Текст книги "Коралловый корабль"

Генри Де-Вер Стэкпул
Коралловый корабль

Глава 1
ПОСЛЕ КОРАБЛЕКРУШЕНИЯ

Голубое море простиралось вплоть до самого горизонта, и какое голубое! Слова бессильны, если вам не удалось увидеть это море, омывающее Виргинские острова и дающее пристанище военным судам у Порт-Ройяля. Это обширное водное пространство с множеством подводных скал и рифов, которые бороздили суда корсаров, протянулось от мыса Катоша до Подветренных островов и от Юкатана до Багамских островов.

На белоснежный песок, блестевший под ослепительными лучами солнца, набегали светло-зеленые, прозрачные волны. Море, набравшись сил у западных берегов, обрушилось жестоким штормом на Виргинские острова и теперь засыпало.

Гаспар Кадильяк, кочегар с «Роны», прислонившись спиной к стволу пальмы, был занят выколачиванием своей старой трубки и прислушивался к голосу моря.

«Я впитало в себя влагу западных берегов и обрушило ее на Виргинские острова, – казалось, шептало оно. – Теперь же я отдыхаю от своих трудов».

Французские моряки делятся на две группы: на южан и на северян. К первым принадлежал Гаспар, уроженец Прованса, красивый брюнет, сухопарый и подвижный. Его приятель Ивес, тоже кочегар с «Роны», был рослым бретонцем с белокурой бородой и голубыми глазами.

Только он с Гаспаром и спаслись при гибели корабля.

Сейчас Ивес находился на другой стороне острова, где в маленьких бухточках ловил крабов к ужину.

Недалеко от берега, напротив того места, где сидел Гаспар, покачивалась «Рона», килем вверх, с лопнувшими котлами, с днищем, превращенным в щепы, – точно кулак какого-то гиганта, поднявшегося из морской пучины, размолотил судно.

Судьба была благосклонна к Гаспару и Ивесу. Катастрофа произошла с молниеносной быстротой в то время, как море было залито лунным светом. Огромный вал поднял «Рону» и швырнул на рифы, словно подстерегавшие свою жертву. Раздался свист пара и крики обваренных людей, с оглушительным треском взорвались котлы, палуба полезла вверх. Это была зловещая картина!

Ивес был хорошим пловцом, но он потерял голову от страха. Его наверняка засосало бы в воронку вместе с кораблем, не окажись рядом Гаспара. Провансалец поддерживал Ивеса, помогая ему держаться на поверхности. Когда Гаспар ухватился за плавающее рядом с ними большое бревно, Ивес облегченно вздохнул, чувствуя себя спасенным.

Ящики и корзины с разбитого судна прибивало к берегу. Они застревали в лабиринте рифов, тянувшихся вдоль восточной оконечности острова. Гаспар с Ивесом выловили такое количество провианта, которого должно было хватить на несколько месяцев, а в зарослях лавровых кустов Ивес нашел родник.

Остров лежал недалеко от морского пути, и спасшиеся были уверены, что их скоро вызволят из плена. Эта мысль поддерживала в них хорошее расположение духа.

Гаспар, решив, наконец, что трубка вытряхнута как следует, набил ее табаком и закурил. Затем он лег на спину, заложив руки за голову и надвинув козырек кепки на глаза, и стал пускать колечками дым, медленно плывший вверх в почти полном безветрии.

Но штиль длился недолго. Начинался отлив, слабый ветер уже кренил верхушки пальм. Не то бриз доносил человеческие голоса, не то просто крик чаек стал громче. В ушах провансальца звучала песенка французских моряков:

 
Жан Франсуа из Нанта,
Жан Франсуа, Жан Франсуа,
Жан Франсуа из Нанта,
Жан Франсуа, Жан Франсуа.
 

Он сам не заметил, как задремал. Гаспару грезилось, что он снова кочегар на «Роне». Руки его обмотаны паклей, чтобы не жгла кочерга. Он даже слышит звяканье заслонки.

Кью! Кью! Кью!

Надоедливый ноющий крик чаек рождает образ «Тамальпэ», трехмачтовика, на котором Гаспару пришлось совершить всего лишь один рейс. Но вот «Тамальпэ» превратился в завиток дыма, Гаспар уже в баре, за стойкой которого красивая девушка.

Да это же Анизетта! Ивес и Гаспар познакомились с ней в Риге, и она предпочла первого. Да, Анизетта пренебрегла Гаспаром, хоть тот готов был дать отсечь себе руку, взгляни она на него только разок.

