Текст книги "Этнопсихология: история развития и основные проблемы"

Диодор Сицилийский (90–30 гг. до н. э.) – древнегреческий историк, писатель, мифограф, путешественник. Ссылаясь на многих авторов, описывал географию, культуру и историю древних государств.

В работе Диодора Сицилийского [14] среди разнообразных этнографических и исторических описаний также можно встретить этнопсихологические «вкрапления», психологические характеристики того или иного народа. Иногда это краткое упоминание, иногда – более развернутая картина. Например, он следующим образом описывает психологические особенности и быт корсиканцев: «В общении друг с другом они порядочны и справедливы, как, пожалуй, никакой другой народ среди варваров. Так, найденные в горных лесах медовые соты принадлежат тому, кто обнаружит их первым, и никто того не оспаривает, а отмеченные метками овцы принадлежат только владельцам, даже если никто их не сторожит, и в других видах хозяйственной деятельности заслуживает восхищения их приверженность справедливости» [кн. 5].

Автор, подобно многим античным историкам и этнографам, делает акцент на том необычном, с чем может столкнуться исследователь, попав в другую страну. Например, он обращает внимание на странные особенности жителей островов, которых эллины называют Гимнесиями (Обнаженными), поскольку они летом ходят без одежды, достаточно подробно описывает их склонности, привычки и ценности. Диодор Сицилийский сообщает читателям, что обитатели этих островов испытывают особое пристрастие к вину, потому что его у них мало, а изготовлять вино из произрастающих там плодов невозможно. Отмечает он и их чрезвычайное женолюбие, то, что они испытывают настолько сильную склонность к женщинам, что готовы в случае, если женщину похитят морские разбойники, отдать за нее в качестве выкупа нескольких мужчин. Странными ему представляются их брачные обычаи (жениху на свадебном пиру приходится сначала уступать свою невесту родственникам и друзьям по старшинству), обряды погребения покойного, когда его тело разрезают деревянными ножами, кладут в сосуд, насыпая сверху камни. Удивляет его их меткость, когда они мечут камни пращой. Диодор Сицилийский объясняет это постоянными упражнениями в данном боевом искусстве: «Матери заставляют маленьких детей [то и дело] стрелять из пращи, а целью является прикрепленный к шесту хлеб: обучающийся не получает еды, пока не попадет в хлеб, – только тогда мать позволяет ему взять и съесть [этот хлеб]» [14].

Описывая нравы многолюдных племен, обитающих в Британии, автор характеризует их как бесхитростных, простых и далеких от коварства нынешних людей. Они, по его мнению, живут в холодном климате, бедно, но мирно и отличаются при этом исключительным гостеприимством.

В своем обширном труде Диодор Сицилийский упоминает с разной степенью подробности многие народы. Возможно, наибольший интерес с точки зрения обнаружения элементов этнопсихологических знаний представляют у данного автора психологические характеристики галлов, их пристрастия и наклонности, описание физического облика, образа жизни, гигиенических процедур и религиозно-мистических практик.

Иногда это связывается автором с климатом места обитания, особенностями местности. «Из-за нарушенного смешения воздуха, вызванного чрезмерным холодом, здесь не изготовляют ни вина, ни масла. Поэтому те галлы, которые лишены этих плодов, изготовляют из ячменя напиток, называемый “пиво”, а также пьют жидкость, которая образуется после промывания медовых сот. Будучи неуемными пьяницами, они злоупотребляют неразбавленным вином, которое привозят купцы, вожделенно пьют этот напиток без всякой меры и, опьянев, впадают в сон или в буйство. Купцы, зная об этом пристрастии галлов, продают им вино по невероятно высокой цене: за сосуд с вином берут отрока, получая себе слугу.

