Текст книги "Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929"

Юрий, Фельштинский, Георгий Чернявский
Лев Троцкий
Книга третья
Оппозиционер
1923 – 1929 гг.

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Глава 1
Отход от «генеральной линии»

1. Фиктивная оппозиция

Столкновения, происходившие в 1923 г. между Троцким, с одной стороны, и Сталиным, Зиновьевым и Каменевым – с другой, были пока еще только внутренними стычками, не выходившими за пределы самого узкого круга высшей партийной элиты. К сторонникам Сталина в тот период принадлежал также молодой многообещающий вождь партии Бухарин. По существу, борьба велась за идейное наследие сначала еще не умершего, доживавшего последние месяцы в Горках Ленина. О его возвращении к работе не могло быть речи, что сознавали большевистские лидеры. На практике все сводилось к вопросу о том, кто станет преемником Ленина после его смерти (последовавшей 21 января 1924 г.), хотя реальные цели участниками споров всячески камуфлировались различными пропагандистскими ухищрениями и демагогическими формулами типа: «диктатура пролетариата», «советская власть», «общественная собственность», «социалистическая и коммунистическая перспектива». Американский автор Леонард Шапиро писал: «Никто не понимал до Сталина, что подлинная цель пропаганды состояла не в том, чтобы убедить или хотя бы уговорить людей, а в том, чтобы снабдить их однородной системой официальных формул, в рамках которых малейший признак неортодоксальной мысли сразу же обнаруживается как режущий ухо диссонанс»[1]1
  Шапиро Л. Коммунистическая партия Советского Союза. Firenze: Edizioni Aurora, 1975. С. 657 – 658.


[Закрыть].

В оценке сущности большевистской пропаганды Шапиро был прав. Ошибался он, однако, в определении того, когда таковая возникла и кем она была инициирована. В действительности мифологический характер большевистской пропаганды возник еще в дооктябрьское время, а со времени прихода к власти стал официальным инструментом в руках Ленина, Троцкого, Сталина и других иерархов. Теперь же эту маскировочную одежду использовали все группы и деятели, участвовавшие в борьбе за власть, независимо от того, каковы были их истинные позиции.

Шансы на успех определить было не так-то просто. Сталин со своими союзниками – Каменевым и Зиновьевым – обладали тем главным преимуществом, что они оказывали решающее влияние на партийные кадры на местах (Зиновьев – в качестве руководителя Ленинградской парторганизации, Каменев – как признанный лидер московских коммунистов). У самого Сталина в руках было сосредоточено руководство, назначения и перемещения партийных, государственных и хозяйственных кадров по всей стране – не только в Москве, но и в губернских центрах и союзных республиках. При этом «тройка» не была монолитна во всех вопросах. Между ее членами возникали стычки и дрязги, причем на первом этапе Зиновьев и Каменев не считали, что уступают Сталину в значимости. Лишь постепенно они осознали, что отодвинуты Сталиным на второй план.

В руках Троцкого не было аппаратных нитей, но он обладал другими важнейшими средствами борьбы: авторитетом организатора Октябрьского переворота и побед Советской республики на фронтах Гражданской войны, поддержкой Красной армии, личным интеллектуальным и агитационно-публицистическим потенциалом.

Очередной этап внутренней борьбы, не переходящей пока еще в открытую оппозицию сталинской группе, относится к концу лета – осени 1923 г., когда хозяйственный кризис, в основе которого лежали «ножницы цен», достиг своего апогея. Низкие цены на сельскохозяйственные продукты вели ко все более сокращавшемуся снабжению городов жизненно важными продуктами питания. В начале октября индексы розничных цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию составляли по сравнению с 1913 г. соответственно 187 и 58%[2]2
  Экономическая жизнь. 1923. 1 октября.


[Закрыть], что означало, что промышленные товары стоили почти вдвое дороже, а сельскохозяйственные продукты почти вдвое дешевле. Иначе говоря, «ножницы» раздвинулись более чем в три с половиной раза. Города вновь оказались почти на уровне голода. Стали появляться подпольные группы недовольных, в которых принимали участие бывшие меньшевики и беспартийные. Возникли нелегальные кружки недовольных коммунистов, получили распространение «неофициальные» забастовки – так как официальные запрещались, а профсоюзы к этому времени были полностью подчинены советской власти. Ширились требования дополнить НЭП экономический НЭПом политическим. Сколько-нибудь организованного руководства и четкой программы эти группы и выступления не имели, однако само их возникновение нарушало монополию коммунистической партии на власть и рассматривалось большевиками как опасное явление. Центральные и местные органы ВЧК выявляли и арестовывали участников нелегальных групп, но полностью искоренить их не удавалось.

