Текст книги "Бенита"
Автор книги: Генри Хаггард
Жанр: Литература 20 века, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Глава VII. Посольство
Дверь отворилась, и в комнату вошел Джекоб Мейер. За ним через порог переступили три туземца. Но Бенита не обратила на них внимания: ее душа была далеко. В глубине комнаты, вся в белом (она носила траур только в сердце), освещенная лучами лампы, висевшей над ее головой, она стояла неподвижно, так как, сама не замечая того, поднялась со стула. На ее лице было странное выражение. Джекоб Мейер заметил его и остановился. Туземцы тоже остановились, глядя на белую Бениту и ее задумчивые глаза.
Один из них указал на нее своим тонким пальцем и что-то шепнул другим. Мейер, понимавший их язык, уловил этот шепот. Туземец сказал:
– Смотрите, дух горы!
– Какой дух и какой горы? – тихо спросил Джекоб.
– Это она появляется в Бомбатце, – ответил дикарь, все еще глядя на Бениту.
Она услышала этот шепот и поняла, что говорят о ней, хотя ясно не разобрала ни одного слова. Молодая девушка с усилием прогнала осаждавшие ее мысли и села в кресло. Тогда один за другим посланцы стали подходить к ней, каждый низко склонялся, дотрагивался до пола концами пальцев и пристально смотрел в ее лицо. Отцу ее они кланялись, поднимая только руку. Она с любопытством смотрела на них и, действительно, они выглядели любопытно; высокие, стройные люди с тонкими подвижными чертами лица. Очевидно, в них не было негритянской крови, скорее текла кровь какого-нибудь старинного народа, египтян или финикиян. Казалось, их праотцы были мудры и цивилизованны уже тысячи лет тому назад и, может быть, состояли при дворах фараонов или Соломона.
Покончив с приветствиями, посланцы молча уселись на пол рядом, запахнув свои меховые «кароссы», или плащи, и стали ждать. Джекоб Мейер подумал немного, потом сказал:
– Клиффорд, согласны ли вы переводить все вашей дочери? Я хочу, чтобы она точно знала все происходящее.
Потом он повернулся к туземцам.
– Вас зовут Тамас, Тамала и Хоба, и ты, Тамас, сын Молимо Бомбатце, называемого Мамбо, а вы, Тамала и Хоба – его советники. Так?
Они наклонили головы.
– Хорошо, Тамас, повтори все и снова передай данное тебе поручение, чтобы эта госпожа, госпожа Бенита, выслушала тебя, ее это тоже касается.
– Мы знаем, что касается, – ответил Тамас, – мы на ее лице прочли, что это ее касается больше всех: без сомнения, именно о ней вещал дух. Вот вы услышите из моих уст слова Молимо, ради которых мы пришли так издалека: «Четыре года тому назад вы, двое белых, посетили Бомбатце и попросили меня, Мамбо, допустить вас в святое место, позволив вам искать сокровище португальцев, которое они скрыли шесть поколений назад до нынешнего времени. Я отказал вам и не позволил войти в святилище, хотя даже я, наследственный хранитель сокровища, не знаю, где оно скрыто. Но теперь на меня свалилась беда. Я узнал, что Лобенгула, узурпатор, правящий матабелами, разгневался на меня по многим причинам, главное, за то, что я не посылаю ему достаточной подати. Мне донесли, что он будущим летом собирается отправить отряд, чтобы стереть с лица земли меня и мой народ и сделать мой крааль черным, как выжженный вельд. У меня нет силы противиться ему, могу чему, и мой народ не воинственный. Из поколения в поколение макаланги были купцами, земледельцами, работали над металлом, жили в мире – и теперь не желают убивать, или быть убитыми. И их немного. А потому у меня нет силы противостоять Лобенгуле.
