Текст книги "Султан и его гарем"

V
Атака Зоры

Вернемся теперь к Солии, к дочери пустыни, направлявшейся к палатке, где лежал раненый Сади без чувств.

Борьба ее была решена! Пред мертвой головой своего жениха призвала она снова на память долг кровавой мести, гневными словами отослав Эль-Омара, пошла к палатке. Занавесь ее не была откинута. Ничто не показывало, чтобы кто-нибудь был в шатре.

Кровавая Невеста вынула из ножен свой широкий блестящий хандшар[18]18
  Хандшар (ятаган) – обычное оружие на Востоке; оно длиннее кинжала, мало изогнуто и заострено с внутренней стороны. Рукоятка обыкновенно бывает из металла, но иногда и из слоновой кости и зубов моржа, у бедных же воинов – из дерева, и большей частью имеет дужку. Ножны покрыты кожей или бархатом. (Г. Б.)


[Закрыть] и держала его в своей сильной руке, чтобы немедленно совершить долг мести над лежащим без чувств врагом.

Она откинула занавесь шатра и вошла в него – она не хотела еще раз увидеть в лицо раненого, не хотела больше видеть его черты, чтобы не поддаться искушению.

Но когда она вошла в шатер и окинула его взглядом, ею овладел ужас – шатер был пуст! Не обманывало ли ее безумное ослепление чувств? Не грезилось ли ей? Нет! Неподвижно стояла она и глядела на то место, где недавно лежал Сади, – оно было пусто!

Ужас Кровавой Невесты был невыразим! Что случилось? Куда девался раненый враг? Кто у нее похитил его? Она откинула занавесь у входа, чтобы лунный свет мог лучше проникнуть во внутренность палатки – она искала его кругом с отчаянной торопливостью.

Раненый исчез, палатка была пуста. Ничего, кроме кровавой лужи на полу, не обозначало того места, где лежал Сади. Тогда в уме Солии мелькнула мысль, что никто другой, кроме Эль-Омара, не мог похитить раненого врага. Она застала его у шатра! Он наблюдал за ней и, может быть, заметил ее медлительность, и потому взял у нее врага, чтобы умертвить его. Солия содрогнулась – ее душил этот позор. Что, если Эль-Омар сообщил всему племени, что Кровавая Невеста медлила умертвить врага, и он у нее взял его, чтобы не видеть его пощаженным?

Этого не могла вынести Солия! Мысль эта сводила ее с ума.

Кто другой, как не он, мог сделать это? Она поместила раненого в пустую палатку, среди лагеря, рядом с шатром эмира.

Отряд солдат раненого бея был разбит, уничтожен, ни один враг не мог отважиться проникнуть в лагерь, который со всех сторон был тщательно оберегаем стражей.

Как фурия, как лишенная жертвы тигрица, вскочила Солия после напрасных поисков. В гневе выскочила она из шатра. Кругом ничего не было видно – лагерь был безмолвен и пуст.

Кровавая Невеста схватила свой сигнальный рожок, висевший у нее на поясе, и в ту же минуту раздался ужасно неприятный звук, извлеченный из рожка. Это был звук, потрясший окрестность, наполнивший всю долину; это был сигнал, известный всему племени, который очень часто ночью созывал воинов к битве. Страшно звучал он в тишине ночи.

Удивительно было действие этого рожка, В несколько секунд весь лагерь, в это время тихий и безмолвный, как будто вымерший, мигом пришел в движение, воины вскочили и ловили своих коней, застучало оружие, раздались приказания, и все в минуту, забывши сон, были уже готовы к бою.

Братья Кровавой Невесты вышли также из шатра, и старый Эмир явился узнать, что случилось и почему рожок антилопы призывал к выступлению.

– Слушайте! – вскричала Солия громовым голосом, неукротимое бешенство делало из нее гиену. – Идите сюда все! Случилось неслыханное дело! Ни на что не похожий, бесчестный поступок! Раненый враг, которого я хотела принести в жертву мести, сейчас у меня похищен из палатки, куда он был отнесен!

– Бей исчез? – воскликнул Абу-Фарези, один из братьев Кровавой Невесты. – Сам он не мог убежать!

– Он был без чувств, – отвечала Солия.