Роста галлы очень высокого, тела у них нежные и белые, а волосы русые от природы, причем этот естественный цвет они стараются усилить еще более с помощью искусственных средств. Поэтому галлы очень часто моют волосы известковым раствором и зачесывают их ото лба к макушке и шее, напоминая, таким образом, видом своим сатиров и панов. Благодаря такому уходу волосы у них становятся толстыми, ничем не отличаясь от конской гривы. Бороду некоторые бреют, а некоторые оставляют ее расти до определенной величины. Знатные мужчины выбривают щеки, а усы оставляют, чтобы те закрывали губы, так что во время еды кусочки пищи застревают в усах, когда же они пьют, напиток словно процеживается через сито. За ужином они сидят не на креслах, а на земле, покрытой шкурами волков и собак, прислуживают же им дети самого юного возраста – и мальчики, и девочки. Рядом с ними стоят жаровни с сильным огнем, на которых находятся котлы, а также вертела с целыми звериными тушами. Достойных мужей они чествуют, поднося им лучшие куски мяса… На пиры свои они приглашают и чужеземцев и уже после ужина спрашивают их, кто они и что им нужно. В обычае у них также начинать при случае словесные споры, а затем вызывать друг друга на единоборство, не придавая никакого значения смерти, потому как у них пользуется влиянием учение Пифагора, согласно которому души людей бессмертны, и некоторое время спустя они живут снова, поскольку душа их входит в другое тело. Поэтому при погребении покойников некоторые бросают в погребальный костер письма, написанные для своих умерших ближних, словно покойные будут читать их» [14].

Вызывает удивление у Диодора Сицилийского и то, что подобное отношение к смерти у галлов проявляется также в сражениях, когда они настолько презирают ее, что устремляются в бой обнаженными, в одном лишь поясе, готовы сражаться перед строем с самым храбрым вражеским воином, устрашая своих врагов и потрясая оружием. Если же найдется тот, кто примет вызов, они начинают восхвалять подвиги своих предков, всю их доблесть, а также оскорблять и унижать соперника, чтобы лишить его отваги. Головами убитых врагов галлы украшают шеи своих коней или прибивают их к стене дома, а особо ценные бальзамируют, бережно хранят, показывают гостям, хвастаясь, что они (или их отцы) не приняли за них выкупа – количества золота, равного весу головы.

Понятно, что таким диким нравам, психологическим характеристикам должен как-то соответствовать внешний облик людей. По этому поводу автор замечает следующее: «Внешность у галлов устрашающая, голос – громкий и очень грубый, в речах же они немногословны и иносказательны, [и часто высказываются иносказательными намеками], зачастую прибегают к преувеличениям, чтобы возвысить самих себя, а других – унизить, привыкли угрожать, бахвалиться и превозносить самих себя, однако умом остры и к обучению склонны» [там же].

В то же время Диодор Сицилийский пишет о наличии у галлов поэтов, слагающих песни («бардов»), мудрецов и теологов («друидов»), прорицателей, которые «…вещают будущее по полету птиц или по внутренностям жертвенных животных, и весь народ им послушен. В частности, при исследовании особо важных вопросов они придерживаются весьма странного и кажущегося невероятным обычая: окропив человека, его поражают в место над диафрагмой, и когда тот падает [смертельно] раненный, по его падению и содроганию тела, а также по истечению крови предсказывают будущее, полагаясь на опыт древних и многолетних наблюдений такого рода» [14].

Заканчивает Диодор Сицилийский рассказ о галлах описанием их женщин, детей, их диких нравов, а также сексуальных предпочтений: «Женщины у галлов не только почти равны мужчинам ростом, но и могут соперничать с ними в силе. Дети же у них в большинстве случаев седы от рождения, однако с возрастом цвет их волос меняется, становясь таким, как у отцов. <…> Из-за присущей им дикости галлы крайне нечестивы и в своих жертвоприношениях: продержав злодеев в заключении в течение пяти лет, галлы подвергают их мучениям в честь богов и приносят в жертву наряду с многими другими “начатками”, соорудив огромные костры. Приносят в жертву богам и пленников. Некоторые из галлов убивают не только людей, но и захваченных на войне животных, или сжигают их, или уничтожают, подвергая другим мучениям» [там же].