В мае – июне 1923 г. Троцкий прочитал в Коммунистическом университете имени Свердлова четыре лекции по вопросам промышленности и налаживания планового хозяйства, которые звучали спокойно и оптимистично[3]3
  РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 247.


[Закрыть]. Вскоре после этого он отправился на отдых в Кисловодск. Он впервые в это время почувствовал невероятную усталость, нервную истощенность, тем более что как раз в это время у Натальи Ивановны началась малярия с тяжелыми приступами, когда температура достигала 40 градусов. Самому Льву Давидовичу рекомендовано было грязелечение на фоне «абсолютного покоя», как говорилось в медицинском предписании. Когда он получил весточку от старого знакомого по Петербургскому Совету 1905 г. Д.Ф. Сверчкова, жившего теперь на Северном Кавказе, с предложением встретиться, Троцкий ответил утвердительно и согласился поехать с ним в горы пострелять перепелов с одним условием – не вести деловых разговоров[4]4
  Там же. Ед. хр. 519. Л. 1.


[Закрыть].

Возвратившись в августе из отпуска, несколько окрепший Троцкий на заседаниях Политбюро и пленумах ЦК вновь начал свои атаки на курс, проводимый «тройкой»[5]5
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 174.


[Закрыть]. Троцкий говорил, что все происходившее в СССР было результатом состояния умов членов партии, их чувства разочарования, их недоверия к руководству. Он считал, что утвержденные партийным съездом меры по преодолению «ножниц» не проводятся в жизнь в силу административного консерватизма, назначенчества, недоверия к партийным низам. Даже в годы Гражданской войны система назначенчества не достигала одной десятой того, что происходило теперь. Троцкий признавал, что в требованиях нелегальных групп было зерно демагогии, так как полную «рабочую демократию» в условиях режима диктатуры, который необходимо сохранять, невозможно было развить. Однако «дисциплина периода Гражданской войны» должна уступить место сознательной дисциплине и «широкой партийной ответственности». Вместо этого невиданные размеры получила бюрократизация партийного механизма, а зажим критики ведет к тому, что критические настроения уходят в подполье, приобретая неконтролируемые и опасные формы[6]6
  Eastman M. Since Lenin Died. London: Labour Publishing Company, LTD, 1925. P. 142 – 143.


[Закрыть].

Некоторые из своих соображений, опасений и предложений Троцкий излагал и в официальных документах, которые направлял в ЦК или в Политбюро. В его архиве сохранились четыре таких документа, относящиеся к лету – началу осени 1923 г. Они касаются ошибочности «разделения труда» между членами Политбюро. Троцкий мотивировал это примером Зиновьева, на которого, как на главу Коминтерна, были возложены еще и проблемы Наркомата иностранных дел, что неизбежно должно было привести к слухам о слиянии Наркоминдела с Коминтерном. Троцкий настаивал на необходимости перестройки работы Центральной контрольной комиссии (ЦКК), будучи человеком непьющим, выступал против советского сухого закона – против восстановления «в фискальных целях» свободной продажи крепких спиртных напитков. «Попытка перевести бюджет на алкогольную основу есть попытка обмануть историю», – писал он. Наконец, Троцкий касался и общих вопросов экономического и финансового кризиса, их причин и вероятных последствий[7]7
  Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР, 1923 – 1927: Документы и материалы архивов Троцкого: В 4 т. / Ред.-сост. Ю. Фельштинский. М.: Терра, 1990. [Далее: Коммунистическая оппозиция в СССР.] Т. 1. С. 79 – 85.


[Закрыть].

Пытаясь сгладить углы, Рыков, фактически замещавший Ленина на посту председателя Совнаркома (он будет утвержден на этом посту сразу же после смерти Ленина), предложил организовать неформальное совещание членов Политбюро, но практически ничего для этого не сделал. «Я очень виноват, – писал он Троцкому, – что не ответил на Вашу записку, которую Вы мне прислали в ответ на приглашение устроить совещание с некоторыми членами ЦК»[8]8
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 175.


[Закрыть].

Что касается Сталина, по адресу которого направлялись основные стрелы Троцкого, то он вначале пытался действовать обходными путями. В ответ на выдвинутые Троцким обвинения в бюрократизации партии и злоупотреблении властью со стороны партработников ЦКК РКП(б) в сентябре 1923 г. приняла решение образовать специальную комиссию во главе с членом коллегии ОГПУ Я.Х. Петерсом[9]9
  Петерс Яков Христофорович (1886 – 1938) – латвийский социал-демократ с 1904 г. В 1909 г. эмигрировал. Приехал в Петроград после Февральской революции 1917 г., стал большевиком. Заместитель председателя ВЧК с момента ее создания. Один из практических руководителей и организаторов большевистского террора. С 1922 г. начальник Восточного отдела ГПУ (затем ОГПУ). С 1930 г. член президиума Центральной контрольной комиссии ВКП(б) и Наркомата рабоче-крестьянской инспекции. Арестован в ноябре 1937 г. Расстрелян без суда.


