Текст книги "Ричард Длинные Руки – штатгалтер"

Глава 11

Снова мне почудилось, что он каким-то образом почуял мое присутствие, даже говорит вроде бы так, чтобы я услышал, хотя вообще-то это моя тяжелая жизнь из беспечного дурня выковывает такого угрюмого и подозрительного типа.

Она сказала безнадежно, но все еще упрямо:

– Но что-то же мы должны? Мы уже для них скот. Сейчас отлавливают по городу преступников, а потом пожирают их в тюрьме…

Он тяжело вздохнул.

– Как только слухи об этом просочились в город, разве это вызвало всеобщее возмущение?

Она буркнула:

– Народ туп. За сытое благополучие отдал свободу.

– Вот-вот, – согласился он. – За сытое благополучие. Помнишь, что сказали наши выборные на Совете города, когда стало известно, куда исчезают преступники?

– Думаю, – сказала она язвительно, – оборотни намеренно допустили такую утечку. Чтобы проверить реакцию. Если город встанет на дыбы, скажут, это ложь, просто вывезли виновных в кражах за границы королевства и там отпустили, запретив возвращаться… но наши отцы, стыдно сказать, даже одобрили! Дескать, все воры притихнут, узнав, что все равно их выследят своим волчьим нюхом и сожрут. Как будто оборотни, не получая мяса преступников, станут кушать травку!..

– Мы ничего не можем сделать, – произнес он тяжело. – Ни-че-го. Совершенно. Я же сказал, они безошибочны.

Она сказала с горечью:

– Но что-то можно?

– Поздно, – ответил он до жути трезвым голосом. – Они не дают нам шанса. Все просчитано. Не делают следующего шага, не проверив, насколько это для них безопасно. Потому не идут на риск, пытаясь захватить город, наращивают преимущество медленно, как пауки, пеленающие мух перед тем, как начать жрать с удовольствием и неспешно… А до этого даже заботятся о нас. Беата, им нельзя сопротивляться! Да и не стоит. Простой народ ничего не знает о приближении Маркуса, они даже не небо не смотрят, но мы понимаем, что скоро не будет ни оборотней, ни нас…

Она прошептала:

– Просто дотерпеть?

– Да, – ответил он.

Она прошептала горько:

– А пока что они будут наслаждаться жизнью… Как и мы, оберегая свой скот от волков, от болезней, строя для них теплый хлев, давая нарастить мяска перед тем, как зарезать… Филипп, ты же мудрый! Ну не может быть, чтобы совсем уж дальше только хуже!

Он вздохнул тяжело.

– Не знаю… Может быть, наш гость скажет что-то дельное?

Она дернулась, быстро посмотрела по сторонам, даже заглянула за перила балкона, повернулась к нему.

– Какой гость?

– Сейчас поинтересуемся, – ответил он и очень неспешно, чтобы не встревожить меня, а то дернусь и сделаю что-то слишком нежелательное, повернулся в мою сторону.

Делать нечего, я вышел из незримости, чувствуя себя глупо и хуже того, позорно, все-таки подслушивал, что неприлично, хотя интересно.

Беата ахнула:

– Ричард?

Филипп пробормотал чуточку удивленно:

– Вы… знакомы?

– Еще как, – заверил я, – как вспомню ту ночь с Беатой и ту смятую постель…

Она вскрикнула:

– Что?.. Ты не был в той постели! Ты спал на лавке!

– А потом? – спросил я намекающе. – Когда упилась и всю ночь меня терзала? Вот ненасытная… Но мне вообще-то понравилось. Хотя если говоришь, что я не был с тобой в постели, то не был, как скажешь. Я всегда готов подтвердить все, что хочешь, Беата. А вам, сэр Филипп, в самом деле могу сказать, что делать.

Он поинтересовался ровным голосом:

– Что?

– Когда не удается справиться самим, – пояснил я, – зовут на помощь соседа.

Он смотрел на меня исподлобья, взгляд испытующий, предельно спокойный, наконец обронил:

– У вас очень сильная защита.

– Но вам не помешала, – сказал я.