Кью! Кью! Кью!

Померкли и девушка, и бар, и рижская таверна. Гаспар открыл глаза и с раздражением подумал об Ивесе. Да, к этому счастливчику девушки так и льнут.

Огромный краб шлепнулся на песок. Гаспар поднял голову. Перед ним стоял Ивес.

Северянин улыбался. Он поймал краба между скал, а под мышкой держал еще пару, с клещами, перевязанными веревкой.

– Я нашел лодочный парус «Роны», – сказал Ивес. – Из него можно соорудить палатку.

Он швырнул свою добычу на песок, уселся около товарища, вытащил трубку, набил табаком и с наслаждением затянулся.

Бриз посвежел, крики чаек стали еще громче. Провансалец докурив свою трубку, сдвинул на затылок кепку и уселся.

– Знаешь, – продолжал Ивес, – там, где я наткнулся на парус, я нашел еще кое-что.

Глава 2
ТАЙНА МОРЯ

– Что же? – равнодушно спросил Гаспар.

Ивес ухмыльнулся и зарыл босые ноги в горячий песок.

– Кое-что забавное, черт возьми. Держу пари, только взглянешь – не отведешь глаз.

– Забавнее тебя самого, пожалуй, ничего не найдешь.

– Пойдем, увидишь.

Ивес поднялся, завернул крабов в парусину и положил в тени пальм.

– Теперь не удерут, – удовлетворенно произнес он.

Островок, не более четверти мили в ширину, зарос лавровым кустарником. Единственными деревьями были семь пальм, росших на берегу, в тени которых нежился провансалец.

Северный, южный и восточный берег острова окаймляли рифы, послужившие причиной гибели «Роны». Только с запада подступ к острову был безопасен.

– Вот здесь, – сказал Ивес, подводя приятеля к северному берегу.

Рифы, выступающие местами из воды, напоминали черные цветы, распустившиеся на лазурной поверхности моря. Белизна кораллов была подобна хлопьям снега, линии пены показывали, где притаились смертоносные камни. Рифы и отмели чередовались в восхитительном освещении тропиков: утром из небесно-голубой воды выступали окрашенные в пурпур гряды рифов, в полдень в морских затонах цвета василька, как в зеркале, отражалось небо, в час заката и остров, и рифы, и вода казались отлитыми из золота.

Ивес уже карабкался по камням, грядой тянувшимся от берега наподобие мола. Гаспар следовал за ним, стараясь не поскользнуться на водорослях.

С отливом вода отступила фута на два, и подводная часть рифов обнажилась. Они как каемкой окружали эллиптической формы лагуну, протянувшуюся с севера на юг. Сейчас, когда море было спокойно, лагуна напоминала крупный изумруд безукоризненной формы.

В футах тридцати от берега Ивес остановился и указал на прозрачную поверхность воды. Слева от рифа что-то чернело. На первый взгляд, это была скала, обросшая водорослями. Они покачивались в воде, словно былинки или листва на легком ветерке.

Основанием скалы служила колонна в обхват человеческого тела. Кое-где ее тусклая поверхность сияла всеми цветами радуги. Колонна стояла на широком цоколе, уходившем в глубину.

Гаспар, заинтересовавшись, опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть колонну, и вздрогнул от изумления. Скала была верхушкой мачты корабля, колонна – мачтой, обросшей кораллами, цоколь же, на котором она возвышалась, – самим кораблем.

– Черт возьми! – воскликнул провансалец. – Она толста, как труба!

Лежа на камнях, приятели рассматривали странную находку.

Корабль на дне казался совершенно неповрежденным, даже мачта уцелела. Но как он попал в лагуну? Видимо, во время шторма волны перебросили его через скалистую гряду, и здесь судно затонуло, наполнившись водой, которая хлынула сквозь расшатанную обшивку.

Примерно на восемь футов от верхушки мачта была оплетена морскими водорослями, сквозь которые лишь местами просвечивала белизна кораллового нароста. Ниже водорослей уже не было. Эти восемь футов указывали на различие между уровнями воды во время отлива и прилива, когда лагуна наполнялась и опорожнялась, подобно гигантскому ситу.

По мере того, как отступало море, все лучше была видна часть мачты, уходившая под воду. Фут за футом выступала она из воды.

Вскоре можно было проследить мачту до самой палубы. От разноцветной колонны ответвлялись густые веера водорослей, поверхность мачты была усеяна кораллами всех оттенков, от пурпурного до белоснежного. Краски были столь богаты, а наросты кораллов столь причудливы, что мачта напоминала колонну сказочного замка.

