Текст книги "Б-1, Б-2, Б-3. неженский нероман"

– Ванна сто семьдесят? Студия сорок метров? Уау! У меня тоже гостинка. Восемнадцать метров. Мыться можно, но только стоя. Я так давно не плавала в ванне!

Я понял, что план с самоуничижением не удался. Стрелок стрелял не в ту мишень. Думал прикинуться дурачком, но эта проблема волновала собеседницу, как оказалось, не сильно. Видимо, надо было рассказать про автоматические настройки выдержки и диафрагмы, регулировку вспышки по задней шторке и съёмку в формате «RAW», а потом изобразить горе и поведать, что ванна в коммуналке – это роскошь, и мыться приходиться исключительно после того, как вечно пьяный сосед искупает в общей лоханке свою лишаивую болонку. Что ни говори, а разговорный жанр – не самая сильная моя сторона. Интересные идеи безнадёжно запаздывают к речевому информатору. И теперь я пожинал плоды.

Она плотнее взяла меня под руку, сбавила шаг, и очень душевно, или, я бы даже сказал – задушевно, с придыханием, сказала мне прямо в ухо:

– Гена, я обожаю принимать ванну, когда она длиной – сто семьдесят!

Думаю, ляпни я, что у меня дома стоит двухметровая джакузи – она дала бы мне прямо на газоне! Какие воспоминания или несбывшиеся грёзы ассоциировались у неё с большой ванной – не знаю.

Сначала я посмотрел на неё просто внимательно. Потом – с точки зрения мужчины. Ещё раз представил её за завтраком, в ванной, в постели. В постели так. Потом этак. И отбросил эту глупую мысль. Постельный вариант можно было не рассматривать даже в качестве гипотезы. Ростом она была почти с меня, при этом типичной мясомолочной конструкции, с мощной грудью, широкими плечами и кормой, почти без талии. Возможно, в раннем детстве она пыталась похудеть, но потом пошла в секцию толкания ядра и подала в этом виде спорта большие надежды. Поэтому рядом с ней в постели хорошо бы смотрелся тот негр из гостиницы, но никак не я. Моих тактико-технических характеристик хватило бы только на то, чтобы Б-52 прогрел моторы и приготовился взлететь. Но говорить в лицо женщине «Нет!» нельзя ни при каких обстоятельствах! Об этом можно написать завтра в почту или отправить что-нибудь витиеватое эсэмэской. Мол – будем надеяться на лучшее, а там поглядим, за какую тучу сядет наше солнце и поищем тот зонт, с помощью которого можно всё уладить!

– Да, ванна у меня – хоть на лодке плавай. Сто семьдесят – туда, потом сто семьдесят – обратно. Красота! У тебя есть лодка? Или – не всё сразу? Сначала – фотоаппарат, потом – вёсла, потом – лодка, парус… А почему объектив продавать надумала?

У меня уже начинался процесс бесконтрольного трёпа, неизбежно предшествующий любому расставанию. Детей с ней мне точно не крестить!

– Я уже всё продаю. И фотоаппарат, и объектив. И ноутбук. Скоро куплю новые. Пойдём к фонтану! Марго там попьёт и отдохнёт, а ты нас с ней сфотографируешь!

У фонтана мы нашли свободную скамью. Рыжая несколько раз зачерпнула ладошкой воду из фонтана и дала собаке попить. Потом достала из сумки бутылку минералки и два стаканчика. Мы тоже глотнули. Я взял её камеру и осмотрел. Ясно, что только вчера из магазина. Установил режим серийной съёмки, дождался, пока Марго рванёт в очередной раз за мячиком и нажал на спуск. Застучал затвор. Пока пёсик перепрыгивал через бордюр, я сделал пять довольно чётких кадров и начал рассматривать их на экране камеры. Качество снимков мне понравилось, хотя объектив на ощупь казался каким-то игрушечным. В нём не хватало солидности. Пластмасса преобладала над металлом, что-то внутри слегка люфтило. Не покидало ощущение одноразовости.

– Я чё-то не поняла! – подала голос рыжая. – Ты же сейчас сделал несколько снимков? Мне в магазине сказали, что затвор фотоаппарата рассчитан на какое-то определённое количество кадров. Кажется на тысячу.