[Закрыть], которая должна была собирать компрометирующий материал об оппонентах сталинскому курсу. Официально задачи комиссии Петерса состояли в отслеживании и борьбе со злоупотреблениями при исполнении служебных обязанностей: приобретением в собственность автомобилей, колясок и лошадей, чрезмерной роскошью при обустройстве частных квартир и служебных помещений за казенный счет, азартными играми, слишком большими расходами в ресторанах, использованием служебного персонала и командировок в личных целях и т. д.[10]10
  Центральний державний архiв громадських об'єднань України (далее ЦДАГОУ). Ф. 1. Оп. 20. Од. зб. 1640. Арк. 23.


[Закрыть]

Произошел, однако, конфуз. Основными фигурантами Петерса, который воспринял поставленную перед ним задачу слишком буквально, оказались работники, поддерживавшие группу Сталина. Комиссия была распущена. Краткое ее существование дало лишний фактический материал для критических выступлений Троцкого[11]11
  Дорошко М. Органи ВУЧК – ГПУ – НКВД у здiйсненнi контролю над компартiйно-державною номенклатурою УСРР у 1920 – 1930-тi роки // З архiвiв ВУЧК, ГПУ, НКВД, КДБ, 2003. № 1. С. 58.


[Закрыть].

Полагая, что его усилия саботируются сталинским большинством, Троцкий теперь стремился выйти за пределы Политбюро и даже ЦК. Он понимал, что донкихотскими методами он не добьется никакого результата. Очевидно, на протяжении августа – сентября 1923 г. он беседовал с отдельными партийными деятелями, которых считал своими соратниками. Скорее всего, именно в ходе этих бесед постепенно вырабатывался текст документа, который затем был дан на подпись ряду других партийных и хозяйственных лидеров.

Масло в огонь подлило постановление сентябрьского пленума ЦК об изменении состава Реввоенсовета Республики, согласно которому в этот орган, являвшийся главной опорой Троцкого, были введены пять членов ЦК и военный руководитель Н.И. Муралов, членом ЦК не являвшийся. В решении пленума шестерку называли «военными цекистами». В качестве таковых рассматривались Сталин, Ворошилов (командующий СевероКавказским военным округом), Орджоникидзе (первый секретарь Закавказского крайкома партии), Пятаков (заместитель председателя Высшего совета народного хозяйства – ВСНХ), Лашевич (командующий Сибирским военным округом) и Муралов (командующий Московским военным округом). Одновременно при председателе Реввоенсовета образовывался исполнительный орган, в который были включены Сталин, С.С. Каменев, Склянский, Пятаков и другие[12]12
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Ед. хр. 103. Л. 2 – 3; Оп. 3. Ед. хр. 384. Л. 3.


[Закрыть]. В этом втором постановлении главным был пункт о введении в состав исполнительного органа самого генсека, который рассчитывал теперь стать непосредственным надсмотрщиком над председателем РВС и наркомвоенмором Троцким.

Происшедшее довольно живо передал в своих воспоминаниях Борис Бажанов, являвшийся тогда техническим секретарем Политбюро: «Без одной минуты десять с военной точностью входит Троцкий и садится на свое место. Члены тройки входят через три-четыре минуты один за другим – они, видимо, перед входом о чем-то совещались. Первым входит Зиновьев, он не смотрит в сторону Троцкого, и Троцкий тоже делает вид, что его не видит, и рассматривает бумаги. Третьим входит Сталин. Он направляется прямо к Троцкому и размашистым широким жестом дружелюбно пожимает ему руку»[13]13
  Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М.: Инфодизайн, 1990. С. 63.


[Закрыть].

