Текст книги "Этнопсихология: история развития и основные проблемы"

Страбон – знаменитый античный географ (I в. до н. э. – I в. н. э.) – воспроизводит в своей книге «География» [35] рассказы путешественников, описания других географов, историков (Эратосфена, Геродота, Мегасфена и др.), соотнося их с текстами Гомера, мифами и просто фантастическими историями. Чего стоят, например, воспроизводимые им сообщения Мегасфена о безротых людях, которые питаются «испарениями жареного мяса и запахами плодов и цветов, так как вместо ртов у них лишь дыхательные отверстия», или о людях «с ушами до ног, так, что они спят на ушах и обладают такой силой, что вырывают деревья с корнями и рвут тетивы от лука» и т. п. [там же, с. 681]. Вместе с тем Страбон использует и свои собственные наблюдения, делает критические замечания, выражает сомнения в истинности тех или иных утверждений, пытаясь оставаться на научных позициях.

Тексты Страбона повествуют о разных краях, особенностях рельефа и климата, флоры и фауны, полезных ископаемых и опасностях, подстерегающих путешественника, содержат исторические описания, легенды, поэтические отрывки, философские высказывания, бесчисленные названия племен, народов, рассказы о войнах, нашествиях. При этом этнопсихологические знания представлены в сплетении с этнографическими, а психологический портрет какого-либо народа не дается в чистом виде. Нравы людей, их характеры раскрываются через их бытописание, изредка посредством рассказа о каких-нибудь поражающих воображение античного читателя обычаях, законах, ритуалах и т. п.

Впрочем, иногда автор уходит от конкретики и делает выводы самого общего характера. К примеру, когда он пишет, что «…в стране, наделенной природными благами, население миролюбиво, а в бедной стране, напротив, все служит тому, чтобы сделать людей воинственными и храбрыми» [там же, с. 127]. Или когда рассуждает о влиянии места обитания на образ жизни людей: «Вообще говоря, края населенного мира, лежащие вдоль неумеренного пояса, необитаемого из-за жары или холода, должны быть как бы извращением и ухудшением умеренного пояса. Это можно усмотреть из образа жизни их обитателей и из недостатка у них жизненных потребностей. Действительно, они влачат жалкое существование, по большей части ходят нагими, ведя кочевую жизнь» [35, с. 756]. К обобщающим выводам, которые делает автор, можно отнести также утверждение, что государственное устройство оказывает влияние на нравы людей: «Согласие возникает только там, где устранены раздоры, проистекающие от своекорыстия и роскоши. Действительно, если граждане ведут умеренную и простую жизнь, то у них нет ни зависти, ни заносчивости, ни ненависти по отношению к равным себе» [там же, с. 457].

Вполне естественно, что Страбон в своих описаниях отталкивается (как от некоторых эталонов) от тех обычаев, норм, уровня культуры, которые существовали у греков, поэтому нередко, характеризуя какой-нибудь народ, использует такие выражения, как «у них звериная и скотская натура» или «они свирепее зверей», «отличаются дикостью», «неукротимостью», «духом строптивости». («Этот дух строптивости особенно усилился среди иберийцев, так как это племя соединяет с ним еще природное коварство и неискренность» [там же, с. 154].)

Описывая скифов, он сетует на то, что приобщение к другому образу жизни приводит к ухудшению нравов народов: «Ведь мы считаем скифов самыми прямодушными, меньше всего способными на коварство, а также гораздо более бережливыми и независимыми, чем мы. Вообще говоря, принятый у нас образ жизни испортил нравы чуть ли не всех народов, внеся в их среду роскошь и любовь к наслаждению, а для удовлетворения этих пороков – гнусные происки и порождающие их бесчисленные порождения алчности. Подобного рода нравственная испорченность в значительной степени затронула также и варварские племена, в особенности “кочевников”. Действительно, после знакомства с морем они не только стали хуже в моральном отношении (так, они обратились к морскому разбою и убивали чужестранцев), но соприкосновение со многими племенами привело к тому, что они заимствовали от них роскошь и торгашеские наклонности. Это, правда, способствует мягкости нравов, но все же портит их, так как честность сменяется хитростью, о чем я только что сказал» [35, с. 275–276].

