Текст книги "Две Родины"

Павел

Павел понимал, что это только жуткий сон, и успокоился. Было душно. Хотелось вдохнуть свежего воздуха и напиться холодной воды. Мысли о воздухе и воде заставили Павла собраться. «Все просто. Я сейчас проснусь, открою глаза, встану, подойду к окну, открою его, подышу свежим воздухом, попью воды, потом посмотрю на часы. Наверное, уже пора вставать. Пора на тренировку».

Губы ощутили прохладное горлышко бутылки, и Павел сделал несколько жадных глотков. Тело наполнилось легкостью и взмыло в пространство. Не было ни удушья, ни сухости во рту, ни страха. Павла окружала только звенящая бесконечность. Он легко перемещался в пространстве и вдруг почувствовал, что вокруг множество других людей. Они мыслили незнакомыми словами и образами, но Павел их понимал и жалел, как жалеют маленьких зверьков. Люди были слабыми, глупыми и злыми. Они пытались погрузиться в пространство и в потоки мыслей и злились из-за того, что это у них не получается. Им не дано. Дано немногим. Павел только сейчас это осознал. В нем что-то проснулось, и он стал другим. Перед глазами вдруг появилась Света. Ее темно-карие, почти черные глаза смотрели на Павла с любовью, но мысли Светы были хаотичны и полны эгоизма. Света растворилась, оставив после себя щемящее чувство любви.

В пространство ворвался человеческий голос. Он хрипло вещал на незнакомом языке. Но Павел понимал смысл сказанного, вернее, ощущал, как ощущают гладкую или шероховатую поверхность, как тепло или холод, как сухость или влагу. Голос умолял, просил, приказывал, требовал, чтобы Павел научил его общению с людьми без слов при помощи мысли.

– Надо отпустить скрученное пружиной сознание и погрузить его в поток мыслей и чувств, идущий от окружающих людей, – сказал Павел.

– Как расковать сознание, как?! Как?! – кричал голос.

– Разделиться надвое и войти вглубь самого себя. Это же просто. Видеть себя со стороны и видеть того, кто на тебя смотрит. В каждом человеке – два «я», но они сплавились, как сплавляются холод и тепло, пыль и дождь, злость и жалость, любовь и ненависть, поэтому их трудно отделить друг от друга.

Чьи-то сильные руки подняли Павла и поставили на ноги. Он открыл глаза и увидел пятно света в темноте. Пятно увеличилось и приняло очертания прямоугольника. В прямоугольнике появились горы. Они были необыкновенно красивыми. Голубое небо, белый снег с синими тенями, фиолетовые провалы ущелий. Один из склонов горы покрывал лес. Горы Павел видел только в кино и на картинках. Но всегда, когда смотрел на горы, его тянуло туда. Изображение леса увеличилось. Стали видны деревья, кусты, трава. На кустах среди листьев красными точками – ягоды. Под кустами росли грибы. Выделялись мухоморы с красными шляпками в белых точках. Трава казалась необычно сочной, с мясистыми побегами.

– Ты пришел отсюда? – спросил хриплый голос.

Звон разбитого стекла и грохот чего-то падающего заглушили голос. От удара по голове Павел погрузился в серую тишину, ему стало легко и спокойно.

Глава 7. Константин

В дверь постучали. Александра уменьшила огонь на газовой плите и пошла открывать. На пороге стояла Лиза Ильинична Кузнецова, учительница русского языка в школе номер пять, где учился Костик.

– Здравствуйте, Александра Степановна.

– Здравствуйте. Вот уж не ожидала вас увидеть. Наверное, Костик опять что-то натворил!

– Нет-нет, что вы! Просто я хотела с вами поговорить.

– Проходите, Лиза Ильинична. Не надо снимать туфли, не надо. Все равно у нас не убрано.

– Неправда, у вас очень чисто.

Учительница прошла в комнату и присела на диван.

– Может, перекусите?

– Нет, спасибо.

– Чайку?

