Текст книги "Неофит"

Гай Н. Смит
Неофит

Посвящается Алу Цукерману

Воззвание к Гвидиону

Приветствую Тебя, Гвидион[1]1
  Гвидион – бог и художник древнего западного мира.


[Закрыть], через бездну веков. Ты, особое божество писателей, покровитель нашего искусства и воплощенная сущность всех карих недостатков и добродетелей (или тех добродетелей, которых мы жаждем), Ты, которому мы поклонялись веками, хотя и перестали славить Твое имя, если Ты не отвернулся от нас окончательно или пока время не возродило Тебя вновь, услышь меня, Прими это подношение, Гвидион Златоустый, чья речь сильнее всякого.

Книга первая

Пролог

– НИЧТОЖЕСТВО!

Ненависть и неистовая ярость прозвучали в этом пронзительном, резком крике женщины, голос которой как будто взорвался, от него, казалось, задрожали стены ветхого домика на краю деревни. Крик этот повис в душной ночи, не отозвался эхом, чтобы быть услышанным всеми. Вот он раздался снова, на этот раз бессловесный вопль.

Пожилая женщина, стоявшая возле дома под низкими ветвями лаврового дерева на краю заросшей лужайки, отпрянула в листву, инстинктивно попытавшись спрятаться, зажав уши ладонями, чтобы не слышать этих ужасных звуков, притвориться, что все это ей только кажется; она закрыла глаза, чтобы не видеть этой злобно машущей руками тени на ветхих шторах. Облезлый пестрый кот прижался к ее ногам в рваных чулках, и она невольно отшвырнула его ногой. Но кот вернулся, словно был продолжением ее собственного ужаса, и жалобно замяукал.

– Хильда Тэррэт узнала о неверности Артура. – Она скривила беззубый рот, отчего на ее желтоватых щеках еще резче обозначились морщины. Из-под вязаной шапки, нелепо сдвинутой набок, во все стороны торчали пряди седых волос. Коричневое пальто доходило ей до тощих икр. Уродливая старуха, сгорбившееся, шаркающее при ходьбе существо, презираемое всеми в деревне; ее избегали дети и взрослые, о ней говорили приглушенным шепотом даже тогда, когда были уверены, что ее нет поблизости. – Это миссис Клэтт, ее следовало бы упрятать в тюрьму или в сумасшедший дом, но никто не осмеливается. Пособница, подруга Хильды Тэррэт. Это они вдвоем прокляли Бена Пью, когда один из котов миссис Клэтт забрел на его землю и не вернулся. Его урожай погиб, а жена умерла от рака. Он-то и сидит сейчас в сумасшедшем доме, а не они.

Миссис Клэтт скорее почувствовала, чем увидела украдкой прислушивающиеся фигуры, услышала шорох веток рододендрона, дыхание. До смерти перепуганные, они все же выползли, чтобы послушать, насладиться этой супружеской ссорой. Вурдалаки в темноте душной ночи. Долго они дожидались того момента, когда ненавистная ведьма обнаружит, что у ее собственного мужа есть любовница, обычная смертная, дарившая ему плотское наслаждение. Несмотря на все свое колдовство и чары, Хильда Тэррэт только сейчас узнала то, о чем вот уже несколько недель знали все жители деревни Хоуп. Тихие насмешки, безмолвная радость от чужой беды. Артур Тэррэт, безусловно, дорого заплатит за свое безрассудство.

Хильда Тэррэт все еще кричала, понизив тон, кипя от злости, и до стоящих у дома долетели ее слова, которые уже можно было разобрать.

– Ты думал, что я не узнаю? Что тебе удастся одурачить меня?

В ответ раздалось бормотание, еле слышное, какое-то униженное поскуливание. Артур Тэррэт никогда не перечил своей жене, тем более не собирался он этого делать теперь. Тень на шторе снова двинулась, поднялась рука, жест этот напоминал скорее приветствие ночному небу, чем угрозу физического удара.

– Да свернется твое семя, да станет оно пустым. – Слова эти шипели, словно пороховая бумага во время фейерверка, готовая вот-вот взорваться. – Да разломятся твои кости, да сгниют они в земле, да сожрут их черви, но месть моя не кончится со смертью. Ибо душа твоя пребудет в вечных муках, и ты проклянешь себя, как я проклинаю тебя теперь, за свою измену.

