Текст книги "Дон Карлос. Том 2"

– Ваши слова успокаивают меня, – сказал бригадир и вместе с Топете простился с маршалом, проводившим их до дверей.

Оставшись один, он глубоко задумался.

Со всех сторон его убеждали стать во главе государства, и сам он сознавал необходимость решительного шага, потому что нынешнее положение Испании могло привести ее только к гибели.

III. Площадь Растро

В одном из тех кварталов Мадрида, где живет самая бедная часть населения, среди бесчисленных мрачных, грязных переулков есть большая площадь, окруженная жалкими домишками.

В каждом большом городе Испании в бедных кварталах есть такая площадь, предназначенная для торгов» ли всем чем угодно. Ее называют Растро, что означает «след». Это название произошло, вероятно, оттого, что здесь обычно продают много краденых вещей, и потерпевший идет прежде всего сюда, так как здесь скорей всего можно напасть на след вора.

В Мадриде эта торговая площадь занимает огромное пространство и очень популярна среди населения.

Тут можно найти все необходимое: здесь продают не только фрукты, мясо, вино, печенье и лакомства, но и одежду, платки, вуали, разные женские украшения, посуду, образа, амулеты, и все это зачастую сильно подержанное. Возле дорогого плаща висит старое платье цыгана, заржавленная сковорода стоит рядом со статуэткой святой Клары, дорогое коралловое ожерелье лежит возле кухонной ложки, розовый венок повешен вместе со старыми револьверами, шелковое платье висит на ручке старой метлы, и вышитая мантилья лежит возле жирной кухонной посуды..

На всем отпечаток национального характера – страсть к нарядам и неопрятность.

Тут же аппетитно разложены продукты, а рядом головы и внутренности разных животных, всюду отвратительный запах от лавок и столов, цыгане и воры бродят вокруг или лежат у порогов домов, кричат торговки, хихикают публичные женщины, указывая своим любовникам, что им хочется купить.

После захода солнца на Растро начинается оживленное движение, площадь становится местом сборища самых подозрительных личностей.

Здесь человек с разбойничьим лицом продает за бесценок краденую серебряную чашу, там у цыгана торгуют старую широкополую шляпу, немного дальше несколько человек с жадностью поедают пухеро, пальцами заменяя и нож, и вилку. В углу старая цыганка гадает девушкам и за небольшую плату дает напрокат засаленные карты, а в другом месте поднялся крик, там альгвазил задержал вора с крадеными вещами. Вот погонщики мулов торгуют старую узду, а тут теснится толпа у столика, где продают лимонад.

В нишах некоторых домов, окружающих площадь, разложены веера и зонтики, пестрые букеты, золотые вещи и жемчуг, там же толпится народ. Уже наступил вечер. У одной из ниш стояли трое мужчин, тихо разговаривая. Двое – коренастые, приземистые, по-видимому, подчиненные третьего, одетого намного лучше. Его костюм, соответствовавший несколько суровой весне, говорил о принадлежности к высшему сословию. У него было бледное безбородое лицо и беспокойные высматривающие глаза.

– Вы будете стоять недалеко, в стороне, – сказал он двум другим, и те кивнули в знак согласия. – Вам известны ваши обязанности! Главное, следите за тем, чтобы мне не помешали. Если услышите крик, как-нибудь задержите и успокойте тех, которые поспешат на него, затейте драку между собой, чтобы отвлечь внимание и шумом заглушить крик.

– Понимаем, сеньор, – отвечал один из двух, – все будет сделано!

– Знаете вы лавку старого Моисея?

– Как же, там еще ниша в простенке.

– Ступайте и встаньте недалеко от нее, – приказал третий.

Оба тотчас отошли и смешались с толпой, он же подошел к лавке старого торговца драгоценностями Моисея, разбогатевшего на продаже и покупке золота и бриллиантов.

Старый Моисей прежде был бедным старьевщиком и нажил свое богатство терпеливым, честным трудом. Все ювелиры обращались к нему для закупки жемчуга, рубинов, смарагдов. Ни у кого не было такого огромного выбора драгоценных камней, как у Моисея. Часто к нему обращались парижские ювелиры. Но несмотря на свое богатство, Моисей не переехал в какой-нибудь великолепный магазин на площади Майор, а остался в той же незаметной лавчонке, где разбогател.

