Текст книги "Ричард Длинные Руки – эрбпринц"

Глава 15

Оставив ее тихонько посапывать, я бережно укрыл ее одеялом и поднялся. Когда оделся и выскальзывал из шатра, между лопаток ощутил ее взгляд, но едва быстро оглянулся: она все так же мирно спит в той же счастливой позе, разбросав по широкой подушке роскошные золотые волосы и забросив одну руку за голову.

Бобик поднялся, сонный и недовольный, я взглядом указал ему на место, он поморщился, но послушно лег и тут же заснул.

Ночь достаточно темная, хоть на востоке тучи раздвинулись, пропустив несколько звезд, луна едва-едва угадывается по светлому пятну на туче, в лагере светло вокруг костров, но дальше – черная вязкая тьма.

Сразу двое телохранителей бесшумно возникли рядом. Я сказал шепотом:

– Будьте здесь. Я изволю побыть в одиночестве.

– Ночью опасно, – буркнул один.

– Вот пусть и не попадаются, – ответил я.

– Ваше высочество!

– Я не просто опасен, – буркнул я, – а когда зол… сам себя пугаюсь!

– Я пойду на расстоянии, – предложил второй, – чтобы не мешать вашим возвышенно-опасным мыслям.

– Все равно помешаешь, – отрезал я. – Дальше не ходи, я сказал!

Он послушно замер, а я привычно вышел из лагеря, используя незримность, в ближайшем овражке, густо заросшем высокой травой, перевоплотился в птеродактиля и взмыл к небу.

То ли чудится, то ли перевоплощение да и сам полет даются все проще. Насчет полета подозреваю помощь доспеха Нимврода, он усиливает мои мышцы, словно мощными сервомоторами, а перевоплощение… гм… наверное, просто насобачился.

Внизу поверхность темной земли так и осталась бы темной, если бы не умел смотреть иначе, уж и не знаю, что за диапазон, только и того, что никаких красок, зато все проплывает отчетливо и разборчиво: серый лес, что продолжает уменьшаться и вот-вот станет похожим на мшистое болото, тоже серые, заросшие лесом холмы, одинокие и сбежавшиеся в стайки горы, а то и вытянутые цепочкой…

Пролетев всего ничего, перевалил через небольшую горную цепь, там напряг зрение: с одной из высоких гор тянутся вниз две странные серебряные нити.

Когда облетел на большой высоте вокруг, обнаружил с той стороны горы еще одну, такую же тонкую и блестящую.

Странные ручейки вытекают именно из высокого кратера. Верхушка горы, как понимаю, разлетелась вдрызг от страшного удара изнутри и сейчас разбросана мелкими камнями на мили вокруг.

Ручейки не багровые, как положено любой лаве, а этого странного цвета, словно в самом деле там, в глубине, плавятся несметные запасы серебра.

Я нарезал круги, снижаясь все больше. Ручейки похожи на серебро, но явно не серебро. Смахивает и на воду, но тоже не вода, хотя к ней ближе, чем к серебру…

Почти у самого подножия копошатся человеческие фигурки в длинных плащах. Напрягая свои птеродактильи крылья, я рассмотрел закапюшоненные головы, но дождя нет, как и сильного ветра, так что такая одежка – в данном случае ритуал, форма, чего не люблю, любая секта – это нечто неприятное…

Я спустился еще ниже, стараясь крыльями помогать как можно бесшумнее, хотя иногда пролетал почти над их головами, но все, занятые делом, меня не замечали, а только старательно набирали в медные фляжки этот серебряный раствор.

Я увидел, как светятся их руки, во мгновенном озарении понял все. Они продолжали работу, а я взлетел повыше, перебрался на соседнюю гору, где превратился в огромного дракона.

С огромным камнем в когтистых лапах я с трудом долетел до вершины горы с открытым верхом, глыба выскользнула, огромная, как двухэтажный дом, с силой ударила в воронку.

