Текст книги "Ричард Длинные Руки – фюрст"

Глава 16

Я помолчал, привыкая к новым понятиям. Например, небольшой якорь, каких на корабле всегда целая куча в запасе, легко держит корабль на месте, уже привычно, но вот что гребная лодка способна тащить за собой огромный корабль…

– Да, – согласился я. – Хорошо бы. С другой стороны, всегда знаем, чего ждать от людей. А вот от големов…

Донесся тревожный вопль Юргена:

– Ветер уходит!

Ветер не ушел, как по мне, а стих, исчез. Полный штиль, корабль двигался едва-едва, наконец, практически остановился, покачиваясь на волнах.

Лодка с големами снова начала приближаться.

Ордоньес сказал тревожно:

– Догоняют… Если ветер упадет еще чуть… я даже не знаю, как с такими драться.

– Да? – спросил я. – Мне казалось, уже полный штиль.

– Еще не полный… Эх, если бы еще чуть-чуть…

Я пробормотал:

– Придется первые паровые котлы ставить на кораблях… Наши мартышки умеют только по мачтам прыгать и в карты играть?

Он криво усмехнулся:

– Из луков тоже наловчились.

– Тогда пусть на корму бегут все, – сказал я, – кто способен выпустить стрелу.

– Кроме тех, – уточнил он, – кто на вахте. А то у нас стрелять умеют все…

На палубу выбегали все, даже оба стюарда выскочили с кухонными ножами. Юрген вооружился огромным арбалетом, но у большинства все-таки простые луки, даже не композитные.

Я сбегал в каюту, кроме лука Арианта, захватил и свой крохотный арбалет, что выдаю за игрушечный, почему-то стесняюсь им пользоваться, даже прячу, как нечто стыдное, но сейчас никто не обратил внимания даже на мой главный лук. Везде крик, вопли, а лодка с големами уже на расстоянии выстрела.

Ордоньес единственный, кто не вооружился ни луком, ни арбалетом, да еще Матиус смотрит обреченно, лицо бледное, но рука на рукояти меча, привычный успокаивающий жест настоящих мужчин.

Я поднялся на мостик, Ордоньес лишь оглянулся на миг, тут же сосредоточил внимание на лодке с големами. Солнце играет на широких медных плечах, статуи полны дикой мощи, художник сумел передать впечатление всемогущества и звериной силы.

Вдоль борта по всему кораблю щелкали тетивы, почти все стрелы попадали в цель: одни в големов, другие в лодку. От големов отскакивают, от лодки… почему-то тоже, лишь арбалетные болты впивались в борта, да и то не все.

Я крикнул:

– А поджечь не удастся?

Юрген прокричал с энтузиазмом:

– Сейчас попробуем!.. Яков, Мишель – за мной!

Из трюма в считаные мгновенья подняли котел, налили горячей смолы и начали обматывать кончики стрел тряпками. Первые стрелы с зажженными факелами полетели красивой дугой, однако в лодке тут же гасли.

Големы гребут в прежнем ритме. Я подумал, что могут грести и сильнее, но только не выдержат весла, а нам сейчас бы ветра в паруса…

Мой крохотный арбалет появился из-под полы, я торопливо прицелился в голема, потом подумал и сдвинул чуть за его спину. Выстрел прозвучал бесшумно, лодку слегка тряхнуло, хотя, кроме меня, вряд ли кто заметил, а в днище появилась дыра с кулак размером.

Ободренный, я переставил тетиву на деление выше, снова нажал на спусковую скобу. Легкий толчок, лодка чуть качнулась, рядом с первой дырой образовалась вторая, в эту уже пролезет королевское кресло. Вода хлынула снизу, обрадованно забурлила, лодка уже почти касается острым носом кормы нашей каравеллы, но вода заметно замедлила ход лодки.

Големы молча заработали веслами чаще. Ордоньес закричал:

– Стреляйте в этих чудовищ!.. Не дайте пробить обшивку!

Рой стрел взвился в воздух. Я не поверил глазам, один голем поднялся на ноги, исполинский сверкающий колосс, второй перехватил рукоять второго весла и продолжил грести один.

Первый голем переступил через скамейку, нос их лодки слегка накренился. Я видел с замиранием сердца, как он заносит кулак для удара, быстро взял его на прицел, однако тот уже взмахнул рукой.

