Текст книги "Ричард Длинные Руки – штатгалтер"

Глава 9

От замка барона Лонгширда до Геннегау десять минут по прямой, но я едва-едва взмахивал потяжелевшими кожистыми перепончатыми, чувствуя, что горечь не ушла, несмотря на все мои усилия и старания леди Бланшфор.

Бесчинства, ванны из крови девственниц… Что еще больше может вызвать гнев Всевышнего?.. И отвратить лицо от людей, которым раньше покровительствовал?.. Эти некие силы, что пытаются вбить клин между людьми и Творцом, не пропускают ни одного момента, чтобы Творец окончательно разочаровался в людях и махнул на них рукой, как на неудачное творение.

После чего ему останется только признать, что Сатана и его сторонники, отказавшиеся поклониться человеку, были правы.

И человечеству придет конец.

Будь я вегетарианцем, уже помер бы от истощения, половина всей нашей энергии уходит на прокорм мозга, так вроде говорят знатоки. Это такая маленькая, но прожорливая скотина, а у меня так и вовсе, когда вот так жрет, нагревается весь череп, будто при солнечном ударе.

Когда я сумел под завесой незримности опуститься на сторожевой башне дворца, что выстроена чисто для значимости, голова вообще раскалилась, можно на макушке яичницу жарить. Хаотичные мысли, передравшись, наконец начали приходить к какому-то консенсусу или пониманию вчерне, что вот Светлые ангелы, то есть правые, не могут убить темных либералов, то есть левых. В той страшной первой схватке правые сумели только победить и сбросить левых на землю, запретив появляться как на небесах, так и на земле, но с той и другой стороны все остались живы и почти целы.

Левые тоже не могут победить правых по той же самой причине. Не потому, что силы почти равны, просто оружие в руках ангела не в состоянии лишить жизни другого ангела, будь он ультраправым или ультралевым и адептом предельных толерантных свобод.

Убить ангела, как я слышал не раз, может только смертный, ибо смертный это такой монстр, что убить может всех и всякого. Но, к счастью, Бог не дал свинье рог, иначе бы всех перебодала. Говорят, что и крыльев потому не дал, хотя свинья и просила, тогда бы и небо все изрыла.

И, конечно, простым мечом или копьем ангела не убьет и даже не поцарапает никакой смертный. Вообще неизвестно, чем смертный может убить, если даже мечом самого ангела не в состоянии ранить ни его хозяина, ни другого ангела.

Получается, вроде бы оставлена крохотная возможность, однако воспользоваться ею некому. Догадайся, мол, сама.

Но если возможность есть, то человек такая настырная скотина, обязательно что-то придумает, изобретет, создаст. Тем более насчет убить. Это строить пока не очень-то умеет да и не шибко любит, зато убивать научился еще у муравьев, что единственные на свете ведут войны против таких же точно муравьев, потому и развились так, как никто другой в их насекомьем мире.

В кабинете походил взад-вперед, сердито сопя и всхрюкивая в такт гениальным мыслям, они с каждым поворотом справа налево и слева направо все гениальнее и несбыточнее.

Сэр Жерар несколько раз заглядывал встревоженно, однако я отмахивался, дескать, не мешай, король изволит мыслить о высоком, короли вообще мыслят только о высоком, даже когда заняты низменным и очень низменным, но орлам, как уже говорил, случается и ниже кур…

Когда ничего больше в голову не лезло, хотя некая цель наконец-то трудно и смутно формируется в черепе, я прокричал уже в отчаянии и надежде:

– Тертуллиан… Тертуллиан… Мне нужна твоя помощь!!!

Дверь из коридора распахнулась, с жутким грохотом и лязгом ворвались двое с обнаженными мечами в руках, а следом трое с копьями. Все в железе с головы до пят, зубы оскалены, глаза горят жаждой зарубить хоть кого-нибудь и тем самым доказать свою необходимость.

– Ваше Величество?

Я сказал сердито, на самом деле скрывая неловкость:

– Это я так молюсь… истово. Истово и нараспев. С выражением. Идите-идите… Разве «Тертуллиан» похоже на «Караул»?

Ульман проворчал:

– Мы не поверим, что Ваше Величество когда-либо прокричит такое поганое слово.

– Тогда ваша служба, – сказал я, – не так уж опасна и трудна. Идите бдеть в коридоре… Кто проиграет в кости и всю одежду, тот будет ходить голым!