Каменев вошел вторым. Троцкий отлично понимал показной характер всей этой игры. Он негодовал прежде всего по поводу того, что в состав руководимого им органа включены его заклятые враги – Сталин, Ворошилов и Орджоникидзе. На заседании ЦК наркомвоенмор возражал против включения в Реввоенсовет новых членов, не называя их, правда, по именам, а затем, заявив, что «не намерен выслушивать заранее заготовленные речи», демонстративно покинул заседание пленума. Сталинский секретарь Бажанов в стиле фельетона по существу очень точно передал сцену ухода Троцкого из зала заседаний пленума: «Дверь зала огромная, железная и массивная. Чтобы ее открыть, Троцкий потянул ее изо всех сил. Дверь поплыла медленно и торжественно. В этот момент следовало сообразить, что есть двери, которыми хлопнуть нельзя. Но Троцкий в своем возбуждении этого не заметил и старался изо всех сил ею хлопнуть. Чтобы закрыться, дверь поплыла так же медленно и торжественно… Получилось так: крайне раздраженный человек с козлиной бородкой барахтается на дверной ручке в непосильной борьбе с тяжелой и тупой дверью»[14]14
  Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. С. 71 – 72.


[Закрыть].

Слухи о происшедшем стали довольно быстро распространяться за пределами высших партийных кругов, в том числе и в армии[15]15
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 183.


[Закрыть], которая пока еще в основном поддерживала Троцкого. Смысл проводимых в Реввоенсовете изменений откровенно сформулировал в разговоре с Троцким В.В. Куйбышев – председатель Центральной контрольной комиссии и нарком рабоче-крестьянском инспекции (на этом посту он сменил Сталина). В ответ на упрек Троцкого, что действительные мотивы кадровых перестановок в РВС не имеют ничего общего с формально названными причинами, Куйбышев ответил: «Мы считаем необходимым вести против вас борьбу, но не можем вас объявить врагом; вот почему мы вынуждены прибегать к таким методам»[16]16
  Там же. № 5. С. 172.


[Закрыть].

Тогда Троцкий выступил с подробным обоснованием своей позиции. 8 октября 1923 г. он обратился с «совершенно секретным» письмом к членам ЦК и ЦКК РКП(б)[17]17
  Полный текст письма был впервые опубликован в «Известиях ЦК КПСС». (1990. № 5. С. 165 – 173). Отрывки из письма, однако, попали за границу уже вскоре после его написания и были помещены в эмигрантском журнале «Социалистический вестник» (1924. № 11. С. 9 – 10).


[Закрыть]. Письмо касалось многих партийных вопросов и общего положения в партии и в стране, но основной смысл документа состоял в том, что после XII съезда ситуация во всех отношениях значительно ухудшилась. Троцкий обращал внимание на в корне неправильный и нездоровый внутрипартийный режим и недовольство рабочих и крестьян тяжелым экономическим положением, сложившимся в результате не только объективных трудностей, но и «коренных ошибок хозяйственной политики»: решения съезда по экономическим вопросам не выполняются; Госплан вместо наделения его административно-распределительными правами (осторожно не говорилось о придании ему законодательных функций) «отодвинут еще более назад»; экономические вопросы решаются в Политбюро наспех, без должной подготовки; сохраняются и еще более раздвигаются «ножницы цен». «Чудовищное несоответствие цен, при тяжести единого налога, тяжелого главным образом своей несогласованностью с реальными хозяйственными отношениями, – писал Троцкий, – вызвало снова крайнее недовольство крестьян. Это последнее отразилось на настроении рабочих и прямо и косвенно. Оппозиционные группировки ожили и усилились. Их недовольство обострилось[18]18
  Троцкий пока еще решительно отказывался признать себя оппозиционером. Наоборот, он отмежевывался от оппозиционных группировок и считал появление таковых опасным признаком.


[Закрыть]. Таким образом, смычка: от крестьянина – через рабочего – к партии – повернулась к нам своим другим концом».

Важным положением документа было утверждение о порочном способе подбора кадров со стороны «генерального секретариата». Троцкий употребил этот выдуманный им термин для того, чтобы, не называя Сталина, обратить внимание на образовавшуюся вокруг генсека новую партийно-бюрократическую структуру. Подбираются кадры только с точки зрения того, содействуют они или противодействуют новому партийному режиму, утверждал Троцкий. В качестве примера он привел Украину, где была проведена серьезная кадровая перестановка: председатель Совнаркома республики сторонник Троцкого Х.Г. Раковский, занимавший относительно самостоятельную позицию и отстаивавший определенную степень автономии, был снят со своего поста и отправлен в «почетную ссылку» – полпредом СССР в Великобритании, с которой еще даже не были установлены формальные дипломатические отношения (это произойдет в 1924 г.)[19]19
  См. подробнее: Чернявский Г.И., Станчев М.Г. В борьбе против самовластия. Х.Г. Раковский в 1927 – 1941 гг. Харьков, 1993. С. 61 – 89.


[Закрыть].

