Текст книги "Возвращения к любви"

Все! Хватит! Никаких с ним новых встреч! Пусть все идет по накатанной, за последние долгие годы без него, колее.

А Григорий и не собирался ехать сюда. Он понимал, что, появившись снова на ее пути, он не только себе делает больно, но и ей причиняет боль. Но он приехал. Григорий почти час метался у того, ставшего огромной частью его жизни магазина, но не дождался ее, он не встретил ее, он даже не увидел ее. Уехал, но не оставил надежды найти ее именно сегодня.

Вот он, вот он до боли знакомый дом. Ее дом. Вот ее подъезд. Е-мое, номер квартиры? Какой же номер квартиры у нее? У него всегда была плохая память на цифры. Но не в этом случае. Эту цифру он просто не мог забыть!!! Не мог! Правда, второй дом в их жизни, немного затмил память об этом, но все равно, он не должен был забыть номера ее квартиры!

Да!!!

Есть!!!

Он набрал на домофоне нужную комбинацию цифр, пошел вызов…

Никто на вызов не ответил.

– Парень! Молодой человек!

– Да!

Шедший в этот подъезд парень остановился, посмотрел на Григория.

– Я Вас слушаю.

– Здесь девчонка жила. Ну, такая, невысокого роста, очень красивая, с темными волосами и глазами…

– Инна?

– Да, да Инна!

– Так она давно здесь не живет. Встречал я ее пару раз, приезжала, но видимо так, вроде как с инспекцией квартира своей, которая, по-моему, пустует.

– Спасибо!

– Да не за что!

Парень ушел. Григорий сел на скамейку у подъезда, склонил голову. Сидел не более пяти минут, потом поднялся и решительно направился к своей машине.

Он не оставил надежды встретиться с Инной вновь.

***

Семь лет назад.

Григорий ожидал времени, определенного для его звонка Инне с трепетным волнением. Никакого неприятного оттенка от вчерашней встречи с ней по утру на душе не осталось. Но все же… Что-то было не так. Холодком при расставании повеяло. Вот и волновало его то, в каком плане пойдет предстоящий телефонный разговор.

Получилась так, что зря он заранее волновался, Инна встретила его веселым жизнерадостным голосом, от тембра ее голоса легко закружилась голова. Она просто и быстро согласилась на сегодняшнюю новую встречу. Они сразу же определились, что вчерашнее место на берегу водохранилища, на полуострове замечательно подходит для их очередного свидания.

Он приехал к условленному месту. Ждал недолго. Она пришла. Села в машину, нежно и весело улыбнулась.

– Привет!

– Привет! Может быть, перекусить нужно слегка? С обеда времени немало прошло.

– Как хочешь. Я не голодна.

– Да я там кое-чего закупил, так, можно бутербродов, можно вина красного…

– Ну, тогда вперед! Кого мы ждем?

Они сидели на вчерашнем месте и просто разговаривали. Разговаривали ни о чем. Григорий немного умничал, вспоминал что-то из своего прошлого, что-то на ходу выдумывал, старался быть остроумным, что часто получалось у него не очень удачно. Но он старался. А Инна очень внимательно слушала его, улыбалась, иногда даже смеялась изумительным по нежности и женственности голосом. И сама что-то ему рассказывала, когда он ненадолго умолкал, чаще всего делилась своими воспоминаниями. Все правильно, здешние места – места ее детства, места ее юности, места ее ранней молодости. Они многое навеивают в памяти. Многое из ее глубин поднимают наверх.

Вечер плавно переходил в ночь, заметно потемнело.

Слушая Григория, Инна наклонилась к воде, зачерпнула ладошкой пригоршню, поднесла к лицу, посмотрела сначала на ладошку, потом на Григория и, улыбнувшись, окропила теплой водичкой его лицо. Он поймал на лету ее озорную ручку, в наказание ей хотел легонько укусить за один из сладких ее пальчиков. Она же руку не вырвала, и он, куснув за пальчик, словно пожалев его потом, тихонько прижал пальчик к своим губам. Потом несколько раз коснулся губами тыльной стороны ладошки. Искоса посмотрел на нее. Инна, не вырывая руки, смотрела на Григория и, как ему показалось, чуть печально улыбалась.

