Текст книги "Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора"

Появившиеся в это время воины королевской стражи погрузили несчастного на невесть откуда взявшиеся носилки и направились в сторону дворца.

Маленькая собачонка подбежала к рассыпанным по земле продуктам, выбрала среди множества еды круг вяленой колбасы и с ним в зубах исчезла за углом ближайшего дома. Черный пес подхватил огромный окорок и поспешил за своим товарищем. Бродячие собаки пытались последовать их примеру, но были безжалостно побиты и разогнаны иерусалимскими бродягами. Они сгрузили в корзины неожиданную добычу и убежали искать укромное место, чтобы устроить пир.

Тем временем Ираклий очнулся и начал ворочаться на носилках, причиняя своими движениями неудобство стражникам.

– Лежи спокойно, добрый друг, – попытался успокоить армянина старший над воинами. – О тебе позаботится королевский лекарь.

Ираклий пошевелил ногами и произнес:

– Я здоров. Опустите меня на землю.

Для убедительности он спустил ногу с носилок и попытался нащупать ею дорогу. Стражник, несший носилки ссади, посмотрел по сторонам и со всего маху ударил ногой по искусанному месту ноги Ираклия со словами:

– Да лежи ты спокойно, откормленный боров!

– А-а-а… – застонал армянин.

– Вот видишь, – невозмутимо произнес старший, – тебе больно, и нужен хороший врач. А говоришь здоров…

– Отпустите меня. Или отнесите в дом братьев-госпитальеров. У них есть хорошие врачи, – взмолился Ираклий.

– Вот мерзавец, хочет сказать, что королевский лекарь ни на что не годен, – тут уж разозлился стражник. С последними словами он врезал кулаком по бороде Ираклия и предупредил: – Еще одно слово услышу – сломаю челюсть.

Рыцарь немного лукавил: пленник был им нужен со здоровой челюстью и неутраченной способностью вести беседу. Однако угроза возымела действие: он больше не пытался выбирать лекаря и спускаться с носилок на землю.

Когда не хватает бедности

Павел прежде стражников достиг казармы тамплиеров и предупредил Великого магистра, что похититель хитона Спасителя у них в руках. Ираклия благополучно внесли за ограду королевской резиденции и доставили в дом рыцарей Храма. На пороге пленника с конвоем встречал Гуго де Пейн.

И тут случилась досадная заминка, внесшая некоторые изменения в замыслы де Пейна. На пути небольшой кавалькады оказались граф Гуго Шампанский и сенешаль ордена – Робер де Краон. Хотя граф находился теперь в подчинении Великого магистра, но христианское смирение еще не овладело полностью его душой. Замашки властителя Шампани иногда заставляли графа смотреть на Гуго де Пейна, как на прежнего вассала.

– Почтенный магистр, что значит ношение этого большого человека? И почему братья-тамплиеры в наряде королевских стражников?

Дорого было каждое мгновение, и Гуго де Пейн попытался отложить объяснение на более подходящее время:

– Прости, любезный граф, я спешу. Но через несколько дней я объясню и появление этого человека, и многое другое.

– Хотелось бы именно сейчас услышать то, что ты предназначаешь для наших ушей через несколько дней, – поддержал графа Шампанского Робер де Краон. – Ведь мы потеряли величайшую реликвию и хотим знать: делает ли что-нибудь Великий магистр для ее возвращения.

– Именно этим и занимаюсь. В носилках человек, который похитил хитон Спасителя. Счет идет на каждое мгновение в деле, которое мы замыслили с Павлом, – произнес магистр и, видя, что знатные тамплиеры вовсе не собираются уступать дорогу в тесном коридоре, добавил: – Прошу вас вспомнить, братья, что при вступлении в орден вы дали обет повиновения.

– Это неправильно, Великий магистр. Важнейшие вопросы ты решаешь с иудеем, а не на совете, как положено по уставу ордена Храма, – и не думал сдаваться граф Шампанский. – Мы не должны повиноваться обстоятельствам, неизвестности, злым силам. Все должно решаться сообща.