Троцкий, как уже было сказано выше, теперь резко критиковал режим назначенчества, который раньше он поддерживал, настолько, насколько считал его проявлением диктатуры партии. Ныне же он обоснованно возмущался проявлением «секретарской психологии», подменившей «рабочую демократию» банальным бюрократизмом. Новая партноменклатура, указывал Троцкий, пребывала в убеждении, что «секретарь способен решать все и всякие вопросы без знакомства с существом дела». Даже «в самый жестокий момент военного коммунизма» назначенчество в партии не имело такого широкого распространения, писал Троцкий, и, видимо, если писал искренно, вводил здесь в заблуждение и себя, и читателей, поскольку ничего, кроме назначенства, в большевистской партии после прихода к власти не существовало.

Критикуя бюрократию, бюрократизм, бюрократизацию партийного и государственного аппарата, автор не давал четкого определения этих категорий, но видел в них прежде всего бездумное проведение в жизнь приказов и инструкций сверху. Первопричиной этих весьма негативных явлений он считал низкий экономический и культурный уровень страны, отсутствие подготовленных, компетентных и самостоятельно мыслящих, преданных партии кадров и в то же время стремление Сталина – Зиновьева – Каменева («тройки») обеспечить послушное проведение своей линии и в конечном счете сохранение и укрепление их собственной власти. Осознавал ли Троцкий в этот момент, что бюрократизация партии и государства, основным выразителем которой все более становился Сталин, была внутренним порождением того режима, установленного Троцким и Лениным в 1917 г.? По крайней мере, если и сознавал, то внешне ничем этого не выдавал. Возникновение «секретарской психологии» Троцкий относил только к текущему моменту, то есть к тому времени, когда Сталин стал генеральным секретарем ЦК РКП(б).

Попытка Политбюро «построить бюджет на продаже водки» (против «водочного бюджета» и государственной монополии на водку Троцкий возражал на пленуме ЦК 26 – 27 июня 1923 г. и в своем письме в ЦК и ЦКК от 29 июня[20]20
  Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 1. С. 81.


[Закрыть]) также связывалась автором документа с «самодовлеющим характером секретарской психологии», ибо бюджет становился в этом случае как бы независимым от успехов экономики страны. Троцкий с удовлетворением отмечал, что попытка введения водочной монополии приостановлена в результате поступавших протестов, но предостерегал по поводу опасности того, что она не отвергнута самым решительным образом. Он был прав. Действительно, с 1 января 1924 г. вступило в силу совместное постановление ЦИК и СНК СССР о возобновлении производства и продажи крепких спиртных напитков, запрещенных большевистским декретом в декабре 1917 г. Повсеместная продажа водки началась с октября 1925 г.

В заключение Троцкий угрожал вынести критику существующего партийного режима за пределы узкого круга лидеров и сделать ее достоянием каждого члена партии, которого он считает «достаточно подготовленным, зрелым, выдержанным и, следовательно, способным помочь партии выйти из тупика без фракционных судорог и потрясений». Упоминая о «фракционных судорогах», Троцкий намекал на то, что оставляет за собой право, в случае если к его доводам не прислушаются и не примут их к руководству, начать фракционную борьбу.

Письмо Троцкого от 8 октября предопределило дальнейшие коллективные и индивидуальные выступления и характер недолгой дискуссии, последовавшей за этим документом. На состоявшемся 11 октября заседании Политбюро Троцкий сообщил, что ознакомил со своим письмом еще и «небольшой круг ответственных товарищей», не входивших в Секретариат ЦК, ЦК и ЦКК. В ответ Политбюро проинформировало Троцкого о принятом решении отложить рассылку письма членам ЦК и ЦКК. Иными словами, Политбюро постановило не распространять письмо Троцкого даже в узком кругу высокопоставленных партийных работников. С этим решением Троцкий, подчиняясь партийной дисциплине, вынужден был согласиться[21]21
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 5. С. 175.


[Закрыть]. Собственноручно инициировав рассылку письма в период между 8 и 11 октября, Троцкий, сам тоже не подозревая и, может быть, не желая, нарушил запрет высшего партийного органа.

В результате письмо распространилось достаточно широко. 14 октября оно обсуждалось на заседании бюро Московского комитета партии, где с серьезной тревогой сообщалось, что текст письма разошелся по партийным организациям, что под ним собирают подписи и что попутно выдвигаются требования созыва внеочередного партийного съезда. Московская парторганизация увидела в этом попытку создания Троцким фракции со своей собственной платформой и подвергла резкому осуждению действия будущих оппозиционеров, которые «несут неисчислимые опасности партии, стране и делу мировой революции»[22]22
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 5. С. 176 – 177.