Он покачал головой.

– Помешала. Я ничего не увидел.

– А как же?

– Запах, – ответил он, – шорох, ваше шумное дыхание… Я вообще-то дыхание человека ловлю за сто шагов, а женское – за семьдесят. Потому так изумился.

Я ответил на его невысказанный вопрос:

– Нет, я не шпион вовкулаков. Беата подтвердит, хотя и с неохотой.

Он кивнул и, не обращая на разозленную Беату внимания, поинтересовался:

– Так что насчет соседей? У нас на севере королевство Аганд, на востоке Сакрант и Пекланд, на юге королевство Эбберт…

– Простите, – сказал я, – что прерываю, но должен сообщить, такого королевства больше нет. А его земли вошли в состав королевства Великая Улагорния, основу которой составили Скарлянды и Варт Генц. Таким образом, мы все-таки соседи.

Он посмотрел на меня с сомнением.

– А вы…

Я учтиво и с достоинством поклонился, легко, как бы шутя, я же король, могу и кошке поклониться, я же настолько велик, что мне все к лицу и все можно.

– Король Великой Улагорнии, – ответил я. – Да-да, он самый, мое королевское Величество. Великий король, даже монарх. Король-Солнце, самодержавец.

Он смотрел с таким недоверием, что пора бы обижаться, хотя вообще-то понимаю сам, королем по современным стандартам никак не выгляжу.

– Понимаю ваше недоверие, – сказал я с сочувствием, – что делать, жизнь такая, а люди еще лучше. Сам бы хотел сидеть на троне и пальчиком указывать Беате, как именно танцевать перед моим величеством, но приходится носиться по землям и странам, латать дырки, а они все расходятся, ширятся, только треск стоит…

Беата зло зашипела, станет она плясать даже перед королем, бросила ядовито:

– Самый близкий сосед у нас королевство Сакрант.

Филипп кивнул, сказал ровно:

– Да, верно. Но король Леопольд очень осторожный и осмотрительный человек. Он ни во что никогда не ввязывается. А с оборотнями связываться просто побоится.

Беата сказала мрачно:

– Филипп, перед тобой в самом деле сам Ричард. Тот самый, Завоеватель.

Филипп поднялся, хотя и без спешки, лицо все же дрогнуло, как ни старается сдерживаться и держаться как ни в чем не бывало, учтиво поклонился.

– Ваша светлость… мы наслышаны…

Я отмахнулся.

– Как уже сказал, я – мое Величество, но это неважно. Король Леопольд в самом деле очень разумный человек и обычно прислушивается к моим доводам.

– Ваша армия еще в его королевстве? – поинтересовался он. – Да-да, мы наслышаны. Уж простите, Ваше Величество… садитесь вот сюда, здесь не дует, сиденье мягкое, подлокотники как у трона…

– Только часть армии, – ответил я любезно и сел. – Только часть моей армии в Сакранте.

– Но достаточная, – уточнил он, – чтобы король прислушивался к голосу разума, у которого отчетливый металлический лязг, не так ли?

– Вы сказали все верно, – сказал я. – Думаю, нам хитрить незачем, мы не выступаем на городской площади. Когда буду старым и толстым, я буду сидеть на троне, даже восседать, и смотреть, как пляшут шуты. Но сейчас я пока что больше приятель Беаты, облеченный большой властью и наделенный, как вы прозорливо заметили, некоторой силой и достаточным влиянием.

Беата сказала мрачно:

– Видала я таких приятелей.

Филипп воскликнул шокированно:

– Беата, это же король!

– А вдруг он брешет? – спросила она. – А там в Сакранте был другой Ричард? Поумнее, поинтереснее и покрасивше?.. Ладно-ладно, пусть даже король. И что он может? В Сакранте король – Леопольд.

Филипп опасливо зыркнул на меня и сказал почтительно:

– Да, но… мы слышали, Его Величество Ричард достаточно… влиятельный человек. Человек, разгромивший Мунтвига… не может быть невлиятельным.

Она сказала саркастически:

– Ну да, он ограничится одним влиянием! Точно все захапал и под задницу сгреб.