– Спасибо, Александра Степановна. Я пришла поговорить с вами о Константине. Он очень способный мальчик. Я бы даже сказала – талантливый.

– Не надо предисловий. Скажите прямо, что он опять натворил?

– Да ничего не случилось! Дело в том, что талантливых детей нередко принимают за детей не совсем ненормальных. Директор нашей школы Дмитрий Михайлович Целых наговорил вам много неприятного о вашем сыне. Он плохо знает Константина, а вот я как классный руководитель и учитель русского языка знаю его лучше. Думаю, что его ждет большое будущее. Но сейчас…

– Вместо того чтобы учить уроки, Костик целыми днями пишет стишки. Даже не знаю, откуда это у него!

– Александра Степановна, есть рифмоплеты, а есть поэты. Их мало. Они не могут жить иначе. Ваш сын – поэт. Поэт проявляется рано. Пушкин и Лермонтов с юных лет сочиняли стихи, вернее, мыслили стихами, причем стихами гениальными. А поэт – это не только стихи, но и особое отношение к людям и жизни, к себе, это бескомпромиссность. Костик таким родился, и его не переделаешь. Жизнь его, конечно, обточит. Он может перестать сочинять, но поэтом останется. Поэт – это взгляды и отношения, а не только слова.

– Не надо его выгораживать. Вы учитель литературы и любите всяких там писак. Костик хулиган и лодырь, я знаю. В школе преподают английский язык. Значит, его и надо учить. А зачем ему, скажите на милость, учить японский язык? Это вместо того, чтобы учить математику, физику, химию. Он же их совсем не учит. Утром перед школой пролистает учебник и отвечает на уроках. Я удивляюсь, почему у него хорошие оценки. Он же ничего не учит!

Лиза Ильинична достала из сумки тетрадку и раскрыла ее.

– Как классный руководитель отметками Костика я довольна. А в том, что он изучает японский язык, виновата и я. Он увлекся японской поэзией, вернее, переводами стихов японских поэтов на русский язык. А я ему сказала, что литературные произведения, особенно стихи, надо читать на том языке, на котором они написаны. И он решил выучить японский! Меня только смущает драчливость вашего сына. Стоит ему увидеть, как кого-нибудь обижают, тут же ввязывается в драку. И сам же получает. Он ведь худенький, щупленький, небольшого роста, а может пойти на любого! Это безрассудство. Но его побаиваются, потому что он никогда не сдается. Дерется до конца. Может, ему стоит заняться каким-нибудь спортом? – Лиза Ильинична поднялась с дивана. – Поговорите об этом с мужем. Кстати, когда он приходит с работы?

– Сегодня придет поздно. Он дежурит до девяти вечера.

– Ладно, я пойду. Передавайте привет Ахмету Ахметовичу и скажите, что у Константина все в порядке. Но в каждом возрасте у детей свои проблемы.

Через несколько минут после ухода Лизы Ильиничны прибежал Константин. Одежда на нем была испачкана и местами разорвана.

– Костик, что опять случилось? – спросила мать.

– Ничего не случилось. Я шел из школы, а в парке у завода Кирова пацаны в футбол играли. В команде не хватало игрока, вот меня и позвали центральным защитником. Игра не останавливалась, поэтому я даже не успел снять рубашку и брюки.

– И шо ж це з тебе буде, сыноньку? Хоч бы раз збрехав, чи шо, – тихо сказала Александра Степановна по-украински.

– А нащо брехаты, мамо? – так же тихо ответил Костик.

Александра Степановна глубоко вздохнула, и в ее глазах появилась грусть.

Дверь громко хлопнула, и вошел младший сын.

– Это ты, Вася?

– Я. Кушать хочу.

– Почему ты после школы не пошел домой? Где ты был?

– В гостях у Владика Тропинского.

– И чем же вы занимались?

– Играли в Чапаева на игровой приставке. Владик проиграл два боя.

– И всё?

– Потом пришла его бабка Настя и стала расспрашивать меня о Костике.