Крайнее удивление у Диодора Сицилийского вызывает то, что, несмотря на красоту галльских женщин, они не пользуются особым вниманием со стороны галлов-мужчин, которые «.сверх меры одержимы безумной страстью к мужским объятиям: в обыкновении у них спать прямо на земле на звериных шкурах, перекатываясь вместе с возлюбленными, которые находятся и с той и с другой стороны. Самое же удивительное из всего то, что, не заботясь о благопристойности, они легко отдают другим прелесть своего тела, отнюдь не считая это позорным, но более того: бесчестным считают того, кто, будучи желанным, не принимает предлагаемого дара» [там же].

Таким образом, приведенные отрывки из труда Диодора Сицилийского свидетельствуют о неизменном интересе древних историков к образу жизни других народов, передают неподдельное удивление автора по поводу их странных обычаев, предпочтений, религиозных воззрений и практик.

Немаловажным аспектом в характеристике Диодором Сицилийским какого-либо этноса является описание того, что представляют собой его воины: их физические данные, агрессивность, бесстрашие и презрение к смерти и т. д. Неоднократно автором подчеркиваются дикий нрав, жестокость, отсутствие тех моральных норм, которые бы свидетельствовали о благопристойности, культуре описываемых им народов.

1.2. Проблема национального характера в работах философов XVIII в.

Идея обусловленности характера того или иного народа климатом и географическим положением страны обитания получает свое дальнейшее развитие в Новое время в работах Шарля Монтескье (1689–1755).

Ш. Монтескье был одним из главных представителей «географической теории общественного развития». Он полагал, что среда выступает в качестве одного из важнейших факторов возникновения различных форм государственного правления. При этом, по мнению М. П. Баскина, «ссылаясь на географическую среду, он хотел доказать, что ход истории зависит не от воли бога, а от чисто естественных причин и что поэтому не религия, а наука в состоянии понять закономерности общественной жизни» [2, с. 66].

В одной из своих книг («О законах в их отношении к свойствам климата») Ш. Монтескье проводит идею о влиянии климата на характер людей, обычаи, нравы, формы государственности. Климату философ придавал особое значение, так как считал, что он определяет характер ума и страсти людей. Люди, которые живут в холодном климате, по его мнению, более крепки физически, более активны, целеустремленны, трудоспособны. Жара же способствует формированию лени, равнодушия, изнеженности. Механизм, объясняющий это явление, очень прост, полагал философ: климат действует на тело человека, а оно, в свою очередь, влияет на его дух. «Холодный воздух производит сжатие окончаний внешних волокон нашего тела, отчего напряжение их увеличивается и усиливается приток крови от конечностей к сердцу. Он вызывает сокращение этих мышц и таким образом еще более увеличивает наружные волокна, растягивает их и, следовательно, уменьшает их силу и упругость» (цит. по [2, с. 68]).

Итак, по мнению Ш. Монтескье, в холодных странах люди крепче, здоровее, чем в жарких. Это, в свою очередь, сказывается на их характере. Здоровый человек больше доверяет себе, имеет больше мужества, уверенности. В нем меньше подозрительности, хитрости, больше прямоты. Вот как Монтескье доказывает свою мысль: «Поставьте человека в жаркое замкнутое помещение, и он по вышеуказанным причинам ощутит очень сильное расслабление сердца. И если бы при таких обстоятельствах ему предложили совершить какой-нибудь отважный поступок, то, полагаю, он выказал бы очень мало расположения к этому. Расслабление лишит его душевной бодрости, он будет бояться всего, потому что будет чувствовать себя ни к чему не способным. Народы жарких климатов робки как старики; народы холодных климатов отважны как юноши» [там же].

Не следует полагать, что Ш. Монтескье полностью отрицал влияние других факторов на «дух народа» (понятие, которое впервые появляется у французских просветителей). Так, он писал: «Многие вещи управляют людьми: климат, религия, законы, принципы правления, примеры прошлого, нравы, обычаи; как результат всего этого образуется общий дух народа» (цит. по [34, с. 44]). Т. Г. Стефаненко [34] по этому поводу замечает, что, по мнению Монтескье, с течением времени влияние климата на дух народа ослабевает, а влияние других факторов возрастает. Ш. Монтескье также полагал, что если государство находится на равнине, то это способствует деспотическому режиму, а если в гористой местности, то это благоприятствует свободе. По его мнению, жители островов более склонны к свободе, чем жители континентов. «Острова бывают обыкновенно небольших размеров; там труднее употреблять одну часть населения для угнетения другой; от больших империй они отделены морем, и тирания не может получить от них поддержку; море преграждает путь завоевателям; островитянам не угрожает опасность быть покоренными, и им легче сохранять свои законы» (цит. по [2, с. 70]).

