Текст книги "Валютчики"

– Что за гора? – я указывал на теряющуюся в наступающих сумерках плоскую снежную вершину.

– Кажется, Столовая. Если она, там точно ингуши. Владик правее, – подумав, он добавил, – должен быть…

Я повернулся на девяносто градусов. На юге, куда указывал Давид, высились отвесные скалы, взобраться по которым представлялось маловероятным и, скорее, невозможным. Западнее виднелся кусок зеленой ложбинки, до которой было так далеко, что при всем старании я так и не обнаружил кого или что-нибудь движущееся. В сторону заходящего солнца вела горная тропа, по ней мы сюда и пришли, и последняя сторона была той, откуда начался наш бесславный переход через местные Альпы.

– Что будем делать? – вновь подал голос Давид.

– Назад не пойдем, – я посмотрел вниз, и в груди неприятно защемило, – если это тропа, значит, она куда-то приведет.

– Может, здесь чабаны ходят? – попытался возразить сторонник отступления.

– И как тут овцы поднимаются?! – Я усмехнулся про себя – тоже мне, сын гор. – Пойдем по ней, а там видно будет. Что западнее Осетии?

– Кабарда…, вроде…

– Врагов среди них нет?

– Причем тут…

– Вот и хорошо! – Перебив его, я решительно зашагал по еле угадываемой тропе.

Справа поднимались скалы, слева был резкий спуск, где почти гарантирована смерть от множества переломов – тропа вилась, то вползая на скалу, то удаляясь от нее, проваливаясь в небольшие овраги, которые можно было преодолеть лишь на полусогнутых, пробираясь под многотонными выступами. Давид не отставал, хотя до меня то и дело доносилось ворчание уставшего джигита. Я тоже устал, но быстро подступающая темень гнала вперед – мне совсем не улыбалось ночевать в этих камнях, хоть один из голосов в моей дурной голове неотступно шептал, как прикольно будет рассказать обо всем Майе. Прикольно, кто бы спорил, но для этого нужно было как минимум выжить, что с каждой минутой казалось все более проблематичным.

Мы шли уже больше часа, но никаких селений или хотя бы строений поблизости не наблюдалось. Один раз видели старинную кладку, в которую переходила удивительно гладкая для природных образований скала, но археолог во мне уже давно уступил место Пржевальскому или даже Афанасию Никитину, так что цивилизованный мир еще не скоро узнает об этом таинственном месте…

Глава 4

Солнце уже скрылось за хребтом, хотя света пока хватало. Толку от него, правда, было немного – мы по-прежнему шли наугад, надеясь на авось и логику городского жителя. Было ясно, что скоро совсем стемнеет, и лучше бы прямо сейчас озаботиться поиском места для ночлега, но желание вырваться из плена суровой красоты гор гнало вперед, невзирая ни на какие мозоли и стоны подуставшего Давида.

Тропа закончилась внезапно. Просто уперлась в стену испещренной трещинами огромной скалы, выступ которой мы с трудом обошли минуту назад, и все. Слева поросший травами и невысокими деревцами обрыв, справа и спереди почти отвесные скалы.

– Все, – сказал я, опускаясь на расколотый валун, – приплыли! Переночуем здесь, а как рассветет, снова пойдем.

Посмотрев, как тяжело опускается Давид, я подумал, что такому неспортивному парню, наверное, в разы тяжелей – у меня за спиной хотя бы несколько лет бокса и армия, а этот – кожа да кости.

– Ты как?

Не глядя на меня, Давид кивнул:

– Нормально. Ноги только болят. Надо было кроссовки надеть.

– Да, кроссовки были б в самый раз, – согласился я, скидывая ставшие ненавистными ботинки чумового бренда, – пожрать осталось что-нибудь?

– Не, – Давид заглянул в пакет, – только чача. Отец Тамрико сам делает, а тетя Манана просила моему отцу передать. Открыть?

– Не надо, – для полноты ощущений не хватало напиться.

Становилось холодно, и чем темнее, тем сильнее остывал воздух, вынуждая подумать о костре. Растительность вокруг вряд ли можно было назвать буйной, но кое-какие кустики вполне могли сойти для небольшого костра. Вопрос заключался в другом – на сколько их хватит?