Александра Степановна взмахнула руками и села на стул. Ее лицо стало серьезным и недобрым.

– И что же ее интересовало?

– Спрашивала, как Костик учится, хорошая ли у него память. Крещен ли он. А еще спрашивала, не угадывает ли Костик то, что будет завтра, послезавтра и еще позже.

– Вот старая ведьма! – в сердцах воскликнула Александра Степановна. – Костик и Вася, идите ужинать. Сегодня у нас деруны со сметаной и вишневый компот. После ужина садитесь за уроки. Никаких телевизоров и компьютеров, пока не сделаете уроки. Я прослежу!

Мальчики поели на кухне и пошли в свою комнату.

– Костик, давай быстро сделаем уроки и посмотрим фильм по третьей программе.

– Делай, делай, Васька, уроки. А мне только химию надо выучить.

– У тебя же завтра целых пять уроков.

– Ну и что? По алгебре меня не вызовут. По географии завтра будет контрольная по городам на Волге, хотя Елизавета Степановна сказала, что будет открытый урок. По истории будут тесты. Ответы 13, 7, 11, 3, 8. А физкультура будет в спортзале, потому что завтра пойдет дождь. А в спортзале будут чинить пол, потому что утром на него упадет перекладина. Вот и все.

– Да? А откуда ты все это знаешь?

– Я это вижу. Это же ясно.

Костик и Вася смотрели друг на друга. Волосы у Костика были темные, почти черные. Вася светловолос. У Кости скуластое лицо, серые раскосые глаза и широкий нос. У Васи глаза миндалевидные и тоже серые, нос прямой. На худом теле Кости майка висела, как на вешалке. Вася был округлым и ладным. Но они были похожи.

– А меня ты научишь так видеть?

– Научу.

Мальчики услышали, как пришел отец.

– Здравствуй, Сашенька. Как дела? – послышался хрипловатый мужской голос с сильным акцентом.

– Все хорошо, Ахмет. На работе все нормально?

– Нормально.

– Пойдем, поешь.

– Не хочу. Ты же знаешь, что нас кормят три раза в день. Сегодня на ужин была жареная рыба с картошкой.

– Так ты от домашней еды отвыкнешь.

– Когда у меня выходные, я обедаю дома.

– Понятно. Приходила учительница Костика по русскому языку. Сказала, что его ждет большое будущее и что он талантливый поэт. Не верю я ей.

– Почему?

– Ему же всего двенадцать.

– Что еще?

– Вася был в гостях у своего одноклассника Владика Трапинского. Его бабка, Анастасия, расспрашивала о Костике. Спрашивала, как он учится, какая у него память.

– Анастасия? Это та женщина, у которой я остановился девять лет тому назад, когда только приехал в ваш город?

– Да. Но ты не знаешь, что она мальфарка.

– Кто?

– У нас на Украине так называют колдунов. Дед Анастасии, Юрко, был мальфаром, и она мальфарка. Если у мальфара нет своих детей, способных к ворожбе, они ищут эти способности в других детях. Им надо оставить после себя наследника.

Ахмет промолчал и опустил голову. В его раскосых глазах появились желтые огоньки. Рубец на горле покраснел.

Токаси и Валентина

– А я думала, что в Японии мужья не изменяют женам.

– У нас нет понятия измены. Мы с тобой общаемся в уединении. А как мы это делаем, никого не касается. И никто об этом не спросит. Измена – это предательство, а не общение с другими людьми.

– Ты меня для этого сюда позвал?

– Нет. Я думал, что здесь мы найдем исчезнувшего русского гимнаста Павла Сосницкого. Вчера сюда приехал похожий на него человек. Он приехал с японкой. Надо было проверить эту версию. А тебя я пригласил, чтобы ты опознала Павла.

– Значит, ты пригласил меня для опознания? Но почему сразу об этом не сказал?

– Чтобы от тебя об этом не узнали те, кто связан с исчезновением Павла. Я сделал вид, что просто пригласил тебя в отель любви.

– Куда?!