Кроме того, он вел и денежные дела, и многие знатные доны были его должниками.

Маркиз де лас Исагас только что вошел к нему, и старый еврей в черной шапочке на лысой голове и с длинной седой бородой почтительно встретил молодого офицера. Моисей взвешивал старые золотые кольца и чаши, сидя у своего рабочего стола в глубине лавки. Поднимаясь навстречу маркизу, он вытер руки о полы длинного темного, сильно поношенного кафтана.

– Добрый вечер, сеньор маркиз, – сказал он, кланяясь и снимая шапочку.

– Не открывайте головы, Моисей, у вас ведь совсем нет волос.

– Ничего у нас нет вечного, сеньор маркиз, все суета… Но что с вами? Вы так бледны и встревожены, сеньор маркиз, как будто случилось какое-нибудь несчастье! – испуганно вскричал старый еврей.

– Пустяки, Моисей, мне немножко нездоровится.

– Немножко нездоровится? Гм… Старый Моисей не смеет спрашивать… – недоверчиво сказал еврей, – но от легкого нездоровья не проваливаются так глаза, а они у вас недавно еще были такие блестящие и ясные! Нет, сеньор маркиз, у вас болит там, глубоко, – прибавил он, указывая на грудь, – ну да я ведь предсказывал, что прекрасная Альмендра заставит болеть сердце сеньора маркиза, всегда предсказывал… Но все бывает к лучшему, сеньор маркиз!

– Вы хороший человек, Моисей, и очень опытный, – отвечал молодой офицер. – Но к делу. Завтра первое апреля, сколько я вам должен?

– О, если б все мои покупатели были такими аккуратными, благородный дон! – похвалил старик, вынимая из железного шкафа кожаную папку. – Но зато ведь никто и не даст денег под такие маленькие проценты, как я сеньору маркизу.

– Я знаю, вы честный человек, Моисей, не ростовщик.

– Если б я был ростовщиком, Боже праведный, тогда сеньор маркиз, несмотря на свои богатства, давно уже был бы в крайней нужде… Завтра вам следует заплатить пятьдесят тысяч дуро, вот расписки – одна в тридцать и две по десять тысяч.

– Хорошо. Вот деньги, Моисей, – сказал молодой человек, вынимая из изящного бумажника несколько банковских билетов и отсчитывая пятьдесят тысяч дуро.

– Совершенно верно, сеньор маркиз. Не надо ли каких украшений? Вчера я приобрел кольцо с бриллиантами… Его продала принцесса Альба… Это старинная вещь, а какой бриллиант, сеньор маркиз! Какая игра…, точно радуга!

– Сегодня мне ничего не надо, Моисей, берите же деньги.

– Очень благодарен, сеньор маркиз.

– Теперь вот что, Моисей: у меня остается сто пятьдесят тысяч дуро, они мне сегодня не понадобятся, не возьмете ли вы их на сохранение на несколько дней, а может быть, и недель?

– Большая сумма, сеньор маркиз, но я охотно сделаю это, – отвечал старый еврей, не заметив, что к стеклу окошечка лавки прильнуло чье-то лицо, как будто высматривая, что у него делается. – Подождите минутку, сеньор маркиз, – прибавил старик.

– Что такое, Моисей?

– Я только напишу вам расписку.

– Мне от вас не нужно никакой расписки, Моисей.

– Благодарю, благодарю вас за такое доверие, сеньор маркиз, оно приятно сердцу старого еврея… Сто пятьдесят тысяч дуро без расписки! Да это капитал, который может дать возможность блестящего существования целой семье… И без всякой расписки! – вскричал старик, и на глазах его блеснули слезы радости. – Но я не могу согласиться на это, сеньор маркиз!

– Нет, пусть так; большая часть этих денег может мне понадобиться раньше, чем я ожидаю, – сказал молодой человек, – мне просто не хочется оставлять деньги при себе, и потому я принес их вам на сохранение. Прощайте, Моисей!

– Расписку, сеньор маркиз! Но Горацио уже ушел.

– Не взял расписки, – пробормотал Моисей, глядя ему вслед. – Ну, деньги его не пропадут, я сберегу их. Это, однако, большое доверие, я бы и десятой доли этой суммы никому не доверил бы. Он еще молод и неопытен, но не Моисей научит его горькому опыту.