– Если мы хотим возвратить хитон, все должно происходить не только скоро, но и в строжайшей тайне. Если до врага дойдет известие, что похититель одежды пленен, хитон будет спрятан в одном из замков Палестины и его никогда не удастся отыскать, – высказал еще один аргумент Гуго де Пейн.

– Уж не хочешь ли ты сказать, Великий магистр, что предатель может оказаться среди братьев-рыцарей, призванных управлять орденом?! – возмутился Робер де Краон.

Любопытство настолько овладело рыцарями, что бессильными были самые убедительные и разумные доводы. Гуго Шампанский распорядился, словно он здесь был главный:

– Робер де Краон, немедля собери совет из тех, кто обязан на нем присутствовать и кто сейчас находится в доме.

Сенешаль, призванный замещать магистра в его отсутствие, почему-то не принял во внимание, что магистр находится здесь же и распоряжения графа Шампанского Гуго де Пейну совсем не по душе. Де Краон отдал приказ оруженосцу как можно скорее собрать членов совета.

– Что же вы стоите?! – набросился граф Шампанский на стражников, изнемогающих под тяжестью груза на носилках. – Разве не слышали, что у нас с Великим магистром мало времени? Тащите пленника в зал, где собирается совет. Вот посмотрите: командор Иерусалима и смотритель одежд уже направились туда. Вы хотите, чтобы этого ничтожного человека ждали первые лица ордена?!

– Лекаря сюда! – приказал Гуго де Пейн, бросив взгляд на окровавленные ноги пленника. Все остальное в доме тамплиеров шло независимо от его воли и желания. Магистру оставалось только переждать время, нужное для удовлетворения любопытства некоторых знатных братьев, а потом снова действовать.

Перепуганный слуга рыцаря-госпитальера сидел посреди зала главной резиденции ордена Храма. Лекарь здесь же омыл ему раны с отметинами клыков, наложил мазь и перемотал льняной тканью. Знатные бароны и рыцари, среди которых находился и граф Гуго Шампанский, устремили суровые взоры на недавнего разорившегося крестьянина, ставшего столь же неудачливым вором.

Великому магистру пришлось кратко изложить обстоятельства поимки этого преступника. Он скрыл все что возможно. И даже участие Абрама с его умными собаками. Из рассказа де Пейна вышло, что некие бродячие собаки покусали армянина, а приблизившиеся воины обнаружили, что у него на плаще заплатка той же формы, как и лоскут, оставшийся на дверях кельи магистра. Братья сделали вид, что поверили своему магистру, а Ираклий весь затрясся; он узрел кару небесную в том, что на рынке на него напали собаки.

– Да неужели тебе не заплатили достойно за похищение самой ценной на земле вещи, что ты, несчастный, так и остался в рваном плаще? – удивился Гуго Шампанский.

– На новый плащ денег доставало, да жалко стало этот выбросить. Он почти новый, только выдали мне… всего-то одну заплатку пришить, – признался слуга госпитальеров.

Нашитый на дырку лоскуток был темно-коричневого цвета и выделялся на плаще издалека. (Напрасно нищий, обнаруживший похитителя хитона, хвастался своим зрением – несоответствие заплатки и плаща заметил даже маршал, после удара по голове под Дамаском переставший отличать буквы в книгах одну от другой.)

– Вот тебе еще одна заплатка, – протянул граф оторванный кусок, – будет про запас.

– Благодарствую, добрый человек, – с поклоном принял лоскуток слуга и приложил к плащу. – Да она подходит по цвету!

– Ну и дурак! – произнес один из рыцарей, наклонившись к соседу. – Такого стоит пожалеть. Боюсь, я не смогу подать голос за его смерть.

– Едва ли он тот, за кого пытается выдать себя, – засомневался собеседник. – Дурака бы не послали добывать такую ценность. Видимо, он хорошо умеет воздействовать на людей, коль вызвал твою жалость, едва открыв рот.