– Большинство японцев живет с детьми и родителями в маленьких квартирках или в домиках с раздвижными бумажными стенами. Предаваться любви им приходится чуть ли не в присутствии всей семьи. Семейные пары вынуждены искать уединения вне дома. Для этого по всей стране разбросаны отели любви. По форме эти строения могут выглядеть как угодно. Отель, где находимся мы с тобой, построен в форме утюга. Здесь почасовая оплата. Но в отель любви приходят не только семейные пары. Сюда приходят и любовники.

– Значит, в постели ты тоже притворялся?

– Нет. Ты же сама этого хотела.

Валентина Васильевна сбросила простыню и поднялась с постели. У нее была фигура женщины, занимавшейся спортом, но успевшей немного располнеть. Она знала, что ее крепкие ноги нравятся мужчинам, и поэтому медленно пошла в ванную, демонстрируя тело.

Когда она вернулась, Токаси уже одевался.

– Ты не против, если я буду называть тебя Толиком? Есть такое русское имя Анатолий. Уменьшительное от него – Толик. Токаси и Толик звучит похоже. Неплохо получится – Анатолий Тукагава. Как зовут твоего отца?

– Юкио.

– Прекрасно! Анатолий Юрьевич Тукагавин. Замаскируем тебя под этим именем. Толик, а зачем ты оделся? Ты что, куда-то спешишь? Раздевайся, – Валентина Васильевна подошла к Токаси, опустилась на колени и стала медленно расстегивать на нем брюки. – О! Японская полиция во всеоружии! – Валентина взяла Токаси за руку и потащила в постель. – Если ты и сейчас будешь притворяться, то я пожалуюсь в ваше полицейское управление, и тебя разжалуют до постового, до простого японского городового.

…Токаси поднялся с постели и пошел в ванную. Он принял душ и вернулся в комнату. Валентина Васильевна спала. Токаси оделся, уселся в кресло напротив телевизора и нажал кнопку пультика.

Когда появились изображение и звук, Валентина открыла глаза.

– Толик, а ты любишь свою жену?

– Понятие любви у нас с тобой может быть разным. Все-таки русская и японская культуры отличаются…

– Значит, не любишь. А меня ты смог бы полюбить?

– Полюбить женщину, имея семью… Это требует большого мужества, потому что…

– Понятно, я тебе понравилась с первого взгляда. Кстати, ты мне тоже. Мне вообще нравятся мужчины азиатского типа, но вежливые, культурные и образованные. Такие, как ты. Ты приедешь ко мне в Питер?

– Мы с женой сможем приехать в Питер во время отпуска. И мы встретимся с тобой и твоим мужем.

– У меня нет мужа. Я давно развелась. У меня есть сын. Он служит в армии, в погранвойсках. Так что можешь приехать прямо ко мне домой. Правда, без жены. Увидишь настоящую питерскую коммуналку.

– Я не совсем тебя понял. Я не понял, кого еще я увижу в Питере.

– Коммунальную квартиру из трех комнат. Кроме меня в ней живут еще две семьи.

– Очень интересно, – Токаси вежливо улыбнулся.

– А ты приятный мужик. Японочки, наверное, от тебя без ума. Они разбаловали тебя, наверное. Ты бабник?

– Я не совсем понимаю.

– Любишь женщин?

– Женщины созданы для любви.

– Значит, бабник. Я это сразу почувствовала. Женщины действительно созданы для любви, но мужики этого не понимают. Они ищут в женщинах партнера по бизнесу, друга, внимательного собеседника. И только бабники знают, что женщины созданы для любви, а не для чего-нибудь другого. Перед мужчинами мы вынуждены делать вид, что нам интересен спорт, наука, бизнес, умные разговоры. Умные разговоры нам нужны только для того, чтобы еще больше потянуло в постель с собеседником. Ведь ум у мужчины очень сексуален.

Токаси улыбнулся и хотел что-то ответить, но его мобильный телефон мелодично заиграл. Полицейский взял телефон и ответил. Несколько минут он разговаривал по-японски. Посмотрел на Валентину, протянул телефон и показал пальцем на дисплей.

