Текст книги "Ургаш. Три касания"

Да и не очень-то меня волновало, что там, «в столицах», происходит. Моё дело было идти на стенд и доводить до ума злополучные сборки. По принципу: «Если не я, то кто?»

И было так. Все наши механизмы имеют два крайних положения, и оба должны высвечиваться на пульте оператора, для чего мы предусмотрели соответствующие датчики. Датчики эти с учётом защиты от морской воды имеют внушительные размеры, и мы при проектировании смогли выкроить место в каждом механизме только для одного из них. А чтобы он «работал за двоих», нам пришлось придумывать хитрое устройство, которое при сборке требовало непростой настройки. Это и стало камнем преткновения. Слесари-сборщики никак не могли поймать положение этого устройства, дающее надёжный сигнал в обоих крайних положениях. Сидевший в сторонке технолог, который, по моему разумению, должен был бы расписать порядок настройки, грыз кедровые орешки и с интересом поглядывал в нашу сторону. По его румяным щекам можно было понять, что никакой помощи от него ждать не следует. Я решил это сделать за него. Дело было глубокой ночью, все кабинеты в цехе были закрыты. Но ушлые работяги где-то раздобыли для меня кривой ржавый циркуль и огрызок карандаша, и я к утру расчертил и расписал на обратной стороне чертежей технологию настройки всех «хитрых» устройств.

В ту ночь я упал на стенде в голодный обморок. Получилось так, что я за хлопотами на стенде регулярно пропускал часы работы заводской столовой. В результате почти сутки без сна и пищи не выдержал даже мой неприхотливый организм старого альпиниста. Очнулся я оттого, что слесари подкладывали мне под голову ватник.

– Месье, – попытался пошутить я, – же не манж па сис жур.

Вряд ли добрые сибирские мужики оценили мою шутку со словами Кисы Воробьянинова, который у Провала по-французски жаловался, что не ел шесть дней. Но действовали они весьма грамотно: тут же заварили кружку крепкого чая, всыпали туда пригоршню сахара и заставили меня этот горячий сироп выпить. И затем съесть краюху чёрного хлеба с салом. К утру все сборки были сданы. На «оперативке» директору доложили об их отправке. Никто никого не хвалил, но и на крюки, помнится, никого не вешали.

Извини, Алёша, за подробности, но ты сам спросил про заводские дела.

Р. S. Тут как-то остановился я у заводской Доски почёта, думал увидеть кого-нибудь из знакомых. Представляешь, под одним из портретов читаю: «Вольтовой Ардалион Бернардович, слесарь-сборщик кранового производства». Помнится, тогда в милиции того рогожинского хулигана назвали Аркашкой Вольтовым. Редкая фамилия. Неужели он? На фотографии солидный мужчина с седыми висками и криво завязанным галстуком. Впрочем, не исключено, как это бывает в деревнях, что половина села Рогожино носит эту фамилию. И многие наверняка перебрались из Рогожино в Ургаш и работают на Машзаводе.

Ургаш, Сергееву Д. Г.

Митя, прости, поспешил я с дамским вопросом. Теперь вижу, что ты по-прежнему женат на своей работе, твои сборки для тебя как дети малые. Старик, время идёт, мой первенец Димка, твой тёзка, уже оканчивает институт, вот-вот сделает меня дедом. А мои студентки умудряются в гардеробе запихнуть мне в карманы пальто записки с интересными предложениями. Читаю и думаю, а где вы, курочки, были, когда мы с Митькой уходили нецелованные с танцев? Хотя они тогда ещё не родились. Это их мамы нас не замечали. И мы целыми вечерами с тобой разыгрывали в шахматы сицилианскую защиту.

А фамилию «Вольтовой» я тоже запомнил. Никогда больше не встречал людей с такой фамилией.

Ленинград, Матушевскому А. Б.

Алёша, я погиб. Вчера я понял, что теперь не женюсь никогда. Я наконец-то встретил женщину своей мечты, а она не поняла, что я – это «Я». И дело не в том, что она давно замужем и имеет двоих детей. Просто она холодно смотрела сквозь меня, как смотрят сквозь графин с водой на столе президиума собрания, никак не отреагировала на пересечение наших орбит.

