Текст книги "Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929"

Дебаты на XIII съезде показали, что позиции Троцкого в партии явно слабеют. В его прямую поддержку не выступил никто. Даже Преображенский, подписавший «Заявление 46-ти» и в целом отстаивавший правильность этого документа, ни разу не упомянул его фамилию. Крупская, только еще недавно заверявшая в теплом отношении ее покойного супруга к Троцкому, а теперь робко высказывавшаяся за примирение в партии, полностью поддержала курс Политбюро, хотя и она лично Троцкому претензий не предъявляла. Другие же делегаты, отлично чувствуя, куда дует ветер, позволяли себе грубые нападки на Троцкого, борясь не столько за сталинскую линию, сколько за собственную карьеру. Некоторые из них, не обладая достаточной осторожностью и хитростью, подчас проговаривались, почему столь нервно восприняли слова Троцкого о «губкомовской обломовщине» и о необходимости омоложения аппарата. Как сказал К.М. Гулый, избранный от Харьковской губернии, «мы поняли это на местах таким образом, что тов. Троцкий хочет распустить губкомы, распустить товарищей, которые мешают тов. Троцкому вести ту или иную политику». Гулый несколько раз повторил, что Троцкий «заболел от своих ошибок», что ему надо «излечиться от своих ошибок»[227]227
  Тринадцатый съезд РКП(б). С. 184 – 194, 163 – 165, 224 – 225. В том же духе, но несколько более осторожно на пленуме Харьковского губкома партии 18 июня 1924 г. секретарь губкома К.О. Киркиж объяснял появление в партии оппозиции давлением «новой буржуазии». Не называя Троцкого по фамилии, он заявлял, что оп позиция существует «в скрытом виде, среди нее находятся тонкие политики» (Державний архiв Харкiвської областi Респубiки України. Ф. 1. Оп. 1. Од. зб. 1094. Арк. 56).


[Закрыть]. Защищать Троцкого от обвинений провинциального депутата никто из участников съезда не стал.

Формально считавшийся в это время то ли вторым, то ли третьим лицом в партии, послушно выполнявший в те дни сталинскую волю, Зиновьев был особенно непримирим к Троцкому. Он заявил, что в «Новом курсе» Троцкого «нет ни грана большевизма»[228]228
  Там же. С. 251.


[Закрыть], безапелляционно и директивно отвергал возможность не только существования в партии фракций, но и групп, отстаивающих свои взгляды, на сохранении которых настаивали некоторые партработники, в частности помощник прокурора РСФСР Крыленко[229]229
  Дискуссия 1923 года; Материалы и документы. М.; Л.: Госиздат, 1927. С. 138. «Что 46 стояли за группировки – это общеизвестно, – сказал Зиновьев. – Разве вы не помните, как тов. Крыленко, наш первый помощник верховного прокурора республики, требовал в печати, чтобы была юридическая формулировка, что такое фракция и что такое группировка (смех), ибо без этого вообще нечего-де говорить о демократии. Я думаю, советские юристы могли бы найти занятие более полезное, чем это. Мы не нуждаемся в юридических формулировках» (Там же).


[Закрыть]. Зиновьев предлагал исключить Троцкого из состава ЦК и даже поставил вопрос об изгнании его из партии. Однако предпочитавший не торопиться Сталин это предложение отверг[230]230
  Об этом рассказали Троцкому, и он зафиксировал возникшую полемику между Зиновьевым и Сталиным в своем письме Луначарскому, написанном в марте 1926 г., в ответ на письмо Луначарского от 3 марта. Зиновьев заявил тогда: «После того, что сказано обо мне [о Троцком], нельзя было оставлять меня [Троцкого] в Центральном комитете» (ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 1. Од. зб. 242. Арк. 5).


[Закрыть]. Более того, на XIII съезде Троцкий был избран в состав ЦК, а затем и в Политбюро[231]231
  Тринадцатый съезд РКП(б). С. 591.


[Закрыть].

2. «Уроки Октября» и «литературная дискуссия»

Троцкому были чужды нравы, удовольствия и развлечения советской партийной среды. Он не скрывал этого. В своих мемуарах он писал:

«Если я не участвовал в тех развлечениях, которые все больше входили в нравы нового правящего слоя, то не из моральных принципов, а из нежелания подвергать себя испытаниям худших видов скуки. Хождение друг к другу в гости, прилежное посещение балета, коллективные выпивки, связанные с перемыванием косточек отсутствующих, никак не могли привлечь меня. Новая верхушка чувствовала, что я не подхожу к этому образу жизни. Меня даже и не пытались привлечь к нему. По этой самой причине многие групповые беседы прекращались при моем появлении, а участники расходились с некоторым конфузом за себя и с некоторой враждебностью ко мне. Вот это и означало, если угодно, что я начал терять власть»[232]232
  Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2. С. 244 – 245.