Валентина Васильевна посмотрела на изображение.

– Это же Паша Сосницкий!

– Посмотри внимательней.

– Это Паша. Я его сразу узнала. Только волосы у него длинные и лицо полнее.

– За день могут вырасти такие волосы? И можно ли так поправиться за день?

– Не знаю… Что-то здесь душно. Пойдем погуляем по Токио. Хоть будет о чем вспомнить.

Глава 8. Военная хитрость

Монах Аир сидел над обрывом и смотрел вниз, туда, где под скалами прятался ручей, у которого жили рожденные в снегах. В глазах Аира чередовались хитрость и злость, мстительность и мечтательность.

Аир подозвал помощников – монахов Киха и Лина.

– К рожденным в снегах близко подойти нельзя. Своим звериным чутьем они ощутят наше приближение, услышат наши мысли и узнают о наших намерениях. Как же нам одолеть этих дикарей? – спросил Аир, испытующе глядя на монахов.

Ких улыбнулся толстыми губами, показав кривые, но крепкие зубы. Его рыжеволосая голова сидела на бычьей шее. Он был могуч, храбр и хитер, но все считали, что Ких недалек умом.

Лин хитро и настороженно прищурил глаза, превратив их в щелочки. Его седая голова повернулась в сторону Аира.

– До людей Кре могут добраться только черные остроносые собаки. Они карабкаются по камням, пролезают в самые узкие щели и не боятся прыгать с высоты. Если такая собака вцепится в кого-нибудь, то не ослабит хватки даже после своей смерти. Небольшие царапины от ее зубов долго не заживают, превращаются в язвы и гноятся. У собак нет мыслей, значит, их не услышать, а намерения их известны – укусить. Это не вызовет ни удивления ни настороженности у рожденных в снегах. Они не ощутят истинной опасности наших собак. Сами они никогда не разводили собак, поэтому не знают, на какие хитрости те способны. Но обученные собаки погибли от заклинаний злого колдуна, убежавшего от Камня искупления и усыпившего заклинанием нашего Наставника. Остались только беременные суки и щенки. Их надо воспитывать до следующей зимы. Без собак нам будет трудно справиться с рожденными в снегах. На пути к их селению много преград и ловушек. Их может преодолеть только опытная собака. В селение легко попадают лишь воды ручья, а чужому туда не пробраться. Я не помню человека, побывавшего у рожденных в снегах и вернувшегося назад. Надо придумать что-то новое, – Лин показал в улыбке гнилые зубы, – но и это бессмысленно, потому что рожденные в снегах почуют любую хитрость и любой подвох. Среди них есть люди, слышащие не только мысли, но и каждое слово. Помнишь, как мы окружили их у пересохшего ручья и они ушли из западни, откуда не смогла бы выскользнуть и мышь? А все потому, что ты долго объяснял нам, что, как и когда каждому из нас делать, чтобы их одолеть. Ты говорил тихо, и они услышали не твои слова, а твои мысли, потому что они у тебя четкие и ясные. Ты прирожденный командир, у тебя нет ни одной невнятной мысли. Если бы они умели драться так, как учишь нас ты, то были бы непобедимы.

– Да, у меня нет противоречивых мыслей! Все мои мысли ясны и понятны даже дикарям, потому что я предан нашему делу, думаю только о нем и готов сложить голову за достижение нашей цели! Мне нужна не слава, а победа нашего дела. Но способности этих дикарей, не умеющих читать, ты, Лин, все-таки преувеличиваешь. Их хитрость сродни звериным уловкам волка или лисы, но до образованного человека, например такого, как я, им далеко. И все-таки ты мне помог, Лин, спасибо тебе, – ответил Аир, и в его раскосых глазах появился охотничий блеск.

– За что спасибо?! – удивился Лин. – Я сказал только то, что ты знал и без меня.