Старик спрятал банковские билеты в железный шкаф; там только на верхней полке лежали деньги, а на остальных полках были драгоценные камни и разные другие ценные вещи; потом он снова сел к рабочему столу.

Вдруг дверь опять отворилась.

В лавку вошел изящно одетый мужчина с высматривающим взглядом и бледным безбородым лицом.

Моисей взглянул на него и подошел к узенькому прилавку, отделявшему его от покупателей. Вошедший был ему совсем незнаком.

– Вы торговец ценностями Моисей?

– Точно так, сеньор! Что вам угодно?

– У меня к вам есть дело, – важно сказал незнакомец, немного распахнув пальто и выставив напоказ дорогую шейную булавку, – но мне надо знать, делаете ли вы крупные покупки и хорошо ли платите.

– Я покупаю все, что имеет ценность и может быть хорошо продано, а насчет платы – никто другой не даст того, что я! Справьтесь об этом в Париже, Лондоне, Брюсселе… Что вы хотите продать?

– Наследство графа Лерма. Там одних бриллиантов будет на миллион.

– На миллион? – с удивлением спросил Моисей.

– Пожалуй, и на полтора. Кроме того, есть еще золотая и серебряная посуда на сто кувертов, шпага Филиппа II, украшенная бриллиантами и смарагдами, две шейные цепи чистого золота с бирюзой, пояс, убранный драгоценными камнями, – подарок султана, и многое другое.

– Богатое наследство!

– Мне поручила совершить эту продажу графиня, живущая обычно в Севилье; сейчас она приехала в Мадрид.

– Вы, вероятно, родственник сиятельной графини? – спросил Моисей.

– Нет, я ее доверенное лицо.

– Так, так!

– Но дело в том, что надо торопиться с продажей; графиня не хочет долго оставаться в Мадриде, – сказал незнакомец.

– Это невозможно, сеньор, я должен прежде увидеть вещи. Они тоже здесь, в Мадриде?

– Да, и я хотел бы знать, располагаете ли вы достаточными суммами, чтобы заплатить наличными?

Старый Моисей самодовольно усмехнулся.

– Если есть, что купить, сеньор, так найдутся и деньги, хотя бы понадобились и два, и три миллиона!

– И сумма у вас при себе?

– При себе? – с удивлением спросил Моисей.

– То есть я хочу спросить, вы не задержите графиню с уплатой?

– Ни малейшим образом, сеньор. Где можно будет увидеть вещи сиятельного графа Лерма?

– Пойдемте сейчас со мной.

– Сейчас? Нет, сеньор, сейчас этого нельзя сделать.

– Так назначьте время завтра утром, я предупрежу графиню и спрошу, будет ли ей угодно принять вас.

– Лучше всего завтра, пораньше, до открытия лавки, сеньор.

– Хорошо. Так, я надеюсь, мы уладим дело. Вы принесете необходимую сумму?

– Нет, сеньор, – отвечал Моисей, указывая на шкаф, – но вы можете не беспокоиться – чего не хватит, я возьму в банке, чтобы не задерживать графиню, если, конечно, порешим дело.

– Хорошо, так я предупрежу ее и сегодня же вечером сообщу вам ее решение, – сказал незнакомец, – я буду здесь через полчаса.

– Жду вас, сеньор, – сказал Моисей, поклонившись. Незнакомец ушел, старик смотрел ему вслед.

– Граф Лерма… – пробормотал он, – действительно какой-то граф Лерма умер несколько недель тому назад… И графиня уже торопится продать наследство? Гм, странно! Вообще, дело кажется мне не совсем ясным. Но подождем до завтра!

Он снова хотел сесть за работу, как дверь опять отворилась…

– Тс-с, Моисей! – тихонько сказал чей-то голос.

– Что такое? А, это ты, Захария? – сказал старик, увидев просунувшуюся в дверь голову еврея с черными пейсами и длинным горбатым носом; это был меняла Захария, имевший тут же неподалеку свою лавку. – Входи, – прибавил старик, – что тебе надо?

– Зачем к тебе приходил этот человек, Моисей?

– Дело есть завтра утром.

