Текст книги "Своё время"

Сердце

I

Как мне хорошо спалось. Открываю глаза. Всё тут незнакомо! Где я? Постель очень мягкая, бельё белоснежное. Солнце смотрит из окна и греет меня своими лучами. Как хорошо! Но где я? И вот ещё что – я забыла своё имя. Кто я? Может быть, меня зовут Светлана. Да, красивое имя. Я – Светлана!

Это какая-то комната, но почему я ничего не узнаю? Комната жилая, значит, я в квартире, но чья она? Как я сюда попала? И что я здесь делаю? Спала. Одна? Судя по размерам кровати, может быть, и не одна. Это меня радует или огорчает? Скорее, радует. Пугает? Нет, вряд ли.

В другой комнате голоса. Мужской и… детский. «Сынок, ты успеешь позавтракать?» – голос мужской, приятный. «Да, папа, надо будить маму», – мальчик, возможно, лет четырнадцати. Взрослый уже. Но кто они? Я что, мама?! Мама Света – звучит! Но четырнадцать лет! Почему я ничего не помню? Какая-то боль слева.

– Света, доброе утро. Вставай, я приготовлю завтрак. Слава уже опаздывает. Да и я тороплюсь на работу, – говорит мужчина.

Так, со своим именем угадала, значит, не всё потеряно. Сын – Вячеслав. Хоть что-то.

– Доброе утро, дорогой! – надеюсь, тон меня не выдал.

– Дорогой?! Ты уверена? Что с тобой? Вчера я был исключительно Виктором Петровичем для тебя. С тобой всё в порядке?

– Прости, я не помню, что было вчера, Виктор.

– Это для тебя всегда так удобно. Частичная амнезия спасает семьи!

– Я не понимаю, о чём ты говоришь.

У Виктора звонит мобильный телефон. Он поднимает трубку, слушает всего пару секунд.

– Начинайте! – командным голосом почти кричит он и вешает трубку.

В комнату входит подросток. Да, действительно, ему четырнадцать или уже пятнадцать? Я не помню.

– Хватит уже ругаться! С утра прямо начинаете. Дождитесь хоть, пока я в институт уеду.

– Доброе утро, сынок.

– Сынок?! Уже не Вячеслав Викторович? Мама, ты с той ноги встала?

Почему так колет слева? Мне больно!

– Что ты делаешь!!! – отец кричит на сына. – Ты с ума сошёл! (или мне показалось?).

– Пожалуйста, давайте все к столу, – приглашает Виктор.

Туалет и ванную я нашла без подсказок. Это радует. Неудобно было бы показать себя ещё и не знающей собственного дома. А их… мужа и сына, я помню? И что я им сделала плохого? Они меня, кажется, ненавидят. О любви уж точно речи нет. Лучше зубы почищу. Щётку бы не перепутать. Они мне кажутся знакомыми, даже родными. Я-то их люблю? Всё, зубы чистые. Приятно, что себя в зеркале узнаю без сомнений. Я ещё довольно привлекательная! Пойду платье выберу. Надо спешить, а то семья опять сердиться будет. О! Да у меня хороший вкус (сама себя не похвалишь, никто не похвалит)!

Надену вот это, цвета морской волны. Чем-то напоминает мне больничный халат, да, цветом, но мне нравится.

На кухне уже сидят сын с отцом.

– Приятного аппетита! – голос я свой нахожу не менее приятным.

Нет ответа. Все уже жуют. Сажусь за стол. Яичница с помидорами и базиликом. А что я ожидала? Грибной жульен и греческий салат? Не буду привередничать – голод не тётка…

– Ты сегодня останешься дома? – муж. Муж? Любимый муж?

– Не знаю, может быть, по магазинам пройдусь или прогуляюсь, – надеюсь, достаточно спокойно отвечаю я.

– Да-да, прогуляюсь… Я тоже сегодня буду поздно, – голос Виктора… Виктора Петровича, мне почему-то нравится.