– Нет, ты подсказал прекрасный ход. Правильные слова иногда вылетают из уст человека случайно. Раз вода легко доходит к рожденным в снегах, то она их и погубит. А мы будем лишь наблюдать за этим, – тонкие губы Аира едва заметно шевельнулись в улыбке, а ноздри перебитого носа расширились.

– Ты хочешь их затопить? – уточнил Ких.

– Нет, затопить их невозможно. Их селение стоит на подземной реке, в которую уходит любая вода, не переполняя реку. Воды их озера не поднимаются даже весной, когда тают снега. Избыток воды бесследно уходит под землю. Предки рожденных в снегах не зря обосновались в этой долине. В звериной интуиции им не откажешь. А просто подойти к их убогому селению действительно трудно. Даже невозможно, – ответил Аир.

– Так как же вода их убьет? – спросил Лин.

– Рожденные в снегах называют себя людьми Кре. А вы знаете, что такое Кре?

Ких и Лин знали о ручье Кре, но промолчали. Они не хотели нарываться на ехидные нравоучения своего командира. Уж очень тот любил демонстрировать монахам свои остроумие, проницательность и глубину мысли.

– Кре – это ручей, из которого рожденные в снегах пьют воду. Это хорошая вода. Она никогда не протухает. Если пить эту воду, зубы и желудок всегда будут здоровыми. Чай, заваренный на этой воде, освежает, снимает усталость и бодрит. Такой воды нет больше нигде. Рожденный в снегах пьет из другого источника, если только рядом нет воды ручья Кре. Первое, что делает рожденный в снегах, когда возвращается к родному очагу, – пьет из ручья Кре. Для них эта вода не только целебная, но и священная. Новорожденных окунают в ручей, чтобы не болели. Водой из ручья Кре омывают раны, и к утру раны заживают. Устав от длительного перехода, рожденные в снегах обливаются этой водой и после могут снова целый день лазить по горам. Вода в ручье Кре всегда чиста, потому что на своем пути много раз фильтруется. Мелкий камень, песок, желтая глина вперемешку с песком, голубая глина, черная глина, бурая глина пропускают ее сквозь себя. И только в одном месте вода ручья выходит наружу и беззащитна, как черепаха без панциря. И только здесь ее можно загрязнить. Это место укрыто и замаскировано, и я единственный, кто разгадал его тайну, тайну людей Кре, людей, рожденных в снегах.

– Высокоценимый Аир, ты рассказываешь нам с достопочтенным монахом Лином о ручье Кре так красочно и вдохновенно, что нам тоже захотелось испить его воды. Но мы так и не поняли, как одолеть рожденных в снегах? Людей, пьющих такую целебную воду, трудно победить, – Ких насмешливо улыбнулся прямо в глаза Аиру. Смелость Киха была и преимуществом, и уязвимым местом, потому, что не стоит лишний раз демонстрировать отвагу перед лицом коварства и хитрости.

Но Аир не разозлился на Киха. Он был храбрым, этот Ких. Храбрым, но недалеким. Аир только лишний раз убедился, что равных ему, Аиру, по уму и хитрости нет. Значит, нет и соперников на пути к власти, на пути к месту Наставника.

– В сражении ты непобедим, Ких. И это знают все. Но обдумывать предстоящее сражение пока не научился. У тебя все впереди. Ты ведь еще так молод!

Это было обидное замечание. Ких – ровесник Аира. Рыжее лицо Киха налилось кровью, но он промолчал, потому что Аир был его командиром. Ких нагнул бычью шею, опустил голову. Его рыжие борода и волосы слились с покрасневшим лицом в пылающее пятно, бледно-голубые глаза затуманились. Он был храбрым, яростным и неукротимым. Таким же был и его отец – рыжий Раи. И отца Киха одолели не силой, а хитростью.

Аир помолчал какое-то время, наслаждаясь смятением Киха и Лина, а потом медленно, как бы с ленцой, заговорил.

– Рожденных в снегах убьет то, что они больше всего любят и ценят, то, без чего они не были бы самими собой.