Мои молодые литературные друзья устроили вечер в молодёжном кафе, пригласили меня. И усадили за один столик с Марией Ильиничной Вольтовой (опять эта фамилия!), секретарём горкома партии по идеологии.

Алёша, это была «Она»! Невероятный концентрат женственности. Если его разбавить в соотношении один к ста, то получим нормальную обольстительную красавицу. Говорят, что в каждой женщине есть изюминка. В этой женщине был пудовый прессованный брикет изюма.

Она не только знает о своей уникальной красоте, нои прекрасно чувствует власть этой красоты над окружающими людьми. И в унисон с этой властью работает её реальная власть от занимаемого кресла. Она надзирает над всей культурной жизнью города – над всеми его хорами, оркестрами, кружками, ансамблями, народными театрами на заводах, в техникумах и училищах – всё под её зорким оком.

Скажу честно, я растерялся. Я, Сергеев Дмитрий Георгиевич, заместитель главного конструктора, гроза заводских директоров, изобретатель, альпинист и писатель, давно не чувствовал себя таким идиотом, как в тот вечер. Не помню, что я мямлил за столиком и когда пригласил её на танец. Не помню, какой свой рассказ читал у микрофона. Она была королевой в своём королевстве, а я лишь клоуном в цирковом балагане, заезжим музыкантом, транзитным пассажиром в станционном буфете… Да что там, я был жалким кроликом в компании вальяжного удава. Судя по всему, чрево этого удава было набито такими кроликами, и удав устал отбиваться от других настырных кроликов, желающих попасть ему на обед. Этот красивый удав был сыт.

Она что-то говорила в микрофон, вручала кому-то книги и грамоты, пожимала чьи-то руки. Она отрабатывала очередное мероприятие, а во мне рушилась Вселенная. Она сидела в незримом танке, защищённая мощной бронёй от любых проявлений чувств – годами отработанная манера поведения при её неотразимых внешних данных. В разгар вечера за ней пришла машина, и она уехала. И вся молодёжная масса облегчённо вздохнула. Тут-то и начался настоящий вечер отдыха. Удав удалился, кролики ожили и начали резвиться. А я поплёлся в гостиницу, совершенно разбитый, раздавленный, размятый, раскатанный в блин…

Утром до начала работы я зашёл в кабинет Павла, чтобы узнать побольше об этой Марии Ильиничне. Павел сидел темнее тучи. Пахло лекарством.

– Что случилось?

– Жена написала в партком заявление о моём моральном разложении. А те передали моё персональное дело в комиссию горкома партии. Вчера меня вызывала третий секретарь горкома Вольтовая, она готовит материалы на меня.

Вольтовая… Мария Ильинична… Я обмяк и присел. В голове сумбур.

– Что же ты, Павел Николаевич, не разведёшься да не женишься на этой своей Галине-Мальвине? За кресло держишься?.. А некоторые из-за любимой женщины отказывались даже от королевского трона.

– Не хотел волновать дочку. Думал, родит второго внука, тогда… Теперь Галина увольняется, уезжает в свой Красноярск… А эта Вольтовая – это женщина-вамп. Мы с ней давно знакомы, а вчера она меня допрашивала, как в гестапо, ей-богу. Я чувствовал, что она получает от этого допроса дьявольское удовольствие… Садистка.

– Вот что, Павел. Я схожу к ней на приём. На правах старого друга семьи.

– Не стоит. Она закусила удила, не остановить.

Я позвонил в горком, попросил записать меня на приём к Вольтовой. Мне ответили, что Мария Ильинична уехала в Ухтомск, в обком партии на семинар, будет через неделю. «Ну и ладушки, – решил я, – у меня есть целая неделя на подготовку апологии – защитной речи. Заодно будет время подумать, как выманить её из глухого «танка» на оперативный простор».

Днём мне позвонил из Питера главный конструктор, сообщил, что тяжело заболела моя матушка и что он высылает мне замену. Так что, Алёша, я, вероятно, буду в Питере раньше этого письма. И всё-таки отсылаю его, поскольку не знаю, как теперь сложатся мои дела и когда мы сможем с тобой встретиться и поговорить.

