Текст книги "Этнопсихология: история развития и основные проблемы"

Единственное, с чем Д. Юм может согласиться, – это «грубое замечание о том, что люди в северных районах имеют большую склонность к крепким напиткам, а в южных – к любви к женщинам. Можно указать на вполне приемлемую физическую причину этого различия. Вино и спирт согревают замерзшую кровь в более холодных климатах и укрепляют людей против бича непогоды, в то время как мягкий жар солнца в странах, открытых его лучам, воспламеняет кровь и вызывает страсть в отношениях между полами». Но и здесь, полагает Д. Юм, можно все объяснить «моральными причинами» – то, что мужчины и женщины в жарких климатах ходят полуобнаженными, или то, что «все крепкие спиртные напитки реже встречаются на Севере, и, следовательно, более желанны» [38, с. 619].

Согласно Д. Юму, потребности людей определяют их поведение, обычаи. Что же касается климата, то он влияет на проявление какой-либо черты национального характера лишь в той степени, в какой он обусловливает степень выраженности этих потребностей, возможность их удовлетворения. «Ничто так сильно не поощряет любовную страсть, как свобода и досуг, и ничто так не губительно для нее, как прилежание и тяжелый труд, а так как потребностей у людей в теплом климате, что совершенно ясно, меньше, чем в холодном, то уже одно это обстоятельство может вызвать значительную разницу между ними» [там же, с. 620].

Д. Юм сомневается в том, что «природа из-за моральных или физических причин распределила соответствующие склонности по различным климатам». Несмотря на то, что древние греки жили в теплом климате, они были «сильно преданы бутылке», а стоило им, вместе с Александром Македонским, попасть в Персию, где еще более южный климат, они стали еще большими пьяницами. В то же время во Франции и Италии «немногие пьют неразбавленное вино, за исключением самого жаркого летнего времени» [там же, с. 620–621].

В конце своих, достаточно развернутых, рассуждений о национальном характере Д. Юм еще раз подвергает сомнению утверждение о климатических факторах как единственных причинах формирования таких его черт, как склонность к пьянству или выраженность любовной страсти. «Но предположим, этот факт правилен и что природа при помощи физических принципов намеренно распределила эти две страсти так, чтобы одна приходилась на северные, а другая – на южные районы; мы можем только сделать вывод, что климат способен влиять на более низменные и плотские органы нашего организма, но не может действовать на те более деликатные органы, от которых зависит деятельность духа и ума (mind and understanding)» [38, с. 621].

Таким образом, в данной работе Д. Юма мы можем видеть, как все большее число факторов, помимо климатических, выступают в качестве детерминант, объяснений причин выраженности той или иной черты национального характера. Влияние климата редуцируется, считает философ, он не может определять формирование высших духовных или интеллектуальных качеств народа.

В своем исследовании Д. Юм уходит от простых связей («физических причин») и обращается к сложно обусловленным «моральным причинам», по сути, рассматривая социокультурные, исторические факторы. При этом в своем научном анализе он неоднократно использует такие категории, понятия, как «случайность», «нужда», «потребность», «привычка», «обычай» и т. п.

Клод Адриан Гельвеций (1715–1771) – выдающийся французский философ-материалист – в своей работе «О человеке» [10] также рассуждает о факторах, влияющих на характер народов.

Во-первых, он утверждает, что каждый народ имеет свой характер, и, во-вторых, что изменение его может происходить постепенно или внезапно в зависимости от того, как меняется форма правления, которую он рассматривает как часть воспитания. Так, К. А. Гельвеций обращает внимание на то, что характер французов со времен императора Юлиана переменился: из сурового и серьезного он стал веселым. Отсюда автор делает вывод, что характер народов меняется, и утверждает, что это изменение особенно заметно «…в моменты переворота, когда народы переходят сразу от состояния свободы к состоянию рабства. Тогда народ, бывший гордым и смелым, становится слабым и малодушным; он не осмеливается поднять свои взоры на человека, занимающего видное положение; им управляют, и он мало интересуется, кто им управляет» [там же, с. 183].

К. А. Гельвеций утверждает, что люди-рабы делаются равнодушными, лишаются активности и энергии, добродетели и талантов, притупляются способности их души, они пренебрегают искусством, торговлей, земледелием, меняется и характер всего народа: «Свободный народ мужественен, прямодушен, человечен и лоялен. Для народа в рабстве характерны трусость, вероломство, доносы, варварство; свою жестокость он доводит до крайности» [10, с. 183].