А он осмелел, начал целовать запястье, потихоньку, постепенно приближаясь с поцелуями к внутренней стороне локтевого сгиба. Здесь он немного задержался. Прижался виском к предплечью и целовал, целовал, целовал нежную кожу. Оторвался, снова глянул на Инну. Глаза ее были полузакрыты, а вот губки, наоборот, разомкнулись, приоткрыв ряд острых, белых зубов. Рискни, мол, дальше и берегись потом!

А он рискнул!

Он еще раз поцеловал нежную кожу локтевого сгиба, задержавшись на этот раз с поцелуем. Почувствовав виском мелкие мурашки на ее предплечье, он двинулся выше. Вот они, милые щечки с бархатистой кожей, он нежно обласкал каждую из них поцелуями. Обласкал дальше мочки ушей, и…

Господи!

Но надо же когда-то решиться! Выдохнув из себя остатки стеснительности, он жарко и страстно прильнул к ее губам. Она не вырвалась, но и не ответила ему, а исцелованной им ранее ручкой уперлась ему в плечо. Он одной рукой приобнял Инну, второй рукой легонько отстранил ее упирающуюся ручку. Она повторила осторожную попытку оттолкнуть его, он снова аккуратно убрал помеху, и ее не очень настойчивая рука безвольно легла на траву.

Он с жаром целовал девушку, стараясь обласкать ее губки, как вместе, в целом, так и каждую по отдельности. И вдруг он почувствовал ее ответ. Сначала дыханием, потом телом. Дыхание ее участилось, тело напряглась и иногда начало вздрагивать. Рука поднялась с травы, сначала, вроде как безвольно, легла ему на плечо, а потом слегка приобняла его. Он обнял ее второй рукой и крепко прижал к себе. Прижавшись, почувствовал незабываемое ощущение прелестей женского тела, когда его грудь встретилась с грудью девушки. И вот она ему ответила губами. Они были влажными, чуть припухшими от его поцелуев и очень нежными. Он оторвался от ее губ и опустился к шейке. Он целовал ее нежно и аккуратно. Иногда просто прищипывал кожу шейки дрожащими губами. Его рука опустилась по ее спине ниже, приподняла край маечки и легла на обнаженную поясницу. После чего начала двигаться вверх по спине, а губы потянулись к ложбинке между грудями. Она оторвала одну свою руку от него и сбросила его наглую лапу со своей спины. Он немедленно вернул свою руку обратно, на обнаженную поясницу, а губами снова втянул ее губы в себя. После крепкого поцелуя его рука снова поползла вверх, а губы снова потянулись к ложбинке.

– Ну, все, хватит! – сказала Инна, и резко оттолкнула Григория, – Вон, сюда идет кто-то!

Конечно же, никого не было. Он откинулся на спину. Долго лежал на траве, старался привести в норму дыхание и успокоить в себе все, что было в нем возбуждено. Он смотрел в небо и чувствовал, как в это момент летние звезды смеялись над ним.

***

А все-таки, он молодец! Молодец! С улыбкой думала о Григории Инна, лежа в своей кровати.

Легко воспринял ее немного резковатый в конце поступок, когда она оттолкнула его. А как по-другому его нужно было воспринять? Чего же больше? Он, наверное, и сам ждал чего-то подобного в то мгновение от нее. Как там в школе проходили при доказательстве теорем? Необходимое и достаточное? Ну да! Все условия, необходимые и достаточные, для того вечера были выполнены. А дальше… А дальше и не время и не место.

Она снова улыбнулась.

Как он был нежен, ласков и предупредителен в конце того вечера. Словно давал понять, все правильно, так и должно быть.

Она вспомнила их разговор на обратном пути. Губы ее горели, и наливались. Она непроизвольно трогала их, облизывала, потом бросила с улыбкой:

– Ну, как вот мне завтра с такими губами на работу идти?! Да, ты несравненный поцелун!!!

– Давно не целовалась?

Вопрос был немного нетактичен, но она его спокойно восприняла.

– Так, наверное, ни разу еще не целовалась. А знаешь… Я ведь думала, ты вчера на нечто подобное решишься.