[Закрыть].

Таков был характер Троцкого, исправить его наш персонаж не был в состоянии, да и не собирался это делать. Но оружия Троцкий не складывал. Вскоре после съезда он начал переходить от активной обороны к своеобразным фланговым или периферийным наступательным операциям, избрав в качестве средства печатные выступления в жанре исторического очерка и мемуарных фрагментов, насыщенных ярко выраженным политическим содержанием с характеристиками Ленина и других деятелей революции. Троцкому необходимо было показать, что из всех большевистских руководителей он ближе всех стоял к Ленину, что именно эта пара внесла решающий вклад в успешное проведение Октябрьского переворота. Ленинский культ личности, созданный Сталиным, Зиновьевым и Каменевым для борьбы с Троцким, должен был, по плану Троцкого, помочь Троцкому удержаться у власти.

Троцкий действительно был наиболее близок к Ленину в предоктябрьский период и непосредственно после прихода к власти. Это была близость почти исключительно политическая, в отдельные моменты переходившая в личную, хотя и тот и другой предпочитали не иметь подлинных друзей, являющихся неудобной ношей в политике. Не случайно первые историко-политические произведения Троцкого были посвящены именно покойному Ленину, с которым уже нечего было делить.

В первой работе – небольшой брошюре «Ленин как национальный тип»[233]233
  Троцкий Л. Ленин как национальный тип. Л.: Госиздат, 1924.


[Закрыть] – Троцкий вообще не упоминал о себе. Это были размышления, записанные в первые недели после кончины Ильича. Однако эта брошюра привлекала к себе и, следовательно, к своему автору внимание особенностью трактовки личности Ленина, о чем свидетельствовало уже само ее название. Троцкий стремился, чтобы его работа резко выделилась из массы сугубо другой апологетической литературы, появлявшейся в первые месяцы 1924 г., после смерти Ленина. Именно поэтому Троцкий, известный публике как отъявленный интернационалист и космополит, выделял в Ленине совершенно другие стороны деятельности и характера. «Интернационализм Ленина не нуждается в рекомендации, – говорилось в брошюре. – Но в то же время сам Ленин глубоко национален. Он корнями уходит в новую русскую историю, собирает ее в себе, дает ей высшее выражение и именно таким путем достигает вершин интернационального действия и мирового влияния»[234]234
  Там же. С. 5.


[Закрыть].

Ленин представал в брошюре как порождение именно русского пролетариата, свободного, по словам Троцкого, от рутины и шаблона, от фальши и условности и к тому же обладающего совсем еще свежим крестьянским прошлым. Эти и подобные им определения, носившие умозрительный недоказуемый характер, подкреплялись лишь словами, что у Ленина была «мужицкая внешность» и «крепкая мужицкая подоплека». Любопытно, что Троцкий входил в противоречие с марксистскими догмами или, по крайней мере, трактовал их весьма вольно и расширительно, когда писал об «интуиции» Ленина или о «неведомых, наукой еще не раскрытых путях», которые сформировали личность вождя[235]235
  Там же. С. 7 – 8.


[Закрыть].

В рассмотренной брошюре проявилась важная особенность Троцкого как историка: он оказался способным при всей своей приверженности марксистским догматам оторваться от «классового подхода», выйти за пределы марксистской парадигмы, если этого требовал собственный политический интерес: «Теми неведомыми, наукой еще не раскрытыми путями, какими формируется человеческая личность, Ленин впитал в себя из национальной среды все, что понадобилось ему для величайшего в человеческой истории революционного действия. Именно потому, что через Ленина социальная революция, давно имеющая свое интернационально-теоретическое выражение, нашла впервые свое национальное воплощение, Ленин стал в самом прямом и самом непосредственном смысле революционным руководителем мирового пролетариата»[236]236
  Троцкий Л. Ленин как национальный тип. Л.: Госиздат, 1924. С. 8.


[Закрыть].

Автор явно стремился противопоставить себя тем примитивным, по его мнению, суждениям о Ленине, которые в изобилии появлялись в эти месяцы из-под пера Каменева, Зиновьева и особенно Сталина, но преуспел главным образом в хлесткости стиля, яркости выражений и сравнений, внося свой вклад в прославление покойного.