Другой выдающийся философ – Иммануил Кант (1724–1804) – считал, что характер народа не зависит от формы правления. По его мнению, это ничего не объясняющее утверждение, поскольку неясны причины преобладания той или иной формы. Климат и почва, полагал он, также не могут быть определяющими факторами, поскольку «переселения целых народов доказали, что эти народы на новых местах не изменяли своего характера, а только старались приспособить его к новым условиям и что при этом в языке, в роде занятий, даже в одежде все еще видны следы их происхождения и тем самым их характер» [16, с. 565].

И. Кант попытался кратко представить психологические портреты ряда народов, часто обращая внимание в большей степени на их недостатки, чем на достоинства. Так, свойства французов и англичан он выводит из различий их культуры. Французы, по его мнению, характеризуются «наибольшим вкусом в общении», особенно с женщинами высшего круга, они вежливы с чужестранцами. Такая их склонность содействует «услужливости, благоволению, готовому оказывать помощь, и постепенно должна способствовать общему человеколюбию из принципа и делать такой народ достойным любви» [там же].

Недостатки французского народа, утверждает автор, состоят в его живости, легкомыслии, в наличии заразительного духа свободы.

Что касается англичан, то, по мнению И. Канта, вторжение немцев и французов «стерло оригинальность этого народа», а его островное положение побудило англичан к завоеваниям, сделало их могущественными. При этом «они приобрели характер, который они выработали себе сами, хотя от природы у них, в сущности, нет никакого характера… характер англичанина означает не что иное, как рано усваиваемое обучением и примером основоположение, что он должен выработать себе характер, т. е. делать вид, что он его имеет» [там же, с. 566].

В характере англичан И. Канту не нравится их неуважение к чужестранцам. Он с явным осуждением отмечает, что если к своим землякам англичане относятся как никакие другие народы, то «чужестранец, которого судьба забросила на английскую почву и который попал в большую нужду, всегда может умереть на навозной куче, так как он не англичанин, т. е. не человек» [там же, с. 567].

Странным для Канта кажется то, что француз хорошо относится к англичанам, уважает и хвалит английский народ, а англичанин ненавидит и презирает французов. Он объясняет это духом соперничества и исторически сложившимися между ними отношениями.

Рассуждая о других народах, И. Кант считает, что их характер обусловлен природными задатками, образовавшимися от смешения различных племен. Испанцы (смешение европейской и арабской крови), по его мнению, характеризуются «торжественностью» в общественной и частной жизни, чувством собственного достоинства, национальной гордости, умеренностью, преданностью законам. При этом хорошая сторона испанца состоит в том, что, несмотря на свою серьезность, он готов развлекаться. Более слабой его стороной, считает автор, является то, что «испанец ничего не перенимает от иностранцев. Не путешествует, чтобы познакомиться с другими народами, и в науках отстал от других на целые века; он враждебно относится ко всяким реформам и гордится тем, что может не работать; у него романтическое расположение духа, что доказывает бой быков; он жесток, как об этом свидетельствуют прежние аутодафе, и в своих вкусах обнаруживает отчасти внеевропейское происхождение» [16, с. 569].

По мнению И. Канта, итальянцы сочетают в себе черты французов (живость, веселость) и испанцев (серьезность, твердость). Кроме того, утверждает автор, их характеризует чувство возвышенного, прекрасного. Их лица он считает выразительными, а речи итальянских адвокатов страстными.