Он немного помялся.

– Так я уже и решился… Если бы не твой взгляд на свой телефон. Мне показалось, что ты торопишь меня этим взглядом, пора, мол, я устала, да и время уже позднее.

– Говоришь, украдкой на время посмотрела? Ну-ну! А не приходило тебе в голову, что терзание своего телефона в руке, не отличается, к примеру, от поправки непослушного локона на голове, что это может просто означать даже как бы не безразличное к тебе.

И тут он разразился целым монологом, после которого ей с трудом удалось найти силы, чтобы не рассмеяться.

– Бог мой, какой же я идиот! А ведь никогда не считал себя таковым. Много с раннего детства читал, впитывал в себя любую информацию, даже ту, которая и специалистам была не нужна. Впитывал, словно губка пролитую на полу воду. Умничал частенько перед сверстниками, и очень льстило мне, что они часто подходят ко мне с различными вопросами. И я почти всегда им отвечал, или старался ответить. Ну, на хрена мне нужно было все это, если ничего из того меня не научило понимать обычного женского взгляда. Да я на той встрече был готов ко всему. Я чувствовал, как дрожали твои пальчики в моей руке, я чувствовал растерянность в разговоре и прерывистость в дыхании. Я готов был броситься к тебе и обнять тебя так, чтобы мы растворились друг в друге. Я был готов… Я уже почти потянулся к тебе… И тут удар! Меня, словно Великая Китайская стена, остановил твой взгляд украдкой на свой телефон. На время смотрит! Или затянулось наше первое свидание, и я ей наскучил, или просто торопится. И в том, и в другом случае вся моя готовность полетела камнем в преисподнюю. Я замер на секунду… И бросил ту нелепость: «Ну что? Уже пора ехать»?

Книги бы ему писать! Снова улыбнулась она. Болтун! Но последнее подумалось с искренней нежностью. Она с той же улыбкой на лице уснула.

***

Наше время.

Григорий, после неудачной попытки найти Инну в старой ее квартире, не поехал в гостиницу. В данное время был еще один адрес. Нужно съездить туда. Правда, надежды были еще более призрачными. Но ничего больше на уме не было.

Дом.

Подъезд.

Домофон.

Номер этой квартиры был жив в памяти. Он набрал ряд цифр на домофоне.

– Ииии кто там?

Господи!!! Этот голос Григорий помнил. И фраза его. И его протяжная буква «и». Неужели? Да не может быть! Да нет, точно он! Быть этого не может. Он нажал кнопку отбоя и, сделав несколько шагов, рухнул на лавочку у дома. А почему быть не может? Ведь это была тогда его квартира. Почему он не мог, вернув залог обратно, переселиться в нее. Нет! Если он и живет здесь, то однозначно не с ней.

Инна, Инка, Иннушка!

Он встал, неуверенными шагами пошел к машине. Уехал с непонятными чувствами из этого адреса, но не в гостиницу лежал его путь.

Вот оно. Вот водохранилище. Вот он. Вот их полуостровок. Вот он. Вот тот берег. И вот они. Воспоминания.

Их последняя встреча летом, семь лет назад, здесь, на берегу этого водохранилища. Теплый летний вечер. Солнце за день хорошо прогрело воду водоема, они сидели на берегу рядом с водой, их нежно ласкал ветерок теплыми волнами, наполненный приносимым с водоема воздухом. И что было потом… И это вспомнилось. А это никогда и не забывалось.

Он вышел из машины, сел на траву, потом откинулся на спину.

И снова вспомнилось. Он ее зацелованную проводил до двери подъезда, где она очень легко чмокнула его в щечку, а потом вдруг засмеялась.

– Ты чего? – удивленно спросил он.

– А знаешь, как я о тебе подумала, когда ты с номером моего телефона в голове побежал из магазина к своей машине.

– Как?

– Только не обижайся. Кем ты мне был в тот день? Незнакомым мужиком, толкнувшим меня локтем. Поэтому, потаскун, вор и алкоголик? Потаскун, потому что глазами по девочкам шарил, вор, потому что подумала, ты убежал с ворованной бутылкой водки, а раз бутылка водки, то значит алкоголик.