Я надеялся, что закупорит, однако она всей тяжестью проломила тонкие стенки и просела глубже, еще глубже. Там, снизу, раздалось клокотанье, глыба дважды дрогнула, чуть шелохнулась, укладываясь поудобнее, и все затихло.

Тонкие серебристые нити оборвались. Внизу не сразу поняли, что все кончено, а я за это время вернулся в личину человека и пошел к ним, сильно топая сапогами.

Ближайший ко мне вздрогнул, торопливо вскинул голову. Капюшон от резкого движения свалился, худые руки тут же взметнулись, чтобы вернуть его на место, но я уже рассмотрел и голый череп, и худую цыплячью шею, и желтое лицо с испуганными глазами.

– Насколько сильна та магия? – спросил я.

Он вздрогнул, руки бессильно опустились. Только сейчас, глядя на меня, заметил, как укорачиваются сбегающие с горы серебряные нити.

– Магия? – спросил он торопливо. – Это не магия… Это надо еще обработать, добавить травы, выпарить, только тогда можно… Но почему все кончилось?

– Разве не к счастью? – спросил я. – Дармовщине конец, теперь все своим трудом, своими руками.

Остальные, не обращая внимания на незваного пришельца, торопливо собирали последние нити этой светящейся слизи, а человек с голым черепом сказал жалко:

– Но исчез великий источник, что кормил и защищал нас! Наши два села могли бы несколько поколений жить в довольстве, не заботясь о завтрашнем дне.

Я подумал, кивнул.

– В том-то и дело.

Он спросил настороженно:

– Что?

– В том все и дело, – повторил я. – А что потом?

– Когда?

– После того, – напомнил я, – как минуют эти поколения.

Он сказал со вздохом.

– Будут жить, как все.

– Не смогут, – сказал я. – На даровой энергии всяк человек, даже самый стойкий, расслабляется, живет, не работая… или самую малость. А если еще с самого детства… В общем, здесь люди превратились бы в животных.

Он испуганно перекрестился.

– Господи! В самом деле?

– В самом что ни есть, – сказал я. – Человек, только потому человек, что тяжело трудится. Пока другого пути не придумано. Да и потом… не вижу. Ладно, добирайте последние капли. Расходуйте бережно и сразу же учитесь работать. Победителем станет тот, кто будет работать больше и лучше других.

Уже не обращая на них внимания, я зашел за гору, а оттуда взметнулся птеродактилем. Воздух взревел, меня швырнуло, как стрелу гастрафарета, нацеленную в небо.

Я с трудом унял колотящееся сердце. Доспех Нимврода старается уловить мои невысказанные желания, исполнить. Я только подумал ускориться, а он уже, поблескивая звездными искрами, с нептеродальтильной мощью рассекает воздух, уже не птица, не рептилия с крыльями, а нечто вообще, даже и не знаю, нечто махолетного типа.

На картах, составленных в Варт Генце, Бриттии и самом Ираме, эти королевства обведены жирными красными линиями, дескать, здесь наша власть, кто переступил черту – враг, но здесь, по земле, никто не догадался провести такие линии, и где кончился Ирам и начался Пекланд, вряд ли смогли бы вот так с высоты сказать даже их короли.

Границы обычно проходят по рекам, естественные рубежи, но крупные далековато, а мелкие внизу проплывают в изобилии…

Я попытался поморщиться, но не получилось – птеродактилья морда против таких глупостей. Вообще-то, какая разница, где именно граница?

Крылья несут настолько легко и мощно, что я возликовал, одно только смутно тревожит: надеюсь, доспех Нимврода берет энергию из альтернативных источников, более надежных, ну там, из воздуха или сияния звезд, а не тепла моего тела, а то как-то неуютно от одной мысли, что могу превратиться в ледышку.