Этнографические сведения о других народах у Страбона не систематизированы, хаотичны. При чтении создается впечатление свободного повествования, обусловленного интересом автора к той или иной стороне жизни этносов. Если все же попытаться выделить те аспекты жизни других народов, на которые он прежде всего обращает внимание, то это: 1) государственное устройство; 2) внешний вид людей, их антропологические данные; 3) военная доблесть, храбрость или трусость; 4) устройство жилищ; пища и ее приготовление; 5) физическое и нравственное воспитание молодежи; 6) отношения между полами; 7) отношение к родителям и обращение с покойниками; 8) почитание богов и обряды жертвоприношения; 9) образ жизни и обычаи.

Можно сказать, что это те, еще не сформулированные четко, своеобразные культурные универсалии, на основе которых автор время от времени пытается сравнивать культуры, находя сходства и различия.

В работах Страбона наиболее полные описания быта, обычаев, норм, особенностей характера посвящены индийцам. Он хвалит их за скромный образ жизни, дисциплину, честность, несклонность к воровству, простоту и бережливость, благодаря которым они живут счастливо, за то, что они не страдают сутяжничеством, высоко ценят красоту, уважают правду и доблесть, за то, что они искусные ремесленники, у них нет рабов, подробно описывает их обычаи, быт, философию.

Что касается албанцев, массагетов, он, среди прочего, отмечает их мужество, пишет, что «это люди самобытные, дикие и воинственные, однако при деловом общении честные и не обманщики» [там же, с. 485].

Страбон также достаточно подробно описывает обычаи критян, связанные со вступлением в брак, совместным обучением и воспитанием детей, их государственное устройство, любовные отношения между взрослыми мужчинами и мальчиками. Не забывает он и персов, рассказывая читателям об их жертвоприношениях, религии, обучении детей и юношей, одежде, пище и т. д.

Подобные этнографические описания создают у читателя (пусть фрагментарное) представление о психологических характеристиках народа, его специфических особенностях-отличиях от других.

Поскольку одной из важнейших характеристик народа является степень его воинственности, то и иные качества, свойства людей, их психологические характеристики часто «встраиваются» в описания их военной доблести, сопутствуют им: «Все племя, теперь называемое галльским, помешано на войне, отличается отвагой и быстро бросается в бой; впрочем, оно простодушно и незлобиво. Поэтому в состоянии возбуждения галаты устремляются в бой открыто и без оглядки, так что тем, кто захочет применить хитрость, их легко одолеть. Кто бы, когда и где ни пожелал под любым случайным предлогом раздражить галатов, найдет их готовыми встретить опасность, хотя бы у них не было никакой поддержки в борьбе, кроме собственной силы и отваги. Если же их убедить, то они легко доступны соображениям пользы, так что способны воспринимать не только образование вообще, но также науку. Что касается их силы, то она зависит отчасти от крупного физического сложения, а частью обусловлена их многочисленностью. Они легко собираются вместе в большом числе, так как отличаются простотой, прямодушием и всегда сочувствуют страданиям тех своих близких, кому, по их мнению, чинят несправедливость [35, с. 186].

Однако, тут же замечает Страбон, «вдобавок к храбрости у них еще много глупости и хвастовства, а также страсти к украшениям, ибо не только носят золотые украшения-ожерелья вокруг шеи и браслеты на руках и запястьях, но и сановники носят разноцветную расшитую золотом одежду. В силу такой душевной пустоты они нестерпимы как победители и выглядят совершенно растерянными, потерпев поражение. Кроме того, к их глупости присоединяется еще варварский и экзотический обычай, свойственный большинству северных народов, возвращаясь после битвы, вешать головы врагов на шеи лошадям и, доставив эти трофеи домой, прибивать их гвоздями напоказ перед входом в дом» [там же, с. 187].