В несравненно большей степени эти свойства были характерны для значительно более обширной работы, написанной вслед за брошюрой о национальных чертах Ленина. На этот раз речь шла о воспоминаниях, посвященных двум узловым моментам: «старой» «Искре» – то есть первой российской социал-демократической газете, до того времени, как она оказалась в руках меньшевиков, а Ленин перестал в ней участвовать, – и «решающему году», в центре которого стоял Октябрьский переворот, событиям с середины 1917 до осени 1918 г.: «О Ленине. Материалы для биографа»[237]237
  Троцкий Л.Д. О Ленине: Материалы для биографа. М.: Госиздат, 1924.


[Закрыть]. Это была первая книга воспоминаний Троцкого, для которой характерны в максимальной степени хорошо известные историкам позитивные стороны и недостатки лучших произведений этого жанра. Яркие подробности событий, великолепно вычерченные образы, неизвестные или почти неизвестные факты сочетались в книге с субъективностью оценок, явным подчеркиванием собственной роли и деятельности, приданием им подчас решающего значения, стремлением к минимальному освещению или даже почти полному игнорированию тех эпизодов, которые теперь представлялись автору то ли мелкими, то ли не соответствующими его нынешней позиции, то ли попросту политически невыгодными для передачи современникам. Автор, правда, утверждал, что о всех других персонажах, кроме Ленина, в том числе о самом себе, он рассказывал лишь постольку, поскольку это необходимо, чтобы показать Ленина, но, соблюдая это намерение в отношении всех остальных, он отнюдь не выполнил обязательства применительно к себе, порой сбиваясь на повествование о своей жизни.

Первая часть мемуаров посвящалась в значительной мере сотрудничеству Ленина и Троцкого перед II съездом РСДРП[238]238
  Эта часть была выпущена с небольшими изменениями отдельной брошюрой, датированной 5 марта 1924 г., в предисловии к которой Троцкий писал о свойствах собственной памяти: «Я очень плохо запоминал расположение городов и даже квартир… Долгое время я очень плохо запоминал человеческие лица, но в этом смысле я сделал весьма значительные успехи. Зато я очень хорошо запоминал и запоминаю идеи, их сочетание и беседы на идейные темы. Что эта оценка не субъективна, я имел возможность убедиться путем проверки много раз; другие лица, присутствовавшие при той же беседе, что и я, передавали ее нередко менее точно, чем я, и принимали мои поправки» (Троцкий Л.Д. Ленин и старая «Искра». М.: Госиздат, 1924. С. 5). Аналогично оценивал Троцкий свойства своей памяти и в написанных позже мемуарах (Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 1. С. 9).


[Закрыть]. Разрыв с Лениным на съезде, переход Троцкого в меньшевистский лагерь и острая полемика двух лидеров представлены были лишь в самом конце очерка и крайне бегло. В то же время воспоминания о том сравнительно давнем времени были достоверными, яркими, хлесткими, как это почти всегда было свойственно Троцкому. Но в этом фрагменте Ленин представал уже как зрелый партийный деятель, равный известным руководителям группы «Освобождение труда» Плеханову и Засулич. Ленин в определенной мере противопоставлялся Мартову, статьи которого Ленин находил «недостаточно определенными», а эгоистические свойства Ленина, которые автор, к чести его, не игнорировал, объяснялись объективными условиями и политической необходимостью.

Сходный характер носила и вторая, значительно бо́льшая по объему часть «Вокруг Октября». Но это был материал о событиях более близких и о том периоде, когда Троцкий и Ленин находились на почти идентичных позициях во время подготовки захвата большевиками власти, закрепления большевистской диктатуры, брестских переговоров и начала Гражданской войны. Исключением являлись только разногласия на заключительном этапе переговоров в Брест-Литовске, которые как раз во время подготовки книги воспоминаний Троцкого стали всячески преувеличивать сторонники Сталина, пытаясь превратить их в «особую позицию» Троцкого, приведшую к «срыву» переговоров.

В этой части Троцкий вполне достоверно воспроизводил действительные события и детали революции 1917 г., свидетелем и активнейшим участником которых он был. В данном случае максимально объективная картина являлась в то же время наиболее для него целесообразной с точки зрения его текущих политических задач в борьбе против сталинской группы, которую он попросту игнорировал, как будто ни Сталина, ни Зиновьева с Каменевым вообще не существовало на свете. В числе важнейших моментов, отличавших воспоминания Троцкого от откровенно апологетической литературы, были указания на то, что Ленин был рьяным сторонником большевистского террора, что партия далеко не всегда покорно следовала за Лениным и не ловила глазами каждый взмах его дирижерской палочки; что после 1917 г. в большевистской партии не раз возникали серьезные разногласия, что Ленин был не столько теоретиком, сколько практическим исполнителем заветов Маркса и Энгельса.