– Как обычно? – непринуждённость, главное – лёгкость и непринуждённость в голосе.

– Что значит, обычно?! – всё-таки я его расстроила.

– Я убегаю. Достало слушать ваши разборки, – сын-то уже вырос… Как же мне всё вспомнить? Я же не плохая.

– До свидания. Учись хорошо. Поцелуешь меня? – глазами скачу от сына к мужу. Опять что-то не то сказала?

Вячеслав подходит ко мне и касается губами моего лба. Что ж такой сухой поцелуй?

– До свидания, мама.

Почему так болит слева? Сердце?

– Послушай, нам надо продолжить тот разговор. Я всё понимаю и не настаиваю ни на чём. Все делим пополам, сын остаётся у меня, – Виктор меня просто как ударил по голове. Не хватало, чтобы ещё голова начала болеть.

– Почему у тебя??? – не узнаю свой возмущённый голос. Это уже писк какой-то. Зачем я так?

– Дефибриллятор! – невозмутимый голос Виктора.

– Прости, что ты сказал? – не понимаю я.

– Снова ты начинаешь! Мы обо всём договорились. Вечером обсудим ещё раз. Убегаю. Прощай, – теперь мне голос Виктора Петровича совсем не по нраву. Пусть уходит.

А дверью хлопать вовсе не обязательно! Да ещё и два раза! Меня от этого просто передёргивает! Какая невкусная яичница. Нет, не моё это всё! Чужое! Опустошённость. Что им не хватает? Колет сердце. Не могу! Я не хочу так! Пойду, прилягу, может, поплачу. Сердце прямо выпрыгивает из груди. Что со мной? Плакать не буду! Я сильная! Какая мягкая постель, и бельё такое белоснежное. Снова сон ко мне приходит. Как хорошо!

II

– Срочно в операционную! – мужской безапелляционный голос.

Женщину на каталке бегом увозит группа людей в халатах. Везут по длинному, хорошо освещённому коридору больницы.

– Женщина. Тридцать пять-тридцать шесть лет. Имя – Светлана. Без сознания. Попала в автомобильную аварию. Повреждение левой части груди. Противопоказания на наркоз неизвестны, – женский торопливый голос.

– Так срочно узнайте! На аллергию тоже проверьте! Если мы не вытащим это… – доктор показывает на небольшой металлический осколок, торчащий из груди пациентки, – то от потери крови она скончается через пятнадцать минут.

Медсестра убегает вперёд.

Пациентку завозят в операционную. Подкатывают медицинскую каталку к столу. «На счёт два. Раз… два!» Медики переносят женщину с каталки и кладут на операционный стол.

– Положите её на правый бок. Освещение на грудь, – хирургу уже натягивают перчатки и завязывают стерильную маску две медсестры. – Открытая операция на сердце по извлечению инородного тела из грудной области. Ассистенты – Ольга, Екатерина. Анестезиолог – Борис. Старший ассистент – Вячеслав. Всем приготовиться!

– Противопоказаний на анестезию нет. Аллергии не выявлено. Наркоз ингаляционный, смешанный, – голос Бориса чёткий, уверенный.

– Начинайте! – даёт команду хирург. Анестезиолог надевает маску на лицо пациентки. Хирург подходит с поднятыми руками к операционному столу. За ним – старший ассистент и две ассистентки. – Мы начинаем, и всё будет хорошо! – твёрдый голос хирурга, глаза направлены вверх.

– И помоги нам Бог, Виктор Петрович! – не выдерживает Ольга.

Хирург кивает.

На операционном столе женщина лежит на правом боку, с отведённой левой рукой, её поясницу фиксирует валик.

– Следите за показателями. Делаю переднебоковую торакотомию слева, в пятом межреберье. Скальпель! – командует хирург и делает надрез мягких тканей около двенадцати сантиметров на груди пациентки.