– Кто же похитил его у тебя? – спросил Абу-Варди, другой брат Солии. – Враг не мог проникнуть в наш лагерь.

– Это должен быть враг внутри лагеря, – воскликнула Кровавая Невеста, – я видела Эль-Омара, бродившего около палатки! Я требую отчета у Эль-Омара!

– Эль-Омар! Эль-Омар! – прозвучало по рядам палаток.

Молодой араб спокойно и гордо подошел к Солии и ее братьям.

– В чем обвиняют меня? – спросил он.

– В измене! – воскликнула Кровавая Невеста в страшном гневе. – Никто другой, кроме тебя, не мог похитить у меня раненого врага!

– Ты думаешь, что раз ты пощадила его и чувствуешь к нему любовь, то я исполнил за тебя твою клятву мести и умертвил бесчувственного бея? – отвечал Эль-Омар. – Я не сделал этого, я не нарушил твоего права.

Слова молодого араба были мгновенно прерваны. Солия в неукротимом бешенстве пустила в него копье. Позор, который нанес Эль-Омар Кровавой Невесте своими словами, возмутил и старого эмира и его сыновей. Копье Солии хотя и ранило молодого араба, но он пошатнулся только на минуту, и хотя кровь струилась из его тяжело раненного плеча, но он преодолел боль и бурю своих чувств и стоял, холодно улыбаясь и вполне владея собой.

– И ты смеешь, презренный, поносить меня! – воскликнула Солия. – Если бы я не заботилась о том, чтобы ты сознался, куда девал раненого врага, я бы немедленно убила тебя!

– Чтобы заставить меня молчать, ты хочешь учинить несправедливость! В первый раз пощадила ты врага, я видел это! Ты хотела остаться незамеченной – но я был свидетелем! Ты стояла на коленях перед врагом и с восторгом смотрела ему в лицо, вместо того чтобы убить его.

– Замолчи, дерзкий! – воскликнул Абу-Фарези. – Знаешь ли ты, на кого бросают подозрение твои злобные слова? Солия стоит выше подобного позора! Твоя злоба не попадет в нее! Но оправдайся и очисти себя от подозрения в похищении раненого врага, сделанного для того, чтобы раздражить Солию и бросить на нее подозрение.

– Да, очисти себя от этого тяжкого греха, Эль-Омар! – согласился Абу-Варди со своим братом. – Что скажет мой мудрый и высокий отец?

– Никто, кроме тебя, не был на месте! Очисти себя от подозрения! – сказал старый эмир.

– Я не знаю, где у Кровавой Невесты раненый враг! – отвечал Эль-Омар. – Спросите не у меня, а у нее, где он спрятан, ибо когда я вошел в палатку, прежде чем Солия вернулась в нее, раненого там уже не было, а Солия грозила мне смертью, если я подойду только к палатке! Говори, будешь ли ты отрицать это?

– Ты должен сознаться, презренная собака, куда ты девал врага! – воскликнула Солия, бледная и дрожащая от страшного гнева. – Ты должен сознаться, куда ты его дел, чтобы бросить мне это дерзкое обвинение.

– Мне не в чем признаваться, я уже сказал все, что знал, – отвечал Эль-Омар, также смертельно бледный от волнения. – Ты можешь убить меня, можешь меня замучить, но все окружающие воины знают истину!

– Смерть нечестивцу! – воскликнула Кровавая Невеста и ударила копьем своим молодого араба так, что он упал. – Признавайся, неверная собака, где у тебя враг?

Братья бросились к упавшему.

– Я умираю – из-за тебя, – сказал он угасающим голосом, – я ничего не знаю о враге, которого ты пощадила, – прошептал он, все более и более слабея.

В эту минуту раздался в конце лагеря дикий шум, поднялась невыразимая суматоха.

Но прежде чем рассказывать, что произошло далее в лагере эмира, мы должны пояснить, что было с Зорой, когда Сади оказался побежденным впятеро превосходящей его силой.

Отряд, которым командовал Зора-бей, шел по дороге, которая была удалена почти на четыре мили от караванного пути, по которому кочевали бедуины.

Кочевники были менее опасны, чем те, которые жили в селениях. А потому на Зору не было сделано ни одного нападения, и он не потерял даже ни одного из выезжающих разведать всадников.