Очень тревожит, что там случилось с моей старушкой. Обстоятельства оказались сильней меня, я вынужден срочно оставить Павла с его проблемами и свою внезапную, ошеломительную безответную любовь и лететь домой. Надеюсь, всё образуется и я через пару недель вернусь в Ургаш.

Ургаш, Зрелову П. Н.

Павел, я уже в Питере. Мне сообщили, что матушка моя в больнице. Пришлось срочно, не дожидаясь замены, лететь домой. Я забегал к тебе попрощаться, но ты был где-то в цехах. Так что, прости, вынужденно бросил тебя с твоими проблемами. Как ты там? Как пережил «судилище»?

Я думал, что покидаю Ургаш на пару недель. Оказалось – навсегда.

А произошло вот что. На объекте «посыпались» бракованные сборки, произведённые на вашем заводе. Межкристаллитная коррозия, о которой я предупреждал. Разгорелся вселенский скандал. Министерство потребовало крови. Услужливые клерки предложили для экзекуции список на пятнадцать персон. Первым туда внесли вашего самодура, директора завода Гребешкова, с приговором «снять с должности». Не знаю, с чьей подачи в список добавили шестнадцатую жертву – меня с меткой «выговор». Мои начальники, которые ни разу не удосужились полистать мои пухлые отчёты про печь с шамотом, про запоротые на станке конструкции, про сборки из изолятора брака, ничтоже сумняшеся предали меня и в одно касание кинули на съедение министерским шакалам. И напрасными оказались все мои ночные работы на стенде, голодные обмороки, стычки с директором, твоя помощь… А в ночь на мой день рождения не стало мамы. Утром я написал заявление на увольнение. Псу под хвост двадцать семь лет работы, девять неиспользованных отпусков, не защищённая диссертация… На сцене – первый акт комедии «Наказание невиновных, награждение непричастных». Прощайте, коллеги, ученики, сподвижники. Без вины виноватый, покидаю вас. Прощайте, Ургаш и ты, Паша.

Ленинград, Сергееву Д. Г.

Дмитрий Георгиевич, пишет вам Анна, дочь Павла Николаевича Зрелова. Папы больше нет. Он с инфарктом попал в больницу, а там с ним случился второй инфаркт.

У него на тумбочке остались два письма. Первое – от вас из Ленинграда, его ему принесла мама. Второе – из Красноярска, неизвестно как попавшее к нему. Я его спрятала от мамы, но сама прочла. Это страшное письмо, оно и убило папу. В нём некая Галина Тревогина пишет, что больше жизни любит папу, и перед тем, как расстаться с жизнью, прощается с ним. Она его за собой и утащила. Бог ей судья.

P. S. А я вас, Дмитрий Георгиевич, знаю с детства. Папа иногда доставал свои студенческие фотографии и рассказывал весёлые истории про каждого из приятелей. Особенно тепло он отзывался о вас, считал вас самым надёжным товарищем. Говорил, что с вами он бы пошёл в разведку. Я в детстве не понимала, в какую такую разведку он собирается идти, но эти слова запомнила.

Ленинград, Сергееву Д. Г.

Митя, привет! Твоё последнее письмо из Ургаша мне переслал мой первенец Дмитрий, я ему оставил нашу квартиру. Я с семейством в Израиле, в городе Ашдод. Извини, но до последнего момента не мог посвятить тебя в свои планы, ты понимаешь почему и, надеюсь, простишь.

Ашдод, Матушевскому А. Б.

Профессор, ты меня порядком удивил. В другое время эта новость потрясла бы меня, но только не сейчас. Внезапно вернувшись в Питер, я узнал, что меня предали мои начальники. А в ночь на мой день рождения не стало матушки. Утром я написал заявление на увольнение. Прощайте, Ургаш, Паша Зрелов, Мария Вольтовая… Прощайте навсегда.

P. S. Только что получил письмо из Ургаша. Наш Павел ушёл «за радугу».

Ленинград, Сергееву Д. Г.

