Текст книги "Махно. II том"

– Значит, пять. Приличное соединение, но недостаточное для взятия и удержания большого города. Свяжитесь с командиром отдельной дивизии Никифором Афанасьевичем Григорьевым. Талантливый военный, в союзе с ним вы приобретёте боевой и командный опыт. Сегодня получите вооружение, провиант и кое-какую амуницию. Сегодня отдыхаете. Завтра на заре выступаете на Мелитополь. Врываетесь в город и удерживаете его до подхода наших основных частей.

– А можно сначала на Гуляй-Поле?

– Нет.

– Почему?

– А почему не на Берлин?

– У меня жена осталась в Гуляй-Поле.

– Скверно. Сочувствую. Но приготовьтесь к тому, что вы её более не увидите.

– Почему?

– Да потому, что как только кто-то оккупирует ваше Гуляй-Поле, первое, что он сделает – начнёт искать родственников, а найдя их, будет шантажировать вас. Второе. Если сейчас на пути к Мариуполю вы возьмёте Гуляй-Поле, то дальше его вы не продвинетесь. Завязнете. А через неделю сдадите. Закон тактики. Третье. Давайте воевать, а не морды бить каждый за свой огород. Желаю успеха, – сказал Командующий Южным фронтом, встал и протянул руку.

– Просыпайтесь, боярыня. Приехали. Орёл, – сказал Зиньковский, приподнимая край тулупа.

Анастасия спрыгнула с тачанки и огляделась. Они стояли перед большим двухэтажным домом с вывеской «Постоялый двор и трактир «Веселов».

– Идём знакомиться с хозяином, – сказал Лев, забирая все вещи из тачанки.

Они поднялись на крыльцо. Вошли в помещение, из которого на второй этаж вела деревянная лестница, устланная ковровой дорожкой. На промежуточной площадке стояли кадки с огромными цветочными кустами. Небольшие вазы с домашними цветами стояли и на перилах. Под лестницей и промежуточной площадкой был устроен гардероб. Дверь слева вела в трактир. Анастасия и Лев сдали верхнюю одежду и вошли в зал.

Подошёл официант.

– Есть уха, гуляш, котлеты и жареная рыба. На гарнир – картошка пареная, жареная и пюре, капуста тушёная с мясом, грибы маринованные, арбузы и яблоки мочёные, капуста квашеная, и винегрет. Если пожелаете, можем сварить пельмешки.

– Неси всё и пельмени ставь на огонь.

– Водочки, хереса, мадёрцы?

– Не надо. Хозяина покличь. Разговор есть.

– Якши.

Подошёл хозяин.

– Откуда гости?

– Вам привет из Чугуева от Пантуховых. Надо их родственницу устроить на два месяца. Всё будет оплачено. Желательно с полным пансионом. Сколько это может стоить?

– Надо посчитать.

– Давайте посчитаем.

Подошёл официант с подносом и принялся выставлять блюда.

– Принеси бумагу, счёты и ручку, – сказал ему хозяин.

– Какой номер намерены занять? – спросил он у Льва.

– Недорогой, но тёплый.

– Сообразил. Значит, не угловой, а средний, с прихожкой и спальной. Если с пансионом, то по двадцати целковых за месяц. Стало быть, восемьдесят. Такая цена устраивает?

– Годится.

– Как платить будете?

– На всякий случай, давай за четыре месяца. Ассигнациями.

– Время тревожное и ненадёжное. За обед я и ассигнацией возьму. А с перспективой лучше серебром или царскими.

– Хорошо. А, если случится, раньше заберём?

– Возврат гарантируем.

– Пишем договор.

– Паспорт имеется?

– Натюрлихь. И ещё. Сейчас надо бы её устроить на курсы ремингтонисток, а после – медсестёр.

– У нас в городе можно и на профессора выучиться. Были бы деньги. Вы сами это сделаете или мне её сводить?

– Мне бы провожатого по городу.

– подошлю помощника.

Лев гнал по городу тачанку, в которой сидел молодой помощник хозяина, а рядом с Зиньковским – Анастасия.

– Лёва, – спросила она, – а зачем на курсы мне идти?

– А ты что, умеешь печатать на машинке?

– Нет.

– Ну, вот и научишься. Чтоб не мучилась бездельем. А то у вас, у баб, от нечего делать дурь в голове поселяется. Ну и вообще, надо же тебе расти. Батько-то, всё ж таки, как ни говори, а голова. Вот и тебе надо соответствовать.