Тем более удивился он, когда с наступлением ночи к его тремстам тридцати солдатам пристали еще двести пятьдесят человек и две пушки от Сади, так что последний удержал при себе только двести пятьдесят человек. Может быть, так говорил себе Зора, Сади разведал, что ему грозят впереди еще большие опасности. Потому он и отправил ему новый отряд, теперь он имел в своем распоряжении около пятисот пятидесяти солдат и четыре пушки и, когда настала ночь, приказал принять все меры предосторожности, чтобы в темноте не подвергнуться опасности.

На склоне одной горы Зора велел сделать привал, так как люди его утомились от далекого путешествия, а лошади и верблюды нуждались в коротком отдыхе. Ночное время есть лучшее для путешествия по пустыням, поэтому отдых не мог продолжаться долго. Зора сел на камень, между тем как его солдаты бросились на песок, и задумчиво смотрел на стоящих на посту часовых. Зора думал о прекрасной англичанке, которая влекла его, и он невыразимо тосковал по ней.

Он знал, что она была в дружбе со знатными лицами Англии, что состояла в высших должностях и, вероятно, имела тайные планы, посещая Турцию, но истинного назначения ее он разгадать не мог. В ней и ее прошлом было что-то таинственное для Зоры, и это придавало англичанке свою прелесть, он страстно желал поскорее увидеть прекрасную иностранку.

Зора сидел немного в отдалении от своих воинов и их бивуака. Когда, спустя короткое время, он поднял глаза, то заметил перед собой полускрытую в ночной темноте фигуру в лохмотьях, которая шла прямо на него.

Странно! Стражи, казалось, вовсе не окликнули ее, по крайней мере, он не слышал никакого звука – как же мог этот человек незамеченным проникнуть в лагерь?

Фигура подошла ближе, и тут, при лунном свете, Зора мог ясно увидеть блестящую золотую маску под головной повязкой.

– Золотая Маска! – пробормотал Зора. – Так и мне является это таинственное существо? Это предостережение о предстоящем несчастье! Она идет ближе!..

– Зора-бей! – прозвучал глухой замогильный голос, и молодой офицер невольно поднялся с места.

– Зачем зовешь ты меня, таинственный человек? – спросил он.

– Я пришел к тебе, чтобы отвести тебя к Сади-бею, – прозвучал глухой голос. – Следуй за мной с твоими людьми, я сведу тебя к врагу, который напал на Сади и победил его!..

– Значит, Сади в опасности?

Золотая Маска не отвечала ничего больше, она только махнула рукой в знак того, что Зора со своими солдатами должен следовать за ней. Зора велел немедленно бить тревогу. Надо было, не теряя ни минуты, поспешить на помощь другу! Каким образом проникла Золотая Маска в лагерь? Зора допросил стражей – никто ничего не видел, теперь же солдаты видели сгорбленную фигуру и преклонились перед ней. Отряд двинулся в путь. Зора бросился на лошадь, верблюдов погнали далее, и весь отряд поспешно двинулся снова в путь. Солдаты не знали цели этого поспешного выступления, они думали, что появление Золотой Маски было предостережением, и поэтому-то немедленно состоялся дальнейший поход.

Зора ехал впереди, солдаты торопливо следовали за ним.

Перед ними, утопая в полусвете и тумане, как тень, колебалась фигура Золотой Маски, показывая направление, в котором должен был двигаться весь отряд.

Вдруг с другой стороны показалось несколько фигур, и люди Зоры скоро узнали в них бегущих солдат Сади.

Беглецы были приведены к Зоре, и они рассказали ему о битве, которая случилась едва за одну милю от того места, где они теперь находились, об истреблении почти всего отряда, немногим удалось спастись бегством.

– А где же сам Сади-бей? – спросил Зора в беспокойстве.

– Я видел, как он, тяжело раненный, упал с лошади, и Кровавая Невеста взяла его с собой, – отвечал солдат.

– Вперед! – скомандовал Зора. – Нужно отомстить коварным арабам за смерть павших! Они убили наших товарищей!