Троцкий написал о том, что Ленин весьма необдуманно в первые дни после Октябрьского переворота выдвинул подстрекательский лозунг «Грабь награбленное!», от которого вскоре отказался под предлогом изменившихся обстоятельств. Чуть позже, отвечая на одну из негативных рецензий, Троцкий писал: «Если теперь представить себе, что приведенный у меня по памяти, без всяких политических тенденций разговор происходил после этого знаменательного перелома нашей революционной политики, то все окажется на месте и все станет ясно. Понятно станет политически и не менее понятно психологически: Ленин не раз, с такой же вот досадой, с ироническим отчаянием, с особым этаким выразительным кряхтением отмахивался в тех случаях, когда ему приходилось слышать его же собственные лозунги, формулы или просто выражения, в известных условиях и на известный предмет сказанные, но ходом вещей уже выпущенные в тираж»[239]239
  РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 289. Л. 43.


[Закрыть].

Это были вполне искренние суждения, но они уже не соответствовали тем культовым установкам, на которые «тройка» ориентировала весь пропагандистский аппарат.

Воспоминания Троцкого о Ленине получили весьма позитивную оценку в тех печатных органах, которые редактировались деятелями, близкими к Троцкому по своим взглядам или, по крайней мере, стремившимися сохранить какое-то подобие независимости суждений. В.И. Невский, незадолго перед этим опубликовавший книгу о Николаевском рабочем союзе и роли в нем юного Льва Бронштейна, теперь писал: «Книга тов. Троцкого во многих отношениях не только книга «О Ленине», но и книга о Троцком. Я не собираюсь писать дифирамб тов. Троцкому, так как являюсь противником всяческих и тем более партийных молебнов и акафистов, но хочу только сказать, что образ нашего вождя, зарисованный художественной кистью человека, о котором тоже можно сказать, что он в своем роде primus inter pares[240]240
  Первый среди равных (лат.).


[Закрыть], так удачен, так близок и так дорог»[241]241
  Печать и революция. 1924. № 4. С. 162.


[Закрыть].

В журнале «Красная новь», выходившем под редакцией Воронского, подписавшего в 1923 г. Заявление 46-ти, была опубликована весьма лестная рецензия критика Г. Даяна, в которой подчеркивалось, что Троцкий создал образ Ленина в его формировании, становлении и развитии, показал Ильича подчас боровшимся против взглядов, господствовавших в партии, а подчас отступавшего и одинокого. «Художественность образов, мастерство стиля, благородство тона и при этом перлы остроумия, приперченные тонкой, но едкой иронией» – таковы были, по словам критика, черты мемуарной книги[242]242
  Красная новь. 1924. № 4. С. 341 – 343.


[Закрыть].

Естественно, столь благосклонные, подчас даже преувеличенно похвальные отклики никак не могли понравиться партийной верхушке, сталинской группе, которая, однако, вначале почти не реагировала на эту работу, явно выбивавшуюся из стройных рядов стандартного восхваления покойного вождя, переполнявшего газеты и журналы страны. В то же время Сталин внимательно прочитал как саму книгу Троцкого о Ленине, так и появившуюся вслед за ней критическую брошюру секретаря ЦК компартии Украины Э.И. Квиринга[243]243
  Квиринг Э. Ленин, заговорщичество, Октябрь. М.: Госиздат, 1924.
  Квиринг Эммануил Ионович (1888 – 1937) – социал-демократ с 1911 г., с 1912 г. большевик. В 1913 – 1914 гг. секретарь большевистской фракции 4-й Государственной думы. В 1914 г. выслан в г. Екатеринослав. В 1917 – 1918 гг. председатель Екатеринославского комитета большевиков и председатель местного совета. Во время Гражданской войны на военно-политической работе. В 1923 – 1925 гг. – первый секретарь ЦК КП(б) Украины. Затем работал заместителем председателя Госплана СССР, заместителем наркома путей сообщения СССР. В 1934 – 1937 гг. – директор Экономического института Коммунистической академии. Арестован во время Большого террора, приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к смертной казни и расстрелян.


[Закрыть], и тут же записал для памяти: «Сказать Молотову, что Тр[оцкий] налгал на Ильича на счет путей восстания»[244]244
  Так в тексте. См.: Илизаров Б.С. Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма. М.: Вече, 2002. С. 140.


[Закрыть]. (Упоминание Молотова здесь не случайно: он уже получил задание Сталина подготовить разгромную брошюру против книги Троцкого.)