Быстро миновав Бриттию, некоторое время летел над Ирамом, затем углубился в воздушное пространство Пекланда, теперь уже точно Пекланда. Вот так можно и дальше переть прямо, в неизвестные дали… или же резко свернуть на север, где в соседях королевство Сакрант, либо так же резко на юг, где с Пекландом граничит Эбберт, проклятое королевство, где меня унизили, гнали, как дичь, насмехались, нигде не давали куска хлеба и глотка воды…

Уничтожить, начала стучать в голове злая мысль. Уничтожить!.. Королевство Эбберт должно ощутить всю мощь моего гнева, ибо я в данном случае не совсем я, а оружие божьего возмездия, что в примерно такой же ситуации сожгло пять городов, хотя в народе обычно упоминают только два.

Уничтожить, повторил я, однако повернул на север и летел довольно долго, делая широкие зигзаги, чтобы охватить взором самые главные дороги, ведущие в сторону Юга.

Вернулся я под утро, успев многое, осенью ночи вдвое длиннее летних, вышел к ошалелым часовым и сообщил, что в Багдаде все спокойно.

Пока они в ступоре старались понять насчет Багдада, я прошел через лагерь к своему шатру. Телохранители вздохнули с облегчением, хотя старший все еще продолжал сопеть зло и бросать в мою сторону недовольные взгляды.

– Как наша гостья? – спросил я.

Он ответил угрюмо:

– Все еще спит…

– Прекрасно, – ответил я.

Он чуть помялся.

– Ваше высочество…

– Ну-ну?

– Тут один наш утверждает, что ваша гостья исчезала почти на полночи!

Я спросил настороженно:

– А куда ходила, проследили?

Он сказал несчастным голосом:

– Так она же спала всю ночь!.. Переворачивалась с боку на бок, одеяло то натягивала, то лягала так, что оно оказывалось на полу, где на нем тут же устраивался Бобик…

Лицо его стало потерянным, и хотя я сам чувствовал себя все тревожнее, но сказал бодро, как надлежит лорду – отцу народа:

– А-а, знаем-знаем, старый трюк! Успокойся, ничего страшного. А ты так не умеешь?.. Ну ты даешь! Это же так просто… Ладно, все в порядке. Скажи членам Военного Совета, чтобы подошли ко мне через часок.

Кто такие члены Военного Совета, по-моему, они все еще не запомнили, тем более что я никого официально не назначал и даже не сообщал о его создании, потому пришли Меганвэйл, Геллермин и Шварцкопф, как наиболее знатные и приближенные к моему высочеству.

– У меня было видение, – сказал я, – и оно сообщило, что из Сакранта вышла последняя армия Мунтвига. Последняя не в том смысле, что последняя, а в самом деле последняя.

Меганвэйл переспросил осторожно:

– В смысле… больше не будет?

– Именно, – подтвердил я. – Мунтвиг отправил на завоевание Юга с десяток армий. Часть уже разбиты, а две-три уничтожены практически полностью, но Мунтвиг, похоже, этого еще не знает.

– Соберет новые?

Я покачал головой.

– Вряд ли. Похоже, он истощил все человеческие и финансовые ресурсы. Его армий хватило бы для завоевания южной части нашего материка… начни он на год раньше. Но я, такая вот умница, как в воду глядел!..

Он усмехнулся.

– Просто вы мунтвигнули раньше. И перемунтвигили. Вы пошли мунтвигничать на север раньше, чем Мунтвиг двинулся на юг…

– Что-что?

– Варт Генц, – напомнил он невинным голосом, – Скарлянды, Мезина, Ламбертиния… Армландию и Турнедо вообще можно не считать…

Я насупился, проворчал:

– Это были не завоевания.

– А что?

– Братская помощь угнетенным народам, – ответил я твердо и посмотрел на него ясными глазами, в которые хоть плюй, ничего не изменится, ибо я пролетарски прав. – Экспорт демократии и гуманизма с человеческим лицом! Рыцарская солидарность со стонущими в тяжком ярме деспотических режимов!.. В общем, мы выстроили буферную зону из демократических королевств, которые как бы разделяют наши ценности и принципы.