Громкими криками одобрения были встречены эти слова предводителя. И, следуя за далекой темной тенью, весь отряд устремился так быстро, как только мог, по непроходимой пустыне. Они доверились Золотой Маске. Но что, если таинственное видение манило их в бесконечную даль? Что, если призрачная фигура, как блуждающий огонь, увлекала войска Зоры в опасность?

Сади был в руках той, исполненной кровожадности и мести девушки, которая умерщвляла всех своих врагов! Если б Зора не поспешил, помощь его пришла бы поздно…

Наконец, когда уже утро должно было сменить ночь и луна скрылась, призрачная фигура Золотой Маски исчезла вдали за холмом. Когда же Зора со своими солдатами приблизился к этому холму, она внезапно показалась снова. И пристально всматривающемуся Зоре показалось, что фигура протянула руку в том направлении, куда он должен был идти. Он последовал по этому направлению и достиг ущелья, которое лежало между двумя крутыми холмами.

Высланные вперед разведчики скоро вернулись с важной и радостной вестью – в ближайшей котловине находится неприятельский лагерь.

Зора приказал расставить пушки, чтобы на всякий случай иметь возможность бомбардировать лагерь, и пробрался вперед со своей кавалерией и пехотой. Но так как ущелье было очень узко, то он мог только частями пробираться вперед и, достигнув лагеря, только с этой частью войск мог начать атаку. Он устремился вперед и достиг места, с которого при бледном утреннем свете увидел перед собой лежащий в долине лагерь. Зора мог даже заметить, что в последнем происходило смятение.

В эту минуту арабский часовой заметил в ущелье наступающего неприятеля.

Зора уже повел своих солдат на приступ, и передний отряд выступил из ущелья.

Перед лагерем произошла дикая схватка. Застигнутые врасплох неожиданным нападением, арабы, не знавшие, что за неприятель и какова его численность, в следующую минуту с достойной удивления отвагой и присутствием духа были уже готовы отразить врага. Эта-то тревога и дикий шум, внезапно возникшие в лагере, и достигли слуха Кровавой Невесты, когда она в слепой ярости убила молодого воина, осмелившегося перед всеми обвинять ее в любви и трусости и обратить ее короткое колебание в позор.

Весть о битве с быстротой молнии достигла эмира и его приближенных, и почти в ту же минуту прозвучал боевой сигнал.

Вооруженные арабы устремились на маленькую кучку врагов, проникшую в ущелье, и здесь вспыхнула отчаянная битва. Поспешно двигались из ущелья солдаты Зоры за своим смелым командиром и поражали арабов, которые не могли отступить, так как задние теснили передних. Около тысячи воинов эмира обороняли лагерь. Зора же имел в своем распоряжении не более половины этого числа, и если б он еще мог всех разом повести в атаку, а то в то время, как он с небольшим числом солдат сражался впереди, остальные находились еще в ущелье, не имея возможности ударить по врагу и, следовательно, помочь ему. А потому он терпел страшный урон: между тем как вся толпа арабов бросилась на него и его солдат и превосходством сил способна была подавить их, стоявшие позади теснили передний отряд Зоры и мешали вести боевые действия. Он не мог двинуться ни взад, ни вперед. Если же бы он пал со своим передним отрядом, то арабам оставалось только снова впустить остальную толпу его солдат в долину и изрубить их.

Зора понял эту страшную опасность.

Он обратился к ратникам со словами воодушевления, и ему удалось немного отбросить назад арабов. Тогда передние ряды сейчас же подались вперед, а остальная часть, бывшая в ущелье, взобравшись на возвышенные места, принялась стрелять по арабам. Это ободрило остальных, и Зора начал шаг за шагом подвигаться вперед со своими мужественно бившимися солдатами, неодолимо тесня неприятелей к лагерю и пробиваясь вперед по трупам павших.

В эту минуту страшной для арабов опасности Кровавая Невеста бросилась с развевающимся зеленым знаменем между сражающимися, трубя в рог.

С громким криком бросились они снова на врагов, и удар был так силен, что воины Зоры заколебались. Зора отчаянно сражался, и его мужество стоило многим арабам жизни, но даже его стойкость не имела успеха, так как враги, столпившись около Кровавой Невесты и ее братьев, стояли твердой, непреодолимой стеной.