В появившемся в том же 1924 г. очерке Горького «В.И. Ленин» Троцкий не увидел прямой конкуренции своим воспоминаниям – очень уж неравными были весовые категории советского наркомвоенмора и эмигрантского писателя. Тем не менее нарком не скрыл своей весьма сдержанной оценки книги Горького, опубликовав в «Правде» и в других центральных газетах 7 октября 1924 г. статью «Верное и фальшивое о Ленине: Мысли по поводу горьковской характеристики». Вопрос, который ставил Троцкий, звучал так: понимал ли Горький до конца и глубоко личность Ленина, соответствовал ли реальности созданный им «прекрасный образ»? Автор приходил к выводу, что Горький пытался создать некий идеализированный тип интеллигента, который доходит «до самоистязания, самоуродования». Но в вышедшем из-под пера Горького образе Ленина больше фальшивого, чем верного. «Не подходит к Ленину, совсем и вовсе не подходит это церковное, сектантское, постное, на конопляном масле слово «праведник». Это был человек, большой и великолепный человечище, и ничто человеческое не было ему чуждо», – писал Троцкий. Особо неприемлемо было для Троцкого утверждение, что Ленин принес себя в жертву. «Как гвоздем по стеклу», – описал ощущение от этого выражения Троцкий. Ленин, по его словам, жил «ключом бьющей жизнью, разворачивая свою личность до конца, на службе цели, которую сам себе свободно поставил». Ленин, по Троцкому, – «суровый реалист, профессиональный революционер, разрушитель романтики, ложной театральности, революционной цыганщины». Если в борьбе ему приходилось разрушать культурные ценности прошлого, он делал это без плаксивой сентиментальности. «Для меня Ленин – герой легенды, человек, который вырвал из груди…» – писал Горький. И на это Троцкий ответил оскорбительным для Горького: «Брр!..»

Некоторые замечания Троцкого Горький все же учел. Во второе и следующие издания «вырвал из груди…» уже не вошло. Что касается оценки Ленина Троцким в этой статье-рецензии, то она была несравненно более реалистичной и трезвой, нежели сентиментальные излияния писателя Горького, создавшего не столько воспоминания, сколько своего рода молебен.

Вторую половину лета и часть осени 1924 г. Лев Давидович провел в Кисловодске[245]245
  Решение об отпуске Троцкого было принято Политбюро 24 июля (Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). Повестки дня заседаний. С. 314).


[Закрыть], где стремился поправить свое здоровье при помощи целебных минеральных ванн, пил нарзан и проводил другие лечебные процедуры. Отдыхал он в одном из особняков парковой зоны, неподалеку от бювета главной нарзанной галереи. Именно в этом году на базе нескольких особняков здесь был организован правительственный санаторий имени Троцкого (поразительно, но чиновничья инерция продолжала давать себя знать – имя опального деятеля все еще присваивалось государственным учреждениям!), который ныне носит название «Жемчужина Кавказа». Здесь, снятый со всех постов, но еще не вставший в активную открытую оппозицию, а потому располагавший и временем и аппаратом, Троцкий приступил к подготовке издания.

Тома не подготавливались и не выпускались хронологически. В 1925 г. первым был издан третий том, часть первая, посвященная 1917 г. Троцкий приложил силы, чтобы издание носило по возможности научный, хотя и не академический характер. Над его подготовкой к печати работала большая группа помощников и редакторов, которые разыскивали материалы, опубликованные в прессе, лишь изредка проводили селекцию, работали над обширным архивом самого Троцкого, проверяли и сопоставляли факты, писали обширные содержательные предисловия и примечания, которые иногда превращались в миниатюрные научные исследования. Среди этой группы большевиков, большинство которых стали историками не по «партийному поручению», а по призванию, хотя и не имели соответствующего образования и специальной подготовки, и из симпатии к Троцкому, следует назвать М. Глазмана (являвшегося одновременно личным секретарем Троцкого), Н. Ленцнера, Е. Кагановича, В. Эльцина[246]246
  Эльцин Виктор Борисович (1900 – 1937) – сын Б.М. Эльцина. Активно участвовал в установлении большевистской власти. В 1918 г., несмотря на юный возраст, был председателем Вятского губисполкома. Позже – член редколлегии собрания сочинений Троцкого. Участник объединенной оппозиции. В декабре 1927 г. исключен из ВКП(б) и сослан. В следующие годы подвергался арестам. Расстрелян во время Большого террора.