– Кто она, Артур? Назови ее имя. Это все, что я хочу знать – ее имя!

Раздался звук, напоминающий повизгивание щенка, крошечного, невинного создания, которое собираются утопить в ведре просто потому, что судьбе было угодно, чтобы оно появилось на свет, и которое понимает неизбежность того, что произойдет. Но ни слов, ни имени.

– Скажи мне! – Снова раздался крик. – Я хочу знать ее имя!

Но Артур Тэррэт не намеревался раскрывать имя своей любовницы. Некоторые в деревне знали или догадывались, но вряд ли они скажут Хильде. Никто ей ничего не скажет, они разбегаются при одном ее появлении. Она все равно не снимет с него проклятья в обмен на имя, так что сообщать ей его не имело смысла. Судьба Артура была решена, и самое большее, что он мог сделать, было пощадить ту, которая стала его любовницей и ждала от него ребенка.

Лампа в доме Тэррэтов погасла; притаившиеся наблюдатели физически ощутили могущество тьмы, этой живой силы зла вокруг них; ее холодные, влажные пальцы поглаживали их тела, в ушах стоял хохот, который отдавался у них в мозгу. Бегите, пока не поздно. Не стойте здесь, здесь вам нечего делать.

Миссис Клэтт быстро заковыляла прочь, чуть не упала из-за своего кота, который стоял перед ней, стараясь держаться поближе к хозяйке. Она оглянулась: люди задвигались, убегая прочь, они услышали больше, чем достаточно. Оставаться было опасно, потому что Хильда Тэррэт уже призвала Ангела смерти, точно так же, как она сделала в тот раз, когда умирала Дорис Пью.

За несколько минут Клэтт добралась до своего дома, с трудом открыла дверь, закрыла ее за собой, проскрежетав по неровному полу, набросила крючок. Запыхавшись, она прислонилась к прогнившей двери, как будто ее хилое тело могло бы остановить демонов, которых в эту ночь вызвала Хильда Тэррэт. Миссис Клэтт видела ведьму так ясно и отчетливо, как если бы та стояла перед ней. Когда-то Хильда была красавицей, но теперь ее лицо испещрено морщинами и шрамами – это сделали злые силы; глубоко запавшие, дико блуждающие глаза, рот искривился, превратился в щель, зубы почернели, но каким-то образом остались ровными. Волосы длинные, до самого пояса, когда-то золотисто-каштановые и блестящие, теперь поседели и спутались – она не расчесывала их годами. Прежде стройное, ее тело иссохло до такой степени, что даже неизменное свободное платье не могло скрыть костлявую худобу Хильды. Она кричала проклятья, по ее острому подбородку стекала слюна; ведьма, отмеченная самим Сатаной.

«Да свернется твое семя, да станет оно пустым, да разломятся твои кости, да разорвется твоя плоть на куски, да сгниют они в земле, да сожрут их черви, но месть моя не кончится со смертью».

Старая карга содрогнулась, чуть не упала без чувств. Знакомый голос, слова, которые она не забудет до конца своих дней. Невозможно поверить, что ей самой только пятьдесят четыре, на четыре года больше, чем Хильде. Жизнь, которую они выбрали сами, состарила их на несколько десятков лет. Путь Зла оставил на их лицах неизгладимые шрамы, наполнил их страхом, который они обе испытали, ибо Ангел смерти, когда его вызывали, не возвращался с пустыми руками.

Миссис Клэтт закрыла глаза, услышала, как где-то заплакал ребенок. Может быть, ей это только показалось. Ребенок Хильды, Джозеф Бразерхуд Тэррэт, шестилетний мальчик, последнее время беспрерывно плакал – дитя, рожденное для ужаса. Джо Б. Тэррэт по прозвищу Джоби. Дьявольское отродье, как называли его жители Хоупа. Сейчас он плакал, потому что даже он знал, что его отец умрет.