За примером К. А. Гельвеций обращается к истории римского народа, заявляя следующее: «Какую поразительную картину внезапного изменения характера народа представляет нам история Рима! Какой народ до возвышения цезарей обнаруживал больше силы, доблести, любви к свободе, отвращения к рабству и какой народ (после того как власть цезарей укрепилась) обнаружил больше слабости и подлости? В результате упорный и серьезный характер, отличавший первых жителей города, сменяется… легкомысленными и ничтожными чертами характера» [там же, с. 183–184].

Когда К. А. Гельвеций сравнивает современных англичан с англичанами более ранней эпохи, то констатирует улучшение нравов, положительные изменения в характере народа. «Этот народ, ныне отличающийся такой гуманностью, терпимостью, просвещенностью, свободой, трудолюбием, друг искусства и философии, был тогда народом рабов, бесчеловечным, суеверным, лишенным искусств и промышленности» [там же, с. 184]. Узурпация власти (т. е. ее захват насильственным путем группой лиц или отдельным человеком, незаконное присвоение чужих прав или полномочий, такого человека называют узурпатором), по мнению К. А. Гельвеция, изменяет характер народа, расслабляет его душу, делает ее «.боязливой и низкой. С этого момента его подданные, сделавшись равнодушными к славе, утрачивают черты смелости и постоянства, благодаря которым они могли переносить все тяготы и пренебрегать всеми опасностями. Тяжесть самовластия ломает в них пружины соревнования» [там же].

Мысль о пагубном влиянии деспотизма и самовластия К. А. Гельвеций повторяет неоднократно. Это главная идея данной части его работы. «Деспотизм изменяет характер нации, и притом всегда в дурную сторону: он заражает его пороками», – утверждает автор. «Опыт доказывает, что характер и ум народов изменяются с формой их правления; что разные формы правления придают одной и той же нации поочередно характер то возвышенный, то низкий, то постоянный, то изменчивый, то мужественный, то робкий [10, с. 185].

Гельвеций также рассматривает влияние невежественности и изнеженности на нравы народа и утверждает, что первопричиной опять-таки выступает деспотизм. «Невежество вовсе не спасает народы от изнеженности. Оно повергает их в нее, заставляет их опускаться и унижает их. Самые невежественные нации не являются самыми образцовыми по своему благородству, храбрости и строгости нравов. Португальцы и современные римляне невежественны. И, тем не менее, они трусливы, сластолюбивы и изнежены. Так же обстоит дело с большинством восточных народов. Вообще, во всякой стране, где деспотизм и суеверие порождают невежество, невежество в свою очередь порождает изнеженность и праздность» [там же, с. 301].

Как материалист и атеист, К. А. Гельвеций считает, что католицизм в народе «сеет невежество и праздность; а праздность – мать всех политических и нравственных пороков». Порабощенный и суеверный народ «мало мыслит, много скучает, он хотел бы всегда наслаждаться, он возбуждается и расслабляется». При этом автор искренне верит в силу просвещения, в его благотворное влияние на народ и заявляет, что «чем просвещеннее народы, тем они добродетельнее, могущественнее и счастливее. Одному только невежеству следует приписать противоположные результаты». Что же касается французского народа, то, по мнению К. А. Гельвеция, он становится все более невежественным, теряет интерес к просвещению, для которого (по сравнению с англичанами) у него нет средств. В результате философ делает вывод о потере престижа страны и изменении характера ее граждан: «В настоящее время Франция никому не страшна. Не побуждаемый соревнованием гражданин коснеет здесь в лени» [там же, с. 303–304]. Невежество оказывает пагубное влияние на нравственные черты народа, поскольку лишает его гуманности, делает жестоким, заявляет К. А. Гельвеций. По его мнению, чем более невежественен народ, тем более он жесток. «Самые невежественные народы в то же время самые жестокие. Какой народ оказался в последней войне самым бесчеловечным? Невежественные португальцы. Они отрезали носы и уши у взятых у испанцев пленников. Почему англичане и французы показали себя более благородными? Потому, что они были менее невежественными» [10, с. 305].

