Текст книги "Рублевка, скрытая от посторонних глаз. История старинной дороги"

2. Великолепное Веледниково

В словаре Даля старинное русское слово «велелепие» объясняется как «великолепие», красота. Живописная местность в долине реки Истры, в восточной части Истринского района, в двух верстах ниже по течению Истры включила в свои ландшафтные красоты деревню Веледниково. Очевидно, что название деревни – одного корня с велелепием. Деревня Веледниково входила в состав находящегося поблизости села Павловская Слобода (Павловское), в восьми километрах от железнодорожной станции Нахабино.

В середине XVII века – это вотчина боярина Бориса Ивановича Морозова, крупного государственного деятеля, «дядьки», воспитателя и друга царя Алексея Михайловича. Боярин Морозов был женат на родной сестре царицы Милославской и, таким образом, приходился царю свояком. Его брат, боярин Глеб Иванович Морозов – это муж известной в русской истории Феодосии Прокофьевны Соковниной, героини знаменитой картины Сурикова «Боярыня Морозова». Здесь, близ Веледникова, на реке Белянке, в 1676 году были основаны чугуноплавильные и литейные заводы, принадлежавшие боярину Б. И. Морозову, а затем перешедшие в казну. На заводах делали строительное железо и отливали пушки.

Церковь Сергия Радонежского в Веледникове

С 1664 по 1730 год данная вотчина принадлежала дворцовому ведомству, а затем генерал-прокурору графу П. И. Ягужинскому, в конце XVIII века – его сыну графу С. П. Ягужинскому. В начале XIX века владельцем этих мест стал именитый вельможа, сенатор и министр государственных имуществ, потомственный российский князь Николай Борисович Юсупов, создатель находящейся в соседнем Красногорском районе всем известной усадьбы «Архангельское». Недалеко от Павловской Слободы, у так называемого «Заводского мостика», при впадении речки Рудинки в реку Белянку, в конце XVIII – начале XIX века был расположен хрустальный завод князя Н. Б. Юсупова. Хрустальный завод сильно пострадал в Отечественной войне 1812 года и впоследствии не восстанавливался. В 1935 году Истринский музей провел здесь полномасштабное обследование и раскопки. Обнаруженные слитки и осколки стекла несли на себе юсуповские клейма.

Павловская слобода. Церковь Благовещения Пресвятой Богородицы, перестроена в XIX в. 1662 г.

В Павловской Слободе сохранилась Благовещенская церковь, сооруженная в 1661–1662 годах на боярском дворе Б. И. Морозова. Архитектура здания отмечена монументальностью и красотой. С 1995 года проведен ремонт и реставрация здания; восстановлена аркада верхних галерей, поздние стены в них разобраны, кирпичные главы покрыты медью. В интерьере стены и своды побелены по новой штукатурке, пол составлен из керамических, а в алтаре из мраморных плит. Иконостас выполнен наподобие бывшего здесь старинного иконостаса 1663 года с иконами письма Ивана Владимирова и Филиппа Павлова. Памятник по настоящее время сохраняет высокие художественные достоинства, позволяющие отнести его к наиболее интересным произведениям зодчества своей эпохи.

Портрет Павла Кутайсова. Художник Г. Чернецов

С севера к Павловской Слободе примыкают земли села Рождествена, которым с 1810 года владел граф П. И. Кутайсов, сенатор и гофмейстер, председатель Общества поощрения художеств, петербургский знакомый А. С. Пушкина. Затем эти земли перешли в род князей Голицыных, а с конца 1860-х годов находились в семье графов Толстых. Последними владельцами перед революцией были Танеевы – родственники композитора С. И. Танеева. Сохранилась церковь Рождества Христова 1811–1823 годов – домовая церковь графа Кутайсова, четырехстолпный храм, выстроенный в стиле классицизма с явными чертами казаковской школы.

Церковь Рождества Христова. Фото В. Вельской

Интересный факт: эти места были излюбленными для великого русского композитора Александра Порфирьевича Бородина (1833–1887). В 1884 году А. П. Бородин жил и работал на даче в Павловской Слободе и в письмах своих отсюда искренне восхищался природой здешних мест. Сохранилось его письмо от 25 августа 1884 года, в котором композитор не скрывает своего удовольствия: «Местность восхитительная, хорошее купанье, прогулки чудесные и разнообразные».