* * *

Артур Тэррэт встал, как обычно, чтобы идти на работу, вышел из дома вскоре после семи. Он не стал завтракать, не мог даже думать о еде. Он с испугом оглядел себя, удивляясь, что с ним ничего не случилось этой ночью, никакого несчастья. Но оно может произойти нынче ночью или завтра, на следующей неделе, в следующем месяце, на следующий год. Когда угодно, но оно произойдет.

Артур Тэррэт был худощавым человеком лет сорока пяти, с обветренным лицом фермерского работника; его седеющие волосы начали редеть, и это была одна из причин, почему он всегда носил старую клетчатую кепку, в последнее время не снимал ее даже дома. Хильда не возражала, хотя Джоби постоянно это замечал: «У папы шапка на голове, мама». Хильде же было все равно, сидел ее муж за столом в кепке или снимал ее, она была слишком поглощена другими делами.

Он остановился, чтобы поправить потрепанные вельветовые штаны над кожаными гетрами, украдкой оглянулся на дом. Никого не видно, Хильда все еще в постели. Или на чердаке, занята своими проклятыми магическими штуками. От этой мысли его, как всегда, бросило в дрожь. Не следовало ему в это ввязываться.

Больше всего в жизни Артур жалел, что женился на Хильде. Он, должно быть, совсем тогда спятил. Но, безусловно, она приложила усилия со своей стороны, так что выхода у него не было. Любовные чары. Можно думать, что все это вздор. До тех пор, пока она не начнет колдовать. Он помнил, как боялся ее, обходил стороной ее дом, как и все деревенские, когда шел на работу. Но она была странным образом привлекательна, возбуждала его, он начинал думать о ней ночью в постели, занимаясь самоудовлетворением, желая, чтобы она лежала рядом, чтобы он мог лечь на нее. Иногда его фантазии были настолько реальны, что он становился уверен в ее присутствии. После этого он презирал себя и делал еще больший крюк, чтобы обойти ее дом.

Но однажды Артур Тэррэт вдруг почувствовал, что должен увидеть ее, хотя бы одним глазом; из-за нее он почти не спал прошлую ночь, она никак не шла у него из ума. Он решил, что только взглянет на нее, а потом поспешит на ферму Морриса, где работал. Хильда стояла у калитки, словно ждала его. Она знала, что он придет, он это понял. Она раскинула сети, сделала себя приманкой, и он не мог спастись от нее.

С тех пор он стал ее рабом, хотя и добровольно. Всю свою жизнь смирялся с судьбой и не видел причины бунтовать теперь. Странные обряды, непонятные ему, в которых Хильда велела Артуру принимать участие; грубо сколоченный алтарь на тесном чердаке, развешивание черной материи, которую она регулярно меняла. Незнакомцы, появляющиеся в определенное время, чтобы принять участие в странных церемониях. И, наконец, его собственное посвящение.

Даже теперь он до конца не понимал всего, и был убежден, что Хильда этого и не желала. В ту ночь он впал в какое-то оцепенение, он был в таком ужасе, что один раз чуть было не закричал в этой клаустрофобической темноте. Вокруг него двигались тени, бесстыдно прикасаясь к нему, и все это время он слышал тихое, монотонное бормотание Хильды, читавшей какое-то заклинание. Он, должно быть, заснул, потому что помнил только, как проснулся, окоченевший от холода, в этом самодельном храме, где с ним была только Хильда, и она ему ничего не объяснила.

Сборища на чердаке продолжались, их время зависело от фаз луны, и Хильда все больше и больше отдалялась от него. Больше всего Артура заботил Джоби. Такая жизнь не подходила ребенку, она могла навсегда исковеркать его душу. Скоро он пойдет в школу, но с таким происхождением Джоби вряд ли найдет общий язык с другими детьми.

Но все это было на время забыто, когда Артур Тэррэт встретил… он остановил ход своих мыслей; он не смел даже в уме произнести ее имя, потому что Хильда обладала сверхъестественными способностями читать чужие мысли. Просто другую женщину; он не станет думать о ней, потому что все кончено. Артур не мог вернуться к ней. Он униженно просил прощения у Хильды, но это ничего не изменило. Она все равно прокляла его. И он знал, что ее проклятья не были пустыми словами.

