Текст книги "Россия под прицелом глобализма"

Действительно, если население земного шара составляет сейчас около 6,8 миллиарда человек, то численность населения США – немногим более 300 миллионов. Это примерно 4,5 % от общего числа проживающих на Земле. Причем большая часть жителей планеты прекрасно понимают, что гегемония США – угроза национальным интересам не только традиционных соперников и конкурентов Америки.

Серьезное беспокойство проявляют и европейские союзники Соединенных Штатов. Не случайно влиятельнейшие «архитекторы» современной американской геополитики так часто говорят о необходимости сохранения «атлантистской солидарности» после окончания «холодной войны».

Одновременно американцы недвусмысленно предупреждают: «американские интересы стали слишком значительны для того, чтобы забота о них была оставлена европейцам». Они готовы поддерживать единую Европу только в обмен на свою доминирующую роль на континенте. Поэтому «важным пунктом трансатлантической повестки дня является развитие новых отношений между Евросоюзом и США, которые отразят признание Европой за Соединенными Штатами привилегированного статуса внутри Евросоюза».

Итак, идеологи «глобализации по-американски», которую один из критиков очень метко охарактеризовал как «привилегированный глобализм за счет демодернизации и примитивизации жизни народов», для обоснования американского гегемонизма активно задействует геополитическую аргументацию. В современной политической практике США и НАТО используется весь перечень закономерностей, выявленных классиками геополитики в течение двух последних столетий. Характерно, что все это делается под шумок лукавых разглагольствований о «демократизации» и «гуманизации международных отношений».

Вспомним: Ф. Ратцель и Р. Челлен еще в начале XX века утверждали, что стремление к территориальной экспансии в сфере военно-политического влияния является доминантой государственной политики. В официальной американской пропаганде такие воззрения называют «проявлением отсталости и архаичности мышления». Однако задумаемся: чем можно объяснить упорное продвижение НАТО на Восток, расширение сети военных баз США на Ближнем Востоке и объявление огромных пространств разрушенной советской сверхдержавы районами своих «жизненных интересов»?

А. Мэхэн и Х. Макиндер уже столетие назад сформулировали учение о том, что противостояние континентальной и морской держав есть главный нерв мировой борьбы за доминирование на планете. Официальная позиция Вашингтона сегодня отвергает такое деление. Но при желании можно без труда заметить, что США, оставаясь бесспорным лидером «океанской», «атлантической» цивилизации Запада, чрезвычайно нервно реагируют на любые признаки военного или политического сближения России с другими державами Евразии, будь то Китай, Индия или Иран.

Именно боязнь такого сближения, а вовсе не намерение действительно пересмотреть откровенно антироссийскую составляющую своей внешней политики, удерживает сегодняшнюю американскую администрацию от того, чтобы сделать конфликт с нашей страной бесповоротным. Заставляет чередовать агрессивные выпады против России с намеками на возможность потепления в отношениях между нашими странами. И даже на содействие восстановлению формата «Большой восьмерки», откуда Россия была вытеснена в ответ на возвращение в ее состав Крыма и на нашу принципиальную позицию, связанную с антиконституционным переворотом на Украине, который в 2014 г. привел к власти в Киеве бандеровскую хунту.

Американцы не собираются отказываться от борьбы за контроль над русским «сердцем мира». Стремление подчинить себе Хартленд, к чему призывали еще Х. Макиндер и Н. Спайкмен, сегодня проявляется в том, что Вашингтон, не стесняясь, почти открыто поддерживает политический раскол на территории бывшего СССР, сея рознь между Россией и остальными странами СНГ, особенно между Россией и Украиной, Россией и Казахстаном. В США прекрасно понимают, что воссоединение этих стран в рамках нового военно-политического союза неминуемо восстановит наш во многом утерянный ныне контроль над «географической осью истории».

Стремление не допустить этого заставляет Америку активно содействовать «оранжевым революциям» на территории бывшего СССР, главной из которых с точки зрения американских интересов в нашем регионе стала «революция» на Украине, носящая откровенно русофобский и неофашистский характер, способствующая разделению славянских народов и открывающая натовской коалиции возможность вплотную приблизиться к границам России.