– Признаешь ли ты, несчастный, что похитил хитон Спасителя, который принадлежит братьям ордена Храма?! – грозно спросил армянина Гуго де Пейн.

– Признаю. – Ираклий счел за лучшее не злить храмовников, и без того готовых, словно черный пес, разорвать его на части. – В свое оправдание только скажу: я не знал, что хитон принадлежал Спасителю. Я не посмел бы к нему даже прикоснуться, если б знал, что одежда укрывала Его земное тело.

– Кто тебя послал совершить преступление?

– Маршал госпитальеров. Он сказал, что нужно только взять одежду из сундука, и начертил на песке расположение этой комнаты в вашем доме. Он сказал, что в доме никого не будет, нужно войти в комнату, сломать замок на сундуке, достать из него одежду и уйти. Так все и вышло.

– Несчастный, своим признанием ты заслужил легкую смерть, – сокрушенно промолвил граф Шампанский. – А следовало бы переломать тебе все кости, содрать с живого кожу, прежде чем скормить твою поганую плоть собакам. Внешний облик этого человека говорит о том, что он мог бы долго мучиться, прежде чем встретит смерть.

– Погоди, брат Гуго, – остановил кровожадные мечты графа Великий магистр. – Мне кажется, Ираклий твердо стал на путь исправления. И главная вина ложится не на него, а на маршала госпитальеров. Думаю, мы могли бы сохранить ему жизнь, если Ираклий исправит свою ошибку и вернет хитон.

– Хм… – размышлял Гуго Шампанский. – Я бы не стал ему верить. Но если магистр решил дать ему шанс спасти грешную душу, то я не буду настаивать на казни.

– Я сделаю все, что скажете, – взмолился армянин. Он был готов пообещать все что угодно, лишь бы живым выбраться из этого зала, где каждая пара глаз метала молнии, лишь по случайности не превратившие его в пепел.

– Помни, – пригрозил бывший владыка Шампани, – обмануть нас невозможно. Сто переодетых братьев-тамплиеров теперь окружают жилище госпитальеров со всех сторон. Уйти не удастся никому. Если сегодня ночью ты не вернешь хитон, то умрешь самой страшной смертью.

Подождав, когда граф закончит с угрозами, Гуго де Пейн начал разбираться с тем, как помочь запуганному армянину украсть хитон второй раз.

– Ираклий, тебе известно, где находится одеяние Спасителя?

– Скорее всего, в комнате маршала. Он хотел передать хитон магистру, но тот отказался даже прикоснуться к одеянию Спасителя, когда узнал, что хитон украден.

– Вот ведь… Даже не ожидал встретить среди госпитальеров благородных людей. – Граф немного поостыл после слов Ираклия, а ведь еще недавно он грозился перебить членов братского ордена.

А тем временем Гуго де Пейн, переговоривший накануне с Павлом, начал излагать свой план возвращения хитона, в котором главным действующим лицом по-прежнему оставался недавний его вор.

– Ты вернешься к госпитальерам, как и положено, с корзинами, полными продуктов, – поборов свою ненависть и презрение, магистр начал разговаривать с Ираклием, как с ближним.

– Но как я объясню все, что со мной произошло на рынке. Несомненно, слухи о моих несчастиях дошли до госпитальеров. И мои корзины остались там…

– Почти весь твой рассказ должен быть правдивым, – предупредил Гуго де Пейн. – Итак, на рынке на тебя напали бродячие собаки, учуяв мясо и колбасу в корзинах. Тебе искусали ноги, повалили наземь, от боли и страха ты потерял сознание. Правильно я рассказываю?

– Так все и было, – кивнул головой армянин.

– Пока ты лежал без сознания, продукты растащили бродяги. Тебя же подобрала королевская стража и в бессознательном состоянии отнесла во дворец нашего государя. Это видели все. Далее не надо упоминать, что ты попал к нам, а скажешь, что тебя принесли в комнату для слуг в королевском дворце. В скором времени ты действительно там окажешься. Твои раны осмотрит королевский лекарь и сделает все для скорейшего их заживления. Затем король, узнав, что с тобой приключилась беда на рынке, прикажет выдать продукты взамен утерянных, а королевский виночерпий пожалует для доблестных госпитальеров несколько кувшинов превосходного вина.