Он вышел на дорогу, невольно стараясь ступать на цыпочках, еще раз оглянулся на дом. Никакого движения, даже шторы не колыхнулись, но Артур чувствовал на себе ее взгляд, ее глаза жгли его. Ты заплатишь за свою неверность, Артур, и цена будет ужасна.

Слабое мяуканье заставило его посмотреть на кустарник у края неровной дороги, служившей главной улицей деревушки. Он увидел кота, уставившегося на него. Когда их глаза встретились, кот выгнул спину, морда его исказилась, он зафыркал и зашипел. Я слежу за тобой, Артур Тэррэт. Бабник!

«Черт бы тебя побрал!» – пробормотал он, заметил камень, лежащий неподалеку, пошел к нему. Этот кот такой же отвратительный, как и его хозяйка, старая карга.

Как только Артур схватил камень, кот отпрыгнул в траву и был таков. Но ему почему-то казалось, что кот не ушел далеко, остался где-то рядом. Наблюдает.

Артур Тэррэт выпрямился, облизал сухие губы. Деревенские поговаривали, будто этот паршивый, отвратительный кот – сама миссис Клэтт. Может быть, так оно и есть. Ему показалось, что он слышит, как Хильда говорит, слегка шепелявя: «Последи за ним для меня, дорогая. Узнай, кто эта женщина».

Нет! Я не стану даже думать о ней, выкину ее из головы.

Это не спасет тебя, Артур.

Он весь дрожал, когда шел по дороге, ведущей из Хоупа. Утро выдалось душным, позже, наверно, будет гроза; летняя погода непредсказуема. Но несмотря на духоту, по спине его бегали мурашки. Его охватило предчувствие, что должно произойти что-то ужасное, но он не в силах предотвратить это. Он не мог остановить руку судьбы.

Пройдя полмили, он ступил на землю Морриса. Холмистые луга, расстилающиеся за узкой, извивающейся лентой реки, поднимающиеся к гряде пурпурных гор, вершины которых были спрятаны сейчас в низко нависших облаках. Величественная, зловещая местность, с собственным настроением: вот только что она улыбалась в ярком солнечном свете, а вот уже нахмурилась, когда собрались грозовые облака.

Дикий, сильно пересеченный ландшафт, низины с сочной травой перемежаются с плодородными землями, над которыми возвышаются скудные нагорные пастбища. На фоне вереска и папоротника-орляка точками выделялись овцы, которые явно не обращали внимания на погоду – им было все равно, идет ли дождь, светит ли солнце. Чуть ниже под развесистыми дубами сгрудилось стадо породистых шароле. Артур не сомневался, что собирается ливень; коровы редко ошибались в своих прогнозах погоды, если ты умел их правильно понимать.

Он свернул на грязную подъездную дорогу, ведущую к большому фермерскому дому XVII века. Спарчмур сохранил свой величественный вид, несмотря на царившее запустение; дерево обветшало, его необходимо обновить, кишмя кишит личинками древоточца, но еще лет сто продержится. На крыше не хватает пары шиферных плиток, желоб угрожающе повис. Артур лениво подумал, почему Клифф Моррис ничего не предпримет, ведь деньги у него есть. Хотя, однако, это было вполне в духе богатого фермера: деньги у него водились потому, что он тратил их только в крайнем случае. Большую часть года дорога утопала почти на метр в грязи, высыхая только во время засухи, снова превращаясь в грязь, когда начинались дожди. Бетонное покрытие разрешило бы эту проблему раз и навсегда, но бетон стоил денег.

За домом виднелись несколько длинных, низких строений, похожих на лачуги, построенных крепко, но неуклюже – асбест и рифленая жесть. Изнутри доносилось непрерывное кудахтанье несушек; тысячи кур сидели в клетках, и их единственным предназначением в жизни было производство яиц, когда же они переставали нестись, их убивали, чтобы освободить место для новых. Только яйца имели значение для Клиффа Морриса, потому что яйца давали прибыль.