– Вставай, – произнес я, подавая пример, – нужно собрать все, что горит, иначе мы тут околеем ночью.

Давид послушно поднялся и пошел к торчащему прямо из скалы кустику. Я натянул ботинки и, подойдя к обрыву, осторожно выглянул. Его нельзя было назвать отвесным. На склоне виднелись каменистые насыпи, деревца, подсохшая трава. Заметив метрах в десяти деревце без листьев, я аккуратно сполз на неширокий выступ скальной породы и, повисев на животе, удачно спрыгнул на траву и через минуту уже обламывал сухие ветки, стараясь не думать, как взберусь обратно. Набрав целый ворох веток, сцепил их брючным ремнем и пополз вверх, цепляясь за все, что можно. С трудом поднявшись метра на три, я уже почти уцепился за выступ, когда нога соскользнула с опоры. Обдирая лицо об землю, я проехал на пузе метров десять и остановился, зацепившись за небольшой валун.

Испуга не было, но сердце билось так сильно, что я слышал его, дыша открытым ртом. Стараясь не нарушить хрупкое равновесие (валун чуть не оторвался под моей тяжестью), я посмотрел наверх, смутно угадывая в темноте фигуру склонившегося над обрывом Давида.

– Ден!

– Стой там! – крикнул я, и в ту же секунду вновь поехал вниз, радуясь, что не снял денежный пояс, спасший мой живот от глубоких порезов.

Скольжение продолжилось, а еще через секунду превратилось в полет. Признаться, никакие картинки прошлого в моем мозгу так и не пронеслись. Может, я такой толстокожий, а может потому, что лететь пришлось недолго – в следующее мгновение я шмякнулся обо что-то твердое, но, главное, горизонтальное! Сверху свалилась перетянутая ремнем охапка, завершая сцену из мультфильма про неудачливого кота. Зашипев от боли в ушибленном локте, поднялся на ноги и в нескольких шагах увидел что-то похожее на грот. Падение было чувствительным, но кости остались целы и, перенеся охи и ахи на потом, я сделал несколько шагов к темнеющему пятну, доставая из кармана зажигалку.

Из грота тянуло чем-то неведомым, пробуждая утраченные за многие поколения инстинкты. Прижавшись к стене, я медленно продвигался вперед, попутно пытаясь добыть огонь, но зажигалка никак не желала загораться, причиной чему был ветер, дувший здесь, как показалось, сильней, чем наверху, где от страха умирал Давид. По-крайней мере, мне хотелось, чтобы ему было страшно. Я вошел в грот, пытаясь разглядеть что-нибудь, но тьма надежно укрывала и размеры, и все остальное. Прикрыв зажигалку ладонями, я вновь чиркнул колесиком и, о чудо – она загорелась, едва освещая огромную пещеру, справа и по центру которой виднелись темные провалы, за которыми мог скрываться кто угодно. От бандитов-одиночек до какого-нибудь горного медведя или там рыси.

«А может, это вход в другой мир, иное измерение», – мелькнуло в голове, но географ по-прежнему был главный, быстро заткнув всех непрошеных фантастов.

– Ден! Ден! – Послышалось из другого мира.

«Ничего», – подумал я, – «Пара минут страха только на пользу».

Внутри пещеры было значительно теплей. Осторожно нащупывая пол, я сделал еще пару шагов – температура здесь явно была выше, чем снаружи, а источник тепла находился где-то внутри, возможно, за темными провалами, которые, как я подозревал, могут быть проходами в другие пустоты.

– Ден! – Голос Давида был еле слышен, но было очевидно, что парень напуган до смерти.

Выбравшись из пещеры, я осмотрелся, прикидывая, сможет ли он спуститься сюда без переломов и полета к подножию. Слева от входа в пещеру еще можно было разглядеть небольшие выступы, в темноте удивительно похожие на облупившиеся от времени ступени. Я ухватился за торчащий кусок скалы, подтянулся, нащупывая ногой опору. Таковая нашлась и оказалась настолько удобной, что можно было бы стоять без рук, не будь скала такой неровной. Следующие пару метров я одолел за минуту и, выбравшись на небольшую площадку, громко сказал:

– Давид!