Воссоединение Крыма с Россией откровенно взбесило Запад прежде всего потому, что не оправдался его геополитический и военный расчет на обретение в результате киевского переворота контроля над Крымом и превращения его в мощную военно-морскую базу НАТО. Не позволив этого сделать, Россия тем самым серьезно обесценила для Запада и сами результаты «революции», организованной на Украине с помощью заокеанских инструкторов. Политическое и экономическое давление, которому наша страна с тех пор подвергается со стороны Запада, стало его ответом на этот провал. И одновременно это давление является тем средством, с помощью которого Запад стремится заставить Россию отказаться от влияния на ситуацию на Донбассе, восставшем против бандеровской хунты, и расчистить эту территорию для того же НАТО в качестве военного плацдарма.

Однако сколь бы ни были искусны идеологи и практики однополярного мироустройства, у них ничего не получится. Построение планетарного Pax Americana – дело гиблое. Похоже, даже Бжезинский и Киссинджер не верили в то, что мировое господство США продлится долго. «В конце концов, – писал Бжезинский, – мировой политике непременно станет все больше несвойственна концентрация власти в руках одного государства».

По мнению многих ученых, аналитиков и политологов, на смену биполярному миру, рухнувшему вместе с окончанием «холодной войны», должен прийти многополярный мир. Дело в том, что ресурсы даже такой богатой страны, как США, ограниченны, а значит – сохранить гегемонию в длительной перспективе американцам не удастся. Но главное не это. Неизбежность многополярного мироустройства зиждется на более фундаментальном основании.

Однополярность, мировая гегемония одного государства, противоречит логике исторического процесса. Еще основатель французской геополитики П. Видаль де ля Бланш выдвинул тезис о том, что сам человек, а не только географическая среда, должен рассматриваться в качестве важного геополитического фактора. Русские геополитики Ф. Тютчев, В. Ламанский, В. Семенов-Тян-Шанский и другие тоже рассматривали культурные и религиозные факторы как важнейшие предпосылки для надежного контроля над пространством.

Показательно, что современные американские авторы, в случае необходимости активно использующие идеи классиков геополитики, откровенно игнорируют весьма продуктивную концепцию «Большого пространства». Идеологическим предлогом для этого служит тот факт, что автором одной из наиболее популярных версий концепции был немецкий ученый К. Хаусхофер, запятнавший свое имя сотрудничеством с нацистами.

Но истинная причина такого нарочитого невнимания, конечно, иная. Дело в том, что сама мысль о возможности создания нескольких экономически и политически самодостаточных регионов в корне подрывает всю теоретическую базу современной американской версии глобализации.

Что касается России, то нам, говоря о «Больших пространствах», целесообразнее обращаться не к Хаусхоферу, а к нашему отечественному ученому, задолго до него выдвинувшему эту замечательную идею. Речь идет о русском мыслителе Н. Данилевском. В своей знаменитой теперь работе «Россия и Европа» (1869) он рассматривал Россию как особый культурно-исторический тип, отличный от других, в том числе и от европейского, романо-германского.

Задолго до Хаусхофера русский мыслитель предлагал выделить на планете три региона, причем в качестве критерия брал не только физико-географические признаки.

Данилевский полагал, что власть и влияние в мире должны быть разделены между тремя активными деятелями всемирной истории: Европой, Славянством и Америкой: «Сообразно их положению и общему направлению, принятому их расселением и распространением их владычества, – власти или влиянию Европы подлежали бы преимущественно Африка, Австралия и южные полуострова Азиатского материка; Американским Штатам – Америка; Славянству – Западная, Средняя и Восточная Азия, т. е. весь этот материк за исключением Аравии и обоих Индийских полуостровов». Иными словами, подход Данилевского к определению границ Больших пространств носил комплексный характер, он прекрасно понимал, что самый надежный контроль над территорией может обеспечить цивилизационная близость народов.