Я помню, что у вас были ружья, которые могут убивать издали. Если у меня будет достаточно таких ружей за моими стенами, я с успехом воспротивлюсь воинам Лобенгулы, которые дерутся ассегаями. Если вы привезете мне сто хороших ружей и достанете пороха и пуль, я чувствую, что мне будет позволено впустить вас в святое место, где бы вы могли отыскивать зарытое золото, сколько угодно времени, отыскав же его, унести. Никто не помешает вам. Но я хочу говорить с вами честно. Золото найдет только существо, заранее назначенное великим духом, а именно – белая женщина, как было возвещено моему предку. Он слышал это собственными ушами, а я слышал от его потомка, и так и будет. Все же, если вы привезете ружья, вы можете придти и попытаться узнать, не окажется ли один из вас назначенным духом. Однако я думаю, тайна откроется только женщине. Я говорю то, что мне внушено. Мои слова передадут вам сын мой Тамас и мои советники, которые засвидетельствуют, что он говорит правду. Я, Мамбо-Молимо Бомбатце, посылаю вам привет, приму вас и исполню данное мной обещание, если вы явитесь со стреляющими далеко ружьями, с порохом и пулями, но ни в каком другом случае. Мой сын Тамас и мои советники доведут вашу фуру до моей страны, чужестранных же слуг вы не должны приводить с собой. Говорят, что дух белой женщины, которая убилась на глазах моего предка, недавно появился на скале. Я не знаю, что все это значит, но мне кажется, что она хотела предупредить меня о нападении матабелов. Я ожидаю решения Неба. В виде дара посылаю вам две «кароссы» и немного старинного золота, потому что моим посланникам так далеко трудно нести слоновую кость, а фуры у меня нет. Прощайте». – Так говорил отец, – прибавил Тамас.
– Мы выслушали тебя, – сказал Мейер, когда Клиффорд перевел его последние слова, – желаем задать тебе вопрос. Что ты хочешь сказать, говоря, будто кто-то видел дух белой женщины?
– То, что говорю, белый человек, – ответил Тамас. – На заре она явилась многим на вершине утеса, а мой отец в сонном видении разговаривал с ней.
– Какая она? – спросил Мейер.
– О, она похожа вон на ту госпожу. Так нам кажется. Но кто знает? Принимаете ли вы предложение Молимо?
– Завтра утром мы ответим, – сказал Мейер. – Сто ружей – большое количество, и они будут стоить дорого. Прощайте, для вас приготовлена пища и место для ночлега.
Три гонца были разочарованы его ответом, который, как им казалось, служил предисловием к отказу. Они несколько мгновений поговорили между собой, потом Тамас опустил руку в кожаный мешок и вынул из него что-то, завернутое в сухие листья. Из них сын Молимо достал странное и красивое ожерелье, сделанное из крученых золотых звеньев, в которое были вкраплены белые камни. Европейцы без труда поняли, что это неотшлифованные алмазы большой ценности. На ожерелье висел маленький золотой крестик.
– От имени Мамбо, моего отца, – сказал Тамас, – мы предлагаем этот подарок госпоже, которой не могут пригодиться ни кароссы, ни слитки золота. У этой цепи есть история. Когда португальская девушка бросилась в реку, цепь висела у нее на шее. Падая, она ударилась о выступ скалы, и камень сорвал цепь с ее шеи. Видите, вот здесь она разорвана и поправлена золотой проволокой. Ожерелье осталось на камне, и мой предок достал его. Мы отдадим его госпоже, если она обещает носить наш дар.
– Прими цепь, – прошептал Клиффорд, окончив перевод речи Тамаса. – В противном случае, ты обидишь их.
И Бенита сказала:
– Я благодарю Молимо и принимаю его подарок.
Тамас поднялся, подошел к молодой девушке и набросил старинное трагическое ожерелье на ее шею. Когда оно упало на плечи Бениты, ей показалось, будто ее опутала цепь судьбы, которая повлечет ее Бог весть куда. Ведь это было украшение, служившее последним убором осиротевшей и несчастной девушке, искавшей спасения от горя в смерти…
Трое посланцев поднялись, поклонились и ушли. Джекоб Мейер хотел обратиться в Бените, потом передумал и замолчал. И Клиффорд, и его компаньон ждали, чтобы заговорила Бенита, но она молчала, и, наконец, старик первый нарушил тишину тревожным вопросом:
– Что ты скажешь, Бенита?