Описания физического облика представителей того или иного племени иногда очень поверхностны, поскольку автор тут же переходит к другим их характеристикам, образу жизни и обычаям. Так, например, про албанцев он пишет, что они «…отличаются красотой и высоким ростом, вместе с тем они простодушны и не мелочны. У них в употреблении нет чеканной монеты, и, не зная числа больше 100, они занимаются лишь меновой торговлей. И в отношении прочих жизненных вопросов они высказывают равнодушие. Точные меры и вес им неизвестны. К вопросам войны, государственного устройства и земледелия они относятся беззаботно. Однако сражаются они как в пешем строю, так и верхом в легком и тяжелом вооружении подобно армянам» [35, с. 476].

Далее он обращает внимание на отношение к родителям и покойникам: «Старость у албанцев в чрезвычайном почете, и не только родителей, но и прочих людей. Заботы о покойниках или даже воспоминание о них считаются нечестием. Вместе с покойниками погребают и все их имущество и потому живут в бедности, лишенные отцовского достояния» [там же, с. 477].

Вообще, отношение к смерти, мертвым, к старости, покойным родителям – одна из непременных тем у Страбона, когда он упоминает о каком-либо народе. «Другие же не предают смерти никого, даже величайших преступников, но только изгоняют их вместе с детьми из пределов страны, в противоположность обычаю дербиков, у которых заведена казнь за незначительные проступки. Дербики почитают Землю-Мать; они не приносят в жертву и не едят никакого существа женского пола. Мужчин, умирающих до 70-летнего возраста, они не поедают, а только хоронят». Что же касается каспийцев, то они «…умерщвляют голодной смертью людей, которым за 70 лет, и выбрасывают их трупы в пустынные места; затем они наблюдают издали: если увидят, что птицы стаскивают трупы с носилок, то считают покойников блаженными, если же дикие звери и собаки – то менее блаженными; если трупы никто не утащит, то считают их несчастными» [там же, с. 491]. Троглодиты (жители пещер) «.погребают своих покойников, привязав шею трупов к ногам прутьями из палиура, затем с веселым смехом они тотчас забрасывают трупы каменьями, пока тела не станет видно; потом, положив на кучу камней козий рог, уходят» [там же, с. 718]. Про эфиопов он сообщает: «Что до покойников, то одни выбрасывают их в реку, другие же держат дома, положив под стекло; иные, наконец, погребают их в глиняных гробах вокруг святилищ, они требуют выполнения клятв, приносимых от имени покойников, и считают эти клятвы самыми священными из всех» [35, с. 757].

Набатееев Страбон характеризует как разумный и хозяйственный народ, у которого принято публично наказывать расточителя имущества и награждать того, кто увеличил его. При этом «мертвые тела они считают навозом, согласно изречению Гераклита, который говорит: “Мертвых скорей, чем навоз, удалять подобает”. Поэтому-то они погребают даже царей у навозных куч» [там же, с. 724]. Про бактрийцев он пишет, что «людей, изнуренных старостью и болезнями, они бросали живыми собакам, нарочно содержимым для этого, которых на своем родном языке они называли могильщиками» [там же, с. 487].