Итак, К. А. Гельвеций в работе «О человеке» доказывает, что национальный характер, психология людей не являются неизменными. Под влиянием исторических событий в них могут происходить существенные перемены, а в качестве основного, определяющего характер народа фактора выступает характер правления. Если это правление деспотическое, то оно неизбежно приводит к изнеженности и невежественности народа, его характер меняется в худшую сторону, он лишается мужественности и гуманизма.

Выдающийся философ и мыслитель Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803) внес значительный вклад в понимание истории развития человечества, связи антропологических и психологических характеристик людей и особенностей среды их обитания и культуры. В 1784 г. вышла в свет его энциклопедическая по охвату, объемная книга «Идеи к философии истории человечества» [11], в которой он предпринял исследование человечества в целом, при этом сравнив между собой различные народы и их представителей.

Прежде всего И. Гердера интересуют причины, которые приводят к чрезвычайному разнообразию представителей единого рода человеческого. Много места в своей работе он уделяет географии, климату, однако его нельзя назвать продолжателем высказанной еще в древности примитивно-прямолинейной идеи географического детерминизма. Механизм обусловливания у Гердера гораздо сложнее: он показывает, какое непосредственное влияние оказывают физические факторы на внешний облик людей и их психический склад и в то же время как они задают, обусловливают дальнейшее культурное развитие, сказываются на истории формирования человечества и отдельного народа в частности.

И. Гердер утверждает, что поскольку планета покрыта водой, то участки суши, которые населяет человечество, есть не что иное, как горы, горный хребет. Именно там и протекает история человечества. «С гор спускаются бурные потоки, спускаются

и народы; в горах бьют ключи, дающие людям воду, в горах просыпается и дух мужества и вольности, когда равнины уже томятся под бременем законов, искусств, пороков» [11, с. 29]. Согласно автору, особенности строения той или иной местности определяли ход истории народов и в то же время формировали их. «Одни горы воспитывали охотников, укрепляли их дикий, неукротимый нрав, другие горы, нагорья, шире раскинувшиеся, с климатом более мягким, послужили пастбищами для пастушеских племен, а в спутники пастухам дали кротких домашних животных; одни горы побуждали заниматься земледелием и делали занятие это незаменимым, другие учили плавать по рекам и ловить рыбу, что привело, наконец, и к торговле, – все это особые этапы человеческой истории, особые состояния, в которых находятся племена и народы, и все это предопределено строением земли с естественным различием и многообразием существующих на ней условий [там же, с. 30].

По мнению И. Гердера, если бы горные хребты и реки располагались иначе, то совсем по-другому могла бы сложиться и история народов. Он считает, что первой была заселена Азия, поскольку это огромное материковое пространство, на котором народы могли разойтись во все стороны, но в то же время часто вынуждены были жить рядом, вместе. Именно это, по мнению автора, создало условия единства нравов и верований у народов, заселяющих Азию, в отличие от пространств, где люди были разделены высокими горами или водными преградами («если взять Африку, то очевидно, что нравы ее обитателей мало различаются между собой, и все потому, что племена не разделены ни морями, ни заливами, в лучшем случае только пустынями» [там же, с. 31]). Что касается Европы, то разнообразие нравов народов, ее заселяющих, объясняется опять-таки особенностями физической географии, такими как пересеченность местности, многообразие условий.

Итак, заключает И. Гердер, «измените границы стран, отнимите у них тут проливы, там закройте естественный путь – и вот долгими веками судьба всех народов и частей света будет протекать совсем иначе, иначе будет складываться их культура, иначе будет строиться и разоряться мир» [там же, с. 32]. Что касается климатических условий, то «каждая порода людей естественным образом складывается и растет лишь в подобающей ей области Земли. Подобно тому, как оранжерейные растения, которые в закрытом помещении и тепле вырастают выше и пышнее, но при этом имеют бледный вид и дают меньше плодов, а будучи высажены “на волю”, теряют листья, так и человек. Не то ли самое будет с людьми, если культура нежит, холит и неволит их? <…> Ведь мы в какой-то мере тоже растения?» [11, с. 42–43].

Однако И. Гердер не останавливается на климате и особенностях физической географии как на единственных факторах, влияющих на разнообразие нравов и культур людей. По мнению философа, к ним можно отнести и то, какой пищей питаются люди: если растительной – тогда эти народы по своему характеру спокойнее и здоровее («у них светлый нрав и беззаботность»), если же они питаются животной пищей, то «плотоядные животные по природе своей гораздо более дики».