[Закрыть], И. Павлова, Н. Палатникова, М. Любимова, В. Зурабова, И. Румера, С. Соломина. Редактором третьего тома был Наум Ленцнер, который затем удостоился весьма нелестных оценок со стороны Сталина за некоторые комментарии, положительно оценивавшие роль Троцкого в 1917 г. Вскоре Ленцнер, спасая себя, покинул Троцкого, присоединился к его хулителям, был послан на журналистскую работу в Белоруссию, затем стал секретарем провинциального райкома партии, но, как и остальные редакторы сочинений Троцкого, не избежал печальной судьбы – был арестован и расстрелян во время Большого террора.

Всего над собранием сочинений Троцкого работало 25 – 30 человек – большинство в качестве постоянных сотрудников, часть на сдельной оплате[247]247
  РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 396. Л. 27, 29.


[Закрыть]. Намечалось выпустить 23 тома, причем некоторые тома в двух книгах. Все издание предполагалось разделить на семь серий: «Подготовление Октября»; «Перед историческим рубежом»; «Война»; «Проблемы международной пролетарской революции»; «На пути к социализму»; «Проблемы культуры»; «Ленин и ленинизм». Впрочем, в ходе работы возникла мысль вне этих серий опубликовать еще и библиографический том, который содержал бы в том числе рецензии и критические статьи Троцкого[248]248
  РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 388; Работы Л.Д. Троцкого в фондах Библиотеки Академии наук СССР. СПб., 1991. С. 57 – 58.


[Закрыть]. В 1925 – 1927 гг. в свет вышли 10 томов (13 книг) Троцкого. Гонорары за них автор получать отказался. В 1927 г. издание было прервано – еще до исключения Троцкого из партии. Госиздат мотивировал это тем, что намеченный объем 500 печатных листов был уже достигнут и даже несколько превышен. Но, разумеется, дело было не в объеме. Это была лишь отговорка, прикрывавшая директиву Сталина[249]249
  «Издание было пресечено на полном ходу», – писал Троцкий Рязанову (РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 559. Л. 5).


[Закрыть].

Посвященный 1917 г. третий том был не вполне грамотно назван «Историческое подготовление Октября» и состоял из двух частей. Первая – «От Февраля к Октябрю», вторая – «От Октября до Бреста». В том вошли доклады, речи, статьи и другие документы, свидетельствовавшие об исключительно важной роли Троцкого на этом решающем для судеб революции и страны этапе. Однако квинтэссенцией тома стала вступительная статья Троцкого, которая называлась «Уроки Октября» (для других томов автор вступительных статей не писал, в лучшем случае ограничиваясь короткими предисловиями).

Главная задача статьи состояла в том, чтобы разрушить авторитет Каменева и Зиновьева и тем самым нанести косвенный удар по Сталину. Для этого автор использовал позицию Зиновьева и Каменева в октябре 1917 г. Он стремился полностью развенчать легенду о том, что они были соратниками Ленина при подготовке Октябрьского переворота. Бесспорным положительным героем статьи был Ленин, верным соратником которого представал сам Троцкий (в основном применительно ко второй половине года это была вполне справедливая оценка), антиподом Ленина фигурировал Каменев, а вторая роль в этом внутреннем враждебном стане отводилась Зиновьеву (в качестве противника Ленина назывался еще и Ногин).

Ленин и Троцкий были представлены как последовательные и непримиримые борцы за превращение демократической революции в социалистическую с тем, чтобы она из России распространилась на другие страны и превратилась в перманентную мировую революцию. Иначе говоря, ставился знак равенства между концепцией перманентной революции Троцкого и линией Ленина на перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую, что применительно к данному этапу в основном соответствовало действительности. В статье приводились многочисленные факты и документы, рисующие Каменева в качестве «правого» большевика, стремившегося к превращению России в демократическую республику и ратовавшего за откладывание социалистической революции как в России, так и за ее пределами на неопределенное время. Фактически Троцкий обвинил Каменева в меньшевизме, а это было самое страшное обвинение для большевика того времени, тем более занимавшего один из высших руководящих постов в партии и государстве. Как можно доверять такому деятелю, как бы спрашивал Троцкий. Вопрос стал внутренним содержанием «Уроков Октября»[250]250
  Старцев В.И. Второй раунд смертельной схватки // Троцкий Л.Д. Уроки Октября (с приложением критических материалов 1924 года). Лениздат, 1991. С. 38.


[Закрыть]. Добавим, что вопрос этот по существу относился не только к Каменеву, но и к Зиновьеву и, главное, к стоявшему за их спиной генсеку Сталину. Правда, Троцкий заявлял, что ворошить старые разногласия он не собирается. Но произнесены были эти слова только для того, чтобы «старые разногласия» возвести на подлинно принципиальную высоту: «Еще недопустимее, однако, было бы из-за третьестепенных соображений персонального характера молчать о важнейших проблемах октябрьского переворота, имеющих международное значение».