Каравеллу тряхнуло, мне почудился ее жалобный стон. Раздался треск досок и даже бревен. Голем замахнулся второй раз, я нажал на спусковую скобу. Болт ударил его в лицо, исчез в короткой вспышке. Голем отшатнулся, пытался удержаться, но помешала сзади банка, он упал навзничь в воду, что заполнила лодку, подняв тучу брызг.

Второй голем мерно работал веслами, лодка шла вплотную к каравелле, его соратник сумел подняться, однако вода хлынула и через борта.

На каравелле поднялся ликующий крик. Через прозрачную воду хорошо видно, как оба чудовища опускаются с лодкой на дно, каждый поднял голову и провожает нас пристальным взглядом мертвых глаз.

Я спрятал арбалет и, демонстративно потрясая луком Арианта, с победным криком пробрался к своей каюте, где лук повесил на стену, а остальное снова припрятал.

Когда я снова выбрался на палубу, жизнерадостные пираты, уже забыв о медных чудовищах, с азартом бросают кости, играют во что-то карточное, пьют и борются на руках, в одном углу даже вспыхнула драка, но тут же разняли и надавали по шеям как виновникам, как и тем, что подзуживал.

Далеко впереди разрастается странное белое пятно, словно с неба опустилось облачко и медленно плывет по воде, подгоняемое слабым ветром. Корабль идет на всех парусах в его сторону, я зябко передернул плечами, все неожиданное пугает, никогда бы раньше о себе такого не подумал.

– Граф, – позвал я, – взгляните-ка…

Ордоньес бросил небрежный взгляд в ту сторону, отмахнулся.

– Обыкновенный туман.

– Среди бела дня? Под солнцем?

– Такое бывает, – заверил он.

– Почему?

Он посмотрел удивленно.

– Почему? А почему дует ветер, идет дождь, светит солнце?..

– Простите, – сказал я, – глупый вопрос, признаю. Просто мне как-то не по себе, когда вижу непонятки.

Он снова повернулся и посмотрел на облачко внимательнее.

– Если таким останется, – сказал он, – то ничего. Но иногда разрастается, а в тумане плыть рискованно.

– Особенно, – сказал я, – когда близко острова.

– Вот-вот, мой лорд. Юрген, убрать кливера!

Туман двигается навстречу, словно его подгоняет ветер, хотя это нам попутный, а не ему, я напрягся в тягостном ожидании неприятностей.

Ордоньес наклонился через перила мостика.

– Юрген! Сбавляй ход до самого малого!

Снизу донесся крик:

– Убрать кливера!

По всему кораблю пошла перекличка, приказ повторяли на разные голоса, я не увидел, а просто почувствовал, как паруса начали сворачиваться, скорость корабля замедляется и замедляется, словно он идет по странной вязкой воде.

Я ждал каких-то внезапностей, неожиданностей, однако острый клюв бугшприта пронзил туман и утонул в нем, а затем медленно и предсказуемо начал таять нос корабля.

Наконец я выдохнул воздух, ничего пока не происходит, хотя сердце колотится в страхе и пытается убежать от непонятной опасности.

Рядом со мной раздался успокаивающий голос Ордоньеса:

– Сейчас он кончится… Такое случается. Я десятки раз видел в море всякие штуки…

Корабль медленно двигается сквозь туман, но тот глушит все звуки, я вдруг понял, что мне стало недоставать постоянного и надоедливого хлюпанья волн о борт.

Почему-то показалось, что, кроме мостика, ничего нет в этом странном мире, не видно не только носа и кормы, даже палуба внизу растворилась, исчезла.

– Ничего, – проговорил Ордоньес, – берег далеко, а мы едва ползем. Если через полчаса не выйдем, то вообще бросим якорь.

– Опасно?

– Вообще не люблю рисковать, – пояснил он без улыбки.

– Отлично, – сказал я с облегчением.

В спину как будто дует холодным ветром, я повернулся и начал всматриваться в туман, но там ничего, потом попробовал в тепловом, в запаховом, но все так же только серая пелена, но затем как будто бельма ушли с глаз, мир хоть и остался странно-серым, однако вдали идут нашим курсом два когга, оба на расстоянии друг от друга, разная конструкция, даже разные флаги на мачтах…

Я всмотрелся до головокружения, на палубах полно людей, все с оружием, у многих в руках луки.

