Текст книги "Книга аэда"

Незнакомец прямиком направился к кожаному черному креслу для посетителей напротив письменного стола Нордрека. Усевшись, он устремил на Лесариона равнодушный взгляд немигающих глаз, альгирдово-зеленых, в тон перстню на правой руке, который невозможно было не заметить.

– Здравствуйте, господин Нордрек. – Голос его исходил как будто не из горла, а из неопределенной точки пространства. – У нас есть общая проблема, и друг без друга нам ее не решить. Господин Риемо Таэрдос.

– Начало интересное, но я не готов обсуждать свои проблемы с человеком, о котором не знаю ничего.

Незнакомец усмехнулся:

– Никогда не понимал, почему люди настолько любят эту игру! Но если вам так угодно, вот, смотрите…

На глазах у пораженного Нордрека стали появляться документы. Он даже не понимал откуда, потому что у Мортена не было ни папки, ни сумки. Он все бумаги как будто извлекал из рукава, точно фокусник.

– Удостоверение начальника департамента по воспитательной работе Сайтэррского отделения Министерства образования, удостоверение советника главы префектуры Ардаласского района по вопросам социальной напряженности, диплом почетного профессора аэдического мастерства университета имени Каоры Риццу, удостоверение внештатного консультанта девятого отдела Саргата по пропавшим без вести… Достаточно? Или вы хотели бы, чтобы у меня были еще какие-то регалии? Только скажите какие. – Голос Мортена звучал одновременно насмешливо и снисходительно, словно он подыгрывал малому ребенку.

Нордрек перебирал удостоверения и дипломы. Он очень недурно разбирался в документах всех видов и легко отличал оригинал от подделки. Но бумаги господина Мортена были настолько подлинны, что даже казались подозрительными.

– Вы можете теперь считать наше знакомство состоявшимся, чтобы перейти к по-настоящему важному разговору?

– Я поражен, как вы совмещаете столько обязанностей?

– Господин Нордрек, мне тягостно долго оставаться в вашем замечательном офисе. И некогда объяснять вещи, не имеющие прямого отношения к делу, которое волнует нас обоих. Отношение к нему имеет лишь одно: сейчас ваши руки немеют, вас пробирает дрожь, вы ощущаете поток дхарм, проходящий сквозь вас, и чувствуете, что их рисунок сложится в вашу пользу, если вы примете мое предложение. Вы так давно не испытывали этого покалывания в пальцах, что успели забыть о своем даре стратега, однако сейчас он вас пьянит – и подсказывает, что меня стоит не только выслушать, но даже послушать. – Альгирдовые немигающие глаза Мортена неотрывно смотрели в глаза Нордрека.

Нордрек поежился. Он не понимал, откуда его собеседник знает о том, что он впервые за долгое время услышал Зов Судьбы. Но Мортен был прав.

– И что вы хотите обсудить касательно Риемо? – осторожно спросил он.

– Вам нужна прибыль с вашего подвала. Но пока там клуб, популярный бар не открыть. «Цитадель» не сдастся, пока ею руководит Риемо. Я же не хочу, чтобы его путь пересекся с путем одной моей хорошей знакомой. Как видите, Риемо мешает нам обоим, и нам обоим будет легче, если его не станет.

– Я понимаю, к чему вы клоните, но на убийство не согласен, господин Мортен! Даже по Зову Судьбы. Однако, если нечто в таком роде произойдет, я обещаю забыть наш разговор. Хотя если бы вы могли сами справиться, то не встречались бы со мной…

– Вы поразительно проницательны, господин Нордрек! – По интонации Мортена было непонятно, язвит он или говорит серьезно. – Риемо – одаренный стратег, и Голос Судьбы он слышит много чаще, чем вы. Я должен или войти в его ближний круг, чтобы игрой на эмоциях обмануть его чутье, или подстроить ситуацию, чтобы он сам захотел поставить на кон свою жизнь. Но у меня нет времени на все это. А вот вы бы могли сыграть ключевую роль, если бы выполнили мои инструкции.

– И что я, по-вашему, могу сделать? Я тоже не из его круга и подстраивать ситуации не умею.