Таким образом, исторически сложившееся деление человечества на различные культурно-исторические типы, или, как принято говорить сегодня, на различные цивилизации, является фундаментальной основой установления многополярного мироустройства. А значит, Россия, как центр восточно-православной евразийской цивилизации, должна целенаправленно собирать вокруг себя цивилизационно близкие народы и терпеливо выстраивать новое российское «Большое пространство», в котором внутренние противоречия будут сняты на основании нового синтеза тысячелетних духовных традиций и научно-технических достижений XXI века.

Самые дальновидные представители англо-американской геополитической школы уже обратили внимание на цивилизационный подход. Американский ученый Самуэль Хантингтон в своей знаменитой книге «Столкновение цивилизаций и передел мира» пишет, что «Западу пришло время оставить свои иллюзии относительно универсальности и заняться укреплением, сплочением и повышением жизнеспособности своей цивилизации среди всех прочих. Не в его интересах вмешиваться без разбору в конфликты других народов».

Многие критикуют Хантингтона за его концепцию конфликта цивилизаций, причем нередко с морализаторских позиций, мол, конфликт цивилизаций – это плохо. Но изъять конфликтность из истории попросту невозможно – это все равно что запретить смену времен года. Именно на попытку такого абсурдного запрета смахивают постулаты нынешних западных идеологов «политкорректности» и их сторонников в российской либеральной среде, призывающих попросту игнорировать сам факт существования национальных, исторических и культурных различий между народами и регионами мира.

Азы диалектики гласят: развитие происходит через борьбу противоположностей, борьба противоположностей абсолютна, тогда как единство относительно. Поэтому задача ответственных политиков заключается не в ликвидации конфликтности в международных отношениях как таковой, что невозможно, а в тщательном выстраивании баланса интересов и недопущении перехода конфликтов в «горячую» стадию.

Однако события последних лет наглядно показывают, что Запад готов без колебаний применять военную мощь там, где того требуют интересы «нового мирового порядка».

«Золотой миллиард» утверждает свое господство на планете, не брезгуя откровенным насилием, постоянно демонстрируя готовность решительно подавлять любую оппозицию в угоду своим глобальным интересам. Агрессивная политика западных стратегов глобализации резко обостряет региональные конфликты, грозит вовлечь мир в полномасштабную мировую «войну цивилизаций» с непредсказуемым исходом.

Военная сила как инструмент насилия и принуждения во все эпохи была призвана решать один и тот же вопрос – вопрос о власти. Меняется лишь масштаб претензий: если «рядовой» мафиозный босс готов удовлетвориться властью, которую обретает, скажем, благодаря «теневому» контролю над отдельным сектором прибыльного бизнеса, то Вашингтону с его глобальными амбициями и власть требуется тоже глобальная, в масштабах всей планеты.

Различается и нравственное содержание вооруженного насилия. Когда в 1945 г. Красная Армия штурмовала Берлин, она несла на своих знаменах святые лозунги борьбы за свободу и независимость тысячелетней России, выступавшей в то время в державной оболочке Советского Союза. Когда натовские армады в 1999 г. бомбили беззащитный Белград, они пытались кровью мирных сербов решить экономические и геополитические задачи кучки мировых финансовых воротил, рвущихся к господству над миром. Той же задачей США и их союзники руководствовались и на Ближнем Востоке, способствуя «избавлению» народов Ирака и Ливии от «диктатуры» Саддама Хуссейна и Муамара Каддафи. И та же самая задача заставляет их сегодня поддерживать носящую откровенно террористический характер «оппозицию» в Сирии, стремящуюся к свержению Башара Асада и к уничтожению самого сирийского государства. Поэтому нужно ясно осознавать, что в Сирии Российская армия не просто помогает восстановить мир и законный конституционный порядок. По сути, она вступила там в сражение с транснациональным капиталом и его интересами. И в этом – наряду с Крымом и конфликтом на Украине – состоит одна из ключевых причин резкого обострения в отношениях между Россией и Западом, возникшего в последние годы.

* * *

Исторический опыт позволяет выделить несколько основных функций военной силы в соответствии с задачами, которые она призвана решать.