– Они же, – вырвалось у меня, – приготовились драться друг с другом!

Ордоньес посмотрел странно.

– Мой лорд…

– Можете круто развернуться? – спросил я. – И двинуть в обратную сторону?

Он горделиво выпятил нижнюю губу.

– Думаете, это невозможно? Называется бейндвинд.

– Сделайте, – прервал я.

Он озадаченно крякнул, но не стал оспаривать, вызвал к себе Юргена, отдал целый ряд указаний, тот с грохотом сапог слетел на палубу и начал орать настолько яростно, что даже я понял, для такого сложного маневра понадобится слаженная работа всей команды.

Дэвид Ганшилд и Матиус Хельм наблюдали за маневрами с раскрытыми ртами и горящими от восторга глазами.

Каравелла, надсадно скрипя всеми суставами, развернулась, что выглядит, наверное, с берега очень красиво, но я слышу, как трутся друг о друга бревна и доски, стонут и едва не выскакивают из пазов мачты, дрожат туго натянутые канаты…

Юрген, получив указания от Ордоньеса, выстроил у борта с десяток матросов, что умеют стрелять из луков, остальные, чуя неладное, щупали длинные ножи и карабкались на ванты.

Туман вроде бы сгустился еще сильнее, уже и не туман, а какой-то неопрятный молочный кисель. Ордоньес шепотом велел добавить парусов, лучники, на всякий случай, распределились у обоих бортов, к стрелам им прицепили смоченную горючим маслом паклю, все согнулись и в злом бессилии всматривались в туман.

С верхушки мачты донеслось:

– Впереди по курсу…

Я тоже успел увидеть внизу быстро приближающуюся мачту, тут же раздался треск, частые щелчки. Я хотел сказать, чтобы отставили стрелять, и так когг затонет, раздробленный прямым столкновением, но увидел, что стреляют в другую сторону, там совсем близко с нашей каравеллой проходит внизу второй кораблик, с нашей высоты больше похожий на лодку.

Лучники торопливо подносили кончики стрел к жарко пылающему факелу, еще быстрее натягивали тетивы, уже не стараясь ни в кого попасть, достаточно и того, что горящие стрелы бьют в паруса и поджигают их, а еще палубу, мачту, борта…

Внизу вспыхнули костры, затрещало, пламя охватило парус и мачту. Палуба под моими ногами вздрогнула, послышался надсадный скрежет. Я подумал, что корабль напоролся на подводные камни, однако люди орали в ужасе и отпрыгивали от борта, я лишь сделал шаг в ту сторону, как там поднялись исполинские зазубренные клешни, размером с бревна, слепо шарили в воздухе.

Одна схватила матроса, он дико завопил, ухитрился извернуться так, что в зубчатой клешне осталась рубаха, а он упал на палубу с голым и окровавленным торсом, откатился, вскочил и отбежал, продолжая завывать от ужаса.

Гигантский рак или краб с треском ломал ограждение, я понял, что чудовище пытается взобраться на палубу, тогда этот закованный в прочный панцирь ужас легко перевернет даже нашу огромную каравеллу…

Вебер Кронберг отыскал где-то на корабле настоящее рыцарское копье, с воинственным воплем ринулся в атаку, топая, как подкованный конь.

– А-а-а-а!.. Умри!..

Я выстрелил из арбалета, не целясь. Болт ударил в закованную в хитиновый панцирь грудь и там исчез, а на том месте на миг появилась широкая и глубокая дыра, именно туда долю секунды спустя с силой вонзилось острие копья сэра Вебера.

Мощно плеснула темная клокочущая кровь. Сэр Вебер выдернул копье и ударил снова, но без разбега удар не получился, по крайней мере, так выглядит.

Раненый краб откинулся навзничь и, как рухнувшая скала, с шумом обрушился в море. Моряки с криками подбежали к борту, кто-то орал и потрясал кулаками, а Юрген с проклятиями велел плотнику тут же заделать борт.

Увидев меня, прокричал:

– Там в воде кто-то еще барахтается!

– Пусть барахтаются к берегу, – ответил я. – Мы не плавучий госпиталь. И вообще брать пленных – дурной тон.