В ту минуту, когда Зора увидел, что все храбрецы его падали один за другим, а Кровавая Невеста со страшным хохотом отрубила голову одному раненому и надела ее на острие копья, когда братья этой ужасной девушки уже прокричали победные клики и воины с дикими возгласами бросились в рукопашный бой, с вершины горы дошел в лагерь глухой шум, и вслед за тем внизу раздался страшный грохот, как будто бы произошло землетрясение.

Пушечное ядро было пущено с вершины в лагерь и снесло несколько палаток.

Вслед за тем земля еще раз содрогнулась от взрыва. На этот раз ядро второй пушки, уже вернее направленное, попало прямо в гущу арабского войска.

Страшное замешательство, внезапный ужас охватили воинов Кровавой Невесты. Они увидели себя с обеих сторон окруженными неприятелем. Как попали туда пушки? Не новый ли отряд турецкого войска приближался с другой стороны? Едва Зора заметил действие пушек, едва увидел он, что враги смешались, он с удивительной ловкостью воспользовался этим.

Лошадь была под ним убита, он сражался пеший, теперь Зора с диким криком повел своих воинов против растерянно смотревших на вершину горы арабов. Отчаяние и нерешительность овладели воинами Кровавой Невесты, и даже ее знамя не могло более воодушевить на защиту лагеря арабов, упавших духом.

Они бросились к лошадям, и, когда третье ядро снова было пущено в их стан, ничто уже не могло более удержать их и помешать их дикому бегству.

Правда, небольшая кучка еще сражалась вместе с эмиром, его сыновьями и Кровавой Невестой, но и они были смяты потоком ворвавшихся в долину солдат Зоры.

Увидев наконец, что держаться более было невозможно и что земля покрыта трупами их товарищей, остальные арабы также предпочли спастись бегством.

Зора со своей кавалерией преследовал их и разбил наголову, так что эмир сохранил не более половины своих воинов.

Но и турки понесли тяжелые потери, и победа дорого обошлась им! Но они завладели неприятельским лагерем и нашли в нем богатую добычу ковров, лошадей и съестных припасов, последним в особенности были они очень рады, и немедленно разделили их между собой.

Зоре необходимо было напасть на след Сади, но все его старания были тщетны, оставалось предположить, что он был убит. Хотя Зора страшно отомстил за его смерть, но не мог вернуть своего друга! В шатрах не нашлось никакого следа Сади, а пленные и раненые арабы охотнее умирали, чем давали хоть малейшие сведения.

VI
Безумный софт

В Башне мудрецов сидели рядом на диване Шейх-уль-Ислам и его помощник Гамид-кади, совещаясь друг с другом.

– Гяуры[19]19
  Гяур – неверный, так магометане унизительно называли христиан.


[Закрыть] сами подадут повод к тому, чтобы истребить их огнем и мечом, – сказал Мансур-эфенди. – Новые донесения, дошедшие до меня, показывают, что возмущение неизбежно! Тогда Полумесяц накажет ненавистных и поступит с ними так, как они того заслуживают!

– А какие известия получил ты сегодня из Салоник? – спросил Гамид-кади.

– Еще несколько недель тому назад я говорил тебе, что в Салониках также должны произойти события, которые дадут повод заступиться за веру. Одна болгарская девушка, по имени Варда, хочет выйти за приверженца нашего пророка; он требует от христианки перехода в ислам. Родители ее против этого, а население города разделилось на две партии. Пустые причины часто имеют важные последствия! Задачей муфтия и губернатора будет подогреть волнение. Настал час оказать услугу делу нашей веры!

– Не слишком ли будет велик мятеж гяуров, мой мудрый брат? – спросил Гамид-кади. – Я знаю, что ты действуешь крайне осмотрительно, но позволь напомнить тебе, что восстанут все вассальные княжества и своей численностью легко могут превзойти наши военные силы!

– Все это уже взвешено мной, брат мой, – отвечал Мансур-эфенди. – Мы должны воспользоваться случаем доказать наше влияние и показать всем, как в любом деле необходима наша помощь.

– Это необходимо!

– В случае, если вспыхнувший мятеж достигнет такой силы, что имеющееся у нас войско окажется недостаточным, наше дело доказать, что стоит нам произнести слово – и каждый мусульманин с оружием в руках выступит на священную борьбу за веру, – продолжал Шейх-уль-Ислам. – И что не удалось султану и его визирям, то совершит одно наше слово!