И. Гердер не рассматривает человека в отдельности от природы, в том числе от окружающих людей животных, поскольку считает, что люди почти всему у них научились. Это относится «.к питанию, образу жизни, одежде, ловкости, умениям, искусствам, влечениям и стремлениям. Чем больше учится человек у животных, чем с большим умом учился он и чем умнее были животные, у которых он учился, чем больше приучал он их к себе, чем более близок к ним был, воюя с ними или мирно сосуществуя, тем больше выигрывало воспитание его как человека, а потому история человеческой культуры – это в большой мере зоология и география» [там же, с. 46].

Подобно тому как меняется облик животных и растений в разных климатических условиях, должен меняться и облик человека, поскольку он по своему строению продолжает оставаться животным, утверждает автор.

Несмотря на то что с появлением одежды человек уже мог жить в любом месте и при любом климате, И. Гердер пытается понять, как экстремальные климатические условия воздействуют на тело человека и на его духовные качества. Так, рассматривая влияние холода на людей, автор пишет, что он сдавливает человеческое тело, влияет на кровообращение, ограничивает их рост (гренландцы, эскимосы), формирует их физический облик. «Голова гренландца стала непропорционально большой, лицо – широким и плоским. Скулы заняли почти все лицо, а рот от этого стал маленьким и круглым; волосы – упрямые, потому что недостает тонких соков, которые поднимались бы кверху и растили мягкие, шелковистые волосы; в глазах не видно души. Точно так же сформировались широкие плечи, сильные члены тела, все тело мясистое, насыщенное кровью; но руки и ступни – мягкие, слабые, как бы отростки, оконечности всего телесного строения. Как с внешним обликом, все точно так же происходит и с энергией, возбудимостью жизненных соков. Кровь течет медленнее, сердце бьется более вяло, потому и половой инстинкт выражен слабее. Тогда как вместе с теплом он, в других странах, чудовищно возрастает. Поздно просыпается половое влечение, холостые живут целомудренно, а женщин приходится заставлять вступать в тяжкий брак. Они рождают мало, и плодовитых, похотливых европейцев сравнивают с собаками. И в браке, и во всем их образе жизни царит какой-то кроткий нрав, аффекты они упорно сдерживают. Не чувствуя тех раздражений, что более подвижные и энергичные, рождаемые теплым климатом существа, они живут и умирают кротко и мирно; равнодушно-довольные всем, они трудятся, чтобы только-только удовлетворить малые потребности. Отец воспитывает сына сдержанно-равнодушно, ибо такая сдержанность и равнодушие считается у них добродетелью и счастьем, мать кормит дитя долго, с глубокой привязанностью самки. Если природа отказала им в возбудимости и гибкости нервов, то она придала им силу и выносливость, окружила тела их греющим слоем жира, наделила полнокровием, так что в закрытом помещении само дыхание их жарко и душно» [11, с. 141–142].

В своей книге И. Гердер приводит подробное описание физического строения представителей разных народов, показывая, как природа, климат и определяемый ими образ жизни влияют на облик людей и их характер, выделяет такие черты, как вспыльчивость, легкая возбудимость, любовь к свободе и т. п.

Необходимо отметить, что красота тела часто связывается И. Гердером с положительными нравственными чертами человека, в то время как уродливость тела для него – признак дикости. Автор пользуется описаниями путешественников, которые при оценке внешности людей исходили из определенных европейских стандартов красоты и привлекательности. Вслед за ними он пишет об «изящно сложенных народах» или о «прирожденном безобразии».

Вообще, И. Гердер считает, что «чем ближе к областям, в которых природа все полнее проявляется в живых существах, тем пропорциональнее, тем тоньше строение человека. Чем севернее, чем дальше в глубь калмыцких степей, тем более плоски и дики черты лица – на северный или калмыцкий лад. Впрочем, многое зависит от образа жизни, который ведет племя, от почвы, на которой оно живет, от происхождения, от смешения с другими народами».