– Это он так решил?

– Ну не я же. Сама ты как думаешь? Нужно что-то постигать? Или как?

– А курсы медсестёр тоже он придумал?

– Анастасия, кто бы это ни придумал, это должно стать твоим. Ты где-нибудь училась?

– Да. Воскресную закончила.

– А гимназию?

– Дорого и поздно.

– Ну вот, видишь. И дорого, и поздно. Поэтому и решено тебя отдать в учение. Через полгода будешь грамотной дамочкой. Будешь ходить с редикюлем и парасолькой.

– Ну, вот и всё. Приехали, – сказал он, остановив тачанку вновь у того же постоялого двора. – Слазьте. Я поеду к батьке. Не знаю, увидимся ли. Ты, главное, учись, чтобы Нестор гордился тобой. А выучишься, сама гордиться будешь. И никому не сболтни, чья ты жена. Будь осторожна и осмотрительна, чтоб не бросить на себя саму тень. А главное – блюди себя. Прощай.

К зиме Настя успела окончить курсы ремингтонисток и поступила в госпиталь. Она уже вполне освоилась в городской жизни. Одевалась не хуже подруг, с которыми училась там, и тех, с которыми уже успела познакомиться здесь. Однажды, когда возвращалась с занятий к себе, она вдруг заметила идущего за ней молодого человека.

Она забежала в свой номер и выглянула в окно. Он стоял неподалёку от крыльца и курил. Когда из трактира вышел один из постояльцев, он окликнул его и о чем-то спросил. Тот повернулся к зданию и показал рукой на её окна. Настя отшатнулась от окна.

На следующий день с первым снегом в Орёл вошли деникинцы. Утром Анастасия уходила в госпиталь и опять увидела того молодого человека. Почти бегом она проследовала до госпиталя, но всю дорогу чувствовала преследование. Освободилась от него только, когда скрылась за воротами госпиталя. Когда же вечером она покидала занятия и работу, то вновь увидела того молодого человека.

– Разрешите проводить вас?

– Пожалуйста. Только не пытайтесь ухаживать.

– А я и не пытаюсь. Ведь вы жена моего приятеля. Мы с ним сидели в Бутырках.

У Насти кровь отступила от лица.

– Вы знаете Нестора Ивановича Махно? Но он сидел в одной камере с Аршиновым, а про вас ничего не рассказывал. Как вас зовут?

– Копылов Пётр. Вам не стоит меня опасаться. Я хоть не анархист, но был среди них до семнадцатого года.

– Извините, но я все равно вас не знаю и не могу пригласить к себе.

– А этого и не надо. Тем более, что на вашем постоялом дворе сегодня случилось ограбление, были обворованы несколько номеров.

– Что? – у неё подкосились ноги. Но он успел подхватить её. – Не беспокойтесь, ваш баул не был вынесен. Его обнаружили перед открытой дверью. На месте ограбления работала контрразведка. Вот, видите это здание? Вам сюда. Извините. Я не смогу туда с вами. Да и вам лучше подумать надо ли туда идти. Может, лучше вернуться в госпиталь. Контрразведка – это не пансион. Впрочем, если у вас там были документы, то тогда…

– У меня там оставались документы. Да и не только…

– Тогда смотрите сами.

Настя взошла на крыльцо, потянула на себя тяжёлую дверь и скрылась за нею.

За дверями её остановил часовой.

– Вам куда, барышня?

– У меня где-то здесь баул. Я жила в номерах, а там сегодня случилось ограбление.

– Тогда вам к штабс-капитану Карабаню. Постойте здесь. – Часовой повернулся к напарнику. – Фёдор, вызывай штабс-капитана Карабаня.

Второй часовой помчался по коридору и вернулся с офицером.

Тот остановился в трёх шагах от неё и внимательно оглядел её с головы до ног.

– Штабс-капитан Карабань Яков Филиппович. А ваше имя и фамилия?

– Анастасия… Вас… Аг… Аграновская… Анастасия… Валерьяновна.

– Ступайте за мной.

Они проследовали по коридору и вошли в кабинет.

– Который чемодан ваш?

– Жёлтый.

– Этот?

– Да.

– Что в нём?

– Деньги, вещи и документы.

– Точнее, пожалуйста. Какие деньги, какие вещи и какие документы?

– Паспорт.