Внутриполитическая функция военной силы ориентирована на решение так называемых внутрисистемных конфликтов, то есть на завоевание и удержание политической власти в рамках исторически сложившихся суверенных государств. Именно эту функцию выполняли в Древнем Риме преторианцы, а в октябре 1993-го в России – наемники-танкисты из Кантемировской дивизии, безжалостно расстрелявшие Дом Советов.

Внешнеполитической функцией военной силы является решение «межсистемных конфликтов», то есть, пользуясь ленинским определением, участие в переделе мира между основными центрами сил, сложившихся в данную историческую эпоху. Такую задачу решали Греко-персидские войны во времена античности, арабские завоевания раннего Средневековья, войны Наполеона на заре капиталистической эпохи и гитлеровская агрессия, ознаменовавшая «расцвет» мирового империализма. Сегодня это основная функция Вооруженных сил США и блока НАТО.

Во всех случаях геополитические функции военной силы заключаются в завоевании и удержании контроля над сушей, морем, воздухом, космосом. Ради этого римские легионеры из века в век раздвигали границы своей великой империи, ради этого английские, французские, испанские войска вели жестокие войны за обладание заморскими колониями, ради этого лихие казаки Ермака Тимофеевича «замиряли» бескрайние сибирские просторы Евразии, а «холодная война» второй половины XX столетия переместилась даже в безвоздушное пространство космических глубин.

Не менее важной во все времена была и экономическая функция вооруженного насилия: удушение вражеской экономики и создание наиболее благоприятных условий для своей всегда считалось важнейшим залогом скорой и полной победы. Расцвет Древней Руси, контролировавшей знаменитый торговый путь «из варяг в греки», упадок средневековой Генуи после турецкой оккупации средиземноморских проливов, неудавшаяся «континентальная блокада» Наполеона и недавняя нефтяная война в Персидском заливе недвусмысленно свидетельствуют об огромном значении этого аспекта военных операций.

Но нынешняя эпоха – эпоха всесторонней глобализации и обостренной борьбы за передел мира – в новых условиях имеет специфику. Она связана с тем, что сегодня все исторически сложившиеся функции вооруженной силы архитекторы «нового мирового порядка» пытаются совместить в глобальной военной политике США. Эта политика, давно претендующая на планетарный масштаб, является важнейшим орудием, с помощью которого человечеству пытаются навязать вопиюще несправедливую модель «глобализации по-американски».

Стремление Соединенных Штатов к глобальному военному превосходству вызревало последовательно, начиная чуть ли не с конца XVIII века, а во второй половине XX столетия в Вашингтоне уже открыто провозгласили свою заветную цель: достижение безусловного «глобального лидерства», то есть глобальной, общепланетарной диктатуры. Важнейшей опорой такого однополярного мироустройства архитекторы нового мирового порядка считают военное насилие, которое для благозвучия в последние годы маскируют различными лукавыми терминами наподобие «принуждения к миру» и «гуманитарной интервенции».

Отправной точкой этого процесса можно считать так называемую доктрину Монро, выдвинутую пятым президентом США Джеймсом Монро еще в 1823 г. Доктрина, ставшая результатом растущего военного и экономического могущества Америки, опиралась на ключевую идею разделения мира на две основные зоны влияния – европейскую и американскую. Под лозунгом «Америка для американцев!», прикрываясь лицемерной «заботой» о «беспрепятственном развитии стран Латинской Америки», США поставили своей целью любыми путями вытеснить европейские державы из Западного полушария и занять там доминирующее военно-политическое положение.

За соответствующим «научным обеспечением» подобных притязаний дело не стало. Теория «естественных границ», доктрина «политического тяготения» и концепция «американской системы» утверждали мнимые права Соединенных Штатов на исключительность их положения по отношению к странам Центральной и Южной Америки. «Доктрина Монро» стала первой идеологической конструкцией, обосновавшей наличие «жизненных интересов» США за тысячи миль от их собственной территории.

