня не устраивает, как не устраивало и на Севере, что все в руце божьей, пути его неисповедимы, так что неча допытываться. Захотел, чтобы мышь летала, вот и будет летать.

Леди Элинор внезапно взглянула на меня, глаза сузились, как у кошки, сказала резко:

– Ты что, не согласен?

Я вздрогнул, сказал поспешно:

– Согласен! Ах, леди Элинор, я со всем согласен!

– С чем? – потребовала она.

– Со всем, – ответил я простодушно и посмотрел ей в глаза честными глазами идиота. – Со всем, что скажете.

Она скривилась, будто хлебнула уксуса. Вернулась в кресло, я смотрю преданными глазами, как сиденье подалось под нею, подлокотники раздвинулись, чтобы ее рукам было удобнее. Она посмотрела на меня испытующе.

– По лицу вижу, – произнесла она безапелляционно, – что не согласен. Что я сказала не так?

– Все так, – ответил я преданно.

– Ты не согласен, – произнесла она ровным голосом.

– Я со всем согласен, – повторил я снова, – с чем скажете, с тем и согласен… Хорошо-хорошо, ваша милость!.. Просто я подумал, что чародей все-таки мужчина… если вы заметили. А это в первую очередь значит, что ему по… гм… индифферентно, как говорят наши господа из замка, что значит по… ага, по барабану, как он выглядит!

Ее лицо выразило сильнейшее недоверие, даже абсолютное непонимание. Я сказал торопливо, пока не превратила в лягушку:

– Можно у вас спросить?

Она сказала с нетерпением:

– Не спрашивай разрешения, спрашивай сразу!

Я испугался, замотал головой.

– Как можно, ваша милость! Мы ведь тоже возле замка иной раз терлись, видели обхождение благородных! Они слова прямо не скажут, а все с выпендренами да с вы… гм… выкрутасами, во!.. И раз уж вам отвечаю, благородной госпоже, я не должен поганить ваши благородные чистые уши простонародной речью…

Она рявкнула, как рассвирепевшая львица:

– Я тебя сейчас в жабу!

– Только не в жабу, – взмолился я. – Лучше в лягушку, если можно, но только не в жабу! Я жаб боюсь, от них бородавки… Ваша милость, я хотел спросить, вы сколько раз видели чародея в зеркале?

Она ответила со злостью:

– Раз двадцать, не меньше. А то и тридцать!

– И как он был одет?

Она задумалась на миг, пожала плечами.

– Обыкновенно. Как и сейчас. Серый плащ, багрового цвета шляпа, коричневые сапоги…

– Всегда? – спросил я.

– Всегда, – ответила она, все еще недоумевая. – Ну и что?

Я воскликнул ликующе:

– Ваша милость, он ленится одежду переменить, а вы про морду лица речете!.. Это вы в день пять раз платья меняете, у меня в глазах рябит, у вас туфли на глазах в сапоги перетекают… а это, видать, непростое заклятие, вон вы как тщательно кольца и серьги подбираете, чтобы все соответствовало… Что ж вы свои привычки-то на мужчин переносите? Да мужчина, если он раз в неделю рубашку сменит, уже вроде и не мужчина, а если волосы начнет расчесывать да прыщи высматривать, то у него что-то с ориентацией неладное… да не в пространстве, не в пространстве.