– Вы с ним довольно часто встречаетесь и знакомы с его окружением. Я бы хотел избежать личной встречи с Риемо. А требуется совсем немного. Нужно, чтобы поблизости от него была эта руна. – Мортен достал из-за пазухи и выложил на стол крошечную руну. Казалось даже удивительным, что она не появилась из воздуха, как документы.

Нордрек взял руну и начал ее крутить. Вещица была престранная, отлитая из того же материала, что и перстень Мортена. Лесареон определил бы его как альгирд, если бы не было достоверно известно, что ни физической, ни химической обработке этот материал не поддается. Да и сама руна состояла не из трех, не из пяти, даже не из десяти элементов. В ней было намного больше черт, чем в тех рунах, которые Нордрек видел в школе на введении в аэдическое искусство.

– Что это? – оторвался он от рассматривания.

– Руна Изгнания, создана Шестью, к учению Вальдераса отношения не имеет, существует в единственном экземпляре. – Голос Мортена вполне бы мог принадлежать поисковой системе, выдающей информацию по запросу.

Нордрек уставился на Мортена:

– Руна создана кем, извините?!

– Шестью. Именно поэтому она имеет гораздо более сложную стилистику, чем те черты и резы, которые в школах и университетах выдают за аэдическое искусство.

– И как нам может помочь руна, созданная мифическими персонажами?

– Господин Нордрек, в ваши задачи не входит понимание. Вы просто должны следовать Зову Судьбы, который имеете счастье слышать в кои-то веки. Или вы выполните все мои указания, или смиритесь с тем, что подвал останется «Цитаделью» и не принесет вам ни талериона.

– Ладно, хорошо. – Угроза потери доходов возымела свое действие на Нордрека. – Но я все равно не понимаю: если я предложу эту руну в качестве подарка, то, во-первых, Риемо наверняка все равно уловит подвох. А во-вторых – вы знаете аэда, способного заговорить такую руну и заставить ее работать? Кстати, а как она должна работать? И мне она не навредит, пока находится у меня?

– Если вы предложите Риемо такой подарок открыто, то, конечно, наш план провалится. Подложите куда-то, где он ее не найдет, но так, чтобы она бо́льшую часть времени была с ним или хотя бы около него. Тогда сработает ее защита от его чутья: Риемо поймет, что происходит что-то неладное, однако не узнает, в чем искать причину. А через некоторое время ему станет и не до того. Аэды не нужны – руна уже заговорена. Вам она не навредит никак, она действует на единственное существо во всей Кэлидарре, одной из возможных вселенных. Главное – подложите ее в нужное место и ждите. Поверьте, это куда эффективнее, чем нанимать трусливых бандитов, – с усмешкой закончил Мортен.

Нордрек вспыхнул, но взгляд Мортена оставался настолько равнодушным и настолько всезнающим одновременно, что тирада об оскорбленной невиновности так и осталась непроизнесенной.

– Господин Нордрек, я рад, что мы с вами поняли друг друга. Помните: Риемо не должен узнать о существовании руны. А во всем остальном доверьтесь Четырем из Шести. И ждите. – С этими словами Мортен поднялся и исчез за дверью.

Некоторое время Нордрек в смятении чувств и мыслей сидел, вертя в пальцах руну. Потом, спрятав ее в кошелек в отделение для мелочи, поспешил к охране. Больше всего ему хотелось посмотреть запись разговора с Мортеном, понять, откуда брались бумаги, да и вообще вспомнить его лицо, которое он уже забыл, к своему удивлению. Но на записи вместо Мортена он увидел мутное пятно, даже отдаленно не похожее на человека.

Отругав недоумевающего охранника за технические неисправности, Нордрек вышел под кшаратский дождь. Подняв воротник и нахохлившись, как обиженная ворона, он побрел, сам не зная куда и зачем. Постепенно мысли упорядочивались: действительно, а какая разница, кто этот Мортен?! Главное, план обязан сработать. Нордрек отчетливо это ощущал.