– Еще бы, – согласился он, – попробовали бы не разделить.

– Герцог, – сказал я оскорбленно, – они же по доброй воле!.. Ну, почти. Так что не надо инсвинуаций. У нас все по закону.

Он кивнул, снова провел пальцем по карте.

– Значит, не так уж и безгранична мощь этого легендарного завоевателя? Ваше высочество, а привидение не подсказало…

– Провидение, – строго поправил я.

– Провидение, – повторил он, – простите, это я так, по привычке, мне только привидения снятся с вот такими, а провидение… Гм, только избранным, как уже понял. Как насчет численности…

– Записывайте, – сказал я строго. – Память у вас дырявая.

Он добросовестно записал, сколько вышло в поход рыцарской и простой конницы, лучников, арбалетчиков, ратников, обозов, в какой местности сейчас продвигаются, и все приговаривал одобрительно, что, хотя за такие провидения, шастающие по ночам, меня и сожгут в конце концов, зато как же успеваю погулять всем на зависть!

Я сам старательно сравнивал наши общие силы, даже боялся поверить, однако с учетом тех армий, что еще подойдут из такого далекого здесь Сен-Мари, у нас почти паритет. Хотя у Мунтвига народу и побольше, зато у нас намного многочисленнее рыцарская конница, а еще есть то, о чем Мунтвиг еще не подозревает: регулярные войска!

За пологом шатра раздались голоса, вошла Бабетта и остановилась смиренно на пороге.

– Воинский совет? – спросила она ангельским голоском. – А можно мне, как заморскому шпиону, взглянуть на карту?

Геллермин сделал движение броситься на стол грудью, растопырив руки и раздувшись по образцу морского ежа или огородной жабы, но я ответил мирно:

– Да, конечно.

Меганвэйл быстро зыркнул на меня.

– Ваше высочество!

– Разве мы можем отказать красивой женщине? – ответил я со вздохом.

Геллермин, как знающий меня еще из Армландии, бросил на меня пытливый взгляд и поинтересовался:

– А потом?..

Я посмотрел на него с мягким укором.

– Вы же знаете, дорогой друг! Потом, конечно, повесить. Не можем же выпускать воинские секреты за пределы шатра!

Меганвэйл с великим облегчением вздохнул, а Шварцкопф и Геллермин плотоядно уставились на ее нежную шею.

Бабетта опасливо осталась на пороге, даже пощупала кончиками пальцев то место, где жестоко сдавит веревка.

– Но я шпион, – произнесла она жалобно, – от потенциального союзника!

– Точно? – переспросил я. – Тогда ладно. Смотри.

Меганвэйл бросил быстрый взгляд на Бабетту.

– А что… женщины понимают в картах?

Бабетта сказала ему приветливо:

– Спасибо, сэр Меганвэйл, за комплимент.

– Леди…

– Бабетта, – подсказала она, – в картах понимаю, я же шпионка, которую сэр Ричард периодически то удавливает, то просто придавливает, а вы не поверите, каким тяжелым он бывает после плотного ужина!..

Перед нею расступились, я видел по ее лицу, что охватывает взглядом карту не по-женски быстро, сразу замечая условные значки, изображающие рода войск, четко отмеченные броды, мосты, а также опасные места, где нужно опасаться засады или же успеть устроить их самим.

– Похоже, – произнесла она задумчиво, – хотя война будет долгой, но стратегически вы ее почти выиграли.

Меганвэйл посмотрел на нее с непониманием.

– Леди?

Она чуть усмехнулась.

– Ваш лорд понимает, что я говорю. Мунтвиг не сумел захватить вас врасплох, а для долгой войны у вас больше ресурсов как в виде людей, так и оружия, доспехов, а еще у вас лучше обозы.

