Текст книги "Дочь пирата"

– Полагаешь, если о чем-то умалчивать, это перестанет существовать? Я считала вас храбрым человеком, Сантьяго. Разве не вы всегда повторяли мне в детстве, что я должна быть честной… правдивой?.. Вам стоит последовать собственному совету.

– Зачем ты так поступаешь со мной? – выдохнул он.

– Потому что меня тошнит от твоего молчания, от того, что ты притворяешься, будто между нами ничего нет! Я больше ни минуты не позволю тебе игнорировать меня! Более того, я беспокоюсь о тебе. И по меньшей мере заслуживаю ответов на свои вопросы. Почему ты хотел сбежать от меня?

– А что я должен был сделать? – возразил он. – Разве ты не знаешь, в каком я положении?.. Или просто не можешь перенести, что хоть один мужчина не валяется у твоих ног?

Серафина задохнулась от возмущения.

– Ты просишь невозможного, – продолжал Дариус. – Неужели ты думаешь, что я не понимаю, чего ты хочешь? Неужели полагаешь, что я ничего не чувствую? Но иногда, принцесса, наши желания не имеют никакого значения. Порой то, чего мы хотим, нельзя хотеть.

– Нельзя? Только не это! Ты так не считаешь!

– Ты прекрасно знаешь, что брак между нами – нелепость.

– О, упаси боже, чтобы мы выглядели нелепо! – Принцесса отошла к окну и уставилась в него. – Ты же знаешь: я ждала тебя. Вероятно, ждала бы вечно, но ты так и не пришел… А потом возник кризис с Наполеоном, и мне пришлось исполнить долг, возложенный на меня происхождением.

– Значит… ты идешь за него замуж только из чувства долга? – спросил Дариус, затаив дыхание.

Она бросила на него взгляд, полный муки:

– Иди к черту, Сантьяго!

– Что?

– Как смеешь ты требовать от меня, чтобы я открыла тебе сердце, когда не хочешь раскрыть свое? Жестокий человек!

– Хочешь ответа? – вскричал Дариус, вспыхнув от чувства горькой вины. – Прекрасно! Я расскажу тебе, почему никогда не просил твоей руки… Да это стало бы шуткой лета! Ты королевская дочь, а я внебрачный сын нищего испанского графа и цыганки-танцовщицы! Этот брак погубил бы жизнь нам обоим!

– Что мне за дело до этого! По крайней мере мы были бы вместе! – Фиалковые глаза Серафины сверкнули от ярости.

– Ты пожертвовала бы своей репутацией, лишь бы быть со мной? – изумился Дариус. – Ты сошла с ума!

– Мне все равно, что скажут или подумают другие! Какая разница, я их всех ненавижу! Неужели ты думаешь, что мне нравится быть украшением дворца?

– Ты не представляешь себе, что значит быть вне этого круга. Не представляешь себе, что значит никогда не принадлежать ни к какому обществу!

Серафина с тоской посмотрела на него и болезненно поморщилась:

– Тебе надлежит быть со мной!

Он заговорил мягче:

– Сравни нас, Серафина. Мы из разных миров. Оказаться в моем мире я не пожелаю и злейшему врагу, тем более не хочу тащить в него тебя. Разве не стремился я всегда защищать тебя? Я слишком дорожу тобой, чтобы погубить твою жизнь. Я не могу сделать того, о чем ты просишь. Для меня это невозможно!

– Любить?

– Я не знаю, что это такое, – устало отозвался Дариус.

– Все эти возражения убедительны и достойны, но надеюсь, что когда-нибудь ты позволишь кому-нибудь полюбить себя… Пусть не мне. Я не понимаю, чего ты боишься, но я никогда не причинила бы тебе боль. Никогда в жизни!

Он не знал, что на это сказать. Господи, ему надо срочно выбираться отсюда!

Наступила долгая тягостная пауза.

Серафина, скрестив руки на груди, сумрачно всматривалась в него.

– Может, я и займусь сегодня этим для развлечения: поищу тебе подходящую жену.

– Ни одна женщина никогда не привяжет меня к себе.

Принцесса выгнула тонкую бровь.

– Но я слышала, что ты как раз привязываешь их к себе. – Серафина коротко и невесело усмехнулась и направилась к двери.

– Куда ты? – осведомился Дариус.