Падение «Цитадели»

Два способа взаимодействия с дхармами порождают эхо аэда или логика. Логик не может взаимодействовать с руническими технологиями, например порталами, и поэтому лишен возможности путешествий между мирами. Аэды не могут пользоваться технологиями логиков, работающих благодаря высшим формам энергии, начиная с электрической. Люди, не практикующие регулярно ни один из методов, а лишь пользующиеся их разработками, называются универсалами. При усердной практике у студента аэдических специальностей эхо появляется к курсу третьему-четвертому. С этого времени вы получите право самостоятельного бесплатного перемещения через порталы, но уже не сможете проживать в районах, использующих электрическую энергию. Если вы намерены стать аэдами, готовьтесь к последствиям уже сейчас: продумайте, где будете жить и как станете поддерживать отношения с близкими, если они универсалы и логики. Любое эхо сохраняется ровно столько времени, сколько человек занимается логическими науками или аэдическими искусствами. При прекращении практики через какое-то время любое эхо уходит, и человек становится универсалом.

Из конспекта первой лекции Альтирэ Дорран по «Введению в аэдическое искусство» студента первого курса университета имени великого стратега Каоры Риццу Риама Фельтауза.

Ринне Глеон исполнилось двадцать два года, но ей казалось, что все лучшее в ее жизни уже позади. Звонок Нордрека и его предложение встретиться стали для девушки полной неожиданностью: он ее почти не замечал, когда она еще была завсегдатаем «Цитадели».

Войдя в кафе, Ринна издалека узнала Лесареона по коренастой фигуре и поспешила к его столику. Нордрек торопливо встал и по-рыцарски отодвинул стул, приглашая ее присесть.

– Здравствуй, здравствуй, дорогая! – изобразил он отеческую радость и голосом, и мимикой. – Как наше самочувствие?

– Самочувствие ничего, насколько это возможно, – вздохнула Ринна.

– Ри к тебе так и не вернулся? – осторожно подбирая слова и внимательно следя за ее реакцией, начал игру Нордрек.

– Да какое там! Они с другом уже и ремонт у меня в комнате сделали, лишь бы я скорее съехала от него.

– Значит, расти твоему ребенку без отца? – Нордрек расчетливо ударил по самому больному.

Она вздрогнула, ее лицо сморщилось. Потекли слезы, которые Ринна безуспешно пыталась сдержать.

– Ну-ну, – ласково погладил он ее по руке. – Я же не для того спросил, чтобы сделать тебе больно. А чтобы предложить помощь.

Ринна воззрилась на собеседника с недоумением:

– Вы? Мне? Его даже родители не убедили: ему, видите ли, важно жить с женщиной, которую он любит, а меня он больше не любит. Вы надеетесь, Риемо послушает вас?

– Нет, Ринна, я не идеалист. Я все понимаю про Риемо, и, конечно, мое мнение для него не значит ничего. Но! Я знаю, как вернуть тебе его любовь!

От удивления она даже перестала плакать.

– Вот, смотри, – продолжил он, уже искренне чувствуя себя ее спасителем. – Я встречался с одним аэдом, и он мне подсказал, что можно вернуть любовь мужчины с помощью этого средства.

Он протянул на ладони руну. Ринна взяла ее и с недоумением стала рассматривать.

– Да-да, – продолжил Нордрек, опережая ее вопросы. – Нам в школе таких не показывали, действительно, очень сложна. Сложна так же, как и задача, которую призвана решить: тебе – вернуть возлюбленного, твоему ребенку – отца!

– И что сделать?

– Подложи ее незаметно, чтобы она как можно дольше была при нем. Сможешь? Тогда он к тебе вернется.

Ринна задумалась.

– Я съезжаю от него дня через два. Подложу тихонько в обложку паспорта.

– Вот и славненько, вот и ладненько! – потер руки, не скрывая удовольствия, Нордрек. – Удачи, дорогая, твое счастье теперь в твоих руках! Только есть еще одно условие…

– Какое?

– Ри – стратег, ты знаешь… Чтобы все сработало и он чего не учуял, прерви с ним отношения на… месяца так три… Пока руна не подействует. Ты сможешь уехать куда-нибудь на это время? И никак не общаться с ним? И даже не пытаться узнать, как работает руна?