– Я? Мне нечего сказать. Скажу только, что я слышала очень странный рассказ. Жрец обратился к тебе и мистеру Мейеру, отец, и вы должны ответить ему. Ведь меня это не касается.
– Очень касается, моя дорогая. По крайней мере, эти люди полагают так. Во всяком случае, я не могу отправиться в Бомбатце без тебя. А везти тебя против твоего желания – не желаю. Но это очень далеко, и нас ждет странное дело. Весь вопрос в том, поедешь ли ты.
Бенита думала долго. Ее собеседник с тревогой смотрел на нее.
– Да, – ответила она спокойным тоном. – Если вы оба хотите ехать, поеду и я, но не ради сокровища, меня просто интересует странный рассказ и то место, о котором говорится в нем. Откровенно скажу – я не верю в клад. Даже, если дикари боялись сами отыскивать сокровище, вряд ли они дали бы вам позволения искать его, если бы думали, что золото можно найти. Я не считаю это путешествие выгодным предприятием. И ведь оно опасно.
– Мы считаем его достаточно выгодным, – решительным тоном заметил Мейер, – и нельзя ждать, что наживешь миллионы без всякого труда.
– Да, да, – сказал старик, – но Бенита права – опасности большие: лихорадка, дикие звери, дикари и еще много непредвиденного. Имею ли я право подвергать всему этому мою дочь? Не следует ли нам отправиться без нее?
– Это было бы бесполезно, – ответил Мейер. – Посланники видели вашу дочь и связали ее со своей суеверной историей о привидении, в которую я, не веривший ни в призраков, ни в духов, понятно, не верю. Но без мисс Клиффорд мы теперь, конечно, не добьемся успеха.
– Лично я, – сказала Бенита, – не боюсь ничего и считаю, что должно случиться то, что определено судьбой. Если бы я знала, что должна умереть на реке Замбези, мне это было бы безразлично. Однако, думаю – сама не знаю почему, – что тебе, отец, и мистеру Мейеру грозит большая опасность, чем мне. Значит, вам обоим следует подумать, согласны ли вы подвергнуться ей.
Клиффорд улыбнулся.
– Я старик, – сказал он, – в этом весь мой ответ.
– А я привык к такого рода вещам, – заметил Мейер, пожав плечами. – Кто не согласится подвергнуться маленькой опасности в надежде получить блестящую награду?
Богатство, богатство, золота больше, чем можно мечтать, а вместе с тем сила, власть, возможность мстить, награждать, купить себе положение в обществе, наслаждение, все прекрасное, ослепительное, что составляет удел только богача!
– И он раскинул руки и поднял глаза, точно прославляя божество золота.
– Только не купишь таких пустяков, как здоровье и счастье, – не без сарказма прибавила Бенита. Этот человек и его алчные желания казались ей отвратительными, особенно, когда она мысленно сравнивала его с тем, другим, погибшим для нее, хотя его прошлое было полно праздности и безделья. В то же время слова Мейера привлекли ее, потому что до сих пор она еще не встречала таких высокоодаренных, энергичных и вместе с тем бездушных людей, как он.
– Значит, решено? – спросила она.
Мистер Клиффорд колебался. Мейер же тотчас ответил:
– Да, вполне решено.
Она подождала ответа отца, но он ничего не сказал, и Бенита заметила:
– Отлично. Теперь не будем больше беспокоить себя новыми сомнениями и рассуждениями. Мы отправляемся в Бомбатце на Замбези искать зарытое золото и, надеюсь, мистер Мейер, что, если вам посчастливится, клад даст вам всевозможные блага. До свидания, отец, спи спокойно, дорогой.
– Моя дочь думает, что золото принесет нам несчастье, – сказал Клиффорд, когда за ней закрылась дверь. – Она по-своему сказала это.