– Развлекаться, как мне и приказано, – ответила она, не оборачиваясь. – Наслаждайтесь своими мучениями в одиночестве, полковник, – вам это идет. Я не стану нарушать ваши размышления. Позже, однако, я навещу вас. Вам, конечно, нравится страдать, но я не могу допустить излишеств. Хотя бы один из нас должен быть разумным.

– Это вы-то разумны? – съязвил Дариус. Серафина одарила его приторной улыбкой через плечо.

– Не забудьте, как только мать пришлет сюда дуэний, вам не позволят даже приблизиться ко мне!

С этими словами принцесса вышла из библиотеки, оставив дверь широко распахнутой.

Раздраженный, он наблюдал за тем, как изящно покачиваются бедра Серафины, направляющейся через холл к дальнему выходу.

Внезапно она обернулась с лучезарной улыбкой:

– Дариус, какой чудный день!

Фиалковые глаза сверкали на солнце аметистовым блеском. Она казалась богиней любви!.. В ней соединилось все чего Дариус хотел от жизни, в чем так отчаянно нуждался… И чем не мог обладать.

Нет, он уйдет в могилу нелюбимым, не узнанным никем до конца.

Кипя от ярости, Дариус с силой захлопнул дверь и застыл в полумраке комнаты.

Глава 7

Весь день Серафина собирала лекарственные растения для своей аптечки.

Взяв с собой скамеечку и используя ее как стол, она уселась посреди луга, окруженная высокими травами. Соломенная шляпка с широкими полями защищала ее лицо и плечи от лучей полуденного солнца. Бабочки перелетали с цветка на цветок, тихо покачивались на ветерке маргаритки. Серафина листала толстый том ботаники, пытаясь выбросить из головы Дариуса Сантьяго.

Не в силах успокоиться, девушка поднялась на ноги, плотно закрыла крышку корзинки с травами и босая направилась в лес. В тени густых ветвей она отыскала ручеек и теперь решила нарвать лесных фиалок, растущих на его берегах.

Хотя Серафина не любила подолгу оставаться одна, но день, проведенный под синим куполом небес, оказался, пожалуй, самым мирным за последнее время. Светские развлечения, закружившие ее как вихрь с момента помолвки с Анатолем, увлекали принцессу все сильнее, потому что она знала: русский муж никогда не позволит вернуться в Асенсьон.

Стараясь избавиться от этой мысли, Серафина прошлась по густой траве, сорвала маргаритку. Она любила ходить босиком. Упругая почва под ногами давала ей ощущение глубинной связи с землей и со всеми живыми созданиями.

Девушке хотелось, чтобы Дариус пришел сюда и разделил с ней радость этого чудесного дня.

«Неужели я по-прежнему люблю его? Неужели это столь безнадежно?»

Она удрученно посмотрела на небо из-под полей шляпки. Высоко в синеве ястреб чертил плавные круги и вдруг устремился вниз за бедной полевой мышкой. Эта сцена напомнила Серафине о наполеоновском императорском орле. Перед ее мысленным взором возникло ужасное видение: этот мирный луг, усеянный искалеченными, обожженными телами солдат… Лазурь небес, замутненная черными клубами порохового дыма.

Принцесса крепко зажмурилась, надеясь, что жуткое видение исчезнет.

Войны не будет, если у Серафины хватит воли остановить ее. Она ведь не Елена Троянская, предавшая свой народ ради возлюбленного.

Война не разразится, даже если тот, кого она любит всей душой, будет корчиться в аду… Серафина знала, что он терпит нечеловеческие муки, видела безумное страдание в его агатовых очах. Не понимая причины мучений Дариуса, принцесса воспринимала его боль как собственную.

Связанная долгом перед родней и родиной, Серафина не могла ни избавить от мук Дариуса, ни позволить ему спасти от мук себя. Но в эти минуты она страдала, разрываясь между любовью к Дариусу и к родине. Принцесса чувствовала, что готова отдать все на свете, лишь бы раз в жизни испить нектар истинной страсти.

Весь день Дариус работал над отчетом царю Александру и русскому правительству. Этот документ был составной частью его объемного плана. Длинный доклад включал в себя сообщения о политических амбициях князя Анатоля Туринова, которые Дариус выявил в ходе тайного расследования жизни молодого генерала, а также его личных и финансовых дел.

Сначала Дариус не собирался препятствовать помолвке князя с принцессой.