Митька, не горячись, в запале не наломай дров. Соболезную по поводу кончины твоей мамы, мудрая была женщина. И Павел… Это его доконали борцы за моральный облик, раздув персональное дело. Негодяи. Как-то после массовых расстрелов и ГУЛАГа этот серый пласт нашей жизни остался в тени. Хотя нанёс стране вреда немерено.

Что касается увольнения, сто раз подумай! С поезда опасно прыгать на полном ходу, но абсолютно невозможно запрыгнуть обратно. Знаю по себе. Включи голову. Думай.

Ашдод, Матушевскому А. Б.

Алёша, не забывай, что среди тех, кого ты назвал негодяями, женщина моей мечты. Такова неумолимая правда жизни.

По поводу моего увольнения поздно думать. Я уже в новой фирме. Завтра вылетаю в командировку в Индию.

Касание 3
2016 год. Пенсионер

@ Ургаш, директору Центральной библиотеки Фатеевой С. В.

Уважаемая Софья Васильевна! Подскажите, пожалуйста, на каком сайте можно почитать книги вашей землячки Вероники Бревдо (прежде всего те, что были изданы после 1988 года)?

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

К сожалению, в связи с соблюдением авторских прав, мы не имеем возможности разместить оцифрованные книги В. Бревдо на нашем сайте. После кончины Вероники Владимировны её творчеством и архивом занимается Мария Ильинична Вольтовая, в прикреплённом файле номера её телефонов, адрес электронной почты.

@Ургаш, директору Центральной библиотеки Фатеевой С. В.

Софья Васильевна, простите за назойливость, у меня возник ещё один вопрос. Уж не та ли это Мария Ильинична

Вольтовая, что когда-то была секретарём горкома партии по идеологии?

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Да, вы правы. Многие в нашем Ургаше до сих пор помнят, как она тогда держала всю культурную жизнь города в своих руках железной хваткой.

@Ургаш, Вольтовой М. И.

Уважаемая Мария Ильинична! Я Сергеев Дмитрий Георгиевич. В вашем городе, на Машзаводе, я провёл незабываемые месяцы студенческой практики и потом, спустя три десятка лет, годы командировок. Здесь я тесно общался со многими знаковыми для Ургаша личностями, руководителями Машзавода, литераторами Вероникой Бревдо, Евгением и Надеждой Винокуровыми и др.

Мне 80 лет, по совету друзей пишу воспоминания. Дошёл до главы «Ургаш», считаю, что ваш славный городок достоин отдельной главы – так много нахлынуло воспоминаний.

В Ургаше я оставил массу хороших знакомых и друзей, многих из которых уже нет с нами. Среди них мой однокашник главный технолог завода П. Н. Зрелов, писательница Вероника Бревдо.

О творчестве Вероники пусть судят профессионалы, я же позиционирую себя как рядовой читатель и инженер-конструктор. С Вероникой мы вели долгие беседы на многие темы. Я бы хотел знать, нашли ли эти беседы отражение в её книгах, написанных после моего вынужденного внезапного отъезда. В Интернете её книг я не нашёл.

Уважаемая Мария Ильинична, подскажите, пожалуйста, где я могу почитать В. Бревдо, изданную после 1988 года. Заранее спасибо.

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Благодарю за ваш интерес к творчеству В. В. Бревдо. Теперь я без малейшего сомнения смею сказать, что вы один из героев её последних повестей и рассказочек. Особое место вы заняли в книге «Двойные бусы».

Я могла бы отправить вам бандероль с книгами В. Бревдо, изданными посмертно.

@ Ашдод, Матушевскому А. Б.

Алёша, ты не поверишь, я в Интернете вышел на мою королеву, мою неспетую песню тридцатилетней давности из Ургаша, Марию Вольтовую. Ты помнишь, что после ошеломившего меня знакомства с ней я навсегда остался холостяком. Теперь она ведает квартирой-музеем, литературным наследием и Фондом Вероники Бревдо, давно ушедшей из жизни тяжелобольной местной писательницы, о которой я тебе тоже когда-то рассказывал.