Инна снова засмеялась, еще раз прикоснулась опухшими губами к щеке Григория и упорхнула через дверь подъезда.

Было темно. Ночь давно уже отобрала у вечера жезл всевластия. А Григорий лежал на берегу водохранилища и думал о завтрашнем дне.

Есть еще место прежней работы. Но он там был всего два раза. Конечно же, он не помнил ни адреса, ни дороги к нему.

Когда-то его сын неспособность Григория легко ориентироваться на местности и запоминать маршруты называл топографическим кретинизмом. Да кретинизм, и что самое страшное, его кретинизм был не только в этом.

***

Семь лет назад.

Проводив Инну, Григорий включил телефон. Чтобы он не помешал, на время их свидания телефон был лишен права участвовать в их жизни. Посыпалась масса сообщений о пропущенных звонках. Большая часть которых, была от директора филиала Константина Сергеевича. Несмотря на позднее время, он перезвонил директору.

– Тут бяка небольшая вылезла. По прошлым делам. Демидов без тебя однозначно не справится. Надо приехать. Сутки на дорогу хватит? Твое руководство там, на месте, уже предупреждено. Выезжай завтра.

– Да почему завтра? Я на машине. Завтра буду уже у Вас.

– Ну как знаешь. По мне, чем быстрее, тем лучше.

Да что такое? Вот именно сейчас. Вот именно в этот незабываемый вечер. Вот именно при этом настроении и при этом состоянии души.

Инне звонить не стал. Позвонить решил завтра, с дороги. Что и сделал. Несмотря на то, что после его сообщений об отъезде, голос Инны приобрел печальные нотки, его это даже обрадовало. Значит и правда его отъезд ей не в радость.

Дни, проведенные в родном городе и в родном доме, были скомканными. Работы было много. Он сильно уставал. Приходил домой и натыкался на отчужденность жены и обособленность сына. Они словно знали, что с ним произошло вдали от дома. И он не рвался что-то изменить в семейных отношениях. Мыслями и сердцем он был рядом с ней, с Инной. Он, знал, что скоро снова вернется туда, поэтому для остроты ощущений при новой встрече, он не беспокоил ее телефонными звонками. Как он считал, нужно было немного времени друг без друга, чтобы соскучиться. Но выдержал он только до четверга. К этому дню основная масса работы была уже выполнена. В пятницу, с разрешения начальства он уехал обратно, обещая к понедельнику вернуться.

И вот.

Он позвонил Инне днем. Сказал, что приехал. Она, как ему показалось, с большой радостью приняла эту новость. Была пятница. Они договорились, что в шесть он заберет ее от ее же дома.

Они встретились. Они ничего не решали, куда они поедут, что они будут делать, чем они будут заниматься. Просто катались на машине по городу, останавливались там, где хотели, и с удовольствием целовались. Потом снова куда-то ехали, находили скверы, парки, аллеи, останавливались, выходили из машины, прятались где-то от посторонних глаз и целовались, целовались, целовались.

Он не наглел, не старался прибегнуть к иным ласкам, ему в то время вполне достаточно было только того, чем они занимались. Григорий уже не так мало пожил, так называемой, «взрослой» жизнью, но ни разу за всю жизнь он столько не целовался за один вечер. И ему это нравилось. Да не то слово – нравилось, он готов был этим заниматься до изнеможения, до конца жизни своей. И он чувствовал, что ею владеют те же чувства.

Но каждому дню, даже длинному июльскому, приходит конец. Начало потихоньку смеркаться. Они сидели в машине, Григорий целовал ладошку Инны, говорил какие-то глупости, она, как ему казалось, счастливо смеялась и свободной рукой трепала его голову. Ему снова захотелось страстно и крепко поцеловать ее. Он прильнул к ней, он утонул во вкусе ее губ, ее язычка, голова снова пошла кругом. Он оторвался и неслышно, одними губами сказал:

– Поедем ко мне?

– К тебе?

– Да?

– Куда? К тебе домой?

– Нет, домой ко мне ехать далеко. В гостиницу.

Она сразу напряглась, не резко, но настойчиво освободилась от его объятий.

– Погоди… А ты что, не местный?

– Нет, я живу не здесь.