– Тысяч на сто – сто пятьдесят! – поправил я.

– Ты уже вместо одного кадра сделал десять! Ты свой аппарат так же гробишь, или раз не своё, то и не жалко? Нафиг мне столько одинаковых собак?

Она смотрела мне в глаза, чуть сощурившись, словно прицеливаясь. Думаю, после толкания ядра её перевели в секцию вольной борьбы.

– Я просто проверил, как работает аппарат. Вообще, быстро движущиеся объекты обычно так и фотографируют. Потом из пяти кадров выбираешь один, остальные стираешь. Важен не затвор! Важен снимок! Работает всё отлично. Так что объектив я, скорее всего, возьму. Хотя странно: зачем продавать вещь, если только что её купил?

Я старался говорить спокойно, выбрав самый успокаивающий тон из всех, мне подвластных. Так я разговаривал однажды с младшей дочей, когда ей было годика три, в тот момент, когда её чуть не прищемило дверями автобуса на выходе, и ребёнок решал: заплакать или нет.

Прищур несколько сгладился. Дама просканировала мой череп, отвернулась, кинула в сто первый раз мячик и сказала в сторону:

– Я его не покупала. Я организовала частное предприятие по туристическому сопровождению иностранцев в нашем городе. Мне выдали безналичную ссуду на фотоаппаратуру. Мне вообще-то было по барабану – что покупать. Взяла первое что под руку попалось, лишь бы эту сотню обналичить. Теперь надо всё срочно продать, а контору закрыть. Я через неделю на Кипр лечу, бабки нужны до зарезу.

– А разве за такие дела статья не предусмотрена? – удивлённо спросил я, но тут у неё зазвонил телефон.

С кем-то коротко вполголоса поговорив про билеты и визу, она сунула мне в руку свой мобильник:

– Подержи! Пойду в фонтан залезу. Один телефон там уже утонул. Марго! Пойдём питиньки!

Я кинул её телефон в свою барсетку и ещё покрутил объектив. Нет, всё не моё. Женщина не моя. Собака – уж тем более. И даже объектив какой-то ненастоящий. Тем более, что недавно пошла новая линейка с диафрагмой 1,4. Они, черти серые, пока что дорогие, но что попало хватать – не в моих правилах. Да и выручать такую диво-продавщицу не хотелось уже из вредности.

Смышлёная собачка подскочила к хозяйке. Рыжая нагло перелезла через край, зашла в воду по колено, побрызгала собаке, пару минут помедитировала в прохладной воде под завистливыми взглядами более скромных, умирающих от духоты горожан, потом, нагнав волну, мощно выбралась из фонтана на сушу и приказала:

– Пошли! Марго пора отдыхать, у неё режим. Объектив отдам за пять. Сам аппарат – за двадцать. Раз ты фотографируешь, значит есть кому предложить! Втюхай кому-нибудь за двадцать две, пару штук кинешь себе на карман! Есть ещё ноутбук «Apple». Белый. Тонкий. Брала за семьдесят. Отдаю за полсотни. Я его даже не открывала. Вот мой дом. Надумаешь чего – пиши. Только думай быстрее, я тугодумов не люблю. И про ванну не забудь! Кстати, говорю тебе по секрету: секс на этом сайте у меня был всего один раз. Да! Сними нас вдвоём с Марго!

Я оценил откровенность как попытку комплимента и снял пару банальных кадров дамы с собачкой. Но потом пёсик по команде встал на задние лапки и замер. Ракурс мне показался интересным, и я сделал единственный за вечер приличный снимок: Марго крупным планом стоит на задних лапах перед одной ногой хозяйки, преданно глядя куда-то выше ноги. Второй человеческой ноги не видно. Этакий экстракт собачьей преданности.

Мы расстались перед её подъездом. Дом, что интересно, стоял рядом с тем, в котором обитала К-2. Старые убогие правобережные гостинки, где половина жилья сдаётся в аренду студентам и нерусским, а во второй половине доживает алкашня. Я обещал подумать про покупку всего, что у неё есть, про ванну, и скинуть вечером результат.