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Митя, поздравляю! Тебе осталось встретиться со своей сильно постаревшей «мечтой». Надеюсь, теперь-то она поняла бы, какой золотой шанс в своей жизни упустила. А ты бы, наконец-то, прозрел и понял, каким чудаком из-за неё прожил жизнь, оставшись к старости без детей и внуков.

Что касается вашей писательницы, помнится, ты мне тогда все уши прожужжал. Сам я не могу ничего сказать. Не читал. И в Сети не нашёл. Однако пытаюсь понять, какие открытия мне мог бы предложить человек, с детства прикованный к постели. Думаю, что все её повествования вторичны, как свет луны, который суть отражение лучей солнца.

Я тут подсуетился и по своим каналам кое-что выяснил. Был в Министерстве культуры в те времена негласный писательский рейтинг, определявший, кого и где печатать, кого пускать за кордон, кому и где отдыхать, т. е. кому какие «пряники» выделять. Если считать все тогдашние областные и республиканские отделения Союза советских писателей, ваша В. Бревдо, видимо, входила где-то в десятую тысячу. Правда, в Министерстве культуры была отдельная квота на лежачих инвалидов, там она значилась двадцать седьмой. И вдруг: квартира-музей, Фонд, «литературное наследие»… Не смеши. Эта болезнь малых городов давно описана наукой и называется «гигантомания». Квартиры – музеи, фонды, конференции – симптомы осложнений этой болезни, известных науке как «синдром литературной провинции», или, попросту говоря, литературного захолустья. А в Питере, так называемой культурной столице, пятнадцать лет не могут пробить создание квартиры-музея Иосифа Бродского, нобелевского лауреата, переведённого на десятки языков мира.

Видимо, к имени Бродского не может примазаться ни один из бывших комсомольских или партийных функционеров, чтобы с песнями въехать в историю.

@ Ашдод, МатушевскомуА. Б.

Алёша, меня мало трогает окололитературная возня вокруг В. Бревдо. Но имя Марии Вольтовой меня разволновало не на шутку.

@Ургаш, Вольтовой М. И.

Мария Ильинична, спасибо за письмо. Коротко о себе: Сергеев Дмитрий Георгиевич, член С.-Петербургского союза литераторов, бывший заместитель главного конструктора, бывший альпинист и прочая, и прочая. Как видите, почти во всём – бывший, отовсюду в силу возраста и физического состояния списанный. По совету друзей пишу воспоминания, если допишу и издам, это будет моя пятая книга (не считая учебника и брошюр по специальности).

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Спасибо за возможность познакомиться с вашей деятельностью. Коротко о себе. Уроженка Новгородской области. По первой специальности зоотехник. Техникум в Валдае. По распределению попала в Сибирь, в село Рогожино, вы знаете, это на берегу Туроми, напротив Ургаша. Через год вышла замуж. Муж – машзаводчанин, родители его жили в Рогожино. С 1962 г. живу в Ургаше, уже будучи мамой сынишки. По моей специальности в городе не было работы. Пришлось получить другое образование: окончила заочно филфак Ухтомского университета. Затем пригласили на работу в городской комитет КПСС инструктором отдела пропаганды и агитации, затем – заведующая орготделом, затем секретарь по идеологии. И так более 17 лет. С 1991 – го в администрации города. С Вероникой познакомилась в 1984 г., по работе моей.

У меня двое давно взрослых детей. Сын – бизнесмен, живёт в Красноярске. Дочь окончила ТГУ, затем – очную аспирантуру МГУ им. Ломоносова, кандидат исторических наук. Живёт в Новгороде Великом, занимается берестяными грамотами.

@Ургаш, Вольтовой М. И.

Я сам не ожидал, что мои воспоминания так «зацепят» меня, высветят в памяти массу забытых эпизодов и дорогих лиц. Когда вы написали про свою работу в горкоме КПСС, я вспомнил, что в Ургаше на вечере в молодёжном подвальном клубе-кафе я читал то ли свои рассказы, то ли стихи, и за столиком со мной сидела Прекрасная Дама из горкома партии. Мы даже станцевали с ней пару медленных танцев. Я вглядываюсь в ваше почтовое изображение в ноутбуке, но оно слишком мелкое, чтобы сказать что-то определённо.