– Ден! Ты жив?!

– Нет, это мой дух!

– Блин, я подумал…

– Спускайся или умрешь!

Жалея, что здесь нет эха, я слегка изменил голос, придав ему загадочности.

– Ден, хорош! – Парень уже не скрывал страха. – Это ты, Ден?!

– Хватит спрашивать! Сказал же, спускайся! – Совесть не позволила дальше издеваться над бедным парнем. – Давай, ухватись за что-нибудь и потихоньку сползай. Я тебя подхвачу!

– Тут не за что схватиться!

Не знаю, чего он боялся больше – моего духа или прыжка в темноту, но Давид явно не торопился. Он долго прилаживался, ища ногой опору, затем никак не хотел отпускать камень, за который держался. Пришлось пойти на крайние меры.

– Или ты спрыгнешь или умрешь…, умрешь…, умрешь…! – Это получилось так себе, но эффект был.

Скорее, он все же сорвался, устав висеть на вытянутых руках. Так или иначе, но обещание свое я выполнил – поймал его, не позволив скатиться вниз и повторить мое падение, которое все еще отдавалось в некоторых частях тела.

– Зачем?! – Давид тяжело дышал, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

– Там, – мой палец указывал прямо в землю, – есть пещера. В ней тепло. Переночуем, а утром разберемся, где мы и куда идти.

– Где внизу? – Он явно не верил мне, возможно, полагая, что я сошел с ума.

– Надо спуститься еще на несколько метров. Сам увидишь.

Я направился к «ступеням», слыша за спиной не отстающее ни на шаг сопение. Подойдя к месту, где начинался очередной спуск, я кивнул Давиду, подкрепляя уверенной улыбкой.

– Я первый. Полезешь, когда я крикну. Делай, как я, и все будет хорошо, понял?

– Понял…, Ден! – Парень разве что не дрожал от страха.

– Не дрейфь, мужик, все получится!

Стараясь не лихачить, дурной пример он всегда заразителен, я на удивление легко и быстро спустился на уровень, где находился вход в пещеру, и крикнул Давиду, чтобы лез за мной. Мне почти не видно было, как он ползет вниз, и я стоял, расставив руки, хоть и понимал, что упади он на меня и все – оба покатимся до самого Терека.

Давид не подкачал и сумел спуститься без ненужных приключений, которыми мы оба были сыты по горло. Встав на твердую землю, он огляделся в поисках пещеры…

– Где она?!

– Слева. Пошли.

Через минуту мы были в пещере. Зажигалка вновь осветила немаленькое помещение.

– Нужно сделать факелы. Ну-ка, посвети мне!

Я передал ему зажигалку и полез в сумку, в которой и было что свежая футболка, носки да зубная щетка. Изорвав футболку на полосы, я обмотал ими две подходящие по размеру ветки, и кивнул на пакет, с которым Давид не расставался, даже рискуя свалиться.

– Давай свою чачу!

Достав из пакета литровую пластиковую бутылку из-под какого-то польского спирта, он дрожащими от волнения пальцами открутил пробку.

– Лей!

Я подставил оба факела, и в пещере остро запахло чачей, которую, если честно, я на дух не переносил. Смочив полоски, для верности отжал, чтобы пропитались внутренние слои и поднес к зажигалке. Пламя вспыхнуло, сразу осветив довольно угрюмое место, в котором нам предстояло пережить эту ночь. Пол был замусорен, и мне не хотелось разбираться, из чего он состоит. Протянув Давиду второй факел и предупредив, что держать нужно с наклоном от себя, чтобы спиртное не обожгло руку, я не переставал удивляться про себя, откуда мне известно, как и что нужно делать в таких ситуациях. Ответ всплыл почти мгновенно – горы! Они что-то сделали со мной, словно включили дремавшие навыки и познания далеких предков, для которых они были жизненно необходимы.

– Ден, здесь… так страшно, – негромко признался Давид, – и запах какой-то.

– Самое страшное с нами уже случилось – мы потерялись.

– Думаешь, тут нет каких-нибудь зверей или змей? – Давид смотрел на темнеющий в дальней стене провал.