Шварцкопф поглядывал на нее с неудовольствием, леди не должны хорошо разбираться в таких приземленных вещах, как война, только Меганвэйл смотрел с одобрением и чуточку ухмылялся.

Я наконец проронил:

– Ну-ну. Будущее покажет.

И снова, судя по взгляду, который Геллермин тут же спрятал, только он сообразил, что меня не устраивает долгая, пусть и победная, война. При долгих войнах разоряются обе воющие стороны, что не входит в мои планы, так как вовсе не мечтаю войти в историю, как Ричард Сокрушитель, Ричард Завоеватель или какой-нибудь Ричард Победоносный, фи, как пошло…

С другой стороны, меня вполне устраивает, если Бабетта доложит своему императору, что этот Ричард уверен, как стадо слонов, и несокрушим, как Большой Хребет, в долгой войне обязательно победит, если не наделает грубых ошибок, так что ставку стоит делать на него по-прежнему.

Дав им срисовать карту для оперативных надобностей, я покинул шатер Меганвэйла. Здесь все в порядке, Меганвэйл предупрежден, что сюда идут две армии Мунтвига, но только две, а с последней, надеюсь, разберемся там на месте, в самом Сакранте.

Так что можно возвращаться. Что сейчас делается в Мезине, Ламбертинии, Варт Генце… интересно и важно, но придется обождать. Или же понаблюдать через Зеркало Горных Эльфов, не проламываясь на ту сторону, хотя увижу только быт, а чтобы уловить или услышать нечто важное, пришлось бы наблюдать целыми неделями, а тут и часа лишнего нет.

Глава 16

Часовые, что иногда заглядывают в шатер, передавая какие-то сведения, делают непроницаемые лица при виде раскрепощенной Бабетты; Меганвэйл старается сдержать одобрительную улыбку. То, что она не простолюдинка, видно издали, а вблизи заметно и то, что очень даже не простолюдинка. Даже настолько высока по происхождению, что не считает нужным соблюдать некоторые правила, обязательные для простых леди. К примеру, добродетельные римские матроны императорской семьи и невинные девушки спокойно принимали ванны в присутствии мужчин-рабов.

Меганвэйл, когда мы оказались наедине, шепнул тихонько:

– Ваше высочество, только свистните, если понадоблюсь… Это кто, если не секрет?

– Сам пока не знаю, – ответил я. – Есть догадки насчет родни императору…

– Вильгельму?

Я покачал головой.

– Герману Третьему.

Он охнул, отшатнулся.

– В самом… деле? Который за океаном? Южный континент? А что, те земли настоящие? Там же великаны, драконы, люди с тремя головами…

– Враки, – сказал я авторитетно. – Никакие не три, а, как у всех, только две.

– Так у нее ж всего одна?

– Кто знает, – ответил я неопределенно, – люди там не совсем такие, как мы. Кроме того, может быть, знать так вообще одноголовая? Есть догадки, что она сестра императору, но другие предположения гласят, что дочь или внучка. В общем, ухо надо держать востро. Из обоза срочно вызовите всех магов, пусть тайком наблюдают за ней, за шатром, за людьми… Священники – тоже.

Лорды, предчувствуя, что я так же таинственно исчезну, как и появляюсь, старались не тревожить меня, своего верховного главнокомандующего, к тому же мне выпало счастье принимать такую гостью, а Бабетта откровенно радовалась, щебетала, устраивалась в шатре так, словно собирается провести в нем всю жизнь.

Я наблюдал за ней с интересом: она ухитряется быть светлокожей, хотя и загорела за ушедшее лето; Бабетта перехватила мой испытующий взгляд, в деланом изумлении приподняла брови.

– Что-то не так?

– Все так, – заверил я, – даже слишком. Я бы сказал, что ты всю жизнь провела в шатрах… если бы не видел тебя в замках, королевских дворцах.

– И что, я там другая?

– Абсолютно.