– Так точно, ваша светлость!

Ордоньес снова хмыкнул с мостика, но ничего не сказал, верховное командование у меня, общую линию намечаю я, мелочами занимается он.

Матросы, накричавшись, начали расходиться, как вдруг снова кто-то зло выругался, кто-то испуганно охнул.

Над бортом показалась рыжая голова с рыжей мокрой бородой. Человек с трудом перевалился на эту сторону, но не остался лежать и смотреть в грозные лица, не предвещающие ничего хорошего, а тяжело поднялся, лицо измученное, но в глазах яростный блеск и готовность драться за жизнь.

Юрген крикнул зло:

– Какой дурак оставил веревку висеть за бортом? Мало ли что к нам вылезет из моря!

Двое ринулись, сшибая друг друга с ног, исправлять оплошность, Яков сказал быстро:

– Не волнуйся, я его сейчас выброшу обратно!

– Я помогу, – крикнул кто-то.

Они подступили к уцелевшему с двух сторон, тот отчаянно зыркнул вправо-влево, спасения нет, закричал быстро:

– Погодите!.. Я знаю, где на этом острове зарыт клад!..

Ордоньес как раз спустился с мостика, у него сразу засветились глазки, как у кота при виде горшка со сметаной.

Я сказал трезво:

– Брешет. Этих историй про клады хоть пруд пруди… Еще скажет, что карта у него есть. Слушайте больше.

Пленного дотащили до борта, он отчаянно сопротивлялся, хватался за мачту, за свисающие снасти, наконец, за край борта и все время выкрикивал, что клад в самом деле есть, но раз уж ему не достанется, то пусть уж лучше нам, сволочам, чем проклятому Лесли Стивенсу.

– Кто такой Лесли Стивенс? – спросил Ордоньес.

– Какой-нибудь конкурент, – сообщил я. – Или бабу отбил… Ладно, говори сейчас и сразу! Что за клад? Как далеко?

Его перевалили за борт, он уцепился за край, и Юрген замахнулся тяжелым ножом, чтобы обрубить ему пальцы.

Ордоньес придержал его за руку.

– Погоди, милорд желает выслушать.

Пленник так и остался висеть по ту сторону борта, багровое от усилий лицо застыло в страшной гримасе.

– Кроме двух сундуков, – прохрипел он, – с золотыми монетами, там еще амулеты всякие и разные!..

– Какие? – спросил я.

– Не знаю, – прокричал он в отчаянии. – Но их много, значит, есть и очень ценные!..

– Где?

– На острове Горящий, он вон там, за туманом!.. Это близко…

Я знаком велел вытащить, его перевалили на эту сторону, он упал на палубу и тяжело дышал. Матросы рассматривали с недобрым весельем, может быть, велю повесить, тоже неплохо, боги моря любят жертвоприношения.

Вебер недовольно отбросил копье, могли бы и повосхищаться мощным ударом, спасшим корабль от морского чудовища, хотя, конечно, клад – это то, о чем мечтают все.

Все ждали, что потребую подробностей насчет клада, однако я поинтересовался с ленцой в голосе:

– Кто такой этот Лесли Стивенс?

Лицо спасенного сразу изменилось, я увидел злость и даже ненависть в лице, кожа на скулах натянулась, он произнес с появившейся хрипотцой в голосе, но крайне сдержанно:

– Капитан «Буреглота» и командир флотилии из восьми кораблей. Удачлив, отважен, умеет сражаться в открытом море, способен набрать команду в кратчайшие сроки… Его топили трижды, дважды спасался на шлюпке, один раз его выкинуло прибоем, но выжил. Команда ему верит, но других капитанов часто обманывал и, захватив большую часть добычи, убегал, а корабль у него один из самых быстроходных…

– Ага, – сказал я саркастически, – а ты, значит, не убегал?

Он твердо встретил мой прямой взгляд.

– Никогда. Я, Питер Мертон, верен не только своему экипажу, но и морскому братству. Обманывать своих – нехорошо!

Я подумал, кивнул.

– Хороший закон. Если подумать, весь мир стоит на нем крепко, даже самые цивилизованные государства. Обманывать своих нехорошо, а чужих – можно и нужно.

Ордоньес поинтересовался:

– Так что, сходим к этому острову?