Да, в глубине его души действительно затаилась мысль, что коли он сам не может владеть Серафиной, то пусть она не достанется никому. Но Дариус заставил себя провести расследование беспристрастно и честно. У него не было ни королевской короны, ни армии для защиты Асенсьона, ни желания жениться. Брак принцессы с русским казался наилучшим выходом для Асенсьона, облегчал заботы короля Лазара, которому Дариус был обязан всем.

Он и не подозревал, что Туринов намерен сменить на троне своего кузена, двадцатипятилетнего императора Александра, то есть стать верховным правителем России.

Несколько лет назад отец Александра, император Павел, признанный всеми безумным, был убит заговорщиками, людьми знатными и влиятельными, которые затем отдали трон доброму и образованному Александру. Впрочем, ходили слухи, что и сам Александр участвовал в заговоре. Однако слухи эти быстро утихли, поскольку избавление от сумасбродного Павла обрадовало всех.

Туринов потихоньку возрождал сплетни об участии Александра в убийстве государя, изображал Павла мучеником, сильным правителем, в котором нуждалась Россия, а Александра – бесчестным отцеубийцей. Туринов пользовался поддержкой армии, а интригами привлек на свою сторону много старых дворянских родов, порицающих новую либеральную политику Александра и его профранцузские настроения.

Обаяние, военные победы, царская кровь, текшая в жилах Туринова, а также ярая ненависть к Наполеону – в отличие от Александра, чье отношение к корсиканцу постоянно менялось, – все это располагало к князю часть русского общества. Дариус понимал, что, женившись на такой девушке, как Серафина, Туринов легко покорит русский двор.

Дариус составлял список русских дворян, привлеченных Туриновым на свою сторону, когда король Лазар известил его, что подвергается сильнейшему давлению французов. Поскольку же дочь его благосклонно отнеслась к Туринову, приехавшему с визитом на Асенсьон, Лазар дал согласие на ее брак с русским князем.

Возмущенный Дариус не мог в это поверить. Почему король принял столь важное решение, не дождавшись его доклада? Дариус не успел даже отослать его королю. Хотя дата свадьбы была уже назначена, Лазар выражал желание, чтобы Дариус продолжал собирать сведения о Туринове и по возможности завершил дело побыстрее.

Хотя, казалось, занятие это потеряло смысл, Дариус продолжил расследование и вскоре, к своему ужасу, узнал правду о смерти княгини Маргариты, первой жены Туринова.

Дариус тщательно все обдумал.

Горячий и вспыльчивый, король Лазар придет в ярость, узнав, что Туринов обвел его вокруг пальца. Лазар, несомненно, отменит свадьбу. Но отказать Туринову после помолвки, обвинить его в убийстве жены без предъявления доказательств означало вызвать грандиозный скандал, угрожающий самыми тягостными политическими последствиями для Асенсьона. Ведь Россия всегда испытывала нужду в средиземноморских портах. Если король Лазар нанесет оскорбление кузену императора Александра, русские захватят Асенсьон, как того хотят и французы.

Поэтому Дариус немедленно приступил к поискам улик, свидетельствующих о вине одного из могущественнейших людей Европы. Чтобы избавить Серафину от этого злосчастного брака, Дариусу необходимо было найти неопровержимые доказательства. Только в этом случае Туринова покинут даже ближайшие друзья.

Однако розыски были внезапно прерваны, когда одно из доверенных лиц Дариуса сообщило ему о появлении во дворце Белфорт известного французского шпиона Филиппа Сен-Лорана. Этому негодяю надлежало похитить принцессу до того, как она выйдет замуж за Туринова.

Новая угроза вынудила Дариуса срочно покинуть Москву. Его отъезд означал, что все надежды отыскать улики против Туринова пошли прахом. Князь слишком тщательно скрыл следы своего преступления. Теперь, для того чтобы отменить свадьбу, требовалось принять меры гораздо более решительные.

И Дариус начал тренироваться в стрельбе из ружья. Бросив на стол перо и сняв очки, Дариус покрутил головой и мрачно подумал, что девчонка – сущее проклятие и не стоит стольких хлопот.

Посвятив столько месяцев изучению жизни князя Анатоля, Дариус проникся ненавистью к нему. Хуже всего в этой истории было то, что Туринов даже не любил Серафину. Если бы этот человек действительно испытывал к ней нежные чувства, это повлияло бы на решение Дариуса. Но красота принцессы была для Туринова лишь средством утвердить в обществе мнение о своем превосходстве.