– Но как я проникну в комнату маршала и возьму хитон, если маршал будет в комнате, а стража стоит подле ее дверей и днем и ночью – в отличие от вас госпитальеры заботятся о своих ценностях.

Магистр недовольно поморщился:

– Вот порошок из сушеных трав, он совершенно безвреден. Его нужно подмешать в еду во время последнего обеда. Вкусивший приправленное этим порошком блюдо спустя два часа впадает в глубокий беспробудный сон. Ведь ты помогаешь на кухне, а маршал и стражники – тоже живые люди, и им требуется пища.

– Сегодня же ночью я попробую осуществить все это, – твердым решительным голосом произнес Ираклий.

– Буду рад, если у тебя все получится, – с надеждой произнес магистр. – Мы сделали все, чтобы помочь тебе исправить твою же ошибку. Если мы не увидим хитона к завтрашнему утру – придется тебя предать жестокой смерти. Погибнет и много братьев-госпитальеров. От тебя зависит, какой будет цена справедливости. Если же у тебя все получится, то награда будет немалой. Мы с братьями, – магистр обернулся к участникам совета, – позволим опустить твою не маленькую руку в сундук с нашей казной и взять столько золота, сколько поместится в твоей горсти.

Никто на совете не стал возражать против плана Гуго де Пейна. Граф Шампанский также его одобрил, и виновато опустивши голову, первым поспешил покинуть совет.

В эту ночь Гуго де Пейн, похоже, не собирался ложиться спать. Уединившись после вечерней молитвы в своей келье, он, наверное, в тысячный раз измерил шагами расстояние от стены до двери. Около полуночи в комнату Великого магистра вошел стражник и положил на стол сверток.

– Это тебе просил передать тот большой человек, которого днем доставили на носилках.

– Где же он сам? У входа?

– Человек отдал мне сверток и растворился во тьме, – и, вспомнив, стражник добавил: – Но прежде чем уйти, сказал, что самой большой благодарностью будет прощение Всевышнего, которое он надеется вымолить. И велел поблагодарить за то, что ты простил его грех.

Из Европы прибыл очередной корабль с пожертвованиями мирян и доходами братьев-тамплиеров из западных стран – значительная часть их также отправлялась в Палестину. До поздней ночи Гуго де Пейн и Робер де Краон считали деньги, но закончить это дело не было возможности и до утра.

Магистр с презрением бросил очередную горсть золота обратно в сундук. Он поднес ладони к лицу и закрыл глаза.

– Что с тобой, Гуго? – участливо спросил брат. – Устал? Болит голова?

– Душа болит, – признался магистр.

– Да разве есть для этого причина? – изумился де Краон. – Деньги из Европы идут нескончаемым потоком, на Святой земле возводятся замки, наши победы приносят славу ордену, число братьев растет, все люди, связавшие себя с орденом Храма, не знают нужды ни в чем…

– Вот это меня более всего и волнует. Да разве может слуга Господа питаться лучше, чем барон или граф? У нас за обеденным столом монах долго мучается, прежде чем сделать выбор между говядиной, бараниной и птицей. Наши повара переняли у сарацинов привычку сдабривать блюда различными соусами, для наших рыцарей на рынке выискиваются белый и черный перец, имбирь, корица. Вино мы также привыкли пить сдобренное восточными пряностями. Разве так могут жить те, кто отказался от мира и принял Крест?!

– Но ведь у наших братьев не так уж много радостей в этой жизни. Как ты сам изволил заметить, они приняли обет слуги Божьего; а это значит, отказались от всего, чем дорожит обычный человек: жены, детей, отца, матери, братьев, сестер. Они с мечом в руках защищают святыни и христианских паломников от неверных и грабителей. Разве не заслужил человек, который может умереть в любое мгновенье, небольшую радость в еде? А хорошая пища им нужна не для удовольствия, не для чревоугодия, но чтобы рука не ослабла, подняв меч за праведное дело.