Она заулыбалась.

– Ой, как это здорово! Женщина и должна быть разная. Мы должны удивлять и радовать.

Я спросил медленно, не сводя с нее взгляда:

– Императорский дворец… сильно отличается от королевских?

Она чуть запнулась, я выбрал удобный момент для вопроса, вскинула на меня ясный взгляд сияющих глаз.

– Ах, Рич… не поверишь, но император Герман всегда с удовольствием слушает о тебе рассказы.

– Ого, – пробормотал я, – даже рассказы? И много их?

– Достаточно, – пропела она нежным голосом. – А еще он был очень впечатлен, когда я сообщила ему о такой малости, на которую ты, возможно, даже не обратил внимания…

– Ну-ну?

– Твои армии, – сообщила она.

– Да, – согласился я с гордостью, – они… хороши. Мужчина должен жрать мясо и воевать с врагами, не так ли?

– А знаешь, – спросила она, – что самое удивительное?

– Да у нас все удивительное, – сказал я скромно. – Особенно их лидер, не заметила?

Она ласково погладила меня по щеке.

– Это да, только он мог такое придумать, продумать и воплотить… Все твои войска идут под одним общим знаменем и одним гербом!..

– Гм, – ответил я, – ну, вообще-то, я это заметил, все-таки моя, конечно же, гениальная идея… у меня все они гениальные, хотя и с вывертами, которые даже я не совсем понимаю. Ну а как иначе?

Она напомнила живо:

– Иначе везде, в любом королевстве!

– У меня, – объяснил я с подчеркнутой скромностью, – не сборная из дружин сотен удельных лордов.

– Вот-вот, – перебила она. – У Мунтвига армия, сам знаешь, побольше твоей, но у него именно сборная, как ты говоришь.

– Старого образца, – сказал я самодовольно. – Как у всех. А у меня армия нового. Так что зачем множество знамен? Разве что личные у полководцев… Так, говоришь, впечатлен?

– Весьма, – подтвердила она. – Много раз просматривал. Понимаешь, это же мечта любого короля, тем более императора, – иметь такую армию. Собственную!

Я ощутил холодок, спросил быстро, пока она не исправила промах:

– Он наблюдает через хробойлов?

Она запнулась с ответом, даже опустила взгляд, подбирая слова.

– Рич, дорогой… давай, не спрашивай такое, а я не стану врать.

– Хорошо, – согласился я. – Только не знаю, о чем спрашивать не стоит, у вас тайны на каждом шагу, потому ты сама, без всякого стеснения, говори, ты же достаточно бесстыдная, верно? Или бесстыжая, как точнее?

Она заулыбалась.

– Ах, Рич, какой ты чудный!.. Всегда удивлялась, почему так влюбилась, а теперь вижу.

– Служба, – ответил я мудро и загадочно.

– Рич?

– Говорю, – пояснил я гордо, – что вот никому не служу, а это достаточно необычно. И привлекает внимание.

Она хитро улыбнулась.

– Совсем-совсем никому?

– Никому, – подтвердил я.

Ее губы раздвинулись шире.

– А Господу, как ты говоришь?

– И ему не служу, – пояснил я. – Иду под его знаменем как доброволец. Его идеи обустройства мира и человека меня восхищают! Потому я с ним. А еще потому сражаюсь с теми, кто его не признает.

Ее взгляд стал серьезнее, она проговорила медленно:

– Добровольцы… опаснее.

– Еще бы, – подтвердил я. – Убежденность в своей правоте – великая сила, сдвигающая горы! А императору, понятно, только служат… за деньги, должности, земли, титулы, звания, награды, почести… Только я не понимаю, чем он мог бы привлечь людей Севера? Мы все-таки служим по большей части из-за чести, а это такая штука… если это штука, которую купить или продать трудновато. Человек чести может отказаться от горы золота ради какой-то ерунды, с точки зрения императора… или просто южанина, а это их поставит в тупик.