– Ты его знаешь?

– Сегодня видел в первый раз. Его прислала графиня Лерма для покупки у нее наследства.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Захария, войдя в лавку. – А я ведь узнал его – это чиновник Толедского банка Бартоло Арко, которому так внезапно отказали от места после большой пропажи, потому что на него падало подозрение в соучастии.

– Бартоло Арко – ты ошибся, Захария!

– Не будь я Захария, если это не так! Ведь ты знаешь, что я прежде жил в Толедо у известного банкира Леви, и мне часто приходилось бывать в банке.

– Но к чему же он стал бы мне рассказывать о графине?

– Берегись, Моисей, он, наверное, и здесь замышляет грабеж!

– Грабеж?

– Да ведь в банке ему отказали от места именно из-за подозрения!

– Но какой же здесь может быть грабеж? Я только пойду с ним к графине. Мне показалось, что он просто ее возлюбленный.

– Все так, но что ты скажешь, если в твое отсутствие его помощники оберут твою лавку?

– Да я не пойду с ним ночью или вечером, я назначил утренний час.

– Ты умно сделал. Смотри, Моисей, не оставляй здесь на ночь всего, возьми ценные вещи с собой на квартиру. Мало ли что может случиться? Как только я увидел Бартоло Арко, мне сразу пришло в голову, что он опять что-то замышляет. Ты богатый человек, это все знают, и в твоей лавке найдется чем поживиться.

– Разве это так легко сделать, Захария? Ведь тут ставни на окнах, двери железные, стены тоже обиты листовым железом.

– Спокойной ночи, Моисей!

– Прощай, Захария!

Меняла ушел от старого единоверца, так как был уже девятый час и он заканчивал в это время свои дела.

Моисей тоже в эти часы запирал свою лавку. Старик подошел к окну, закрыл тяжелые железные ставни, погасил газ, оставив только один рожок над прилавком, и собрался уже потушить лампу на рабочем столе, как дверь быстро отворилась и вошел прежний незнакомец.

Он, казалось, шел очень быстро или был сильно взволнован. Глаза его блестели и беспокойно бегали, лицо было еще бледнее прежнего.

Моисей остановился за прилавком и вопросительно посмотрел на него.

– Я вернулся сказать вам, что графиня согласна, – сказал незнакомец. – Завтра в девятом часу утра я зайду за вами. Где вы живете?

– Ну, это не так близко, сеньор, – отвечал старик, – вы не беспокойтесь, около девяти часов я буду ожидать вас здесь, перед лавкой.

– А чтобы вы знали заранее, что и за сколько продается, – продолжал незнакомец, вынимая из кармана бумагу, – я принес вам подробный список.

– Очень хорошо, сеньор, – отвечал старый Моисей, сомнения которого снова начали рассеиваться.

Незнакомец разложил лист на прилавке, обратив внимание еврея на самые ценные вещи, и в то время как тот наклонился над бумагой, он поднял руку, как будто для того, чтобы усилить газ. В руке у него блеснуло что-то острое…

Старик хотел поднять голову, но в ту же минуту упал от страшного удара ножом, почти лишившись сознания…

Бартоло Арко не мог так же быстро повторить удар, потому что еврей лежал по другую сторону прилавка.

Между тем старик громко закричал, и, прежде чем разбойник открыл прилавок и подбежал к нему, он успел еще раз изо всех сил позвать на помощь… И вдруг замолк… Второй удар лишил его сознания, а третий убил совсем.

На улице или наверху в доме послышались голоса бежавших на помощь. Бартоло Арко, новый член Гардунии, испугался, увидев, что ему грозит опасность. Пробормотав проклятие, он схватил с прилавка ключи от шкафа, который некогда сейчас было чистить; он надеялся прийти ночью, если его помощникам удастся сдержать любопытных.

С ловкостью кошки выскочил он из-за прилавка и хотел поскорей выбежать за дверь, чтобы успеть закрыть ее за собой. Но в прихожую уже вбежало несколько человек мужчин и женщин.

Два чивато между тем искусно исполняли свою роль, им удалось удержать и отвлечь на себя часть людей, привлеченных глухим криком Моисея.

Однако же не все остались смотреть на их импровизированную ссору, несколько человек вбежало в дом, чтобы узнать, кто и откуда звал на помощь.