[Закрыть]. По отношению к Троцкому и его сторонникам предлагалось предпринять санкции, предусмотренные резолюцией X съезда «О единстве партии». Постановлением Политбюро от 15 октября 1923 г., принятым по предложению В.М. Молотова и М.П. Томского, на Троцкого была возложена ответственность за распространение крамольного письма, но, учитывая, что письмо уже разошлось по рукам партийного актива, запрет на рассылку письма членам ЦК и ЦКК был теперь снят. Троцкий, формально демонстрируя подчинение партдисциплине, снял с себя ответственность за дальнейшее распространение злосчастного текста и обратился к партактиву с просьбой не заниматься распространением письма и сбором под ним подписей[23]23
  Там же. С. 177 – 178.


[Закрыть].

В середине октября в Политбюро было послано письмо, получившее название «Заявление 46-ти»[24]24
  Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 1. С. 83 – 88; Известия ЦК КПСС. 1990. № 6. С. 189 – 193. Документ не датирован. Публикаторы документа из тогдашнего Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС датировали его по содержанию постановления Политбюро от 18 октября, но чем они руководствовались, не ясно, так как в названном постановлении заявление не упоминается вообще (Известия ЦК КПСС. 1990. № 6. С. 189, 194). Рядом с несколькими подписями стоит одна и та же дата – 11 октября, возле одной подписи – 12 октября.


[Закрыть]. Оно явилось прямым отголоском письма Троцкого от 8 октября. Вряд ли перо Троцкого касалось этого «Заявления», но то, что с текстом Лев Давидович был предварительно ознакомлен, что он давал свои рекомендации, представляется более чем вероятным. И уж во всяком случае «подписанты», бесспорно, были знакомы с письмом Троцкого от 8 октября. В «Заявлении» констатировались признаки экономического, в частности кредитного и финансового, кризиса, который дополнялся и в значительной мере был обусловлен разделением партии на секретарскую иерархию и «мирян», профессиональных функционеров, назначаемых сверху, и массу, не участвующую в общественной жизни. Авторы шли даже несколько дальше утверждений Троцкого, что легко объяснимо: он был членом Политбюро и вынужден был себя во многом сдерживать.

В «Заявлении 46-ти»[25]25
  На самом деле под заявлением было собрано 47 подписей, но одна подпись: А. Гольцман – была дана дважды, и не было ясно, идет ли речь об однофамильце или же об ошибочно поставленной два раза подписи. Вот фамилии подписавшихся в том порядке, как они шли под документом: Е. Преображенский, С.В. Бреслав, Л. Серебряков, А. Белобородов, А. Розенгольц, М. Альский, Антонов-Овсеенко, А. Венедиктов, И.Н. Смирнов, Г. Пятаков, В. Оболенский (Осинский), Н. Муралов, Т. Сапронов, А. Гольцман, В. Максимовский, Л. Сосновский, Данишевский, П. Месяцев, Г. Хоречко, А. Бубнов, А. Воронский, В. Смирнов, Е. Бош, И. Бык, В. Кассиор (Косиор), Ф. Лоцканов, Каганович, Дробнис, А. Коваленко, А.Е. Минкин, В. Яковлева, Б. Эльцин, М. Левитин, И. Полюдов, О. Шмидель, В. Ваганьян, И. Стуков, А. Лобанов, Рафаил, С. Васильченко, Мих. Жаков, А. Пузаков, Н. Николаев, Аверин, М. Богуславский, Ф. Дудник.


[Закрыть] утверждалось, что после X съезда РКП(б) в партии сложился «режим фракционной диктатуры», предопределенный резолюцией о единстве партии. «Фракционный режим должен быть устранен – и это должны сделать в первую очередь его насадители, он должен быть заменен режимом товарищеского единства и внутрипартийной демократии», – писали авторы заявления, среди которых не было ни одного представителя высшего партийного руководства. Впрочем, среди подписантов были известные партийные деятели: Альский – заместитель наркома финансов СССР; Антонов-Овсеенко – один из организаторов Октябрьского переворота в Петрограде, а теперь начальник Политического управления Красной армии; Бубнов – заведующий агитационно-пропагандистским отделом ЦК РКП(б); Муралов – командующий войсками Московского военного округа; Преображенский – председатель финансового комитета ЦК и Совнаркома; Пятаков – заместитель председателя Госплана; Сапронов – секретарь Президиума ВЦИКа; Серебряков – заместитель наркома путей сообщения; И.Н. Смирнов – нарком почт и телеграфов СССР. Заявление подписали также известные всей стране партийные журналисты: А.К. Воронский[26]26
  Воронский Александр Константинович (1884 – 1937) – участник социал-демократического движения с 1904 г., большевик. Подвергался арестам и ссылкам. После 1917 г. являлся одним из ведущих партийных политиков в области художественной литературы и искусства. В 1921 – 1927 гг. редактор журнала «Красная новь», в 1922 – 1927 гг. редактор журнала «Прожектор». Выступал за постепенное привлечение в советскую литературу старых писателей. Участник объединенной оппозиции 1926 – 1927 гг. В конце 1927 г. исключен из партии и сослан в Липецк. После покаянного заявления в 1930 г. восстановлен в партии и возвращен в Москву. Работал в Гослитиздате. В 1935 г. арестован. Расстрелян без суда.