– Доброе утро, Артур. – Из сарая с инвентарем вышел высокий человек в потертом твидовом костюме, брюки заправлены в высокие сапоги с заплатками, потому что поставить заплатки было дешевле, чем заменить обувь. Редеющие светлые волосы, довольно благообразные черты лица, давно небритый, вид неопрятный, но ему это, однако, шло. «Джентльмен-работяга» – так он шутливо назвал себя как-то лет двадцать назад, и это определение пристало к Клиффу Моррису. Если бы он побрился и приоделся, он бы утратил свою индивидуальность.

Артур Тэррэт кивнул, взглянул невольно на свои потертые ботинки, испытывая чувство неловкости напополам с врожденным комплексом неполноценности. Я знаю свое место, сэр, я всего лишь наемный работник. Он подумал, знает ли Клифф Моррис о том, что произошло ночью. Большинство жителей Хоупа, несомненно, знали. Хильда Тэррэт прокляла своего мужа за то, что у него была другая. Но она не знает, кто его любовница. Я даже не хочу думать о ней, все кончено. Навсегда.

– Сегодня надо привести быка. – Отрывистая команда, план работы на день, как бывало каждое утро, когда Артур появлялся на ферме. Быка придется привести тебе, Артур.

Артур кивнул, сильно встревожился. Бык породы шароле находился с коровами уже неделю; это был бык Реджа Хьюза, мощное животное, которого держали исключительно из-за его спермы, потому что сперма, равно как и куриные яйца, приносила доход. А когда бык утратит способность воспроизводить потомство, его зарежут, и Боврил пойдет на бифштексы. Дурацкая кличка – Боврил, но быку-то какая разница. Когда Боврил приходил в ярость, он превращался в живой таран, который крушил и бодал все, что стояло у него на пути.

– Он иногда бывает немного нервным, мистер Моррис, сэр. – Артур поднял глаза, надеясь, что его босс не воспримет это замечание как отказ или даже как некоторое недовольство. Это была просто констатация факта, предупреждение. Нам нужен грузовик, чтобы привезти его, сэр.

– Но у нас с ним не было никаких проблем, когда он был здесь, он со своей работой справлялся. – Клифф Моррис улыбнулся – острота эта явно не была оценена его единственным работником.

– Говорят, он не так давно бесился, – нерешительно сказал Артур. – Не подумайте только, что я перечу вам, сэр, но я должен вас предупредить.

– Много чего «говорят» в Хоупе, – Клифф Моррис издал сдавленный смешок. – В основном это слухи. Им в деревне не о чем говорить, вот и выдумывают всякую всячину.

– Вы, наверно, правы, сэр. – Только иногда эти слухи оказываются достоверными. Надеюсь, если вы что-то услышите о прошлой ночи, сэр, вы этому не поверите. Потому что это правда.

– Захвати вилы. – Моррис отвернулся, он не был сегодня расположен разговаривать. – Не спускай с него глаз, и я гарантирую, что у тебя с ним не будет проблем. Займись этим сразу же, потому что Редж придет за ним в девять.

У Артура засосало под ложечкой. По всей вероятности, с Боврилом никаких проблем не будет, просто нервы у него самого на пределе, это все из-за прошлой ночи. Он увидел вилы, стоящие у стены, взял их. Какой непрочный инструмент, если не считать стальные зубья. Этими зубьями можно и быка убить, если умело за дело взяться. А если угодишь не в то место, то разъяришь животное еще больше.

Клифф Моррис ушел в курятник, и Артур остался один. Совсем один, как большую часть жизни. Делаешь то, что велят, потому что такова твоя участь. Ты всего лишь крошечный винтик в огромном механизме.

Путь к ступенькам через изгородь выпаса показался ему очень длинным. Он шел медленно, ноги, казалось, плохо слушались, приходилось напрягаться: словно робот, нуждающийся в ремонте.

Он поднялся на луг, прикрыл ладонью глаза, потому что солнце на мгновение проглянуло сквозь темную тучу. Но это ненадолго, через час польет. Коровы все еще прятались под дубами, что было верным признаком приближающегося дождя. А также признаком того, что бык был с ними.

Артур замедлил шаг. У него сильно пересохло во рту, он почувствовал кислый вкус, внутри все похолодело. Это была Судьба, управляемая Хильдой. В ушах у него все еще стоял ее злобный, скрипучий голос, вновь и вновь она выкрикнула свое проклятье. Душа твоя пребудет в вечных муках.