Первый результат удачного практического применения доктрины – аннексия Техаса, принадлежавшего Мексике. Соединенные Штаты рвались к побережью Тихого океана, прекрасно понимая важнейшее стратегическое значение прибрежной полосы. На этом пути их не остановили ни война с Мексикой, ни противодействие Англии, стремившейся сохранить под своим контролем Орегон – обширную область на северо-западном океанском берегу, ни возможные осложнения в отношениях с Испанией и Россией, также имевшими там свои территориальные интересы.

Именно в 1845 г., в разгар этих событий, в Соединенных Штатах была сформулирована доктрина «предопределения судьбы», тесно связанная с протестантской идеей деления на заведомо, – вне зависимости от поступков человека, – «избранных» и «не избранных» для вечной жизни, и ставшая важнейшей мессианской и идеологической основой американского гегемонизма. В ее рамках превосходство американцев над остальными нациями и народами Земли рассматривалось как самим «Богом предопределенное» – подобно тому, как рай и ад, согласно протестантской этике, предопределены для людей еще до их рождения.

В середине XIX века начинается активное военно-политическое освоение Соединенными Штатами Тихого океана. Осуществляется ряд исследовательских и военно-морских экспедиций. Подписывается Канагавский договор (1854) – первое в истории двух стран соглашение между США и Японией, занимавшей до этого сугубо изоляционистскую позицию. Заключается договор Америки с Китаем (1858). Активно идет проникновение на Гавайский архипелаг, Филиппины и другие тихоокеанские острова.

30 марта 1867 г. Россия и США подписали договор о продаже Аляски. Пользуясь ослаблением России после Крымской войны и шантажируя ее военным давлением, американцы сумели заключить его на крайне выгодных для себя условиях. За огромную территорию площадью 577 390 квадратных миль Соединенные Штаты заплатили всего 7,2 миллиона долларов золотом. Вся вторая половина XIX века, особенно его последние десятилетия, ознаменовалась дальнейшей активизацией внешней политики США.

Действуя в духе «доктрины Монро», Соединенные Штаты упорно стремились к господству в Западном полушарии. Выдвинутая в 1895 г. «доктрина Одни», названная так по имени государственного секретаря Р. Одни, разработавшего и предложившего ее, фактически провозглашала основой американской внешней политики готовность без колебаний применять военную силу для вмешательства во внутренние дела латиноамериканских стран.

Конечным результатом такого вмешательства должны были стать полное вытеснение европейских держав из этого региона и установление там безраздельного господства США, которое после реализации «доктрины Одни» и поныне никем не оспаривается.

Первая официальная концепция глобального американского экспансионизма появилась в конце XIX столетия в виде доктрины «морской мощи». И это не случайно, ибо с течением времени военная составляющая играла в американской политике все большую роль.

Географическое положение Соединенных Штатов, господствовавших на североамериканском материке, между двумя океанами, предопределило «океанское» направление их глобальных притязаний. Ощущая себя по отношению к остальному миру «большим островом», американцы быстро оценили принципиальную важность морских коммуникаций для завоевания мирового господства.

История распорядилась так, что в XX веке США суждено было постепенно принять из рук дряхлеющего британского льва многовековую эстафету океанской имперской традиции.

Довольно долго – до тех пор пока границы мирового политического процесса совпадали с границами Евразии, – роль островной империи, носительницы и защитницы основ и ценностей торговой «морской» цивилизации, принадлежала Англии, противостоявшей континентальной мощи России, а с конца XIX века – и Германии. Когда же мировые горизонты расширились настолько, что серьезное влияние на политические процессы в мире стали оказывать события, происходившие в Новом Свете, «большой остров» Америки мало-помалу заступил в глобальном политическом механизме на место маленького английского островка.

Процесс этот требовал идеологического и военно-стратегического оформления. Основой для него стала так называемая доктрина морской мощи, сформулированная на исходе прошлого столетия американским адмиралом Альфредом Мэхэном. Главным лозунгом доктрины стало категорическое утверждение «Кто владеет морем – тот владеет миром!», впоследствии определившее все военно-политические программы США в XX веке.