Приехав домой, я залез под душ, потом выпил зелёного чаю, нашёл в своих контактах «Рыжая с сайта» и отправил смс: «Внезапно приехала сестра. Заняла ванну и все деньги. Так что пока всё откладывается. Удачно съездить на Кипр!»

В барсетке загремела какая-то пошлятина, и я с удивлением извлёк на свет божий чужой мобильник. Открыл новое сообщение. Прочитал свою смс. Поинтересовался именем отправителя: «Чмо из чата 4». Сразу вспомнилась детская песенка: четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка чертили чёрными чернилами чертёж. Любопытство одолело, и я открыл её «Контакты»: «Чмо» начинались с цифры один и заканчивались цифрой шестнадцать. Я немного не дотянул до бронзы. Четвёртное место – это, конечно, тоже почёт и уважение, но мне почему-то стало не столько смешно, сколько грустно. Ну что за жизнь нынче пошла! Жизнь пошла до предела!

Выкидывать или присваивать чужую мобилу мне показалось неприличным. Я стёр с её телефона свою смс, включил ноутбук и залез в чат. Моя знакомая была уже в эфире. «Интересно, – подумал я, – со сколькими мужиками разом она в данный момент общается?»

«Твой телефон остался у меня в сумке», – сообщил я ей. «Привези завтра туда же в пять!» – последовал лаконичный ответ. «Кинь мне фото там где собака и твоя нога!» – попросил я. Удивительно, но через пять минут ко мне прилетело именно то, что надо, и я почти час обрабатывал снимок на «Photoshop-е». При этом внимательно изучил ногу, собаку и качество работы объектива, прислушался к внутренним ощущениям и окончательно понял: ничего из того что вижу – не хочу. А при виде собаки опять всплыла в памяти давняя история с огромным псом и литовцем. Хотя казалось бы – ничего общего.

На другой день я встал в десять. Стояло безоблачное воскресное утро. Вчерашние чёрные тучи за ночь куда-то попрятались, но, судя по духоте, сидели в засаде где-то неподалёку. До пяти делать было решительно нечего. Я выпил кофе, включил телевизор и снова завалился на диван. Если какое-то дело начинается не с утра – ничем хорошим закончиться оно не может. Это знал Наполеон, а теперь знаю и я.

Пару раз звонил чужой телефон, но я даже не стал смотреть в его сторону. Всё, что касалось хозяйки этого аппарата, мне уже было категорически неинтересно. Пара смс прилетели и мне. Первая – от банка с напоминанием о сроках погашения кредита. Кредит я платил за фотоаппарат «Canon» -5D, который купил ради Р-7. Потому что женщиной она была необыкновенной.

* * *

Познакомились мы с ней там же, где и всегда. Настроение в тот вечер у меня было хуже чем обычно. Снова разругался с Т-9, ничего интересного не получилось с Е-1, на дворе начиналась осень, и все отрицательные флюиды Марса обрушились на мою гостинку. Сначала я несколько дней пил. Началось всё как обычно: шашлык на даче у друга, неспешные разговоры о жизни, переходящие в споры о политике. Много мяса и море красного вина. На другой день, чтобы не давил сушняк, берёшь литр лёгкого пива в полной уверенности, что для счастья этого тебе будет вполне достаточно. И за последующие три дня выпиваешь полванны всякой дряни, причём почти без закуски.