Когда дружили с врагами

Гуго де Пейн любил просто так бродить по Иерусалиму; город, по которому ходил Спаситель, словно дышал далекими необыкновенными событиями. Великого магистра необъяснимо также влекли вещи, оставленные на земле людьми, покинувшими ее несколько столетий назад – пусть даже эти люди не совершили ничего необычного в своей далекой жизни. Даже каменный порог, отполированный сотнями тысяч ног и протертая босыми ногами или простыми сандалиями выемка на середине камня, удостаивались его восхищенного взгляда.

Однажды на стене древнего каменного дома, покрытого мхом, он узрел старый франкский крест. Де Пейн начал внимательно рассматривать камни и отыскал еще один крест на стене этого дома и точно такие же знаки на соседних. Гораздо больше осталось раздробленных вмятин на камнях, некоторые черты которых свидетельствовали, что ранее на этом месте находились христианские символы.

Любознательность заставила магистра открыть дверь, и сразу же он столкнулся с иудеем, спешившим на улицу.

– Подожди-ка, добрый человек, – вложив в голос всю свою любезность, обратился к нему де Пейн.

Иудей посмотрел на рыцаря с крестом и, хотя он спешил, но пренебречь обращением воина-монаха не смог:

– Буду рад помочь доблестному рыцарю Храма, если в моих силах, – ответил иудей.

– Не расскажешь ли ты мне, откуда на доме, из которого ты выходишь, старые франкские кресты.

– Могу только сказать, что этот дом несколько столетий назад принадлежал христианам. И еще, я знаю ученого иудея, который может поведать об этих домах многое. Ты нашел их случайно, а Понтий знал о том, что они существовали, и отыскал их не далее как позавчера. Надо было видеть, как седой старик прыгал от радости, словно ребенок, когда обнаружил, что дома великолепно сохранились.

– Что ты еще знаешь об ученом иудее, который был здесь позавчера? – спросил Гуго де Пейн.

– Он рассказывал, что долго жил в Риме, а теперь вернулся на родину предков, чтобы остаться здесь навсегда. Его домик недалеко от королевского дворца. Если пожелаешь, доблестный рыцарь, я могу проводить до жилища ученого иудея.

– Благодарю, добрый человек, – не сдержал улыбки магистр, – я знаю, о ком идет речь.

Гуго де Пейн решил прямо сегодня, после традиционного совместного обеда братьев-тамплиеров, отправиться к своему другу. Ему повезло больше: оказалось, что иудей весь этот день посвятил работе в богатейшей орденской библиотеке. Едва их взгляды встретились, магистр понял, что Понтию не терпится поделиться своим открытием:

– Ты не представляешь, что я на днях обнаружил.

– Немного представляю: ты хочешь рассказать мне о домах со старыми франкскими крестами, большую часть которых пытались уничтожить сарацины.

– Верно… Только им не удалось отыскать все кресты, потому что камни покрылись мхом, который и скрыл христианский символ. Но как ты узнал об этих зданиях?

– Я нашел их случайно, – признался де Пейн. – Попытался выведать у жившего там человека больше, чем увидели глаза, но меня для расспросов отправили к ученому иудею по имени Понтий.

– Так ты не знаешь, что это за дома? Кто их построил?

– Не имею ни малейшего представления, но есть огромное желание узнать о них хоть что-нибудь. Надеюсь, ты успокоишь мое любопытство.

– Попытаюсь, – начал свой рассказ Понтий. – В библиотеке рыцарей Храма я нашел несколько книг, где упоминаются найденные тобой строения. Триста пятьдесят лет назад они были гостеприимными домами. И останавливались в них…

– …судя по крестам, пилигримы Запада, – догадался Гуго де Пейн.