А что испытывала Серафина к Анатолю? Неужели обаяние князя заворожило и ее?

Серафина отличалась проницательностью. Дариус с детства научил ее относиться с осторожностью к тем, кто чрезмерно дружелюбен и льстив… Но теперь она стала юной женщиной, созревшей для любви.

При мысли об этом он почувствовал жаркое напряжение в паху.

Беспокойно поежившись, Дариус посмотрел в окно и увидел небо, пламенеющее закатом. Оно было золотым и розовым с фиолетовыми проблесками… Вскоре эта красота сменится глубоким мраком.

Другого шанса у него не будет… Никогда!

«Иди к ней!»

Встревоженный взор его скользнул вдоль далекой зубчатой стены леса…

«Как только мать пришлет сюда дуэний, вам не позволят даже приблизиться ко мне!»

Вспомнив эти слова принцессы, Дариус порывисто придвинул к себе лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и с бьющимся сердцем торопливо написал:

«Сир!

В настоящий момент присылать сюда дополнительный штат нецелесообразно. Ее высочество чувствует себя хорошо. Она в полной безопасности.

Ваш слуга

Д.С».

Поспешно, словно боясь передумать, Дариус сложил письмо и запечатал воском.

Это был самый эгоистичный, самый лживый его поступок за всю жизнь. И самый необходимый ему.

Отодвинувшись от стола, он вышел в холл и громко кликнул Алека.

Юный лейтенант мигом прибежал на зов.

– Срочно доставить это послание его величеству.

– Будет исполнено, сэр.

– Выясни, что сможешь, об успехах Орсини в розыске. Возвращайся завтра по одной из тех дорог, которые мы наметили как запасной вариант.

– Есть, полковник.

Дариус повернулся, но вдруг неуверенно проговорил:

– Э-э, Алек?

– Да, сэр?

– Где сейчас ее высочество?

– Не знаю, сэр. Сейчас выясню.

– Ладно. Я буду в своей комнате.

Дариус поднялся наверх.

Войдя в свою унылую, спартански обставленную спальню, он направился к массивному дубовому гардеробу. Открыв дверцу, достал длинный узкий футляр с ручкой. В нем лежало изящное дорогое ружье, из которого он собирался выстрелить в голову Наполеону.

Это было самое красивое из ружей, когда-либо ему принадлежавших, и самое точное.

Дариус пробежал кончиками пальцев по гладкому цевью красного дерева. Отполированный курок был сделан по голландскому чертежу. Ружье поражало на расстоянии ста пятидесяти ярдов и имело особое складное телескопическое устройство для увеличения точности наводки на цель. Он закрыл футляр: попрактикуется позже. Положив его на место, Дариус подошел к столику, где стоял кувшин для умывания. Ему хотелось освежиться. После нескольких часов работы за столом вода оживила его. Он умылся, почистил зубы, прыснул на щеки одеколоном и причесался, проделывая все это с усмешкой. Ему казалось нелепым такое потворство своему тщеславию. Он собирался повидаться с Серафиной.

Перегнувшись через перила площадки второго этажа. Дариус снова позвал Алека.

– Пока не нашел ее, сэр! – откликнулся адъютант.

– Что?! – Дариус нахмурился, еще ниже перегнувшись через перила.

– Ее высочество уже несколько часов никто не видел. Люди думали, что она с вами!

– Она не со мной! – Дариус похолодел от страха. – Значит, ее давно никто не видел?

– Да, сэр! Никто.

– Проклятье! Зачем тогда я держу здесь две дюжины людей для ее охраны? Неужели мне нужно все делать самому? Вы проверили ее комнаты?

– Да, сэр. Принцессы там нет.

– Но должна же она где-то быть! Я придушу ее, как только найду! – бормотал Дариус себе под нос, обыскивая дом. Не найдя Серафину, он отправился на конюшню.

Дариус молил Бога, чтобы она просто заблудилась, обследуя подземные ходы, которые он показывал ей утром. Увы, он отмел эту мысль, поскольку Серафина боялась летучих мышей. Но лучше уж предполагать такое, чем думать, что французам удалось похитить ее.

Один из солдат нашел служанку принцессы. Пия, заикаясь, пролепетала, что ее высочество намеревалась собирать лекарственные травы…

– Как посмела она покинуть дом без моего разрешения?! – разъярился Дариус.