– Да, – мрачно ответил Мейер, – и ведь она принадлежит к числу людей, провидящих будущее. Но, может быть, мисс Клиффорд ошибается. Поэтому весь вопрос сводится к тому: ухватимся ли мы за удобный случай, подвергая себя всем опасностям, или останемся здесь и будем всю жизнь разводить плохих лошадей, видя, как она, бесстрашная, смеется над нами? Я еду в Бомбатце.
Мистер Клиффорд снова не дал прямого ответа, а только спросил:
– Как скоро успеем мы собрать ружья и боевые припасы, и что это будет стоить?
– Около недели тому назад купец Портджайтер, – ответил Мейер, – привез сто ружей Мартини и сотню Вестли-Ричардсов. По пятидесяти тех и других, да десять тысяч пакетов патронов стоят около шестисот фунтов, а такая сумма есть в нас в банке. У нас также есть новая фура, достаточно хороших волов и лошадей. Мы можем взять дюжину лошадей и продать их в северной части Трансвааля за хорошую цену, раньше чем попадем на место. Волы, вероятно, довезут нас.
– Вы обо всем подумали, Джекоб, как я вижу, но, во всяком случае, путь туда и обратно будет стоить много денег, уже не говоря обо всем остальном.
– Да, и ружья слишком хороши для кафров. Для них было бы достаточно бирмингамских газовых труб, но их здесь не найдешь. Однако, что такое деньги, что такое ружья в сравнении с тем, что это предприятие принесет нам?
– Я думаю, нам лучше всего задать этот вопрос моей дочери, Джекоб. По-видимому, она держится своего взгляда на этот вопрос.
– Мисс Клиффорд решилась и не изменит намерения. Я ни о чем больше не буду спрашивать ее, – возразил Мейер.
И он вышел из комнаты, чтобы распорядиться насчет путешествия в Ваккерструм, которое хотел предпринять на следующий день. Клиффорд же долго сидел в гостиной, спрашивая себя, поступил ли он правильно, и найдут ли они золото, о котором он мечтал столько лет, а также, что готовит им близкое будущее…
Когда на следующее утро Бенита сошла к завтраку, она спросила, где мистер Мейер, и узнала, что он уже отправился в Ваккерструм.
– Ну, он торопится, – заметила она со смехом.
– Да, – ответил ей отец. – Джекоб всегда торопится, хотя до сих пор это не принесло ему большой пользы. Если мы потерпим неудачу, то уж, конечно, не по вине необдуманности с его стороны.
До возвращения Мейера прошло около недели. Бенита готовилась к путешествию. В свободные минуты она с помощью отца беседовала с тремя стройными макалангами, которые с удовольствием отдыхали после своего долгого путешествия. По молчаливому согласию никто не упоминал о зарытом золоте или о чем-либо касающемся его, но эти беседы помогли ей составить очень верное мнение о трех дикарях и их соплеменниках. Бенита поняла, что, хотя макаланги говорили на одном из зулусских наречий, они не отличались храбростью зулусов и жили в постоянном смертельном страхе перед матабелами, представляющими другую ветвь зулусского племени. Макаланги так безумно боялись их, что молодая девушка сомневалась, помогут ли им ружья, если на них нападет это храброе племя.
Они занимались тем же, что и их праотцы: земледелием, выделкой металла, и у них не было воинов. Бенита прилежно училась их языку. Она было очень способна и, вдобавок, не позабыла, как в детстве болтала по-голландски и по-зулусски. Теперь эти детские знания быстро вернулись к ней. Скоро она могла уже довольно порядочно разговаривать с посланцами, тем более, что в свободные часы изучала и грамматику их языка.
Так проходили дни. Наконец, однажды вечером появился Джекоб Мейер с двумя шотландскими телегами, в которых были уложены длинные ящики, похожие на гробы, и небольшие, очень тяжелые ящики, а также много пакетов. Он ничего не забыл, привез по просьбе Бениты различные принадлежности одежды и револьвер, которого она не просила.