Прошу вас, выберите свою фотографию тех лет и, пожалуйста, перешлите мне по электронной почте.

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Прочитав ваше письмо, не могу не заметить, что мир действительно тесен. Конечно, не могу точно сказать, что когда-то наши пути пересеклись, притом в молодёжном клубе в подвальном помещении. Я всего один раз была в этом клубе – при его открытии. Это было в 1983 или 1984 году. От горкома КПСС присутствовала только я. От областного комитета ВЛКСМ присутствовал первый секретарь, он же член бюро обкома КПСС Виктор Алексеевич Воробьёв. Я сидела вместе с ним за гостевым столом, выступала с приветствием, танцевала с теми, кем была приглашена. Была одета в строгое платье тёмно-сиреневого цвета. Я никогда в жизни никакой косметики для лица не использовала, равно как и для волос. Продолжаю довольствоваться тем, что в меня вложили родители. Исключением является помада: коллеги подарили в день 30-летия и упросили тут же ею воспользоваться, хотя бы в самой малости. Что применяю и по сей день. Да и то не всегда. С руководителями Ургашского машиностроительного завода, парткома, завкома, комитета ВЛКСМ, редакторами заводской многотиражки, заводского радио и др. была не просто знакома, а работала с ними, по сути, полных 30 лет. Не знаю почему, но они, как мужчины, ко мне относились очень тепло, как-то более чем просто доброжелательно.

Простите, пожалуйста, то ли за лирическое отступление, то ли за ностальгию. Как знать, как знать…

@Ургаш, Вольтовой М. И.

Вы меня добили своим тёмно-сиреневым платьем. Я с этой Прекрасной Дамой танцевал! Просто вы тогда не знали, с кем общаетесь. Ваша память сохранила имена и должности всех более-менее заметных деятелей вашего круга. Это естественно. Короля делает его свита. А вы были, помнится, настоящей королевой города – и по уму, и по красоте, и по должности. А я в ваших глазах был серенькой мышкой, «заезжим музыкантом». Потому ваш глаз и смотрел на меня «слепым пятном», а теперь я пытаюсь добиться, чтобы вы взглянули на меня ямкой фовея – fovea centralis. И приняли на веру, что были в том клубе-кафе по крайней мере ещё раз – в 1987 или в 1988 году.

Был какой-то молодёжный вечер. Помню такой эпизод: на стуле стоит приз, кажется, бутылка коньяка. К этому стулу ведут наклеенные на пол бумажные следы. Надо назвать парфюмерное изделие и, соответственно, сделать шаг по этим следам к призу. Пытались многие, но дальше трёхчетырёх шагов никто не смог продвинуться. Мой приятель, местный поэт Женя Винокуров, называет духи «Шанель» номер 1, номер 2, номер Зит. д., уверенно шагает по бумажным следам и уносит приз… Не помните?

Вы тогда меня поразили своим снобизмом и неприступностью. Разумеется, это была годами отработанная тактика поддержания реноме королевы. Я на следующий день пытался записаться к вам на приём в горкоме, но вынужден был внезапно уехать и больше никогда вас не видел. Если моя трактовка вас не устраивает, напишите мне, что в городском комитете КПСС тогда работала ещё одна Мария Вольтовая.

По поводу вашей женской красоты. Большинство мужиков избегает женщин умных и красивых потому, что рядом с такой партнёршей приходится вставать на цыпочки, чтобы соответствовать. А как учит Дао дэ цзин, «Вставший на цыпочки не сможет стоять долго».

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Действительно неисповедимы пути Господни! Вот и знакомство с вами, одним из «скрытых» героев последних повестей и рассказочек Вероники, тому подтверждение.

Вы как-то упомянули имя своего товарища студенческих лет Павла Зрелова. Я его знала. И гораздо дольше, чем вы думаете. Живя в Рогожино, я привыкла, что в сельском клубе на танцах все парни крутятся вокруг меня. А в одну из суббот мы с подругой на пароме отправились из Рогожино на танцы в Ургаш. Там мне показали вашего Павла и сказали, что он собирается приехать на работу в Ургаш и жениться на Анне, которая стояла рядом с ним. Не то чтобы он шибко мне понравился, но во мне тогда взыграло самолюбие. Я пригласила его на дамское танго. А он меня не пригласил ни разу, что было край как обидно и стыдно перед подругой.