– Как воробей Чиу-Чиу? Вылетая из Извне, нельзя оглядываться?

– Именно, дорогая! Ты все верно поняла!

«А то, чего доброго, встревожишься, если с ним худо станет», – продолжил мысленно Нордрек.

– Я уеду к маме на это время. Она мне и с ребенком поможет…

Ринна выходила из кафе, впервые за полгода чувствуя себя счастливой. Месяц кшарат был в самом разгаре, но в воздухе уже ощущался запах весны. Ринна вдохнула его полной грудью. Ее взгляд задержался на стайке воробьев, дежурившей у входа в кафе. Она пожалела, что не взяла с собой остатки круассана, но возвращаться за ними не захотела и шагнула вперед. К ее удивлению, воробьи не разлетались. «Ничего, что без круассана, – подумалось ей. – Кажется, они так прикормлены, что не боятся людей, а значит, не голодают». Еще через пару мгновений Ринна забыла о воробьях – мыслями она уже была в своем счастливом семейном будущем.

* * *

– Сегодня наш семинар посвящен жизни и творчеству великого Рагдара Кханка, поэта эпохи Вальдераса. Итак…

– Госпожа Шандэ, я подготовила доклад! – откликнулась вечная отличница, Сарна.

Сафирет кивнула:

– Прошу вас, госпожа Сарна, читайте, мы вас с удовольствием послушаем.

Она слукавила. Только человек, длительное время страдавший бессонницей, мог получить удовольствие от доклада Сарны: та читала монотонно, едва обозначая паузы на точках и не замечая запятых.

– Рагдар Кханк – древнеульмийский поэт, известный также как один из первых аэдов-учеников Вальдераса, его друг и сподвижник. Считается основоположником учения об осознании Кэлидаррой себя через людей. Самое великое его произведение – эпос-подражание Священному Гальдару «Меч и Мечта Кшартара». Главный герой, Пророк Кшартар, не имеет ничего общего с мифологическим прототипом, автором истинного утерянного Гальдара. Начиная писать «Меч и Мечту Кшартара», Кханк выполнял приказ Вальдераса: создать книгу, альтернативную Священному Гальдару, в которой религиозные предписания были бы подменены актуальными для новой эпохи научными мыслями и открытиями. Однако в процессе работы поэт так увлекся своим персонажем, его вымышленной жизнью и приписанными ему идеями, что не только разработал в поэтическом произведении научно-философскую теорию, но и покорил ею большинство религиозных читателей, фактически подменив веру в Шестерых верой в Кэлидарру, осмысляющую себя через человеческий разум.

Сарна зачитывала доклад настолько монотонно и отстраненно, что человек, незнакомый со звенящей чеканкой стихов Кханка, решил бы, что этот поэт древности был на редкость занудным и остался в истории по недоразумению. Скучая, Сафирет наблюдала за студентами.

Двое самозабвенно рисовали. Агнеда и Лисантэ Тариэны…

Они носили фамилию матери, но при их поступлении весь университет имени великого стратега Каоры Риццу встал с ног на голову: близнецы были детьми самого Агнеды Рукволы. Их приняли на факультет прикладного аэдического мастерства, хотя они вовсе не блистали на вступительных экзаменах. Ректорат в нарушение всех правил закрыл глаза на то, что брат и сестра состояли на учете в психоневрологическом диспансере после нескольких неудачных попыток самоубийства.

С началом учебного года все преподаватели и даже студенты старших курсов обратили взоры на отпрысков Рукволы. Шумиха поднялась такая, что первого числа тайного канорта приехало несколько средней руки телеканалов, чтоб отснять репортажи о преемственности поколений и о том, что «хоть гении уходят, однако их дело живет не только в книгах, но и в их детях». Все ожидали, что дети Рукволы будут находить по две-три новых руны в день, даже еще не получив университетского образования.

Однако дети величайшего аэда Шести миров вели себя как обычные бездари: они не только не открывали новые руны, но и не демонстрировали ни малейшего интереса к уже известным, прогуливали занятия, никогда не готовились ни к семинарам, ни к коллоквиумам, а ко всем незачетам и низким баллам оставались демонстративно равнодушны.