– Так, паспорт. Вы у нас Аграновская?

– Да.

– А это что за паспорт? Кто такая Анастасия Варецкая?

– Это я до замужества.

– Поверим. Идём дальше. Что ещё было у вас в чемодане?

– У меня были кое-какие драгоценности. Из вещей: туфли, блузки, бельё… Документы и фотографии.

– Проверяем. – Он открыл чемодан. И выложил шкатулку. – Это что? Драгоценности? Деньги?

– Да. И то, и другое…

– Сколько?

– Много.

Офицер открыл шкатулку и показал ей.

– Пусто.

– Пусто.

– Что в этом редикюле?

– Тоже деньги. Серебро и золото.

– Пусто.

– Пусто.

– Есть на что жить?

– Нет. Это всё, что было.

– Какой у вас договор с хозяином?

– Четырёхмесячный пансион.

– Когда заканчивается?

– Уже закончился. Завтра-послезавтра надо платить.

– Ну, что ж, если найдём похитителя, считайте, что вам повезло. А нет, так… На нет и суда нет. Но вот документы ваши… Кто на этой фотографии?

– Мой муж.

– Кто такой?

– Он председатель управы в Гуляй-Поле Александровского уезда Екатеринославской губернии.

– Фамилия мужа?

– Он председатель управы.

– Фамилия его?

– Махно Нестор Иванович.

– Какой партии или организации принадлежит?

– Я не знаю. Он председатель управы.

– Где венчались?

Настя опустила голову.

– Я повторяю свой вопрос. Где вы венчались со своим председателем управы?

– Мы не успели.

– Он большевик?

– Нет.

– Октябрист? Кадет?

– Нет.

– Анархист?

Настя заплакала.

– Можете не отвечать. В России давно не венчаются большевики и анархисты. Как вы сказали вас по отчеству?

– Анастасия Валерьяновна Аграновская.

– А кто же тогда Варецкая, если мужа фамилия Махно?

Настя пустилась в рёв.

– Ну, если вы вознамерились меня разжалобить, то считайте, что это вам удалось. Родом вы откуда?

– Из Чугуева, Харьковской губернии.

– Как случилось, что муж на юге, а вы здесь?

– Муж отправил учиться подальше от войны.

– И чему вы учились?

– Окончила курсы ремингтонисток. А сейчас учусь на медсестру.

– Садитесь за машинку.

Настя послушно села за стол, на котором стоял затасканный «Ундервуд».

– Готовьте машинку.

Настя взяла бумагу, переложила её копиркой и заправила в машинку.

– Пишите. Командующему Добровольческой армией генералу Деникину А. И. от сестры милосердия Орловского губернского военного госпиталя Анастасии Валерьяновны Аграновской. Заявление. Прошу Вас принять меня на службу в контрразведку на должность технического секретаря. Обязуюсь хранить военные секреты, а также беру на себя обязательство не разглашать никому, что касается моей новой службы. Автобиографию, фотокарточку и резюме прилагаю. Число и подпись.

– Я могу идти?

– Подпись поставьте.

– Здесь?

– Да, здесь.

– А теперь я могу идти?

– Конечно, нет.

– Почему?

– Потому, что вы приняты на службу в состав Добровольческой армии под командованием генерала Деникина.

– А как быть с госпиталем?

– Сейчас поедем. Я всё улажу.

Они вышли на крыльцо. Спустились с него. Сели в коляску и поехали. Копылов достал махорку. Закурил и зашагал в ту же сторону.

Армия Деникина оставила Орёл и закрепилась в Харькове. Вечером в контрразведке зазвонил телефон.

– Штабс-капитан Карабань.

– Адъютант командующего поручик Лактионов. Господин штабс-капитан, с вами хочет побеседовать генерал Деникин. Вам необходимо прибыть сей же час в штаб командования.

Карабань взбежал на крыльцо. Открыл дверь и скрылся за нею. По широкой лестнице поднялся на второй этаж. Вошёл в приёмную и сказал адъютанту:

– Поручик, доложите командующему, что прибыл штабс-капитан Карабань.

– Прошу вас. Антон Иванович ждёт вас. – И поручик открыл перед Карабанем дверь, ведущую в кабинет генерала Деникина.

Офицер вошёл в кабинет.

– Господин главнокомандующий, штабс-капитан Карабань по вашему приказанию.

– Заходите, Яков Филиппович. Присаживайтесь.

– Спасибо.