– Что? – спросил Лин.

– А ты как думаешь? – переспросил Аир подобно торговцу на рынке.

– Неужели их убьют их же женщины!?

– Негоже монаху думать о женщинах как о самом любимом и ценимом. Признайся, Лин, ты все еще похаживаешь в селение к бывшей жене? Нынешний Наставник, который исчез неизвестно куда, допускал, чтобы монахи, отказавшиеся от мирской жизни и своих жен, тайком их навещали. А это нехорошо. Женщины отбирают силы, ум и волю, дарованные Великим Созидателем. Не думаю, что поблажки, допускаемые исчезнувшим Наставником, потерпит Наставник новый. Уж он-то наведет порядок! Он научит вас правильной жизни!

– Я перестал бывать у бывшей жены, после того как застал ее с местным фельдшером.

– Говорят, что фельдшер неловко упал и долго хромал. Не ты ли помог ему упасть? Если так поступать с каждым, кто хаживал к твоей бывшей женушке, то все мужчины селения станут хромать, – глаза Аира насмешливо заискрились.

– Ты, наверное, шутишь, ценимый нами Аир.

– Не ценимый, а Высокоценимый Аир. Шутки и заигрывания – это удел мирских людей, а речь монаха всегда серьезна, спокойна, рассудительна и взвешена. Не этому ли учили наши великие учителя? И ты заподозрил меня, монаха, Посвященного и своего боевого командира в том, что я шучу?! Это неуважение, – сказал Аир, и глаза его были полны жгучего ехидства.

Ких и Лин промолчали, чтобы больше не нарываться на нравоучения Аира. Он был храбрым и умным воином, но склонность к занудным нравоучениям перевешивала остальные качества.

– В каждый ручей кроме воды попадают и соли земли, по которой он протекает. Растворившись, они придают воде неповторимый вкус и целебные свойства. И если пить такую воду, то будешь крепким, молодым и здоровым. Но если добавить в ручей то, что отнимает силы и здоровье, и пить из него воду, то каким станешь? – спросил Аир.

– Слабым, старым и больным, – ответил Лин.

– Нет, – возразил Аир, – станешь мертвым. Принеси-ка мой рюкзак. Я повесил его на сук дерева, стоящего на холме, где расположились мои боевые монахи, – Аир сделал ударение на слове «мои».

Недобро посматривая на Киха, которому никогда не давали столь мелких поручений, Лин стал подниматься по склону. Он шел, всем своим видом показывая, что вынужден подчиниться приказу, но создан для более важных и значительных дел. Кряхтя и сопя, Лин вернулся с рюкзаком и протянул его Аиру. Даже не поблагодарив, Аир взял рюкзак и надел на плечи.

– А теперь мы пойдем вдоль этого обрыва. Идите молча и бесшумно, как ходят красные волки. Возможно, здесь ошивается кто-то из людей Кре, а у них, дикарей, слух чуткий, как у собак. Видите эти отвесные каменные стены? Они окружают ручей Кре и селение рожденных в снегах.

Они пошли среди камней едва заметной тропой. Ее перегородила скала, окруженная зарослями. Путников хлестали ветви и царапали колючки, но они обошли скалу. Дальше пришлось пробираться между мокрыми и осклизлыми валунами, покрытыми мхом. За валунами стеной поднималась скала. Она казалась неприступной, но Аир нажал плечом на небольшой выступ, и тот с трудом повернулся, открыв узкий лаз. Протиснувшись сквозь него, они увидели неглубокое ущелье, на дне которого журчал ручей, исчезающий в камнях, не доходя до края обрыва.

Аир присел на край ущелья и снял с плеч рюкзак. Развязал шнур, стягивающий горловину рюкзака, и достал позеленевшую от времени медную шкатулку. Хлопнул по шкатулке ладонями с двух сторон, и та со щелчком открылась. Он достал рассохшийся, покрытый трещинами деревянный цилиндр, повернулся спиной к ветру и, держа цилиндр на вытянутых руках, развинтил его на две половинки. Наклонил одну из половинок над ущельем и осторожно встряхнул. Посыпался порошок и бурым облачком слетел в ручей, журчащий на дне ущелья. Аир осторожно соединил половинки, вложил цилиндр в медную шкатулку, захлопнул ее и спрятал в рюкзак.