Близнецы ни с кем не сдружились и всегда держались вдвоем, как будто им не были нужны ни друзья, ни подруги, ни любовники.

На первой зимней сессии они не сдали ни одного зачета, и Сафирет потеряла бы к ним всякий интерес, решив, что дети Агнеды из числа ничем не интересующихся посредственностей, если б не случай на экзамене по введению в аэдическое искусство.

Сафирет тогда помогала жене пропавшего осенью господина Силлагорона принимать ответы студентов. Лисантэ достался билет о типах воздействия на дхармы в Кэлидарре, одной из возможных вселенных. Во время своего очень неуверенного и по-школьному наивного ответа Лисантэ назвала Кэлидарру «единственной возможной для нас вселенной».

– Госпожа Лисантэ, Кэлидарру принято называть одной из возможных вселенных, – мягко поправила девушку госпожа Силлагорон, уже порядком уставшая и поначалу не обратившая внимание на оговорку, за которую оценку обычно снижали на балл.

– Кэлидарра – вселенная, единственно возможная для нас, – упрямо повторила Лисантэ.

И Сафирет, и госпожа Силлагорон обомлели: Лисантэ и ее брат совсем не походили на людей, имеющих свои взгляды на научную картину мира и готовых их отстаивать.

– Вы где-то прочитали о таком наименовании человеческого космоса? Я впервые слышу эту терминологию. – Госпожа Силлагорон, как всегда, давала студентам возможность объяснить свою позицию.

– Нет, госпожа Силлагорон, мы с Агнедой сами пришли к этой, как вы изволили заметить, терминологии, потому что сочли, что общепринятая безобразно ошибочна.

– Но именно на таком термине сошлись и аэды, и логики, потому что он отображает вариативность бытия и учение о множественности вселенных, госпожа Лисантэ. И это была тема нашей первой лекции.

– Я помню вашу первую лекцию. – Если бы Лисантэ заявила, что собирается стать ректором университета имени Каоры Риццу, она б не смогла поразить госпожу Силлагорон и Сафирет больше. – Но еще я помню вашу вторую лекцию. В ней вы рассказывали про теорию осознания Кэлидаррой себя через нас. Но если Кэлидарра осознаёт себя через нас, то разве здраво называть ее одной из возможных вселенных?!

Госпожа Силлагорон, никак не ожидавшая, что Лисантэ помнит содержание не только первой, но даже второй лекции, на мгновение растерялась, однако взяла себя в руки:

– Госпожа Лисантэ, ход вашей мысли любопытен, и вы имеете право при желании развить свою идею в курсовой работе. Но сейчас я не могу ее расценить иначе как фантазию, а следовательно, засчитать как правильный ответ тоже не могу.

– Ну и не засчитывайте, мне-то что! – Не добавив больше ни слова, Лисантэ взяла рюкзак и вышла, даже не забрав зачетную книжку.

Агнеда встал и, молча положив свой билет на преподавательский стол, последовал за сестрой.

– И как это прикажете понимать? – растерянно обратилась госпожа Силлагорон к Сафирет. – Даже не знаю, как реагировать! Жалко сирот, но, похоже, они считают, что им все можно и имя отца их защитит. Пусть деканат делает, что хочет, после такого хамства я не желаю их видеть на своих занятиях!

Сафирет понимала и даже разделяла возмущение госпожи Силлагорон, но участвовать в кампании против близнецов не стала. Резкость Лисантэ и ее готовность отстаивать свое мнение в ничего на первый взгляд не значащем вопросе, ее неожиданное знание лекций заинтриговали Сафирет. Близнецы представились ей кем-то вроде принцев, скрывавших царственное одеяние под ветхим рубищем. Однако внешне она по-прежнему вела себя с ними спокойно-сдержанно и своего интереса ничем не выдавала.

* * *

Занятие кончилось. Близнецы, которые обычно убегали раньше всех, оставались сидеть за последней партой и продолжали рисовать. Но когда все вышли, Агнеда подошел к Сафирет:

– Госпожа Шандэ, можно спросить?