Через три дня двинулись из Руи-Крантца. Стояло необыкновенно хорошее утро ранней весны. Путники сказали соседям, что они отправляются торговать и охотиться на север Трансвааля и скоро вернутся. Бенита взглянула на красивую равнину и лесистый обрыв, с которого она чуть было не упала, на мирное озеро перед домом, где гнездились водяные птицы, и вздохнула. Теперь, оставляя это место, она смотрела на него, как на милый приют, и ей пришла в голову мысль, что она никогда больше не увидит его…
Глава VIII. Бомбатце
Прошло около четырех месяцев. Фура, в которой были мистер Клиффорд, Бенита и Джекоб Мейер, остановилась ночью в селении Молимо Бомбатце, названного именем Мамбо. Впрочем, может быть, это было только название титула, потому что, по словам Тамаса, каждый глава племени назывался Мамбо. Иногда Молимо, жрец Мунвали и Мамбо, глава племени, бывали двумя различными лицами. Например, он, Тамас, после смерти отца должен был сделаться Мамбо, но ему не являлось откровений, а потому, по крайней мере до сих пор, он не имел права быть Молимо, представителем Бога.
Во время длинного странствования им пришлось испытать множество приключений, которые всегда сопровождали путешествия по Африке до появления там железных дорог. Им встречались дикие звери, племена туземцев, они видели вздувшиеся реки, однажды три дня томились без воды, из-за того, что водяная яма, из которой они надеялись пополнить свои запасы, оказалась сухой. Однако, ни одно происшествие не было слишком серьезно, и никто из трех путников никогда не чувствовал себя так хорошо, как в это время, потому что им посчастливилось избежать лихорадки. Простая, дикая жизнь необыкновенно пришлась по вкусу Бените; тот, кто встречал мисс Клиффорд на улицах Лондона, вряд ли узнал бы ее в загорелой, энергичной молодой девушке, сидевшей в этот вечер подле костра.
Они продали всех лошадей, которых взяли с собою (только несколько пало в пути). Трех, по местному выражению, «прочных», или застрахованных против местной смертельной конской болезни, они взяли с собой. Собственных своих слуг они отправили обратно в Руи-Крантц, доверив им телегу, нагруженную слоновой костью, которую Клиффорд и Мейер купили у бурских охотников, привезших эту добычу из северной части Трансвааля. Поэтому, согласно договору, только три макаланга провожали их, гнали и поели их скот. Бенита готовила еду, по большей части, дичь, убитую ее белыми спутниками, или мясо, купленное у туземцев.
Много дней они двигались по области, почти совершенно бесплодной, а теперь перебрались через высокую гряду, ту самую, на которой когда-то Роберт Сеймур оставил свою фуру, и раскинули лагерь в низине, покрытой остатками построек. В прежнее время ее окружала стена, на это ясно указывали остатки ограды, рассеянные там и сям. Справа поднималась горная возвышенность, за которой, по словам Тамаса, текла Замбези. Прямо против лагеря путников, не больше, чем на расстоянии десяти миль, возвышалась отдельная гора, то самое место, к которому они и стремились – крепость Бомбатце, окаймленная великой рекой. Туда-то и отправился один из макалангов Хоба, чтобы предупредить своих родичей о приближении белых.
Волов распрягли и пустили пастись между развалинами странной округлой формы. Разглядывая эти руины при свете яркой луны, Бенита догадалась, что они были когда-то домами. Без сомнения, низина, теперь такая безлюдная, много сотен лет тому назад была населена, подумала молодая девушка, потому что невдалеке от их стоянки из середины одного круглого дома поднимался громадный баобаб, вероятно, проживший десять или пятнадцать веков с тех пор, как его росток поднялся из семени и пробил цементный пол, до сих пор еще окружавший исполинский ствол.
На рассвете они двинулись дальше, по-прежнему встречая следы мертвого, забытого народа. До цели их долгого путешествия оставалось не больше десяти миль, но дорога, – если путь, по которому они двигались, можно было назвать дорогой, – поднималась в гору. Волы, всего четырнадцать голов, сильно истомились, исхудали, изранили себе ноги, а потому двигались очень медленно. Было уже за полдень, когда путешественники, наконец, появились среди множества хижин города Бомбатце.