После запоя, как обычно, на меня напали жор и хандра о потраченных впустую рублях и днях. На работе тоже всё шло как-то не так, как хотелось бы, и в этот тяжёлый момент я встретил её. Он выставила своё фото за рабочим столом. Сзади – стеллажи с какими-то однотипными папками, на переднем плане на половину кадра – монитор. Снимок явно сделан любителем. Никакого понятия о композиции и освещении. Странное, какое-то пластмассовое лицо не без приятностей. Возраст не указан. Ещё одно её фото в каком-то казённом коридоре с множеством дверей и протёртым линолеумом. Казённый и наряд: чёрный низ, белый верх. Возраст и тут совершенно не определялся. Я закинул стандартное «Отлично выглядишь!», и только тут разглядел, что она живёт в другом городе в пятистах километрах от меня. Поэтому очень удивился, когда получил в ответ что-то типа «Спасибо. Ты тоже. И не скажешь, что тебе сорок три». Последовала пара дней переписки ни о чём. О погоде, о детях, о работе. Потом она зачем-то поинтересовалась: правда ли слово «Воскресенье» по-японски звучит «Нетуёби»? Я в своё время много читал о Японии, но дни недели изучить как-то не пришлось. Я тут же залез в «Яндекс» и узнал, что все дни по-японски звучат не очень благозвучно: туёби, нетуёби, переёби, недоёби… Сообщил об этом ей и заверил, что знал это всю жизнь, потому что в прошлой жизни был самураем и кончил тем, что в конце пятнадцатого века мне отрубили голову катаной. (Это мне по звёздам и планетам вычислила Т-9, которая была гороскоповым маньяком. Она узнала, что у меня в детстве часто болело горло и доказала как трижды три, что умер я в прошлый раз через усекновение по шее, а в следующей жизни буду кошкой и потрачу всю заработанную нынче карму.) После этого она нарисовала мне кучу смайликов и написала, что со смеху чуть не подавилась орехами. После этого наше общение стало регулярным. Я бросил общаться с тремя другими дамами, с которыми у меня шла вялотекущая переписка. Ни я их особо не заинтересовал, ни они меня. Уже идя домой с работы, я думал, как буду приветствовать свою далёкую, что интересного напишу. Хотя рассказывал в основном я, а она лишь задавала вопросы. Про себя лишь сообщила, что у неё взрослая дочь, живут в своём доме, работает на крупном заводе. Есть машина. Скоро собирается в отпуск. На мой дежурный вопрос – куда-то собираешься съездить или проведёшь его на грядках? – она ответила уклончиво. От такого общения моя хандра только усиливалась. Стало понятно, что женщина – умная, красивая, а значит – повезло опять кому-то, но не мне. Но к Т-9 возвращаться я пока не хотел.

Я и так входил в эту женщину четырежды, и наши отношения стали напоминать плохой сериал. Когда у меня появлялась другая – я её бросал. Потом другая испарялась, и мы снова жили с полгода. Через полгода меня охватывало огромное желание её задушить, а она всё жиже заваривала мне воскресный кофе, и я сбегал. Находил другую – и вскоре начинал изменять ей с Т-9. В итоге из девяти с лишним лет, что мы друг друга знали, общих у нас насчитывалось года два или чуть больше. Я возвращался к ней, как в надёжную гавань, а она говорила мне, что я – засранец. Я соглашался, и она шла на кухню готовить мой любимый салат из кальмаров с огурцами и сетовала, что я сильно похудел, а она – наоборот.

Но нынче я был увлечён загадочной дамой с юга края, хотя перспектив в развитии отношений не видел. Но тут я купил полотенце! Шёл с работы домой, зашёл в магазин и вдруг узнал в продавщице даму, с которой общался в чате какое-то время назад. Она для меня была не Б, не М, никто вообще, и вживую мы разговаривали впервые. Милая толстушка без комплексов и предрассудков, идеальная жена и мать, от бессмысленной улыбки которой вкупе с болтовнёй по телефону с подружками я бы повесился на пятый день совместной жизни. Поэтому мы поговорили семь минут на ни к чему не обязывающие темы, и она, как истинный продавец, поимела с меня всё, что смогла: продала мне огромное махровое красное полотенце с золотистой вышитой пятиконечной звездой посередине. Ни дать ни взять – знамя полка.

Выйдя вечером в эфир, я перебросился парой дежурных слов с далёкой Р-7. Говорить было особо не о чем. Я выпил пива. И чтобы хоть как-то продолжить разговор, написал, что купил полотенце. Она вяло поинтересовалась – зачем да какое? И тут я, никак под воздействием алкоголя, возьми и ляпни: это полотенце я купил тебе! Чтоб было в чём из моей ванны выйти, когда приедешь ко мне в отпуск. Реакция оказалась совершенно непредсказуемой, если не сказать – неадекватной. Что тут началось!