– Вытаскиваем эту штуку, Слава! Следите за давлением! Приготовьтесь останавливать кровотечение! Вячеслав, приготовьте ранорасширитель. Если задето сердце, будем вскрывать, – ассистентка Екатерина тампоном вытирает пот со лба хирурга.

У груди пациентки – три пары рук: три руки с тампонами, одна – хирурга с анатомическим пинцетом, одна – старшего ассистента с таким же пинцетом и одна рука с кровоостанавливающим пинцетом.

– По моей команде, – Виктор Петрович берёт пинцетом кусок металла, Вячеслав – с другой стороны. Хирург кивает, и они тянут вверх. Пациентка не шелохнётся.

– Давление падает! Пульс – 120! – докладывает Екатерина.

– Вскрываем! Ранорасширитель! Приготовить влажную марлю! – говорит хирург.

Хирург специальным инструментом открывает рану на груди. Видно сердце, часть лёгкого. Медсестра влажными марлями отодвигает лёгкое. Сердце бьётся. Виктор Петрович внимательно осматривает его.

– Вижу повреждение перикарда. Буду делать надрез, – Екатерина снова вытирает пот с его лба. – Вскрываю перикард. Повреждение от осколка. Вижу его. Вячеслав, помогите!

Хирург надрезает верхнюю оболочку сердца – перикард – и видит совсем маленький металлический кусок. Вячеслав пытается захватить его щипцами – неудачно.

– Что ты делаешь?! – кричит на него доктор. – Ты с ума сошёл!

– Пульс нитевидный, давление падает, аритмия, остановка дыхания, – ассистентка Ольга чётко произносит каждое слово.

– Приготовиться к реанимации. Дефибриллятор! – командует хирург.

Сердце чуть колышется, замедляя движение. Виктору Петровичу удаётся поймать осколок и вытащить его. Тот со звоном попадает в металлическую миску.

– Можно!

Екатерина приставляет поверхности дефибриллятора к груди пациентки, одну – справа сверху, другую – слева снизу. Смотрит на главного хирурга. Все убирают руки от пациентки.

– Разряд… Ещё разряд! – доктор кричит.

Тело пациентки выгибается.

– Пульс – 70, дыхание стабилизируется, – ассистентка Ольга светится счастьем.

– Вячеслав, шейте, – просит хирург.

На этот раз старший ассистент справляется без замечаний. Виктор Петрович наблюдает и знает, что уже почти всё позади.

III

Палата реанимации. Свет приглушённый. Над кроватью стоят врачи – Виктор Петрович и Вячеслав.

– Борис предупредил, что она вот-вот выйдет из наркоза, – Виктор Петрович держится за свой подбородок.

– Я скоро вернусь, – Вячеслав выходит из палаты.

Светлана открывает глаза.

– Виктор! Что?! Что произошло? У меня ужасно раскалывается голова.

– Мы знакомы? – доктор хмурит лоб, пытаясь вспомнить.

– Это для тебя всегда так удобно. Частичная амнезия спасает семьи! – сарказм у неё не получается, видно, что Виктор понятия не имеет, о чём она говорит.

– Светлана Юрьевна! Вы в больнице. Я ваш лечащий врач – Виктор Петрович. У вас посттравматический шок. Возможно, частичная потеря памяти. Также действие наркоза ещё не прошло. Вы попали в автомобильную аварию. Мы сделали вам операцию. Она прошла успешно. Но вам нельзя вставать. Если вы хотите, я могу позвать психолога.

– Этот сон… он был такой яркий. Вы правда не мой муж? А то у меня… у нас во сне совсем отношения не складывались, – смущается Светлана. – Вы выглядите как он, точь-в-точь.

– Могу вас заверить, что нет, я не ваш муж. Не волнуйтесь.

В палату входит Вячеслав.

– Слава, сы… – вовремя останавливается она.

Вячеслав с непониманием смотрит на Виктора Петровича.