Дрожащая Пия молчала.

Окружавшие Дариуса и служанку люди попятились, испугавшись ярости обычно невозмутимого полковника. А Дариус был действительно вне себя. Серафина не имела права покидать дом одна. Что, если он не найдет ее? Паника перехватила ему горло, дергающей болью отозвалась в раненом плече, которое Серафина так старательно зашила.

«Пять сотен чертовых акров! – подумал он, вскочив на огромного вороного жеребца. – Она может находиться где угодно». Дариус ударил пятками в бока своего Джихада и галопом поскакал по лугам на поиски.

Убаюканная шелестом высоких луговых трав, Серафина подремывала, любуясь медленно плывущими по небу облаками.

Легкий сон сморил девушку, но среди мирного покоя она слышала за холмами отдаленные раскаты грома. Серафина ощутила, как содрогнулась земля, словно от топота мощных копыт. Во сне принцесса увидела его таким, каким предстал он перед ней прошлой ночью в лабиринте. Гром преобразился в его голос, сердито окликающий ее.

Серафина вдруг поняла, что это не сон, и, тихо ахнув, приподнялась в траве.

Солнце уже садилось! Она утратила всякое представление о времени! Девушка растерянно оглядывала луга, когда в поле ее зрения на вершине соседнего холма появился Дариус на вороном андалузском жеребце. Он еще не заметил Серафину и, выкрикивая ее имя, нервно осматривал окрестности.

Потом Дариус пустил коня галопом, пересекая дальний край луга. Хвост Джихада струился по ветру, как черный дым. В лучах заходящего солнца сверкало оружие всадника. Взволнованная принцесса поднялась, не зная, окликнуть Дариуса или нет. Девушка догадалась, что он ищет ее, но вид этой дьявольской пары, коня и всадника, напугал Серафину. Если он повернет коня к ней, Джихад затопчет ее.

– Серафина!

И тут она услышала в низком рокочущем голосе Дариуса нечто большее, чем гнев: страх и боль гнали его по холмам.

«Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь…» Это были строки из Песни песней, которая врезалась с давних пор в память принцессы. «Люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она – пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее». Дариус увидел ее.

Он приближался, и Серафина увидела, что Дариус разъярен.

Принцесса взирала, как надвигается на нее эта черная буря. Сердце шептало ей правду: его жжет внутренняя рана. Распаляя гнев. И только она может ему помочь. «Успокой его. Умиротвори. Утешь». В нескольких футах от нее Дариус натянул узду и, остановив коня, окинул принцессу жгучим взглядом. Черные волосы его разметались, лицо покраснело от гнева. Серафина смотрела на него ласково и сочувственно.

– Какого дьявола! О чем ты думала, убегая и не сказав никому ни слова? Я ищу тебя добрых полчаса!

– Я невредима, – мягко промолвила она.

– Откуда мне было это знать? Ты должна была взять с собой охрану!

– Успокойся, Дариус.

– Не говори мне «успокойся»!

Она пожала плечами и пошла прочь.

– Куда это ты? – Пришпорив коня, Дариус последовал за ней. – Я задал тебе вопрос!

– А я не хочу разговаривать с тобой, когда ты в таком состоянии.

– Это ты виновата, что я в таком состоянии!

Принцесса вступила в сень леса, окутанного ранними сумерками, посмотрела через плечо и увидела, что Дариус спешился и, видимо, старается взять себя в руки. Сердце ее сжалось, когда она увидела, что Дариус понуро повернулся к коню и привязал поводья к луке седла. По его медленным усталым движениям Серафина поняла, что он больше не сердится.

Подавив смешок, принцесса вновь повернула к чаще леса. Ее охватило возбуждение. Она хотела досадить Дариусу, подразнить за то, что он так злился. Серафима быстро огляделась, приметила небольшую кипу молодых деревьев и с веселой бесшабашностью тихо устремилась к ним.

Огорченный, раздосадованный, разобиженный, Дариус направился к лесу, на ходу стаскивая черные перчатки для верховой езды и легонько похлопывая ими по ладони. Он не знал что делать.

С освещенного закатным солнцем луга Дариус вступил в сумрак леса.

– Ваше высочество?

Не видя и не слыша Серафины, он прошел шагов пятнадцать по широкой тропинке и оказался на маленькой полянке. Там, понурясь, остановился и тяжело вздохнул.

– Ваше высочество?