– А здесь что, в командировке?

– Что-то типа того.

Было уже темно. Но он видел, как изменилась Инна в лице. Григорий не мог описать выражения ее лица, таким он ее еще никогда не видел.

– Нет, знаешь, вози к себе в гостиницу других, которых раньше возил.

– Да никого я не…

– Ты женат?

Григорий недолго молчал. Она настолько хороша, непосредственна, непорочна, что врать ей он просто не мог, язык его в фигу бы сложился, если бы он посмел ей соврать.

– Да, но…

– Помолчи! Причем здесь но.

Они недолго сидели молча. Он смотрел на Инну, на то, что еще мог видеть в темноте, она смотрела в окно. Наконец она повернулась.

– Отвези меня, пожалуйста, домой!

– Но…

– Не надо ничего говорить, отвези, пожалуйста, и помолчим пока.

Григорий медленно ехал по почти ночным улицам города, внутри него образовалась пустота, он понимал, что, скорее всего, находится рядом с Инной последние минуты. И все, эту пустоту он уже потом ничем не заполнит. Она молчала, молчал и он.

Григорий уже неплохо выучил город и на одном из светофоров включил левый поворот, чтобы, сделав круг, увеличить дорогу до ее дома, увеличить время, которое мог провести с ней, пусть даже в этом состоянии. Однако, Инна сама выключила подворотник и тихо сказала:

– Не стоит, езжай прямо.

Он подчинился.

Сколь не тяни время, сколь не замедляй скорость, дорога всегда кончается. Они остановились у подъезда ее дома.

Григорий вышел из машины, открыл пассажирскую дверь. Инна оперлась на предложенную ей руку и шагнула из машины…

– Ой!!!!!!!!!

Она аж присела.

– Что случилось?

– Ногу, кажется, подвернула!

– Господи, этого еще не хватало!

– Помоги до лавочки, до подъезда… Пожалуйста…

– Да о чем речь… Да я на руках…

– Я знаю, на руках ты готов меня до своей гостиницы донести!

Инна через силу улыбнулась. Практически на одной ножке допрыгала до лавочки, села, сняла туфельку, начала тереть подъем стопы.

– Может скорую?

– Ага… Давай уж сразу реанимацию.

– Ну а что делать? Давай я помассирую…

– Что делать? Приткни где-нибудь машину свою, помоги мне подняться до квартиры. Разберемся.

Григорий прыгнул за руль, сдал назад, моля Бога, чтобы в нагромождении машин у ее дома нашлось махонькое место для его автомобиля. Нашлось. Заперев машину, он бегом бросился к подъезду, к ней. Инна встретила его грустной улыбкой.

– Все в порядке?

– Все нормально, поставил.

– Ну, давай, подставляй локоть, пошли, помогай. Да не тот локоть, иди сюда, с другой стороны.

Инна взяла Григория под руку и, осторожно ступая больной ножкой, уже обутой в туфельку, повела его к двери подъезда.

Подъезд.

Лифт.

Ее этаж.

Дверь ее квартиры.

Инна открыла дверь, Григорий немного задержался у порога, но она ручкой, держащей его под руку, дала ему знать, порог надо переступить. В прихожей, включив свет, она села на тумбочку для обуви, посмотрела на Григория, улыбнулась. Эта улыбка ему показалась какой-то иной, такой он еще не видел.

– Ну что… Негоже так выпроваживать гостя из дома, не угостив его чаем, кофе, бокалом вина. Только давай так. Я сейчас постараюсь без твоей помощи привести себя в порядок, а ты уж сам, на кухне и чай, и кофе, и вино, и мандарины там есть. Так что чашки и бокалы на полке, чайник на плите, мандарины и вино в холодильнике. Мне зеленый чай, пожалуйста.

Григорий прошел на кухню, вскипятил чайник, заварил чай, кофе, налил в бокалы вина. Слышал, как девушка, хромая, двигается где-то там, в пространстве квартиры. Зажурчала вода в ванной, щелкнул выключатель, открылась дверь на кухню, вошла Инна. В легком халате, ступня ножки обернута эластичным бинтом.

– А вот и я! У тебя все готово?