– Не знаю, – я старался казаться уверенным, почти беспечным, – если б были, мы бы уже их увидели. Надо поспать. Кто первый проснется, разбудит другого.

– Я, наверно, вообще не смогу уснуть.

– Ну, не пять звезд, конечно, но все же лучше, чем на тропе. Вот уж где стоило бы опасаться всяких змей. Ладно, давай спать, – подумав, я добавил, – если хочешь, факелы можно не тушить.

– Да, давай оставим! – горячо поддержал идею Давид.

Я не ответил. Думы мои были уже далеко, причем обе темы мыслились, если можно так сказать, параллельно, вроде как обоими полушариями моего мозга, измученного бессмысленным походом. Одна половинка думала о Сереге и Жоре, представляя последствия нашего с Давидом исчезновения, другое полушарие в подробностях перечисляло, что думает обо мне Майя. Выводы были неутешительны: решив, что меня ограбили, а может и убили, Серега мог пойти на крайние меры – поделиться бедой со своими сибирскими друзьями-бандитами, коих в Москве хватало за глаза (одно только казино «Москва» на трех вокзалах, которое держали «солнцевские», чего стоило!). У Жоры также имелись люди, не страдавшие милосердием и неудержимым стремлением к добру, и встреча подобных граждан не сулила ничего хорошего. Оставалось надеяться, что пока не обнаружены наши тела, никто не перешагнет черту, после которой никакие слова уже не будут иметь значения.

Вторая половинка мозга была отдана Майе. Лежа на каменном полу у самого выхода из пещеры, я смотрел на звезды, которых было так много, что казалось, это небо совсем из другого мира, и думал о девушке с зелеными глазами. Я видел красивое, возмущенное моим молчанием лицо, слышал справедливые упреки и мог лишь мысленно передать, что у меня все хорошо: нет воды, еды, нахожусь, черт знает где, неизвестно, что ждет нас завтра, но я жив и намерен выбраться из идиотской ситуации, в которую попал по собственной инициативе. Ну, пришлось бы посетить еще одно село, дом, свадьбу и что? Не умер бы и уж точно не лежал бы на полу пещеры, где вполне возможно, лежали наши пращуры, отдыхая после охоты на какого-нибудь динозавра.

Мысли путались, скача от Сереги к Майе, от Майи к Аслану, от Аслана, который наверняка решил, что я передумал, к Давиду, чье сопение напомнило о Жоре. Я не понимал, как он мог доверить такое дело неопытному пацану и не собирался искать причины подобной глупости. Лишь одно представлялось четким и решенным – если выберусь, ноги моей тут не будет…

Проснулся я от пробравшего до костей холода. Серый влажный туман втекал в пещеру через посветлевший проем. Одежда казалась мокрой и тяжелой, и я мысленно похвалил себя, что не снял пояс, под которым только и сохранилось тепло. Поднявшись на ноги, что оказалось делом непростым, я прошелся, размахивая руками во все стороны, чтобы хоть как-то заставить заледеневшую кровь двигаться по замерзшим венам. Не сказать, что движения мои были легки и воздушны – думаю, в тот момент я напоминал пытающегося ходить на двух ногах бегемота.

Оказавшись возле одного из темных пятен, что заинтересовали еще вчера, я понял, что никакие это не проходы, а всего лишь темные от сочащейся откуда-то воды стены. Первая мысль собрать ее была на грани фантастики – вода даже не сочилась, а выступала из пор щербатой породы камня, и собрать ее не было никакой возможности. Припадать губами к стене тоже не хотелось – неизвестно, откуда эта вода и что в ней, так что разумнее было потерпеть до более традиционных источников, типа родник или ручей.

Вернувшись к выходу из пещеры, я посмотрел на свернувшегося калачиком Давида и негромко произнес:

– Рота подъем!

Дернувшись во сне, Давид потер нос, сворачиваясь в форму зародыша и, не открывая глаз, спросил:

– Ма, который час?

– Во-первых, я тебе не ма, – сказал я, поднимаясь на ноги, – во-вторых, нечего разлеживаться! Вставай, надо идти.

Давид открыл глаза и посмотрел на меня с такой тоской, что мне стало жаль его. Парень явно выдохся, и даже сон не пошел ему на пользу, но выбора не было.