[Закрыть] – редактор журналов «Красная новь» и «Прожектор» и Л.С. Сосновский[27]27
  Сосновский Лев Семенович (1886 – 1937) – социал-демократ с 1904 г., большевик. Неоднократно подвергался арестам. Один из организаторов в 1912 г. в Петербурге большевистской газеты «Правда» и легального большевистского журнала «Вопросы страхования». После 1917 г. занимал различные партийные посты. В 1921 г. являлся заведующим агитпропотделом ЦК РКП(б). В 1918 – 1927 гг. был редактором газеты «Беднота». В 1927 – 1929 гг. – ответственный сотрудник «Правды». Участник объединенной оппозиции в 1926 – 1927 гг. В конце 1927 г. исключен из партии, а затем арестован. В течение более четырех лет находился в тюрьмах. Являлся одним из оппозиционеров, наиболее упорно отстаивавших свои позиции. В 1934 г. заявил об отказе от оппозиционных взглядов, был освобожден, возвращен в Москву и вновь принят в ВКП(б). Работал журналистом. В 1936 г. вновь арестован. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.


[Закрыть] – редактор газет «Беднота» и «Коммунар», острые статьи и жалящие фельетоны которого появлялись к тому же чуть ли не в каждом номере «Правды» и других центральных газетах.

19 октября последовал новый текст Троцкого – письмо в Президиум ЦКК и в Политбюро[28]28
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 174 – 175.


[Закрыть]. Троцкий решительно возражал против того, что он не был приглашен на заседание Президиума ЦКК 15 октября, где обсуждалось его предыдущее письмо, которое собравшиеся члены Президиума объявили фракционной платформой. Он заявил, что не собирался создавать ни фракции, ни платформы, и не слишком убедительно доказывал, что «при действительной решимости рассмотреть вопросы без фракционных конвульсий и потрясений» содержание письма от 8 октября «могло бы не выйти за эти пределы» – узкий круг членов ЦК и ЦКК. В том, что письмо получило сравнительно широкое распространение, Троцкий обвинял руководство партии.

В тот же день, 19 октября, последовал обширный, по объему составлявший целую брошюру ответ членов Политбюро на заявление Троцкого от 8 октября[29]29
  Там же. С. 176 – 189.


[Закрыть]. Имея в виду стиль документа, его словесную расплывчатость, повторение одних и тех же положений в различной форме и некоторую заумную псевдоученость, можно предположить, что писал его Зиновьев (Бухарин в составлении основной части документа участия не принимал; он находился в Петрограде и прислал на имя Сталина и Томского телефонограмму с некоторыми уточнениями по тексту брошюры)[30]30
  Там же. С. 190.


[Закрыть]. В тексте документа имелись также исправления и дополнения, сделанные Сталиным.

«Ответ» Политбюро Троцкому был отпечатан тиражом 300 экземпляров, то есть был предназначен для сравнительно широкого распространения среди партактива, и свидетельствовал о серьезной озабоченности Сталина и его группы выступлением Троцкого и последовавшим за этим обращением группы его сторонников и присоединившихся к ним членов бывшей группы «демократического централизма». Политбюро называло Троцкого зачинщиком борьбы против ЦК «в трудный момент» и опровергало в основном справедливые суждения возмутителя партийного спокойствия по целому ряду вопросов: об экономической политике партруководства, об оценке политического положения внутри страны, о внешней политике и «германской революции», о введении новых членов в состав Реввоенсовета Республики, о намерении перейти к продаже водки на началах государственной монополии и, наконец, о внутреннем положении в партии. Наиболее «сильным» аргументом, наносившим удар по Троцкому, как создателю фракционной платформы, было убедительное сопоставление его письма от 8 октября и «Заявления 46-ти», в котором были найдены чуть ли не цитаты из письма Троцкого, разумеется раскавыченные. В то же время Политбюро указывало, что нынешний режим в партии был создан после X съезда, то есть при непосредственном участии Ленина.