– Да. Более трехсот лет назад король франков и халиф мусульман были в хороших отношениях, и христиане Запада получили доступ к святыням Палестины без кровопролития и многих лишений. Добрая традиция не исчезла с их смертью без следа. – Понтий отыскал нужный свиток и продолжил: – Вот, например, описывает плоды дружбы властителя франков и Харун ар-Рашида франкский монах Бернард, посетивший Иерусалим спустя пятьдесят четыре года после смерти Карла Великого: «Из Эммауса мы прибыли в святой город Иерусалим и были приняты в гостинице славнейшего императора Карла, где принимаются все паломники, говорящие на романском языке. К ней прилегает церковь Святой Марии, имеющая превосходную библиотеку, созданную усердием императора; церкви принадлежат 12 домов, пашни, виноградники и сад в Иосафатовой долине. Перед самой гостиницей была торговая площадь, на которой каждый торговец платит два золотых в год управляющему гостиницей».

– Да это целый город франков в Иерусалиме мусульманском! Боюсь, мы, принявшие крест, открыли для пилигримов не больше странноприимных домов, чем их существовало во времена Карла Великого.

– Не менее любопытно началась дружба короля франков и халифа, – Понтий желал поделиться с магистром сведениями, добытыми в его же библиотеке. – Карл Великий и Харун ар-Рашид обменялись посольствами; в числе подарков с Востока король получил слоновий рог, инкрустированный золотом и серебром. Но не тонкая работа ювелира более всего удивила Карла. Он пожелал иметь само животное, от которого был взят рог. И вот, в 797 г. ко двору халифа багдадского отправляются послы: Лантфрид, Сигизмунд и еврей Исаак. Им было поручено доставить Карлу Великому слона.

– Слон не сокол, – посочувствовал послам Карла Гуго де Пейн, – его на коне не увезешь. Представляю, сколько им понадобилось сил и времени, чтобы переправить огромное животное из Багдада ко двору Карла.

– Ты верно заметил, Гуго. Это посольство затянулось на долгие годы. Но пока длилась эпопея со слоном, между Западом и Востоком завязались отношения, коих ранее не было. В 799 г. к франкскому королю явился монах из Иерусалима и передал Карлу Великому благословение тамошнего патриарха, а также частицу Животворящего креста и другие святые реликвии. Вместе с этим монахом в Иерусалим отправился священник Карла – Захарий – с крупной суммой денег и подарками для Святой земли.

Забота Карла Великого об Иерусалиме была замечена багдадским халифом. Чтобы сделать приятное владыке Запада, Харун ар-Рашид в 800 г. отправил Карлу необычный подарок: ключи от Храма Гроба Господнего, а также знамя Иерусалима.

– Не означает ли это, что халиф подарил королю франков Иерусалим? – не удержался тамплиер.

– Не совсем. Это у вас, рыцарей, поднесенные на блюде ключи от города и знамя означают сдачу. Наместник Мухаммеда своим подарком разрешил Карлу Великому покровительствовать Иерусалиму и его святыням, защищать пилигримов, строить для них странноприимные дома, больницы и храмы.

– А слона-то Карл Великий заполучил?

– Разве этот человек мог чего-то пожелать и не обрести? Впрочем, на исполнение этой мечты великого франка потребовалось несколько лет. Уже после того, как на Карла Великого Папа Римский надел императорскую корону, весной 801 г. пришло известие от его посла Исаака. Оказывается, спутники еврея – Лантфрид и Сигизмунд – умерли в пути. Сам же Исаак вместе со слоном застрял в Африке. Он достиг места, где когда-то стоял злейший враг Рима – Карфаген, осталось только переправиться через море и вручить императору подарок. Однако халиф, по своей щедрости, передал послам самого большого слона, и в порту не нашлось судна, способного взять на борт подарок. Карл Великий отправил в Африку нужный корабль, и, наконец, 20 июля 802 г. в Ахене император смог принять дар халифа.