– Погодите, любезнейший граф, – сказал я, – а если тот Горящий внутри архипелага? Туда попасть трудно, а выбраться вообще никак. В лабиринтах между островами и комары слона заедят.

Рыжебородый Мертон сказал угрюмо:

– Кто станет прятать на обжитых островах?.. Обязательно увидят либо случайно наткнутся, дуракам везет!.. Нет, Горящий хоть и близко, но в сторонке от водных дорог. У него вообще-то плохая слава…

Я насторожился.

– Почему?

– Там всегда что-то горит, – объяснил он. – Очень сильно. Потому все обходят стороной. Хватает и тех, где не горит, не трескается, а ручьи с пресной водой видны издалека! А также лес и зеленую траву…

– Разумно, – сказал я.

Ордоньес, поняв по моему лицу, что решение принято окончательно, грубо ухватил спасенного капитана за плечо.

– Пойдем на мостик! Будешь показывать дорогу.

Часть II

Глава 1

Судя по рассказу быстро обсыхающего Питера Мертона, он был капитаном когга «Морские Угри», они в этом месте встретились с кораблями масагерцев, но один сразу ушел, не желая рисковать грузом, а другой ввязался в бой, который прервали только из-за нашего появления.

Корабль такого размера так их ошеломил, что оба тут же бросились в погоню. Затем в тумане потеряли чужаков, а затем… да, их перехитрили.

От корабля масагерцев вообще ничего не осталось, сгорел, а люди, если не заблудятся, доплывут до берега. Может быть. Обломков корабля должно всплыть много.

Я с неохотой подумал, что, подбирая тонущих, мы как бы становимся на одну из сторон конфликта. И хотя понятно, что тонущих надо спасать вне зависимости от того, кто тонет, однако же остается нечто типа: ага, спасли наших врагов, а те им напоют против нас, нашепчут всяких гадостей, теперь уже и эти, спасшие их, против нас…

– Ладно, – сказал я и расстелил на столе карту. – Вот ваши острова. Где этот Горящий?.. Заодно назови остальные, а то у меня одни силуэты…

Он долго всматривался, вертел головой, в глазах удивление, наконец, осторожно поинтересовался:

– А как получилось, что у вас такая точная карта… а названий нет?

– А вот так, – ответил я предельно вежливо, – ну?

Он торопливо начал называть острова, я тут же записывал, наконец он в нерешительности ткнул пальцем в небольшую точку в сторонке от массива островов.

– Вроде бы здесь.

– Там вообще нет острова, – возразил я.

– Есть, – ответил он. – Только очень маленький. И никто там, понятно, не живет. Все увидите сами.

– Скоро?

– Да, можно даже не менять курс, разве что чуть-чуть левее… Но все равно мимо не проскочите.

– На нем что, магнитная гора?

– Что-что, простите?

Я отмахнулся.

– Забудь. Это совсем в других морях.

Туман остался позади, но, когда я оглянулся, он быстро рассеялся, как будто не простой туман, а… скажем, некий боевой туман, выпускаемый для дезориентации противника.

Холодная ящерица страха пробежала по моей спине. Если у них еще и всякие приспособления, неизвестные нам, то рискованно сюда соваться даже с большими кораблями. К счастью, пиратские республики воюют между собой, и потому ни одна из них не должна бы планировать широкомасштабного вторжения на континент. Вроде бы. Пока что.

Но если бы заключили мир между собой и обрушились на побережье всей мощью, то смели бы Сен-Мари и Вестготию.

Правда, стекъярл обронил невзначай, что так в старину уже делалось, но ничего интересного не нашли. По-видимому, имеется в виду то, что ударились мордами с разгону о Великий Хребет… и скисли, остановленные в победном беге. Нынешнее население Сен-Мари и Вестготии – это смесь коренного населения с завоевателями, а в Гандерсгейм высаживались и захватывали его какие-то небольшие группы уже сравнительно недавно.

Ордоньес прохаживается по мостику, заложив руки за спину, на качку внимание не обращает, мышцы сами подстраиваются, а он обеспокоенно поглядывает на небо, где с севера надвигается угольно-черная туча.

Я поинтересовался:

– Что наш баннерет глаголет насчет своего государства? Размеров, численности, военной мощи, чем живут…

Ордоньес ответил с неохотой:

– Да так и эдак к нему подъезжал. Молчит весьма упорно и злонамеренно.