Бартоло Арко бросился из лавки, но не успел запереть за собой дверь и нос к носу столкнулся с вбежавшими, которые, растерявшись, опешили перед ним.

Оттолкнув двух женщин с такой силой, что они упали на пол, он пустился бежать, но туг один из мужчин опомнился наконец и закричал:

– Держи его! Вор!

Некоторые бросились в погоню, другие поспешили в лавку, где нашли убитого Моисея. При этом известии все, даже те, кто глазел на дравшихся чивато, пустились вдогонку за убийцей по мрачным переулкам Мадрида. Но Бартоло Арко оставил далеко за собой своих преследователей и надеялся скрыться от них благодаря слабому освещению улиц.

Оба дравшихся теперь бросили драку и бежали вместе с другими. Но они быстро исчезли, когда внезапно неизвестно откуда раздался громкий крик:

– Это члены Гардунии! Это дело Гардунии! Ловите их, теперь они не уйдут от нас! Это Гардуния… Гардуния!..

Почти всем было знакомо это название, в прошлые столетия эта организация держала в страхе всю страну, и теперь крики «Гардуния, Гардуния!», грозно раздававшиеся в ночи, заставляли содрогаться каждого.

Граждане с озабоченными лицами выбегали из домов, чтобы узнать причину крика, и по городу быстро распространилась весть об убийстве Моисея. Народ продолжал гнаться за убийцей, точнее, за тем, кто последним вышел при всех из лавки, но догнать или поймать его было невозможно. Несколько раз прятался он от своих преследователей в темных улицах, но им удавалось снова выгонять его оттуда.

Наконец разнеслась весть, что убийца добежал до Прадо, свернул там в одну из улиц и исчез в великолепном дворце. Тщетно разъяренная толпа обыскивала все здание, злодею все-таки удалось скрыться, так как в доме было два выхода.

Говорили в народе, что человек, преследуемый криком «Гардуния!», спасся во дворце графа Кортециллы. Этот благородный граф, однако, выразил народу свое сожаление по поводу того, что убийцу не удалось найти, и охотно растворил преследователям все двери и комнаты своего дома.

На следующий день в городе все говорили об ужасном убийстве, и все сердца трепетали при упоминании о страшном братстве – Гардунии.

IV. Пещера спасения

Прежде чем продолжать наш рассказ, вернемся к той ночи, когда в поисках генерала Павиа карлисты ворвались в горный монастырь. Это были происки мстительной Бланки Марии, преследующей Мануэля и Инес и думающей только о том, как бы уничтожить этих ненавистных ей людей.

Рассвирепевшие солдаты, убившие настоятеля, бросились в монастырь, погруженный в сон; они хотели обыскать все кельи.

Испуганный привратник хотел бить в набат, но мятежники не допустили этого. Карлисты принялись выпытывать у него, нет ли в монастыре генерала, переодетого монахом, и его спутницы. Они грозили убить привратника, если он скроет от них правду.

Антонио в отчаянии припал к старику, умиравшему во дворе монастыря. Потускневший взор Пабло последний раз остановился на Антонио, последние слова его были благословением. Старик чувствовал, что умирает, и трогательно прощался со своим другом и воспитанником, которому он так долго заменял отца. С чистой совестью отходил патер в лучший мир, ему не в чем было себя упрекнуть и не в чем раскаиваться. Он не стонал, даже не проклинал своих врагов, в последний раз поднял он руки, чтобы благословить молившегося возле него Антонио.

Потом умирающий обратил взор к небу и прошептал молитву. Пабло успел еще движением руки указать Антонио на лазарет, будто желая этим напомнить ему, что надо подумать о спасении несчастных. Молодой патер понял этот знак, и Пабло спокойно отошел в лучший мир.

Антонио побежал в монастырь, собрал нескольких монахов и приказал им отнести мертвого настоятеля в келью. Страх и отчаяние овладели всеми, велика была скорбь об усопшем настоятеле. Глубоко потрясенные монахи унесли мертвого в монастырь.

Мысли Антонио опять вернулись к Мануэлю, Инес и Амаранте. Их надо было спасти во что бы то ни стало! Они были в страшной опасности. Обыскав монастырь, карлисты, конечно, пойдут обыскивать лазарет, и тогда все пропали!