Александр Порфирьевич Бородин

К этому времени Бородин был уже подлинным богатырем русской музыки. Созданная им в числе других замечательных сочинений симфония № 2 (премьера состоялась 2 февраля 1877 года) с легкой руки музыкального критика В. В. Стасова навсегда получила название Богатырской симфонии. Стасов напишет по этому поводу: «Сам Бородин рассказывал мне не раз, что в адажио он желал нарисовать фигуру Бояна, в первой части – собрание русских богатырей, в финале – сцену богатырского пира при звуке гуслей, при ликовании великой народной толпы».

В разные годы в Павловской Слободе побывали также такие столпы русской культуры, как А. П. Чехов и П. И. Чайковский, М. П. Мусоргский и А. С. Даргомыжский. Здешние офицерские балы посещал знаменитый художник-пейзажист И. И. Левитан.

С юга с Павловской Слободой граничит село Степановское. Село это было собственностью царя Алексея Михайловича, а затем пожаловано князьям Долгоруковым. В 1799 году Степановское перешло к Петру Бекетову, брату известного просветителя и книгоиздателя Платона Петровича Бекетова, продолжателя дела Н. И. Новикова. Господский дом стоял на холме, поросшем лесом. Очень длинная просека по откосу открывает вид на Истру и долину Москвы-реки. Высокие ели оттеняют пруды, нисходящие несколькими ступенчатыми террасами. От старинной усадьбы остался обширный, но уже изрядно заросший парк, переходящий в лесной массив.

Сохранились также зеленый партер и красивая липовая аллея, приводящая к водной глади большого пруда с группой лесистых островов. Здесь начинается основное украшение парка – террасные пруды различной величины и формы. То широко раздвигающие зеленый массив, то скрытые зарослями, они создают исключительное по живописности чередование открытых и замкнутых пространств. На одной из дамб для укрепления ее высажена дубовая аллея. Близ села Степановского жил и работал поэт Леонид Мартынов (1905–1980) – яркий представитель философской лирики. Здесь им написано стихотворение «Пейзаж»:

 
Дерзайте, чтоб стремилось небо
На ваши грезы стать похожим
Не только лишь на полотне бы,
Но и в действительности тоже.
 

В конце XVIII века Веледниково сделалось владением статской советницы Дарьи Ивановны Козицкой. Дама эта была весьма состоятельной москвичкой и имела в центре Москвы собственный роскошный особняк. Ее фамилии обязан своим названием Козицкий переулок в Москве, тот, что идет параллельно Страстному бульвару и соединяет Тверскую улицу с Большой Дмитровкой. Вплоть до середины XIX века она, а затем ее дочь графиня Александра Григорь евна Лаваль (1772–1850) являются хозяевами и продолжают украшать и без того прелестное Веледниково. В семье процветал культ императрицы Екатерины Великой.

Сохранился альбом графини Лаваль с цитатой на первой странице из журнальной статьи А. С. Пушкина, в которой звучит то же слово – великолепие: «Если царствовать – значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении Екатерина заслуживает удивление потомства. Ее великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали». Надо сказать, что и само Веледниково стало именоваться сельцом Екатерининским, Веледниковом тож.

Александра Григорьевна Лаваль

Предок статской советницы, умнейший Григорий Васильевич Козицкий состоял у императрицы Екатерины II статс-секретарем по принятию прошений. Он же считался издателем журнала «Всякая всячина», хотя журнал этот издавала сама царица. Григорий Василь евич женился на наследнице богатого волжского промышленника Екатерине Ивановне Мясниковой. Он умер в 1775 году, и вскоре младшая дочь его Анна вышла замуж за вдовца, весьма знатного вельможу князя А. М. Белосельского-Белозерского. Как тут не вспомнить прекрасный дворец этих князей в Петербурге, на углу Невского проспекта и Фонтанки, построенный архитектором А. Штакеншнейдером в стиле барокко XVIII века!

Дворец Белосельских-Белозерских в Петербурге. Фото В. Вельской

Зинаида Александровна Волконская

В семье выросла дочь князя Белосельского-Белозерского от первого брака Зинаида, впоследствии княгиня Зинаида Александровна Волконская (1789–1862), хозяйка знаменитого литературно-музыкального салона на Тверской. Здесь ныне расположен известный Елисеевский гастроном, а в салоне пушкинской эпохи побывал некогда весь культурный цвет Москвы. У потомков Волконской в Нью-Йорке поныне хранится автограф посвященного ей стихотворения Пушкина «Среди рассеянной Москвы» (1827), а в парке ее виллы в Риме установлен бюст великого поэта. Вот эти стихи, написанные великим поэтом в мае 1827 года и озаглавленные им «Княгине З. А. Волконской при посылке ей поэмы «Цы ганы»:

 
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется, и пылает гений.
Певца, плененного тобой,
Не отвергай смиренной дани.
Внемли с улыбкой голос мой,
Как мимоездом Каталани
Цыганке внемлет кочевой.
 