Можно предположить, судя по следующему описанию, что наружность калмыков и монголов ему явно не нравится. Ведь у них «плоское лицо», «редкая бороденка», «слишком широкий корень носа, маленький плоский нос, большие оттопыренные уши, кривые бедра, ноги и т. п.» [11, с. 145]. Впрочем, такое строение Гердер объясняет условиями жизни этого народа. «Вывернутые колени и кривые ноги легче всего объясняют образ жизни монголов: они с детства ползают по земле и сидят на лошадях; вся их жизнь делится между двумя занятиями – они сидят или ездят, а единственная поза, которая придает красоту ступне, им вообще неведома, потому что они почти не ходят. Может быть, и еще в чем-то сказывается в строении тела их образ жизни? Оттопыренные уши зверя, прислушивающегося ко всякому шороху, маленькие острые глазки, что заметят издали любой дымок и вздымающуюся пыль, оскаленные зубы, гложущие кость, толстая шея, откинутая назад голова – разве все это не запечатлевшиеся черты, жесты, сопровождающие всю их жизнь?» [там же].

Народы Индии, напротив, воспринимаются автором как красивые, стройные, изящные, приятные: «Ноги, бедра, которые в северо-восточных землях всегда уродливы, по-обезьяньи укорочены, теперь удлиняются и выражают цветущую человеческую красоту» [там же, с. 149]. Или, к примеру, следующее замечание, которое выходит из-под пера автора: «Вместо варварских украшений, которыми уродливые народы прикрывают уродливость своих тел, только умножая и усиливая ее, в Персии появились изящные обычаи, подчеркивая стройность и красоту тела» [там же, с. 150].

В целом то, как И. Гердер подходит к оценке внешнего облика людей, можно назвать культурно обусловленным восприятием красоты. То, что принято и считается красивым у одного народа, оценивается представителями другого как проявление уродства, а традиционные для какого-либо этноса практики украшения внешнего облика воспринимаются как процедуры, которые уродуют тело. В то же время, как уже отмечалось, различия во внешнем облике, строении тел автор объясняет естественными причинами: климатическими условиями, особенностями места обитания, определяющими образ жизни людей, их адаптацией.

Таким образом, описания и выводы И. Гердера затрагивали проблемы, связанные с восприятием внешнего облика представителями разных культур, и могли служить позднее основанием для постановки вопроса о том, является ли культурная обусловленность восприятия привлекательности внешнего облика абсолютной или же относительной. Иными словами, существуют ли универсальные, подходящие для многих культур признаки привлекательного внешнего облика, заданные биологической природой человека как вида, его эволюцией и адаптацией? Это то, что интересует современных ученых (эволюционных психологов, социобиологов, адаптационистов), которые проводят сравнительные исследования, пытаясь выделить такие признаки-характеристики (например, симметрия, усредненность, выраженность полового диморфизма).

Несмотря на многочисленные описания различий, сравнительный подход к изучению человеческого разнообразия, И. Гердер стоит на совершенно четкой позиции: «Весь человеческий род на Земле – это только одна и та же порода людей». Он категорично утверждает, что «и калмык, и негр – полноценные люди, даже по строению своего черепа». Кроме того, И. Гердер против разделения людей на расы: «Раса указывает на различное происхождение людей, но такого различия или вообще не имеется, или же в каждой области, где живут люди, независимо от цвета кожи, представлены все самые разные расы. Ибо каждый народ – это народ, и у него есть и язык, и особое, присущее только ему строение». По мнению И. Гердера, «один на Земле род человеческий приспособился ко всем существующим климатам» [11, с. 171–172].

Как уже упоминалось, особое значение в обусловливании физического облика людей и их душевных качеств И. Гердер придает климату, к которому приспосабливается народ. «Сначала становится ясным, почему все чувственно воспринимающие мир, во всем строении своем приспособленные к своей земле народы столь верны почве земли, неотделимы от нее. Все устройство их тела, весь образ жизни, все радости и занятия, к которым приучены они с детства, весь кругозор их представлений – все определено климатически. Отнимите у них землю, и вы отнимете у них все» [11, с. 175].