Мэхэн стал одним из главных идеологов силовой американской экспансии. В его изложении программа обеспечения глобального американского лидерства вполне конкретна: создание мощного военного флота, основание в различных частях света крупных военно-морских баз и воспитание у населения соответствующего «национального духа».

В области гуманитарных наук основой для мировоззренческого обеспечения американского экспансионизма в конце XIX века стали теории так называемой англосаксонской школы, возникшей в Университете Дж. Гопкинса, о превосходстве англосаксов над остальными народами. Согласно этим теориям, именно англосаксонский мир сумел создать все лучшее, чем обладает человечество. И теперь на Соединенных Штатах лежат «право» и «обязанность» распространить эти «выдающиеся достижения» по всему миру.

Для подкрепления этих мнимых прав США развили невиданные темпы милитаризации экономики.

В 1883 г. они приступили к коренной модернизации военно-морского флота на новой технической основе. А через 10 лет американский флот занимал уже не 12-е, как в начале модернизации, а 5-е место в мире, уступая по мощи только флотам Англии, России, Германии и Франции.

Столь быстрый рост позволил США усилить экспансию. Постоянное экономическое и политическое давление на Гавайи завершилось в 1893 г. присоединением островов к Соединенным Штатам, обретшим таким образом плацдарм для усиления влияния на Тихом океане и в Юго-Восточной Азии. В 1990-х гг. к США был также присоединен еще ряд тихоокеанских островов: Самоа, Фиджи и др. В результате Испано-американской войны 1898 г., развязанной американцами под предлогом «освобождения» Кубы, к Соединенным Штатам отошли Филиппины, Пуэрто-Рико и Гуам. Сама Куба оказалась фактически полуколонией США.

К концу XIX века территория США выросла в 10 раз. По основным экономическим показателям страна вышла на 1-е место в мире, опередив все европейские державы. Начало XX столетия стало для США неким водоразделом, рубежом, на котором окончательно определился переход к «океанской» политике глобального экспансионизма.

Начало широкомасштабному переходу внешней политики США к откровенной имперской практике положил Теодор Рузвельт, президент Соединенных Штатов с 1901 по 1908 г. Сами американцы прямо называют его «первым империалистом». Доктрина Т. Рузвельта, получившая красноречивое название политики «большой дубинки», предполагала решимость Вашингтона применять военную силу уже не только против своих латиноамериканских «клиентов», но и против европейских держав.

Одновременно с этим все более пристальное внимание Соединенных Штатов продолжали привлекать страны Юго-Восточной Азии. Политика «открытых дверей», активно внедрявшаяся американцами в начале XX века в Китае и Корее, имела целью облегчить им проникновение в эти страны и вытеснить оттуда европейцев и японцев. Главной своей опорой американцы продолжали считать военную силу. Так, в 1907 г. для демонстрации усилившейся американской морской мощи в Тихий океан была отправлена большая эскадра Военно-морских сил США.

Мало-помалу началось проникновение даже в такие далекие от Америки регионы мира, как Северная Африка и Ближний Восток. Здесь США прежде всего привлекали Египет, Турция и Персия. В отношениях с Турцией, например, для решения ряда вопросов, затрагивавших американские интересы, США прибегли к привычному средству – провели в 1903 г. у берегов Османской империи, в Сирии, внушительную демонстрацию своей военно-морской мощи.

Начавшаяся в 1914 году в Европе Первая мировая война непосредственно не затрагивала интересов США. Объявив нейтралитет, американцы использовали его статус для активной наживы на кредитах и военных поставках в воюющую Европу. Только к началу 1917 г., когда анализ соотношения сил воюющих сторон показал неизбежность поражения немцев, Соединенные Штаты не смогли удержаться от соблазна вступить в войну на стороне заведомых победителей. Тем более что после ее окончания предстоял существенный передел мира, от которого американцы жаждали получить максимальную выгоду. Тогдашний американский президент с беспримерной откровенностью провозгласил притязания США на мировое господство: «Становясь партнерами других стран, мы будем главенствовать в этом союзе. Финансовое превосходство будет нашим. Индустриальное превосходство будет нашим. Торговое превосходство будет нашим. Страны мира ждут нашего руководства».