Молчание.

– Понимаю, играете в старую игру. – Он огляделся. – Это не было забавно, даже когда вам было пять лет. Выходите. Сейчас же. – Полная тишина. – Это приказ!

До него донесся серебристый смех дриады и треск ломающихся веток. Обернувшись на звук, Дариус кинулся в погоню.

Вскоре он добрался до редколесья и медленно обвел взглядом молодую поросль, но принцессы не увидел.

– Очень хорошо. Возможно, Серафина, я заслужил это, но ты ведь прекрасно знаешь, что я за тебя в ответе перед королем. И не стану терпеть твои выходки, эти побеги без охраны. Вдруг ты мне понадобишься? А если что-то случится?..

Что-то маленькое и круглое ударило его в затылок.

– Ох! – Дариус быстро повернулся и увидел, как желудь, которым она в него кинула, упал на опавшую листву.

Он насупился, потирая голову и вглядываясь в чащу, откуда прилетел этот снаряд.

– Ваше высочество, вы начинаете раздражать меня. Я не настроен шутить. Видите, уже темнеет. Скоро подадут ужин.

Ее приглушенный смех раздавался будто со всех сторон. Очарованный, Дариус покорно улыбнулся.

– Ах, Стрекозка, – пробормотал он. – Милая моя проказливая малышка.

У своих ног он заметил маленькую брошенную маргаритку и, закрыв глаза, прикоснулся к щеке нежными лепестками.

Волна отчаянного одиночества, горечи утраты нахлынула и сошла. Как это похоже на Серафину: заставить его включиться с ней в игру, когда он уже отказался от ее предложения! Прятки – любимая игра принцессы. А разве не играл сам Дариус постоянно в эту игру? Вечно прячась… Он почувствовал, что она наблюдает за ним.

– Почему вы снова и снова прощаете меня? – тихо спросил Дариус, не зная, слышит ли его Серафина, не уверенный, что вынесет ее ответ. Цветок выскользнул из его пальцев. Дойдя до середины полянки, Дариус огляделся. – Ладно, – объявил он. – Ты имеешь право на меня сердиться. Я был сегодня утром груб с тобой. Я велел тебе самой найти себе развлечение, а когда ты так и сделала, накричал на тебя. О чем очень сожалею. Теперь выйдешь ко мне?

Из зарослей дикого винограда послышался смешок. Он лукаво улыбнулся и подкрался ближе, но Серафина, видимо, заметила его приближение, потому что когда Дариус с ликующим криком раздвинул ветви, ее там уже не было.

– Хм-хм. – Он вернулся на середину поляны и опять огляделся. – Может, ты примешь наконец мои извинения, если я скажу тебе, что предпринял некоторые шаги, желая помириться с тобой?

Дариус замолчал, уверенный, что теперь завладел ее вниманием. Где же прячется эта озорница?

– Не приедет сюда никакая дуэнья, чтобы тебе досаждать, – сообщил он.

Послышался шорох раздвигаемых веток. Оглянувшись, Дариус увидел сияющие среди листвы фиалковые глаза.

Издав восторженный вопль, он прыгнул туда. Серафина взвизгнула и, ломая ветки, помчалась, как лань, через лес. Дариус кинулся за ней.

Дариус перепрыгнул через замшелое дерево в тот момент, когда принцесса скрылась за поворотом тропинки, но сквозь деревья Дариус видел ее летящую грациозную фигурку. Помчавшись еще быстрее, он нагнал и схватил Серафиму. Она извивалась в его руках, стараясь освободиться даже в тот миг, когда они вместе упали на траву. Тем все и кончилось: Серафина лежала под ним на спине, обдавая его лицо ароматным дыханием.

Дариус радостно улыбнулся:

– Поймал!

Она выпятила нижнюю губку, но глаза ее задорно сверкали из-под густых шелковистых ресниц.

Опершись на локти, Дариус выхватил маргаритку из волос Серафины и провел цветком ей по носу. Когда она отвернулась, он пощекотал маргариткой нежную шейку принцессы.

Она рассмеялась.

– Перестань, чудовище!

– Я не слишком тяжел?

– Ты вот-вот раздавишь меня!

Чистой невинностью, чистой прелестью лучились ее фиалковые глаза. Они сияли не для геройского Анатоля, не для какого-то принца, а для него… ничтожного цыганского ублюдка. Вся игривость Дариуса тут же исчезла.