– Когда мы двинемся отсюда, нам, вероятно, придется возвращаться по воде, если только мы не закупим новых упряжных животных, – сказал Мейер, с сомнением поглядывая на тяжело дышавших волов.
– Почему? – тревожно спросил Клиффорд.
– Потому, что мухи це-це искусали многих из наших животных, также и мою лошадь, и яд начинает уже действовать. Я заподозрил это вчера вечером, а теперь уверен.
Смотрите на их глаза. Это случилось в лесистой полосе вельда, неделю тому назад. Я говорил, что не следовало останавливаться там.
В это время они доехали до гребня гряды, и на ее отдаленном конце увидели удивительные, странные развалины Бомбатце. Теперь трое белых сели на лошадей. Прямо перед путниками возвышался крутой холм, который стоял над широкой Замбези, и великая река защищала его с трех сторон, четвертая его сторона, как раз перед ними, тоже была защищена природой; она от подножья поднималась отвесно на высоту пятидесяти футов. Только в одном месте было нечто вроде естественной дорожки, которая вела в город. На самом холме, который, вероятно, занимал восемь или десять акров и был окружен глубокой «донгой» или рвом, возвышались три кольца укреплений, расположенных одно над другим; это были могучие стены, очевидно, выстроенные столетия назад. Глядя на них, Бенита без труда поняла, почему несчастные португальские беглецы избрали Бомбатце своим последним приютом и, наконец, были побеждены не тысячами дикарей, которые преследовали и окружили их, а голодом. Действительно, крепость казалась неприступной для войск, не вооруженных осадными орудиями.
По эту сторону естественного рва, который, без сомнения, в древние времена наполнялся водой, отведенной от Замбези, стояла деревня макалангов, состоявшая из семидесяти-восьмидесяти жалких хижин, совершенно круглых, как и дома их праотцев, но выстроенных из глины и тростника. Их окружали сады и поля, очень хорошо обработанные и в это время года колосившиеся хлебами. Но скота Бенита не видела и решила, что все стада прятались за стенами.
Фура, подпрыгивая на дороге, прогремела по деревне, немногие выбежавшие из дома женщины и дети боязливо смотрели на нее. Потом путники проехали по дороге, в дальнем конце загороженной терновниками и каменными глыбами, взятыми из развалин. Пока фура стояла, а сопровождающие путников макаланги, с помощью немногих появившихся теперь мужчин, очищали путь, Бенита смотрела на массивное кольцо стены, имевшей около сорока футов высоты, выстроенной из гранитных обломков без цемента и украшенной странными рисунками из цветных камней. В ее толще она рассмотрела впадины, где прежде, вероятно, были решетки, исчезнувшие уже давно.
– Это удивительное место, – сказала она отцу. – Я рада, что приехала сюда. Ты ходил повсюду?
– Нет, мы были только между первой и второй стеной и один раз между второй и третьей. Старинный храм, или что-то вроде этого, помещается на вершине, и туда нас не пустили. Именно там спрятано сокровище.
– Там, как предполагается, спрятано золото, – с улыбкой поправила его Бенита. – Скажи, отец, кто поручится тебе, что макаланги впустят вас теперь на вершину. Может быть, они возьмут ружья, а нам покажут на дверь… вернее, на ворота.
– Ваша дочь права, у нас нет никаких доказательств, что нас пропустят; раньше, чем из фуры вынут хотя бы один ящик, мы должны получить гарантии, – заметил Мейер. – О, я знаю, это опасный шаг, и следовало бы обезопасить себя, но теперь уже поздно говорить об этом. Смотрите, камни отвалили. Вперед, вперед.
Длинный бич щелкнул, бедные измученные волы натянули постромки, и фура поехала через вход роковой крепости. Он был так узок, что она еле продвигалась по нему. За стеною открылось большое пространство, которое, судя по многочисленным развалинам, когда-то занимали строения, теперь превратившиеся в груды камней, полускрытые травой, деревьями и ползучими растениями. Это было внешнее кольцо храма, и в нем в древние времена жили жрецы. Пространство, шириной приблизительно в полтораста ярдов, тянулось до второй стены. Она походила на первую, только не была так широка и могуча. Тут на полосе грунта, в тени (стоял очень жаркий день) собрались жители Бомбатце встретить белых.