С тех пор слон участвовал во многих походах императора. В 810 г. Карл Великий направился против фризов. Он перешел Рейн и оказался в местности, на которой бушевала эпидемия болезни среди скота. Любимец императора заразился ею и, к всеобщей печали, испустил дух. О нем Карлу напоминали только шахматы, подаренные также халифом, а точнее, фигурки слонов. Не в силах спокойно смотреть на копии своего любимца, император подарил их аббатству Сен-Дени.

– Удивительно, как смогли христианин и мусульманин стать добрыми друзьями! – не удержался Гуго де Пейн.

– Умные люди всегда смогут договориться; им не может помешать разность веры, различный цвет кожи и глаз, иной язык. Карл Великий и Харун ар-Рашид – светила первой величины, потому что они стали выше самой опасной болезни властителей – непомерного честолюбия. Редкий удачливый царь без ненависти может смотреть на повелителя, равного ему по могуществу.

– В твоих словах много уважения к правителям, не имеющим отношения к твоему народу, – заметил магистр.

– Любой человек, совершающий великие поступки, внушает уважение, и только презрение может вызывать человек, обсуждающий чужие промахи, но не попытавшийся ничего совершить в своей жизни. А уж тем более достойны вечной памяти люди, многое сделавшие для того, чтобы перестала литься кровь на Святой земле. Хотя… – задумался на мгновение Понтий, – возможно и более простое объяснение этой необычной дружбы.

– Было бы любопытно и его послушать. – Великие события, затерявшиеся в толще прошлых столетий, не переставали интриговать Гуго де Пейна.

– Интересы самых двух самых могущественных людей на земле удивительным образом совпали. У халифа было два опасных врага: испанские арабы – единственные из мусульманских народов, отказавшиеся признать его верховенство и византийские императоры, с которыми подданные Харуна ар-Рашида вели в то время непрерывную войну. Испанские арабы угрожали империи Карла Великого, а с Византией у короля франков тянулся долгий спор из-за владений в Италии, Истрии, Далмации. Императорская корона, возложенная на голову Карла Великого в 800 г. от Рождества Христова, превратила его в злейшего врага Константинополя. Византийские владыки полагали, что в мире должен быть лишь один император и его трону место непременно в Константинополе, а более нигде.

– Странно… Император франков дружит с халифом мусульман и враждует с императором ромеев, и эта несуразность не вызывает у меня возмущения, – поделился своими чувствами де Пейн.

– А я не вижу в том странности, – признался Понтий.

Тамплиеры приложили все силы, чтобы сохранить в тайне пропажу и возвращение хитона; даже госпитальерам не было предъявлено никаких претензий. Таинственного перемещения реликвии словно не происходило, о нем напоминали только уменьшившиеся сокровищницы обоих орденов, ибо деньги истратились немалые. Впрочем, тамплиеры свою убыль скоро восполнили, и теперь только заботы о дальнейшей сохранности хитона занимала мысли де Пейна.

На совете тамплиеров было решено, что только трем лицам будет известно место хранения хитона – великому магистру, маршалу и сенешалю. А уж потом, когда совет разошелся, эти трое долго ломали головы, как сохранить реликвию. Решили, по принципу: если стрела не попадает в одно место дважды, то далеко уходить от прежнего места хранения нет смысла. Напротив кельи Великого магистра имелась комнатка без окон – лишь с маленькой дверью. Здесь Гуго де Пейн держал свое личное имущество, положенное ему уставом; не слишком ценное, чтобы на него позарился вор. А чтобы исключить всякий соблазн, подле двери магистра установили круглосуточный пост. Стража, сменяемая каждые два часа, стояла спиной к келье Великого магистра, лицом к месту хранения хитона. Воины даже не предполагали, что они в действительности охраняют, но получили строгое указание: под страхом смерти не покидать свой пост, даже если Иерусалим окажется во власти врагов.

Только Гуго де Пейн, произведя сии сложности, обрел спокойствие, как его смутил явившийся священник. Он был представлен, как отец Иннокентий из церкви Пресвятой Девы. Церковного служителя сопровождал древний старец, с лицом, прорезанным столь глубокими бороздами морщин, что иной вражеский меч оставляет на теле менее глубокий след. Старец оказался аббатом монастыря Святой Марии Латинской.