Я переспросил:

– Молчит или помалкивает?

Он подумал, признался:

– Скорее, помалкивает.

– Это хуже, – сказал я. – Не будешь же пытать того, кто вроде бы сам пришел. Ну, пусть не совсем уж добровольно, но не в бою же его захватили? А этот рыжий?

Он отмахнулся.

– А этот вообще ничего не знает, кроме своего корабля и проклятых масагерцев, с которыми у него еще и личная война.

В грозовой туче появилось исполинское лицо на полнеба: свирепое, с вывернутыми гневно ноздрями, развевающимися волосами и длинной бородой. Такие я видел в детстве на старинных картах, их постоянно помещали по краям, а снизу, естественно, исполинские руки Атласа, держащие земной шар.

Но здесь еще не доросли даже до Атласа, он пока что держит только небесный свод, а Земля, если и не совсем плоская, то разве что чуть выпуклая, как панцирь плавающей по всемирному океану черепахи.

– Будет буря? – спросил я тревожно.

Он посмотрел в удивлении.

– Где? Здесь?.. Нет, просто свежий ветер.

– Паруса не сорвет?

Он хмыкнул.

– Паруса можно как прибавлять, так и убавлять. Меня другое беспокоит, ваша дражайшая светлость. Ваш баннерет сообщил, что в этих местах есть странный остров, что появляется и пропадает, когда сам изволит. Высчитать невозможно, а найти еще труднее, компасы показывают неверное направление, солнце там поднимается с другой стороны, а ночью на небе две луны. На том острове, по слухам, живут могучие волшебники. Говорят, они не были ими, но стали, когда ступили на ту землю.

– Это еще почище острова с кладами, – признал я. – Ладно, я пойду вниз. Надо помыслить.

– А здесь?

– Здесь слишком красиво, – сказал я.

Он довольно хрюкнул.

Ордоньес спустился в каюту почти сразу вслед за мною. Глаза адмирала хитро поблескивали, он потер ладони и посмотрел на середину стола.

– Мне кажется, стоит выпить хоть каплю рома, что всегда есть у сэра Ричарда, дьявол уже довольно потирает руки.

– Это намек? – спросил я.

– Еще какой! – сказал он бодро.

Я кивнул ему на кресло у стола. Пока Ордоньес усаживался, я вытащил из ящика два оловянных кубка, вытер и поставил на середину столешницы.

– Ваш кувшин никогда не бывает пуст? – спросил Ордоньес.

– Повезло, правда? – спросил я. – Прошу.

Он взял кубок, с выражением крайнего удовольствия поднес ко рту.

– А вы?

– Воздержусь, – ответил я. – Государственные мужи обязаны избегать таких соблазнов.

– Так никто ж не увидит!

– А я?

Он хмыкнул и сделал большой глоток, перекосился, задержал дыхание, некоторое время сидел с побагровевшим лицом и не смея дохнуть, наконец, медленно выдохнул воздух.

– До печенок продрало…

Дверь приоткрылась, заглянул Юрген, оглядел нас с подозрением, а Ордоньес загородил локтем кубки.

– Рапорт со шканцев, сэр! – доложил Юрген почтительно. – Ветер умеренный до свежего, сэр. Устойчивый, без порывов.

– Спасибо, Юрген, – ответил Ордоньес и, взглянув на меня, добавил: – Ваша милость барон.

Юрген вышел, я сказал осторожно:

– Если здесь такие штормы часто, местный флот должно часто выносить на берег. В ту или другую сторону.

– Перед штормом все корабли, – сказал Ордоньес, – торопятся выйти из бухты. И вообще спешат от берегов подальше. Если бы штормы не налетали внезапно, корабли вообще бы не тонули.

– Как этот?

– Это не шторм, – ответил он обстоятельно, как и Юрген. – А вообще большинство кораблей в самом деле гибнет у берегов. В море – единицы.

В дверь заглянул Яков, глаза возбужденно блестят.

– Замечен остров, сэр!

– Прекрасно, – ответил Ордоньес. – Ваша светлость…

Он с поклоном пропустил меня вперед, старательно обучается светским манерам, я вышел гордо и с достоинством, показывая ему, как придется потом ходить и двигаться, когда разведет овец и привезет в столицу для продажи.