* * *

Я встал с дивана, заварил пачку «Роллтона» и уставился в окно. До пяти оставалась ещё уйма времени. Чем дольше живёшь, тем больше времени проводишь не составляя планы, а предаваясь воспоминаниям. Из моего окна виднелась половина церкви. Когда я заезжал в эту квартиру, церковь была видна целиком, и я порадовался, что хоть первый этаж, а есть какой-никакой вид из окна. Я не то чтобы истинный христианин, но крещёный и ношу на шее не самый маленький серебряный крест. Дом стоял высоко, окна первого этажа возвышались над тротуаром метра на три – ниже подо мной в полуподвале находился какой-то то ли офис то ли склад. Но через два года на свободные прогалины налетели бульдозеры и сваебойки, грузовики привезли бетонные плиты и нерусских строителей, и между мной и церковью начал расти дом. Половину храма уже скрывала красная кирпичная стена с плакатом «Продам долевое». Судя по скорости строительства, любоваться золочёной луковкой мне оставалось ещё месяца три – четыре. Я смотрел на храм, и до меня доносился колокольный звон, перебиваемый шумом стройки и рёвом двигателя подъехавшего мусоровоза. Какофония звуков большого города. Винегрет из тел, желаний, чувств, домов, собак, крыс, интересов, светофоров и машин. Как в этом месиве можно понять и разобраться – кто тебе дорог и близок по духу, если взамен церкви появляется плакат «Продам долевое»? Как найти того, кому можно доверять? С кем можно хотя бы просто выпить и поговорить, если даже родной отец брал по рублю за то, что подвозил меня на своей машине до института? Чем больше людей вокруг, тем сложнее выбор. Вот, я сейчас убиваю время и жду, когда можно будет вернуть чужой телефон чужому человеку. И времени свободного – вагон, и можно пол помыть, и грушу побить, и почитать, но я просто лежу на диване или смотрю в окно и зачем-то вспоминаю Р-7. Мою несбывшуюся надежду на счастье.

* * *

«Наконец-то! Я думала, ты так и не осмелишься это сказать! Какой же ты у меня скромный! У меня начинается отпуск через неделю. Я обязательно приеду и примерю твоё полотенце!»

Хорошо, что я сидел! Умывшись холодной водой, я причесал мысли и начал задавать более конкретные вопросы, а она стала отвечать на них более обстоятельно. И чем больше я про неё узнавал, тем больше недоумевал: на кой я ей сплющился? На вопрос – на чём она сюда поедет? – она написала, что у неё внедорожник «Lexus». На вопрос – а кем же она тогда работает? На заводе что – зарплаты выросли? – последовал ответ: работает заведующим юридическим отделом металлургического гиганта. Я набил в «Яндексе» этот завод, почитал, закрыл и почувствовал, что я чего-то не понимаю. Пока я размышлял о коварстве женской натуры и вспоминал о своём горьком опыте с Б-4 и Н-1, она скинула несколько своих фото с пояснениями: это я в Праге, это – в Мадриде, это – в Венеции. Отпуск я обычно провожу в Европе. Это мой дом. Это моя коллекция старинных часов с кукушками. Одних? к сожалению нет^ отправила на реставрацию в Германию. Это моя машина. Это машина дочери. Это я в бане. Сфотала себя через зеркало. Специально для тебя. Никак не решалась отправить. Сколько лет ты бы мне дал?

С последнего фото на меня смотрели две такие дыньки, еле сдерживаемые каким-то мизерным прозрачным лифчиком, который она носила классе в седьмом, что я весь обратился в член. Ниже дынек шла точёная фигура гимнастки в стрингах, а выше – опять какое-то восковое неживое лицо.

Я честно написал, что при таких данных она одним движением руки получит любого мужика на выбор, поэтому не совсем понимаю, зачем ей ехать полтысячи вёрст к небогатому немолодому дядьке со скверным характером, у которого даже машины нет. А лет ей, судя по фото, двадцать пять, но, зная, что дочери уже двадцать, думаю, что все двадцать восемь. После некоторого молчания мне прилетел ответ: «Зачем мне мужик с деньгами, если денег у меня самой достаточно? Мне нужен настоящий мужик, а не деньги. У меня всё в жизни было. Не было только настоящего мужика. Хочу в крепкие мозолистые руки! Как увидела твою ухмылку – сразу поняла, чего мне в жизни не хватало. Я тебе скинула своё фото без одежды. Пожалуйста, скинь и ты – своё».