– Светлана Юрьевна, всё будет хорошо. Вы нам обязательно расскажете свой сон, а сейчас отдыхайте.

Доктор наклоняется, смотрит зрачки пациентки. Проверяет показания приборов. Вячеслав и Виктор Петрович выходят из палаты.

– Да, что-то наш Борис опять намешал. Ух, нарколог с правом анестезиологии!

Они смеются.

Через несколько недель пациентка Светлана уже была готова к выписке.

– Спасибо вам, Виктор Петрович. Я этого никогда не забуду! Вы подарили мне новую жизнь! – Светлана целует своего доктора в лоб.

– Всего вам самого доброго, и берегите себя! – Виктор Петрович смотрит ей вслед.

– Виктор Петрович, как вы думаете, там, во сне, когда я была на грани смерти… это был ад или рай? – Светлана смотрит в глаза Виктору.

– Вам решать, Светлана Юрьевна! И сердце не обманешь. До свидания.

Светлана выходит на крыльцо больницы. Смотрит на яркое солнце и подставляет лицо его лучам, с удовольствием ловит тепло. Сквозь тонкое летнее платье пальцами нащупывает шрам слева на груди. Она улыбается и уходит, одинокая, но такая свободная и счастливая.

Невидимка

37 минут назад

Сафрон Тихонович и так был человеком незаметным, а тут ещё стал почти прозрачным, то есть невидимым.

Это случилось не вдруг. Его перестало замечать руководство, и коллеги не обращали на него внимания. Сафрон Тихонович даже не придал бы значения данной перемене, если бы не череда последующих событий.

Работал он в научно-исследовательском институте со сложным названием – «Изучения наноматерий в квадратичном цикле пространства нулевых биений», сотрудники которого дали ему сокращённое название «ИзНАН» – «Изучения НАНоматерий…». Коллеги из других НИИ работников института дразнили «изнанцы» – и просто чтобы позлить, и завистливо намекая на то, что неплохо бы им познакомиться с «изнанкой фортуны». Сафрон Тихонович, как и его сослуживцы, прекрасно знал данное обидное прозвище, но не придавал ему большого значения. Некоторые «изнанцы» в отместку придумывали различные прозвища научным сотрудникам других институтов, а Сафрон Тихонович был человеком кротким, миролюбивым и не лез в межинститутские распри. Его отличала доброта – всегда здоровался и первым подавал руку, улыбался и никому плохого слова не сказал за всё время безупречной работы.

В делах исполнителен. Занимал должность технического писателя, качественно выполнял обязанности. Из-за этого в период реформирования НИИ, когда бывший институт «По исследованию тяжелых металлов в среде с конденсированной влагой» не без кадровых потерь преобразовывался в «ИзНАН», Сафрону Тихоновичу не указали на дверь, и он сохранил место. Впрочем, накопив рабочий стаж более трёх десятков лет, не продвинулся по служебной лестнице и выполнял практически те же функции, что и всегда. Он любил писать – чётко, грамотно, красиво и в каком-то смысле интересно. Хоть и пенсия была не за горами, ему удавалось создавать такие технические тексты, что начальство иногда восклицало: «Да, вот эта инструкция с изюминкой!» или «Возьму-ка формулярчик Сафрона Тихоновича, на ночь почитаю». Хотя материально Сафрона Тихоновича руководство поощряло редко, он не обижался и занимался делом. Семьи у него не было, так что средств на жизнь хватало.