После приветствий отец Иннокентий перешел к просьбе:

– Доблестный Великий магистр, в ближайший воскресный день наш храм празднует юбилей. Хотелось бы…

– Юбилей? – настолько удивился де Пейн, что не совсем вежливо перебил речь гостя. – Не далее как тридцать лет назад христиане отняли Святую землю у неверных. Так сколько же лет церкви Пресвятой Девы?

– Пятьдесят.

– Ты хочешь сказать, что она была воздвигнута при владычестве халифов, а не возведена в христианское время и не переделана из мечети, как некоторые наши церкви?

– Храм построен купцами италийского города Амальфи с разрешения халифа, – пояснил отец Иннокентий. – А подле него возвели два монастыря: мужской – Святой Марии Латинской – его настоятель отец Жерар пред тобою; и женский – Святой Магдалины Латинской – его основательницу, прибывшую из Рима, благородную Агнессу Господь призвал к себе два года назад. А рядом с ними был построен гостеприимный дом Святого Иоанна Крестителя, в котором останавливается и теперь множество пилигримов. В мусульманские времена он принимал еще больше народа, чем сегодня.

– Не думал, что до появления Иерусалимского королевства на Святой земле была столь пространная христианская жизнь.

– Так вот… мы с аббатом Жераром приглашаем тебя на богослужение по случаю юбилея нашего храма, – вернулся отец Иннокентий к цели визита.

– Я благодарен вам за приглашение. Обязательно приду, если не случится в это время нападения мусульман, – пообещал Гуго де Пейн. – Только у меня условие, я хочу молиться среди твоих прихожан, а не подле тебя – на алтаре.

– Это желание доброго христианина, и мы не в праве его нарушить, хотя и ожидали тебя видеть почетным гостем, – признался настоятель храма. – Но одной милости мы от тебя ждем.

– Какой же? – насторожился магистр.

– Мы просим, чтобы на празднестве присутствовал хитон Спасителя, – неуверенно промолвил гость.

– И вы о нем знаете?! – удивился магистр. – Откуда?!

– Господу стало угодно, чтобы нам стало известно сие таинство, – уклончиво ответил священник, и в следующий миг ему показалась, что просьба будет отвергнута. Потому он заранее начал сдержанно, как мог себе позволить, возмущаться. – Но ведь не для одного Гуго де Пейна сохранилась эта святыня? Разве мы не можем оказаться хотя бы вблизи одежды, которая была на плечах Спасителя.

Магистр не стал более выяснять, откуда священнику известно о реликвии, принадлежавшей рыцарям Храма. Он предположил, что здесь имеет место тайна исповеди, а потому правдивый ответ невозможен. Де Пейн был бы рад исполнить просьбу этих служителей Господа, но…

– Видишь ли, отец Иннокентий, недавно с хитоном произошло печальное событие, и мы едва не потеряли реликвию, – честно признался в своих опасениях Великий магистр. – Слишком много вокруг людей, лишенных страха Божьего, чтобы представлять хитон всеобщему обозрению.

– Мы не просим выставлять его на алтаре. Пусть хитон придет на праздник нашего храма инкогнито, а мы с аббатом Жераром ни словом не обмолвимся об этом величайшем событии, – предложил Иннокентий.

Гуго де Пейну ничего не осталось, как только согласиться, и он сделал это с искренним удовольствием, к радости своих неожиданных гостей.

Напоследок магистр задал вопрос аббату Жерару:

– Почтенный аббат, позволь спросить, сколько тебе лет?

– Мой столетний юбилей был два года назад.

– Любопытно, как тебе удалось дожить до возраста, которого получается достигнуть, лишь сложив жизни двух или даже трех человек. – И вспомнив о хранителе книг, магистр добавил: – Причем ты не первый монах в этом неспокойном краю, лета которого меня несказанно удивили.