– Ситуация такая, Яков Филиппович. Не исключено, что через неделю-другую мы сдадим Харьков. Но, разумеется, не ради просто сдачи, а во имя стратегической цели. Поэтому нам будут нужны люди, регулярно снабжающие нас информацией, со стороны противника. Кого бы вы порекомендовали для выполнения этой нелёгкой миссии?

– Себя.

– Похвально. Но вы нужны здесь. У вас есть хороший заместитель, капитан…

– Шубников. И всё же я настаиваю на кандидатуре, в которой у меня уверенности более всего.

– Звучит резонно. Ну, хорошо. Что для этого понадобится?

– Немного денег для покупки помещения под фотостудию. Ну и какой-то запас на первое время.

– Сколько это может быть?

– Приличная резидентура стоит немало. Но хотя бы двести золотых. Химикалии надо прикупить. Интерьер устроить. Цивильную одежду. Лошадь для разъездов, сбрую.

– Давайте позовём нашего тыловика. – Деникин позвонил в колокольчик. Вошёл адъютант.

– Серж, позовите Григория Афанасьевича.

Через минуту вошёл пожилой полковник.

– Григорий Афанасьевич. Выдайте нам, пожалуйста, двести золотых червонцев.

– Можно в другом эквиваленте?

– Можно. Но только в твёрдом.

– Акции и ассигнации возможны?

– Нет, нет, Григорий Афанасьевич, никаких бумаг. Давайте так. Сколько есть золотом. А остальное – серебром. В крайнем случае, – драгоценностями.

– Слушаюсь, – ответил полковник и вышел.

– Что еще, Яков Филиппович? Давайте, решайте, чтобы потом не было поздно.

– Если можно с десяток штабных фотографий для оформления интерьера и витрины.

– Нет проблем. Выберите всё, что может вам пригодится.

– Тогда, я готов.

– С богом, Яков Филиппович.

– До свиданья, Антон Иванович.

Штаб Махно.

– Товарищи командиры, штаб Южного фронта поставил перед нами задачу овладения Мариуполем. Какие будут соображения и предложения?

– Снарядить обоз с капустой, – предложил Каретников.

– Где же это мы столько капусты возьмём? – с улыбкой возразил ему Озеров.

– Тогда свадебный обоз, – внёс предложение Лепетченко.

– Ну, это то же не новее, – сказал Белаш.

– А если захватить в плен петлюровский полк, переодеться и войти в город? – предложил Семён Бурбыга.

– Товарищи, это всё годится для взятия хутора, но только не для города, – поддержал штабистов Махно. – Масштаб задачи несоизмерим с теми, что мы ставили перед собой прежде. Под стать ей должен быть и подход к решению. Командующий Южным фронтом Антонов-Овсеенко приказал соединиться с неким Никифором Григорьевым. Есть у нас на него какие-нибудь сведения?

Поднялся Белаш. Поставил перед собой портфель, открыл его, достал тетрадку, полистал её и зачитал:

– Никифор Григорьев, штабс-капитан, фронтовик, полуграмотный, но талантливый военный, хороший организатор, крепкий рубака. Но…

– Что? – насторожился Махно.

– Беспринципный человек.

– Как же он попал в революцию без царя в голове?

– Да он попал в революцию, потому что она случилась, – ответил Белаш.

– Но он же анархист? – не унимался батько.

– Да, не знает он таких слов, – сказал Озеров.

– Не может быть такого, – возразил Махно, – какие-то же мотивы двигают им.

– Батько, – терпеливо продолжал информировать Белаш, – Он, как бы это сказать точнее… Понимаешь, он просто воюет за себя и свою бригаду, точнее банду. В плен не берёт – расстреливает, кто бы ни попал.

– Ну, делать нечего. В революции родственников не выбирают. Мы вынуждены пойти на союз с ним, коль сам Овсеенко рекомендует. Организуй нам встречу, брат Белаш.

– Добре. Это надо ординарца твоего спытать, – ответил начальник разведки, – Федосий Щусь знает его с пятнадцатого года. Служили где-то рядом.

На опушке леса встретились два небольших конных отряда. Навстречу друг другу рысью сошлись два всадника. Поздоровались. Разъехались. Потом, так же навстречу друг другу поскакали Н. Махно и Н. Григорьев. Осадили коней. Поздоровались за руку и поехали рядом от леса к хутору.