Не доехав до них ярдов пятнадцать, европейцы сошли с лошадей и вместе с фурой оставили их под присмотром макаланга Тамалы. Бенита стала между отцом и Джекобом Мейером, и все трое пошли к кольцу туземцев, взрослых мужчин, которых было около двухсот.
Все они поднялись на ноги в знак уважения, за исключением одной фигуры, которая продолжала сидеть, прислонясь спиной к стене. Бенита увидела, что эти макаланги походили на своих посланцев. Они были высоки и красивы, с печальными глазами и боязливым выражением лиц людей, которые день изо дня живут, опасаясь рабства или смерти. Как раз напротив троих белых в этом человеческом кольце был проход, через него и повел их Тамас. Когда они проходили мимо туземцев, Бенита почувствовала, что печальные глаза устремились на нее. В нескольких шагах от того места, где подле стены сидел человек с головой, скрытой великолепно вышитым покрывалом, стояли три, покрытые прекрасной резьбой стула. По знаку Тамаса пришедшие сели на них, совершенно молча, так как им не следовало говорить, чтобы не унизить своего достоинства.
– Будьте терпеливы и простите, – сказал, наконец, Тамас. – Мой отец Мамбо молит Мунвали и духов своих праотцев сделать ваше прибытие счастливым для нас и открыть в видении, что должно случиться.
Бенита, которая чувствовала на себе взгляд приблизительно двухсот пар глаз, в душе пожелала, чтобы откровение явилось Мамбо поскорее. Однако вскоре она поддалась общему настроению и стала почти наслаждаться странным положением вещей. Эти могучие, старинные стены, выстроенные неведомыми руками и видевшие столько событий и столько смертей, молчаливое тройное кольцо терпеливых торжественных людей, последних отпрысков культурной расы, накрытая покрывалом согнутая фигура человека, который думал, что он общается со своим богом, – все это было странно, достойно внимания существа, утомленного однообразием цивилизации…
Но вот фигура зашевелилась и сбросила покрывало, показалась голова, побелевшая от лет, одухотворенное, аскетическое лицо, до того худое, что на нем были видны все кости, и черные глаза, смотревшие вверх невидящим взглядом человека, впавшего в транс. Он трижды глубоко вздохнул, потом перевел глаза на троих белых, сидевших против него. Прежде всего он посмотрел на мистера Клиффорда, и его лицо смутилось, потом на Мейера, и на нем промелькнуло выражение тревоги и страха. Наконец, он направил взгляд на Бениту, и его черные глаза сделались спокойны и блеснули счастьем.
– Белая девушка, – сказал он мягким низким голосом, – говорю тебе, не бойся ничего. Ты, знавшая глубокое горе, обретешь счастье и покой. О, девушка, с тобой идет дух такой же чистой и ясной, как ты сама, но умерла она давно.
Мамбо снова посмотрел на ее отца, Джекоба Мейера и замолчал.
– Верно, у тебя нет для меня приятного пророчества? – сказал ему Мейер, – а между тем, я издалека приехал, чтобы выслушать тебя.
Старое лицо сделалось непроницаемым, всякое выражение на нем исчезло, скрылось за сотней морщин. Он ответил:
– Нет, белый человек, никакого. Сам спрашивай небеса, ведь ты так мудр, и прочитай их, если можешь. Пришельцы, – продолжал он другим тоном, – я приветствую вас от имени моих детей и в их присутствии. Сын Тамас, тебе тоже привет, ты хорошо исполнил данное тебе поручение. Послушайте: вы устали и вам нужны покой и пища. Однако побудьте еще со мной, потому что мне необходимо сказать вам несколько слов. Оглядитесь. Вы видите все мое племя: здесь не больше двадцатью десять людей, а прежде мы были бесчисленны, как листья вот того дерева весною. Почему мы умерли? Из-за амандабелов, лютых собак, которых за два поколения до нас Мозеликатце, предводитель Чака, привел на юг нашей страны, и которые с тех пор из года в год берут нас в плен и убивают.