У него еще было время уйти, вернуться на ферму. Простите, мистер Моррис, сэр, но я не могу загнать Боврила. Он бодается, я не могу даже приблизиться к нему. Придется нам вывести грузовик, чтобы загнать его.

Нет, это не поможет. Не тот человек был Клифф Моррис. Я велел тебе привести быка на ферму, Тэррэт. Обычно он называл Артура по фамилии, когда бывал недоволен. Так что придумай-ка лучше способ, как загнать его во двор, черт побери.

Да, сэр. Я пойду и попробую снова.

И в этот миг Артур Тэррэт увидел быка. Приземистое, могучего сложения животное, весом больше тонны, ноги короткие и толстые, голова широкая и мощная. Трудно представить, что он способен быстро бегать. Светло-коричневого цвета, на боках – грязь, он недавно лежал. Сейчас бык стоял и смотрел на Артура, точно так же, как кот миссис Клэтт около часа назад. Но бык не был зол, он был спокоен, расслаблен, он просто лениво наблюдал за человеком.

Артур попытался сглотнуть слюну, но во рту было сухо. Он решительно сжал рукоятку вил.

– Пойдешь со мной во двор, приятель?

Глупо было задавать вопросы быку. Голос Тэррэта дрожал, он оглянулся, соображая, успеет ли добежать до изгороди, если потребуется. Нет, не успеет, изгородь была слишком далеко. Или он, или я, не надо ему показывать, что я боюсь его.

– Давай, поторапливайся.

Бык сделал пару шагов вперед, остановился, посмотрел на него. Совсем не агрессивно, просто с любопытством. Зачем это ты собираешься вести меня во двор?

– Там для тебя есть еще коровы, – ответил Артур Тэррэт. – Получишь удовольствие, паразит ты эдакий. Ну, пошли, что ли.

Он слегка повернул вилы – ровно настолько, чтобы животное их увидело. Боврил медленно, тяжело двинулся к воротам, которые были метрах в двухстах; он мотал хвостом из стороны в сторону, ни разу не оглянулся назад. Может быть, он совершенно не замечал, что следом идет человек, просто сам решил туда отправиться.

Волна облегчения захлестнула Артура, он расслабился. Он испытывал почти восторг, ему хотелось крикнуть: «Бык послушался, он сам захотел пойти во двор!».

Он шел следом за быком, спотыкаясь, опираясь на вилы, словно это была дорожная палка. Может быть, ему следовало бы накинуть веревку на шею быку. Нет, тому это могло бы не понравиться, он предпочитал просьбу приказу. Увещевай его, напомни еще раз о коровах, ждущих его. Этот подлец понимает, не может дождаться. Ему уже опостылели телки Морриса, хочется свеженьких.

Они почти дошли до ворот.

– Погоди, приятель, я тебе открою. – Артур Тэррэт просто задыхался от восторга. Если Хильда и прокляла его, ее проклятье не сбывается. Все это одна болтовня, ей просто иногда везло, кое-какие вещи совпадали, вот и все. Поэтому люди боялись ее, а она не опаснее, чем миссис Клэтт. Или чем Боврил. Просто старая болтунья.

Бык остановился перед воротами, словно ждал. Открывай скорее, пошли к тем коровам. Артур принялся развязывать веревку. Алюминиевая калитка была привязана этой веревкой к прогнившему столбу. Проклятье! Как и все остальное на ферме Морриса, эта калитка была еще одной импровизацией. Пара часов работы, и калитку можно было бы навесить как положено, она бы открывалась в обе стороны на петлях. Вместо этого ее привязали веревкой, и каждый раз приходилось изрядно повозиться, заходя на луг или выходя оттуда.

Черт, каким-то образом петля завязалась узлом; он попытался распутать его, но узел был слишком тутой. Артур поднял голову, посмотрел на быка. Огромный шароле наблюдал за ним с некоторым интересом. Что-то у тебя не ладится, Артур. Да, у него не ладилось, пальцы дрожали, он никак не мог ухватиться за нужный конец, чтобы развязать узел. Крякнув от досады, он швырнул на землю вилы, нащупал в кармане куртки старый складной ножик. И в этот момент бык напал на него.