Приятели уселись поудобнее и закурили. Почти с детским любопытством они следили за разноцветными рыбешками, сновавшими между рифов, напоминая мотыльков. Но вот уже и курево было брошено – опершись на локти, Гаспар и Ивес заглядывали вниз, в зеленую глубину лагуны.

Уровень воды не достигал теперь лишь одного фута до предельной нижней отметки. Контур корабля на дне делался все более отчетливым. Коралловыми уступами поднимались борта, подножие грот-мачты сохранилось, превратившись в коралловый конус, от бизани же не осталось и следа.

Глава 3
НОЧЬ НА ОТМЕЛИ

По мере того, как отступала вода, солнце клонилось к горизонту. Когда же огненный шар, казалось, соприкоснулся с морем, небо окрасилось золотом. Весь небосвод словно был замкнут в чашке огромного золотого цветка. Ни одно облачко не возмущало золота небес, ни одна волна – золота моря. Только верхушки пальм пылали подобно огненным языкам.

Корабль под водой тоже будто почувствовал магию света. Только что серый, невзрачный, он вдруг заиграл всеми возможными красками. Подобные инею, белоснежные отростки кораллов стали золотыми, розовыми, пурпурными, синими, бледно-желтыми.

Не отбрасывая тени, корабль лежал на ложе из ослепительно белого песка, словно парил в воздухе. Можно было подумать, что это драгоценная безделушка очень тонкой работы.

Но игра света продолжалась недолго. Так же быстро корабль потускнел, потеряв все свое великолепие, краски погасли. Когда фиолетовые тени ночи пробежали по воде, корабль исчез, на лагуну опустилась темнота, и первые звезды отразились на ее поверхности.

– Ну, что скажешь? – спросил Ивес, вскакивая на ноги.

– Идем, – вместо ответа сказал Гаспар.

На обратном пути они беседовали о том, что им довелось увидеть. Ивес предположил, что судя по высоте кормы, судно старинное, но, быть может, это всего лишь надпалубная постройка, усыпанная кораллами, точно снегом. Довольный таким сравнением, он хлопнул себя по ляжке.

– Черт возьми, – пробурчал Гаспар. – Больше всего судно напоминает мне тот разукрашенный цветами корабль, который я видел во время карнавала в Монпелье.

– Корабль с цветами? – захохотал Ивес. – Как могли очутиться цветы под водой?

Тупость Ивеса разозлила Гаспара. Ему с трудом удалось подавить рвущееся наружу раздражение.

Приятели дошли до пальм на берегу, где Ивес оставил крабов. Он принялся разводить костер, а Гаспара отправил за хворостом. Все эти будничные мелочи вытеснили из его головы и корабль на дне лагуны, и погибшую «Рону», и мысли о том, что они одни на этом острове.

Когда ужин был окончен, Гаспар с Ивесом соорудили нечто вроде палатки из лодочного паруса и нескольких сломанных бревен, но теплота ночи манила на свежий воздух.

Красные отблески костра играли на песке, волны монотонно ударялись о берег. Гаспар высунул голову из палатки. Небо, густо усеянное яркими звездами, напомнило ему о том, что ни одна душа на свете не знает о них с Ивесом, и острая тоска пронзила сердце.

Глава 4
ТАЙНА ПЕСКА

В двухстах ярдах восточнее того места, где росли пальмы, гряда скал выступала далеко в море. Рыба здесь ловилась бы прекрасно, были бы только удочки и крючки. Поодаль, за нагромождением рифов, виднелся еще один островок, пристанище чаек.

В ближайший же день под вечер Гаспар пришел на эту гряду. Стоя на камнях, он с надеждой всматривался в морскую гладь. Горизонт был пуст. Ни малейшего признака корабля!

Голос Ивеса заставил Гаспара обернуться. Бретонец подавал ему знаки: приседал, жестикулировал, размахивал руками, точно сошел с ума. Гаспар бросился к приятелю.

Ивес стоял гораздо дальше, чем это казалось со скал. Он был почти в центре острова, и теперь, когда Гаспар пробрался к нему сквозь кусты, он увидел, что его товарищ что-то держит в руках.

– Посмотри, что я нашел! – закричал Ивес, протягивая Гаспару перевязь с медными бляхами, на которой болталась сумка.

– Посмотри, – повторил Ивес.