Однако не все так просто и однозначно с этим самым климатом, поэтому автор предпринимает отдельное исследование его влияния на людей. (Одна из частей его работы так и называется: «Что такое климат и как он влияет на душевный строй и телесное строение человека».) Вначале И. Гердер приводит сведения, касающиеся физических параметров, обусловливающих тот или иной климат, а затем критикует точку зрения, приравнивающую человеческое тело к другим физическим объектам. «Конечно, всякий знает, что тепло расширяет волокна тела, так что они становятся более вялыми, что соки от тепла разжижаются и усиливается испарение и что со временем даже твердые члены тела могут становиться ватными, слабыми; закон этот в целом вполне сохраняет силу; с помощью этого и противоположного ему закона холода уже объяснено немало физиологических феноменов, но что касается общих выводов, которые делались на основании такого, взятого изолированно, принципа или даже его частичного применения, что касается попыток перенести свойство вялости, испарения и т. д. на целые народы, на целые большие области Земли и, более того, на тонкую сферу деятельности человеческого духа, то следует сказать: чем более остроумно, чем более систематично продумывали и формулировали подобные выводы, тем рискованнее были они. Их шаг за шагом опровергают примеры, взятые из истории, даже физиологические аргументы, – потому что одновременно действует много сил, даже много противоречивых сил» [там же, с. 178].

Климат оказывает влияние на органы чувств людей. Но не только он один, и здесь И. Гердер подходит вплотную к идее сравнительного изучения органов чувств различных народов в зависимости от различных факторов. Среди этих чувств – осязание, которое видоизменяется в зависимости от образа жизни, климата, практического применения навыка, «генетической чувствительности тела».

Гердер описывает людей из американских племен, людей, кожа которых потеряла свою чувствительность, восприимчивость к внешним воздействиям. Он предполагает, что это защитная реакция против этих внешних воздействий («племена эти столетиями подставляют свои нагие тела резким порывам ветра, их кусают злобные насекомые, в них втирают сильнодействующие мази», кроме того, у них грубая щелочная пища: грубая мука, корни и травы). Все это, по мнению автора, влияет на чувствительность кожи, поскольку, полагает он, «органы пищеварения и чувствительность кожи находятся в прямом отношении между собой, вот почему при некоторых болезнях чувство осязания сходит на нет». В результате философ приходит к выводу, что «нечувствительность кожи – это и зло и благодеяние климата, наряду со многими другими подобными явлениями» [11, с. 194]. Чрезмерные холод или зной, по мнению ученого, одинаково действуют на органы чувств, «сжигают», «притупляют» их. Если люди ходят босиком по раскаленному песку, то подошвы их ног становятся грубыми и нечувствительными, также действует трескучий мороз. Поэтому, полагает И. Гердер, «самая тонкая восприимчивость встречается в тех странах, где люди ведут способствующий нежному натяжению кожи и, так сказать, мелодическому распространению нервов образ жизни». Если вкус человека «…никогда не заглушается жжеными напитками и острыми блюдами, он способен почувствовать самый тонкий привкус чистой воды. А пальцы его способны воспроизвести самые искусные работы, так что никто и не отличит подлинника и копии. Его душа бодра и спокойна – в ней кроткое эхо чувств, на которых он покачивается, словно на волнах» [там же, с. 195].

Согласно И. Гердеру, употребление мяса само по себе вызывает изменения в душевной организации людей: «Народы с грубыми чувствами, живущие в дикости и в жестоком климате, обычно прожорливы; им нередко приходится голодать, и едят они все, что попадется под руку».

Автор обращает внимание на то, как достается людям пропитание, скольких усилий, физических и душевных, требуется им для того, чтобы поддерживать свое существование в том или ином климате, и к каким психологическим последствиям это приводит. «Если люди питаются корнями, травами, плодами, то они остаются праздными, способности их ограничены, если только не прибавляются дополнительные обстоятельства, вынуждающие их действовать. Народ живет в прекрасном климате, кроткое племя – и образ жизни его кроток: не из-за чего спорить, если изобильная природа и так дает все необходимое для жизни. <…> Если климат более суров, то и человеку приходится прибегать к более строгому и разнообразному способу существования» [11, с. 206–207].

Книга И. Гердера поражает своей глубиной, обилием интересных размышлений, предположений, своей гуманистической направленностью. По сути, это предыстория кросскультурного подхода с его стремлением найти сходство и различие в культурах разных народов, выделить культурные универсалии и описать связи между особенностями культурной жизни и психологическим складом того или иного народа. Конечно, автору не всегда удается избежать оценочных суждений, касающихся образа жизни или внешнего облика того или иного народа, его психологических черт. Естественно, что в своих оценках он отталкивается от определенных, привычных для него эталонов. Но главная мысль, которая прослеживается в его книге, это утверждение равенства людей, народов, их родства, принадлежности к одному роду человеческому.