Страбон часто обращает внимание на схожесть или отличие тех или иных обычаев у разных народов, сравнивает их между собой либо отмечает их своеобразие, уникальность, особенно когда это касается государственного устройства или отношений между полами. Так, про обычаи ассирийцев он замечает, что они «вообще похожи на персидские обычаи; впрочем, своеобразным у них является обычай ставить во главе каждого племени трех мудрых людей, которые выводят на народ девушек, достигших брачного возраста, и продают их с торгов женихам, причем всегда в первую очередь девушек более знатных. Таким образом там заключаются браки… У них существует три высших судебных учреждения, кроме установленного царем. В состав одного входят лица, уже освобожденные от военной службы, другое состоит из знатнейших людей, третье – из старцев. Обязанность последнего [судилища] – выдавать девушек замуж и разбирать жалобы о прелюбодеянии; другое ведает делами о воровстве, третье – о насилиях. Больных они выносят на перекрестки и спрашивают прохожих, не знает ли кто какого-нибудь лечебного средства против болезни; и среди прохожих не встретишь ни одного столь неблагородного человека, который, повстречавшись, не посоветовал бы, если помнит, какого-либо целительного средства. Одежда вавилонян состоит из льняного хитона, доходящего до ног, шерстяного верхнего платья и белого гиматия; они носят длинные волосы и обувь вроде туфель. Они носят также кольца с печатками и палку, но не гладкую, а с изображением наверху яблока, розы, лилии или чего-нибудь в таком роде. Они умащаются сесамом. Покойников оплакивают подобно египтянам и многим другим народам; хоронят в меду, облепив воском» [35, с. 691–692].

Таким образом, Страбон в своей «Географии» в основном предлагает читателю обильные этнографические сведения: описание быта, обычаев, внешнего вида и т. п. представителей того или иного народа. Что же касается психологических портретов, то они достаточно редки, фрагментарны, носят случайный характер, вплетены в ткань этнографического повествования. В то же время на основе этих описаний, а также историй, мифов, связанных с тем или иным народом, у читателя невольно складывается психологический облик его представителей и определенное отношение к ним, а сама картина существования бесчисленных племен со своими, часто поражающими воображение, нравами, обычаями, внешним обликом, образом жизни создает ощущение живой, изменчивой формы единого рода человеческого.

Плиний Старший (Гай Плиний Секунд; 22–24 гг. н. э. – 79 г. н. э.) – древнеримский писатель-эрудит, автор «Естественной истории» [28], крупнейшего энциклопедического сочинения античности.

Количество племен или народов, которым Плиний Старший дает какую-либо характеристику или сообщает что-либо об их образе жизни, а не просто перечисляет названия и области обитания, не столь велико. При этом он часто просто воспроизводит мифические рассказы других авторов, не вдаваясь в их критику и не останавливаясь на них подробно: «Если верить писателям, атлантам чужды человеческие обычаи: они не называют друг друга по именам, смотря на восток и заход солнц как на гибель для них самих и их полей, ужасно проклинают его и не видят во сне того, что остальные смертные. Троголоиды роют пещеры, это их дома, пища – мясо змей, и вместо голоса шипение, даже дара речи они лишены. Гараманты, не вступая в брак, живут со всеми женщинами без разбора. Авгилы чтят только подземных богов. Гамфасанты ходят голые и, не имея никакого понятия о войне, не общаются ни с одним чужеземцем. Рассказывают, что у блеммийцев нет голов. Рот и глаза находятся на груди. У сатиров, кроме внешнего сходства, нет ничего человеческого; эгипапы выглядят так, как их обыкновенно изображают. Гимантоподы косолапы, они не ходят, а ползают. Фарузийцы, или древние персы, сопровождали, говорят, Геркулеса, когда он направлялся к Гесперидам» [28, кн. 5, фрагменты VIII.45, VIII.46].

По поводу аримфеев автор пишет, что «живут они в лесах, питаются ягодами; иметь [на голове] волосы считается позором как у женщин, так и у мужчин; нравы у них кроткие, и поэтому они слывут, говорят, святыми и не подвергаются обидам даже со стороны диких соседей, и [притом] не только они сами, но и те, которые прибегают под их защиту» [там же, кн. 6, фрагмент XIV.35].