Заключение выглядело куда более миролюбиво, нежели основная часть текста. Здесь явно чувствовалась рука Сталина, который в рассматриваемый период набрасывал на себя маску умиротворителя и сдерживал распалявшегося Зиновьева. Троцкого призывали признать ошибку и продолжать оставаться «искренним революционером». Но Троцкий этому неискреннему призыву внять не пожелал и накануне пленума ЦК, назначенного на 24 октября, «ответил на ответ»[31]31
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 167 – 181.


[Закрыть]. «Авторы письма считали исключенной необходимость и возможность серьезных изменений в проводимой ныне партийной и хозяйственной политике и совершенно отметали мысль о создании нормальных условий здоровой коллективной работы в руководящих учреждениях партии», – писал Троцкий. Он ссылался на авторитет Ленина, приводил адресованные ему ленинские записки, свидетельствовавшие о поддержке Лениным вносимых Троцким предложений и о попытке Ленина опереться на Троцкого в кампании, направленной против Сталина.

Эти ленинские записки будут вновь и вновь фигурировать в полемике Троцкого – на протяжении многих лет. Отрешиться от ленинского авторитета по психологическим и тактическим соображениям он уже не мог. Это была своего рода «тигровая шкура», некий спасательный амулет, который давал Троцкому право, по его мнению, претендовать на ленинское наследие, так как в последние месяцы сознательной жизни Ленина Троцкий был наиболее верным и самым близким его соратником.

25 – 26 октября на пленуме ЦК основной спор разгорелся именно между Троцким и Сталиным. Оба они выступили с докладами, а затем, после прений, с заключительными словами. Троцкому изменила его обычная выдержанность. Он говорил нервно, сбивчиво, часто отвлекался на смежные или даже совсем посторонние вопросы. С полным основанием оратор отвергал термин «троцкизм», который был изобретен в предыдущие недели и стал усиленно навязываться представителями сталинского большинства, прежде всего Зиновьевым и Куйбышевым. В выступлении содержалось прямое предостережение по поводу того, что намеченное решение пленума с осуждением поведения Троцкого и его сторонников «подготовляет почву для тех, кто хочет уничтожить почву для дальнейшей совместной коллективной работы». Оратор призвал участников пленума хорошо подумать, прежде чем принять решение. «Если вы ступите на тот путь, на который вы как будто бы хотите вступить, вы сделаете огромную ошибку»[32]32
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 183 – 185.


[Закрыть].

Сталин выступил с короткой речью, спокойно, без эмоционального напряжения, в свойственной ему упрощенно-дидактической манере. Он вновь попытался набросить на себя маску примирителя, при этом серьезно извращая факты и занимаясь откровенной демагогией. Смысл его выступления состоял в том, что новую дискуссию допускать ни в коем случае не следует, что необходимо во что бы то ни стало осудить ошибочные поступки Троцкого и «обеспечить такой порядок, чтобы все разногласия в будущем решались внутри коллегии и не выносились вовне ее». Иронизируя по поводу требования члена ЦК Яковлевой (она поддерживала в это время Троцкого) провести дискуссию, Сталин произнес: «Как чеховская дама: «дайте мне атмосферу». Бывают моменты, когда не до дискуссий… Партия ушла в огромную и важнейшую работу по мелочным [по конкретным][33]33
  Здесь и далее в квадратных скобках отмечены уточнения, сделанные авторами книги.


[Закрыть] вопросам. Выдумывать сейчас дискуссии преступно… Дискуссия в центре сейчас необычайно опасна. И крестьяне, и рабочие потеряли бы к нам доверие, враги учли бы это как слабость»[34]34
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 185 – 187.


[Закрыть].

Именно в таковом духе были выдержаны постановления пленума[35]35
  Там же. С. 188 – 189.


[Закрыть]. Помимо резолюции о выступлении Троцкого и «Заявлении 46-ти» было утверждено решение пленума «О внутрипартийной демократии», в котором было указано на намечаемый Политбюро курс на демократизацию партийной жизни. Иначе говоря, осудив Троцкого и следовавших за ним деятелей, пленум фактически утвердил компромиссный курс, который, впрочем, Сталин осуществлять не планировал. Это был банальный обман партийного актива, в том числе и Троцкого, оказавшегося в безвыходном положении. С ним вроде бы согласились, ему вроде бы пошли на уступки. Но в чем именно ему уступили, понять было невозможно. Все прошлые кадровые изменения остались в силе. Инструментов воздействия на секретариат Сталина, Политбюро, где Троцкий был в меньшинстве, РВС, где Троцкий тоже теперь был в меньшинстве, ЦК и ЦКК, где сторонников Троцкого было мало, у Троцкого не было. Курс на демократизацию партийной жизни был обещан, но резолюцию X съезда партии о запрете фракционной деятельности пока что никто не отменял. Что было делать – не ясно.