«Двойной венец», которым Пушкин в стихах своих украшает чело княгини Волконской символизирует тот факт, что княгиня была и поэтессой, и певицей. А знаменитую итальянскую певицу Анджелику Каталани Пушкин слушал в один из ее приездов в Москву. Тогда она рассказывала, как случайно заслушалась в дороге пением простой цыганки из бродячего табора.

Екатерина Ивановна Трубецкая

Возвращаюсь к имени А. Г. Козицкой, в замужестве графини де Лаваль. Муж ее, французский эмигрант, звался в России Иваном Степановичем и сделал блестящую карьеру. Он стал камергером и тайным советником. Наведываясь в Москву, семья, как правило, посещала свое любимое Веледниково. Но жили они в основном в Петербурге. На Английской набережной у Сенатской площади архитектор Тома де Томон построил для них дошедший до наших дней дворец. В нем в свое время побывали Пушкин и Грибоедов, Мицкевич и Лермонтов. Именно об этом доме Лавалей пишет Пушкин в поэме «Медный всадник»:

 
Тогда на площади Петровой,
Где дом в углу вознесся новый,
Где над возвышенным крыльцом
С подъятой лапой, как живые,
Стоят два льва сторожевые…
 

На этом не заканчивается созвездие ярких имен русской истории, потомков Козицких. Ведь одна из дочерей Лавалей – это княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая (1800–1854), последовавшая в 1826 году за мужем, полковником-декабристом князем С. П. Трубецким в ссылку в Сибирь. Она стала героиней поэмы Н. А. Некрасова «Русские женщины. Княгиня Трубецкая»:

 
Покоен, прочен и легок
На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два
Его опробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли,
Фонарь внутри его зажгли.
Сам граф подушки поправлял,
Медвежью полость в ноги стлал,
Творя молитву, образок
Повесил в правый уголок
И – зарыдал… Княгиня-дочь
Куда-то едет в эту ночь…
 

И во второй половине XIX века Веледниково продолжает сохранять свой высокий владельческий статус. Хозяевами тут сделались графы братья Девиеры, полковник Александр и штаб-ротмистр Константин Михайловичи. Они вели свой род от первого генерал-полицмейстера Петербурга, женатого на сестре А. Д. Меншикова, ближайшего сподвижника Петра I. Интересно, что последний перед революцией владелец Веледникова в самую фамилию свою словно вписал красоту и пригожесть этих мест. Его звали Василий Тимофеевич Живописцев.

Он проживал в двухэтажном кирпичном доме, с чайной и торговой лавкой на первом этаже. Ему же принадлежали большие участки леса и окрестные луга. После революции дом национализировали, хозяина с семьей выселили в пристройку. И сейчас в Павловской Слободе живет его дочь Ольга Васильевна Маслакова. А вокруг Веледникова раскинулись тоже по-своему великолепные коттеджные поселки: «Усадьба Веледниково» и «Веледниково делюкс». Веледниково продолжает щедро делиться своими красотами с людьми.

3. Свидание в Давыдовском

Александра Осиповна Россет (1809–1882), в замужестве Смирнова, адресат ряда стихотворений А. С. Пушкина, была дружна со всем петербургским пушкинским кругом. Сюда входили Вяземский, Жуковский, А. И. Тургенев, Карамзины, а позднее Гоголь и Лермонтов. В своих позднейших воспоминаниях она рассказывает о встречах со многими известными людьми своего времени и отмечает в одной из записей: «Вблизи Воскресенска в деревне Давыдовской я встретила графиню Амалию Адлерберг, направлявшуюся в монастырь…»

Александра Осиповна Смирнова-Россет

Запись эта заинтересовала меня сразу в нескольких планах. Во-первых, А. О. Россет была хозяйкой имения Спасское, вблизи подмосковного Воскресенска. Но эта местность на Москве-реке получила статус и название города Воскресенска лишь в 1938 году, то есть через сто лет после вышеописанных событий. Да и деревни Давыдовской тут нет. Очевидно, что речь идет о деревне Давыдовское, что в шести километрах на юго-западе от города Истры, который в прошлом тоже именовался Воскресенском и расположен на реке Истре. Ныне деревня оказалась на скоростном Ново-Рижском шоссе, здесь имеются современные предприятия, и вплотную к деревне подступает коттеджный поселок Давыдовское.