Не забывает Плиний Старший упомянуть и другие полумифические или мифические народы. Например, он сообщает о многочисленных скифских племенах, питающихся человечиной (античные авторы традиционно приписывали каннибализм и дикость удаленным от них народам), упоминает племя аримаспов «с одним глазом посреди лба», воюющих с крылатыми зверями-грифами, которые добывают в подземных шахтах золото, «причем звери с удивительной жадностью сторожат золото, а аримаспы его похищают». Пишет он, ссылаясь на других авторов, и про то, что существуют лесные люди с «вывернутыми назад ступнями, отличающиеся чрезвычайной быстротой и блуждающие повсюду вместе со зверями», причем «эти люди не могут дышать (= жить) в другом климате»; про людоедов, которые пьют из человеческих черепов и носят скальпы «на груди вместо полотенец»; про то, что в «(Кавказской) Албании родятся люди с серо-синими глазами, с детства седые и ночью видящие лучше, чем днем»; про савроматов, которые едят через день; про офиогенов (название означает «рожденные от змей»), которые могут исцелять укусы змей прикосновением и «удалять яд из тела наложением руки на место укуса»; о том, что «существуют люди, чья слюна является средством против змеиного укуса», оказывается «в их телах вырабатывается яд, который смертелен для змей и запах которого они используют для усыпления змей. Еще они имеют обычай подкладывать новорожденное дитя самой свирепой змее, чтобы проверить верность своих жен, поскольку змеи кусают младенцев, родившихся от связи их жен с чужестранцами».

Появляется в его повествовании и упоминание об андрогинах, которые «…сходятся с мужчинами и женщинами попеременно.

Аристотель пишет, что их левая грудь – мужская, а правая – женская». Рассказывает Плиний Старший про людей-колдунов, у которых в глазу два зрачка, и т. п. [28, кн. 7, фрагменты II.9– II.16]. Пересказывая Мегасфена, он сообщает читателям о людях с песьими головами, которые носят шкуры диких животных и «чья речь прерывиста наподобие лая», о людях, у которых только одна нога, с помощью которой они очень быстро перемещаются прыжками, а также про племя «скиаподов, которые в жару лежат на земле и заслоняются тенью от ног [там же, фрагмент II.23].

Пытаясь связать между собой внешность людей, строение их тел, психологические характеристики и климат, в котором они живут, Плиний Старший рассуждает следующим образом: «близость светила обожгла эфиопов и что их как бы обугленные бороды и курчавые волосы – их прирожденные черты. А на противоположном конце мира обитают народы с бледной и снежнобелой кожей, с рыжими прямыми волосами. И вот они из-за жесткости климата яростны, эфиопы же из-за его мягкости апатичны. Уже по их [эфиопов] ногам видно, что жара вытягивает в них сок наверх, а у северных племен соки отгоняются вниз из-за падения жидкости туда. В их землях обитают неповоротливые звери, в землях же эфиопов формы животных весьма различны. Особенно же многообразны порождаемые там пернатые. И в той и в другой стране жители высокорослые, но эфиопы из-за силы огня, а северные народы – от питающего действия влаги. Климат же промежуточных поясов здоровый благодаря смешению обоих элементов, почва плодородна ко всему, люди там среднего рода, обычаи гуманные, чувства проникновенные, умы творческие и способные постигать природу в ее целостности. У этих людей также мощные империи, каких совсем не бывало у народов крайних, которые, это правда, никогда им [народам умеренной зоны] не подчинялись, зато перед свирепостью угнетающей их природы остались разрозненными и одинокими» [там же, кн. 2, фрагменты LXXX.189, 190].

Плиния Старшего (как и других древних авторов) прежде всего интересуют странности, необычные черты в характере, поведении представителей других народов и образе их жизни. Так, о племени исседонов он сообщает следующее: «На запад от берегов озера, там, куда не доходят вредные испарения, живут исседоны, замкнутое и странное, если сравнить с другими, племя. Исседоны живут совсем без женщин, отказавшись от любви, без денег, в обществе пальм. Число их пополняется в равной мере изо дня в день за счет пришельцев, потому что к ним приходит много утомленных жизнью людей, которых переменчивость судьбы толкает к такому образу жизни. Так продолжается в течение тысячелетий, и кажется невероятным, что существует племя, в котором нет рождаемости. Столь плодотворно для исседонов недовольство других людей жизнью [28, кн. 5, фрагмент XV.73].