– Тем более, – сказал Филипп со вздохом. – Его Величество выглядит именно решительным и деятельным королем. Ваше Величество… вы хотите предложить нам помощь оккупационными войсками?

Я покачал головой.

– Нет. Я предлагаю освободить вас от оккупационного войска оборотней своим ограниченным контингентом, составленным из неограниченных добровольцев. Короли всех стран, объединяйтесь – мой сегодняшний девиз!.. Как могу не помочь кузену против ползучего и нелегитимного, хоть и в чисто демократических традициях захвата власти?

Он спросил осторожно:

– Ваше Величество… к нам надолго?

– Посмотрим, – ответил я. – Это зависит от.

Он понизил голос:

– Устроить вас на это время?

– Пустяки, – заверил я. – Днем в делах, ночь привычно в постели Беаты. С утра тотально рекогносцирую на ограниченной местности этого смешного королевства всякие аномалии. Не волнуйтесь, если я взялся за дело, оно уже не вырвется!.. Беата, пойдем. Уточним по дороге всякие мелочи. Спокойной ночи, Филипп!

Он поспешно поклонился.

– Ваше Величество…

Беата настолько ошалела, даже не попыталась освободить руку, когда я взял ее за локоть и властно вывел в коридор. Уже там дернулась, я поспешно ослабил хватку, она отодвинулась к другой стене, она посмотрела дикими глазами.

– Ты что?

Я посмотрел удивленно и строго.

– Я?

Она фыркнула, некоторое время шла рядом молча, потом, глядя в пол, спросила неожиданно:

– А тебе в самом деле понравилось?

Я не понял, переспросил:

– Что?

Она посмотрела искоса и тут же отвернулась.

– Ну, когда я тогда упилась… и ты меня уложил в постель…

– Ах то, – я поспешил подпустить в голос воодушевления. – Это было незабываемо!.. Ты просто чудо. Я даже не ожидал, что такое можно. Просто прэлэстно… и даже восхитительно!.. Как бы вот так и весьма зело, хотя временами и обло, но больше зелости… Нам, самцам, это ого-го! В смысле, нравится. Ты была неподражаема. Знали бы короли, какая ты в постели, сразу бы войну за тебя начали. Да что там короли, императоры бы подрались! И началось бы Великое Переселение народов… Гм, а может быть, и в самом деле так и было…

Она смотрела во все глаза, и хотя эльфийскости в ней хорошо, если половина, но глаза от эльфийских предков точно, огромные и широко распахнутые, смотрят с наивным доверием и ожиданием.

– Я ничего не помню, – пробормотала она угрюмо. – Мне ужасно стыдно… Я вообще-то не такая… А ты подлый гад.

– Это вино, – с сочувствием сказал я, – раскрыло тебя. Твою богатую духовную натуру, твой потаенный мир, скрытый от обыденности и привычности, твой неистощимый потенциал и пренебрежение всякими предрассудками и устаревшей моралью…

Она ахнула, прикрыла рот ладошкой.

– Даже моралью? Что я творила, что творила…

Я ласково обнял ее за плечи.

– Все было хорошо.

Она зло сбросила мою руку, резко остановилась на выходе из коридора в большое помещение.

– Прочь! Грязное животное. Я не такая.

– Я тоже не такой, – сказал я с сочувствием. – Я рыцарь без страха и упрека в сверкающих латах. Но у меня не хватает духу быть им круглые сутки. Ну хоть ночью должно же вылезать из нас темное, звериное?

Она вздрогнула, напряглась, а в глазах мелькнул страх.

– А ты, – произнесла посуровевшим голосом, – не из этих?

– Каких? – спросил я.

– Которые ночью…

– А, – протянул я, – которые ночами превращаются в зверей?.. Беата, я человек свободный и демократично мыслящий, у меня нет запретов и сковывающей морали, потому могу выпускать из себя зверя когда угодно, никаких норм, никаких ограничений!

Она отступила на шаг, ладонь поползла к рукояти кинжала.

– И сейчас можешь?