– Давай, дружок, соберись, – я подумал, что сейчас не стоит его гнобить, как бы совсем не расклеился.

– Куда? – безрадостно спросил Давид, но оторвался от каменного пола, вяло потирая руками замерзшие части тела, – мы даже не знаем…, и туман этот…. Может, подождем еще немного?

– Чего? – Нытье был сейчас совсем ни к чему. – В этой пещере нас точно найдут не скоро, если вообще найдут! Туман уже почти рассеялся, так что не фиг!

Он не ответил, с трудом двигая окоченевшими за ночь ногами. Пришедшая в мою плохо соображающую голову мысль была неожиданной и, как показалось, здравой.

– У тебя осталась чача? – Спросил я, глядя, как он пытается устоять на колющих от онемения ногах.

Вместо ответа Давид протянул мне пакет с пластиковой бутылкой, в которой плескалась половина кавказского самогона. Открутив пробку, я сделал маленький глоток. Вкус был паршивый, а крепость напитка обожгла горло, выдавливая из глаз крокодильи слезы. Через пару секунд легкое тепло заструилось по венам, и, отпив еще немного, я вернул бутылку с ужасом смотревшему на меня Давиду.

– Пей!

– Не хочу, – ответил он, не в силах скрыть гримасу отвращения, – не могу…

– А ты смоги. Просто сделай пару глотков.

Давид посмотрел на меня, зачем-то заглянул в горлышко бутыли и, закрыв глаза, отхлебнул. Что-то пошло не так – он закашлял, шумно задышал, заходил по пещере, сжимая бутыль в руке. Я ждал. Прошла минута или чуть больше, пока он не пришел в себя, но результат того стоил. В глазах юнца уже не было отчаяния безысходности, теперь они блестели и неважно от чачи или злости. Главное достигнуто – нытик исчез.

– Хорошо, больше не надо, – я протянул ему пробку и добавил, стараясь шуткой придать ему больше оптимизма, – не хватало еще тебя пьяного по горам тащить.

Шутка не удалась – Давид недобро посмотрел на меня, но ничего не ответил. Закрутив пробку, он убрал бутыль в пакет и посмотрел на мою сумку. Поняв его взгляд, я взял бутылку и, убрав ее в сумку, сказал:

– Все, пошли.

Бросил последний взгляд на приютившую нас пещеру и вышел в свежий, пробирающий до костей туман…

Туман опустился ниже, открывая вид на горы и едва заметную тропку вниз. Взбираться наверх не имело смысла – тропа, по которой мы шли вчера, закончилась у скалы, обойти которую вряд ли удалось бы и при свете дня, и решение виделось только в одном – спуститься в низины, надеясь, что там повезет больше.

– Куда? – спросил Давид, глядя на меня, как, наверное, поляки смотрели на Сусанина.

– Пойдем вниз.

– Вниз? – Давид стоял у обрыва, пытаясь что-то разглядеть в медленно отступающем тумане.

Вместо ответа я подошел к самому краю и, ухватившись за торчащий из земли толстый корень растущего тут повсюду кустарника, полез вниз. За прошедшие сутки я так свыкся с поясом из денег, пакета и скотча, что сейчас он почти не мешал, благо спуск оказался не таким крутым, как это казалось поначалу. Внизу, метрах в пяти, виднелась относительно ровная площадка, и если подобраться поближе…

Додумать не успел – корень, за который я держался, неожиданно оторвался, и медленный спуск превратился в быстрое скольжение по камням, закончившись очередным падением. От ушибов позвоночник спас денежный пояс, от унижения увиденная в разрывах тумана часть зеленой ложбинки и сверкнувшая на мгновенье лента небольшой речушки.

– Ден! – Донесся голос Давида. – Ты как?!

– Нормально! – крикнул я, вставая на ноги. – Слезай! Только аккуратно!

Через пару минут он уже стоял рядом, с надеждой разглядывая видневшиеся далеко внизу зеленые поля. Я указал на проход между валунами:

– Здесь пойдем. Только…, – недоговорив, снял брючный ремень и, посмотрев на Давида, сказал, – снимай ремень.