Он раскрыл сумку: она была набита монетами. Ивес взял одну, потер о песок. Монета заблестела. Из груди Гаспара вырвался вопль.

– Золото!

Выхватив монету из рук Ивеса, он повертел ее в руках, попробовал на зуб. Да, это была старинная испанская монета с изображением какого-то монарха.

Ивес отобрал монету у Гаспара и бросил в сумку.

– Гляди-ка! – движением ноги он указал на кусты.

В том месте, где они росли более редко, Гаспар увидел разбросанные на песке человеческие кости.

Оказалось, что Ивес, обследуя остров, споткнулся о полузасыпанный череп. Он стал раскапывать в этом месте песок и наткнулся на скелет, перевязь и сумку с монетами.

Странный это был череп: деформированный, с необычно широкими скулами. Гаспар обратил внимание и на то, что бедренные кости были разной длины. Более короткая казалась сломанной или поврежденной, о чем свидетельствовал костный нарост.

– Фу ты, черт! – воскликнул Гаспар, отбрасывая череп. – Ну и красавчик! А это что?

Он поднял пистолетный ствол, изъеденный ржавчиной. Рядом валялось спусковое приспособление. Скоба от курка была тонка, словно лист бумаги, и хрупка на ощупь.

Ивес безучастно разглядывал остатки пистолета.

– Пошли, – сказал он.

Повернувшись, Ивес направился к палатке. Здесь он уселся под пальмами, раскрыл сумку, высыпал монеты на песок и принялся их полировать.

Гаспар молча наблюдал за приятелем.

Ивес пересчитал монеты: двадцать одна штука. Он был разочарован, ему казалось, что денег больше. Он вновь начал их пересчитывать.

– Послушай-ка, – прервал молчание Гаспар, – половина этих денег – моя.

Ивес перестал считать монеты и поднял голову.

– Половина твоя? – переспросил он. – А кто их нашел?

– Да, монеты нашел ты. Но лишь по счастливой случайности. Я столь же легко мог бы на них наткнуться, и в таком случае выделил бы часть тебе.

Ивес знал, что это правда. Гаспар всегда был честен с ним. Но крестьянская закваска в бретонце была слишком сильна. Это он, он один, нашел золото, а теперь, видите ли, надо с кем-то делиться!

Некоторое время Ивес молчал, продолжая считать монеты.

– Скажите, пожалуйста, счастливая случайность! – наконец сказал он. – Нашел бы я этот клад, если бы лежмя лежал на пляже и глазел на море, как другие? Я-то ведь собирал в это время хворост, старался обеспечить себя всем необходимым – и вот нашел!

– Да подавись ты своим золотом! – бросил Гаспар и, повернувшись, направился к скалистому берегу. Здесь, на пляже, он остановился и стал смотреть на море, скрестив на груди руки. В его душе нарастало раздражение против Ивеса. Но причиной тому было не золото, а Анизетта.

Солнце близилось к закату. Чайки, молчавшие до сих пор, снова разразились криками, обнаружив, видимо, в море какую-то добычу. Гаспару казалось, что они кричат, дразня его:

– И-ивес! И-ивес! И-ивес!

Он бросился к тому месту, где под пальмами сидел Ивес.

Море, вздымаясь навстречу заходящему солнцу, блестело в его лучах. Гребни волн были окрашены в фиолетовый цвет, а пески казались золотыми россыпями, окаймляющими море из чистого золота.

– Ты вор, воровское отродье! – накинулся провансалец на приятеля. – А я-то, дурак, водил с тобой дружбу!

Ивес встал, отпихнул монеты в сторону и смерил Гаспара презрительным взглядом.

– Что ты там болтаешь?

– Я говорю то, что есть! – Гаспар выхватил нож.

– Словно обезьяна, – засмеялся Ивес. – Брось-ка эту штуку.

Гаспар сделал шаг вперед. Ивес стоял, засунув руки в карманы.

– Правильно говорят, – насмешливо произнес он, – что провансальцы и бабы умеют сражаться, только пуская в ход когти и язык.

Не скажи этого Ивес, может быть, все бы обошлось. Но злая насмешка в голосе бретонца хлестнула Гаспара, как пощечина. Он дернулся, будто его укусила змея, нож сверкнул, и через мгновение Ивес извивался на песке, хрипя в агонии.

Гаспар, крепко сжав кулаки, приготовился к поединку. Он был уверен, что его противник сейчас вскочит и бросится на него.

Но Ивес умирал, и вместе с ним угасал день. Огромный диск раскаленного солнца наполовину погрузился в море, пальмы на берегу отбрасывали длинные тени.