Григорий почти махом проглотил вино, сунул дольку мандарина в рот, не спеша пережевывая ее, смотрел на девушку. Она же свое вино смаковала. И тоже смотрела на мужчину, с той же, непривычной для него улыбкой. Допила, поставила бокал на стол, подошла, почти не хромая к нему, положила руку ему на голову и вдруг, села к нему на колени. Прижалась своей щечкой к его щеке.

– Ну, все… А теперь можешь нести меня.

– К..ккуда?

– В кровать, глупый!

Если бы эта ночь была бы единственной в его жизни, то она стоила всей прожитой им жизни. Он несколько раз, взрываясь, умирал, но не ожидая того от себя, снова воскресал, снова наполнялся силой, снова взрывался и снова умирал.

Поняв, что всему есть предел, они наконец уснули. Первой уснула она. Она повернулась к нему спиной, прижалась к нему, и положила его руку себе на грудь. И тихо, по-детски, засопела во сне. Он еще немного полежал, боясь пошевелиться, но усталость сказалась, и он уснул.

Субботнее пробуждение было необыкновенным. Григорий не мог передать словами свое состояние, но оно было особенным. Он тихо лежал, вертел головой, изучая комнату, которую вчера не было времени осмотреть, и улыбался, улыбался, улыбался. Взгляд упал на часы… двенадцать, полдень! В последний раз он спал до этого времени в детстве.

В комнату вошла она. Во вчерашнем халатике. В халатике… В халате… Не мог больше он ничего описать, настолько она была хороша.

– Проснулся, соня? Вставай, не знаю, что ты предпочитаешь на завтрак, я приготовила тебе бутерброды, пока умоешься, я заварю кофе. Если хочешь, можешь, принять душ.

– Как ножка?

– Нормально.

– Иди ко мне!

Улыбка сошла с ее губ. Взгляд изменился. Лицо немного окаменело.

– Знаешь что. Я вчера просто решила уступить. Уступить не только тебе, но и себе. Я решила, что мы заслужили для себя такой праздник. И мы его отпраздновали. Праздники не могут быть близнецами, и для меня второго такого не будет. Мне кажется, что уже не будет. Я не хочу разочаровываться. Все. Извини! Вставай, иди умывайся и завтракай.

Спросонья голова еще не очень соображала, но сердце и душа поняли все сразу. То, что должно было из самого плохого случиться вчера, произошло сегодня. Ему, как он понял, надо было вставать. Но после ее немногословной речи, он вдруг стал стыдиться своей наготы, и не мог явить себя голым перед ней. Он завис, но она поняла, легонько кивнула, и вышла.

Григорий оделся, вышел в прихожую, обулся, сделал шаг к двери.

– Погоди! Обними меня!

Он обнял ее, нашел своими губами ее губы, они ему не противились, они были безвольными. Он открыл глаза. Из ее закрытых глаз текли слезы.

– Все! Иди! И, пожалуйста, не звони мне больше, пожалей меня.

Он вышел. Остановился в шаге от лифта, обернулся… Нет, щелкнул замок, и в глазке не мелькнуло тени.

Вот и все! Он знал, что он очень виноват перед ней, он знал, но…

***

А Инна? А что Инна? Она и не знала, какой из знаков, плюс или минус поставить напротив тех событий, которые произошли с ними в тот вечер и в часть той ночи.

Задумывалась ли прежде она о его семейном положении.

Да, с первого дня задумалась. Не может такой мужик, быть холостым. Если, конечно, он не больной. Но на первом же свидании он внес сумятицу в ее душу. Несмотря на их разницу в возрасте, с форой в его сторону, ей хотелось взять шефство над ним. Мол, будь посмелее, раскрепостись, бери бразды правления в свои руки. А он был застенчив, наивен, не по возрасту неопытен. А его слова: «Ну что, пора ехать?», на втором свидании, чуть не поставили точку в их дальнейших отношениях.

Эка его колотит, что-то с ним не то!

Однако третья встреча все поставила на свои места. Он при появившейся возможности не бросился слюнявить все доступные места, он действовал умело и целенаправленно. Инна не столь опытна была в плотских утехах, но чувствовала, именно так и должен действовать настоящий мужчина, желающий добиться женщины. Нет, уж точно, однозначно женат, если не разведен, конечно. А что ей до его семейного положения?