Разговор продолжился в избе за столом с закусками и выпивкой. На стене, за спинами обоих атаманов, висела карта Украины.

– Дорогой брат Никифор. Ты наверняка знаешь, что нам с тобой поручено брать Мариуполь. У тебя есть соображения?

– Прежде давай решим, кому командовать соединением, – предложил Григорьев.

– Давай тогда сделаем так, – сказал Махно. – Каждый из наших штабистов напишет на бумажке число штыков и сабель. У кого больше, тот и командир. Идёт?

– По рукам.

Тотчас штабисты подали обрывки бумаги.

– Ну вот, – сказал Махно, – значит я и командующий группировкой. Тогда план таков. Мы объединяем артиллерию в отдельный артдивизион. Располагаем его на северо-западе от Мариуполя. Одна половина вашей бригады стоит и ждёт вторжения вдоль северной дороги. Вторая – с востока. Мы одной половиной делаем глубокий обходной манёвр с запада. А вторая под командованием комполка Марченко совершает прямое вторжение по железной дороге с востока сразу после продолжительного артобстрела и взятия на себя внимания командования гарнизона.

– План хорош, но есть вопрос: у вас все анархисты или есть ещё какие пристрастия?

– У меня сброд святой. В основном, конечно, большинство из нас анархисты. Но вот комполка Марченко, к примеру, коммунист. Есть иудеи. Православные. Немец-штунда. Татары, стало быть, мусульмане. Один француз не знамо какой веры. Ну, гугеноты они, вообще, безбожники. Но, в основном, конечно, русские и хохлы. А большинство командиров, как я уже сказал, конечно, анархисты. Сам факт, что они все под моим знаменем, говорит за то, что все они, как и я – революционеры.

– Ну, тогда предлагаю первый тост. За революцию! – сказал атаман Григорьев и поднял рюмку.

Штаб мариупольского гарнизона генерала Шкуро. В кабинет вошёл начальник штаба соединения полковник Шифмер-Маркевич.

– Андрей Григорьевич, наша разведка донесла: по нашим позициям ведёт огонь неизвестное артсоединение, расположенное южнее Нечаевского. На обход его с запада необходимо послать отдельную конную группу. Но с полковником Пухановым у нас нет связи.

Вошёл офицер с телеграфной лентой в руках.

– Господин генерал, конезаводчик из Юзово гонит эшелон с тысячью голов элитных пород лошадей, просит обеспечить охранение.

– Откуда поступило сообщение?

– Телеграмма отправлена с разъезда на пятидесятой версте от Мариуполя.

– А почему он просит обеспечить охранение. У них какие-то сложности?

– Сообщает, что его преследует какая-то банда.

– Банда – это нехорошо. Но тысяча голов – это хорошая кавалерийская бригада. Давайте пошлём дрезину или маневровый паровоз с двумя платформами и двумя ротами солдат с пулемётами, чтобы встретить эшелон и остановить преследователей. Тысяча коней стоит этого. Звоните.

– Слушаюсь, Андрей Григорьевич.

– Если они прибудут через час-полтора, то пошлите полковника Венцова на встречу с конезаводчиком. Пусть договорится с ним, чтобы он одолжил нам коней или продал недорого, с тем, чтобы кавбригада не позднее завтрашнего утра уже выступила на ликвидацию неприятельского артдивизиона.

Через час дрезина с двумя платформами прошла двадцатую версту. Её машинист увидел идущий навстречу паровоз, остановил дрезину, и, подавая сигналы, начал отрабатывать задний ход. Крикнул офицеру:

– Быстро сгружайтесь, а то, как бы чего не вышло!

– Первая рота прыгает на насыпь и занимает позицию слева. Вторая рота занимает позицию справа. Марш! Быстро! Бегом!

Солдаты спрыгнули с платформ и развернули оборону. Паровоз с двумя десятками теплушек проследовал дальше, толкая впереди себя дрезину. Через пару вёрст он остановился. Из теплушек выскочили бойцы с пулемётами Льюиса и Максима. Они взгромоздились на платформы, и поезд тронулся дальше.

В штабе Шкуро зазвонил телефон. Полковник Шифмер-Маркевич протянул руку к трубке:

– Разрешите, Андрей Григорьевич?

Шкуро кивнул.

– Слушаю. Маркевич у аппарата. Да. Хорошо. Этих пропустить, а тех уничтожить.

Вошёл адъютант.