Айсватер вскрикнул в ужасе:

– Ваше Величество!

– Вы на службе народу, – подчеркнул я. – А народ – это я, поняли? Потому бдите и будьте. А теперь пошли отседа, пока я вас не поубивал в неудержимом монаршем гневе!

Они вышли, второй раз орать Тертуллиану я не стал, если мой глас остается вопиющим в дворцовой пустыне, то, как ни повышай голос, все равно не услышит, а если услышал и не пришел… что ж, у меня меч Вельзевула, это его могло окончательно отвернуть от такого ученика, почти помощника ада, а то и вовсе его исчадия.

Выждав, я позвал уже хоть и не совсем шепотом, но негромко:

– Логирд… Логирд? Ты мне нужен…

Через пару мгновений в кабинете мелькнул клочок тумана, рядом раздался полный достоинства голос:

– Ваше Величество?

– Логирд, – сказал я, – фон Темрунг… как отпрыск старинного и благородного, потому крайне бедного рода, ты понимаешь, как трудно отыскать того, кто крайне нужен?

Он повис передо мной в воздухе: крупный и массивный, глаза выпуклые, нос крючком, тяжелая нижняя челюсть с раздвоенным подбородком, широкий рот и мясистые губы, – такие чаще бывают тайными советниками королей, а то и канцлерами, но он свободолюбиво избрал мученический путь недопонятого современниками ученого.

– Ваше Величество, – сказал он невозмутимо, – я не понял, при чем тут намеки на бедность моего рода? Я несколько поправил его финансы, когда стал некромантом. Некромантия – не очень почетно и уважаемо, зато прибыльно и действенно, что вы, как политик, оценить должны. Пожалуйста, сформулируйте свой вопрос так, чтобы я по своей слабости ума понял.

– Мне нужен совет, – ответил я.

– Ваше Величество? Вам?

– А почему мне низзя?

– Вы же теперь монарх, – ответил он.

– Я демократичный монарх, – пояснил я. – И всенародный самодержец. Потому мнение народа мне вовсе не безразлично… совсем уж.

– Как присутствующий здесь народ, – сказал он, – позвольте спросить, в чем заключается ваш вопрос, Ваше Величество?

Я тяжело вздохнул.

– Нет, это не твое поле, успокойся. Некромантией заниматься хоть и хочу, но не буду. Политика еще некромантнее!

– За что вас и уважаю, – сказал он, – как некроманта высшего уровня. Политики – это некроманты экстра-класса.

– Дело касается сущности, – сказал я, – что находится от тебя на другом конце карты. Или на другом полюсе. Я имею в виду, не поверхность земли. В общем, я хотел докричаться до Тертуллиана…

Он вздрогнул, по нему прошла волна, искажая черты лица и всей видимой части фигуры.

– Понятно, – сказал он хмуро, – это да, не мое.

– А ты его там не встречаешь, – спросил я, – где-то?

Он покачал головой.

– Нет, мне те сферы недоступны. Впрочем, ему мои тоже.

– Жаль, – сказал я со вздохом. – Ничего, устроим демократию, никаких закрытых клубов, никаких тайных обществ, все отнимем и поделим… Ладно, извини, что побеспокоил.

Он поклонился.

– Ваше Величество, – напомнил он почтительно, – вы мой сюзерен. Как ваш вассал, я счастлив, когда вы произносите мое имя. И втройне счастлив, если бываю полезен некроманту не доступных мне уровней.

– Да-да, – сказал я, – я тоже счастлив. Король силен своими вассалами.

– Кланяюсь, – ответил он с предельной уважительностью, – и отбываю с вашего позволения.

Я сделал милостивый жест кончиками пальцев, отпуская такого несколько странного вассала. Логирд не стал исчезать моментально, а, соблюдая церемониал, отступил, кланяясь, и вдвинулся в стену.

Вернувшись к столу, я только собрался сесть, как весь кабинет залило ослепительным светом. Все разом исчезло, словно меня внесло в центр Солнца или в начало Большого Взрыва, когда свет был яркий и еще предельно чистый.

Я поморгал, глаза не слепит, даже непривычно, из плазменного огня выдвинулось огромное грозное лицо с сердито сдвинутыми бровями.