Тут меня окончательно заклинило. Я думал день, после чего пошёл в магазин и купил в кредит дорогущий «Canon» 5D. На тот момент у меня был старенький суперзум «Konika-Мinolta», которого мне хватало по самые уши. Но вдруг ко мне действительно приедет красавица – миллионерша? И чем мне её удивить? Постельные утехи, как показала практика, приедаются и становятся обыденностью уже через месяц. Своего зоопарка у меня нет. Равно как самолёта с яхтой. Должно же быть у меня что-то, что приподнимало бы меня над всем, что она когда-то видела. Над теми, кто её фотографировал, танцевал и ужинал до меня. Планка оказалась задрана до небес! Я должен быть хоть в чём-то, но лучше! Тем более, что фотография – одно из моих любимых увлечений с детства, и на хорошие зеркалки я давно поглядывал и облизывался, да не находилось повода купить. Те портреты и пейзажи, что она мне кидала, никуда не годились. Фото Златы Праги на мыльницу – это такое же кощунство, как почтовая марка с картиной Сурикова «Утро стрелецкой казни». То же с её портретами: такие сиськи – а резкости нет! Поэтому я заплатил в магазине пятьдесят процентов заоблачной цены наличными, а остальное взял на два года в кредит. В тот же день сфотографировался через зеркало. В шортах и футболке. Я и так-то фото с собой – любимым терпеть не могу, а уж видеть себя голого со стороны – увольте! Отправил ей, извинился за переизбыток одежды и получил ответ: «Я залезу тебе под майку сразу в коридоре, ещё не заходя в комнату. Обожаю, когда у мужика такие бицепцы!» Да, гон делал своё дело: глядя вечером по цифровому плееру Куросаву или Феллини, я по два часа без перерыва махал гантелями, попивая зелёный чай, потея и проклиная дни, потраченные на последний запой.

* * *

В четыре я вышел из дома и поехал к памятнику Матросову. Плавились остатки прошлогоднего асфальта, дымились остовы автомобилей, очереди толстожопых гипертоников и прединфарктников выстроились перед аптеками и регистратурами. Скорая работала на пределе, лёгкое пиво в магазинах расхватывалось, не успевая охлаждаться в холодильниках, настроенных на максимальный дубак. Чёрные тучи выбрались из нор и вновь с утробным урчанием наползали на сибирский Иершалаим.

Б-52 сидела около памятника на скамеечке. Она была одета в лёгкое белое свободное платье до колен. Глаза прятались за тёмными очками «а-ля стрекоза». Разлетевшаяся копна рыжих волос полностью закрывала спину. На фоне белой ткани её густющая грива казалась сделанной из горящих углей.

Я буркнул что-то приветственное, отдал ей телефон и сел рядом. Она взяла свой потёртый «Samsung» и стала задумчиво крутить его, зажав между большим и указательным пальцами. Через пару минут я понял, что пауза затянулась не спроста и посмотрел на неё. Из-под очков текли показательные слёзы.

– Да, Матросова мне тоже жаль! Классный, говорят, был парень! – небрежно произнёс я, стараясь не лезть лишний раз в чужую душу, дабы не напачкать там, да и самому не испачкаться.

А сам подумал, что «Чмо из чата» с первого по третий номер нынче, видимо, сорвались с крючка. Интересно: во сколько у неё встреча с номером пять?

Она молча просмотрела список пропущенных звонков, осушила реки на щеках и вдруг гнусаво спросила:

– Куда ты меня нынче поведёшь?