Строила ли она планы на него в то время?

Да нет, конечно!

Инне приятно было проводить с ним время. Потом оказалось, что ей приятны его поцелуи и ласки его рук.

Все!

Какие еще планы?

Потом он ненадолго вдруг пропал, объяснив тем, что по работе нужно уехать на некоторое время. Потом он не напоминал о себе телефонными звонками. А что она? Эйфория от первых встреч прошла. Новых встреч не было, и ни что не заполнило пустоту, оставшуюся после эйфории. Да, в сердце возникала нежность и даже некоторое желание, когда она вспоминала его. Но это было вроде воспоминаний о первой школьной любви. Далекой, чистой, окончившейся даже еще серьезно не начавшись.

Вдруг его звонок.

Григорий приехал. Он хочет встретиться.

А ведь она очень ждала его звонка, сама не понимая этого. И как ждала. Как она разволновалась, когда он позвонил. Получалось так, что Инна только и жила в последнее время этим ожиданием. Наверное, какое-то чувство вроде чувства самосохранения не позволяло ей в открытую проявлять жажды новой встречи с ним.

Встретились.

Куда? А куда хочешь!

И где они только не были. И целовались, целовались, целовались, целовались. Первый раз в жизни она получала столько удовольствия от поцелуев. И от жарких, страстных, бросающих в бурлящую пучину, и от нежных, воздушных, ласковых, несущих по поверхности легкого бриза. Да, целоваться он умел. Еще ему бы курить бросить. Случись бы с ними в тот момент, где угодно, в машине, в парке, в сквере то, ради чего многие мужчины очаровывают женщин, она бы, наверное, и не заметила, что совсем этого не хотела. В том смысле, что поцелуями и ласками он ее уже полностью лишил и разума, и воли. Но ему просто нравилось быть с ней, ему было достаточно того, что с ними уже происходило. Она была согласна всю ночь так провести с ним. Но после одного из поцелуев…

– Поедем ко мне?

Что? Ну да! А почему нет? Секунду назад она была готова ко всему. Но без вопросов и предложений.

– К тебе?

– Да?

Он зовет домой? Значит, он живет один. Значит, он не женат. В крайнем случае, разведен. А почему тогда нет?

– Куда? К тебе домой?

Он замялся. Он зашевелился. К другу? Специально для подобных встреч квартиру держит?

– Нет, домой ехать далеко, в гостиницу.

А вот это гром среди ясного неба! Нет, есть такие гостиницы, где можно и на час номер снять. Но ей в то время даже в голову не пришло именно это. Почему-то сразу стало понятно, что Григорий живет в гостинице, что он не из этого города, он приезжий, приблудный, прикомандированный. Вспомнила карту. Кто из местных картой родного города пользуется?

Так оно и есть! Нет, ничего на место эйфории не пришло. Сразу же пустота в душе и на сердце. Что здесь страшного? Да ничего! Но почему-то появилось ощущения того, что ее обманули. А только ли в этом обманули?

– Ты женат?

Она увидала, как заходили у него желваки. Ох! Не дай Бог было ему соврать! Выпрыгнула бы из машины в ночь и на пушечный выстрел не подпустила бы.

– Да, но…

– Помолчи! Причем здесь но.

Не соврал!

– Чего, кольцо снимаешь что ли в командировке?

– Нет кольца. Я его потерял. Давно. И не стал взамен покупать другого. Я считаю обручальным то кольцо, которое на палец в день свадьбы надето было. А другое, так, подделка.

И здесь не врет. А зачем? Мог ведь просто руки под кольцо поменять. Да и смотрела она его руки. Нравятся они ей, большие и сильные. И пальцы его рассматривала, место под снятым кольцом долго летом заметным остается. И что же ей с ним делать? Но он же ее не обманывал. Она его ни о чем не спрашивала, а как он должен был сам ей обо всем сказать? Представить невозможно, подходит на первой встрече и говорит: «Девушка, я женат, но мне очень хочется с Вами приятно провести время»! Как бы она посмотрела на такого идиота?