Она покачала головой.

– Милый, император достаточно долго знакомился с обычаями Севера, его в тупик поставить трудно. Да он и раньше старался привлекать к себе лучших из рыцарей Севера… жаль только, что сейчас последняя связь прервалась.

– Что так?

– Пираты, – ответила она. – Были капитаны, что знали тайные дороги, по которым ухитрялись достичь южного континента, но куда-то исчезли.

– Знаю, – ответил я. – Мой друг, сэр Смит, выигравший Золотой Шлем, отправился на юг, но не знаю, доехал ли.

– Сэр Смит? – повторила она в задумчивости. – Нет, не припоминаю…

Я промолчал; Бабетта то ли нечаянно, то ли нарочито иногда дает понять, как вот сейчас, что знает императорский дворец как свои пять пальцев. Угадать трудно, где как бы проболталась, а где нарочитая утечка, дескать, и не сказала, и в то же время дала понять.

– Бабетта, – сказал я в лоб, – к чему этот разговор про императора? Ты же пальцем не шевельнешь просто так?

– Ну, Ричард, милый…

– Так почему?

Она чарующе улыбнулась.

– Ричард… про императора вообще все любят посплетничать. Чем выше человек, тем больше о нем слухов.

– Я не собираю слухи, – пояснил я твердо. – Я как бы весьма занят, ты могла заметить.

– Император заинтересовался тобой, – пояснила она. – Просто заинтересовался.

– Просто заинтересовался, – напомнил я, – очень давно. Весьма заинтересован – тоже… давно. Сейчас уже крайне заинтересован, если говорить в твоих терминах. Настолько заинтересован, что…

Я посмотрел на нее за продолжением, но она лишь с самым невинным видом вскинула брови.

– Что?

– Бабетта, – сказал я с упреком, – не стоит хитрить там, где все видно насквозь. Ты здесь не для того, чтобы сказать насчет впечатлений императора.

Она помолчала, хитренький взгляд постепенно тускнел, наконец я уловил в нем печаль.

– Ты прав…

– Это слишком очевидно, Бабетта.

Она медленно наклонила голову.

– Знаешь, Рич… я никогда не думала, что мне придется говорить такое.

– Что?

– Рич, – произнесла она, – император Герман выглядит несокрушимым… это так и есть, но… для Севера. Там же в его землях у него определенные трудности.

– Все трещит по швам? – уточнил я.

Он покачала головой.

– Нет, именно трудности. Определенные. Не столько извне, хотя есть и это, как внутри.

– Местные феодалы?

Она помедлила с ответом.

– Там все несколько иначе. Но одно есть общее с вашим Севером: семья, окружение, приближенные, интриги, заговоры, попытки укрепиться и возвыситься за счет других… Люди – везде всего лишь люди.

Я покачал головой.

– Кроме тех, кто идет к Богу.

– Ты знаешь таких?

– Весь христианский мир такой, – ответил я гордо, но наткнулся на ее взгляд и пояснил неуклюже: – Не всегда охотно, по-черепашьи, бурча и огрызаясь… но постепенно выдавливая из себя натуру Змея. А у вас там, как понимаю, еще тот гадюшник. Гадюшник – от слова «гад», в которого Господь превратил Первозмея.

Она поморщилась.

– Ты говоришь не как воин и даже не как политик…

– Мы все должны быть выше себя, – ответил я и сделал вид, что перекрестился. – Чем в таком случае императору интересен я?

– Своей чистотой, – ответила она незамедлительно, – рыцарской честью, верностью слову, долгу…

Я сказал с иронией:

– Ну-ну, Бабетта…

– Я серьезно!

Я усмехнулся.

– Мы никогда не говорили серьезно.

– Мы всегда говорили серьезно, – возразила она. – Только прятали за шуточками. Это твоя манера, я моментально ее приняла… Потому что мне это понравилось своей необычностью. И сейчас я говорю очень серьезно. Император слишком горд, чтобы кому-то сказать о своей слабости.