Автор обосновывал публикацию сенсационной вступительной статьи недавними поражениями революций в Германии и в Болгарии. Он считал необходимым во всей конкретности выяснить причины жесточайших поражений, которые понесли компартии в этих странах, а для этого серьезно проанализировать историю Октября. «Пора собрать все документы, издать все материалы и приступить к их изучению!» – провозглашалось в статье. Далее следовала попытка анализа этих самых материалов и документов, а точнее говоря, оценка Троцким главных коллизий 1917 г., начиная от февральского свержения монархии и завершая Октябрьским переворотом. Рассматривались причины успеха «мелкобуржуазных» партий – меньшевиков и эсеров – на первом этапе революции, который Троцкий объяснял тем, что они смогли опереться на армию, состоявшую в основном из малограмотной, малосознательной, доверчивой по отношению к реформистам крестьянской массы.

Далеко не все в анализе революционных событий 1917 г. было точным и достоверным. Многие оценки Троцкого были в дальнейшем значительно скорректированы. Не выдерживает, например, критики его утверждение, что Апрельская конференция большевиков закрепила победу ленинского курса на подготовку социалистической революции. Сам Троцкий вслед за этим признавал, что и после апреля 1917 г. в партии сохранилось немало сторонников умеренного курса, в том числе и в высшем ее эшелоне. Скорее всего, автор, стремясь завершить свою работу как можно быстрее, просто не заметил возникшего противоречия и, более того, несоответствия его столь высокой оценки Апрельской конференции и главной концепции статьи – о наличии в руководстве партии влиятельного правого крыла.

Именно этому весьма острому вопросу и была в основном посвящена статья. Автор подробно останавливался на совещании большевистской фракции Демократического совещания, на котором впервые выявились острые противоречия между правыми, прежде всего Каменевым и Ногиным, и левыми, во главе которых был Троцкий. Но основной удар приберегался под самый конец. Речь шла о письме Каменева и Зиновьева от 11 октября 1917 г. Оно было написано после заседания ЦК большевистской партии, проведенного 10 октября. После острых споров на этом заседании было принято решение о проведении в ближайшее время вооруженного восстания. Письмом от 11 октября Каменев и Зиновьев предприняли попытку не допустить вовлечения партии в опасную, как они полагали, вооруженную авантюру. Троцкий, таким образом, раскрывал одну из сокровенных тайн высшего большевистского руководства, причем тайна эта касалась людей, которые вместе со Сталиным сегодня управляли государством. Это немедленно сделало историческую по жанру статью «Уроки Октября» важнейшим политическим документом[251]251
  Старцев В.И. Второй раунд смертельной схватки // Троцкий Л.Д. Уроки Октября (с приложением критических материалов 1924 года). Лениздат, 1991. С. 48.


[Закрыть]. Политическая злободневность лежала на поверхности работы. Не только изощренные в аппаратных битвах и канцелярских уловках объекты этой весьма острой атаки, но самая широкая читательская масса должна была сразу увидеть и понять, на кого направлены критические стрелы Троцкого.

Рассекреченные Троцким эпизоды недавней советской истории неминуемо должны были всколыхнуть страсти, на что, собственно, и рассчитывал автор. Полагая, что получит немалую поддержку, Троцкий, однако, ошибся в оценках расстановки сил. Он подписал статью «Уроки Октября» к печати 16 сентября 1924 г., в Кисловодске. Через четыре недели появилась первая корректура, которую всполошившиеся цензоры немедленно доставили Каменеву, курировавшему издательское дело. Последний тотчас понял, что он и Зиновьев, а косвенно и Сталин будут безнадежно скомпрометированы, если не предпримут какие-то жесткие контрмеры. На квартире Каменева для обсуждения вопроса, допускать ли статью в печать или наложить на нее запрет, состоялось совещание «тройки». Сталин, однако, счел целесообразным принять вызов и допустить публикацию статьи в качестве вводной к тому сочинений Троцкого с тем, чтобы, используя ее, нанести затем по Троцкому ответный удар. Одновременно Сталин получал первоклассный компромат на двух потенциальных конкурентов на власть Сталина в партии – Каменева и Зиновьева, причем компромат этот высвобождался не руками Сталина, а по инициативе Троцкого, что для Сталина было крайне выгодно.