Сравнивая итальянцев с французами, автор отмечает, что у французов – тонкий вкус в обхождении, а у итальянцев – тонкий художественный вкус. Итальянцы, «не забывая о корысти», изобрели векселя, банки, лотереи. Это, по мнению немецкого философа, их хорошая сторона. Ему также нравится та свобода, с которой гондольеры обращаются с господами. Слабые стороны итальянцев состоят в том, что «они, как говорит Руссо, ведут беседы в роскошных залах, а спят в крысиных норах» [там же]. Дурные стороны итальянцев, подчеркивает автор, – это привычка хвататься за нож, бандитизм и т. п.

Немцы, по мнению И. Канта, отличаются честностью и домовитостью, из всех народов они легче всего подчиняются властям, правительству и не склонны к переменам и к сопротивлению существующему порядку. Характер немца – это «…соединенная с рассудительностью флегма, и он не умствует относительно установленного порядка, как и не пытается придумать новый. Но при этом немец – человек всех местностей и всех климатов, легко переселяется в другие места и у него нет страстной привязанности к родине» [16, с. 570].

Кант выделяет такие положительные качества немцев, как чистоплотность, прилежание, бережливость, холодная рассудительность, выдержка, скромность. Немцы, по его мнению, гостеприимны, что же касается семейного воспитания, то они «в строгой дисциплине приучают детей к благонравию».

Невыгодные качества немцев, согласно автору, состоят в том, что они невысокого мнения о себе, у них выражены склонность к подражанию, страсть к методичности, классификации, педантичность.

Об остальных народах И. Кант ничего существенного не пишет или пишет очень осторожно. По его мнению, о России еще рано судить, а о Польше уже поздно. Национальности Турции никогда не будут тем, что позволит говорить о национальном характере, греки отличаются живостью и легкомыслием, армяне торговым духом и т. п. Заканчивает свои рассуждения философ весьма пессимистичной мыслью, что «смешение племен», при котором характеры людей постепенно стираются, мало полезно для человеческого рода.

Таким образом, И. Кант в анализируемом произведении демонстрирует элементы сравнительно-культурного подхода и скорее воспроизводит устоявшиеся к тому времени стереотипы (выделяя их негативную и позитивную составляющие), чем действительно проводит сколько-нибудь глубокий анализ проблемы национального характера. Объяснения особенностей того или иного народа природными задатками, образовавшимися от смешения различных племен, также носят редукционистский характер. Однако появление данной работы среди других сочинений знаменитого философа показывает, что проблема национального характера, национальной психологии никогда не оставалась без внимания самых выдающихся мыслителей во все времена.

Знаменитый английский философ Дэвид Юм (1711–1776) в своей работе «О национальных характерах» (1748) [38] касается проблемы детерминации свойств, черт характера народов, последовательно критикует традиционные представления об исключительном влиянии климата на их формирование.

Свое рассуждение Д. Юм начинает с констатации того факта, что однажды сложившееся мнение о каком-либо народе далее приобретает устойчивость (по сути, описывая эмпирически подтвержденное в XX в. известное свойство этностереотипов). В частности, он пишет: «Однажды установив в качестве принципа, что такой-то народ – это мошенники, трусы или невежды, оно не допускает никаких исключений и каждому человеку [из этого народа] заранее ставит все это в вину» [38, с. 605–606]. Д. Юм считает, что это несправедливо, хотя и соглашается, что какое-либо качество может быть в большей степени выражено у определенного народа по сравнению с другим, например честность, остроумие, веселость, знания. Он последовательно рассматривает выдвигаемые обычно причины различий в национальных характерах, подразделяя их на «моральные» и «физические».

Моральные причины – это «все обстоятельства, которые способны воздействовать на ум как мотивы или основания и которые делают определенный комплекс обычаев привычным для нас. К таковым относятся форма правления, социальные перевороты, изобилие или нужда, в которых живет население, положение нации в отношении своих соседей» [там же, с. 606].

Физические причины – это «качества воздуха и климата, которые, по-видимому, постепенно и незаметно влияют на характер, изменяя тонус и сложение тела и придавая людям определенный темперамент, который хотя и можно иногда преодолеть при помощи размышлений и разума, но который все же будет преобладать у большей части людей и оказывать влияние на их обычаи» [там же].