– Да, конечно. – Сафирет постаралась ничем не выдать своего удивления.

– Госпожа Шандэ, мы с Лис состоим в клубе детей кэльвы и ставим там пьесу про жизнь господина Кханка. И мы хотим, чтобы наши зрители лучше понимали вложенный в нее подтекст. Нам кажется, что вы могли бы рассказать нашим друзьям про господина Кханка так, чтобы они прочувствовали его гений в полной мере. Например, в следующую субботу…

– Только есть одна неувязка, – подхватила слова брата Лисантэ. – Наш клуб очень небогат, и я боюсь, он не сможет оплатить ваш труд. Но если для вас это принципиально, мы попросим ребят скинуться…

– Нет-нет, госпожа Лисантэ, что вы! – перебила ее Сафирет. – Я буду только рада рассказать о Кханке тем, кто им интересуется! В следующую субботу мне удобно. Куда и когда приехать?

– Наш клуб называется «Цитадель». Он находится недалеко от станции имени Ардаласского Легиона. Мы вас встретим около выхода из терраполиса. Вам удобно к полудню?

* * *

Сафирет согласилась прочитать лекцию в клубе для кэльвов вовсе не потому, что в свой выходной хотела нести свет поэзии господина Кханка. Она не могла сопротивляться запаху тайны, исходившему от близнецов; ей думалось, что, выполняя их просьбу, она чуть приблизится к разгадке. За полгода учебы близнецы ни разу не подошли ни к одному преподавателю ни с просьбой, ни с вопросом. Их жизнь за пределами университета оставалась тайной для всех, и самолюбию Сафирет льстила сама возможность стать тем единственным человеком, который приоткроет завесу.

Но сейчас, после бессонной ночи, сходя с рунического портала станции имени Ардаласского Легиона, Сафирет проклинала свои тщеславие и любопытство: ну право, какая разница, в каком клубе два психически неустойчивых подростка ставят спектакль про господина Кханка, которого пару тысяч лет назад вполне заслуженно казнили?! Она раздраженно толкнула стеклянную дверь и вышла в город.

Как всегда, по субботам на площади напротив станции было людно: собирался очередной митинг против партии власти. Скользнув взглядом по людям с транспарантами и мобилям Саргата, Сафирет заметила близнецов, спешивших ей навстречу.

– Здравствуйте, госпожа Шандэ, – заговорила Лисантэ. – Мы боялись, что вы передумаете!

– Нет-нет, как я могла?! – Сафирет отвечала не очень искренне: если бы у нее был мобильный телефон или любое другое средство мгновенной связи, она бы точно эту встречу отменила. – Нам далеко? Нужен паромобиль?

– Нет, – отозвался Агнеда. – Нам семь минут пешком.

* * *

«Цитадель» с раннего утра напоминала жужжащий улей. Когда Риемо пришел, на столиках уже красовались подсвечники, два полутораметровых канделябра разместились около сцены, девушки расставляли высокие белые свечи, а юноши проверяли, все ли электроприборы выключены. В обычном технологическом режиме работала только кухня. Никогда раньше кэльвы не собирались в своем клубе в столь ранний час. Они были воодушевлены и говорили только об аэдах.

Риемо разделял любопытство своих подопечных и их нетерпеливое ожидание сегодняшней гостьи. Со времен Аверунны и распада Шестимирного Ульма человечество потянулось по пути логиков: энергия, которую давали электричество и расщепление атома, казалась более дешевой, чем та, за которую требовалось платить силой чувств. В последние два столетия во всех Шести мирах аэды были в меньшинстве, и люди, которых называли универсалами, не занимавшиеся ни логикой, ни аэдическим искусством, предпочитали жить в мире поездов, самолетов, компьютеров, визоров и телефонов. Они мечтали о космосе и развитии робототехники, получали водительские права и передавали друг другу мгновенные сообщения через рету.