Река Истра. Фото В. Вельской

Деревня Давыдовское

Река Малая Истра. Фото В. Вельской

Впрочем, вторгшиеся в жизнь деревни реалии XXI века почти не тронули роскошной природы окрестностей. Давыдовское окружено лиственным и хвойным лесом. Здесь есть привлекательный для взора пруд с беседками на берегу. А всего в двух километрах, на высоком правом бе регу Малой Истры стоит поселок Пионерский, бывшее имение Покровское-Рубцово, старинная вотчина бояр Нащокиных, принадлежавшая затем известному промышленнику Савве Морозову. Тут же – зоны отдыха, в соседней деревне Котово строят гольф-клуб, и уже функционируют вертолетная площадка и горнолыжный спуск.

Парк Покровское-Рубцово. Фото В. Вельской

«Деревня Давыдовское из уезда Звенигородский» упомянута в книге «Список населенных мест Московской губернии в 1862 году». По данным 1916 года, здесь было 34 двора и 277 человек населения. В начале XX века в деревне была своя земская школа. Неподалеку, на «Ильинском на городище», при погосте, находилась церковь Илии-пророка, построенная в 1859 году. Это был кирпичный одноглавый храм в псевдорусском стиле, сооруженный стараниями купца П. Г. Цурикова и разрушенный подобно многим другим церквам в 1938 году. К этому храму приписана была стоявшая в Давыдовском изящного рисунка деревянная часовня XIX века.

Сама часовня сооружалась в честь библейского псалмопевца Давида (Давыда), в честь которого деревня и получила свое название и которого А. С. Пушкин упоминает в известной эпиграмме на графа Воронцова:

 
Певец Давид был ростом мал,
Но повалил же Голиафа,
Который был и генерал,
И, побожусь, не проще графа.
 

Псалмы Давида перелагал на язык стихов М. В. Ломоносов. Об этом пишет Пушкин: «Вот почему преложения псалмов и другие сильные и близкие подражания высокой поэзии священных книг суть его [Ломоносова] лучшие произведения…»

А теперь в своем рассказе я возвращусь к имени графини Амалии Адлерберг. В Давыдовское блистательную светскую даму привела дорога к Ново-Иерусалимскому монастырю. Возможно также, что она посещала здесь одно из своих русских имений. Графиня оставила яркий след в истории русской культуры. Адлерберг – это ее фамилия по второму мужу, финляндскому генерал-губернатору графу Н. В. Адлербергу. Известна же она, главным образом, как баронесса Амалия Максимилиановна Крюднер (1808–1881). Это первый муж ее барон А. С. Крюднер (1796–1852) был секретарем русского посольства в Мюнхене и петербургским знакомым А. С. Пушкина. Интересно, что баронесса, урожденная Лерхенфельд, дочь баварского посланника в Петербурге, в действительности была побочной дочерью прусского короля Фрид риха-Виль гельма III от княгини Турн-и-Таксис и приходилась, таким образом, единокровной сестрой русской императрице Александре Федоровне, жене Николая I.

Амалия Максимилиановна Крюднер

Но не эти любопытные факты придали ореол известности баронессе Амалии Крюднер. По-настоящему знаменитой сделали ее два посвященных ей стихотворения русского поэта Федора Ивановича Тютчева (1803–1873), служившего в российской дипломатической миссии в столице Баварии городе Мюнхене. Стихи эти – шедевры тютчевской лирики. Вот первое из них, созданное еще молодым Тютчевым в 1834 году:

 
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край:
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.
 
 
И на холму, там, где, белея,
Руина замка вдаль глядит,
Стояла ты, младая фея,
На мшистый опершись гранит, —
 
 
Ногой младенческой касаясь
Обломков груды вековой;
И солнце медлило, прощаясь
С холмом, и замком, и тобой.
 
 
И ветер тихий мимолетом
Твоей одеждою играл
И с диких яблонь цвет за цветом
На плечи юные свевал.
 
 
Ты беззаботно вдаль глядела…
Край неба дымно гас в лучах;
День догорал; звучнее пела
Река в померкших берегах.
 
 
И ты с веселостью беспечной
Счастливый провожала день;
И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень.
 