Надо было скорей что-то придумать! Прежде всего надо было вывести из монастыря Инес и Амаранту.

Но как же это сделать?

Антонио пошел к воротам, чтобы посмотреть, свободны ли они. Если да, то женщины были бы спасены.

Но последняя надежда оставила патера, когда, дойдя до ворот, он увидел стоявших на часах карлистов с заряженными ружьями.

Теперь все пропало! Для несчастных не было выхода! Антонио боялся за Инес. Но не ее одну, а еще Мануэля и Амаранту надо было спасти! Патер не видел никакой возможности сделать это; значит, ему предстояло стать свидетелем того, как карлисты схватят несчастных. Что с ними будет?!

Антонио приходил в ужас от одной мысли об этом. Страшная минута приближалась, а он так ничего и не придумал.

Не зная, что предпринять, он направился к лазарету. Вдруг он увидел перед собой кого-то в темноте. Человек этот тоже шел в лазарет.

Антонио испугался. Что это был за человек, уж не враг ли?

Но скоро патер узнал отца Лоренцо, монастырского доктора, который выхаживал Мануэля и Инес. Это успокоило Антонио.

– Лоренцо, это ты? – спросил он, понизив голос. – Да, Антонио. Хорошо, что я встретил тебя, – отвечал монах.

– Какая страшная ночь! Я не знаю, что делать! Что теперь будет с беглецами?

– Никто из монахов их не выдаст!

– Но карлисты найдут их!

– Нет, этого не будет.

– Как! Ты придумал что-нибудь?

– Я еще раньше обо всем условился с настоятелем, которого теперь Отец небесный взял к себе, – начал Лоренцо твердым, но тихим голосом. – Я с Божьей помощью берусь спасти генерала.

– Это доброе дело, Лоренцо, но что делать с девушками?

– Они тоже должны быть спасены.

– Как же это сделать, когда карлисты стоят у ворот?

– Из монастыря есть еще выход, Антонио. Помнишь подземный ход в саду?

– Да, это правда! Я совсем забыл о нем.

– Этим ходом уводи их. Там давно никто не ходил, и говорили, что во многих местах ход обвалился, но я надеюсь, что вы сумеете пробраться!

– Мы должны пробраться! Надо торопиться! Спасибо за совет, Лоренцо.

– Будьте осторожны, и вам удастся благополучно выбраться отсюда.

– Мануэля я тоже возьму с собой.

– Нет, это невозможно, он слишком слаб, чтобы идти с вами. К тому же сырой холодный воздух подземного хода может повредить ему.

– Если он останется в лазарете, карлисты узнают его, несмотря на то, что он так изменился после болезни и после того, как мы ему обрили бороду. Они узнают и схватят его, Лоренцо!

– Не беспокойся, – тихо сказал монах, – я позабочусь о нем.

– О, если так, то я спокоен.

– Я знаю только одно средство для спасения его и надеюсь, что Бог простит мне мое прегрешение!

– Благодарю тебя за все, Лоренцо! Мне пора. Монахи расстались. Лоренцо подошел к лазарету,

где была келья Мануэля, а Антонио исчез в другом направлении и постучал в келью, где скрывались обе женщины.

Амаранта открыла ему дверь. По ее испуганному лицу он понял, что она уже обо всем знает. Инес тоже встала и теперь была полностью одета. Она с озабоченным видом подошла к патеру.

– Слава Богу! Наконец-то вы пришли, патер Антонио! – сказала она. – Это правда, что карлисты в монастыре?

– Не беспокойтесь, донья Инес, я пришел увести вас отсюда.

– Я так и думала! – воскликнула Амаранта.

– Но что будет с Мануэлем? – спросила Инес. – Вы хотите увести нас с Амарантой; но зачем мне спасение, если Мануэль должен погибнуть здесь?! Что будет с Мануэлем?!

Дрожащий голос графини выдавал ее тревогу за Мануэля.

– Будьте спокойны, донья Инес, – отвечал Антонио. – Мануэль тоже будет в безопасности.

– Ваши слова возвращают мне жизнь! Благодарю Тебя, Господь, за эту милость!