– Чего орешь, – прогрохотал он африканским голосом. – Не личит рексу визжать, как недорезанная свинья!

– Я не визжал, – возразил я. – Это искажение пространственно-временного континиума. У меня голос и тембр уверенного и видящего будущее своей страны и народа политика.

Он громыхнул:

– Ого, у него есть будущее?

– Тертуллиан, – сказал я умоляюще, – времени мало, я без твоей помощи вообще пропадаю…

– Ну-ну, – прорычал он, – давай еще поподлизывайся. Это я тоже люблю, хоть и осуждаю. Но люблю. Человек амбивалентен, слышал такое?

– Тертуллиан, – сказал я, – тут такое дело. На меня совершено неспровоцированное нападение…

– Неспровоцированное? – переспросил он с недоверием. – Точно? Чтоб ты и не спровоцировал?

– Абсолютно, – заверил я. – На этот раз точно. Я даже не встречал этого ангела, который смертельно ранил меня и оставил подыхать. Если бы не Махлат…

Он дернулся, спросил резко:

– Махлат?

– Да…

– Ты уверен? – спросил он.

– Она сказала так, – ответил я, защищаясь. – Если и соврала, как все женщины, то кто их поймет? Но хотя я выражения лиц ангелов не читаю так же хорошо, как людские, но мне показалось, не брешет…

Он сказал посерьезневшим голосом:

– Ты хоть знаешь, кто она есть и вообще?

– Она вылечила, – пояснил я. – Я умирал от раны. В самом деле! Моя способность заживлять раны куда-то исчезла. Даже не понимаю почему…

Он сказал нетерпеливо:

– Никуда не исчезла. Просто от мечей ангелов все раны смертельны. И только ангел может излечить. Значит, Махлат тебя излечила… А кто нанес рану? Ты знаешь его имя?

– Да.

– Кто это был?

– Она сказала, его зовут Алфофаниэш.

Он дернулся.

– Всемогущий Господь… Одно другого лучше! Умеешь ты выбирать себе противников. Может, лучше сразу о стену убьешься?

– Я не выбирал, – сказал я, защищаясь. – Он сам напал. Взял и напал.

Он спросил с недоверием:

– А ты его перед этим даже не стукнул? Не плюнул ему в суп?.. Ладно-ладно, постараюсь поверить. Но неужели сам Алфофаниэш?.. Тогда это серьезно. Что-то изменилось.

– Да кто он такой?

– Сын, – произнес он значительно, я уловил в мощном голосе скрытую тревогу, – самого Ашмодея, царя всех демонов! У Ашмодея от брака с Лилит и родился этот Алфофаниэш. Его еще называют почтительно Мечом Ашмодея, ну это как тебя почему-то Защитником Веры.

– Ну, не совсем почему-то…

– Алфофаниэш, – продолжил он, – командует тысячами демонов, так что ты проиграл схватку не мальчику на побегушках, пусть тебя это утешит. Когда он родился, в тот же миг были созданы сразу три ангела: Малхиэль, Атуриэль и Нешриэль для противовеса, это тебе что-то говорит? Сразу три! А еще в день его рождения появился князь святости с титулом Меч Царя Машиаха, зовут его Машхиель, а также Кохвиэль.

– Здорово, – сказал я ошарашенно. – Намотаю на ус… Никогда бы не подумал, что такое возможно.

– Чего бы не подумал?

– Я полагал, – ответил я, – всех ангелов создали в первый же день творения! Вместе со светом, когда еще не было не только человека, но вообще никакой материи!

Он отмахнулся огненным рукавом.

– Это сами ангелы так заявляют, подчеркивая свою древность. У них, как и у вас, древность рода почему-то считается достоинством. На мой взгляд, это не достоинство, а совсем наоборот, но спорить с такими не стоит.

Глава 10

Я запнулся, Тертуллиан, несмотря на его постоянно меняющуюся огненность, все же выглядит встревоженным. Не просто озабоченным, а в самом деле встревоженным, а я его не видел даже озабоченным, настолько для него с его жарким темпераментом все понятно и просто.

– Так он демон, – проговорил я, – а выглядит как ангел…

Он рыкнул:

– Как будто не знаешь, что Темными они называют друг друга вовсе не из-за цвета крыльев или тог.