Направленная против опубликованной Троцким книги кампания получила официальное название «литературной дискуссии». Никакого отношения к дискуссии, тем более к литературе кампания эта не имела, а явилась попыткой всесторонней политической дискредитации и шельмования Троцкого. Был использован богатый фонд ленинских критических и просто ругательных высказываний по адресу Троцкого в период между 1903 и 1917 гг.; было создано впечатление, что эти высказывания Ленина сохранили свою актуальность и после 1917 г. Одновременно решено было обелить Каменева и Зиновьева, изобразив дело таким образом, что их ошибочные взгляды были лишь кратковременным заблуждением, не рассорившим их с Лениным, для которого главным и постоянным врагом оставался Троцкий. В заключение «тройка» утверждала, что Троцкий пытается подменить ленинизм некой особой системой взглядов – «троцкизмом».

Лев Давидович в очередной раз недооценил и степень влияния «тройки» на партийный аппарат, и ее хитрую изощренность, и пассивность подавляющей части членов партии, основную массу которой теперь составляли не «профессиональные революционеры», то есть люди, идейно преданные своему делу, независимо от морально-политической оценки этого дела, а те, кто рассматривал партийный билет в качестве своего рода продуктовой и промтоварной карточки или же купона, гарантирующего карьерное продвижение или хотя бы должностную стабильность. Если во время дискуссии осени 1923 г. Троцкий имел значительную поддержку части партийных и советских работников, а также учащейся молодежи, разделявших его критику «секретарского бюрократизма» и «аппаратной обломовщины», то теперь он оказался фактически в одиночестве. Его бывшие сторонники в основном перешли на сторону Сталина. Но и те, кто сохранил критическое отношение к происходящему и был недоволен «отклонением» революции от «правильной», с их точки зрения, линии, в исторические споры, тем более компрометирующие высших партийных руководителей, втягиваться больше не желали. Так что «литературной дискуссии», как это и замышляла «тройка», по существу дела не было. Имела место открытая и грубая кампания нападок на Троцкого. Последний, возвратившись из недолгого отпуска из Кисловодска, отмалчивался, что не способствовало сохранению остатков его авторитета и отстаиванию правдивости фактов, изложенных в «Уроках Октября».

Против Троцкого развернулась массированная атака на партийных собраниях, конференциях и всевозможных активах, в газетах и журналах, в публицистике. Открыл кампанию, как и должно было быть, Каменев, выступивший 18 ноября с огромной речью на заседании Московского комитета партии и партийного актива. На следующий день он повторил свой доклад на заседании большевистской фракции ВЦСПС, 24 ноября – на совещании сотрудников политотделов военных округов и других военных политработников[252]252
  Каменев Л.Б. Партия и троцкизм. (Уроки партийной истории). М.; Л: Госиздат, 1924; Он же. Ленинизм или троцкизм // Троцкий Л.Д. Уроки Октября (с приложением критических материалов 1924 года). С. 126 – 189.


[Закрыть]. Основной смысл аргументации Каменева состоял в том, что Троцкий напал не на него лично, а на партию, извратив партийную историю. Каменев утверждал, что большевизм сформировался в борьбе не только с меньшевизмом, но и с «троцкизмом». В докладе был сделан, таким образом, первый шаг в отождествлении этих течений, из которых второго, конечно, не существовало.

Обвиняя Троцкого в извращении партийной истории, сам Каменев ее грубо фальсифицировал. Троцкий разошелся с Лениным на II съезде РСДРП при обсуждении проекта устава партии. Каменев утверждал, что при выборах ЦК меньшевики хотели протащить туда Троцкого, Ленин на это не согласился, произошел разрыв, и Троцкий объединился с меньшевиками. Все это было ложью. В докладе Каменева не упоминалось, что Троцкий находился во главе Петербургского Совета в 1905 г. Вся первая часть доклада, посвященная дооктябрьскому периоду, почти полностью состояла из ленинских цитат, направленных против Троцкого. Троцкий в представлении Каменева был врагом ленинизма, врагом Октября. Свои же разногласия с Лениным, которые на самом деле в 1917 г. были реальными, тогда как Троцкий являлся тогда союзником Ленина, Каменев в целом проигнорировал. Только в самом конце доклада он формально признал, что его и Зиновьева ошибка «была громадной», но она продолжалась всего несколько дней и не имела каких-либо реальных последствий, причем внимание обращалось не на саму ошибку, а на то, что она не имела реальных последствий и используется теперь только злейшими врагами большевизма. Троцкий же, по словам Каменева, прибег к «отравленному оружию», предпринял «злопыхательскую попытку» создать правое, чуть ли не меньшевистское крыло в большевистской партии.