– Да когда угодно, – заверил я. – Я же не дремучий вурдалак, который хоть не верит в Христа, зато верит в тысячи сковывающих его и опутывающих запретов, законов, обычаев, в некую память предков… Но ты не поглядывай на меня так уж ласково. С какой стати буду выпускать его сейчас?.. Мне сейчас мозги нужны, а какие у зверя мозги? У него их меньше, чем у женщины.

Она поморщилась, моя шпилька сразу вернула ее в привычное состояние боевой готовности, выпрямилась во весь свой высокий для эльфийки рост.

– Па-адумаешь, – выговорила с невыразимым презрением, – мудрец! И что ты сказал мудрого? Что с вурдалаками хорошо бы покончить?.. Так это я раньше сказала!

– Умный не всегда говорит первым, – напомнил я. – Но ты брякнула весьма к месту, так что да, это весьма, скажи только, где их вожак?

– Вожак?

Она смотрела в недоумении, я повторил:

– Вожак. У людей вождь, у волков – вожак, хотя это одно и то же, нечего пользоваться разными, хоть и похожими словами. Стая без вожака распадается. Жаль, что не так, как у муравьев, те после потери матки гибнут все до одного, хоть их миллионы, а волки все же потом реорганизуются, кто-то после серии схваток с соперниками сумеет настоять на своем лидерстве…

Ее глаза вспыхнули, сказала быстро:

– Предлагаешь воспользоваться такой ситуацией?

Я покачал головой.

– Новый вожак может счесть затею с внедрением в городскую жизнь неправильной или опасной… и вообще увести стаю в леса. Или в горы.

– Тогда старого нужно убить как можно скорее, – сказала она.

– А ты знаешь, где он?

Она покачала головой.

– Нет.

– А Филипп?

Она подумала, пожала плечами.

– Вряд ли. Он больше на догадках. Но у него почти всегда в цель. Умеет складывать пустячки, сразу видишь картинку. У меня так никогда не получится.

– Женская логика, – сказал я авторитетно, – хаотичная, интуитивная. У нас все со ступеньки на ступеньку и так до самых вершин, а вы… часто прыгаете сразу к верному решению, обгоняя рассудительных мужчин.

Она довольно заулыбалась.

– Спасибо.

– Но чаще, – уточнил я, – мордой о дерево.

– Почему о дерево? – сказала она обидчиво.

– Можно о стену, – согласился я, – это неважно. – Пойдем, чего мы встали? Или у тебя постель не застлана?

Глава 12

В ее небольшой комнатке я сразу заставил стол деликатесами, как мясными, рыбными и птицей, так и сладостями, создал два изящнейших фужера, где стекла почти не видно, а золотые медальоны словно висят в воздухе, и только когда наполнил красным вином, великолепие дизайна заблистало во всей красоте.

Беата пару раз придирчиво зыркнула на постель, то ли проверяла, аккуратно ли все застелено, то ли тщетно пыталась вспомнить, что же она там вытворяла такое особенное.

– Перекусим, – предложил я. – Извини, не могу предложить ничего достойного твоего обаяния и тепла, но мы в дороге, так что сухой паек, как ты понимаешь…

Она поморщилась.

– Это сухой паек?

– Ну да.

– Какой же ты, – сказала она с отвращением, – зажратый весь!.. Куда в тебя столько лезет!.. Представляю, как упиваешься и ужираешься, когда в своем королевском дворце!

Я пробормотал несколько виновато:

– Прости… не сойдет ли за извинение новость, что у меня пока что нет дворца вообще?.. Собственного?

Она распахнула глаза.

– Какой же ты король?

– Не знаю, – сообщил я. – Надеюсь, хороший. Я весь в походах и в спасении мира. Каждый день от чего-то да спасаю! Когда тут дворцы строить? Да вообще-то мне много и не надо. Так… простую койку и Беату под одеялом. А можно и поверх одеяла.

Она поперхнулась вином, хотя в фужере легкое и сладкое, уставилась в меня гневно и одновременно сконфуженно.

– Как же ты, змей, брешешь!