Инна украдкой глянула на Григория. Он сидел какой-то жалкий. Ей не хотелось видеть его таким, ей хотелось влепить ему пощечину. Не за то, что он женат, а за то, что он сник, растерялся, распустил сопли. Но побоялась, вдруг еще не дай Бог заплачет, придется тогда его, словно обиженного ребенка, успокаивать. Но несмотря на то, что не очень он был ей в данный момент времени симпатичен, она решилась.

– Отвези меня, пожалуйста, домой!

Как же он медленно ехал? Дай ему волю, он до утра бы ее вез домой, пришлось ей немного и здесь проявить свою волю. А в голове постоянно вертелась мысль. Она еще не знала как. Она не знала как, под какой причиной пригласить его к себе домой. Решение пришло само собой. Выходя из машины, она и правда подвернула ногу, но так, легко, почти неощутимо. Как он испугался за нее! Знать, и правда, она ему дорога. Как он неумело, но с какой осторожностью и нежностью вел ее домой. Инна чуть не рассмеялась.

У нее были планы в тот вечер только на остаток дня. И планов на то, чтобы совсем порвать с Григорием отношения, не было. И, уж, тем более, планов порвать отношения не было после той незабываемой ночи на берегу водохранилища. Она не знала, что испытывают другие женщины с другими мужчинами при тех же обстоятельствах. Но то, что испытала она…

Господи, что же в голове-то происходит!

Планы начали роиться в голове утром. Когда она проснулась. Он еще спал, еле слышно дышал, в уголке губ притаилась крохотная капелька слюны. А у нее в голове вертелась тысяча и одна мысль.

Ну что дальше?

Оставит он семью, придет к ней? Будут ли они счастливы? Наверняка ведь у него есть дети, которых наверняка он любит. Как он будет их любить на расстоянии? Она сама выросла без отца, и знает, как нужна скупая отцовская любовь, особенно в период отрочества и юности. Сейчас, что видно по нему, у него хорошая, высокооплачиваемая работа, он успешен, он обеспечен. Но здесь у него работа временная. Вряд ли Григорий здесь найдет ту работу, которая его устроит.

Ну что дальше?

Бросить все, и уехать с ним к нему? Вообще бред! Жить в маленьком городке на площади квартиры с носовой платок с его бывшей женой и детьми? Немыслимо!

Наверное, мысли глупые, детские, но именно они и терзали ее в то утро. Так и решила. Все. Надо рвать! Познал Григорий молодого, роскошного тела, насытился, вот ему и награда за все те приятные минуты, которые он доставил ей.

Он уходил.

Она видела, она чувствовала, как ему не хочется уходить. Она не желала показывать ему, как ей не хотелось, чтобы он уходил. Слезы, ее выдавали слезы.

Она не знала. Инна пока ничего не знала. Она ни в чем не была уверена. Она ни на чем не поставила жирного креста. Она знала лишь одно. Каждый должен биться за себя и за свое счастье. Даже если кажется, что венцом этой битвы будет Пиррова победа.

***

Его просто выставили за дверь! Со слезами, по всей видимости, вопреки своему желанию, но просто выставили за дверь!

С пустой головой, с занозой в сердце, с огромным булыжником на душе, он вышел на улицу, сел в машину и долго сидел в ней, не понимая совершенно, что ему дальше делать, куда ехать, как вообще жить дальше. Права ли она была? Скорее всего, права. Она хорошая, молодая, красивая, милая девчонка, и он, немолодой уже, потертый самец, связанный давно семейными узами. Зачем он ей? Поиграться? К чему потрепанная игрушка, если вокруг столько холеных и лощеных парней, которые бы за счастье посчитали иметь хоть какое-то отношение к ней.

Маразм!

Вместо того, чтобы достать свежий кусок колбасы, поднять с пола кем-то уже надкусанный ломоть, который в любое время может быть отобран кем-то другим, имеющим право на него.

Все правильно!

Инна поступила правильно! Только не надо было бы заканчивать все тем, что произошло прошедшей ночью. Эта ночь усугубила его, и без того не очень радужное, состояние. Как теперь вырваться из сетей воспоминаний о тех ощущениях, как телесных, так и душевных, которые он испытал в ее объятьях.