Но в этом уютном мире, где свет включался легким нажатием на кнопку, жили аэды, не нуждавшиеся в услугах электрической промышленности и не покупавшие бытовую технику. Аэды не смотрели визор, не слушали радио, и, к вящему неудовольствию политиков и производителей бытовых благ, их мнением удавалось манипулировать только с помощью газет. Чтобы получить свет и тепло, им было достаточно начертать руну на листке бумаги; они могли переносить людей по всем Шести мирам Кэдидарры, одной из возможных вселенных, могли разрушать камень и поднимать дирижабли в воздух лишь силой своей мечты о полете. Они жили в малоэтажных кварталах, только изредка выбираясь в большой город в те заведения, где были помещения, не подключенные к электросетям. И мало кто из обывателей мог похвастаться знакомством с аэдом.

Появление аэда в любом месте, открытом только для логиков и универсалов, было сродни появлению эльфа. Именно поэтому Риемо, как и все его подопечные, движимый огромным любопытством, пришел в клуб в столь ранний час. Но не только любопытство толкало его. Уже несколько дней он ощущал потоки дхарм, и с каждым днем чувство грядущей встречи с судьбой росло и крепло. И чем ближе было время лекции о Рагдаре Кханке, тем нестерпимее и оглушительнее звучал Голос Судьбы.

Своего апогея он достиг в тот момент, когда Риемо, подчиняясь его Зову, вышел из своего кабинета к лестнице. По ней спускались трое: Агнеда, Лисантэ и женщина лет двадцати с чем-то. Агнеда, не заметив замешательства Риемо, поспешил представить гостью:

– Это госпожа Сафирет Шандэ, наша лектор по поэзии эпохи Вальдераса. Госпожа Шандэ, это директор нашего клуба, господин Риемо Таэрдос.

– Приятно познакомиться, господин Таэрдос, – первой ответила она.

– Мне тоже очень приятно, госпожа Шандэ. – Он так растерялся, что не сразу вспомнил слова приветствия. – Позвольте поухаживать за вами.

– Благодарю, вы очень любезны.

Риемо помог гостье снять шубку. Одновременно он рассмотрел ее лицо: огромные карие глаза, оттененные длинными ресницами, прямой крупный нос… Ханшеллийка? И темные, но не черные волосы, волнами струившиеся по спине.

– Мы все вас очень ждали. Может, сначала чай, а потом лекция?

– Спасибо, но чай лучше после. – Сафирет хотелось поскорее закончить с лекцией и отправиться домой – отсыпаться.

В зале Сафирет увидела небольшую, освещенную свечами сцену, приподнятую на две ступеньки. Перед ней стояли столики, за которыми уже рассаживались слушатели: старшим не было и двадцати пяти. Сафирет бросила свою сумку на стуле у ближайшего столика и поднялась на сцену. Рядом с ней встал Агнеда.

– Друзья! – обратился он к залу. – Друзья, вы все знаете, что мы с Лис ставим пьесу о жизни Рагдара Кханка, декорации к которой любезно нарисовал Нирман. Нам хотелось бы, чтобы перед постановкой наша уважаемая преподавательница, госпожа Сафирет Шандэ, рассказала о жизни и творчестве создателя теории об осознании Кэлидаррой себя через людей. Госпожа Шандэ, прошу вас!

Сафирет разволновалась. О чем она думала, собираясь сюда?! Перед ней не обычные студенты, которые имя Вальдераса не всегда помнят. Перед ней – кэльвы, считающие Кханка праотцом своей философии и знающие о его жизни столько, сколько, скорее всего, она сама не знает. Почему она подумала об этом только сейчас? Раньше надо было соображать, а не тешить свое лекторское самолюбие мыслью о том, что нелюдимые дети Рукволы захотели от нее рассказ о Кханке…

– Что ж… – подавив волнение, начала она. – Всех приветствую, друзья! Агнеда, Лисантэ, господин Таэрдос, благодарю вас за приглашение. Итак, сегодня мы поговорим о Рагдаре Кханке…

* * *

– Рагдар Кханк – великий поэт эпохи Вальдераса. Он прославился как один из первых мастеров-аэдов, стихотворец, сподвижник Вальдераса и, главное, автор поэтического эпоса «Меч и Мечта Кшартара», в котором он переосмысливает содержание Священного Гальдара так, чтобы оправдать борьбу Вальдераса против культа Шести и истинного Гальдара. Эту информацию, как и прочие биографические факты, вы, скорее всего, знаете лучше меня, – признала Сафирет под одобрительные смешки зала. – Поэтому я начну с рассказа не о господине Рагдаре, а о его читателях. Кто те люди, благодаря которым его имя дошло до нас? Каких людей его строки волнуют до сих пор?