– Господин генерал. Господин полковник. В город под видом товарного поезда, груженного породистыми лошадьми, ворвались махновцы. Полковник Венцов убит.

– Уходим! – Скомандовал Шкуро.

По дороге, идущей из Мариуполя, в беспорядке уходил гарнизон генерала Шкуро. А в городе кричали «ура» махновцы и григорьевцы.

На станцию прибыл поезд. На привокзальной площади выстроились батальоны. На самом перроне вдоль здания вокзала в одну шеренгу была выстроена штабная рота григорьевцев. Из вагона вышли Антонов-Овсеенко, Лев Каменев и группа штабистов. К ним подошли щеголеватый, подтянутый, с офицерской выправкой Никифор Григорьев и неказистый, малорослый, в венгерском мундире без знаков отличия и в студенческой фуражке Нестор Махно. Никифор Григорьев щелкнул каблуком, коротко козырнул и назвался:

– Комбриг Григорьев.

– Комбриг Махно, – назвался батько.

Вся группа военных прошла сквозь здание вокзала и вышла на высокое крыльцо с балюстрадой. От крыльца простиралась привокзальная площадь, над которой тотчас прокатилась команда:

– Сми-и-р-р-р-рна-а-а!

Грянул марш. И под музыку к крыльцу, как к трибуне, на которой остановились высокие гости во главе с Командующим фронтом, чеканя шаг, направился григорьевский начальник штаба. Как только он остановился перед Антоновым-Овсеенко, оркестр смолк.

– Товарищ, Командующий Южным фронтом, отдельная объединённая группировка под командованием Григорьева по случаю взятия Мариуполя построена. Потерь нет. В плен взяты два батальона из числа неприятеля. Начальник штаба бригады Градов.

– Здравствуйте, товарищи!!! – громко сказал Антонов-Овсеенко.

– Здра… жла…, товарищ ком-юж-фронт!!! – гаркнули бойцы.

– Товарищи бойцы! Поздравляю вас с революционной победой! – крикнул Командующий.

– Ура-а-а-а!!! Ура-а-а-а! Ура-а-а-а-а-а!!! – прокатилось над площадью.

Затем на первый план выдвинулся член Военного Совета Южного фронта Лев Каменев.

– Товарищи красноармейцы! Центральный комитет РКПб, Всероссийский центральный исполнительный комитет и Реввоенсовет республики постановили учредить награду для бойцов и командиров за выдающиеся заслуги перед революцией, за проявленную отвагу, за успешно проведённые операции по разгрому врагов – орден Боевого Красного Знамени. Этой высокой награды уже удостоился командарм Василий Иванович Блюхер. Ему вручён нагрудный знак под номером один. А сегодня мы с вами будем свидетелями знаменательного события!

Он раскрыл папку и продолжил.

– Товарищи бойцы, за успешно проведённую операцию по овладению Мариуполем орденом Боевого Красного знамени номер два награждается командир отдельной революционной ударной бригады Никифор Афанасьевич Григорьев! – Грянул туш. Каменев вручил Григорьеву орден и продолжил чтение.

– За проявленное рвение и отвагу, проявленные при взятии Мариуполя, орденом Боевого Красного знамени под номером три награждается командир отдельной Повстанческой бригады Нестор Иванович Махно!

Грянул туш, и под раскатистое «ура» Лев Николаевич Каменев прицепил на френч Нестору Ивановичу сверкающий золотом и рубиновой эмалью новенький орден.

– Товарищи бойцы! – продолжил Антонов-Овсеенко. – Командование фронтом из своих запасов прислало вам три вагона с оружием и боеприпасами, амуницией и продовольствием. Назрела острая необходимость бригаде Нестора Ивановича Махно выступить на Екатеринослав, а бригаде Никифора Афанасьевича Григорьева направиться на румынский фронт, который сейчас проходит районе Плетёного Ташлыка. Желаю успехов и побед!

– Ура-а-а-а-а!

– Смир-р-р-рно! – скомандовал начштаба Градов. – Для прохождения торжественного марша! Поротно! Одного линейного дистанция! Первая рота прямо, остальные нале-е-е-во! Шагом марш!!!