Свободные от вахты матросы сгрудились у правого борта, все смотрят вперед, указывают пальцами, голоса приглушенные, будто чего-то опасаются.

Питер Мертон уже там, красные, как пламя, волосы стоят дыбом, борода торчит во все стороны, жесткая, как проволока, что идет на кольчуги, и вообще он, просохнув, стал как бы шире и массивнее. Даже голос позвучнел, в нем появились командирские нотки. Сейчас он горячится больше других, тычет пальцем с таким неистовством в небосвод, словно старается проковырять его ногтем.

– Вон там! – гремел его медный голос. – Видите струйку дыма?.. Как раз впереди по курсу?.. Это и есть тот самый маяк!

– Настоящий? – спросил я.

Он оглянулся, сдвинул плечами, массивными и по-звериному налитыми силой.

– Для нас настоящий. А так, конечно, непонятный.

– Чем? – спросил я.

– Всем, – ответил он сумрачно. – Кто поставил, зачем, когда, с какой целью… Да и маяк ли…

Я проследил за его взглядом, далеко на горизонте к темнеющему небу поднимается едва заметная серая струйка. На фоне закатных облаков смотрится почему-то тревожно, хотя ничего вроде бы особенного, так, дымок…

– Последние годы это называют маяком «Горящий», – сказал он. – Ничего особенного, но там в самом деле горит нечто, слава идет дурная, моряки обходят стороной…

Корабль, подгоняемый попутным ветром, не идет, а летит; вскоре я увидел поднимающийся из воды островок белого камня, на вершине руины, словно обычный каменный дом какой-то шутник вознес на высоченный каменный столб…

Этот дом горит могуче, страшно, жутко. Налетающий порывами ветер колышет оранжевый с черным столб огня. Даже отсюда слышу треск горящего материала и торжествующий рев пламени. В самом деле ветер на миг изменился, я услышал сильный запах гари, в холодном мире неприятно скользнула струя перегретого воздуха.

В башне, где-то посредине, из трещины вырывается струя черного дыма. Все смешивается в жаркий столб огня, что упорно старается добраться до неба, но ветер всякий раз раскачивает столб, иной раз вообще почти пригибает к камням.

– Жаль, – сказал я.

– Чего?

– Такой хороший был маяк.

Он хмыкнул.

– Он и будет. Это вот горит… не скажу, что вечно, но все летописи говорят, что он горел… всегда. Конечно, это брехня, сперва должны ж были построить сам маяк, как думаете?.. Вот-вот! Но одно верно, сам могу подтвердить, что я здесь двадцать лет плаваю, а он сейчас горит так, как и тогда, когда я его увидел первый раз…

Он горделиво пыжился, уже и забыв, что недавно потерял корабль, что его самого едва не выбросили за борт, вот уж оптимист, не помнит неприятных вещей.

Ордоньес пробасил:

– Юнгер, пройди еще милю и… брось якорь. Я не рискну в ночи разбить корабль о камни.

– Здесь глубоко, – заверил Мертон, – а до ближайшего острова как раз доберемся к утру!

– Ничего, – ответил Ордоньес. – Мы не торопимся.

Он сказал высокомерно:

– Капитан, вы слишком осторожны!

Ордоньес нахмурился, но перехватил мой предостерегающий взгляд и сказал подчеркнуто мирно:

– Да, капитан, да. Я, адмирал флота, осторожен.

Корабль приближался слишком быстро, матросы постепенно убирали паруса, замедляя скоростное скольжение по водам, наконец прогремел вопль:

– Убрать стаксель! На фалах стоять!

Ордоньес прокричал:

– Отдать якорь!

Тяжелая болванка с изогнутыми рогами с шумом ударилась о воду и быстро пошла ко дну, с лязгом утаскивая за собой металлическую цепь.

– Что ж, – сказал я бодро, – попробуем высадиться. Островок в самом деле невелик, за пару часов обойдем весь. Если что и спрятано, отыщем.

Мертон уже по-хозяйски отвязывал шлюпку, и вид у него был таков, словно всю жизнь плавает на таких огромных кораблях, ничего необычного, все знакомо и даже приелось. Я кивнул на него Юргену и шепотом велел присматривать. Когда человек держится настолько уверенно на чужом корабле, у него что-то может быть на уме и не совсем нужное нам.