Отблески живого огня свечей выхватывали лица слушателей из мрака: и у юношей, и у девушек глаза были подведены темными тенями, крашеные волосы отливали ядовитыми цветами, губы были затушеваны тональным кремом или черной помадой… Они являли собой полную противоположность студентам университета, детям из приличных семей, среди которых любителей поэзии Кханка было ничтожно мало.

– Лавочники и поклонники здравого смысла не читали стихи Кханка. Его строки пьянили тех, кто был зол и весел, кто убивал слонов и людей, кто умирал от жажды в пустыне и замерзал на кромке вечного льда. Его книгу возили в седельных сумках и спасали, как свою жизнь, на тонущем корабле. В его словах вы не найдете душевной теплоты и домашнего уюта, и уж точно не к нему вы обратитесь за поддержкой в минуту душевной слабости. Но когда свистят стрелы, когда волны ломают борта, он учит, как не бояться. Не бояться – и делать, что надо.

Сафирет перевела дыхание.

– Его читатели – безумцы: те, кто без ума от жизни, от разговоров, кто жаждет всего и сразу, кто никогда не скучает и не говорит банальностей. Кто лишь горит, горит, горит, как вечные свечи в звездном небе…

Риемо слушал и слушал ее голос, сплетения ярких слов о запретной любви Кханка к карагартской царице, о Битве у Трех Рек, в которой бесстрашный воин узрел суть вселенной, о мучительной и бесславной гибели…

– Но Рагдар Кханк не нуждается в сочувствии. Он жил полно и разнообразно, стоял на вершине и наслаждался всем миром.

Закончив, Сафирет уже хотела спуститься со сцены, когда из темноты зала раздалось:

– Госпожа Шандэ, а вы могли бы показать что-нибудь с рунами? Мы ни разу не видели искусства аэдов.

– Друзья, – Риемо строго посмотрел в полумрак, откуда прозвучала просьба, – насколько я знаю, Агнеда и Лисантэ договаривались только о лекции, мы не можем злоупотреблять любезностью госпожи Шандэ.

– Нет-нет, господин Таэрдос, я рада показать небольшую часть нашего искусства, – поспешила вмешаться Сафирет. Ее подкупило внимание, с которым кэльвы слушали, и ей захотелось их чем-то порадовать. – Ведь вы проделали огромную работу, готовя клуб к моему приходу, он не рассчитан на прием аэдов! Это заслуживает небольшой демонстрации. Но мне понадобится ваша помощь, господин Таэрдос.

– Конечно! Что делать?

– Пожалуйста, поднимитесь ко мне.

Сафирет же торопливо сошла вниз, покопалась в своей сумке и достала маркер. Нарисовав им на левой ладони какую-то руну, она взяла из подсвечника на столе горящую свечу и вернулась с ней на сцену.

– Господин Таэрдос, – обратилась она к уже стоявшему рядом Риемо, – пожалуйста, встаньте слева и немного за мной. Так вам будет видно происходящее, и, если что, вы сможете поддержать меня.

– Поддержать?

– Я хочу показать работу одной любопытной, но энергозатратной руны. И боюсь, что потеряю равновесие в какой-то момент. Поддержка может оказаться кстати. Друзья, – обратилась она к залу, – прошу вас сохранять тишину и внимательно следить за пламенем свечи, которую я держу.

Сафирет подняла ладонь с начертанной руной над венчиком огня так, что тот почти ее касался, и начала говорить на неизвестном языке. Сначала ее низкий грудной голос тихо стелился по залу, но постепенно, как река, ширился и полнил собой пространство. Сафирет запрокинула голову, и Риемо показалось, что эта необыкновенная девушка состоит не из плоти, а из звука, наполненного страстью и нежностью одновременно.