Рабочее место Сафрона Тихоновича было небольшим, под широкой лестницей. Лестница вела на следующий этаж, где располагались кабинеты высшего руководства института. Людей по этой лестнице ходило мало: то ли потому что начальство часто было в разъездах, то ли, наоборот, потому что руководило с усердием и не терпело лишнего волнения. Шаги над головой редко беспокоили Сафрона Тихоновича. У него было всё для работы – широкий стол с двумя мониторами, шкаф с технической литературой и пустая тумбочка, в которой он хранил карандаш для собственных заметок и старую шариковую ручку для подписи работ. Тумбочка выполняла и другую функцию – на ней стоял принтер, редко бывший в употреблении после нововведений с подписанием документов цифровой подписью и использованием электронного документооборота. Сафрон Тихонович боялся этих новшеств, но, будучи человеком неглупым, просидел несколько дней, изучая техническую документацию по данным темам, и, наблюдая за работой с электронными документами других сотрудников, быстро вошёл в курс дела. Принтер стал бесполезным, возможно, даже был списан, и тумбочка уже не хранила в себе большие стопки чистых листов. Но Сафрон Тихонович не стал избавляться от принтера – он был дорог, как бывший друг и помощник. Позади рабочего места Сафрона Тихоновича была дверь в экспериментальную лабораторию. Этой дверью никто не пользовался, главный вход в лабораторию был с другой стороны. Она была отдана молодым аспирантам для проведения инновационных научных опытов. Иногда из помещения лаборатории доносились странные звуки – щелчки, потрескивания, низкий гул, – но это не отвлекало от работы Сафрона Тихоновича. Конечно, ему было любопытно, что там происходит, но из-за врождённой застенчивости он не решался выспрашивать о проводившихся в лаборатории опытах.

Видя непосредственного руководителя, Сафрон Тихонович вставал с места, с почтением протягивал руку для пожатия и кивал головой, здороваясь. А тогда, когда всё началось, начальник – Эдуард Викентьевич, – как обычно, подошёл к столу Сафрона Тихоновича, вставшего с ритуальным приветствием, но шеф посмотрел как будто сквозь него, оглянулся по сторонам и ушёл. Так и остался стоять Сафрон Тихонович с протянутой рукой, не понимая, что произошло. Пожал плечами и вернулся к работе, думая, что с его шефом что-то не так, что-то не в порядке. А как оказалось в дальнейшем, не в порядке был сам Сафрон Тихонович.

После работы Сафрон Тихонович отправился в магазин, чтобы купить продукты. Сначала всё было обычно. Он взял корзинку, направился в отдел овощей и стал с серьёзным видом выбирать огурцы, пробуя их на твёрдость и проверяя пупырчатость. Самые крепкие и привлекательные клал себе в корзину. Уже собрался в молочный отдел, но заметил, что на месте, откуда он только что брал огурцы, лежат новые, очень похожие на те, которые находились у него в корзине.

Сафрон Тихонович был озадачен. На всякий случай снял очки, протёр их платком, на расстоянии посмотрел сквозь них и снова надел. Огурцов, которые он только что видел собственными глазами, на прилавке не было. Сафрон Тихонович был человеком достаточно решительным, но в тот момент ещё и голодным. Поэтому решил во всём разобраться, но позже, и не стал экспериментировать больше с огурцами. Выбрав все необходимые продукты, он направился к кассе. Выложил вещи из корзины на движущуюся ленту и подошёл к женщине-кассиру. Та нажала кнопку, и продукты по ленте пододвинулись к ней. Сафрон Тихонович посмотрел на кассу в ожидании. Но женщина смотрела в сторону, как бы высматривая покупателя. Сафрон Тихонович откашлялся, пытаясь привлечь внимание. Кассирша посмотрела перед собой и всё-таки увидела его, воскликнув: «Ой! Извините, не сразу вас заметила!» Сафрон Тихонович похлопал себя по бокам и про себя удивился: «Как можно меня не заметить?» Странности продолжались, и уже на выходе из магазина перед Сафроном Тихоновичем не открылась автоматическая стеклянная дверь. Он махал руками и даже попрыгал, пытаясь призвать датчик движения двери к действию, но все попытки были тщетными, пока сзади не появилась молодая пара. На них сработал датчик, двери открылись, Сафрон Тихонович проскользнул наружу и в глубокой задумчивости пошёл домой.