Орёл. Во дворе бывшего кадетского корпуса проходило формирование красного кавалерийского полка «Орловский пролетарий». На невысокой трибуне с флагштоком стояли несколько человек в полувоенной одежде, в кожаных куртках, в фуражках и картузах без кокард. Один из них, держа в руках список, зачитывал его:

– Командиром полка назначается Михаил Леонтьевич Полонский, начальником штаба пойдет Падалка Фёдор Никанорович. Комиссаром полка будет Леонтий Васильевич Феоктистов. Принимайте командование, товарищ Полонский, и выступайте на Харьков.

Полонский спустился с трибуны, вскочил на коня, выхватил шашку и скомандовал:

– По-о-олк! За свободу и счастье рабочих и крестьян, на битву с врагами революции, шагом марш!

Грянул оркестр, и полк направился со двора на улицу.

Через три дня в фотоателье «Аркадия» вошёл первый посетитель. Им был адъютант командующего поручик Лактионов с молодой барышней.

– Милейший, – сказал он, – запечатлейте нас с дамой.

– Пожалуйста, господин офицер, – сказал Карабань, – раздеваться будете? Или пожелаете в шинели? У нас тепло. Пожалуйста, вот вешалка. Зеркало. Как бы вы хотели? На чистом фоне или на фоне пейзажа?

– Давайте как угодно, только побыстрее. Когда будут готовы снимки? Мы через неделю выступаем на Екатеринослав.

– Не извольте беспокоиться. Когда воротитесь, тогда и рассчитаемся.

– Сговорились. Прощу прощения, кстати, мы нигде с вами не пересекались?

– Вполне возможно. Мир тесен, а дороги войны извилисты и узки.

– Вы философ, но поразительно похожи на кого-то из наших штабных.

– Усреднённый русский типаж.

– Нет, вы, положительно, не простой фотограф.

– Да, полно вам, я говорю на профессиональном сленге. Прошу вас. Займите позицию.

Поручик сел на стул. Дама встала за его спиной.

Вспыхнул магний.

Карабань закрыл за посетителем дверь и вошёл в подсобное помещение, освещённое красным светом.

– Анастасия Валерьяновна. Есть первый снимок для проявки.

Послышалась канонада и пулемётная очередь.

Карабань выглянул в окно.

– Ну вот, и красные входят.

На следующий день в фотоателье вошёл красноармеец. Анастасия сидела за барьером в прихожей салона, а Яков Михайлович колдовал со светом в студии, куда вела открытая дверь. Красноармеец внимательно просмотрел все фотографии.

– Я смотрю, у вас тут часто фотографировались деникинцы?

– Было.

– А на этой фотографии вы?

– Да это я.

– А вы не помните меня?

Она пожала плечами.

– Вы же в Орле жили?

– Да, было. Ну, я… Я училась там… На медсестру.

– В госпитале.

– Да. Верно.

– Я лежал там на излечении после германского фронта.

– Да там было много раненых. Всех не упомнишь.

Вышел Карабань.

– Желаете сфотографироваться?

– Нет, спасибо.

– Да, чего ж спасибо. Заходите, садитесь. Всё готово.

– Ну, это же дорого.

– Да будет вам. Считайте, что я вам дарю фотографию. Садитесь.

Красноармеец сел.

– А, вы на каком фронте были ранены?

– В Восточной Пруссии попал под газовую атаку.

Вспыхнул магний.

– Ну, вот и готово. Приходите завтра.

– Спасибо, – сказал красноармеец и вышел.

Но не успела закрыться дверь, как вошла целая группа военных. Они тоже долго присматривались к фотографиям, пока, наконец, Карабань не предложил им сфотографироваться так же бесплатно.

Вскоре после их посещения вошли двое красноармейцев с винтовками. Один из них, ничего не спрашивая, приказал:

– Собирайтесь.

– Куда?

– На кудыкину гору.

Их усадили на подводу и повезли по улицам Харькова. Вскоре высадили возле того самого здания, где располагался штаб командования деникинцев. Вслед за провожатым Яков и Настя взошли на крыльцо, скрылись за высокими тяжёлыми дверями. Поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Их впустили в приёмную.

А за закрытыми дверями кабинета шёл разговор командарма Лазаревича со штабом Южного фронта.

Антонов-Овсеенко:

– Вениамин Валентинович. На взятие Екатеринослава я направил Повстанческое соединение Махно. Но у них нет артиллерии. Вы не могли бы для помощи этому соединению послать полк, имеющий артиллерию? Желательно, конечно, чтобы это был коммунистический полк.