– Тем более, – обронил я, – просить о помощи.

Она нервно дернулась, губы поджались, из чувственно полных, полураскрытых превратились в тонкую щель.

– Он не просит о помощи!

– Да, – согласился я торопливо, чувствуя, что перегнул, – ты права. Просто я благодаря тебе чуть больше узнал о заокеанской империи. Однако, Бабетта, ты и сама наверняка поняла, что я пока не прикрою свой зад… я говорю о тыле, то не сдвинусь с места. Даже если император попросит меня об этом напрямую.

Она моментально, переходя из сердитого состояния, заулыбалась так, что на щеках моментально появились ямочки.

– Неужели ты такой расчетливо осторожный? А где же безрассудная отвага, неистовый порыв, зов сердца?

Я поморщился.

– Перестань.

– Нет, правда?

– Миром правят, – напомнил я, – не безрассудно отважные, а те, кто умело направляет их дурь… назовем ее зовом сердца или еще как-то покрасивше, на реализацию своих идей.

Она сказала с интересом:

– А какие у тебя идеи?

– Естественно, – ответил я нагло, – затащить тебя в постель!

Она очаровательно улыбнулась.

– Ой, Рич! Как я тебя люблю еще и за эту бесстыжую манеру врать прямо в глаза!

– Почему врать?

Она передернула белыми плечиками.

– Когда чего-то слишком много, это обесценивается, не так ли?.. Вокруг тебя столько прекрасных женщин, готовых с радостным визгом прыгнуть в твою постель…

Я раздраженно дернул щекой.

– Я воздерживаюсь от этих связей по другим причинам, а вовсе не потому, что потерял интерес… Никто не скажет, сколько среди них шпионок, агентов влияния, интриганок, не говоря уже о тех, кто сразу же начнет… сама знаешь. А это портит… ну, я и в постели получаюсь, как бы на работе. А на фига?

– Печально, – проговорила она.

Я вздохнул, оглянулся на вход в шатер, скоро придут лорды Военного Совета, сказал деловым голосом:

– Бабетта! Ты весьма настойчиво стараешься привязать меня к колеснице императора Германа, верно? Ибо только с моей помощью можно распространять влияние империи дальше на Север. И что я получу взамен?

Она промолчала, наконец посмотрела мне в глаза очень серьезно.

– А разве расширение своей власти на Север не является твоей целью?

– А император при чем?

Она чуть помедлила с ответом.

– Поддержка сильных никому не мешала. Император признает твою легитимность, это немало. Чтобы никто не сомневался, он жалует тебя титулами…

Я искривил губы.

– Бабетта, давай говорить серьезно. Эти титулы ничего не стоят, так как здесь власть императора… скажем прямо, никакая. Другое дело, если бы он пожаловал мне титул и земли там, на Юге в своей империи…

Она задумалась, и хотя я брякнул вот просто так, для примера, но, возможно, во время доклада в имперской канцелярии Бабетта сообщит, что Ричард настойчиво добивается земель на южном континенте, и десятки советников начнут прикидывать разные варианты решения такой деликатной проблемы.

– Бабетта, – сказал я нетерпеливо, – давай я брякну в лоб, мы же друзья, не так ли?.. Я тоже смутно заинтересован в сближении с императором, но только – смутно. Так как вообще не представляю, что можно от него взять. Сам же император пока что считает ниже своего достоинства прислать мне приглашение посетить его резиденцию или хотя бы его земли! Верно? Не отрицай, во-первых, это так, во-вторых, меня это устраивает, других дел много, не придется отказываться. А там император созреет и до более тесных контактов.

Она слабо улыбнулась.

– Император вечен и неизменен.

– Но меняюсь я, – произнес я настолько скромно, что это прозвучало почти как угроза. – И потому мир меняется тоже.