– Пойдемте, донья Инес, нельзя больше медлить. Наденьте эту теплую рясу, и вы тоже оденьтесь, сеньора.

– Куда вы ведете нас? – спросила Амаранта.

– Доверьтесь мне, – просил Антонио, – иначе все потеряно. Идемте скорей!

– Мы готовы, – отвечала Инес, надевая рясу. Амаранта тоже последовала ее примеру.

– Следуйте за мной, только не говорите ни слова, не выдавайте себя ни единым звуком. Монастырь полон карлистов, а у ворот стоят их часовые.

– Святая Мадонна! Как же мы пройдем, они нас узнают!

– Мы пойдем другой дорогой.

– И Мануэль идет с нами?

– Нет, донья Инес, генерал остается здесь.

– Здесь? Если так, то я хочу разделить его участь!

– Да, он остается, но уверяю вас, ему не грозит ни-* какая опасность, он не попадет в руки врагов. Но если вас найдут здесь, гибель его неминуема!

– Патер прав, – шепнула ей на ухо Амаранта, – доверься ему.

– О Господи! Какая страшная ночь! – в отчаянии воскликнула Инес, и эти ее слова болью отозвались в сердце Антонио, который видел, как она страдала.

– Пойдемте, прошу вас, донья Инес! А то будет слишком поздно. Я должен увести вас отсюда.

– Пусть будет так, да благословит вас Господь! – отвечала графиня, взяв Амаранту за руку и направляясь с нею за патером, который пошел вперед. Убедившись, что снаружи все спокойно, Антонио быстро провел их обеих в сад. Там было совершенно пусто.

– Доверьтесь мне! Мы можем идти только одной дорогой, – шепотом сказал Антонио, – через подземелье, которое выведет из монастыря в поле.

– Да благословит и защитит тебя Господь, мой Мануэль! – произнесла Инес, еще раз оглянувшись на монастырь.

– Мы с вами, патер Антонио, – подтвердила Амаранта.

Инес стояла неподвижно, продолжая глядеть на темные здания монастыря.

– Кто знает, увидимся ли мы снова, – заговорила она. – Судьба разлучает нас и посылает тебе новые опасности! Я могу только молиться за тебя и всегда помнить о тебе! Я твоя, навеки твоя!..

– Умоляю вас, поторопитесь, донья Инес! – настойчиво повторил патер. – Слышите эти голоса? Карлисты приближаются.

– Я иду, – произнесла Инес.

Антонио повел женщин через сад к старой беседке. За этой беседкой находилась темная пещера. Там был вход в подземелье, некогда выстроенное монахами.

Теперь этим подземным ходом не пользовались, в монастыре знали только, что некоторые его части обвалились. Может, и совсем нельзя уже было пройти по этому ходу, но этого никто не знал наверняка, так как туда давно никто не заглядывал.

Антонио взял девушек за руки и ввел их в темную пещеру, а там он попросил их держаться к нему поближе.

В подземелье было темно и страшно, туда вели несколько каменных ступенек, покрытых скользкой глиной. Холодом и сыростью пахнуло на беглецов, но они не колебались.

Сначала Антонио, потом девушки вступили в страшную темную пасть подземелья, и дальше уже не могли видеть друг друга, а должны были двигаться ощупью.

Они шли все дальше и дальше, не зная, что ждет их там, впереди.

Пока Антонио уводил девушек, спасая их от карли-стов, Лоренцо разбудил Мануэля и сообщил ему о том, что случилось в монастыре.

– Вставайте скорее, дон Мануэль Павиа, и ступайте за мной, – сказал Лоренцо, – не забудьте, что вы послушник и называетесь Франциско.

– Что вы хотите делать, почтенный отец Лоренцо? И вы, и монастырь ваш в опасности из-за меня! Я не могу этого допустить! Я выйду к неприятелю!

– Вот этим-то вы и навлечете на всех нас настоящую беду! Нет, нет! Доверьтесь мне и ступайте за мной. Вы должны меня послушаться, иначе нельзя!

– Куда же вы меня ведете?

– В такое место, куда никогда не входят миряне; в тот склеп, где послушники готовятся к принятию монашеского сана. Там вы будете в безопасности, если только не выйдете из своей роли. Господь да простит мне это прегрешение, сделанное с доброй целью – спасти вас.