Дома, без приключений, он поужинал. Непонятные вещи продолжились, когда он смотрел телевизор. Шёл художественный фильм «Город Зеро». Сафрон Тихонович сидел на диване и отдыхал. Вдруг изображение на телевизоре стало двойным, было такое ощущение, что на одном экране показывают две программы одновременно. Второе изображение словно проявилось сквозь первое. Сафрон Тихонович прищурился. Да, шёл фильм, и поверх картинки показывали рекламу. «Это что? Новые технологии рекламы?» – возмутился он про себя. Решив, что это уже чересчур и так смотреть фильм нет никакой возможности, Сафрон Тихонович выключил телевизор и взял в руки книгу. С чтением проблем у него не возникло.

Утром Сафрон Тихонович направился на работу. В троллейбусе привычным движением достал электронную проездную карту и приложил к считывателю. Зелёного знака, оповещающего об оплате с карты, на маленьком экране не появилось. Сафрон Тихонович повторно прикладывал карту, но безрезультатно. Вероятно, считыватель неисправен. Он был человеком воспитанным и приличным, поэтому достал бумажник, отсчитал монетами плату за проезд и заплатил кондуктору. Заскучавшая кондукторша охотно взяла деньги, это как-то успокоило его.

На проходной «ИзНАНа» снова случился неприятный момент. Уже бесконтактная карта сотрудника института не сработала. Сафрон Тихонович не мог попасть на работу. Ему пришлось обратиться к охраннику, который тихо спал в кресле:

– Разрешите пройти, моя карта не работает. Вероятно, сломалась.

Вздрогнув от неожиданности и открыв глаза, охранник увидел… растворяющегося в пространстве человека. Охранник часто заморгал, и теперь перед ним стояла знакомая фигура, обычная, непрозрачная.

– Здравствуйте, Сафрон Тихонович. Что-то вы сегодня рано. Давайте карту, мы проверим и выдадим новую после обеда.

Сафрон Тихонович был уверен, что пришёл на работу вовремя, может, только на минуту опоздал из-за задержки на проходной. Посмотрел на наручный хронограф. Он показывал ровно 9:00. В холле первого этажа института висели красивые настенные часы, на которых было 8:23. «Изнанцы» чётко следили, чтобы все часы в институте показывали точное время. Всё-таки институт «Изучения наноматерий…», и неправильно было бы, если бы часы отставали или убегали вперёд. Один умелец, младший научный сотрудник, даже сделал синхронизацию всех часов учреждения с кремлёвскими курантами на Спасской башне. Как ему это удалось – он держал в тайне. Но когда приезжали министры или чиновники, руководители «ИзНАНа» с гордостью рассказывали этот неоспоримый факт. Про это знал и Сафрон Тихонович, но решил лишний раз проверить:

– Простите, а сколько сейчас времени на ваших? – обратился он к охраннику.

– Половина девятого.

– А поточнее?

– Восемь часов, двадцать три минуты. Давайте вашу карту, – проговорил охранник.

Сафрон Тихонович отдал карту-пропуск и прошёл внутрь. Посмотрел на часы и перевёл стрелки назад на 37 минут. Добрался до рабочего места, включил компьютер и сел в кресло. Открыл текущий рабочий документ и принялся за дело.

Обычно его никто не беспокоил на рабочем месте, все задания он получал по электронной почте и так же отсылал разработанные документы в электронном виде в архив. К его столу быстрым шагом шла секретарша начальника.

– Сафрон Тихонович, вас вызывает к себе Эдуард Викентьевич! – громко сказала она.

– Меня?! Да, иду, – ответил Сафрон Тихонович.

Со смешанными чувствами он направился к непосредственному начальнику в кабинет, в котором не был несколько лет.

– Приветствую вас, Сафрон Тихонович, – поздоровался руководитель.

– Здравствуйте, Эдуард Викентьевич.