Надо сказать, что тогда за нами из Рогожино увязался и мой «воздыхатель» Аркаша со всей своей компанией. На самом деле его полное имя Ардалион. В Рогожино вообще какое-то помешательство на замысловатых именах. И все его дружки – Ксенофонт, Дионисий, Авенир и др. были на тех танцах. А после танцев они подкараулили Павла и побили. Из-за меня. Я не то чтобы злорадствовала, но по девчачьей глупости тогда подумала: «Так тебе и надо!» И впервые посмотрела на Ардалиона как на защитника моего самолюбия.

@Ургаш, Вольтовой М. И.

Вот те раз! Так, значит, и я вас знаю на тридцать лет дольше! Я ведь был на тех танцах. И даже танцевал с вами. Теперь у меня в голове срослось: Маша, зоотехник из Рогожино, и Мария Ильинична Вольтовая – это одно лицо! Откуда такая звучная фамилия?

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Это фамилия моего Ардалиона. Их семью в Рогожино до сих пор называют Валетовы, но при выдаче паспортов Валетовы почему-то вдруг стали Вольтовыми. «Электрификация всей страны» в отдельно взятой семье, так сказать.

Из Аркаши, драчуна и хулигана, получился хороший муж – заботливый, любящий, работящий – Ардалион Бернардович. И прекрасный отец. Только опираясь на сильное плечо АБ, я смогла полностью отдаться партийной работе.

И могу лишь посочувствовать каждому публичному человеку – внешне приятному, а если к тому же с приятным голосом, владеющему устным словом достаточно прилично, ему в жизни всё это нередко даже мешает. Помню отчётно-выборную партконференцию 1978 г. Я, будучи заведующей орготделом и членом бюро горкома КПСС, выступала с докладом от мандатной комиссии. В перерыве ко мне подошёл Владимир Витальевич Баклушин, секретарь обкома КПСС по строительству, и сказал такие слова, что и до сих пор уши краснеют: «Ваш доклад слушал, как песню». То же потом слышала и от других лиц самых разных ипостасей.

Простите, заболталась. Но это не высосано из пальца, а вытекает из моего понимания таких или подобных ситуаций: достойно пройти через это, чтобы иметь моральное право предъявлять спрос тем, кто переходит грани. Персональные дела – самое неприятное в моей работе, а это почти полных девять лет.

Спасибо за продолжение знакомства с вами. Оказывается, даже заочно отношения людей могут складываться по-разному: быть приятными и не быть таковыми, а оставаться чисто формальными. Видимо, действительно каждая встреча не случайна. Нас познакомила Вероника.

@Ургаш, Вольтовой М. И.

Вы всю жизнь были окружены высокопоставленными мужчинами, а при вашем уме и внешних данных могу только предположить, сколько душевных сил вам стоило держать их всех в рамках, при этом никого не обижая и не отталкивая. После того, как вы упомянули свою работу в горкоме, я соединил в неделимое целое ваш нынешний образ и образ Прекрасной Дамы, с которой я танцевал тридцать лет назад. Добавил к этому и красавицу Машу с танцплощадки 1959 года. И теперь меня волнует каждое ваше письмо. И жаль будет расставаться, ведь глава «Ургаш» – одна из двадцати запланированных, и я боюсь не успеть написать все.

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Дмитрий Георгиевич, не захваливайте меня! Вдруг на старости лет возгоржусь? Я и так нередко попадаю в ситуации удивительные. Например, иду с садового участка, вдруг рядом притормаживает роскошная иномарка, сдаёт назад, открывается дверца, и человек в военной форме, рядом с которым сидит женщина, обращается по имени-отчеству и приглашает в машину, говоря при этом, что я им когда-то помогла с жильём. Довозят до дома, уточняют, в какие дни и в какое время я возвращаюсь. Готовы, по возможности, меня всегда подвозить. Да и такое ежегодно встречается: то кому-то партбилет вручала, помнят якобы каждое моё слово. То муж утку дикую приносит: сосед по гаражу гостинец передал, когда-то помогла дочку трудоустроить.