– Твой план хорош, брат мой, но вот что: мы можем двумя различными путями доказать, как необходима наша помощь! Один из них ты только что назвал, сейчас я укажу тебе другой. Государственная сокровищница пуста, казна растрачена! Те небольшие суммы, которыми еще могут располагать министры, скоро истощатся, если мятеж примет большой размах. Ты не хуже меня знаешь, надолго ли хватает даже огромных сумм, если за ними жадно тянутся тысячи тысяч рук! Мой совет – избрать второй путь! Когда совершенно истощится казна, помощь должна прийти от нас. Суммы, которые находятся в нашем распоряжении, окажут необходимую помощь, которой никто и не ожидает в серале.

– Наш разговор навел меня на мысль о недавно прочитанных мною рукописях, принадлежавших старому толкователю Корана Альманзору, который выдает себя за потомка калифов из дома Абассидов, – сказал Мансур-эфенди.

– Документы доказывают справедливость его притязаний, – возразил Гамид-кади. – Я рассмотрел бумаги, они подтверждают все.

– Я с этой целью и отдал их тебе, – продолжал Мансур-эфенди. – Я прочел и другие рукописи и наткнулся на один удивительный древний документ, написанный неразборчивым почерком. Я постарался, однако, разобрать его и узнал, что последний из калифов перед своим бегством спрятал в безопасное место все громадные сокровища дома Абассидов; но место, где калиф спрятал богатства своего дома, указано неясно, к тому же эти указания отчасти стерты. Мне удалось только разобрать, что сокровища велики и что они спрятаны в безопасном месте, под камнями. Вы с ученым Али-шейхом возьмите документ, подробно рассмотрите его, – продолжал Мансур-эфенди, – и постарайтесь узнать, на какое место указывает составитель этого документа. Если мы отыщем его, мы можем приступить к делу, пополнив этими сокровищами нашу казну.

– Мы с Али-шейхом сейчас же разберем документ, как только ты передашь его нам, – отвечал Гамид-кади.

В эту минуту в залу совета вошел молодой дервиш и низко поклонился обоим могущественным сановникам.

– Ходжа Неджиб! – доложил он.

– Приведи его сюда! – приказал великий муфтий.

– Не этому ли ходже поручил ты надзор за софтом? – спросил Гамид-кади.

– Да, Неджиб стережет дом софта Ибама.

Молодой дервиш открыл двери и впустил в залу совета высокого, худощавого, одетого в черное, мужчину. Ходжа Неджиб со всеми знаками раболепства бросился на колени перед муфтием.

– Зачем ты пришел? – спросил Шейх-уль-Ислам.

– Не гневайся на меня, великий и мудрый Баба-Мансур, за то, что я оставил свой пост в доме, где находится чудо, – отвечал ходжа Неджиб, – это было необходимо! Я не смел мешкать долее! Софт Ибам сошел с ума!

– Как давно заметил ты это?

– С прошлой ночи.

– И ты только теперь пришел сюда доложить об этом?

– Я думал, это пройдет! Сначала мне казалось, что софт шутит, и я уговаривал его оставить эти неуместные шутки. Теперь же безумие его усиливается.

– Что же он делает?

– Он громко хохочет и кричит, что чудо не что иное, как обман, что люди допускают морочить себя и что все это одно плутовство!

Мансур-эфенди и Гамид-кади обменялись быстрым взглядом.

– Где теперь безумный софт? – спросил первый.

– Я запер его наверху в комнате.

– А где чудо?

– В другом покое. Я запер дом на замок.

– Слышали ли люди слова сумасшедшего?

– Да, мудрый Баба-Мансур. Они кричали, что софт не безумный, а говорит правду. Это очень радовало Ибама: он обнимал мужчин и кричал, что есть еще на земле люди, которые в состоянии понять его. Он добивался сверхъестественного, ломал над ним голову, исследовал его, но чудо отнюдь не было его произведением, плодом его трудов. Оно стало низким обманом – и снова начинал насмехаться над людьми, собравшимися в доме. Не зная, что делать, что отвечать на его безумные слова, они вопросительно глядели друг на друга, пожимали плечами, шептались, другие вторили его смеху и уходили прочь. Во всем виноват софт, и если, мудрый Баба-Мансур, ты в эту же ночь не прикажешь увезти его, он принесет несчастье своим безумием.