– Послушайте, почему вы не принимаете новые задания на разработку технической документации? Это нехорошо! Я вам час назад отправил пакет заданий и не получил подтверждения о приёмке вами, – с этими словами Эдуард Викентьевич развернул огромный настольный дисплей к Сафрону Тихоновичу. – Вот, посмотрите! – на экране была выделена строка, справа информация – «Отправлено: 10:00».

– Простите, наверное, какой-то сбой, я не видел этого задания, и уведомления мне не приходили. Извините, я перепроверю, – Сафрон Тихонович, чтобы спрятать глаза, опустил голову и машинально посмотрел на свои часы. Стрелки показывали десять часов двадцать три минуты. Сафрон Тихонович поднял голову и посмотрел на настенные часы в кабинете – одиннадцать часов ровно. Он смотрел на часы. На циферблате проявились ещё две стрелки – большая была между десятью и одиннадцатью, маленькая показывала двадцать три минуты. Всё вокруг потускнело. Сафрон Тихонович был один – ни начальника, ни кабинета, – всё растворилось, остались только он и нелепые часы с четырьмя стрелками. «Что же это такое?» – успел подумать Сафрон Тихонович и первый раз в жизни упал в обморок.

Открыв глаза, он увидел секретаршу Эдуарда Викентьевича. Она держала в одной руке стакан с водой, а второй шлёпала ему по щеке. Сафрон Тихонович сидел на гостевом кресле в кабинете непосредственного руководителя, запрокинув голову на спинку.

– С вами всё в порядке, Сафрон Тихонович? – спросила секретарша.

– Что-то мои часы не работают… – ответил Сафрон Тихонович.

– Отправляйтесь-ка вы домой, отдохните как следует. Отгул оформите завтра, – сказал Эдуард Викентьевич.

Сафрон Тихонович, как всегда, послушал начальника и отправился домой. Дома он лёг на диван, закрыл глаза и заснул.

Сафрон Тихонович сидел за рабочим столом и набирал на компьютере очередную инструкцию. Был уже вечер. Он любил уходить с работы позже всех. Общий свет погас, и только два монитора мерцали в темноте. Старый принтер загудел и напечатал лист с чёрным квадратом посередине. Сафрон Тихонович в замешательстве посмотрел на принтер и обратил внимание, что пол освещён каким-то зелёным светом. Он оглянулся и увидел, что из-под двери за его спиной через щель пробивается устойчивый поток необыкновенного зелёного света. Из-за двери послышалось: «…только больше 37-ми не устанавливай. Больше нельзя…» Он встал, подошёл к ней. Дверь не была заперта и чуть приоткрылась. Сколько Сафрон Тихонович себя помнил, эта дверь была всегда закрыта изнутри. Он решил разобраться, почему дверь оказалась открытой и что происходит в лаборатории. Ещё ему хотелось узнать про источник этого удивительного света. Сафрон Тихонович открыл дверь. Яркий зелёный поток ударил ему в лицо.

Открыв глаза, Сафрон Тихонович с удивлением обнаружил, что лежит на диване, дома. Но что-то было не так. Он посмотрел на свои руки, они были полупрозрачными. Он мог видеть сквозь них. В коридоре открылась входная дверь. Послышались чьи-то шаги. В комнату вошёл… он сам и, не замечая свою прозрачную копию, сел на диван.

Часы на руке «пришельца» отставали от часов на полупрозрачной руке Сафрона Тихоновича ровно на тридцать семь минут.

Весь мир вокруг пропадающего Сафрона Тихоновича дёрнулся и погас. Сафрон Тихонович видел только свои прозрачные руки, они исчезали, и он весь растворялся. Сафрон Тихонович захотел первый раз в жизни закричать, но не успел.

37 минут вперёд

Сафрон Тихонович чувствовал небывалый прилив энергии. Только одно его беспокоило – ощущение дежавю. Ему казалось, что всё, что он делает, он делал только что или, может быть, полчаса назад.