С тех пор в Америке сменились десятки президентов. Но эта страна неизменно действует в соответствии с высокомерным лозунгом, провозглашенным Вильсоном в начале XX столетия, и остается одержимой идеей мирового господства, превращая в заложника своей одержимости весь мир.

20-е и 30-е гг. прошлого столетия характеризуются постепенным, последовательным и неуклонным военным проникновением Америки во все уголки земного шара. В Европе Соединенные Штаты стремились к восстановлению германской мощи в противовес Англии, Франции и Советскому Союзу. В Латинской Америке продолжали политику диктата в духе «большой дубинки». В Китае, поддерживая Чан Кайши, противодействовали усилению японского влияния, одновременно активно строя в своих тихоокеанских владениях сеть военных баз – опорных пунктов силовой экспансии.

Вступление в декабре 1941 г., после разгрома в Перл-Харборе, Тихоокеанского флота США во Вторую мировую войну стало для Соединенных Штатов тем Рубиконом, перейдя который они решительно и безоглядно устремились к борьбе за мировую гегемонию.

Первоначально войну встретили в Америке с большой настороженностью. Объединенный комитет начальников штабов Вооруженных сил США, ответственный за выработку военной стратегии, в 1941 г. не исключал даже возможности поражения и потери государственной независимости. Однако довольно скоро решительное преобладание в Соединенных Штатах получили круги, воодушевленные открывавшимися перспективами грандиозного передела мира в духе Pax Americana.

Росту американского гегемонизма способствовали теснейшие связи Вашингтона с Лондоном. Переход США к политике глобальной экспансии не прошел бы так гладко, если бы Великобритания не делилась столь щедро с Соединенными Штатами своим огромным имперским опытом. Англия оказала американцам помощь в областях военной, политической и организационно-технической – особенно ценной при создании разветвленной сети спецслужб и налаживании взаимодействия всех частей огромного имперского государственного механизма.

После окончания Второй мировой войны американцы добились беспрецедентного роста своего влияния во всем мире. США не только закончили войну с наименьшими потерями по сравнению с остальными ее участниками, но и оказались в максимально выгодном положении для утверждения глобальной гегемонии. В Европе повержена Германия, в Азии – Япония. Англия, Франция и другие европейские державы – традиционные конкуренты Соединенных Штатов во внешнеполитической области – настолько ослабли в результате пятилетнего кровопролития, что не могли оказывать серьезного сопротивления растущей силе Америки. Созданные за время войны мощнейшие Вооруженные силы США получили ядерное оружие, монополия на которое была равнозначна мандату на бесспорное мировое господство.

В сложившихся условиях единственным серьезным противником США, единственным существенным препятствием на их пути к безусловному глобальному лидерству стал Советский Союз.

Революция и Гражданская война в России (1917–1921) особенно ярко высветили вековую враждебность Запада в целом и Соединенных Штатов в частности российской государственности и русской мощи. Американцы забыли все: активную поддержку, оказанную когда-то Россией становлению молодого американского государства, собственные благодарности и уверения в вечной дружбе – ведь впереди замаячила чрезвычайно соблазнительная возможность сокрушить русского колосса, избавиться от опасного геополитического конкурента и расчистить себе дорогу к мировому лидерству.

США и Запад оказались предателями дважды. До революции 1917 г., еще будучи союзниками Российской империи, они всячески поощряли на ее территории деятельность антиправительственных либеральных группировок, приветствовали «демократическую» оппозицию в Думе, практически содействовали организации и проведению Февральской буржуазной революции, которую точнее было бы назвать государственным переворотом. То есть занимались, по сути, тем же самым, чем занимаются и сегодня, моделируя «оранжевые революции» на территории бывшей Российской империи и бывшего СССР. Затем, когда несшая основную тяжесть войны Россия оказалась вброшенной в водоворот жесточайшей и кровопролитнейшей смуты, они предали своих «демократических друзей» и приложили немалые усилия для ее расчленения и устранения с мировой политической арены в качестве единого, мощного, централизованного государства.