– Это и есть то место, где ручей Кре выходит наружу и становится беззащитным. В него может упасть мертвая птица, может сорваться с горы козел и даже человек. И они испортят воду. Об этом месте знают только два человека – глава людей Кре и я. Глава людей Кре приходит сюда один, чтобы чистить ручей, но мне ни разу не удалось его подстеречь. Его спасает умение ощущать присутствие чужих людей и слышать их мысли. А мыслей у меня много. Не спрячешь.

Ких и Лин молча смотрели на действия своего командира, нарочито выказывая восхищение, уважение и готовность помочь.

– Легенды рожденных в снегах говорят, что все живое – это преображенные вода, лед и снег. Легенды говорят, что ручей Кре начинается на дне этого ущелья и несет в себе жизненные начала, – Аир криво усмехнулся, на его лице отчетливо читались хитрость, злость и коварство. Этой усмешки боялись и враги Аира и его друзья. – Вода принесет порошок И рожденным в снегах. Сначала порошок успокоит их головы, и люди Кре перестанут ловить чужие мысли, потом ослабеют и не смогут собирать целебные коренья, а потом постепенно вымрут. Оставшиеся в живых станут слабоумными и будут смеяться по любому поводу. Порошок И смешит того, кто его попробовал.

– А если ты ошибся и ручей Кре начинается не здесь? – спросил Ких, который в разговоре вел себя так же, как в бою – никогда никому не уступал.

– Есть еще два места, где может начинаться ручей Кре. На них у меня хватит порошка И. Но думаю, что ручей Кре начинается именно здесь. Я несколько раз приходил сюда и проверял, сказанное в легендах рожденных в снегах.

– И как же мы узнаем, что ты прав? – насмешливо улыбнулся Ких.

– На рассвете мы сверху осмотрим селение людей Кре и увидим, что произошло за ночь. Вы вдвоем спуститесь туда и разберетесь. Не волнуйтесь, к тому времени рожденные в снегах уже перестанут чувствовать чужие мысли, и никто вам не помешает. Порошок И действует медленно, но неотвратимо. Он полностью растворяется в воде и не меняет ни ее запаха, ни вкуса, ни цвета. Чем меньше порошка И в воде, тем медленнее он убивает. Так что рожденные в снегах умрут медленно. Жаль, что, став слабоумными, они не раскаются в том, что мешали нам охотиться и строить монастырь из камня и кирпичей. Эти дикари признают только деревянные хижины с крышами из сухой травы.

Лину показалось, что в глазах Киха мелькнуло сочувствие к рожденным в снегах, но тот опустил рыжую голову и смотрел в землю.

– Вернемся же к остальным братьям. Но не будем смущать их разум рассказом о порошке И. Об этом будем знать только мы трое. Надо отдохнуть до утра, – сказал монах Аир.

Когда Аир, Ких и Лин вернулись к монахам, те сразу умолкли. Видно, говорили о том, что не понравилось бы командиру Аиру, цепляющемуся к любому слову и даже взгляду.

– Мы обследовали подходы к озеру на дне ущелья и решили не посылать вас вниз, к людям Кре, – сказал Аир. – Скалы вокруг озера отвесные и ровные. При спуске половина из нас погибнет. Ради убогого селения, спрятанного на дне ущелья, и кучки дикарей не стоит рисковать вашими жизнями. Утром мы из любопытства посмотрим сверху, чем эти люди занимаются, и уйдем к себе. Но если понадобится, я пришлю сюда монаха Ды со скалолазами.

Монахи знали, что приказывать скалолазам мог только Наставник, но не Аир – их командир, равный по положению Ды. Монахи промолчали. И Аир понял, что началось его восхождения к власти.