Опомнившись, провансалец опустился на колени перед телом умирающего товарища и зарыдал.

Глава 5
В ЧАЩЕ КУСТОВ

После взрыва искреннего отчаяния Гаспар встал на ноги, оторвавшись от трупа Ивеса. Солнце уже скрылось за горизонтом, усеянное звездами море билось о песок, вспениваясь у рифов. На песке неподвижно лежал Ивес, словно прислушиваясь к тому, о чем вещало море.

Гаспар стоял перед телом человека, которого он убил.

Теперь он во всем винил Ивеса, вспоминая бесконечные «издевательства», которые терпел от него. Он вспомнил Анизетту, ее маленькую загрубевшую от работы ручку, покоившуюся в огромной волосатой лапище Ивеса. Это последнее воспоминание ядом окрасило все прежние огорчения. Нет, он ни в чем не мог себя упрекнуть.

Гаспар стоял и смотрел на дело своих рук. Да, это несчастная случайность, он вовсе не думал убивать. Он даже не помнит, как ударил Ивеса ножом. Слепой гнев был всему виной.

Полный отвращения к тому, что предстояло сделать, Гаспар потащил труп своего приятеля к кустам…

Когда все было закончено, он вышел из кустов и окинул взглядом пляж. Если бы не нож, все еще лежавший там, где его бросил провансалец, совершив свое страшное дело, ничто не говорило о случившейся трагедии.

Гаспар поднял нож, отер его о песок и положил в карман. Машинально он сложил монеты в сумку и, держа в руках причину раздора, направился к палатке. Он чувствовал себя смертельно усталым и еле передвигал ноги.

В палатке, подложив под голову сумку, Гаспар погрузился в глубокий сон, лишенный каких-либо сновидений.

Глава 6
ОДИНОЧЕСТВО

Когда Гаспар проснулся, солнце стояло высоко. От раскаленного песка исходил жар, как от топки котла.

Гаспар вылез из палатки и осмотрелся. Утро было теплое, мягкое, море блестело, над ним носились белоснежные чайки. Кроны пальм шелестели под дуновением легкого ветерка.

Гаспар натаскал хворост для костра. Когда огонь разгорелся, он вспомнил о том, что произошло накануне, и грустно усмехнулся. Зачем ему нужен этот костер? Стряпней занимался Ивес: варил крабов, готовил еду из мясных консервов и всякой всячины, в качестве котелка пользуясь жестянкой. Он был прирожденным поваром, и в его руках все спорилось.

А что делал он, Гаспар? Глазел на море? Провансальца поразило сознание этого обстоятельства. Словно мертвый Ивес продолжал настаивать на своем превосходстве. Это Ивес спас большую часть провианта, Ивес собирал хворост, Ивес добывал крабов, Ивес нашел родник и парус, Ивес соорудил палатку и обнаружил корабль в лагуне, Ивес нашел золото. Ивес с тех пор, как они попали на этот остров, работал не покладая рук, а Гаспар лишь курил да мечтал.

Гаспар разворотил ногой костер и засыпал песком пылающие угли. Закусив попавшимися под руку сухарями и мясными консервами, он раскурил трубку и поплелся к берегу.

Прикрыв глаза от солнца рукой, Гаспар обшарил взглядом горизонт: нигде ни следа паруса, никакого дымка. Небо, кристально прозрачное и безоблачное, укрывало дремлющее море, горячий ветер поглаживал воду в лагуне и песок. Его прикосновения были подобны дыханию огромных голубых уст. Провансальцу казалось, что это пальцы женщины ласкают его волосы, а ее теплая рука обнимает за шею.

Сердце его тоскливо сжалось от чувства одиночества. Он узник, а этот остров – его камера. И никто не поможет, никто не придет на помощь.

«Один, один, один, кью-кью-кью, – кричали чайки. – Здесь, среди песков, ты один, один, один, нам до тебя и дела нет – дела нет – один ты среди песков. И день и ночь, и ночь и день не найдешь ты, с кем поговорить, не будешь знать, за что приняться. Один ты здесь, среди песков, один, один».