Д. Юм рассматривает нацию как совокупность индивидов и полагает, что именно моральные причины во многом определяют обычаи людей. Так, тяжелый физический труд, нищета могут привести к тому, что люди становятся неспособными к науке или требующим искусности профессиям, а слишком деспотичное правление оказывает влияние на характер и ум людей и приводит к исчезновению свободных искусств. По его мнению, именно моральные причины приводят к такому сходству, которое существует у людей определенных профессий (например, солдат или священников), ведущих определенный образ жизни.

В действии физических причин Д. Юм сомневается («я не думаю также, чтобы люди были обязаны какой-либо чертой своего характера или духа воздуху, пище или климату» [38, с. 608]), хотя и соглашается с тем, что физические причины оказывают влияние на животных, которые теряют свои природные качества в другом климате. Однако, утверждает философ, иная ситуация с людьми. Все дело в том, заявляет Юм, что люди склонны к общению, чрезвычайно предрасположены к подражанию друг другу. Общаясь, они передают друг другу и пороки, и добродетели, что неминуемо приводит к схожести нравов людей. Эту мысль он развивает и уточняет следующим образом: «Склонность к общению и объединению в общества сильна у всех разумных существ; и то же самое предрасположение, которое дает нам эту склонность, заставляет нас глубже вникать в настроения друг друга и вынуждает сходные аффекты и склонности передаваться подобно инфекции всему клубу или союзу компаньонов. Когда ряд людей объединен в одну политическую организацию, случаи, когда они собираются для совместных бесед по вопросам обороны, торговли и управления, должны быть так часты, что вместе с одинаковой речью или языком они должны приобрести сходство в нравах и иметь общий, или национальный, характер наряду со своим личным, присущим каждому отдельному лицу» [там же, с. 610–611].

Выраженность той или иной черты в национальном характере Д. Юм объясняет тем, что разные виды характера и ума представлены в человеческом сообществе в разных пропорциях. На ранних этапах развития того или иного общества это приводило к тому, что какая-либо черта «преобладала в смеси и придавала национальному характеру определенный оттенок» [там же, с. 611].

Кроме того, на нравы народов оказывают влияние «лица, пользующиеся доверием и авторитетом», а у них разные характеры. Большое значение имеют и воспитание последующих поколений, ранние впечатления: «Что бы ни формировало нравы одного поколения, следующее усвоит более сильную степень того же самого, ибо ведь люди более чувствительны ко всем впечатлениям, полученным ими в детстве, и сохраняют эти впечатления, пока живут на свете. Я утверждаю в таком случае, что все национальные характеры, если они зависят не от твердых моральных причин, вытекают из таких случайностей, как эти, и что физические причины не имеют заметного влияния на ум человека» [38, с. 611].

В доказательство отсутствия влияния воздуха или климата на нравы людей Д. Юм приводит многочисленные доводы.

Во-первых, он отмечает, что если люди в течение долгого времени принадлежали к какому-то большому государству, то они становились сходными по национальному характеру. «Так, китайцы имеют самое большое единообразие характера, которое только можно себе представить, хотя воздух и климат в различных частях тех обширных владений весьма разнообразны» [там же, с. 612].

Во-вторых, Д. Юм констатирует факт различия в национальных характерах у тех людей, которые живут в небольших, но располагающихся рядом государствах. Их граждане часто настолько отличаются по своим нравам, как будто они принадлежат к разным нациям.

В-третьих, заявляет автор, «один и тот же национальный характер обычно четко совпадает с границами государства; и, перейдя реку или перевалив через горный хребет, ты найдешь новый комплекс нравов и обычаев вместе с новым государством… Возможно ли, чтобы качества воздуха менялись в точном соответствии с границами империи, которые так сильно зависят от случайностей битв, переговоров и [династических] браков» [там же].

В-четвертых, отмечает Д. Юм, если люди, находящиеся среди других народов, сохраняют тесное общение, образуют между собой сообщество, то «они приобретают сходные нравы и у них бывает очень мало общего с народами, среди которых они живут» [там же].