Мы не воинственны, мы не любим войны и не находим наслаждения в убийствах. Мы люди мира, желаем только возделывать нашу землю, заниматься искусством, унаследованным от предков, и поклоняться небесам, на которые мы уходим, чтобы соединиться с духами наших праотцов. Они же люты, сильны, дики; они приходят сюда и убивают наших детей и стариков, уводят с собой в рабство молодых женщин и девушек, угоняют весь наш скот. Где наши стада? Лобенгула, глава амандабелов, взял их, только одна корова осталась у нас, и мы добываем от нее молоко для больных или для осиротевших детей. А между тем он требует скота. Подати, – говорят его гонцы, – давайте подать или наши воины придут и возьмут ее вместе с вашими жизнями. – А скота у нас нет, он весь исчез. У нас ничего не осталось, кроме этой старинной горы, строений, выстроенных на ней, да хлеба, которым мы живем. Да, это говорю я, Молимо, я, предки которого были великими властителями, я, все еще имеющий больше мудрости, чем все полчища Лобенгулы.
И снова голова старика упала на грудь. Слезы потекли по его поблекшим щекам; все макаланги ответили:
– Мамбо, это правда!
– Слушайте дальше, – продолжал он. – Лобенгула грозит нам, поэтому я послал к белым, которые побывали здесь раньше, и велел передать им, что если они привезут мне сто ружей, а также пороху и пуль, чтобы мы могли отбить амандабелов от этих сильных стен, я проведу их в тайное святилище, куда вот уже шесть поколений не ступала нога белого человека, и там позволю им искать сокровище, скрытое так, что ни один человек не знает, где оно, сокровище, о котором они справлялись четыре зимы тому назад. Тогда мы не позволили им искать его и прогнали их, боясь заклятия, положенного на нас белой умершей девушкой, которая предсказала, что нас постигнет судьба ее близких, если мы отдадим зарытое золото кому-либо, кроме указанного небом лица. Дети, дух Бомбатце посетил меня. Я видел белую девушку во сне, и она сказала мне: «Позволь им войти в крепость и искать». Дети, я послал моего сына и других послов туда, где, как я знал, жили люди, и после многих месяцев наши посланные вернулись, привели их и ту, о которой говорил дух.
Тут он поднял свою иссохшую руку и протянул ее к Бените, говоря:
– Она – избранница! Теперь, – спросил Молимо, обращаясь к Клиффорду и Джекобу, – скажите мне, друзья, привезли ли вы ружья?
– Конечно, – ответил мистер Клиффорд. – Они здесь, в фуре. Это лучшие ружья, а вместе с ними десять тысяч патронов, купленных за дорогую цену. Мы исполнили нашу часть договора. Исполнишь ли ты свое обещание, или мы снова уедем с ружьями, предоставив вам биться с матабелами вашими ассегаями?
– Скажите ваши условия, пока мы слушаем, – ответил Молимо.
– Хорошо, – проговорил Клиффорд. – Вот они. Ты должен давать нам пищу и приют, пока мы находимся здесь. Ты должен провести нас в скрытое место на вершине горы, туда, где умерли португальцы, туда, где скрыто золото. Ты должен, в случае если мы найдем золото или что-нибудь ценное для нас, позволить нам взять это богатство и помочь отправиться обратно, то есть или дать нам лодки и гребцов для плавания по Замбези, или упряжных животных. Ты должен запретить всем делать нам вред или досаждать во время нашего пребывания у вас. Таков наш договор.
– Еще не все, – сказал Молимо. – Вот что еще нужно прибавить: прежде всего вы научите нас обращаться с вашими ружьями; потом вы будете искать сокровища без нашей помощи, потому что, по закону, мы не можем вмешиваться в это. Наконец, если амандабелы нападут на нас, пока вы еще здесь, вы, как умеете, будете помогать нам отбиваться от них.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.