– Вы делаете для меня больше, чем смеете!..

– Дело идет о нашем общем спасении! Но торопитесь, иначе будет слишком поздно! Наденьте ваше платье и пойдемте!

Мануэль не колебался больше. Он поспешно оделся в приготовленное для него платье и преобразился в послушника, готовогО/Принять монашеский сан.

– Где же донья Инес и ее спутница? – спросил он Лоренцо.

– Патер Антонио уже позаботился об их безопасности. За них не бойтесь!

– Значит, мы разлучены и, может, никогда больше не увидимся!

Мануэль и отец Лоренцо покинули лазарет и направились к капелле, стоявшей недалеко от ворот.

Войдя в капеллу, Лоренцо провел Мануэля за алтарь. За алтарем была пристройка. В этой пристройке монах оставил Мануэля, попросив его молиться все время, пока он за ним не вернется.

Только Лоренцо вышел во двор, как к нему подошли карлисты, уже обыскавшие весь монастырь, но так никого и не нашедшие. Предводитель мятежников, с виду похожий на разбойника, обратился к Лоренцо.

– Мы ничего не нашли в монастыре, а это что там за здание? – спросил он, указав на лазарет.

– Это монастырская больница, – отвечал Лоренцо.

– Для больных монахов?

– И для бесприютных и несчастных.

– Для несчастных и бесприютных? Как же вы сердобольны! Нет ли в вашей больнице и сейчас кого-нибудь бесприютного или преследуемого?

– Вы сами убили настоятеля, а я не могу дать ответа.

– Мы убили? Что это значит? Вы нас учить хотите? Я наказал дерзкого монаха! Что с того, что вы нам не скажете? Мы поразвяжем вам языки, вы у нас разговоритесь! Веди нас в больницу! Мы посмотрим, что там за бесприютные.

Лоренцо не сопротивлялся больше, он знал, что в больнице уже никого не было.

Лоренцо повел солдат по кельям, которые они старательно обыскивали, прокалывая при этом постели и матрасы, дабы удостовериться, что никто там не спрятался.

После этого последнего обыска начальник послал несколько человек в сад, а сам пошел с Лоренцо через двор.

– Нет ли здесь еще какого-нибудь места, которое мы не обыскали, монах? – спросил он.

– Да, вон та капелла, – отвечал отец Лоренцо.

– И это все?

– Да.

– Ну, капеллу смотреть нечего, – сказал начальник, взглянув на часовню. – Но что за пристройка там, сзади? – вдруг спросил он.

– Это пещера спасения, – отвечал Лоренцо.

– Пещера спасения? Что это значит?

– Это то место, где послушники постом и молитвой готовят себя к принятию монашеского сана.

– И вы называете это место пещерой спасения? Что значит это название?

– Здесь человек спасается, а пещерой это место называется потому, что послушнику предстоит вытерпеть там много испытаний и лишений. Послушник должен быть воодушевлен непоколебимой верой и сильной волей, чтобы через все эти испытания достигнуть спасения.

– Сведите меня туда, – приказал начальник скорее из любопытства, чем из подозрения, что там может находиться дон Павиа.

– Я не смею вести вас туда, миряне не должны входить в святилище, – отвечал Лоренцо.

– А я приказываю тебе, монах, вести нас в пещеру спасения, – в сердцах воскликнул предводитель карли-стов. – Если будешь сопротивляться, мы убьем тебя. Есть там кто-нибудь теперь?

– Не знаю. Об этом спросите убитого настоятеля. Я только слышал, что на днях было назначено торжественное посвящение послушника Франциско.

– Ну, так он же должен быть там теперь! – воскликнул начальник и, обернувшись к своим товарищам, со смехом добавил: – Посмотрим хоть раз, что это за пещера и что в ней делают послушники! Пойдемте, братцы!

Патер Лоренцо, видя, что сопротивляться невозможно, решился, несмотря на свои опасения, вести мятежников в пещеру. Он страшно боялся, как бы, несмотря на происшедшую в доне Павиа перемену, они все-таки не узнали его. К. тому же он опасался, что Мануэль, исполненный тревоги о судьбе монастыря, может выйти из своей роли и отдаться в руки своих врагов. Однако делать было нечего, надо было повиноваться.