@Ургаш, Вольтовой М. И.

Вас невозможно перехвалить. Побывав во многих странах на светских раутах, банкетах и пати, на приёмах в посольствах, яхт– и гольфклубах, я понимаю, что там вы были бы весьма кстати. Только не в глухом тёмном, а с открытой спиной и в бриллиантах.

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Вы удивительный романтик и мастер делать комплименты. Пока не могу точно выразить моё отношение к вам: кажется, даже сожалею, что судьба не позволила нам поближе познакомиться в те далёкие 80-е. Как знать, как знать…

Несколько слов вдогонку к моим фото: под раскидистым деревом – это март 1984 года. Куба, курорт «Варадеро» на берегу Атлантического океана. Моя первая в жизни туристическая поездка – и сразу на Кубу. В те годы она приравнивалась к капиталистическим странам. Группы были по 18 человек плюс руководитель, в качестве которого я и была. Путёвка – 21 день. Летели на Кубу одним рейсом четыре группы. В Гаване – встреча в Доме кубиносоветской дружбы. Мне, по не знаемым и поныне причинам, предложено было выступить с приветствием. Я оказалась первой женщиной – руководителем группы. Храню как зеницу ока две книги Фиделя Кастро – как подарочные.

Фото 1987 г.: я в санатории ЦК КПСС. Пожалуй, одна из самых познавательных поездок, но и безмерно неприятная из-за бесконечных ухаживаний за «дикаркой». Простите, утомила вновь. Надеюсь на ваше понимание и снисходительность.

@ Ургаш, Вольтовой М. И.

Здравствуйте, моя далёкая Прекрасная Фея, далёкая и по расстоянию, и по времени, пролетевшему после нашего танца. Это вы со мной не познакомились, потому как были закомплексованы, как и все партийные функционеры, до сих пор помните все имена-отчества и должности, хотя по Союзу таких членов обкома были тысячи, а я «инженер Дмитрий Сергеев – штучный товар». Это слова моего генерального, когда он стоял насмерть, отбивая меня от работы в горкоме КПСС в Смольном.

Мне понятны ваши тёплые воспоминания о поездке на Кубу. Я после Ургаша «сподобился» поработать в десятках стран (а в таких странах, как Индия, Италия, Малайзия, – десятки раз), но особенно подробно помню свои первые зарубежные командировки. За кордоном не отдыхал ни разу, был «невыездным» (смешно, да?). Ни разу не был в соседней Финляндии, хотя мои друзья мотаются туда по выходным «за стиральным порошком». Но теперь я хоть и «выездной», но по состоянию здоровья «не отходящий далеко от дома».

По поводу комплиментов. Вы действительно тогда поразили моё воображение. Но любой мой шаг в вашу сторону был бы расценён вами как банальное домогательство, как сейчас говорят, харассмент. Чувствовалось, что вы постоянно пребываете в глухой обороне. Но я-то уже был Дмитрием Георгиевичем Сергеевым. И пополнять ряды ваших самоуверенных поклонников мне претило. Что же касается комплиментов, когда я занимался сольным пением, в моём репертуаре первым значился романс на стихи Тютчева «Я встретил вас, и всё былое в отжившем сердце ожило». Так вот, считайте, что это как раз тот самый случай – «всё былое ожило»! Я сейчас получил возможность виртуально бросить к вашим ногам те розы, что мог бы реально бросить тридцать лет назад. Меня сейчас трудно заподозрить в неискренности моих тогдашних чувств.

И последнее. Вы не можете утомить меня своими письмами. Вы же Фея, мечта поэта.

@С. – Петербург, Сергееву Д. Г.

Это опять я, лечу на крыльях к вам, как к волшебнику, который так долго-долго спал и вот проснулся и встрепенулся… Я сама как будто пребывала в спячке многолетней и вот проснулась, не совсем вовремя, возможно, но я так не ощущаю. Не судите меня строго. Стыдно перед самой собою, но что-то подвигло на откровения, которые даже с близкой подругой никогда себе не позволила бы. Табу, табу…