Не говоря ни слова, он повторил мои движения и протянул мне свой ремень. Я соединил их и проверил на крепость, дернув изо всех сил – вряд ли моих усилий было достаточно, но выбора не было. Мы подошли к валунам. Проход вниз, как я и предполагал, был почти отвесным. Намотав на руку один конец ремня, я протянул Давиду второй и сказал:

– Ты первый, я подстрахую.

Он также намотал на руку ремень и полез между огромными камнями с острыми, словно срубленными топором сторонами. Он спускался лицом к камням, я прилег на живот и держал ремень, молясь, чтобы хватило длины, не разорвались ремни и вообще. Может, молитва помогла, а может, просто закончилась черная полоса, но Давид отпустил ремень и крикнул, стоя на одном из сваленных оползнем валунов:

– Ден! Спускайся! Тут дорога!

Упираясь и хватаясь за все, что можно, я сбросил ему ремень и полез вниз. Это оказалось легче, чем казалось – у страха, как известно, глаза велики. Через несколько секунд я стоял рядом с Давидом, который вытянул палец, указывая на что-то похожее на узкую дорогу. До нее было метров пятнадцать, но спуск здесь был не таким крутым, и минут через пять мы уже стояли на горном проселке, по которому не проехал бы даже вездеход. Дорога, если можно так назвать, была завалена осыпавшимися камнями разных размеров, хотя пешком по ней вполне можно было идти. Ниже дорога скрывалась за поворотом, но это было неважно – я уже начал привыкать к тому, что здесь вообще не может быть ничего прямого и безопасного. Дойдем до поворота, там и решим!

Спуск по дороге занял больше двух часов. За это время мы успели сделать по глотку вонючей чачи, перекурить и поговорить о том, что ждет нас во Владике и не только. Давид не скрывал своего страха, искренне считая себя виновным в наших приключениях, а я вновь подумал, что Тамаз был неправ – никакой он не дурачок. Просто неопытный юнец, которого за прошедшие сутки жизнь многому научила, что было понятно по изменившемуся тону и словам…

Передохнув после утомительного спуска, мы пошли по такому же проселку, отличавшемуся от горной дороги лишь тем, что на ней не было сваленных в кучи камней и виднелись следы жизнедеятельности каких-то животных.

– Ден, – Давид посмотрел на меня, словно собираясь с духом, – что Жоре скажем?

– Скажем, как было, – ответил я, думая о том, как бы уже не было поздно что-то говорить.

– Он убьет меня! – уныло проговорил мой спутник.

– Ну, от этого еще никто не умирал!

Я подмигнул ему. Сегодня он уже не казался мне спесивым юнцом и, если в Москве еще не поубивали друг друга, про себя я уже решил, что не дам его в обиду. Все ошибаются, особенно в юности – если убивать за каждую глупость или, как в случае с Давидом, непродуманности, на земле уже давно жили бы только животные.

– Все из-за этого Сосо…, – затянул Давид, но был перебит мною сразу.

– Не надо искать виноватого. Ты тоже накосячил. Зачем было брать свадебную машину, зная, что она поедет куда-то в жопу мира, а не в город? Не мог остановить машину и заплатить, чтобы довезли тебя до аэропорта?

– Я думал…, так безопасней.

– Думал он, – проворчал я, стараясь не дать раздражению овладеть мною, – надо было приехать в порт, где мы взяли бы такси и спокойно доехали бы до Владика. Ясно?

– Ясно, – совсем упавшим голосом ответил Давид.

– Ладно, я тоже виноват, что настоял на походе в горы. Нужно было идти по дороге, пока не дошли бы до развилки, о которой говорил Тамаз.

– Ден…, – он посмотрел на меня, словно в нерешительности, – а откуда там развилка? Мы же в горах были, там ничего такого не бывает.

– Ну, где-то не бывает, а где-то, наверно, есть, – бросил я, подумав, что парень не так уж и неправ, – может, там была какая-нибудь дорога в горы? В село или еще куда?

– Мы же из Беслана ехали по этой дороге, – упрямо продолжал Давид, – как заехали на серпантин, я не видел никакой развилки.

Я попытался вспомнить вчерашний путь из аэропорта, но понял, что это бесполезно – в голове мелькали картинки из нашего пешего путешествия, все остальное, включая самолет, казалось чем-то из далекого прошлого.