Ордоньес лично потыкал пальцем в тех, кому доверяет высадку на такой опасный островок, проверил оружие. На меня лишь покосился, вздохнул, понимая, что я сам еще то оружие, и дал команду спустить на воду вторую шлюпку – чем больше народу высадится на остров, тем ему будет спокойнее за меня.

– Какой же я дурак, – проворчал он вполголоса.

– Все мы, – ответил я дипломатично, – кто больше, кто меньше. Здесь хоть без женщин, никто не смеется. А что не так?

– Раньше думал, – буркнул он, – стать капитаном пиратского корабля – предел мечтаний любого мужчины.

– Дорогой граф, – заметил я, – вы уже адмирал!

Он вздохнул:

– Ага, еще и граф, и адмирал… Но эрцгерцогу на берег можно, а вот захудалому графу…

– Графу можно, – уточнил я, – а вот адмиралу в самом деле, увы и нет. Он на море всему как бы вот так. Да и на графа не наговаривайте, любезнейший! Обижаете. Захудалости в упор не нахожу, в Геннегау все женщины будут ваши и даже вашими, уж я-то знаю их подлый нрав и скорблю заранее.

Мертон уже спустился в лодку, оружия ему не дали, зато наши вооружились до зубов. Я помимо меча и кинжала, что как бы положены мужчине по статусу, взял лук Арианта и арбалет. Юрген заметил несуразность, вскинул брови, я объяснил, что это игрушка для моего будущего сына, заранее приобрел, видишь какая красивая?

Он хмыкнул и отвернулся, у высоких лордов свои причуды, простому человеку их дури не понять. Я спустился за ним, гребцы дружно опустили весла и сделали мощный гребок.

Юрген покрикивал, задавая темп, шлюпка не идет, а летит, часто подпрыгивая на волнах, как дурашливый дельфин, а остров то взлетает до облаков, то скрывается за стеной воды. Совсем рядом вторая шлюпка словно соревнуется в скорости с нами. Тоже мне, спартакиаду устроили…

Слабый ветерок совсем стих, черный столб поднимается в небо по прямой, лишь иногда лениво сдвигается в стороны, но теперь видно, как в нем проскакивают огненные искры, жгучие и стремительные, уже целые рои вылетают из-за оплавленной глыбы и уносятся в небо быстрее, чем любая стрела или арбалетный болт.

Лодки одновременно проскрежетали днищем по крупной гальке, я выскочил одновременно с Юргеном, он охнул и опасливо посмотрел под ноги. Почва дрожит и глухо стонет, как огромный придавленный камнями зверь, тревожное чувство, что это чудовище вот-вот освободится, и тогда вся эта груда камней взлетит до небес, а страшный исполин с грозным ревом поднимется во весь рост…

Мертон встал рядом, в глазах страх, но и странный восторг, проговорил с чувством:

– Как давно я хотел ступить на эти камни!

– И что мешало? – спросил Юрген. – Ты же местный, не так ли?

Мне показалось, что намекает на нечто, но Мертон лишь пожал плечами.

– Потому что никто из местных не рискнул бы со мной. Это вы, сумасшедшие, свалились откуда-то…

Я сказал нетерпеливо:

– Рассыпаться цепью. Соблюдать осторожность. При любых признаках чего-то не того, вы поняли, останавливаться сразу и давать сигнал. Не геройствовать…

– …пока не отыщем клад, – уточнил Юрген.

– Потом можно, – согласился я и пояснил: – У негеройствующих крупнее доли останутся.

Земля постанывает при каждом шаге, в глубинах нечто двигается, перекатывается, вздыхает, грызет камень, то ли расширяет пещеру, то ли пробивает ход наверх, а может просто питается, жизнь может быть и на силиконовой основе, уже убедился…

Юрген поднимается по каменистому склону в двух шагах слева, Мертон – справа, дальше Яков и Мишель, они присматривают заодно и за подозрительным проводником.

Земля снова дернулась, как норовистый конь, кто-то охнул, кто-то ругнулся, а Юрген не удержался и упал на колени. Я оглянулся, Юрген поднялся на четвереньки, очумело мотнул головой.