Лазаревич: Я всё понял Владимир Александрович. Здесь, в Харькове, в мою армию влились несколько полков. Один из них «Орловский Пролетарий» под командованием Михаила Полонского и Фёдора Падалки. Так я и направлю этот полк на Екатеринослав.

Антонов-Овсеенко: Решено. Желаю удачи.

Командарм опустил трубку. Вошёл порученец.

– Товарищ командующий, в приёмной фотографы.

– Пусть войдут.

Перед Яковом Филипповичем и Анастасией открылась дверь. Оба оказались в том же кабинете, где несколько дней назад сидел Деникин. Сегодня на месте его был другой военный, но без погон. Он поднялся и вышел из-за стола им навстречу.

– Здравствуйте. Присаживайтесь. Вас зовут…

– Яков Филиппович Рябоконь.

– А вашу жену?

– Анастасия, – робко ответила сама Настя.

– А по батюшке?

– Анастасия Валерьяновна.

– Очень приятно. Командующий армией Вениамин Валентинович Лазаревич. Мы нигде с вами не встречались на военных дорогах?

– Я служил у Самсонова и у Юденича. Дошёл до капитана. Был ранен на немецком фронте. Уволен в шестнадцатом по ранению. Мобилизации не подлежу, – ответил Карабань и выложил документы.

Лазаревич взял бумаги. Полистал и вернул Карабаню.

– Очень хорошо. Но, я уверяю вас: Вам не придётся ходить в строю. Дело в следующем. Хочу предложить вам службу в нашем штабе.

– В качестве кого?

– Штабного фотографа.

– Теоретически это возможно… Но несколько неожиданно.

– Я всё понимаю и не требую немедленного ответа. Кстати, Анастасия Валерьяновна что-то ещё умеет делать?

– Знаю ремингтон. Училась на сестру милосердия.

– Где учились на медсестру?

– В орловском губернском военном госпитале.

– Замечательно. А в травах разбираетесь?

– Бабушка научила кое-чему. Да и мама – тоже.

– Значит, зверобой отличаете от лютика?

– Конечно. И чистотел от лопуха. Хотя и он – небесполезное растение.

– Ну, вот и здорово. Соглашайтесь. Обещаю все виды довольствия, как работникам штаба.

– Можно подумать?

– До завтра, – сказал командарм и протянул руку.

– Так быстро?

– Вы же бывший.

– Тогда, до завтра.

Лазаревич проводил их до лестницы. Прошёл по коридору. Постучал в одну из дверей.

– Войдите, – послышалось из-за дверей.

– Это я, Лазаревич. Как вы себя чувствуете Михаил Васильевич! – спросил командарм, входя в комнату.

– Если утром будет хотя бы неплохо, то завтра продолжу путь.

– Торопиться не следует. Лев Давидович Троцкий, да и сам Владимир Ильич Ленин вряд ли одобрят, если вы примете дела у Антонова-Овсеенко в плохом состоянии. Вам надо серьёзно подлечиться. Да и негоже вам пробираться в родной штаб чужими тылами. Вот возьмём Екатеринослав и Луганск, тогда и примете фронт. А сегодня у меня тут были два интересных человека… Муж и жена Рябоконь. Держат в городе фотографический салон. Он бывший военный, уволенный из армии два года назад по ранению. А она – ремингтонистка, медсестра и немного знахарка. Знает разные травы. Если хотите, я подошлю её к вам.

– А как вы на них вышли?

– Их салон был оформлен оригинальнее всех. Похоже на то, что деникинцы их привлекали для фотографирования. У них на стенках много групповых и одиночных фотографий из штаба Деникина.

– Интересно. Пусть придут. Мы им устроим проверку. Вдруг шпионы.

– Ну, если б были шпионы, не стали бы афишировать свои шашни с Деникиным. И потом, не они к нам пришли, а мы их вызвали. Да и к сотрудничеству с нами они не рвутся. Хотя какая-то проверка не будет лишней. Но вы в данном конкретном случае не рискуете ничем. Вам не вредно попить отвары. А ни она, ни он вас не знают, и любые происки здесь просто исключены.

– Ладно. Хорошо. Спасибо, Вениамин Валентинович. Пришлите их.

Поздно вечером у костра собрался весь штаб Махно.

– Брат Белаш, сообщи-ка нам данные, полученные из Екатеринослава? – попросил Нестор.

– В городе засел генерал Шкуро. Гарнизон его достаточный, чтобы держать круговую оборону не одну неделю, даже в случае полной блокады.