– Понравилось? – спросил я. – То ли еще будет, ой-ой-ой. Я когда брешу, сам себе верю, настолько правдив и убедителен. Это необходимая черта для настоящего политика!.. Ты скажи, когда они обращаются в волков, их можно застать поодиночке?

Она покачала головой.

– Нет. Если волки, то всегда в стае.

– А когда в людской ипостаси?

Она посмотрела в удивлении.

– Тогда им стая ни к чему. В людской не отличишь от простых. Обычных людей. Ты вон тоже малость смахиваешь… Только без шерсти.

– Шерсть у меня тоже есть, – сообщил я. – А что такого? Ты все видела и даже…

Она перебила:

– Замолчи!

– Ну хорошо, – сказал я, – давай о деле, хотя, когда смотрю на тебя, у меня так поднимается настроение, что терпения просто нет!.. В общем, один вариант есть… Но не знаю, сработает ли.

– Какой?

– Государственная тайна, – сказал я и, увидев ее непонимающее лицо, пояснил: – Королевская. Возьми вот этого сыра… правда-правда, это сыр!.. Сама нежность, убедись…

Она осторожно взяла и начала откусывать мелкими зубками, как быстрый лесной зверек, а я подумал, что на самом деле вариантов нет в том привычном смысле, когда что-то перебираешь, просто мелькают разные обрывки, плюс уверенность, что если вот так приперт вилами к стене, выход отыщу. Скорее всего, как я и велел Максу, войска окружат и перебьют всех оборотней без всяких изысков, изящных решений и мудрствований.

– А еще, – пробормотал я, – придется пообщаться с Барноэлем, это мой старый кореш… можно еще и с Ирладельраэлем, тот тоже старый, хоть и не кореш…

Она распахнула в изумлении хорошенький ротик.

– А их откуда знаешь?

– Нас, королей, – объяснил я с надлежащим величием, – не так уж и много, если посмотреть сверху, хотя я предпочитаю сбоку. Короли всех земель, объединяйтесь и сообща отстаивайте наши законные интересы от всяких там!.. В общем, когда предъявил я королю Барноэлю свои верительные грамоты…

– Он не король, – вставила она.

– Да какая разница, – ответил я. – Вождь – еще круче. Значит, и религиозный дурман тоже в его недрогнущих руках сатрапа. Так что мы с ним нашли общий язык по некоторым малозначащим вопросам. Ты зря смотришь на меня вот такими глазами.

– Какими?

– Вот такими, – ответил я и показал какими. – Это взаимопомощь соседа соседу. Вовсе не собираюсь подгребать под себя еще и Мордант, упаси Господи!.. Но в ответ я буду рад любой помощи… в схватке с Маркусом.

Как и в прошлый раз, она заснула крепко, а я поднялся из постели как можно тише. Беата засопела и повернулась на бок, я пробрался к сложенной в кресле одежде, ухватил в охапку.

Беата спит крепко, в прошлый раз поступил точно так же, а ей пришлось поверить, что после выпитого вина вела себя весьма вольно, а потом в постели еще и что-то вытворяла.

Сейчас вино продержит ее в крепком сне до утра, нужно успеть разведать все, что нужно.

Сразу же укрывшись незримностью, не все же такие зоркие, как Филипп, я превратился в птеродактиля, оттолкнулся от подоконника и пошел, часто взмахивая крыльями, в чужое темное небо. Прошлый раз в Морданте я старался ломиться через плотный воздух как можно тише, а то вдруг подстрелят или просто нападут, но за последний год научился отращивать на концах крыльев тонкую кожу, что нейтрализует хлопки, делая полет таким же бесшумным, как у совы или летучей мыши.

Еще бы незримность, но, увы, это только для человека, разум птеродактиля слишком хаотичен, сосредоточиться не удается, и сейчас я видим вполне, если, конечно, кто-то зачем-то поднимет голову и начнет рассматривать небо, а такое в королевстве деловых людей почти немыслимо.