– Вернись как можно скорее в дом софта, не далее как сегодня ночью я сам приеду туда.

– Приезжай, мудрый Баба-Мансур, и посмотри сам, правду ли сказал твой раб Неджиб!

– А до тех пор ты отвечаешь мне головой за то, что софт не сделает никакого бесчинства и ни одна душа не будет к нему допущена, – сказал Шейх-уль-Ислам. – Если Ибам сумасшедший, его здесь у нас вылечат. Если же это притворство и им руководит злой умысел, тогда он получит свое наказание. Ступай!

Ходжа Неджиб встал, низко поклонился и оставил залу совета.

– Этот софт кажется мне опасным, – сказал Гамид-кади. – Подобные натуры с независимыми идеями и средствами к исследованию их могут наделать много вреда, и потому их нужно обезвредить.

– Я согласен с тобой, брат мой! Если софт не безумный, а только притворяется им, мы найдем средство привести его к сознанию своей вины, наказать его и положить конец его козням, – отвечал Шейх-уль-Ислам. – Сегодня же ночью я приму надлежащие меры, разузнаю обо всем, и, в случае нужды, он будет обезврежен.

При этих словах Мансур-эфенди позвонил.

Молодой привратник с поклоном вошел в комнату.

– Передай приказание, чтобы три дервиша ждали меня внизу, у кареты, – сказал Шейх-уль-Ислам, – пусть шейх выберет трех самых сильных дервишей и снабдит их веревками и платками.

Привратник удалился.

– Прежде чем отправиться к софту, – обратился Мансур к Гамиду-кади, – я хочу передать тебе, брат мой, тот документ, в котором упомянуто о сокровище калифов, чтобы ты вместе с Али-шейхом разобрал рукопись.

– Я не выпущу ее из рук и буду беречь как зеницу ока, брат мой! – отвечал Гамид-кади и вместе с Мансуром поднялся с места.

Они подошли к двери, которая вела в смежную комнату Башни мудрецов.

Тут помещалось несколько вделанных в углублениях стены со сводами шкафов, хорошо укрепленных и запертых на замки. В них содержались важнейшие документы. В этом и днем и ночью оберегаемом месте они были в безопасности.

Гамид-кади взял со стола канделябр с зажженными свечами и вместе с Мансуром подошел к среднему шкафу.

Шейх-уль-Ислам вынул несколько маленьких ключиков. Одним из них он отворил маленькую железную дверцу. Гамид-кади светил ему.

Вдруг Мансур отскочил, как бы охваченный внезапным ужасом; бледный как полотно, он смотрел на пустую полку шкафа.

– Что с тобой, брат мой? – спросил Гамид-кади.

– Документов нет! – вскричал Мансур.

– Пропали документы? Быть не может!

Шейх-уль-Ислам торопливо обыскал прочие полки – все остальные бумаги были нетронуты, не было только тех, которые он искал.

– Все тут, все остальные документы в наличии, – сказал он глухим голосом. – Нет только тех, которые мы отняли у толкователя Корана Альманзора и нашли в его доме! Это непостижимо! Никто не может проникнуть в эти покои! Никто не может добраться до шкафов! Однако ж документов нет!

– Я ровно ничего не понимаю, – сказал Гамид-кади.

– Документы похищены! – повторил Шейх-уль-Ислам. Но вдруг, казалось, ему пришла в голову мысль, пролившая свет на этот непостижимый случай. – Золотая Маска! – прошептал он, побледнев и задыхаясь от волнения; перед ее появлением в руинах документы были еще в шкафу! Теперь их там нет!

Но он скоро оправился от своего волнения и с гордой улыбкой обратился к совершенно растерявшемуся от испуга Гамиду-кади.

– Не все еще пропало, брат мой, – сказал он. – Я был настолько предусмотрителен, что снял точную копию с документа. Хотя неразборчивые места еще менее ясны в копии, все же еще не совсем пропала надежда объяснить их, я точь-в-точь скопировал все буквы.

– Какая счастливая мысль, мой мудрый брат! – воскликнул Гамид-кади, свободно переводя дух. – Где эта копия?