Любопытство в глазах внезапно сменилось ненавистью, все его мышцы напряглись. Короткие ноги понесли вперед тонну веса, мощная голова опустилась и вновь поднялась, ударив Артура Тэррэта прямо в грудь, отбросив его с ошеломляющей силой на калитку. Он не успел даже крикнуть, почувствовал, как треснула грудная клетка, как прогнулась под его тяжестью алюминиевая калитка, ощутил вкус крови, наполнившей рот.

Внезапно время как будто остановило свой бег. Он все еще стоял на ногах, потому что его рука и нога застряли в калитке, провиснув вперед, сплевывая кровью. Перед глазами у него плыл туман, но он не потерял сознание.

Бык отошел назад, все еще наблюдая за ним, роя копытом землю и мотая хвостом. Он был полон ненависти и силы, он сделал это сознательно, не в слепой ярости. Глаза его были выпучены, он ждал. Он не торопился, у него было время.

Охваченный ужасом, Артур Тэррэт вжался в искореженную калитку, словно жертва, брошенная на растерзание дикому зверю. Он не хотел смотреть, но ему пришлось. Он мысленно проклинал Хильду за то, что она сделала, за то, что она заманила его в свои зловещие сети и наказала, когда он попытался освободиться. Он проклинал Реджа Хьюза за то, что тот не срезал рога у быка, когда тот был теленком, впрочем, это бы не помогло – голова животного была настоящим тараном.

Бык снова наклонил голову, бросился на него, мотнул головой кверху; с окровавленных губ Тэррэта сорвался булькающий звук, когда бычьи рога вспороли ему пах. Он почувствовал, как рвется его мягкая плоть, как теплая кровь течет в разорванные рабочие брюки.

Да свернется твое семя, да станет оно пустым, да разломятся твои кости, да разорвется твоя плоть на куски!

Сука, злобная сука, перестань! Но он знал, что она не перестанет, потому что эти глаза, насмехающиеся над ним со злостью униженной женщины, принадлежали самой хоупской ведьме, это было воплощение Хильды Тэррэт, точно так же, как кот миссис Клэтт был человеком в кошачьем обличии. Он истекал кровью, рана в паху разошлась почти до пупа; он посмотрел вниз и резко отдернул голову. Боже, нет, о Боже! Из открытой кровавой раны вываливались кишки, ленты потрохов, смердящие, покачивающиеся. Он чуть было не потерял сознание, он желал этого, но Хильда не позволила ему. Он слышал, как она безумно кричит на него, он хотел зажать уши, но одна рука была сломана, а вторая застряла в согнутых прутьях калитки. И все равно это был лишь символический жест, потому что ее голос проник бы повсюду.

Бык стоял и безмятежно наблюдал за ним; злость и жажда крови оставили его; послушное, удивленное существо, недоумевающее, что же случилось. Открой же эти ворота и отведи меня к тем коровам, ты же обещал.

Артур Тэррэт почувствовал, как жизнь ускользает от него, он старался не думать об ужасных ранах. Только позволь мне побыстрее умереть.

Кто она, Артур? Назови ее имя. Ее имя, перед тем, как ты умрешь!

Нет, я не скажу тебе. Я даже не стану об этом думать. Я не помню.

Врешь! Да сгниет твоя плоть в земле, но месть моя не кончится, ибо душа твоя пребудет в вечных муках, и ты проклянешь себя за свою измену, как я проклинаю тебя.

Он медленно покачал головой, опуская ее на разбитую грудь. Он не скажет, он не раскроет тайну, которой дорожит больше всего. Голос Хильды умолк, может быть, она поняла всю бесплодность этого телепатического допроса.

Последний взгляд из-под тяжелых опущенных век. Бык ушел, возможно, он понял, что не пройдет через ворота и решил вернуться к коровам под дубы. Артуру осталось мало жить, минуты две или три. Даже если его найдут здесь, будет слишком поздно.