Лес древний, могучий, эпический, царство странных зверей, человеку здесь не место: такие исполинские деревья не срубить и не спилить, стволы в обхвате на двадцать человек, а мох на них не зеленый, а странно-синего цвета, опускается длинными нитями, а в его зарослях что-то шевелится и смотрит на меня злобными глазами.

Между деревьями вижу камни, круглые такие валуны размером с сарай или даже дом. Пару раз заметил скалы, вздымающиеся выше деревьев, но в основном лес и лес, открытых полян мало, зато есть овраги, как глубокие и явно свежие, так и старые, заросшие кустарниками и травой.

Я не спешил, моя задача сейчас проверить этих вурдалаков на живучесть, а вовсе не спасать убегающих. Хотя да, среди них могут быть и мелкие карманники, что со временем могли бы исправиться и стать приличными людьми, но, с другой стороны, среди намеченных в жертву наверняка нет тихих школяров, что ночами сидят дома и читают книги, а не шатаются по темным улицам, задирая прохожих.

Высматривал с высоты долго, но что-то не везет, изредка мелькнет разве что бесшумная тень совы или чего-то еще мелкого, однако ничего сравнимого по массе с человеком нет и близко. Лишь однажды увидел нечто похожее, даже целую стаю, но когда снизился, понял что это не стая, а стадо. Один могучий кабан с тремя кабанихами и кучей подсвинков устроились на ночь под могучим дубом.

Возвращался разочарованный, хотя и понимал, что оборотни, даже если и расширили свою деятельность, вряд ли устраивают свои дикие охоты на людей каждую ночь. В самом деле, какой же это праздник, и вообще сразу же потеряется сладость нарушения законов, запретов…

Вдали показались блестящие в лунном свете городские башни, я начал чаще взмахивать крыльями, но взгляд поймал нечто важное внизу, и мои перепончатые инстинктивно растопырились, останавливая меня встречным напором плотного, как вода, воздуха.

Внизу существо мелькнуло и пропало, но я быстро кувыркнулся в воздухе и пошел в ту же сторону, медленно снижаясь. Через пару секунд снова мелькнуло нечто, сердце мое застучало чаще.

Между деревьями неслышно скользит огромный волк, почти втрое крупнее обычного, не волк, а точно вовкулак, волкодлак или, как ни назови, а именно тот, что может ходить время от времени в личине человека. Мне показалось сперва, зверь просто на прогулке, двигается неспешно, иногда переходит на шаг, делает рывки в стороны, что-то нюхает, снова бежит, опустив нос к самой земле.

Приходилось парить, чтобы не обогнать монстра и не потерять из виду. Он рыскал довольно долго, я утомился, наконец вроде бы что-то нашел, начал кружить по небольшой поляне с темной травой, остановился и тихонько взвыл, что показалось странным: я не услышал призыва к другим волкам. Да и как-то слишком тихо, словно мысли или чувства вслух…

Я медленно, стараясь не задевать крыльями верхушки деревьев, спланировал вниз, маневрируя между похожими на колонны стволами, а там мягко, заранее выставив на всю длину лапы, опустился на землю и затих, прислушиваясь. Волк, похоже, не услышал, что и понятно, я всегда осторожничаю, а сейчас после минуты выжидания вернулся в людскую личину, проверил, как близко от ладони рукоять меча Вельзевула, и потихоньку взял в руки лук Арианта.

Деревья расступились, волк с задумчивым видом срывает верхушки травы и жрет, как коза, будто в вегетарианцы переходит, но меня не обманешь, собаки тоже часто жрут траву, когда заболеют или просто нужно почистить желудок.

Наложив стрелу, я начал подходить ближе, остановился за последним деревом на краю поляны. Волка вижу отчетливо, ко мне удобно повернут левым боком, прекрасно…

Я с силой оттянул тугую тетиву до уха, поймал взглядом точку на боку, где острие пробьет толстую шкуру и пронзит сердце, задержал дыхание и отпустил оперенный кончик.

Волк подпрыгнул от удара, быстро оглянулся. Я торопливо наложил другую стрелу на тетиву, оттянул ее рывком и тут же отпустил. Оперенный кончик возник в шее, но оборотень не превратился в дым, не упал в корчах, не забился в конвульсиях, а пошел на меня, быстро переходя на бег.