Пролетят годы, пройдет тридцать шесть лет со времени той первой встречи в «быстротечной жизни», и вот уже пожилой поэт вновь встретил на жизненном пути вдохновительницу нежных грез вышеприведенного стихотворения баронессу Амалию Крюднер. Встреча эта породила бессмертные строфы стихотворения «Я встретил вас» (1870). Стихи интимны, они принадлежат только душе поэта, и Тютчев выставляет в заглавии лишь две буквы К. Б., поменяв местами слова «Баронессе Крюднер». Стихотворение это легло в основу широко известного романса:

 
Я встретил вас – и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое —
И сердцу стало так тепло…
 
 
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас, —
 
 
Так, весь обвеян дуновеньем
Тех лет душевной полноты,
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты…
 
 
Как после вековой разлуки,
Гляжу на вас, как бы во сне, —
И вот – слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне…
 
 
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, —
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
 

Более того, именно баронесса А. М. Крюднер, адресат этих стихов Тютчева, впервые представила в Петербурге стихи никому прежде не известного в России поэта. Произошло это следующим образом. В середине 1833 года должность атташе при русской миссии в Мюнхене принял князь И. С. Гагарин (1814–1882). Таким образом, он стал сослуживцем Тютчева. Когда князь Гагарин переехал из Мюнхена в Петербург в конце 1835 года, он был очень раздосадован тем, что Тютчева-поэта на родине не знают и не читают.

Он обращается к Ф. И. Тютчеву с просьбой прислать в Петербург подборку своих стихов. И вот тогда-то рукописи тютчевских стихотворений доставила в Россию Амалия Крюднер, приехавшая в Петербург с мужем, получившим в это время новое служебное назначение. В письме от 12/24 июня 1836 года И. С. Гагарин сообщает Тютчеву: «Намедни я передаю Вяземскому некоторые стихотворения, старательно разобранные и переписанные мною. Через несколько дней захожу к нему невзначай около полуночи и застаю его вдвоем с Жуковским за чтением Ваших стихов и вполне увлеченных поэтическим чувством, которым они проникнуты… Через день познакомился с ними и Пушкин. Я его видел после того, и, говоря об них со мною, он дал им справедливую и глубоко прочувствованную оценку».

А. С. Пушкин печатает в третьем томе журнала «Современник», им издаваемом и поступившем в продажу в первых числах октября, 16 стихотворений Тютчева под общим названием «Стихотворения, присланные из Германии» и с подписью «Ф. Т.». Восемь стихотворений под тем же общим названием и с той же подписью появились в четвертом томе «Современника», выпущенном в конце 1836 года. Так петербургская публика впервые познакомилась с поэзией Ф. И. Тютчева.

Горестная весть о гибели Пушкина достигла Мюнхена вскоре после дуэли. Тютчев напишет тогда свое известное стихотворение «29-е января 1837», вынеся в заглавие дату гибели великого поэта. Здесь нет колоссального по напряженности гражданского пафоса стихотворения Лермонтова «Смерть поэта». Стихотворения, написанного в то же время и по тому же роковому случаю и потрясшего всю Россию. Но, вчитываясь в стихи Тютчева, абсолютно соглашаешься с его утверждением, обращенным к русскому национальному гению: «Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет!..»

 
Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В цареубийцы заклеймен.
Но ты, в безвременную тьму
Вдруг поглощенная со света,
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему!..
Назло людскому суесловью
Велик и свят был жребий твой!..
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах… знойной кровью.
 
 
И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил —
И, осененный, опочил
Хоругвью горести народной.
Вражду твою пусть Тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь…
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..
 

Образ баронессы Крюднер живо рисуется в воспоминаниях ее современников. В 1833 году князь Вяземский писал А. И. Тургеневу из Петербурга: «У нас здесь мюнхенская красавица Крюднерша. Она очень мила, жива и красива, но что-то слишком белокура лицом, духом, разговором и кокетством; все это молочного цвета и вкуса». В это самое время за ней ухаживал А. С. Пушкин. Писатель В. В. Вересаев пишет: «Летом 1833 года был вечер у Фикельмонов. Пушкин, краснея и волнуясь, увивался около баронессы Крюднер. Жена его рассердилась и уехала домой. Пушкин хватился жены и поспешил домой. Наталья Николаевна раздевалась перед зеркалом. Пушкин спросил: «Что с тобой? Отчего ты уехала?» Вместо ответа Наталья Николаевна дала ему пощечину. Пушкин, как стоял, так и покатился со смеху. Он забавлялся и радовался тому, что жена ревнует его».

В 1838 году та самая Александра Осиповна Смирнова-Россет, которая встретила баронессу Амалию Крюднер в подмосковном селе Давыдовском, рассказывает в своих записках об интимном бале, проходившем в императорском Аничковом дворце. Там образ Амалии Крюднер представлен очень ярко: «Она была в белом платье, зеленые листья обвивали ее белокурые локоны; она была блистательно хороша».