Юм анализирует влияние предрассудков на восприятие представителей того или иного народа, находящегося среди более многочисленного. По его мнению, в небольшой группе требования морали выполняются строже, поскольку люди более заметны и «проступки отдельных лиц навлекают бесчестие на всех» [там же]. Автор делает проницательное замечание о влиянии предрассудков на восприятие и отношения людей: «Суеверие и предрассудки большего по численности общества настолько сильны, что меньшее сообщество обвиняется в бесчестье независимо от того, каково на самом деле его поведение. В этом случае, ввиду того, что репутация небольшой группы не может ничего ни приобрести, ни утратить, люди, входящие в нее, становятся небрежными в поведении, за исключением тех случаев, когда дело касается отношений между своими» [38, с. 613].

В-пятых, если две нации живут в одной стране и между ними существуют различия в языке или религии, то они могут существовать, не смешиваясь друг с другом, и в результате «они сохраняют в течение нескольких столетий отличные друг от друга и даже противоположные комплексы нравов» [там же].

В-шестых, Д. Юм отмечает, что национальный характер не меняется, где бы ни находились представители кого-либо народа («один и тот же комплекс нравов следует за представителями нации и остается присущ им на всем земном шаре, так же как те же самые законы и тот же самый язык» [там же]).

В-седьмых, продолжает автор, «нравы одного народа весьма значительно меняются с течением времени либо из-за огромных изменений в системе правления, либо из-за смешения с другими народами, либо из-за того непостоянства, которому подвержены все людские дела. Изобретательность, трудолюбие и активность древних греков не имеют ничего общего с глупостью и праздностью нынешних обитателей соответствующих районов. Прямота, храбрость и любовь к свободе составляли характер древних римлян, так же как коварство, трусость и рабская покорность отличают их современных потомков» [там же].

В-восьмых, тесное общение, благодаря торговле, политике, нескольких соседствующих наций приводит к их сходству в нравах.

В-девятых, Д. Юм обращает внимание на «поразительное смешение нравов и характеров в одной и той же нации, говорящей на одном языке и подчиняющейся одному правительству». Примером такой нации для него являются англичане, и объясняет он это тем, что «английская система правления представляет собой смешение монархии, аристократии и демократии… И та огромная свобода и независимость, которой пользуется здесь каждый человек, позволяет ему проявлять нравы, присущие только ему. Поэтому англичане из всех народов вселенной почти не имеют общего для них национального характера, если только сама указанная особенность не может сойти за таковой» [38, с. 614–615].

Д. Юм опровергает также точку зрения, согласно которой холод и тепло оказывают сильное влияние на характер людей и народы, живущие в слишком теплом или холодном климате, неспособны к высоким достижениям. По его мнению, для объяснения этого можно найти причины иного характера, чем физические («бедность и невзгоды жителей севера и леность из-за малого количества нужд тех, кто обитает на юге, может, пожалуй, объяснить это примечательное различие без привлечения физических причин» [там же]).

В объяснении различий между народами Д. Юм стоит на расистских позициях. Он утверждает, что белая раса выше всех остальных, поскольку лишь ее представители известны «своими деяниями и размышлениями». Причина этого, по его мнению, кроется в изначальных природных различиях между расами. «Такое единообразное и постоянное различие не могло бы пройти через столько стран и веков, не проведи природа первоначальную границу между этими породами людей» [там же].

Для объяснения таких черт, приписываемых северным нациям по сравнению с южными, как прямота, искренность, большая мужественность и воинственность, Д. Юм опять-таки привлекает нефизические причины: случайность, бедность, нужда. Не верит он также и в то, что характер питания (употребление мяса) оказывает влияние на мужество людей.

По мнению автора, такое национальное качество, как мужество, является «^самым неустойчивым, потому что оно проявляется только периодически и притом у немногих лиц в каждой нации, в то время как трудолюбие, знания и вежливость могут иметь место постоянно и повседневно и на несколько веков стать привычными для всего народа» [там же, с. 617–618]. Мужество, заявляет философ, может зависеть от однажды установившегося мнения, которое затем поддерживается соответствующим поведением.