Последняя беспокойная мысль, он попытался вызвать Хильду, как она учила его. Мальчик, о Боже, мальчик. Джоби. Освободи его, пусть он живет своей жизнью, не делай ему того, что ты сделала мне. Прошу тебя!

Вокруг все почернело, волны темноты охватили его, в ушах стоял гул, словно где-то далеко шумел водопад. И снова Хильда; скрежеща зубами от ярости, она снова и снова повторяла свое проклятье. Да пребудет твоя душа вечно в муках.

Артур Тэррэт умер, его окровавленный, разорванный труп остался висеть на искореженной калитке, глинистая почва у него под ногами окрасилась в темно-красный цвет. Ненадолго выглянуло солнце, и у его тела появились тучи роящихся мух. Они уселись на его раны, жужжа, с жадностью принялись за пиршество.

Хильда Тэррэт была унижена, и она отомстила.

* * *

Одинокая фигура шла по тропинке, петляющей в полях, уводящей от Хоупа, к лесу у подножья горной гряды. Несмотря на душный день, безветрие и темнеющее на западе небо, на женщине был плащ с капюшоном. Где-то далеко пророкотал гром, но она, казалось, не слышала его.

Хильда Тэррэт улыбнулась под капюшоном, но улыбка эта была безрадостной – только дрогнули черты ее не по годам морщинистого лица. Пальцы, которыми она вцепилась в плащ, были костлявы, как у скелета, с черными ногтями. Она посмотрела на низкое небо, как будто ожидая знака от темных сил, которым служила. Вдалеке небо осветилось сполохом; они услышали ее и ответили. Спеши к старому дубу, женщина, как спешили туда тебе подобные не одно столетие.

Прошло три дня с тех пор, как Артура Тэррэта погребли на деревенском кладбище. Хильда не была на заупокойной службе, потому что в церквях она заболевала, ей становилось душно, начинало мутить. Паника, желание бежать, головокружение. А если она оставалась, то теряла сознание. Освященные места всегда пугали ее; она долго и серьезно размышляла, позволять ли хоронить Артура в церковной земле, а потом ради насмешки решила в пользу этого. Душа Артура будет пребывать в муках, нечистая душа, попавшая в ловушку. Среди так называемых праведных душ. От этой мысли она громко расхохоталась. Его мучения усилятся во сто крат; этот тупица викарий, преподобный Бактон, ничего не смыслит. Бог дал, Бог взял. Но зло будет жить, прикованное к церковному кладбищу, разлагаться.

Размышления эти заставили ее подумать о Джоби. Мальчик был угрюм, он не играл, не говорил о смерти отца, он просто сидел в старой качалке на кухне, тупо уставившись на стену. Хильда не знала, многое ли он понял из того, что произошло, потому что в Джоби было не так-то легко разобраться. Может быть, достаточно того, что он знал о смерти отца, и нет смысла вдаваться в подробности. Он и так узнает о них слишком рано, когда пойдет в школу. «Твоего папу забодал бык; быка заколдовала твоя мать. Это она убила его. Вся деревня знает это, ведьмин сын!».

Может быть, она сможет так устроить, чтобы Джоби не надо было ходить в школу… Если она отошлет его из Хоупа… Нет, это ослабило бы ее влияние на сына. Это, конечно, была проблема. Что было еще хуже, так это то, что школа находилась при церкви, а преподобный Бактон являлся председателем попечительского совета. Для Джоби это ничего хорошего не предвещало. Ей действительно надо серьезно поразмыслить над этим делом. Может быть, она даже спросит совета у темных сил, у Старейшин, если они станут говорить с ней сегодня.

Она заторопилась, хотя до наступления темноты еще оставалось часа два. Ей необходимо было время, чтобы собраться с мыслями, приготовиться к совету мудрости, стряхнуть с себя атмосферу Хоупа, всю ненависть, направленную на нее. Только вчера камень вдребезги разбил окошко ее обветшалого дома. Это все дети, подученные родителями. Иди, швырни камнем в окно этой ведьме, сынок, крикни ей «убийца», когда она подойдет к двери, но смотри, чтобы она не увидела тебя, ведь ты знаешь, что случилось с Артуром Тэррэтом. А когда Джоби пойдет в школу, ты на нем сможешь отыграться.