– Не здесь, она в моем архиве в городе! Завтра я вручу тебе ее, и ты можешь тогда, вместе с Али-шейхом, приняться за работу, – сказал Шейх-уль-Ислам и снова запер шкаф.

Затем оба вернулись в залу совета, и там Мансур-эфенди простился с Гамидом-кади.

Последний остался еще в развалинах окончить свои дела, а Мансур-эфенди отправился к ожидавшей его карете.

Возле кареты стояли трое дервишей. Мансур приказал им сесть к нему в карету и, вполголоса отдав приказание кучеру, сам последовал за ними. Карета быстро покатилась по направлению к Бостан-Джалли и остановилась перед домом Ибама, возле большого минарета.

Двери дома были заперты, окна завешаны. Толпа, всегда осаждавшая дом софта, мало-помалу разошлась, осталось только несколько нищих и калек.

Шейх-уль-Ислам вместе со своими провожатыми вышел из кареты и постучался.

В одну минуту ходжа Неджиб открыл дверь и впустил Мансура и трех дервишей.

– Где софт? – спросил его Шейх-уль-Ислам.

– Разве ты не слышишь его голос, мудрый Баба-Мансур? – спросил Неджиб, указывая наверх, откуда раздавался звонкий хохот, прерываемый криками, которых, однако, нельзя было разобрать.

– А где Черная Сирра?

– Она ни во что не вмешивается, кротка и покорна, я думаю, она теперь спит.

– Проводи нас наверх, к софту! – приказал Мансур-эфенди.

Неджиб взял лампу и пошел впереди, освещая путь. Шейх-уль-Ислам последовал за ним в сопровождении трех дервишей.

Ибам утих на минуту, но, услыша приближавшиеся шаги, он снова завопил:

– Новые гости! – кричал он. – Все верят в обман!

Мансур приказал дервишам ожидать его дальнейших приказаний, а сам вместе с Неджибом вошел в комнату, где находился безумный софт.

Едва только свет проник в комнату, как Ибам принялся бросать на пол все лежавшие на столе деньги и вещи, которые люди, веря в чудо, приносили в его дом, и в бешенстве топтать ногами.

– Это грехом нажитые деньги! – кричал он. – Прочь! Все это обман, гнусный обман! И я еще должен ему содействовать! Ни за что на свете! Ха, ха, ха! И люди ничего не понимают! Чудо это – дело не моих рук, это – твое произведение, великий муфтий! – кричал он, вытянув руку и указывая дрожащими пальцами на Шейх-уль-Ислама, мрачно смотревшего на не го. – Это твое дело, и я не желаю, чтобы мой дом служил для такой низкой цели! Завтра я созову сюда всех софтов! Пусть только они придут, я расскажу им все! Пусть они рассудят.

– Узнаешь ты меня, Ибам? – спросил Мансур-эфенди.

– Как мне тебя не узнать, ты великий муфтий, ты Баба-Мансур! Хорошо ты сделал, что пришел! Я не хочу иметь никакого дела с чудом и не желаю, чтобы оно оставалось в моем доме. Сними с плеч моих эту обузу и девай ее куда хочешь! Возьми у меня и эти деньги, они внушают мне отвращение и гнетут мою душу! Я не хочу принимать в этом никакого участия!

– Не чувствуешь ли ты себя больным, Ибам? – спросил Мансур-эфенди.

В ответ на эти слова софт разразился резким хохотом и язвительная усмешка исказила его бледное лицо.

– Ага, вот как, понимаю! – воскликнул он. – Не болен ли я? Да, кажется, я сумасшедший! Ха, ха, ха, тебе это угодно! Я безумный! Сумасшедший!

– Ибам, ты слишком разумно отвечаешь, чтобы уверить нас, что ты впал в безумие!

– Слишком разумный! Не помешан! В таком случае я ровно ничего не понимаю.

– Я объясню тебе все. Ты притворяешься безумным, ты намерен совершить постыдный обман с какой-то неизвестной мне целью! – вскричал Шейх-уль-Ислам, смерив софта презрительным взглядом. – Ты, конечно, принадлежишь к тем вольнодумцам, которые гордятся, противясь мне. Но вы все погибнете от моей руки!