– Да чтоб ты сдох, – вырвалось у меня. – Что ты за…

Волк наращивал скорость с каждым прыжком, две торчащие стрелы, что должны убивать любого оборотня, так и торчат, а я выстрелил в третий раз, торопливо выронил лук и выдернул из ножен меч.

Черное мохнатое тело с горящими безумием багровыми глазами взвилось в длинном прыжке. Лапы вытянуты, чтобы ударом в грудь опрокинуть жертву на землю, а пасть уже распахнута, там хищно блестят длинные острые клыки…

Оборотень невероятно быстр, но когда прыгнул, преимущество скорости потерял: тело летит по дуге и не может метнуться, избегая удара, вправо или влево.

Я пригнулся со взмахом меча, лезвие злобно блеснуло в слабом свете звезд и с таким треском вспороло живот твари, словно над головой порвался под напором урагана главный парус каравеллы.

Мохнатое тело перелетело на ту сторону, я услышал удар о землю и болезненный рык, но зверь быстро развернулся и раскорячисто пошел на меня, волоча за собой выпавшие и все еще вываливающиеся горячие и исходящие паром внутренности.

Глаза горят лютой злобой, ничего нечеловеческого, не человек, перекинувшийся волком, что-то другое, похуже, хотя что может быть хуже человека…

Я дернулся в сторону, успев заметить, как напряглись мышцы тела оборотня для прыжка. Меч снова достал его острым концом, располосовав шею и плечо.

Темная в ночи кровь хлынула горячей струей, зашипела на земле, моментально сворачиваясь коричневыми шариками. Проскочивший совсем рядом зверь остановился, хотя уже развернулся и готов для нового прыжка.

Я повел из стороны в сторону залитым кровью до середины длинным стальным лезвием.

– Ну что, сволочь?.. Будешь подыхать долго или давай покончим быстро и некрасиво?

Оборотень в усилии приподнялся на передних лапах, задние уже подгибаются, взгляд жуткий, коротко и страшно взвыл.

Я сам сделал шаг в его сторону, а он всмотрелся в меня, попятился, затем неловко повернулся и пошел прочь, лапы подогнулись, упал и пополз, волоча мокрые склизкие внутренности.

– Что, – проговорил я зло, – думаешь, не добью отступающего?.. Напрасно рассчитываешь на человеческое милосердие… Во мне слишком много от Каина. Я, может быть, еще большая сволочь, чем ты…

Догнав, поднял меч обеими руками рукоятью вертикально вверх, задержал дыхание и с силой вонзил острое жало клинка в толстый загривок.

Зверь дернулся, холодная сталь вошла в твердую, как дерево дуба, плоть с трудом, неохотно, подтверждая, что нечистью здесь и не пахнет, это нечто очень даже земное.

Оборотень ткнулся мордой в землю, я уперся подошвой в голову и выдернул лезвие. Зверь медленно перевалился в смертельной агонии на спину, так иногда отдыхают в блаженной истоме крупные собаки, но не волки, у тех спина не позволяет.

Я задержал дыхание. Тело вытягивается, меняет форму, шерсть исчезла, а через несколько мгновений на земле уже распластанная мертвая обнаженная женщина с чудовищно распоротым животом, сильная и мускулистая, с тремя парами мелких грудей, широкими бедрами и толстыми ногами.

– Какого хрена, – вырвалось у меня, – могла бы сидеть дома…

Живот, несмотря на страшную рану, все еще слишком велик и объемен, я смотрел с подозрением и вдруг увидел, что он дергается сам по себе, словно там еще не затихла жизнь.

Стиснув челюсти, я вытер лезвие о траву и бросил клинок в ножны. Вообще-то сделал великое дело, уничтожил не только эту тварь, но и ее будущий выводок. Оборотни живут очень долго, убить их трудно, потому для компенсации природа позволила очень медленное воспроизводство, где-то по одному зачатию в сто лет.

И все равно как-то хреново.