– Что такое? – робко прошептала она.

А вокруг них трещали цикады, и высоко в ветвях вздыхал над ними горный ветерок.

– Ты… – Голос его прервался, а рука затрепетала, как у юноши. Дариус прикоснулся к щеке Серафины, положил на нее ладонь… Он казался себе неловким, неуклюжим. Ее атласная щечка цвета сливок пылала нежным жаром. Прикосновение Дариуса было благоговейным, почтительным…

Растерянная, посмотрела она ему в глаза.

– Ты так прекрасна, – выдохнул он.

– О Дариус! – растроганно прошептала она и, нежно улыбнувшись ему, прильнула к его твердому и мощному телу. Обвив шею Дариуса руками, Серафина крепко притянула его к себе. – Спасибо!

Он молча наслаждался этим невинным объятием. Дариус был на небесах, его обволакивала ее несказанная прелесть. Он ощущал прижатые к нему сочные, крепкие груди, такие совершенные… Ему мучительно хотелось дотронуться до них.

Когда она посмотрела ему в лицо, глаза ее пообещали Дариусу рай. Все, что принадлежало Серафине, она отдавала ему безраздельно. Бог знает по какой причине, по какому ошибочному выбору, но она предпочла всем его, а он… один Бог знает, как же он ее хотел! Дариус трепетал от желания.

– Серафина, я был не совсем честен с тобой.

– Ш-ш, – выдохнула она. – Не надо ничего объяснять. Теперь ты со мной.

Она очень ласково коснулась пальцем кривого шрама в уголке его рта. Дариус вздрогнул, но не отпрянул, а продолжал неотрывно наблюдать за сменой выражений ее лица.

Внезапно Серафина выгнулась навстречу ему и поцеловала полумесяц шрама долгим томительным поцелуем.

Дариус подвел руки ей под спину и привлек к себе, погрузив пальцы в ее кудри. Она шептала его имя, покрывала поцелуями щеки и шею, гладила плечи, стараясь не потревожить рану.

Стремясь овладеть собой, Дариус закрыл глаза, но аромат ее кожи был слишком пленителен. Поняв, что проиграл битву, он приник поцелуем к ее шее.

Дариус услышал тихий стон Серафины. Она раскинулась на ковре из опавших листьев и запрокинула голову, отдавая себя ему. Он гладил ее волосы и целовал.

Он не сознавал, сколько это продолжалось. Сколько времени длились эти прикосновения и объятия. Они обменивались нежными поцелуями, как невинные дети, завороженные своим открытием. Нет, конечно, не так обычно соблазнял он женщин.

Это было ни на что не похоже. Душа его пылала огнем. С ней Дариус был неопытным и несмелым, неуверенным, как девственница, трепещущая в его руках.

Дариус остро чувствовал на себе ее руки. Они скользили по всему его телу, исследовали спину, бока, бедра… Как-то незаметно Серафина развязала его галстук. Она ласкала шею Дариуса, поддела пальчиком серебряную цепочку с образком. Целуя изгиб ее шейки, Дариус ощутил, как бедра Серафины инстинктивно поднялись навстречу ему.

Желание ударило Дариусу в голову, бурно разошлось по телу. Правым коленом он нежно подтолкнул ее левую ногу. Серафина раздвинула бедра, позволяя ему лечь между ними. Его плоть напряглась еще сильнее, окаменела… Казалось, одно касание ее руки, и он взорвется.

Она часто дышала, чуть приоткрыв губы. Фиалковые глаза застыли в изумлении. Серафина ощутила ответное желание, ту же лихорадочную страсть, которая сжигала его… Ее зеркальное отражение. Она запрокинула голову и посмотрела на Дариуса таким жарким взглядом, словно он уже вонзился в ее глубину.

Дариус погрузил пальцы в ее локоны, нежно обхватил ладонями изящную головку и помедлил, облизывая пересохшие от страха губы.

Как же он боялся… сам не зная чего…

– Серафина…

– Да, Дариус. Да! – Она потянула его вниз, к себе.

Будущее, мир за пределами леса ушли в небытие, растворились в тумане вместе с его сопротивлением. Годы самообуздания, обреченного на провал с самого начала. Дариус принадлежал Серафине душой и телом… и знал это всегда.

С чувством огромного облегчения, такого пронзительного, что Дариус готов был заплакать от сладостной муки, он опустил голову и приник к ее губам.