После работы Сафрон Тихонович отправился в магазин, чтобы купить продукты. Без приключений купил огурцы, молока и другой еды. Оплатил покупки на кассе и вышел из магазина. Дома поужинал и включил телевизор. Ощущение дежавю усилилось. Когда он уже засыпал, его не покидало чувство, что он в кровати не один, что кто-то уже спит в ней, и этот кто-то – он сам, Сафрон Тихонович.

Через день это странное чувство исчезло само собой. Сафрон Тихонович зашёл в квартиру, сел на диван, последний раз ему показалось, что он на диване с «двойником». Посмотрел на наручные часы, включил телевизор. Моргнул так, что показалось: мир вокруг весь передёрнуло.

Больше дежавю Сафрона Тихоновича не посещало.

00 минут

Двое аспирантов рассматривали установку в помещении для опытов в научно-исследовательском институте «Изучения наноматерий в квадратичном цикле пространства нулевых биений». Один из них был постарше. Другой выглядел моложе, глаза его горели от возбуждения, в руках он держал небольшой свёрток.

– Ну что, достал? – поинтересовался старший.

– Да, как и обещал! – с нескрываемым восторгом ответил младший и развернул на ладони свёрток.

В свертке был куб или, скорее, кубик чёрного цвета.

– О-о-о! – с восхищением воскликнул старший.

– Да! Абсолютно чёрное тело. Взял под расписку в лаборатории «Тёмных наноматерий». Сначала давать не хотели, боялись, что сломаем, но я их убедил. Предупредили только, чтобы долго не смотрели на куб. Установим? – спросил младший.

– Давай, только аккуратно! – командовал старший.

Молодой аспирант поднял ладонь с чёрным кубом. Куб действительно не отражал света, и было ощущение, что в руке он держал квадратную тёмную дыру.

В центре установки был пьедестал в виде цилиндра высотой около метра. Сверху, в центр пьедестала, младший положил чёрный куб. Заметил, что вторая дверь в лабораторию не заперта.

– А зачем ты вторую дверь открывал? – спросил младший.

– Проветривал. Настрой на 37 минут. Включай! – младший повернул какие-то выключатели и перевёл большой тумблер в верхнее положение. Лабораторию залил зелёный свет. Рядом с тумблером на панели управления была большая чёрная кнопка.

– Только больше 37-ми не устанавливай. Больше нельзя. По моим расчётам, установка может не выдержать. Нам не нужна непредсказуемость, – старший был спокоен.

Младший потянулся к чёрной кнопке и шёпотом протянул:

– Хорошо, установил на 37. Знаешь, я что подумал… Мы сейчас этот кубик отправим на 37 минут в прошлое, но ведь его не было там… Я его положил только минуту назад. Вот и думаю, не приведёт ли это… к пространственно-временному несоответствию? А может быть, вообще коллапс произойдёт?

– Да какой коллапс! Прошлое уже прошло, оно прошлое, кануло в лету, – возражал старший.

– Так мы его вот сейчас будем изменять! Тебе напомнить про «эффект бабочки»?

– Это сказки фантастов. И, сдаётся мне, они бы отдали всё на свете, чтобы оказаться сейчас на нашем месте. Что ты боишься? Без эксперимента мы всё равно ничего не узнаем. Блок измерений готов! Включай, давай! – старший был настроен решительно.

– Ну что ж, тебе виднее. «Изнанцы», вперёд! – сказал младший и нажал кнопку.

– Вывернем наизнанку этот мир! – воскликнул старший.

Зелёное сияние стало ярче. Весь мир вокруг дёрнулся и погас. И даже от звёзд остались только их меркнущие во времени очертания, будто меловые линии вокруг хладных тел, которых покинул когда-то живой, но такой авантюрный дух. Во всей вселенной остался один чёрный кубик. Все исчезло. Куб плыл в абсолютной темноте… как невидимка.