– Но Алфофаниэш не ангел, – возразил я, – а всего лишь сын… Правда, высшего ангела и самой Лилит… Ладно, понял. Так как узнать, почему он решил убить меня? Хотел именно убить, невзирая на запрет Творца вредить вот так прямо!

Он хмыкнул.

– Как узнать… Не представляю. Однако обязательно нужно предупредить старших архангелов.

– Я лично знаю только одного, – сказал я.

– Михаила?

– Да.

Он кивнул с одобрением на лице.

– Это старший. В самом деле, первому лучше узнать ему.

Я набрал в грудь воздуха, спросил:

– Он Михаил или Михуил, как правильно? А то мы все произносим по-своему…

Он поморщился, сказал яростным голосом, в котором я услышал грохот сталкивающихся вдали миров и даже почти увидел дикий блеск взрывающихся галактик:

– Михаил не обратит на тебя внимания, кричи не кричи. Но если сделаешь что-то…

– Что?

– Не знаю, – ответил он честно. – Такое, что ему по душе. И достаточно заметное, а не просто начнешь читать молитву перед едой, чего, кстати, вообще-то никогда не делаешь.

– Я произношу мысленно, – сказал я поспешно, – а Всевышний читает в наших душах, как в открытой книге с крупными буквами и цветными картинками.

Он проговорил в том же яростном блеске протуберанцев, но я уловил в его страстном голосе нотки нерешительности:

– Хотя вроде бы есть слабая возможность…

– Какая?

Он подумал, я чувствовал в этом плазменном огне буйство мыслей, наконец он выпалил, словно ударил файерболом:

– Он присматривает за той частью земли, где расположен Мордант!

– Что, – спросил я недоверчиво, – архангел присматривает за Мордантом?

Он взглянул строго.

– А что не так? Мелкие ангелы вообще приглядывают за отдельными людьми! По ангелу на человека. Правда, толку от них… А за четырьмя частями света присматривают четыре высших архангела: Михаил, Гавриил, Уриил и Рафаил. Михаил как раз присматривает за той частью, где расположен Мордант. Он, конечно, и названия такого не знает, ангелы слишком спесивы, чтобы запоминать людские имена, тем более что королевства то возникают, то рассыпаются… Он присматривает за регионом, а там в последнее время начала нарастать Тьма. И слишком быстро.

– И что, – спросил я, – сам Михаил не в состоянии пройтись там с огненным мечом?

Тертуллиан посмотрел, как на последнего придурка.

– А что, для тебя новость, что ни один ангел не может убить человека?.. Он даже зверя не может, ибо вся земля отдана человеку с ее лесами, зверями, рыбами и птицами. Если ангел вмешается, то сразу потеряет крылья и отправится в ад. Господь предусмотрел все. Мне кажется, ни один ангел вообще не может поднять руку на человека, такой запрет Господа. А вредить могут, только нашептывая всякие… ну, искушения. И подсказывая неверные пути. Но все же выбор за вами!

Я возразил:

– Но меня точно пытались убить!

Он сказал серьезно:

– Это нелепо и невозможно, потому верю. Что-то начинает меняться, но не уловил, что. Изменения люблю, просто обожаю, но это не нравится.

Я проговорил размышляюще:

– Если отправлюсь в этот проклятый Мордант…

– И наведешь там порядок, – продолжил Тертуллиан, – то есть восстановишь прежний.

– Ладно, – ответил я, – допустим, справлюсь. Но что потом? Как я позову самого Михаила?

Он искривил рожу в жесткой усмешке.

– Да вот просто и позови.

– И что, – спросил я с недоверием, – явится?

– Не знаю, – ответил он откровенно, – но ангелы слышат, когда люди произносят их имена. Это не значит, что являются к этим ничтожным существам, но…

– Ангелам свойственна благодарность?

Он покачал головой.

– Как раз нет. Благодарность – это свойство человека. Но он может снизойти к тебе, ибо ты оказал ему услугу, и он вдруг да восхочет воспользоваться тобой снова.

– Ну да, – отрезал я, – на мне где сядешь, там и слезешь.

Тертуллиан усмехнулся.

– Узнаю нашу натуру. Во всяком случае, это может сработать.

– Времени у меня мало, – сказал я. – Маркус близко.

– Ты можешь все решить в одно касание, – заверил он. – Я же тебя знаю. Ты шустрый, как молодой таракан, хоть уже и король. Живи ярко.