Гаспар снова окинул взглядом пустынное море, повернулся и пошел обратно к палатке. Добравшись до своего жилья, он вытряхнул из трубки табак, хотя она не была и наполовину выкурена, вновь набил ее и зажег. Нужно же было чем-нибудь занять себя. Стараясь отогнать мысли об Ивесе, Гаспар начал думать о том, каким должен быть корабль, который увезет его с этого острова. Потом он протянул руку и вытащил из палатки сумку с монетами. На позеленевшей медной пряжке перевязи что-то было нацарапано. Гаспар отчистил медь песком и обнаружил, что это были инициалы: С. С. Некоторое время он разглядывал их, а затем, раскрыв сумку, высыпал ее содержимое на песок.

Хотя провансалец знал, сколько было монет, он все же стал их пересчитывать снова и снова: нельзя же сидеть сложа руки. Гаспар начал было размышлять о том, как их следует истратить, но воспоминание о случившейся трагедии не давало ему сосредоточиться.

Время, казалось, совсем не двигалось. Гаспар снова почувствовал себя во власти одиночества, и неясная тревога сжала сердце. Тоскливо кричали чайки. Они оглашали берег своими призывами, метались над морем, то поднимаясь ввысь, то падая вниз.

Гаспар ссыпал монеты в сумку, отбросил от себя перевязь и встал. В глаза ему бросился след на песке, словно в заросли протащили тяжелый мешок.

Гаспар, стараясь не смотреть в направлении этой роковой дорожки, направился к лагуне. Его единственной целью было не оставаться на одном месте, находиться в движении, что-нибудь делать.

Раскаленный полуденным зноем воздух колыхался, подобно ковру, распростертому над землей, горячий песок обжигал ноги. Гаспар чуть ли не за одну минуту, как ему показалось, очутился на северной оконечности острова. Он пересек его будто бы только для того, чтобы убедиться в его миниатюрности, и когда вышел опять на берег, ощутил, что заперт, попал в замкнутый круг пространства, откуда не вырвешься.

Гаспар повернул в том направлении, где над островом сверкали в воздухе белоснежные крылья чаек. Их голоса, ослабленные расстоянием, казались еще тоскливее. Они кричали так жалобно, словно предрекали беду. Гаспар сжал кулаки и по скалам направился к берегу.

Вы можете убежать из дома, посещаемого привидениями, но куда уйдешь с острова?! Гаспар понимал, что истинной причиной охватившего его страха была мысль о невозможности спасения. Он уселся у самой кромки воды на большой камень, раскурил трубку и постарался успокоиться. Скоро это ему удалось. Провансалец и не заметил, как задремал. Короткий сон как будто бы помог стряхнуть с себя чувство одиночества и суеверного ужаса.

Почувствовав голод, Гаспар поспешил к палатке. Там, под пальмами, из мясных консервов и сухарей, сложенных в ящиках, он устроил себе роскошный обед.

Часа в четыре пополудни Гаспар стоял в конце небольшого естественного мола, образованного рифом, в том месте, где находился вчера в тот момент, когда Ивес окликнул его. На этот раз рыб не было видно, на поверхности плавали только пучки водорослей.

Гаспар не мог отвести глаз от кристально прозрачной воды. Внезапно он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. Провансалец обернулся. Никого! Ни малейших признаков жизни ни на рифе, ни на острове, ни на море, ни в небе. И все же Гаспар ощущал присутствие живого существа. Казалось, обернись он быстрее, он оказался бы лицом к лицу с этим невидимкой. Море и небо в этот момент имели такой лукавый вид, словно способствовали ловкой проделке, позволившей привидению исчезнуть прежде, чем его можно было заметить.

Мысль о привидении была столь нелепа, что ее нельзя было воспринимать всерьез. И все же провансалец чувствовал себя не очень уверенно, двинувшись обратно к берегу.

Он уже сходил с рифа на отмель, когда увидел на песке нечто, заставившее его затаить дыхание. Это был след босой ноги Ивеса, в чем не было ничего сверхъестественного. Весьма отчетливый след, так как возвышенность рифа предохраняла его от действия ветра и воды. Гаспар, объятый суеверным ужасом, бросился прочь.

Добежав до палатки, он постарался взять себя в руки. Конечно, Ивес вчера подходил к рифу. Естественно, на песке остался отпечаток его ноги. Привидение здесь не при чем!

Так Гаспар успокаивал себя, как вдруг за спиной у него раздался пронзительный душераздирающий крик. Провансалец вскочил. Над островом пронесся огромный черный альбатрос с блестящими глазами и красным клювом.

Гаспар следил за птицей, пока она не скрылась из виду. Он чувствовал себя уставшим и разбитым от пережитого страха. Не было сил даже сходить к роднику за водой.

Забравшись в палатку, Гаспар растянулся на теплом песке и провалился в сон.