По поводу характера китайцев (серов) он замечает: «Серы – мирные, правда, но они точно совсем как звери избегают схождения с остальными смертными, выжидают прибытия других для торговли». Обращая внимание на необычные особенности их внешнего облика и поведения, Плиний Старший пишет, что «сами они превышают величину людей, у них рыжие волосы, голубые глаза, грубый голос, они совершенно не вступают в словесное общение» [там же, кн. 6, фрагменты XX.54, XX.88].

Несмотря на поверхностность, фрагментарность, некритичность в изложении этнографических сведений, пересказ мифов и мифологических сюжетов, в самом начале седьмой книги, посвященной человеку, ярко проявляется литературный талант автора, его мировоззренческая позиция, выраженная глубокими экзистенциальными размышлениями. Рассуждения Плиния Старшего о человеке, его судьбе, рождении и выживании, отношении людей друг к другу, их психологии наполнены пессимизмом и даже трагизмом. Природу он называет не матерью для человека, но «хмурой мачехой». Ведь человек «единственное из живых существ на свете, которое природа одевает за счет других». Только человека природа «…создала голым и таковым выбросила на голую землю, предоставив ему кричать и жалобно плакать. Нет ни одного животного, которое проливало бы слезы, и притом с первого дня своего появления на свет. А ведь смех, ей-богу, самый первый смех, появляется у человека только на сороковой день его жизни! Нечего сказать, счастливое рождение. Вот он лежит, крепко спеленутый по рукам и ногам, плачущее животное, господин природы, он начинает жить с мучений незаслуженных, потому что не совершил другого поступка, кроме того, что родился. Какое безумие после такого начала считать себя рожденным для гордого превознесения! Первая проба своей силы приравнивает его к какому-то четвероногому. Когда-то еще пойдет он человеческой походкой! Когда-то заговорит? Когда челюсти начнут пережевывать пищу? Когда кончится качание его головы – признак его слабости по сравнению с животными? А сколько еще ждет его болезней и сколько придуманных лекарств, которые потом оказываются бессильными против бедствий! Животные располагают прирожденными умениями: одни быстро бегают, другие высоко летают, третьи плавают в воде; человек ничего не умеет, пока с трудом не выучится, – ни говорить, ни ходить, ни добывать себе пищи, ничего, ничего ему не дано само собою, кроме плача. Поэтому многие думали, что лучше бы человеку не родиться или, по крайней мере, кончать свое существование как можно скорее. Человеку одному только и дано печалиться об умершем, человеку одному дана наклонность к роскоши, и притом на бесчисленное множество способов и для всех частей своего тела. Ему одному даны честолюбие, корыстолюбие, ему одному – непомерная жажда жизни и суеверие. Ему одному свойственны хлопоты о погребении умерших и забота о том, что будет после смерти. Ни у кого нет более хрупкой жизни, ни у кого таких влечений, такого безумного распадения чувств. Наконец, другие живые существа добропорядочно обходятся с подобными себе, соединяются вместе и враждуют с непохожими на них видами: свирепые львы не бросаются друг на друга, змеи не угрожают змеям своими укусами, морские звери и рыбы хватают только особей других видов; а вот, воистину, человеку больше всего зла доставляется от человека» [28, кн. 7, фрагменты I.1—I.5].

Плиний Старший в своей «Истории» в основном, как уже упоминалось, воспроизводит рассказы других авторов, часто носящие мифологический характер, что и отличает этот ранний донаучный период накопления этнопсихологических знаний. Интерес представляет попытка автора связать особенности строения тела человека и его психологические характеристики с климатическими условиями места обитания. Мысли автора о человеке, его судьбе, страстях, наклонностях, месте в природе, отношениях между людьми свидетельствуют о высоком уровне философского осмысления вечных проблем человеческого существования и вовсе не кажутся устаревшими.