«На расстрел!» – так и просилось в ответ, но я, подумав, решил проявить больше человеколюбия. К тому же передо мной вставал извечный вопрос не в меру свободного мужчины: как убить очередной воскресный вечер? Сидеть дома, вперившись в телевизор и заливая в себя по литру пива в час? Или заливать те же литры в кафе на набережной? В той легкомысленной обстановке, когда солнечный свет гаснет, ветер приносит от ближайшей шашлычной запах если не счастья, то его эквивалента. И, сидя на берегу Енисея под навесом в ожидании порции свинины с картошкой из тандыра, ты выпиваешь стакан ледяного «Невского», и с голодухи в голове сразу становится туманно, а шашлык всё не несут и не несут, и ты берёшь второй стакан, и вдруг ловишь на себе взгляд какой-то незнакомки, которая тоже пьёт пиво одна. И создаётся ложное ощущение, что всё в твоей жизни ещё может измениться в лучшую сторону, и что деньги есть, и внешность для сорока лет вполне так ничего, особенно если бросить пить пиво и немного покачаться, и здоровье ещё позволяет ощутить полноту жизни. Но тут к незнакомке подсаживается какой-то пузатый бобик, и она почему-то этому факту начинается дико радоваться. Или это вовсе была не незнакомка, а так – мираж, видение, отблеск фары в дрожащей енисейской воде? И ты в который раз съедаешь свой шашлык в одиночестве, и уже становится прохладно и малолюдно, а самое главное – понятно, что пора домой, потому что завтра в восемь надо быть на работе. Ты берёшь такси, выходишь за сто метров до своего подъезда, заходишь в знакомый круглосуточный магазинчик и берёшь напоследок ещё бутылку «Девятки», хотя понимаешь, что это уже – точно лишнее, и завтра с утра будет тяжело просыпаться и на ватных ногах плестись на работу. Но какое имеет значение понятие «Завтра», если на душе погано именно сейчас. Если до боли не хочется отпускать от себя очередное воскресенье, так и не принёсшее ничего, кроме разочарования.

– Я в этом районе не местный. Это ты в каждом номере была. Знаю пару приличных заведений, но все они на том берегу. Хочешь – поехали в… ну скажем…

Когда женщина плачет, я не могу её убить. Рука не поднимается. А вот как перестанет – пожалуйста. Вот и теперь я совершенно честно взялся перебирать в голове список не самых дорогих забегаловок.

– Мы пойдём в «Розу ветров»! – перебила она мои измышления. – Тут недалеко. Я там бываю по воскресеньям. Там хороший зелёный чай. Настоящий китайский. И вообще чайная карта богатая и официантки разъёбистые. Терпеть не могу тормозов! С сегодняшнего дня я пью один чай! Вчера посмотрела на себя со стороны. На тех твоих снимках. Кошмар! Корова натуральная! Больше в жизни не съем ни одного мороженого! Бегать буду по утрам!

Тут до меня долетели алкогольные испарения, и я понял, что моя подруга изрядно навеселе. Хотя выражение «навеселе» вряд ли подходит к рыдающей на скамейке даме юных тридцати двух годиков.

– В розу так в розу! – согласился я. – Кстати, а где твой самосёр?

Шутить с женщинами вообще опасно. Их юмор кардинально отличается от мужского. Нехватка эрудиции с лихвой компенсируется избытком эмоций, поэтому прежде чем процитировать даме, к примеру:

 
 Не всё так плохо в этом мире,
 Хотя и грош ему цена,
 Покуда есть на свете гири
 И виден уровень говна!
 

– Не забудьте невзначай добавить, что это написал Галич о ленинградской канализации.

И тогда она спокойно кивнёт: мол – а я это давно знала! И не станет весь вечер прищуривать лобик, бросать на вас подозрительные взгляды, оглядывать свою юбку и думать – на что это он, охальник, тут намекнул? Шутить же с плачущими, а, значит, неподготовленными к юмору женщинами – опасно вдвойне. Мне следовало бы об этом помнить!

Б-52 секунду думала над «самосёром», потом вдруг подскочила и заорала мне в макушку:

– Не смей так называть мою собаку! Не смей! Не смей!

Я успел отпрыгнуть в сторону, поэтому её кулак лишь шаркнул мне по плечу. Я приготовился дорого отдать свою жизнь и встал в боевую стойку, набычив голову и прикрыв правым кулаком челюсть, но тут силы покинули истеричку и она шлёпнулась на скамейку так, что ближайшая сейсмостанция в подвале СНИИГГиМСа на проспекте Мира, думаю, зафиксировала толчок силой в два с половиной балла.