Я инстинктивно закрыл глаза от ослепляющей вспышки, хотя уже знал, что этот дивный свет первого дня творения ничуть не слепит, а в следующее мгновение кабинет уже пуст и сер, а я в центре этой унылой серости.

– Шустрый, – пробормотал я. – Когда под тобой раскаленная сковорода, любой забегает…

В Мордант проще всего попасть, как уже был там недавно, с помощью браслета Иедумэля, я снова оделся, опоясался мечом и, стоя посреди кабинета, начал осторожно сдвигать верхнюю часть браслета, не столько слыша, сколько чувствуя легкие щелчки, когда останавливается на делениях нижней половинки.

Моментально возникло чисто и ясно лицо Яэль, младшей сестрички Гелионтэль, которая вся иззавидовалась по поводу ее беременности, непривычно резкое и объемное. Раньше было в гадостном тумане, бесцветное, сейчас же стереоскопичное, цветное, могу любоваться ее нежнейшим румянцем, пересчитать эльфийски длинные и красиво загнутые ресницы, обрамляющие крупные чистые глаза, такие беззащитно наивные и доверчивые, что да, эльфы обязательно должны быть под защитой людей, иначе люди их же и уничтожат, несмотря на некую тысячелетнюю эльфийскую мудрость…

Браслет под моими грубыми пальцами сдвинулся еще на деление, почти моментально возникло, чуть подрагивающее, лицо Гелионтэль, затем ее сестер, Мюэль и Оэль, а еще щелчок на грани слышимости вызвал трагически прекрасный образ Ричэль… Жаль, не могу увидеть Клемента, да и Ричэль не целиком, только лицо и узенькие плечики…

Щелчок, я вздрогнул, возникло во всей ослепляющей красоте и величии лицо Синтифаэль, божественно прекрасна и величественна, королева есть королева. Правда, в глазах грусть, но это только я могу заметить с некоторым стыдом и чувством вины.

Следующее деление показало Изаэль, эта счастлива, губы шевелятся, что-то говорят, но радостный и любящий взгляд направлен вниз, словно рассматривает ползающего у ее ног карапуза.

Я отыскал Лалаэль, больше всего тревожусь за нее, если то можно назвать тревогой, почти не вспоминаю за делами, но в то же время остальные все как-то устроены, даже счастливы, а вот Лалаэль, что так недолго побыла королевой Ламбертинии…

Некоторое время любовался ее нежным лицом, даже непонятно, то ли кольцо Гонца заработало в полную силу, то ли, на что мне хочется надеяться больше, во мне прибыло сил. Не хочу и думать с какой стороны. Может быть, от черной короны, временами чувствую в себе это бездонное море хаоса, я же Властелин ужасающе могучего мира, который сам и уничтожил, но эта мощь сейчас во мне, как у единственного уцелевшего и вобравшего в себя эту дикую мощь.

Я долго любовался ею, уже почти задержал дыхание, чтобы проломиться через тот адский жар в теле, ломоту в костях и грохот в черепе, но пальцы словно сами сдвинули кольцо браслета, и вслед за щелчком в воздухе проступило еще лицо, нерезко, в сером цвете, смутно знакомое, но все же не припоминаю…

Плоское изображение подрагивает, грозя исчезнуть, я задержал дыхание, уже почти узнавая. И хотя это не то, что мне сейчас нужно, с другой стороны, надо хвататься за любую возможность, за любых союзников или тех, кто хотя бы на время может стать ими…

Я сжал половинки браслета, задержал дыхание.

Никакого жара, грохота, рева встречного ветра, комната просто померкла, а взамен проступил край каменной стены старинной кладки, за нею смутно различим некий пейзаж, можно угадать деревья, но все так серо и расплывчато, словно смотрю на попавший под дождь карандашный рисунок.

Я влез в шкуру исчезника и сделал шаг вперед. В лицо с силой пахнул резкий и чистый воздух, здесь намного прохладнее. Я обнаружил себя на веранде высокой башни, если это башня. В трех шагах два стола, в кресле женщина с тем лицом, что я увидел с помощью браслета Иедумэля, а спиной ко мне мужчина с большой лысиной и неопрятными седыми волосами вокруг плеши.