– Не парься. Все равно уже не узнаем, была там развилка или нет. Главное, добраться до города. Кстати, а где рубли?

– У мамы, – ответил Давид, и у меня чуть отлегло от сердца.

– Ну, если у мамы, это уже неплохо, – я сильно хлопнул его по плечу, – не вешай нос! Мы живы, нас не ограбили, остальное мелочи! А Жоре я скажу, чтоб не ругал тебя сильно. Обещаю!

Давид с благодарностью посмотрел на меня.

– Спасибо, Ден! Жора очень строгий. Его даже мама слушается!

– А отец? – Легкомысленно спросил я, не подумав.

– Отца уже два года как похоронили. Как в Чечне война началась, он пропал, – помолчав, он продолжил, – а потом кто-то привез его тело.

– Кто привез?

– Не знаю. Какие-то военные, – негромко произнес Давид и замолчал. Видимо, боль утраты еще была сильна.

– Прости, я не знал. И Жора ничего не рассказывал.

– Он вообще не любит об этом говорить, – признался юноша. – Жора очень его любил. Даже в Чечню поехал, чтобы узнать, кто это сделал.

– Узнал?

– Нет. Его самого там чуть не застрелили. Думали, чеченец.

Оказывается, Жора тот еще умелец держать язык за зубами. Знаю многих, кто и о меньшем рассказывал так, словно подвиг совершил, а этот даже не заикнулся, хотя мы вполне могли считаться если не друзьями, то приятелями.

– Ясно.

Осенившая меня мысль была не то чтобы сильно оригинальной, но я раскрыл сумку и достал бутыль, в которой чачи осталось на четверть или даже меньше. Открутив пробку, я посмотрел на Давида:

– За твоего отца!

Остановившись, я сделал пару глотков. Она уже не казалась такой противной, хотя может просто привык. Передал бутыль Давиду, он посмотрел мне в глаза, и сказал:

– За папу!

Глотнул, поморщился и вернул ее мне. Сзади послышался какой-то шум. Я обернулся и чуть не заорал от радости – к нам приближался грузовик…

– Ну, вы даете! – То ли с удивлением, то ли с восхищением пробормотал Аслан, глядя, как мы с Давидом уплетаем за обе щеки.

Мы сидели в небольшом летнем ресторанчике и наслаждались всем: едой, воздухом, вином, вспоминая случившееся с нами за последние сутки…

Добравшись на грузовике, водитель которого любезно согласился довезти нас до Владика за пятьдесят баксов, я решил, что сразу поеду к Аслану. Нужно было узнать, как дела в Москве, не начал ли Поляк войну с Жорой и позвонить Майе. Отправлять Давида за деньгами не стал, и мы вместе отправились к Аслану домой. Там его не оказалось но, увидев меня, тетя Нино сказала, что не отпустит нас, пока не вернется Аслан. Выяснилось, что весь Владикавказ уже знает о нашем исчезновении, и версии были одна страшней другой.

Тетя Нино позвонила во все места, где мог быть Аслан и, в конце концов, нашла его. После этого за телефон засел я и, дозвонившись до Сереги, в смысле в свою квартиру на Таганке, понял, что успел в самый раз – Серега уже собирался ехать на «стрелку» с кем-то из людей Жоры. Успокоив, что со мной и деньгами все ок, я узнал курс налички, который к удивлению слегка просел, что было небольшой премией за наши мучения, и обещал Сереге все подробно рассказать завтра, когда вернусь. После этого я позвонил Майе, выслушал все ее упреки (справедливые, надо заметить), заверил ее в своей любви и тоже пообещал рассказать до мельчайших подробностей.

Через десять минут в дом забежал Аслан, засыпая меня вопросами, и мы втроем отправились в ресторан, где я все ему и рассказал…

– Мне позвонил Жора, – Аслан посмотрел на едва не подавившегося Давида, – сказал, что ты должен был встретить Дена, и прошло уже несколько часов, как Ден приземлился, но никто из вас ему не позвонил. Тогда я понял, что-то случилось и…, короче, где вас только не искали! – Аслан покачал головой, – Неужели неоткуда было хотя бы мне позвонить?