Истерички способны на многое. Выпившие истерички способны на всё. Я это знал по своей Б-3, то есть первой жене. Первые пять лет совместной жизни, когда она выпивала – а это случалось редко, только по праздникам, – мне нравилась её томность и неспособность к какому-либо сопротивлению. После третьего бокала вина она была согласна на всё и везде. Это заводило и разнообразило. Со временем мы с Б-3 стали подкрашивать алкоголем нашу совместную жизнь всё чаще. Душа хотела праздника, поэтому в праздник превращалась любая подходящая суббота. Это уже не так нравилось, но вошло в привычку. По первости праздника хотела только моя душа, а её – лишь слегка присоединялась, но спустя какое-то время я с ужасом понял, что бутылку «Портвейна» мы уже честно делим пополам и пьём зараз по полстакана без закуски. Когда она однажды закатила пьяную истерику по поводу того, что праворукие боксёры не могут отправить соперника в нокаут ударом левой – я понял, что с алкоголем пора заканчивать. Видимо, спокойная семейная жизнь – не для меня. Спокойствие вкупе с наличием достаточного количества денег для нас с женой обернулось пьянками, доходившими до ругани, а позже – и до мордобоя. Праздник затянулся. После очередного такого брудершафта она подала на меня в суд. Дело ничем не закончилось, но это стало последней каплей, и мы развелись. Свою трёхкомнатную квартиру я оставил ей с детьми. Взамен она со своей матерью насобирали мне приличную сумму денег. Я добавил сколько не хватало и купил себе гостинку в новом кирпичном доме. И почти в сорок лет начал жить заново, имея лишь одеяло, чайник, фотоаппарат и ноутбук. Дочери остались с матерью, друзья в большинстве поразъехались кто – за границу, кто – на севера, а один даже внезапно помер. Я долго и мучительно привыкал к одиночеству. Через неудачные попытки жениться, влюбиться, спиться, вернуться обратно в семью и повеситься. Но привык – таки, и отвыкнуть обратно уже вряд ли смогу. Слишком дорогим оказался курс немолодого бойца. С тех пор я знаю, что спокойная семейная жизнь для меня равносильна самоубийству и что мне нужно состояние вечного гона, чтобы держать себя в узде. Видимо, это тот самый ветер, против которого лично мне ссать бесполезно. Мой идеал – это волк, которого кормят только ноги и который умирает на бегу. Отсутствие денег – лучший способ бросить пить и похудеть! Спокойствие духа и гарантия безопасности во все времена были только в нищете! А поскольку я переехал в новую пустую квартиру, то денег на алкоголь, естественно, не было: мне пришлось начинать с голых стен, на которых не стояло даже приборов отопления и дверей в туалет! И пить я почти бросил. Но с тех пор опасаюсь истеричных выпивших женщин, тем более таких габаритов.

* * *

Немного потрясся загривком, рыжая подняла голову, достала косметичку и стала приводить себя в порядок. Работы в этом плане оказалось навалом, и у меня ноги затекли стоять. Сесть рядом я не рискнул, хотя и руки от челюсти убрал за спину.

– Я так и знала, что тебе за восемьдесят! – внезапно громко проговорила она непонятно в связи с чем, решительно встала и добавила: – Ну! Мы в «Розу» идём или нет?

До кафе мы дошли молча. Спустившись по ступенькам в полуподвал, она уверенно повела меня вглубь полумрака. Мы уселись в самом углу, огороженные от людей высокими спинками мягких диванов. Работал кондиционер, из динамиков негромко играл джаз. Атмосфера располагала к блядству, а мне хотелось лишь выпить чаю после уличной жары. Старею! Мы пришли сюда явно неспроста, а я вновь изображал полное непонимание женских флюидов.

Рыжая пошарила глазами по столу и сказала:

– Странно! Куда звоночки-то делись? Орать им каждый раз теперь что ли?

Подошедшая через минуту официантка объяснила, что звоночки убрали по приказу директора и она очень извиняется за причинённые этим неудобства.