Халат его мне показался знакомым, такой был на Энгилфиде, который занимался наблюдением за периметром, до сих пор не знаю, что это за работа. Но это не Энгилфид, тот был повыше, а этот совсем коротышка. К тому же Энгилфид не снимал свою красную тиару, а этот светит лысиной, но если бы мог носить такую же шапку, то обязательно бы воспользовался…

Что я лезу со своим уставом, мелькнула мысль. Возможно, у них лысина как раз и служит признаком великой красоты, ума и благородства.

Беседуют тихо, меня не замечают. Правда, лицом ко мне только Беата, все такая же не по-эльфийски крепенькая, с непривычно широкими для эльфов плечами, брови густые, хотя даже в затерянном племени Барноэля у всех вытянутые в тонкие шнурки и загнуты красивыми дугами, придающими удивленное выражение.

Еще когда мои подошвы коснулись пола, мне показалось, что мужчина чуточку дернулся, но продолжал слушать возмущенный голос женщины:

– …и потому меня это задевает! А ты, что ты?

Он проговорил степенно и по-барски нехотя:

– Милая Беата, конечно же, мне это не нравится тоже. Однако ты знаешь, все зашло слишком далеко…

– Именно, – возразила она, – слишком далеко… Час в полдень – это куда ни шло, простолюдье ко всему привыкает…

Он кивнул.

– Но благородные люди, – сказал он снисходительно, – чувствовали недовольство, так?

– Это не просто недовольство, – отрезала она. – Это уже злость и даже ярость! Когда те начали два часа в сутки рыскать по городу, а теперь уже и три…

– Недовольство благородного сословия перешло в возмущение, – согласился он. – Беата, я с тобой согласен во всем. Меня это тоже унижает, но что мы можем?

– Не знаю, – отрубила она.

– Я тоже не знаю, – произнес он искренне.

Она сказала с нажимом:

– Но что-то должны? Филипп, ты же лучше других все понимаешь!

С холодом во всем теле я вспомнил тех чудовищных волков-оборотней, что мчались по улице опустевшего города. Огромные и массивные, не меньше чем по двести фунтов каждый, все в буграх мышц, острые клыки длинные, как ножи, когти высекают искры о булыжник… но в дрожь меня бросил тогда именно взгляд, который один из оборотней метнул в мою сторону: холодный и беспощадный интеллект в глазах, абсолютно аморальный и бесчеловечный, но самое страшное, что это не просто разумные звери, а нечто намного более страшное, намного.

Я перевел дыхание, и снова мужчина вроде бы насторожился, сделал паузу, прислушиваясь.

– А что мы можем? – спросил он. – Мне кажется, уже упущен поворотный момент.

– Какой?

Он пояснил:

– Когда еще можно было что-то изменить.

– Но мы сильнее! – сказала она с жаром. – Нас целый город!.. Да что там город – все королевство!

Я не видел его лица, но кожа на темени чуть сдвинулась, словно он сильно сморщил лицо.

– Беата… Горожан это все еще устраивает.

– Уже нет, – возразила она. – Я разговаривала со многими.

– И что?

– Многим не нравится, – ответила она, – что оборотни захватывают все больше времени для своей беготни по улицам!

Он отмахнулся.

– Ну да, ну да. Они хотели бы, чтобы оборотни бегали не больше часа. А то и вообще ограничить одной пробежкой через город. Но правлением оборотней довольны, не так ли?

Она сказала с жаром:

– Только самые безразличные!

Он чуть повернулся, словно бы поудобнее устраиваясь в кресле, вроде бы невзначай зыркнул в мою сторону, очень легко, даже слишком бегло, только взгляд неприятно цепкий, схватывающий, я бы даже сказал, профессиональный, но ответил все так же легко и даже вальяжно:

– Безразличных большинство. Быть свободным опасно и неуютно, а эти полузвери дают абсолютную защиту. Их точно никто не ограбит… я имею в виду горожан, а как раз этого и страшатся простые люди больше всего.

– Но даже простые должны понять, – возразила она, – оборотни уже не просто охранники! Они все больше и больше подгребают под себя власть в городе, а потом захватят и все королевство!

– Оборотни поступают безошибочно, – произнес он со вздохом. – Они не пытаются захватить слишком много.

– Но они усиливаются!

– Усиливаются медленно, – напомнил он, – и ровно настолько усиливают свою власть. Не больше. Они, как уже сказал, безошибочны.