– Не-а, – ответил я, с трудом проглотив огромный кусок мяса, – кстати, ты не видел Тамаза?

– Нет. Может, он приезжал, но я уехал с работы. Сначала в Беслан, там узнал, что ты прилетел, потом к Давиду, потом просто ездили в городе, за городом, искали вас везде!

– Прости, друг, кто ж знал, что так выйдет, – ответил я, пробуя что-то похожее на давленую фасоль с чесноком, – м-мм, обалдеть, какая вкуснотища!

– Не лопни, смотри, – усмехнулся Аслан и после короткой паузы спросил, – ты привез мне?

Вместо ответа я полез во внутренний карман куртки, достал измочаленный конверт с десятью тысячами долларов.

– Сколько здесь? – спросил Аслан, не вскрывая конверт.

– Десять. Как просил.

– Отлично! – Аслан выглядел довольным. – Сейчас поедем ко мне, сделаем настоящие шашлыки…

– Эти тоже ничего, – я кивнул на опустевшую тарелку.

– Да, здесь хорошо кормят, но я приготовлю такой шашлык, что ты вообще не захочешь отсюда уезжать! – чуть хвастливо, но вполне в кавказской манере ответил Аслан.

– Ден, я поеду домой, – сказал Давид, – мама наверно с ума сходит.

– Не сходит. Моя уже позвонила ей, так что думай, как перед Жорой будешь оправдываться.

Давид чуть побледнел.

– Не в чем ему оправдываться, – заступился я за парня, – это я потащил его в горы, думал, срежем путь.

– Тебе видней, – легко согласился Аслан и небрежным жестом подозвал невысокого официанта, – рассчитай нас, брат!

Жестом фокусника официант оторвал листок от обычного блокнота и положил его перед Асланом. Я полез в карман, но Аслан остановил меня:

– Не обижай меня, ладно! Ты мой гость!

Я пожал плечами:

– Как скажешь.

Отвалившись на спинку стула, я вздохнул, наслаждаясь жизнью. Пояс практически не мешал, словно я родился уже с ним. От этой мысли стало смешно – обычно говорят, что родились в рубашке, но у меня несколько иной случай. Кинув на стол несколько купюр, Аслан поднялся.

– Ну, что, пошли?

– Пошли.

Мы встали и вышли на улицу. Сегодняшний вечер был несравненно приятнее вчерашнего, но мне вдруг вспомнились виденные из пещеры звезды – здесь, в городе, они почему-то не казались близкими и живыми, как вчера. Я достал сигарету и закурил, видя, как неодобрительно качает головой Аслан, но обошлось без назиданий. Я посмотрел на Давида:

– Сначала к тебе.

– Да, – кивнул Давид и спросил, – у меня все сделаем?

– Нам же никто не помешает?

– Нет, конечно!

– Тогда поехали.

На новой «девятке» Аслана мы через десять минут были уже у дома Давида, где нас встретила заплаканная женщина – его мать. Стукнув Давида полотенцем, она что-то сказала ему по-осетински. Давид ответил виноватым голосом, потом обнял ее, после чего мы прошли в дом, где я, наконец, срезал с себя пояс, почувствовав, что без него куда лучше. Мы быстро пересчитали деньги по пачкам, я отдал Давиду доллары, взял его сумку с рублями и, напомнив о своем обещании заступиться за него перед Жорой, посмотрел на Аслана.

– Я готов.

– Пошли, – бросил Аслан и, подмигнув Давиду, направился к выходу.

– Пока, парень, – я протянул руку Давиду.

Вместо этого он просто обнял меня…

К Аслану, по его словам, ехать было совсем ничего – Владик не самый большой город в мире. Подъезжая к забору, огораживавшему немаленький участок, на котором стоял его дом, я заметил стоящую на другой стороне улицы машину. Это был старый «Жигуль» и во мне словно что-то встрепенулось, напомнив вчерашнее предчувствие, когда я вдруг испугался, что самолет может упасть. Стараясь говорить спокойно, я негромко произнес:

– Это машина твоих соседей?

Аслан посмотрел на «Жигуль» и покачал головой:

– Нет, – помолчав, он добавил, – у них джип, и он всегда во дворе стоит.